Снята с публикации
Коровы на льду

Бесплатный фрагмент - Коровы на льду

Любви другой хочется

Девкой без возраста, в юбке короткой — рваной, неглаженой, в топике розовом — пуп обнажающем, с бирюзою на шее, с сигаретой дешевой, но дорого пахнущей, не спеша, разудало бедрами размахивая, входила Любовь в век двадцать первый. Шпилькой — сантиметров двенадцать, набойки сбиты — шпилькой пыльной втоптала в липовый паркет сопли романтики.

И вроде руки у нее изящные, но лак бордово-малиновый на пепле волос смотрелся хищно и почти вызывающе…

Эй! Девка! Потрепанная ты какая-то… вон складки на чулках и помада размазалась! А под глазами, молодыми еще совсем, синяки — то ли от ночей бессонных, то ли от пьянства беспробудного…

Стой! Молчи! Ничего не рассказывай! Все равно в постель не приглашу, третьей не станешь. И без тебя гадко там…

А, может, грязь с тебя смыть, девонька?! Тряпьё сдернуть, да в костер бросить… только бусы оставить бирюзовые? И босиком чтобы по дому прошелестела любовь-любушка, любавушка… тихо прошуршала, крадучись. Сигареты выкинем. От хмельного вина ты откажешься. А пепел волос твоих в косы соберем да лентой украсим. Непристойно женщине простоволосой на люди выходить…

Только все равно одеть тебя нужно. В сарафан бы до пят… да не в моде теперь, не коротко. Знаю! В шаль заверну тебя! В длинную! Еще маминой мамой вязаную!

А потом спохватилась: да что ж это я?! Людям чувства нужны обнаженные — без тряпья, без налета, бесшалые… Шаль верни, и иди уж куда-нибудь. Я привыкла одна. Я не жалуюсь…

Две косы. Без помады губы. Босоногая, беззащитная горько плакала Любовь над озером. Руки нежно шелк водорослей гладили. А слезы прозрачные гладь воды разбивали…

Рядом присела. Обняла, как подругу любимую. На двоих — одна сигарета. Уронили на дно помаду бордовую…

И она прошептала: «Что дальше — то?»

Не знаю… Я сама бестолковая…

Плохие руки

…Завела себе мужчину. Решалась долго, выбирала пристрастно. Остановила взгляд на проверенном временем, молодом, мускулистом, молчаливом, не слишком сообразительном, материально обеспеченном.

…Поманила — заартачился. У него, видите ли, неуверенность в моей ответственности, последовательности и разумности. Не согласен он, солнечный, в двадцать третий раз кряду быть брошенным. Била посуду — в основном не нужную. Плакала. Натурально завывая и заламывая руки. Он смотрел, уговаривал одуматься. Видно, чуял неладное.

Пригрозила отравиться валерианою. Притих, задумался. Обнажив плечо и колено — стимулировала. Засмотрелся. Остался. Хорошо, что мирились, на ночь глядя. Миллионы женщин уверены — ночью с ними проще: одеться прозрачно, не прозаично — кружево, атлас… Разрешить помучить. Главное — не забыть ужином накормить.

На утро повезла его в любимые магазинчики — показать, как без него жилось тяжело. Осознал… мизерность собственной зарплаты по отношению к моим запросам. Утешила. Обещала отпускать после работы на «шабашки». Пригорюнился — устал, наверное. Привезла домой, опять покормила. Положила спать.

Любуюсь его пластиковой карточкой. Планирую, какие купить обои — квартира давно требует ремонта. Интересуюсь, есть ли у него добрые и работящие друзья. Стал угрюмым, не к месту вспомнил про пиво. Пожурила. Положила спать. Отвернулся к стенке!!!

Всю неделю баловала его мелочами — то маникюром новым, то прической необычной, то сплетней свежей. Ел. Молчал все больше. Кормила, правда, исправно — а то, не дай Бог, до постели не дошел бы. На вторую неделю заныл. Стал сравнивать себя с быком, почему-то производителем. Подумала: может, приболел?

Забеспокоилась, померила температуру, дала половинку какой-то таблетки, сказала — от головной боли. Отправила на простыни в гордом одиночестве. Утром даже завтраком покормила. Во вторник третьей недели оказалось, что галеты — это не еда, а йогурты он ненавидит. Спрашивается, чего две недели молчал?

Отдала мужчину. Подружки радовались и хлопали в ладоши, обещали кормить борщом и макаронами. Грустно конечно, но уж больно прихотливый оказался: кормежка дорогая, убирать за ним по нескольку раз в день надо и ногой не пнешь — обидится. Завела морскую свинку. Решалась долго, выбирала пристрастно…

Инвалидность…

Мою любовь ты,

словно хлам,

Безжалостно сметал

с дороги.

