Колючая сказка

Пролог

Все события романа и имена героев вымышленные

и если кому-то, что-то вдруг покажется знакомым,

советую просто перекреститься и

трижды плюнуть через левое плечо.

Мелко пакостная капля чувственно раздуваясь, отражала в себе окружающую тягостную, серую действительность. Москву захватил обыденный декабрьский дождь, который по мнению всех центральный СМИ был абсолютно заурядным явлением для средней полосы России. А иначе невозможно объяснить почему, как только в декабре начинались снегопады, а в январе крепчали морозы, то тут же все дикторы телеящика с неподдельным беспокойством в глазах начинали тревожно вещать о небывалой аномалии, захватившей страну. Будто мы находимся, как минимум на широте тропиков. Но вполне вероятно это самое «аномальное» было любимым словечком ведущих и с его помощью они просто искусно удерживали внимание публики весьма охочей до сенсаций и громких скандалов. А потому на смену аномальным метелям в феврале, приходило неожиданно бурное таянье снега в апреле, затем Россию накрывали невиданные ливни в июне, а в июле совершенно непредсказуемо нас посещала небывалая жара. И в силу всего этого погода для начала зимы была вполне себе нормальная… дождливая…

А об аномальности своего положения размышлял мокрый жалкий кот. Бедняга, пристроившись под убогой скамеечкой, пытался укрыться под столь ненадёжным укрытием от вездесущей сырости. Капля к этому времени уже достаточно отяжелела и гаденько ухмыльнувшись, соскользнула с перекладины и, угодив животине прямо между глаз, хихикнув, разлетелась мелкими брызгами. Кот поджал уши, обиженно зажмурился и негодующе встряхнул головой, но не попытался избавиться от ехидно назойливой капли, с бессердечной периодичностью, донимающей его. Ему не хотелось сдвигаться с уже нагретого и сухого места, и он продолжал хмуро щуриться и наблюдать за лужей, коварно подбирающейся к его лохматым лапам. Морда кота выглядела абсолютно несчастной, и только усы продолжали непокорно топорщиться, не желая мириться с его печальной участью. В голове бедолаги блуждали мысли о превратностях судьбы. Совсем недавно он и представить не мог, что может оказаться, вот так, всеми забытый и никому не нужный под скамейкой на улице. И теперь горько сожалея о прошлом сытом и безбедном существовании, он тяжело вздыхал, насколько на это был способен кот.

Глава 1. Тремя днями раньше…

Разбухший от человеческих ресурсов, денежных потоков и непомерного тщеславия огромный город мирно спал, и только огни вездесущей рекламы продолжали сиять и перемигиваться, зазывая редких прохожих. Мегаполис напоминал цепкого клеща на теле богатейшей страны, который высасывая с необъятных просторов все финансовые соки, концентрировал их в своём бездонном, жадном брюхе, обеспечивая особо избранным поистине аристократическую и пресыщенную вопиющей роскошью жизнь. Ну а остальной обширной серой массе для обеспечения комфорта сильных мира сего, позволялось оставаться на плаву и радоваться счастливой причастности к тщеславному существованию в вожделенной столице.

За окном фешенебельной многоэтажки, расположенной в престижном районе, ещё ничто не говорило о зарождении нового дня. Продолжительность светового времени суток продолжала бесконечно уменьшаться, что не способствовало своевременному пробуждению хозяина апартаментов. В квартире на двадцать пятом этаже, явно спроектированной и обставленной продвинутым дизайнером, было ещё темно, как вдруг на кухне за жёгся свет и приятный женский голос настойчиво, но нежно огласил пространство:

— Феликс, дорогой, пора вставать. Милый, ты уже полежал пять минут, вставай. Ну же, Феликс! Вставай, любимый…

Мужчина около тридцати лет недовольно подумал: — «Да пора», — потянулся и забурчал:

— Всё, всё, встаю. Да надоела уже! — довольно грубо ответил он на столь вежливое и заискивающее обращение и, протянув руку к пульту, отключил надоевший будильник.

Усевшись на краю кровати и желая избавиться от остатков сна, Феликс встряхнул головой и уже почти бодро вскочил на ноги. Сделав по привычке небольшой комплекс упражнений, мужчина оправился в душ, а после водных процедур весело насвистывая пошагал на кухню, где его уже ожидала чашка кофе из кофе машины и горячие тосты строго по программе и в назначенное время вылетевшие из тостера. Хозяин квартиры следуя веянью научно-технического прогресса отказался от постоянной прислуги, заменив её более «продвинутой», как он считал, системой «умный дом». Правда от присутствия в доме посторонних Феликс до конца избавиться не смог поскольку кровать сама по себе упорно не заправлялась, посуда никак не желала самостоятельно залазить в посудомоечную машину, а ужин сам по себе не приготавливался и потому помощница по хозяйству к нему всё же наведывалась.

Легко перекусив (более плотный завтрак обычно дожидался его в очень приличной кафешке неподалёку от офиса), мужчина засобирался на работу. Оглядев себя в зеркало, он остался доволен видом человека, уверенно взирающим в его карие глаза.

— Разрешите представиться, — сказал хозяин квартиры двойнику. — Феликс Александрович Вяземский, — чётко произнёс он.

