Книга судеб

От автора

В этой книге всё сделано не так. Смешаны жанры: эссе, публицистика, стихи, сатира. Эссе «Факультет изгоя» — в жанре научного исследования; публицистика представлена в виде документальных рассказов; автобиографический роман назван поэмой, написан верлибром и сужен до невероятно малых размеров; стихи похожи на цикл, а вернее, «венок» циклов стихотворений, обобщающих всё, что было заложено в разноплановую, многоуровневую, разновременную тематику произведений. Да и название издания имеет историческую подоплёку. Как известно, евреи просят Всевышнего о хорошей записи в Книгу Судеб. Да и содержание этой книги, будь то война, нахождение в еврейском гетто, сталинские репрессии, освоение целины, репатриация в Израиль и строительство страны, нахождение пожилых в Доме престарелых — всё это является активным проявлением судьбы людей, поставленных в определённые сложные жизненные ситуации. Вдумчивого прочтения Вам, читатель, и лёгкого проникновения в жизненные коллизии!

Автобиография

Хайкин Борис Михайлович, поэт, публицист, сатирик, член Союза русскоязычных писателей Израиля, автор книг, вошедших в каталоги национальных и университетских библиотек Франции, Соединённых Штатов Америки, Канады, Великобритании, Шотландии, Германии, Австрии, России, Монако, Украины, Казахстана, Израиля и других.

Стихи поэта вошли в антологию поэзии Израиля (2005), антологию рассказов и стихов «Взрослым — не понять!» (Москва — Тель-Авив, 2008), в альманахи «Год поэзии» Израиля и США, в рукописный сборник «Автограф» (Москва, 2015), Альманах-2 журнала «Российский колокол» (Москва, 2016) и другие издания. Борис Хайкин — дипломант фестивалей литературы и искусства в Израиле (2001 г. и 2008 г.)

Факультет изгоя

В июле 1934 года было подписано постановление ЦИК «Об образовании общесоюзного НКВД». С этого времени заработала «мельница» по уничтожению личности, духа свободы, начались массовые аресты и ссылки в лагеря людей по первому доносу, которых вынуждали под пытками брать на себя несуществующую вину, иногда спасительную в бесчеловечных условиях. Многие сломались и были раздавлены машиной уничтожения свободомыслия. Но были и другие — гордые, несгибаемые, такие как Юрий Осипович Домбровский — русский поэт, прозаик, литературный критик, отсидевший на сталинских «курортах» почти четверть века — в ссылках и тюрьмах, лагерях. И как он утверждал сам, он ни разу за эти годы не был виноват даже в простой неосторожности или оговорке. «Я жду, что зажжется искусством моя нестерпимая боль», — сказал однажды Домбровский. И эта боль, воплотившаяся в его литературные произведения, была рождена не только физическими, но и душевными страданиями перед открывающейся бездной. Юрий Домбровский был поистине загадочной личностью, непостижимой его мучителям. Он не успел получить высшего образования, но был, по признанию знавших его людей образован энциклопедически. Право, философия, искусствознание (театр и живопись), история, литературоведение. При этом он был и квалифицированным орнитологом, знатоком птиц. Юрий Осипович учился в бывшей Хвастовской гимназии в Кривоарбатском переулке в Москве.

О его происхождении ходят легенды, которые любил распространять он сам. Не раз он говорил знакомым и малознакомым людям о своем цыганском происхождении. По версии писателя, его дед по имени Домбровир был цыганским бароном — вожаком рода, кочевавшего где-то в Польше и Литве. Но вот по данным Института науки и наследия еврейского народа «Ам аЗикарон» — «Народ Памяти» (1) его дедушка и бабушка — Гдалий Домбровский и Августа Лейбович — из Иркутска. Его отец — Иосиф Витальевич (Гдальевич) Домбровский, был присяжным поверенным иудейского исповедания, адвокатом, который играл заметную роль в работе Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства (вместе с Александром Блоком). Мать, Лидия Алексеевна Крайнева (1883—1957), евангелически-лютеранского вероисповедания, ученый в области анатомии и цитологии растений, впоследствии кандидат биологических наук и доцент Московской сельскохозяйственной академии.