Я семенила по пятам!

И умоляла:

«Ради Бога!

Одумайся! Возьми! Взгляни!»

Но ты наполнил чашу боли

и протянул мне…

Были дни,

Когда несломленная воля

Тащила вверх

из царства тьмы

К семье, друзьям, мечтам и планам,

Я помнила, что были «мы»,

Что для меня ты «самый-самый»…

…Я заново учусь ходить

по кладбищу своих иллюзий.

Так странно это — «не любить»…

я тень… я больше не «обуза».

Весенний аут

Весной с моими мужиками — хуже всего. Конечно, хлопотно и летом, и зимой, и даже осенью. Но весной — оторви и выкинь! Можно привыкнуть к тому, что за этими сволочами убирать приходится день — через день. Бог с ним, с двухразовым питанием (не понедельник и пятница, а каждый день!). Но весеннее мужиковское хамство — убивает все самые светлые чувства.

Открываешь дверь, и, на тебе, они уже выскакивают в подъезд, радостно звеня яйцами. И что вы думаете? Та, Рыженькая — уже поджидает за углом! Вся такая гламурная фифа, распушенная под самое «ой-не-могу». Коготочки она, конечно, выпускает для виду, мол, «не подходи — убью», но в зеленых глазищах — такая муть, что не подготовленная особь противоположного пола просто падает к ее конечностям…

А потом выясняется, что фифа чужая, что тусуется она с местной бандой. А местная банда — это отъявленная шпана, которой откровенно по фигу, что мои мальчики хоть и не прочь погулять, но в основном — домашние.

Через пару дней, уже ничем не звеня, понуро поджав хвосты, эти предатели возвращаются… к моим ногам. Потрепанные, усталые, голодные (правильно! Какая дура будет на халяву чужих-то кормить?), возвращаются. Для проформы — наказание: сначала помывка — потом все остальное! В алюминиевых тарелках уже ожидает «Вискас», уси-пуси, сволочи мои ненаглядные… Господи! Это если с котами такие непонятки, что же с двуногих-то спрашивать!

Формально

Я формально тебя люблю.

Ты ревнуешь меня формально.

Знаешь, формально я не курю,

и не пью,

и живу нормально.

Мы формально похожи, как капли воды:

те же мысли, сомненья, кредиты, тревоги.

Мы оба читаем во время еды,

но ты бреешь лицо, я — ноги.

Неформально несчастные в этом мирке,

словно мыши в ловушке формального круга.

Формально свободные и налегке

бежим от себя

друг к другу.

Нас формально не давят ни мысли, ни сны,

дом, работа, планшеты, метро с пересадкой.

Формально не будет ни чувства вины,

ни встреч с кем-нибудь

украдкой.

Неформально несчастные, надо признать,

Неспособные выбрать алмазы из тлена,

Мы даже не знаем: куда убежать

Из формально

формального

плена…

Охота

Нааа коллл — лее-ниии! На колениии становись!!!

Теперь говори.

Нет. Ружье опущу только, когда всё скажешь.

Ты меня три года мурыжишь! И с этого расстояния — не промахнусь! Говори, говорю!!!

…Бедный, мой… Вот видишь, как это легко. Не бойся. Всё. Убираю палец с курочка…

И убирайся! Мерзавец!

Ася аккуратно сделала на вишневом прикладе папиного ружья очередную насечку. Папуся будет гордиться своей девочкой! Семнадцатый раз за последние два года ей сделали ПРЕД-ЛО-ЖЕ-НИ-Е! И в семнадцатый раз она — устояла!

Весенний листопад

Куда сбежать мне от своей Весны?

Как погасить безумные порывы?

Мне снятся сны

О том, что чувства живы

И ты живой, и нет моей вины.

Я просыпаюсь от своих же слез.

Опять одна. Опять в чужой постели!

Ничья вина…

Но как же надоели

Все эти отношенья «не всерьез»!..

Я наливаю горькую и пью,

За всех, кто не посмел любить любовь,

И тех,

Кто разбивает душу в кровь,

И тех, кто удержался на краю…

Бесполезный…

Вчера подкатывает ко мне мой благоверный и выдает: «Лапусик, у меня тут „Одноклассники“ зависли, одень Наташеньку — пойду с ней погуляю».

Подвох чуете?! Сейчас он с Натой погуляет, а потом к Алферовым — в «Контру» резаться! Задобрить хочет!

А он сразу «в штыки»: «Никуда я не собираюсь! Весь вечер с вами буду!»

Может, у них в компании опять объявили конкурс «Лучший отец года»? И его обязали на собственном ребенке тренироваться?

Но он не сдается: «Никто меня не обязал! Я сам. Добровольно!»