Ему безумно нравилось, как это звучит. Когда Феликс произносил своё имя он всегда с удовольствием замечал нездоровую заинтересованность в глазах собеседников. Хотя само имя данное ему по настоянию тогда ещё живой прабабки-коммунистки, которой никто не смел перечить, мало сочеталась с фамилией древнего русского рода, но это ничуть не смущало нашего героя. Во всём его облике сквозил племенной аристократизм, а к самой фамилии так и хотелось на французский манер добавить частицу «де», дабы подчеркнуть несомненное знатное происхождение её обладателя. Правда на самом деле в родословную Феликса от древнего дворянского рода могла примешаться кровь разве, что княжеского конюха, затащившего на сеновал дворовую девку. Но несмотря на это мужчина продолжал гордиться собой, считая себя всё же выше остальной народной массы… Поскольку был он коренной москвич… Аж в третьем поколении! А если учесть, что его мать происходила родом из Ленинграда, а та самая прабабка являлась исконной петербурженкой, то это и вовсе поднимало Феликса на недосягаемую высоту над остальными простыми гражданами огромной страны. Подобный союз был сродни заключению брака между двумя царскими фамилиями в надежде на примирение сторон что, впрочем, никогда не ограждало страны от конфликтов, а царственные дома от распрей. Так и родственники Феликса по папиной и маминой линии, конечно не устраивали поединки, как Монтекки и Капулетти, но испытывали к друг другу взаимную личную неприязнь, интеллигентно скрываемую под натянутыми улыбками. Единственным камнем преткновения между семьями оставался сам Феликс, которого баловали как с одной, так и с другой стороны, что не мешало противоборствующим группировкам обвинять другу друга в неправильном воспитании ребёнка.

Вяземский улыбнулся отражению: — тёмно-синий костюм от известной фирмы подчёркивая его спортивную фигуру сидел, как влитой, а белоснежная рубашка выигрышно контрастировала с загорелым лицом…

Здесь и далее мы не будем забивать голову читателя бесконечными перечислением продвинутых брендов и товарных марок, как это любят делать авторы гламурных романов с эротическим уклоном и не по причине того, что делая рекламу одним боимся обидеть других. Просто для подавляющего числа населения все эти наименования так же неведомы, как названия звёзд далёких галактик, но главное, они так же астрономически дороги, а потому абсолютно недоступны и неинтересны основной массе. Но из всего выше сказанного становится понятно: — свой загар Вяземский получил на респектабельных и престижных курортах Европы и Америки, а не на облюбованном российскими «нище бродами» (да простит его читатель!) Турецком берегу по системе all inclusiveВсё включено..

Итак, вернёмся к нашему герою…

Ещё немного полюбовавшись отражением баловня судьбы, Феликс улыбнулся. В довершении своего сногсшибательного образа молодой мужчина надел на руку часы и взглянув на циферблат победно вскинул голову. Часы принадлежали к той категории вещей, которые по непонятной для простого обывателя причине стоили дороже приличной иномарки, а потому вызывали в их владельце особое самодовольство. Феликс направился к выходу и, спустившись на бесшумном лифте в гараж, сел в не менее шикарный автомобиль. Выехав из ворот, Вяземский буквально с места газанул, что было абсолютно бессмысленным, поскольку почти сразу, он оказался в потоке машин. Двигаясь, по мнению Феликса, со скоростью сонной черепахи, он постоянно жал на клаксон. Зажатый среди примитивных Лад, Хонд, Рено, Хёндаев и прочей бюджетной шушеры зарубежного и отечественного автопрома он всё больше раздражался, поскольку вся эта шалупёнь не позволяла его «красавице» выжать все, на что она была способна. Длинные вереницы машин, управляемые подмигивающими светофорами, напоминали отару овец, мерно блеющую сигналами, и послушно бредущую по бесконечным московским дорогам, расползаясь по своим офисным стойлам.

Вскоре Вяземскому всё это надоело и желая сократить путь он ломанулся через уже освобождённые от машин дворы, ничуть не заботясь о запрещающих знаках. Проезжая очередной поворот, мужчина проскочил мимо замшелых девятиэтажек и вскоре сносимых «хрущёвок» и не сбавляя скорости выкатил на улицу, которая к его радости оказалась на удивление свободной. До офиса оставалось совсем немного. Заметив впереди «зелёный» он надеясь проскочить перекрёсток до смены сигнала прибавил газу, не обращая внимания на пешеходный переход впереди.

Девушка абсолютно уверенная, что имеет полное право передвигаться по зебре, собиралась ступить на проезжую часть, но заметив несущуюся крутую иномарку благоразумно решила дождаться, когда водитель соизволит притормозить и прижалась к бордюру. Но автомобиль Феликса и не думал задерживаться из-за столь ничтожной помехи, а издав победный рык пролетел мимо, окатив дурёху грязной водой из растаявшей лужи. На мгновение оторопев девушка в следующую секунду разразились праведным гневом, а оглядев себя обиженно скривилась.

— Это же моё новое пальто! Я за него отдала почти всю зарплату! — расстроенно пискнула она и на её глаза навернулись слёзы.