Дед его отца, уроженец Юрбурга Ковенской губернии Яков-Саул Домбровер (впоследствии Яков Савельевич Домбровский (1794—1884) был сослан в Омск в 1883 году, как участник польского восстания. (2)

В 1859 году он переехал в Иркутск, где занялся винокуренным производством и хлеботорговлей, приобрел золотые прииски в Забайкальской области. Построил винокуренный и крупчатомельчатый заводы, стал купцом первой гильдии (1869), одним из основателей местной еврейской общины, которую он возглавлял на протяжении двух десятилетий. Его сын Гдалий Яковлевич родился уже в Иркутске (1847). В 1928 году (через пять лет после смерти отца) мать Ю. О. Домбровского вторично вышла замуж за Николая Федоровича Слудского, сына математика и механика Ф. А. Слудского. В связи с постоянными отсидками, погубившими его молодые годы, Юрий Осипович был закоренелым холостяком. И все-таки на склоне лет он узнал, что такое семейное счастье, когда связал себя семейными узами со своей многолетней любовью, Кларой Турумовой, юной студенткой из Казахстана, впоследствии филологом, дочерью солдата-казаха, который погиб в Бресте в самом начале войны. У них было большая разница в возрасте, но ничто не смогло помешать их взаимному чувству, не оставляющему никакого другог0го выбора. Это сегодня Домбровского называют одним из крупнейших писателей ХХ века. Его произведения переведены на десятки языков. Он является автором девяти книг прозы, в том числе «Обезьяна приходит за своим черепом» (1988), «Факультет ненужных вещей» (1975), «Хранитель древностей» (1978), и других. Рукопись «Обезьяны» автор считал безнадежно утерянной. Но ее сохранил один из работников органов. Он разыскал Домбровского в Москве и передал ему папку.

Из книг, вышедших после смерти:

Домбровский Ю. Собрание сочинений в шести томах (М. «Мерра», 1992—1993гг)

Домбровский Ю. «Меня убить хотели эти суки (вступительная статья и составление К. Ф. Турумовой (Домбровской). (Московское историко-литературное общество «Возвращение» — М, Возвращение,1997г).

Домбровский Ю. «Гонцы» (Составитель К. Ф. Турумова-Домбровская, ред. Э. Мороз — М. МИК. 2005.)

В шестой том собрания сочинений Ю. Домбровского вошли произведения, малоизвестные широкому кругу читателей. И значительное место в нем занимает поэтическое наследие писателя. Почти все поэтические и прозаические произведения автора тоже были изданы уже после его смерти, произошедшей при странных обстоятельствах. Накануне своего 69-летия Домбровский был жестоко избит в фойе ресторана Центрального дома литераторов большой группой неизвестных людей (?). И скончался от последствий побоев (сильного внутреннего кровотечения) в больнице 29 мая 1978 года спустя 1,5 месяца после нападения. Похоронен Юрий Осипович в Москве на Кузьминском кладбище.

При жизни Домбровский не получил официального признания на своей родине. Но причислять его к несчастным страдальцам не стоит. Ведь сам о себе он написал однажды, что быть талантливым — это уже великое счастье. По своему характеру и призванию Домбровский был просветителем, потребностью которого было делиться своими знаниями с окружающими. Этим он занимался и в школе, расположенной на месте нынешней гостиницы Алма-Ата, и в республиканском музее, занимавшей место в кафедральном соборе парка панфиловцев, и во время сотрудничества с журналом «Литературный Казахстан» и газетой «Казахстанская Правда».

В 1932 году Юрий Домбровский окончил Высшие государственные литературные курсы («Брюсовские»). Он слушал лекции в Гиттисе, проходил практику в московских издательствах. Но вскоре был обвинен в непонятных наказуемых деяниях (в студенческом общежитии под его койкой оказалось какое-то знамя), и был выслан в Алма-Ату. До первого ареста это был сильный, красивый, высокий, уверенный в себе человек. Поначалу приезжий ссыльный снимал угол в домике вдовы-казашки в Тастаке. Несмотря на бедность, эта жалостливая женщина делила последнюю лепешку на равных между приезжим и своими пятью детьми. Работы для ссыльного не находилось. Но постепенно молодость взяла свое. Домбровский полюбил Алма–Ату, ставшую для него вторым домом. Как рассказывает близко знавший писателя Павел Косенко (журнал Родина №2 за 2004 г) (3), как искусствовед, критик, переводчик, педагог, Домбровский увлеченно участвовал в становлении и мужании профессиональной казахской литературы, профессионального казахского искусства. Он мог ответить на любую затронутую тему из области общественных наук или искусства. Многие люди с признательностью и гордостью называют его своим учителем. Юрий Домбровский не только оценивал по достоинству чужую творческую судьбу, но и чутко воспринимал ее, как собственную удачу. Известны его высокие оценки художественного творчества будущего народного художника Казахстана Абылхана Кастеева. Вот впечатление от живописной работы Кастеева «Царица Анна принимает посольства»: «Основой вещей была сказочность. Сказочность события и обстановки, сказочность зала дворца. Высокие церковные свечи, трон, вылитый из золота. Сказочными были придворные, осыпанные звездами и орлами, с пышными буклями и шпагами. А самым центром была царица — великанша с толстыми руками и ногами, с чудовищным бюстом, не человек, а людоедка, символ империи, сама империя, превратившаяся в необъятную, ненасытную и все-таки полусонную бабу».

