Бесплатный фрагмент - Книга первая. Датам. История одного предательства. Книга вторая. Хороб рус Влад.

Книга первая. Датам. История одного предательства.

Сегодня был самый тревожный день в жизни Камисара. Даже во время кровопролитных битв он был более спокоен, чем не сейчас. В этот день его любимая, ненаглядная жена Скифиса рожала.

Где — то там, отведённых для неё покоях, она страдала от родовых схваток, а он ничем не мог ей помочь. Его сердце разрывалось от сострадания к ней. Выпитое вино не успокоило. Он сидел в своём троне сатрапа Карии, в напряжении ожидая известий. Наконец, открылась дверь, слуга вошёл в зал и распростёрся у его ног. Камисар от нетерпения вскочил:

— Ну, что там, кто?

— Господин мой, — радостно возвестил слуга, — у вас родился сын, мать и ребёнок чувствуют себя хорошо.

Камисар в бессилии опустился на свой трон, на мгновение закрыл глаза:

— Передай всем, что сегодня в городе праздник, у меня родился сын, пусть все веселятся, пьют и едят за мой счёт. И пусть прославляют моего сына, — он немного задумался, — его имя — Датам. А, сейчас, я хочу взглянуть на мать и дитя.

Он встретил Скифису в деревянном городе скифского племени гелонов, куда был послан послом от царя Персии. Добирались долго сквозь владения враждебных будинов, так же скифов. Они каждое мгновение ожидали нападение воинственных будинов, но боги хранили Камисара и его посольство.

Благополучно добравшись до города гелонов, он был там приветливо встречен их царём Индигиром. В честь прибытия персидских послов был устроен пир. Что бы особо подчеркнуть уважение к послу первую чашу с вином дорогому гостю поднесла дочь правителя Скифиса.

Лишь только она вошла, словно игла пронзила сердце Камисара, и показалось, что яркая вспышка озарила зал, где собрались пирующие.

Ему показалось, что она не шла, а плыла по воздуху, подобная лёгкой пушинке. В её больших глазах плескалась небесная лазурь. Улыбка играла на её чувственных сочных губах. Когда она улыбалась, на её румяных щёчках появлялись милые ямочки, а чёрные брови напоминали расправленные крылья двух птиц.

Она была одета в длинное белое прямое платье, подчёркивающее восхитительную фигуру с тонкой талией, украшенное замысловатой аппликацией. Особенно прекрасно отделаны были рукава и лиф, очерчивающий высокую полную девичью грудь.

Скифиса поднесла кубок с вином, Камисар дрожащими от волнения руками принял его, выпил до дна, по скифскому обычаю. Девушка слегка наклонилась, тряхнула головой, щеки Камисара коснулась её светлая, тугая шелковистая коса. Он ощутил запах благовоний, кедра, кипариса и ладана. С этого времени всё, что происходило, он слушал растерянно, его взгляд был устремлён только на девушку, которая села за отдельно поставленный для женщин стол. Он следил за каждым её движением, взглядом, любовался, как она улыбается, говорит. Рядом с ней сидела совсем молоденькая девушка, очевидно, её младшая сестра, непоседливая, с озорными глазами.

Камисар едва дождался окончания пира, у него уже созрел план, как поближе познакомиться с этой девушкой. В их посольстве была служанка, рабыня из скифов, знавшая язык гелонов. И сам Камисар сам неплохо говорил на этом языке. Он вызвал служанку к себе:

— Что вы хотите, господин? — служанка стояла, опустив глаза к низу, как и положено рабыне.

¬- Если ты сделаешь, что я тебя попрошу, да, попрошу, — он подчеркнул это, — ты получишь большую награду, кроме этого, я тебя освобожу.

Служанка застыла от растерянности, потом в её глазах вспыхнул радостный огонёк:

— Я сделаю всё, что вы пожелаете.

Камисар с волнением притянул служанку за руку к себе:

— Ты уж постарайся, я тебя отблагодарю.

И рассказал, что хочет встретиться с Скифисой.

Служанка с озорством взглянула на него:

— Я всё поняла.

— Вот тебе этот браслет из драгоценных камней, передай его той служанке Скифисы, которая будет готова нам помочь.

Камисар нетерпеливо ходил по светлой горнице, потирая большим пальцем нижнюю губу. Эта привычка у него осталась с детства и проявлялась, когда он испытывал нервное напряжение.

Сколько времени прошло, он не знал, дверь распахнулась и вошла служанка, хитро взглянула на него:

— Я поговорила с одной прислужницей госпожи, так заинтересовавшей вас, она обещала узнать, как относится к вам её госпожа. Если доброжелательно, сделает так, чтобы вы встретились. Думаю, что она постарается, сильно ей браслет понравился.

— Так ты ей этот браслет не отдала?

— Конечно, не отдала. Пусть сперва расскажет, как вам встретиться, тогда и получит.

— Когда ты увидишься опять со служанкой?

— Мы договорились, завтра в полдень.

— Хорошо, иди.

В полдень служанка, счастливо улыбаясь, сказала, что, когда будет меняться вторая стража, Скифиса выедет из ворот города. Если он хочет с ней увидеться, то пусть ожидает её на выезде из города за городской стеной.