Взглянув в стекло заднего вида на гневно размахивающую руками «мокрую курицу» Вяземский, совершенно не заботясь угрызениями совести, за оказанный материальный ущерб несчастной прохожей только ухмыльнулся, а через несколько минут припарковался у сверкающего зеркальным стеклом высотного здания. Здесь располагалась фирма, директором которой он являлся. В этот момент Феликс уже и думать забыл о недавнем инциденте, и поставив своё авто на сигнализацию, с видом царственной особы направился к дверям. На входе господина встретил услужливый не то швейцар, не то охранник. Своим мощным телосложением и бычьей шеей он напоминал вроде бы охранника, но тем какими полюбострастными глазами детина поедал Вяземского и той поспешностью, с которой он бросился приветствовать «боса», открывая перед ним двери — это был всё-таки швейцар. Уверенным шагом Феликс проследовал к лифту, лишь кивком головы отвечая на слащавые улыбки подчинённых, а иногда и вовсе не замечая приветствий. Вскоре мужчина оказался на этаже, где находился его кабинет. Завидев шефа, женщина средних лет, скорее похожая на строгую училку, чем на секретаршу процветающего бизнесмена, услужливо поинтересовалась:

— Феликс Александрович, завтрак я заказала. Вам принести в кабинет или вы спуститесь в кафе?

— Я сам спущусь через часик, — ответил бос и скрылся за дверью.

И фирма, и секретарша достались Феликсу от рано почившего отца. Старший Вяземский создал её ещё в девяностые, но те лихие года не только подняли на недосягаемую высоту доходы папаши, но также основательно подорвали и его здоровье. Сердце Саши Вяземского, подорванное безудержными попойками и постоянным напряжением для защиты бизнеса от «оборзевших волков» в конечном итоге не выдержало, и отец не дожил даже до пятидесяти. Но умер он всё же, как и подобает достойному бизнесмену в кругу свой семьи, успев дать своему единственному отпрыску ценные наставления и наказ: — «Анжелу не обижать — она тётка проверенная и правильная». Феликс и не обижал, а оставил секретаршу на месте, чему не раз и сам порадовался. Женщина словно отлаженная машина никогда не задавала ненужных вопросов, а выполняла всё чётко и беспрекословно. Сразу видно старую школу!

Надо отдать должное Вяземскому младшему, он весьма успешно продолжил дело отца, заставив считаться с собой и партнёров и конкурентов. Феликс вывел фирму на международный уровень, а потому у него были все основания гордиться собой и смотреть свысока на менее успешных товарищей.

— Анжела, пригласи ко мне Геннадия Аркадьевича, и принеси кофе, — попросил он, нажав кнопку селектора.

Развалившись в кожаном кресле Феликс прежде всего просмотрел записи в «напоминалке» — еженедельнике, стоявшем на столе. Отметив будничные планы, мужчина прочитал: — «В 15.00. — галерея с «Л»», вторая запись гласила «Вечер в Камеди с «В». Это означало, что днём он посещает галерею с Леночкой, где подружка планировала прикупить с её слов: — «страшно улётную» картину, а вечером он идёт на известное шоу с Верочкой. Почему на листке красовались только буквы «Л» и «В»? Для конспирации… унаследованной Феликсом, по-видимому, от прабабки. Полные имена подружек Вяземский благоразумно не записывал ни дома, ни на работе. Вдруг, какой из его пассий придёт в голову нагрянуть к нему, и ещё хуже, заглянуть в его записную книжку? А так это «В» или «Л» вполне могут сойти за Вовчика или Лёнчика — его друзей детства.

Обе девушки были исключительно хороши, служа визитной карточкой мужчине сопровождающему их и выглядели словно модели глянцевых журналов. Одна: — жгучая брюнетка с голубыми глазами, обожала модные тусовки и клубы. А другая: — яркая блондинка с зелёными, являлась натурой утончённой, а потому предпочитала знаковые выставки и концерты. Честно говоря, Феликс не задумывался какой из подружек он отдаёт предпочтение, считая, девушки просто хорошо дополняют друг друга. Хотя по финансам бос мог завести и третью любовницу, но из опасения, что ещё на одну женщину у него не хватит ни времени, ни сил, он не делал этого.

Периодически бабушки и дедушки с обеих сторон семейства настаивали на свадьбе и правнуках, но мужчина не тропился взваливать на себя столь тяжкое бремя ответственности, как брак. Да и не одна из подружек, беспокоясь за свою фигуру и свободное время препровождение, не горела желанием произвести на свет для него наследника. Правда обе девицы безусловно надеялись окольцевать завидного жениха, мечтая запустить свои жадные до денег ладошки в его карманы.

Распланировав день, Феликс приступил к работе. Просматривая докладные записки, отчёты и счета, Вяземский попутно отвечал на телефонные звонки и отдавал распоряжения. Он подписал очередную бумагу, когда в кабинет зашёл его зам по коммерческой деятельности Геннадий Аркадиевич Фролов:

— Феликс, звал?