Из казахских писателей Домбровский был особенно близок с Сабитом Мукановым, много работал с ним как переводчик. В 1960-е годы у него были тесные отношения с Зеином Шашковым, Ильясом Есенберлиным (перевел его романы «Схватка» и «Опасная переправа»). Дружески общался с Абдижамилом Нурпеисовым и Тахави Ахтановым. Павел Косенко вспоминает, при каких обстоятельствах Домбровский бросил курить. На допросе в следственном изоляторе, расположенном в транспортном отделе МВД, Домбровский попросил следователя дать ему закурить. А тот предложил вначале дать признательные показания. После этого случая Юрий к табаку не прикасался.

Первый алма-атинский арест Домбровского произошел в 1937 году. Тогда он просидел в НКВД всего несколько месяцев. При повторном аресте в 1937 году он был отправлен в корабельном трюме на Колыму, а затем в Тайшетлаг. В 1939 году — колымские лагеря. В 1943 году Домбровский возвращается в Алма-Ату досрочно, по инвалидности, тяжелобольным. И уже на больничной койке начинает работу над романом

«Обезьяна приходит за своим черепом», который принес ему известность далеко за границами его родины. Работал в театре. Был археологом, искусствоведом, журналистом. Читал курс лекций по В. Шекспиру. В 1949 году — очередной арест. Место заключения — Север и Озерлаг. После освобождения (1955 год) жил в Алма-Ате, а затем ему разрешили прописаться в Москве. Всего в лагерях он находился 23 года. Такого продолжительного срока заключения не удостоился ни один из литераторов. После реабилитации в 1956 году Юрий Осипович возвращается в Москву. Но он так и не получил полного восстановления в литературных правах. В то время в Москве выходил в свет первый том «Школы жизни» Сабита Муканова, где переводчиком был Домбровский. Но издательство категорически отказалось поставить его имя в книге. И Домбровский уговорил одну свою знакомую поставить ее имя вместо себя в качестве переводчика. С тех пор при последующих переизданиях перевод книги приписывается ей. Первое время Домбровский жил в московской коммунальной квартире в Большом Сухаревском переулке. Но через несколько лет получил двухкомнатную квартиру вблизи Преображенской площади. Зарабатывал, в основном, переводами, издательскими рецензиями. В 60 лет ушел на пенсию. После его трагической гибели ни одна советская газета не сообщила о смерти писателя, хотя к этому времени он уже получил широкую известность во всем мире. Только через несколько лет стали публиковать его книги, за которые впоследствии Юрий Домбровский был признан классиком и провидцем.

Принято считать, что с началом хрущевской оттепели архипелаг ГУЛАГ канул в небытие. Тюрьмы и лагеря для политических заключенных сменились на психиатрические больницы для инакомыслящих. Вместо убийств неугодных режиму людей в камерах (зачастую руками уголовников) их стали жестоко избивать прямо на улицах, в общественном транспорте, практически в любых местах. Именно таким экзекуциям подвергался и Юрий Домбровский. Уже после ГУЛАГА вышли его новые книги: роман «Обезьяна приходит за своим черепом» (1959), сборник новелл: «Смуглая леди», «Три новеллы о Шекспире» (1969), автобиографические романы «Хранитель древностей» (1964), и его продолжение «Факультет ненужных вещей», опубликованный в 1978 году во Франции. Именно этот роман в особенности не простили реабилитированному Домбровскому. За писателем следили, угрожали ему по телефону. В то время публикация рукописи на Западе считалась уголовно наказуемым преступлением. Угрозы и ночные звонки начались с марта 1975 года. «Ручка, ножка, огуречик», последний рассказ Юрия Домбровского¸ дает полное представление о напряженной обстановке того времени, Этот рассказ стал провидческим. В конце фильма, снятого по сюжету этого произведения Ольгой Васильевной Козновой, раздается выстрел. Писателя убили.