Кто ж ему поверит?! Где это видано, чтобы ОТЦЫ ДОБРОВОЛЬНО хотели гулять со своими детьми?!! Что обо мне подумают?! Что я — безответственная мать?!

А он — снова за свое: «Я, — говорит, — тоже имею какое-то отношение к ребенку!»

Какое-то — имеет. В конце концов, и его мутная капля сыграла роль в процессе создания…

Но доверить детеныша мужчине?! И вот я хитро так спрашиваю: «А чем ты с Наташенькой во дворе заниматься будешь?». И вижу — ОЗАДАЧИЛА!!!

«А что вы, женщины, обычно там с детьми делаете?»

Спрашивает! Ему же никогда в жизни не понять! Но все-таки отвечаю: «Да уж будь уверен, любимый, без дела — не сидим!»

Вроде успокоился… Но потом каа-аа-аак выдаст: «Тогда давай я тебе по хозяйству помогу?»

По хозяйству — это он хорошо придумал! Здесь даже если что испортит — всегда исправить можно. Пупсик мне идеи подает: «Давай я в магазин схожу?»

«Схожу»? Надо говорить «сбегаю» — иначе мы без обеда останемся!

А он: «Давай полки закреплю в шкафу? Они уже давно разболтались…»

Умница! Полки — это хорошо! За полки я сама не возьмусь. И тут смотрю — он к выходу намылился. «Куда?!» — спрашиваю так спокойно-спокойно.

«К соседу. За отверткой». Люди! У меня мужик совсем оборзел! Он меня перед всем домом опозорить хочет! Что соседка подумает?! Что у меня муж под каблуком?! Что я его работать по дому заставляю?! Тут-то мой мужик совсем разобиделся: «Пойду тогда, — говорит, — к Алферовым, террористов погоняю!»

Слава богу, реакция у меня, как у таксы! Ловлю за шиворот этого прохвоста, вручаю ему обалдевшею Натусеньку. Открываю дверь. И почти с пинка поясняю: «Иди лучше с ребенком погуляй, чудовище! Весна! Солнце! Воздух! ПОЛЬЗА!»

Эх! Пользы бы от вас, мужики!

Сумбурное

я для тебя — словно яркая «цацка»: то на руках, а то — дома забыта.

я для тебя — словно новая ваза: классно, конечно, и жаль, что разбита.

я для тебя — как цветы на окне: то засыхаю, то с горкой залита.

ты для меня — веселящий газ, ты — не моя орбита!

ты — для меня, я — для тебя

током по коже, по нервам.

ты — для меня, я — для тебя.

кто-то

сломается

первым.

Рабство любви

Это же надо было умудриться обжечь руку в микроволновке! Теперь и без того скромное желание приготовить для мужа сытный ужин скукожилось до размера ожога. Маленького такого. Он даже болеть не сразу решился. Ожог. На тыльной стороне ладони. В форме сердца. Симпатичный такой… вечером покажу его Женьке. До ужина, разумеется.

Пусть видит, как я его люблю…

…Женька ушел. Чувства ушли. Шрам остался. В форме сердца. В форме чайки — ожог на маминой руке. Кроличьи ушки — на руке сестры. У Аннушки — снежинка, у Юлии — бабочка. А у меня — сердечко. Клеймо кухонной рабы, бунтующей против хозяина — быта.

На память

«Не прикасайся!» — мне хотелось закричать.

Не трогай душу трепетно и нежно…

Не прикасайся… я ведь не безгрешна,

а нашу связь приходится скрывать…

Не смей писать мне! Хватит нежных слов!

Омар Хайям… Асадов… Блок… Не мучай!

Какой же чертов и счастливый случай

Нас свел с тобой играть в любовь?

«Не уходи» — хочу я прошептать.

Экран погаснет… сердце гулко бьется.

«Не смей забыть меня!»… «Не надо мне писать!»

«Не прикасайся!». Но пусть нежность остается…

Макс

Они появились в моей жизни одновременно. Вовка — двухметровый красавец-мужчина и Макс — пять сантиметров в холке крыса. Оба ходят по дому деловито, по-хозяйски. Оба жутко привередливы в еде. А Максу пора на диету. Оба требуют внимания. Их надо гладить. С ними надо разговаривать. Оба терпеть друг друга не могут. Ревнуют.

Максу — проще. Спустился со стола, погрыз вражеский телефон, вернулся на стол. Вовке сложнее: обижать Макса нельзя: он, прохвост, придёт ко мне ночью жаловаться. Вовка ограничивается бранью. Смешные.

В компаниях всегда рассказываем про их войнушки. Правда смешно. Тем более что я знаю — они меня оба любят. И ругаются теперь только для проформы.

Макс.

18+

Книга предназначена
для читателей старше 18 лет