Оторвавшись от документов, бос взглянул на помощника. Он взял Фролова на место зама исключительно из-за настоятельной просьбы своей «мамули», хотя всегда был противником подобных «протеже». Мать была дружна с семьёй Геннадия и упорно настаивала, чтобы сын помог в трудоустройстве отпрыску её подруги. Хотя с Генкой Феликс учился в одной школе в параллельном классе, близкими друзьями они никогда не были, но и это старое знакомство часто напрягало Вяземского, поскольку зам «на правах друга» частенько позволял себе лишнее и постоянно терял субординацию, особенно когда они оставались одни. Правда, Феликс вынужден был признать, специалист Фролов оказался грамотный и толковый. Выглядел Геннадий несколько одутловатым, что не мешало ему увиваться за каждой юбкой. Сам Феликс, несмотря на внешний вид исключительного «мачо» взял за правило не заводить романов на работе. Он не хотел вызывать ненужных сплетен и склок в команде, что разумеется плохо бы отразилось на деловой обстановке и атмосфере коллектива. А Генка же напротив постоянно попадал в неприятные истории из-за своих амурных похождений. Благоверная Геннадия работала здесь же главбухом и не уступала мужу в размерах. Наверное, он по-своему любил её поскольку несмотря ни на что не думал разводиться. А возможно просто пользовался прикрытием супруги. Когда очередная пассия начинала требовать от мужчины более серьёзных отношений, на передний план выкатывалась бронебойная самоходная артиллерия с нежно цветочным именем Маргарита и камня на камне не оставляла от обнаглевшей «потаскушки». Вот как совсем недавно, когда жена застукала Генку на рабочем месте в обнимку с секретаршей. «Малышку» пришлось тут же уволить, и некоторое время помощник отдувался за свою половую распущенность, взвалив обязанности делопроизводителя на свои плечи, что у него получалось крайне безобразно.

Вспоминая об инциденте Феликс довольно усмехнулся: — буквально накануне Вяземский лично представил помощнику его новую секретаршу, от вида которой вечно сияющий Генка тут же потускнел и «выпал в осадок». «Девушку» для зама шеф попросил подобрать Анжелу. Женщина чутко уловив настроение начальника, вскоре привела «старую мымру» чуть за сорок, но по словам Анжелы «исключительную умницу».

Не дожидаясь приглашения, Геннадий уселся напротив патрона.

— Ты мне не подготовил бумаги по участку, — строго проговорил Феликс.

— Ну ты же понимаешь я не успеваю за всем один, — виновато промямлил помощник. — Я давно не справляюсь с тем объёмом работы, который ты на меня навалил, — фыркнул он.

— Меньше за бабами увивайся на рабочем месте, тогда глядишь всё успеешь, — огрызнулся Вяземский. Геннадий скорбно потупился, но шеф тут же смягчился. — Сегодня должны прийти претенденты на должность твоего зама, — проговорил бос и протянул папку с резюме.

Генка, пролистывая листки анкет сокрушённо вздохнул:

— Даже не сомневался… Одни мужики.

— Ты знаешь мою установку. Женщины в фирме могут работать либо секретаршами, либо в бухгалтерии. Ну ещё уборщицами… До дел я не одну бабу не допущу.

— Нет на тебя феминисток, — кисло скривился Генка. — Они бы тебе устроили дискриминацию по половому признаку, — но вдруг он встрепенулся. — О! А вот этот соискатель очень даже ничего! — повеселел помощник. — А эта просто супер!

Феликс удивлённо взглянул на Фролова и вырвал паку из его рук. Взглянув на фото девушек он нахмурился:

— Ты мне брось здесь конкурсы красоты устраивать! — фыркнул Вяземский, и даже не взглянув на анкеты, нажал на кнопку громкой связи. — Анжела, что делают резюме женщин на должность зама Геннадия Аркадьевича? — сердито поинтересовался он.

— Феликс Александрович, — начала оправдываться секретарша. — Викторию Боголюбскую потребовала включить в списки ваша мама. Я не могла отказать! — Феликс поморщился. Он тут же догадался, что девушка дочка очередной знакомой матушки, которую требуется «пристроить» и скорее всего не на работу, а замуж, и вполне вероятно, что за него — за Вяземского. — А Мария Бережная заинтересовала лично меня, — пояснила Анжела. — У неё очень хорошее образование и опыт работы в нашей сфере. Мне кажется очень перспективная девушка.

Шеф поморщился, но спорить с секретаршей не стал. В конце концов решение принимать ему. А Вяземскому ничего не стоит, вежливо поблагодарив девиц, выставить их за дверь. Отбросив резюме, Феликс вновь поинтересовался у Фролова:

— Так что у нас с договорами на землю?

— Всё в порядке, — оживился помощник. — Только… — неожиданно замолчал он.

— Ну что?

— Да бабка там одна заартачилась. Ни в какую не желает съезжать. Говорит, на кого я своих кошек оставлю? У неё там вся округа котов пасётся, — хихикнул Генка.

— Чёрт, из-за каких-то котов мне все планы рушить? — разозлился Феликс. — Ладно, я сам с ней разберусь, — и взглянув на часы уточнил. — Сейчас проведём кастинг, а после в кафе ты мне всё подробно расскажешь об этой старухе. Анжела! — воскликнул он, нажав на кнопку селектора.

— Да, Феликс Александрович?

— Кандидаты подошли?

— Да, почти все здесь.

— Пусть заходят.