За два последних года его жизни Домбровскому раздробили руку железным прутом в автобусе; выбросили из автобуса; избили в Доме литераторов. Об этом рассказывает вдова писателя Клара Турумова–Домбровская (4):

«Юрий Осипович давно туда не ходил, но тут пошел поделиться радостью, показать экземпляры вышедшего „Факультета“. Я была у мамы в Алма-Ате и еще не знала, что роман вышел. Вернулась через две недели, а его словно подменили. Кончился запас жизненных сил. Все 18 лет знала, почти не менялся. Шутили, что, мол, вот она, особая „лагерная порода“. Мне ничего о происшествии в ЦДЛ не стал говорить. Только через год жена Льва Славина Софья Наумовна рассказала мне об этом последнем избиении. В фойе ресторана она увидела, что какие-то громилы бьют в живот рухнувшего навзничь человека. Кинулась и вдруг узнала: „Это же Юра. Юрочка Домбровский!“ Громилы-нелюди — (их было очень много) — разбежались. Домбровский умер через полтора месяца после этого. В свидетельстве о смерти указаны ее причины: острая кровопотеря, варикозное расширение вен пищеводов и желудка».

А роман «Факультет ненужных вещей» уже в 1979 году вышел на французском языке (переводчики Жан Катала и Д. Сеземан.) Роман был признан «Лучшей иностранной книгой года». Теперь уже этот роман издан во многих странах мира и получил престижную премию. А вот что пишет в своем «Слове из тьмы», послесловии к роману его переводчик Ж. Катала: «В потоке литературы о сталинизме эта необыкновенная книга, тревожная и огромная, как грозовое небо над казахстанской степью, прочерченное блестками молний, возможно, и есть тот шедевр, над которым не властно время».

В романе «Мертвая роща» Домбровский описывает рощу задушенных деревьев — символ гибели культуры.

«Это была действительно мертвая роща. Стояли трупы деревьев. И даже древесина у этих трупов была неживая, мертвенно-сизая, серебристо-зеленая, с обвалившейся корой. И кора тоже лупилась, коробилась и просто облетала, как отмершая кожа». (5) А в поэтических произведениях Домбровского, как на широком историческом полотне, показано, что человек, усвоивший все законы лагерной жизни, научившийся «топором валить скуластый череп», после возвращения убеждается в том, что так называемый «свободный мир» еще хуже, и нет непроходимой пропасти между ним и лагерем:

И вот таким я возвратился в мир,

Который так причудливо раскрашен.

Гляжу на вас, на тонких женщин ваших,

На гениев в трактире, на трактир,

На молчаливое седое зло,

На мелкое добро грошовой сути.

На то, как пьют, как заседают, крутят,

И думаю: «Как мне не повезло!»

Связи Домбровского с Казахстаном не прерывались и в годы разлуки с ним. Периодически он приезжал туда, публиковал статьи в журнале «Дружба народов». В стихотворном вступлении к роману «Факультет ненужных вещей» есть такие строки:

Обратно реки не текут,

Два раза люди не живут,

Но суд бывает сотни раз!

«Совет Мышей».

Будем надеяться, что суд будущего будет справедливым по отношению к большому писателю и поэту, а главное, к человеку с большой буквы, Юрию Домбровскому.

Список использованной литературы:

1. Институт науки и наследия еврейского народа «Ам а-Зикарон» — «Народ Памяти».

2. Википедия.

3. Павел Косенко (журнал «Родина №2 за 2004 г.)

4. Турумова-Домбровская К. «Убит за роман». Почему «Факультет ненужных вещей» стал последней книгой Юрия Домбровского. («Новая газета» от 22 мая 2008 г.)

5. Наталья Иванова. «Воскрешение ненужных вещей». (Изд. «Московский рабочий». 1990 г.)

Катапульта жизни

Первые катапультные кресла появились на самолете ИЛ-28. Их в обязательном порядке занимали на взлете и посадке все члены экипажа. Катапультирование происходит в экстремальных ситуациях, и летчик никогда не знает заранее, как раскроется парашют и произойдет приземление. В жизни Бориса Рапопорта, штурмана авиации, участвовавшего в боях с фашистами во время Второй Мировой войны, было немало взлетов и падений. Накануне 90-летнего юбилея нашего знаменитого земляка, награжденного многими орденами и медалями, в том числе орденом Суворова 3-й степени, двумя орденами Боевого Красного Знамени, двумя орденами Красной Звезды, хотелось бы вспомнить некоторые факты его биографии, опубликованные в периодической печати и книгах героя: «Думы о былом» (000 РИФ «Инфо». Тула 2004), «Думы о былом» (000 РИФ «Инфо». Тула 2005, дополненное издание) и «Память дней суровых» (000 РИФ «Инфо». Тула 2006), за которую автор был удостоен литературной премии Союза инвалидов войны имени И. Зайндмана. На счету штурмана ночного бомбардировщика По-2 Бориса Рапопорта 592 боевых вылета, в результате которых было уничтожено 63 вражеских самолета, восемь мостов, 16-ть железнодорожных узлов, крупный штаб и более 1100 немецких солдат и офицеров. Его трижды представляли к званию Героя Советского Союза, но не наградили. Но из первого послевоенного курса Военно-воздушной академии, где учился и наш ветеран среди 230-ти Героев Советского Союза, орден Суворова был только у Бориса. Его сбивали трижды. В двух случаях Рапопорт падал вместе с самолетом, поскольку на По-2 парашюты не были предусмотрены. Третий раз, когда немецкий снаряд попал в винт, его самолет спланировал на небольшое озеро на своей территории.