Первой затмила пространство кабинета безупречными ногами миловидная девушка с пухленькими губками, одетая скорее в макси майку, чем в мини юбку. Но Феликсу на работе нужны были не ноги, а голова и, задав несколько вопросов, он убедился в полном её отсутствии у протеже «мамули». Взглянув на помощника и увидев, как у Генки разгорелись глаза, Феликс наискосок пробежал по её резюме и выставил девицу вон:

— Спасибо! Мы вам перезвоним… — пообещал шеф и про себя хмыкнул: — «Может в другом месте я был бы и не против поближе познакомиться с ней».

Следующие четыре претендента не вызвали у Фролова никакого интереса и отбором занимался в основном Вяземский. Молодые люди явно тщательно готовились к собеседованию. Часто Феликс встречал людей по одёжке и он обратил внимание на безупречный вкус в одежде второго кандидата, похоже наслышанного о подобной слабости главы компании. Остальные были одеты скромнее, но вполне достойно. Кроме внешнего вида шеф отметил глаза преданной собаки третьего соискателя, и занудно сложенные губы «очкарика». Этот, желая угодить начальству на работе будет дневать и ночевать, — язвительно подумал Вяземский, провожая его глазами. Строго разглядывая претендентов, словно лошадей на ярмарке, босс задавал интересующие его вопросы, но не все ответы ему понравились, и он так же вежливо пообещал перезвонить. После того, как последний соискатель скрылся и в дверях никто не появлялся, потеряв терпение шеф снова нажал кнопу громкой связи:

— Анжела, я жду! Пусть заходит следующий.

— Феликс Александрович, но больше никого нет…

— Как нет?

— Нет!

— А эта? — шеф посмотрел анкету. — Мария Бережная.

— Она не пришла.

Феликс хмыкнул и вздохнул с определённой долей облегчения. Всё же просмотрев резюме, он уже понял, женщина с таким образованием и опытом работы вполне могла претендовать на выставленную вакансию. А вдруг она, как и предсказывал Генка, окажется настойчивой и натравит на него чокнутых феминисток? Встречаться с обиженными на судьбу бабами ему вовсе не хотелось — это могло негативно отразиться на международном имидже фирмы. Всем известно, какую волю, достигшую абсурда, на западе получили подобные особи. Похожие на пародию на женщин, чем на самих женщин они затюкали европейских мужиков своими пресловутыми правами.

— Ладно. Пойдем, перекусим, а завтра решим, кому отдать предпочтение, — поднялся с места шеф.

Геннадий довольно улыбнулся, хотя сам он взял бы первую соискательницу. Мужчины направились к выходу из приёмной, но в дверях столкнулись с запыхавшейся девушкой.

— Ой, простите я не опоздала? — взволнованно заговорила она.

— Если вы на собеседование, то оно уже закончилось, — презрительно сложив губки, ответила за шефа Анжела, обиженная опозданием своей кандидатуры.

— Я вас умоляю! Так получилось. Я всё объясню! — воскликнула девушка безрезультатно пытаясь сдуть выбившиеся на лоб пряди причёски.

Мельком взглянув на растрёпанную девицу, Феликс скользнул взглядом по будто наспех надетой видавшей виды болоньевой куртке с совершенно не подходящей к ней сапогами. Вяземский с помощником, не задерживаясь, последовали дальше, а девушка настойчиво умолял Анжелу пропустить её к шефу.

— Он вышел. Вот же прямо перед вами, — фыркнула секретарша и девушка кинулась следом за мужчинами.

— Постойте! — закричала она. — Я Мария Бережная! Я подавала вам резюме! Вы назначили мне собеседование!

На мгновение остановившись, Феликс, холодно взглянув в сторону соискательницы проронил:

— Вы опоздали. Если вы даже на собеседование не могли явиться вовремя, то о чём можно с вами говорить? Мне не нужны безответственные сотрудники.

— Но я всё объясню! Так получилось! — умоляюще взывала девушка, стараясь не отставать от мужчин ни на шаг.

— Разговор закончен, — отрезал Вяземский, а Геннадий, мило улыбнулся, на минуту задержался и благожелательно прошептал:

— Не убивайтесь вы так. Мы ещё ничего не решили. Подойдите через три дня. В понедельник. К часикам так к двум. — посоветовал он.

Обнадёженно захлопав глазами, девушка перестала преследовать мужчин.

— Я не понял, чего это ты ей пообещал? — нахмурился Вяземский. — Кажется, я ясно выразился, мне такие сотрудники не нужны.

— Да брось ты Феликс, — хихикнул Генка. — Она же, как банный лист. Так бы и бежала за нами. Знаю я таких особ.

Устроившись в уютном кафе, приятели обсудили дела с землёй. Феликс, как подобает приличному руководителю представительной фирмы, решил обзавестись домом в Подмосковье. Не то что чтобы особняк был ему очень уж нужен, просто как-то не солидно при его статусе не иметь собственного поместья в России. Особенно в свете последних недружественных действий заграничных правительств по отношению к собственности российских бизнесменов.

Вяземский выбрал замечательное место неподалёку от небольшой речушки, и долго размышлял какой проект предпочесть: — новомодный из стекла и бетона или что-то более приземлённое? Но по-видимому под веяньем петербургской крови прабабки и «княжеской» фамилии отца, Феликс остановился на усадьбе, выстроенной в новорусском классицизме с колоннами и портиком у входа. Дела Вяземского складывалось, как нельзя лучше: все кто нужно «умаслен», документы подписаны, жители благополучно продали свои халупы, но тут одна старуха уперлась, ни как не желая съезжать в купленную для неё комнатёнку на московской окраине.