Борис Элевич Рапопорт родился 17 декабря 1922 года в селе Соболевка Теликского района Винницкой области (Украина). Его мама — Рива Элевна, из семьи раввина, в которой было 14 детей. В 1918 году она вышла замуж за Эля Берковича Рапопорта. Отец занимался мелкой торговлей, а мать воспитывала пятерых сыновей, один из которых рано умер. Родители были безграмотными и занимались тяжелым физическим трудом. Рива была вся в работе — крутилась с ухватом у печки, полоскала в речке белье, заделывала трещины в глиняном полу. А отец, не знавший грамоты, при решении различных торговых вопросов надеялся только на свою память. Из-за преследования властями мелких торговцев семья вынуждена была в 1930 году бежать в херсонские степи. Продразверстка оставила семью без единого зернышка. Ночами воровали початки на кукурузном поле и прятали их на чердаке. Борис хорошо помнит «изысканные» мамины блюда из мамалыги: с маслом, с молоком, со сметаной, с молоком из семян конопли. В дело шли и ботва, и крапива, и коренья осота. А на десерт Рива пекла из кукурузной муки вкусное печенье — малаи, которые давала только к чаю. В херсонской степи была только четырехлетняя школа, и для продолжения учебы детей семья возвратилась в Соболевку. Отец с трудом устроился на сахарный завод грузчиком и приносил с работы под рубахой пустые мешки, из которых после многократной стирки и сушки мать шила детям на «Зингере» штаны и рубашки. Отец стал работать кладовщиком, но вскоре на складе была обнаружена недостача, и ему дали полтора года тюрьмы за халатность. Жить было не на что. Мать стала выпекать хлеб, и вместе с сыновьями Яшей и Борисом продавала его на рынке. Но однажды у них отобрали хлеб и прогнали с рынка. И Рива стала шить на продажу селянам штаны и рубашки, нижнее белье. Но и тут пришел участковый милиционер и отобрал у них «Зингер». Сельчане сочувствовали семье Рапопортов, приносили продукты, хотя сами тоже голодали, живя за счет огородов и 200 граммов зерна за трудодень в колхозе. А мать стала готовить различные блюда на юбилеи, свадьбы, выпускные вечера в школах. Через пять месяцев заключения отец был оправдан и вернулся домой. Он устроился на прежнюю работу на склад, а мать стала заниматься домашним хозяйством. В 1939 году Яшу из института призвали на службу в армию, и он погиб в первые дни войны. Мобилизовали и отца. С начала войны Рива с детьми под непрерывной бомбардировкой бежала в Ростов, а затем отправилась на поезде в сторону Сталинграда. В хуторе Копанском, где они прожили два с половиной года, мать работала в поле, а Арончик устроился в столовую выносить помои. Борис помогал семье, как мог — высылал им всю свою зарплату и доплату за ночные боевые вылеты. Так семье удалось продержаться до освобождения Винницкой области в начале 1944 года, а затем они вернулись в Соболевку, где мать приняла в семью еще 12 девушек, чудом выживших во время оккупации. Отец погиб, и в 1946 году Рива вторично вышла замуж за Исраэля Сироту, портного, участника двух войн. Отчим прожил в счастье и согласии в семье только три года и умер на 87-м году жизни, а мать умерла в 85 лет.

Первый боевой вылет Борис совершил в январе 1942 года на Северо-Западном фронте. Участвовал во взятии Варшавы и штурме Берлина. У ветерана сотни незабываемых встреч, как в мирное, так и в военное время. Но есть среди них и те, о которых он вспоминает с особой теплотой. В январе 1945 года самолет По-2 Бориса Рапопорта разворачивался для взлета в целях поиска места для штаба танковой армии Рыбалко. По шоссе двигались на запад наши войска, сопровождаемые стариками, детьми, домашними животными и скарбом. Вдруг на шоссе появился танк, а за ним «Виллис», из которого вышел маршал Жуков. Рапопорт и Овечкин заглушили двигатель самолета и представились маршалу. — Когда вы увидите Рыбалко?», — спросил он летчиков. — Через час, товарищ маршал, — ответил ему Борис. Жуков попросил Бориса передать от него Рыбалко привет и сказал, что он на него очень надеется.

С трижды Героем Советского Союза летчиком Иваном Кожедубом Борис Рапопорт был хорошо знаком. Вместе учились в академии, вместе участвовали в восьми парадах на Красной площади, оба увлекались штангой. Им одновременно присвоили очередные звания: Ивану — «майор», а Борису — «капитан». Совместно обмывали звездочки на станции Монино в кафе «Голубой Дунай». В первые послевоенные годы в музее Военно-инженерной академии рядом стояли два самолета: Ла-7 Кожедуба и По-2 Рапопорта.

В июне 1957 года Борис Рапопорт проверял караул ночью в центре Оренбурга, на улице Кобозева. На вопрос, где начальник караула, один из курсантов ответил, что он за него, а сержант Юрий Гагарин вышел на несколько минут. Когда после проверки постов Борис уже возвращался в караульное помещение, он на углу заметил целующуюся пару. — Вот и наш начальник караула со своей девушкой Валей, — объяснили ему. — Она ходит к нам в училище на танцы. У нас осенью выпуск, а после выпуска у них свадьба, и Валентина Горячева станет Валентиной Гагариной. Будущий первый космонавт Юрий Гагарин поднял руку к козырьку и хотел что-то сказать, но Валя его опередила: «Вы простите нас, товарищ майор, это все любовь проклятая!» После ее слов Борис мигом позабыл о строгости и записал в постовую ведомость, что всё по «Уставу гарнизонной и караульной службы».

После войны Рапопорт закончил Военно-воздушную академию в Монино (ныне академия имени Ю. Гагарина). В 1946 году женился. Проходил службу в войсках Северного военного округа, штурманом эскадрильи в Актюбинске. Работал старшим преподавателем кафедры бомбометания и боевого применения ракет в Челябинском летном училище. После демобилизации в 1975 году полковник авиации Борис Рапопорт переехал в Тулу, где был руководителем военной подготовки в средней школе вплоть до репатриации в Израиль, и стал жителем Бейт-Шемеша. В настоящее время ветеран войны проживает в Доме престарелых «Уголок трех отцов» в Иерусалиме. Городская организация Союза воинов и партизан-инвалидов войны с нацистами Бейт-Шемеша (председатель Виктор Гинзбург), друзья и близкие фронтовика, с глубоким уважением и признательностью поздравляют Бориса Рапопорта с юбилеем. Как утверждает сам юбиляр в своей книге «Память дней суровых», «катапульта» — это не только механическое устройство. Есть и «катапульта жизни». Она тебя выбрасывает, и ты витаешь между небом и землей.

«Андрюша» Григория Каплана

Исполняется 90 лет Григорию Каплану — полковнику запаса, инвалиду войны, помощнику командира батареи реактивных минометов М-31 (на фронте их называли «Андрюши», и применялись они при прорыве сильно укрепленных позиций во время артиллерийской подготовки). В отличие от «Катюш», смонтированных на шасси автомобилей, стрельба из них велась стокилограммовыми минами, устанавливаемыми на стационарные металлические рамы.

В 610-й средней школе города Москва, где учился наш герой, он считался круглым отличником. Поэтому с момента начала войны он легко поступил без экзаменов в училище, задачей которого была подготовка офицеров корпусной артиллерии. Кстати, именно в этом училище формировались первые батареи реактивных минометов — легендарных «Катюш». По окончании училища в звании старшего сержанта Григорий попал в офицерский резерв Северо-Западного фронта и вскоре был назначен командиром взвода разведки, в задачу которого входило обслуживание штаба артиллерии. Он неоднократно подавал рапорты о переводе в действующую часть, но попасть туда ему удалось только в мае 1943 года в качестве командира взвода управления восьмой батареи 261-го артиллерийского полка 197-й стрелковой дивизии. В сентябре 1943 года Каплан в составе разведки одной из групп дивизиона форсировал реку Болва, проходящюю по так называемой «долине смерти», поражаемой всеми видами огня противника. Пришлось преодолевать реку по броду, держа над головой оружие, обмундирование и боевое имущество. После короткого боя взяли город Бежицу. Оставшиеся в живых были награждены. Григорий получил орден Красной Звезды, а остальные — медали. Контузию наш герой получил в феврале1944 года в районе белорусской деревни Дуброва. Снаряд немецкого самоходного орудия «Артштурм» пробил стену наблюдательного пункта, где находился Григорий, и взрывная волна выбросила его в окно. Лечение он проходил в госпитале города Рассказово Тамбовской области, а долечиваться пришлось уже в Москве, где ему удалили два осколка, застрявшие в бедре. И уже в июле Каплан продолжил службу на 3-м Белорусском фронте в 9-й Гвардейской бригаде реактивных минометом М-31 в должности помощника командира батареи. Едва оправившись от контузии, во время боя за деревню Притыка получил ранение в правое бедро. В январе 1945 года наши войска подошли к южной окраине Кенигсберга. Батарее Каплана предстояло произвести разведку для подготовки батареи к отступлению в условиях угрозы захвата ее противником. Эта задача была им с успехом выполнена. Так Григорий Каплан был представлен к очередному ордену Красной Звезды. Война для ветерана окончилась 22 апреля 1945 года в Восточной Пруссии. Непрерывный огонь немцев по советской огневой позиции привел к потере материальной части батареи. Каплан и офицер-электрик Прохоренко чудом остались живы, поскольку находились в отсеке укрытия вне досягаемости фронта ударной волны.