— Ну и что ты с ней цацкаешься? — нахмурился шеф.

— Она грозиться обратиться в прокуратуру.

— Да пусть хоть к самому господу богу обращается! — засмеялся Вяземский. — Скорее сдохнет пока будет бегать по своим судам! Поехали! — решительно поднялся Феликс и поспешил к парковке.

Часа через полтора подельники оказались на месте. Хлопнув дверцей, Феликс уверено пошагал к деревянной развалюхе, возле которой замер бульдозер и растеряно топтались рабочие. Толкнув хилую калитку, Вяземский направился к покосившемуся крыльцу и, поднявшись по стареньким скрипучим ступеням, переступил порог. Оказавшись внутри, мужчина по-хозяйски огляделся. С потёртого дивана, с печи, из-под лавки на незваного гостя уставились настороженные круглые кошачьи глаза. Время в этом месте будто остановилось. Посреди избы дышала благодушным теплом русская печь, а на столе красовался свежевыпеченный каравай. Воздух в горнице был наполнен ароматом хлеба, вперемежку с дурманящими запахами трав, развешанных здесь повсюду. О двадцать первом веке в избе говорил разве, что ноутбук удивительным образом покоящийся на деревянном резном комоде. Сия вещица, покрытая вышитой салфеточкой, казалась странным пришельцем из будущего и просто резала глаза.

— Ну и что бабуля ты артачишься? — с порога заявил Вяземский.

— А здороваться, сынок, тебя не учили? — продолжая возиться у печи, заворчала старуха, напоминая бабу — ягу из сказки.

— Некогда мне тут с тобой разговоры вести! — прямо по-книжному произнёс Феликс. — Собирайся! Тебе квартиру со всеми удобствами взамен твой халупы даём. Там и водопровод, и центральное отопление.

— А на, что оно мне? — упрямо прищурилась бабка. — Здесь мои предки и родились, и представились. И я хочу здесь с ними остаться.

— Ну это я могу тебе организовать, — процедил Феликс. — И твоим котам заодно.

Старуха недобро взглянула на хамовитого гостя:

— Сердца у тебя нет!

— А на что оно мне? — хмыкнул Вяземский. — Все, что надо я могу купить. А земля твоя — уже моя. Так что проваливай!

Покачав головой, женщина проворчала:

— Так на что тебе одному-то столько? Вот ведь жадность человеческая… Все ж дворы в округе скупил. Прямо дворец задумал построить?

— Тебе какое дело, старая?

— На велосипеде нечто будешь по своим хоромам разъезжать?

— Да хоть на электрокаре. Хватит мне зубы заговаривать. Собирайся! — вновь потребовал Феликс, пропустив мимо ушей увещевания старухи.

— А не боишься милок, что тебе это боком может выйти?

— В суд обратишься? — ухмыльнулся Вяземский.

— Не-е-ет. Такого как ты судом не прошибёшь, — проницательно уставилась в его глаза бабка и на какое-то мгновение, Феликсу сделалось не по себе. — А божьего суда не боишься?

— Вот чего меньше всего боюсь так это божьего наказания, — хохотнул он. — В церковь зайду свечку подороже куплю, и бог всё простит.

— Да, такого как ты простит… — задумчиво согласилась старуха. — А как прокляну тебя? — зло прищурилась она.

Мужчина засмеялся:

— Валяй. Тоже мне напугала, ведьма старая!

— Как скажешь милок, как скажешь, — ехидно захихикала старуха.

— Наслушался я тебя уже, надоело! — фыркнул Вяземский, и высокомерно осматриваясь прошёлся по комнатёнке.

Остановившись возле стола, он без спроса отломил кусок каравая, и начал есть. Старуха только ядовито усмехнулась, а Феликс направился к выходу. Неожиданно дорогу мужичине попытался перебежать чёрный кот, и Вяземский выругавшись, со злостью пнул животину, но тут же словно в наказание поперхнулся и закашлялся. Котяра, издав противный вопль, отлетел в сторону, а бабка злобно сощурилась.

— За что ж ты его так?

— Пусть не вертится под ногами, — выдохнул Феликс не в силах откашляться.

— На-ко, испей, — смилостивилась старуха и подала кружку. Вяземский, не отказавшись от помощи, жадно прильнул к питью. Напиток напоминал компот, и застрявшая крошка быстро проскочила куда следует. Мужчина, наконец, отдышался.

Даже не поблагодарив, он поставил кружку на лавку, вышел на крыльцо и приказал:

— Давайте выносите всё барахло и грузите! — указал Вяземский на как раз подыхавший грузовичок.

Рабочие безропотно подчинились и поволокли вещи на улицу. Старуха с обиженным котом на руках вышла следом и ледяным взглядом оглядела работяг. Задержав взгляд на Феликсе она прошипела:

— Ну что ж, милок. Ты сам выбрал свою судьбу, — и в глазах старухи сверкнул демонический огонек.

Будь Вяземский более впечатлительным, а не циником до мозга костей, от подобного взгляда у него наверное пробежал бы по спине холодок. Но новоявленный Господин только презрительно усмехнулся и направился к машине.

— Вот и всё, — высокомерно взглянув на помощника проговорил Феликс и Фролов только пожал плечами. Он всегда восхищался беспринципной смелостью шефа. Они тронулись с места, и Генка предложил.

— Думаю это надо отметить! Может вечером заглянем в ресторан?

— А давай! — удовлетворённо согласился Феликс. — Завтра выходной, почему бы не побузить. Вечером встретимся, — довольный собой хохотнул Вяземский и уверенно надавил на газ.

Глава 2

Остаток дня для Феликса прошёл в обычном режиме и согласно ранее составленному плану. Ровно в 15.00. он встретился с Леночкой, и девушка поволокла его по бесконечным залам галереи. Честно говоря, Вяземский подозревал, что он ничего не смыслит в искусстве, но старался никому об этом не говорить, чтобы не терять лицо истинного ценителя прекрасного. Но Феликс никогда не понимал, почему вот эта картина с закорючкой известного мастера стоит безумных денег, а вот эта — её точная копия, причём настолько, что не каждый специалист может отличить — не стоит ничего? Но Леночка как-то дала очень простое объяснение: — «Эта „закорючка“ — продвинутый бренд». И всё сразу стало на свои места, поскольку слово «бренд» обладало магической силой в среде новоиспечённой аристократии. Эти пять букв, словно ракета взметали на околоземную орбиту стоимость самой обычной вещи. Но если ещё полотна художников прошлых веков тонко передающих облик людей и обстановку минувших эпох, заставляли Вяземского задержаться и действительно полюбоваться мастерством живописцев, то произведения художников начала прошлого столетия вводили мужчину в мыслительный ступор. И совсем плохо обстояло дело с современными мастерами.

Наблюдая за тем как разодетая публика, взирая на картину модного общепризнанного гения, восторженно ахает, он начинал ощущать себя недочеловеком, поскольку никак не мог понять, почему обычная отрыжка на холст вызывает у изысканной интеллигенции такой экстаз? И постепенно Вяземский пришёл к выводу, что с чувством прекрасного у него всё в порядке, а вот устроители подобных выставок довольно изобретательные аферисты. Самым великим мошенником всех времён и народов Феликс провозгласил Малевича и искренне восхищался им самим, а особенно теми деятелями от культуры, которые его продвигали. Выдать за великое произведение искусства мазню, которую любой маляр с помощью валика и малярного скотча накатает за пару минут, да ещё умудриться втюхать «ЭТО!» самодовольному лоху за сумасшедшие бабки, конечно, у него, как у бизнесмена вызывало огромное уважение. А уж сколько легенд насочиняли вокруг этого «шедевра»? Надо же было как-то объяснить в чём же неповторимость более чем посредственного полотна.

Но сейчас вальяжно перемещаясь от картины к картине с нагромождением разноцветных фигур и всевозможных клякс, Феликс чувствовал себя не в своей тарелке. Люди вокруг с придыханием перешёптывались и восторженно ахали, и ему приходилось делать вид, что подобное зрелище захватывает и его. Вскоре к ним подлетел служитель МиневрыМинерва — (Minerva). Римская богиня, соответствовавшая греческой Афине Палладе. Римляне, считали ее покровительницей ремесленников и художников. и лихорадочно сверкая алчными глазами поволок Леночку по галерее. Увидев «страшно улётную» картину, заинтересовавшую подружку, Вяземский почувствовал, что мозги у него действительно отлетают, а его собираются просто «надуть». Но специалист от искусства начал уверять, что это самый, что ни на есть подлинный и ранний «Хренович».

— Вы посмотрите, какая экспрессия! Какое чувство цвета! Какое глубинное понимание мироздания заложено в полотне! Вот как вы думаете, что этим хотел сказать художник?

Неожиданный вопрос, застал Леночку врасплох и девушка, в слабой надежде проникнуть в подсознание великого мастера, многозначительно хмурила бровки, старательно пытаясь изобразить мыслительный процесс.

Взглянув на «винегрет», изображённый на холсте Вяземский предположил, что художник, перепив, пролил тарелку борща на скатерть, а потом, уткнувшись мордой во всё это, уснул. Но Феликс тут же сообразил, что поскольку на полотне отпечаталась щека с прилипшей к ней капустой самого раннего (!) «Хреновича», цена подобного шедевра возрастает троекратно и несколько приуныл. А специалист между тем, не заставляя клиентку напрягаться, сам изложил возвышенные идеи упившегося гения. Леночка, соглашаясь, качала головой, словно пациент на приёме у гипнотизёра, а Феликс, слушая всё это неожиданно понял, кого напоминает ему этот галерист — ушлого мошенника из сказки Андерсена:

— Вы посмотрите, какая восхитительная ткань! Какой великолепный узор, заполняет её! Ах, а какая изысканная вышивка! А насколько тонкие кружева! — показывая на пустые ткацкие станки, уверял обманщик, но Вяземский хотя и осознавал всё это, не был глупым ребенком, что бы во всеуслышание заорать:

— Люди! Опомнитесь! Король то голый! — он прекрасно понимал, что его тут же объявят недалёким мужланом и начнут смотреть в его сторону с сочувствием, как на душевнобольного. Насколько оказывается актуальна старая детская сказка…

Кто же позволит разрушить давно и хорошо отстроенный бизнес вокруг, которого крутятся такие шальные бабки? Разве можно просто так оторвать от лакомой кормушки кучу «просвещённых» бездельников? Ведь только Они понимают, что такое прекрасное и имеют право судить об этом. А если ты вдруг решишь подвергнуть сомнению их авторитетное мнение, тебя придадут духовной анафеме, заклеймят дремучим ретроградом и зажарят на культурном костре инквизиции бесконечными насмешками, как посягающего на святое святых — на их вселенскую исключительность, а главное на доход.