В конце 1945 года боевой офицер поступил в Военно-химическую академию на командно-инженерный факультет, который закончил в 1952 году. Уволился из армии в 1960 году в звании подполковника. Впоследствии работал в химических цехах ТЭЦ Мосэнерго. Григорий Каплан награжден орденом Отечественной Войны 1-й степени и тремя орденами Красной Звезды, медалями «За боевые заслуги», «За победу над Германией», «За взятие Кенигсберга». Имеет звание полковника. В Израиль наш герой репатриировался в 1992 году, где проживали семьи двух его сыновей. У него 13 внуков и 14 правнуков. Уже живя в Бейт-Шемеше, Григорий Каплан выпустил несколько сборников воспоминаний участников войны, неоднократно публиковался в периодической печати.

Зеркало его души

Краеугольным камнем еврейского подхода к миру является понятие того, что все евреи, жившие за тысячелетия до нас, наши дети и их потомки являются по отношению к миру и к богу частями одного большого организма, который носит название Кнесет Исраэль — «Полное собрание душ Израиля». Когда болеют отдельные части этого организма, болен весь организм. Молитвы Йом Кипура еще раз напоминают нам об этом. В этой связи мне хотелось бы рассказать о душе одного из наших соотечественников, в зеркале воспоминаний которого причудливым образом отражается жизнь еврейского народа, его страдания и надежды, духовный опыт и переживания, становление личности и осознание себя частью конгломерата единой еврейской души. Имя этого рядового жителя Бейт-Шемеша — Арон Гершонович Сегал. Арон родился в 1928 году в деревне Хмелиск (Западная Украина). Эта деревня не являлась еврейским местечком, поскольку среди украинцев и поляков там проживало всего 14 еврейских семей. В основном, евреи занимались мелким предпринимательством, перебивались с хлеба на воду. А в семье Сегалов было четыре гектара земли, две коровы и лошадь. Но для вспашки земли нужна была вторая лошадь, и ее одалживали у соседей. В семье Гершона и Гиты было семеро детей. Арон был шестым ребенком в семье, которая не только обеспечивала себя всем необходимым, но имела возможность продавать соседям излишки мяса, масла и молока. Каждую неделю из города Скалот приезжал шойхет, который по еврейскому обычаю резал телят, взрослых быков, уток и кур. У Арона была постоянная работа в семье — пасти своих коров. Одним из наиболее богатых евреев во всей округе был судья Яков Локар. В Хмелиске он построил палац (площадь, окруженную камнями), куда евреи приходили молиться в Рош а-Шана и на Йом Кипур. В эти дни судья приезжал сюда лично, чтобы участвовать в общих молитвах. Когда в 1939 году на территорию Польши вошли советские войска, семья Сегалов получила дополнительный гектар земли. А потом пришли немцы и отобрали все — и землю, и весь скот. Отца забрали в гетто на принудительные работы. Шел1941 год. Фашисты издали приказ явиться в комендатуру главам всех еврейских семей. Старший брат Арона Мойше пошел по вызову вместо отца, и как все остальные евреи, был расстрелян. В целом немцы уничтожили около 80% евреев деревни. Гершон с двумя сыновьями совершили из гетто побег, и скрывались в своей деревне в подвале соседского коровника. Но когда в конце 1942 года фашисты издали закон, по которому подлежат уничтожению семьи, укрывавшие евреев, то Сегалам пришлось покинуть убежище и прятаться на крышах домов под сеном, среди зимы. А температура в то время доходила до минус 30 градусов. По ночам доили коров голодными ртами, а днем боялись даже шелохнуться. Через полгода Арон устроился пастухом в соседнюю деревню. Но хозяин сразу же заподозрил в нем еврея и заставил читать молитву Пачер. Он не знал этой молитвы, но потом усердно ее выучил, стоя на коленях перед иконой Матки Боски с Иисусом в руках. И все же ему пришлось сбежать в деревню Клебановку, назвавшись вымышленным именем Михаила Захидного. Вместе с сыном фермерши Зоси Ковальчук Степаном он пас коров и косил сено. Но как оказалось, Зося была хорошо знакова с прежним хозяином Арона, и по его наущению попросила прочитать ей Пачер. К счастью, Арон уже знал эту молитву наизусть. Таким образом он сумел сохранить жизнь и продержаться в Клебановке до прихода русских в апреле 1944 года. В деревне свирепствовали бендеровцы. Евреи стали уезжать в Польшу. Арон вернулся в свою деревню, где в лесу, в яме, прятались его родные. Но уже осмелели «фольксдойч», немцы, жившие в этих местах при поляках. Они забросали гранатами яму, в которой скрывались Гершон с дочерью и сыном. Во время акции были арестованы в синагоге и впоследствии умерщвлены в газовой камере мама Арона Гита и его сестра Мира. Таким образом, из всей семьи Сегалов Арон остался в живых один. В 1947 году в Сосновицах (Польша) Арон в составе группы репатриантов выехал в Израиль. Но еще в 1946 году ему пришлось пожить в Греции, Германии и Италии. Целый месяц он ждал с товарищами в Риме прихода корабля. И вот корабль под названием Моледет привез их в Хайфу. Этот корабль переправили на Кипр. В городе Фамагуста, в лагере перемещенных лиц, в ожидании сертификата на въезд в Израиль Арон пробыл до конца 1947 года. К счастью, вышел закон, по которому дети возрастом до 18-ти лет подлежали выезду в Палестину. И Арон попал в кибуц Яд-Мордехай, окруженный арабскими деревнями.