А потому Феликс промолчал, безнадёжно прикидывая, во сколько ему обойдётся очередное «платье голого короля». Услышав сумму, мужчина попытался воспротивиться, но увидев требовательный взгляд Леночки, вздохнув, вынужден был раскошелиться. Расплатившись Вяземский поспешил на выход, с досадой осознавая, что его всё-таки «развели», причём совершенно открыто, как это делают цыгане на улице, когда ты вроде в здравом уме и твёрдой памяти сам выкладываешь деньги, поддавшись пустой болтовне.

Получив вожделенный «шедевр» подружка, сверкая счастливыми глазами, принялась его вертеть в руках, похоже, забыв, где верх, а где низ у этого нетленного произведения искусства. Феликс, заметив с обратной стороны полотна веревочку, на которой это «нечто» до покупки болталось на стене, объяснил своей утончённой пассии правильное положение рассмотрения картины, чем заслужил с её стороны нескрываемое восхищение своим глубоким познаниям в живописи. Уже на выходе подружка восторженно заявила, что этот холст определённо подходит под её экзотический половичок, привезённый ею из турне по Южной Америке, купленный за копейки у туземного мастера. И Феликс, пытаясь успокоить себя, подумал: — ну покупал же он ей машину, под цвет её любимых туфель, почему бы не купить картину под коврик? Хотя подобное утешение, честно говоря, было крайне слабоватеньким…

Расставшись с Леночкой и приличной суммой с банковской карты, Вяземский вернулся в офис, а вечером подобрав у салона красоты Верочку, отправился к бывшему дому культуры, а ныне популярному клубу. Перестроенное старое здание, теперь роскошное и снаружи, и изнутри, как магнит притягивало состоятельных людей и различных звезд, зачастую сомнительного качества и величины. Устроившись за столиками, зрители в непринуждённой обстановке слушали шутки ведущих порой острые, порой не очень, а чаще примитивно пошлые, а то и с применением мата. Но зрители охотного окликались дружным ржанием на всё подряд, а приколы «ниже пояса» и вовсе приводили собравшуюся публику в щенячий восторг. Вероятно, новые господа полагали, что таким образом они приобщаются к чему-то «запретному», а возможно интеллект состоятельных граждан, претендующих на роль современной элиты просто оставался на уровне сливного бачка унитаза, не поспевая за стремительным ростом социального статуса своих хозяев. Хотя любой работяга на московской стройке мог бы сложить композицию из матерных слов ничуть не хуже некоторых выступающих, и при этом совершенно бесплатно, но услышать подобные выражения из уст очередного телевизионного «мессии» считалось особым шиком, а потому предприятие, слизанное с западного шоу, процветало и на рейтинги никогда не жаловалось.

Наблюдая за участниками сомнительной «веселухи», Феликс смеялся вместе со всеми. В этот момент двое парней на сцене уже по традиции начали задирать ведущую другого известного проекта. Сам Вяземский это бредовое «реалити» не смотрел и не понимал: — чего там находит Верочка и Леночка, а главное миллионы россиян, которые уже не один год, прильнув к экранам телевизоров, словно в замочную скважину увлечённо подсматривают за непристойно склочным сборищем лоботрясов и тунеядцев. При всей своей легкомысленности в отношениях с женщинами, Феликс поражался оголтелому цинизму вульгарных персонажей популярного шоу. Его буквально коробило, когда, открыто меняясь партнерами, эти водевильные «герои» бесстыдно заявляли, что оказывается, таким образом, они строят «любовь». Правда предпринимательское нутро Вяземского отдавало должное и ведущей и участникам этого бедлама, сумевшим, так хорошо устроится и ещё более хорошо заработать на поистине патологической тяге недалёких людей смаковать чужие скандалы и ковыряться в грязном белье.

Как раз в этот момент мужики с подмостков потешались над Лёлечкой, а смазливая девица с наивно хлопающими глазами, словно, не замечая откровенного хамства по отношении к себе, глупо хихикала. Подружка Вяземского, Верочка, раскраснелась и хохотала до слёз. Девушка, старательно прикладывая платочек к уголкам глаз, беспокоилась лишь тем, как бы не потекла тушь с её нарощенных ресниц, а сам Феликс снисходительно улыбаясь, следил за сценой и бурной реакцией публики. Он не раз задавался вопросом: — Лёлечка на самом деле полная дура, что не понимает издевательских насмешек? Или наоборот исключительно умна и расчётлива настолько, что готова держать любой удар, лишь бы постоянно быть на слуху и поддерживать ажиотажный интерес к своей сомнительной персоне? И наблюдая за участниками шоу, Вяземский вновь так и не пришёл ни к какому выводу.