Когда в мае 1948 года Бен-Гурион объявил о создании государства Израиль, арабы начали активные военные действия. В кибуце день и ночь рыли окопы, построили двойной забор вокруг поселения и заложили внутри мины. На 140 боеспособных мужчин было только два автомата и гранаты. Оружие добывали у убитых арабов, непрерывно атакующих кибуц. А надо сказать, что арабов снабжали оружием англичане. Вот так и жили — работали на виноградниках с оружием в руках, и прятались в окопах. Кибуцники несли большие потери — 27 убитых и раненые, среди которых был и Арон Сегал. Осколком от снаряда, угодившего в окоп с защитниками кибуца, он был ранен в левое колено. Он был буквально засыпан останками тел погибших израильских солдат. Впоследствии парень был вывезен в Тель-Авив, в больницу Адасса, где ему восстанавливали раздробленное колено. Там ему довелось поговорить с Бен-Гурионом, который пришел посетить раненых. Лечение продолжалось 1,5 года. Арон получил инвалидность 20% и в Тель-Авиве устроился в фирму «Амидар» служащим — оформлял договора на строительство домов для новых репатриантов. В качестве транспортного средства использовал велосипед. Купил квартиру в Тель-Авиве. В январе 1953 года женился. Через год у него родился сын Гершон, а еще через два года — дочь Това (Гитл).

Работая в «Амидаре», Арон встретился взглядом со служащей Пниной и понял, что пропал. Это была любовь с первого взгляда. Она оказалась взаимной. В это время жена Арона была беременна, и он не мог оставить ее. Сегал буквально сбежал из фирмы, где работала его любимая. Переехал в мошав между Афулой и Тверией. Как переживший Катастрофу, стал получать компенсацию из Германии. Купил квартиру в Бат-Яме, мебель. Работал в фирме «Битахон», в фирме «Тадиран» по изготовлению электроаппаратов военной промышленности. После 30 лет жизни в Бат-Яме переехал в Арад, а в 2000 году купил квартиру в Бейт-Шемеше. В 1990 году вышел на пенсию. В Яд ва-Шеме он записал 33-х погибших родственников. Но жизнь продолжается. У Арона Сегала трое детей и десять внуков. Сын Гершон — дантист, живет в Кирьят-Арбе. Дочь Това — доктор философии, работает в школе Хедеры. Дочь Рая преподает грамматику иврита в Тель-Авиве. И Арон по праву считает себя частицей еврейского народа, его плотью от плоти и кровью от крови. Вся жизнь еврейского народа отражается в зеркале его души.

«Я и Бейт-Шемеш выросли вместе!»