Скифиса сидела в седле как влитая, с самого раннего детства гелоны, как и все скифы, была приучена к верховой езде. Не зря о скифах существует легенда что их предки кентавры, полулюди полукони, великие воины, отличающихся яростью в бою. Камисар сделал вид, будто случайно оказался возле городских ворот в это время.

Он подскакал к ней, некоторое время они ехали молча, Камисар растерялся, не знал, с чего начать разговор. Первой нарушила неловкое молчание Скифиса:

— А, что все персидские послы такие молчаливые? — со смехом в голосе спросила она.

— Нет, — Камисар сглотнул комок в горле, — они молчаливы только тогда, когда рядом с ними такая прекрасная девушка как ты, потому, что их красота лишает их дара речи и сил.

Польщённая таким ответом, Скифиса засмеялась:

— Тогда ваше войско очень просто разбить, выставив против вас красивых девушек.

— Мы согласны стать пленниками таких красавиц как ты. Куда мы поедем?

— Я собиралась отправиться на один луг, там течёт ручей чистой воды и растут лечебные травы. Сегодня полнолуние, как раз они приобретают высшую лечебную силу. Ночью никто меня не выпустит из города, потому я собираю их днём. Все женщины в нашем роду умеют лечить травами многие болезни.

— Если ты не против этого, я хотел бы помочь тебе.

— Я не против, что бы у меня был помощник.

— Расскажи мне о травах, вдруг пригодится.

— Это очень интересно, но в двух словах об этом не расскажешь, вот ива. Такая красивая, её кора помогает при простуде, когда у человека жар. Ромашка не заменима, когда рана загноится, нужно её отваром обмывать рану. Вот этот цветок, — она указала на растение с жёлтыми мелкими цветками, — от ста болезней помогает».

Она ещё много что –то рассказывала о корнях одуванчика, крапиве, коре дуба, но Камисар почти этого не слышал, он любовался её. Он смотрел, как шевелятся её сладкие, сочные, яркие губы, при улыбке у неё на щёчках появляются маленькие ямочки и слегка подрагивают пушистые ресницы.

Он взял её за мягкую тёплую ладонь, развернул к себе, в её глазах, цвета небесной сини блеснул отражённый луч солнца. Прижал к себе и поцеловал, ощутив её неповторимый запах цветущих полей, исходящий от её тела.

Она не сопротивлялась, но, когда Камисар притронулся ладонью к её упругой молодой, налитой груди, девушка мягко отвела руку.

— Нет, — тихо, но твёрдо ответила она.

— Как только я тебя увидел, сразу полюбил тебя, — жарко зашептал на ухо Камисар. — За тебя я готов отдать, всё, что у меня есть.

— Ну, да, влюбился, — она слегка оттолкнула его, — иронично посмотрела на Камисара, — а жениться на мне не желаешь?

— Я готов женится на тебе хоть сегодня!

— Ой, ли? — чёрная бровь у девушки взметнулась испуганной птицей.

— Да, только я не знаю обычаев вашей страны, как тут женятся.

— Я слышала, что в вашей стране мужчины имеют большое количество жён. Я не желаю быть одной из них.

— Это обычай у персов. Я же кариец, у нас только одна жена. Так как у вас женятся?

Скифиса засмеялась звонким смехом, слегка склонила голову:

— Очень просто, вечером, до заката солнца жених приходит к отцу невесты с подарками, и говорит: «Слышал я, что у вас товар есть, невиданной красы. А я, купец, хотел бы его приобрести». После чего вызывают невесту и спрашивают её согласия. Если она согласна, назначают день свадьбы, обычно, дней через тридцать, что бы съехались родственники. Перед самой свадьбой устраивается пир, для жениха и невесты отдельно. Потом свадьба, у вождей она длится семь дней.

— Мне осталось только дождаться заката.

— Жди, — она озорно улыбнулась, — нам пора возвращаться.

Когда Камисар вернулся в свои комнаты, отведённые для него, он собрал слуг, приказал открыть все сундуки, которые они привезли с собой. Лично отобрал самые красивые ювелирные украшения и приказал отложить в отдельную шкатулку.

«Дайте мне шкатулку, с ней я пойду в жилище царя Индигира», — приказал Камисар.

Когда он подошёл к жилищу царя, построенного из крепких дубовых брёвен, окружённого высоким частоколом, Камисар постучал в ворота. Открылось небольшое смотровое окошко, и недовольный голос спросил:

— Кто там?

— Это я, — Камисар немного прокашлялся, — персидский посол к царю.

Ворота со скрипом открылись, он вошли на широкий двор. Двор был застелен деревянным настилом, было много хозяйственных построек, амбаров, клетей, баня. Из большой конюшни доносилось ржание лошадей.

«Подожди немного», — стоявший у ворот широкоплечий плотный бородатый стражник тяжёлой походкой вошёл в дом, чуть погодя вышел и пробасил: — «заходи».

Царь Индигир, сидел на троне, устланном звериными шкурами с высокой спинкой.

— Ты хотел поговорить со мной, персидский посол?

— Да, — Камисар очень волновался, — у нас есть товар, у вас есть купец. Со мной подарки…

— Что? — тёмные брови Индигира от удивления поднялись, он закинул свою красивую голову с начинающей седеть бородой и громко засмеялся. Он смеялся долго, от всей души.

«Он сейчас откажет мне», — сумрачно подумал Камисар.

Царь перестал смеяться и обратился к стоявшему рядом стражнику:

— Ты слышал когда-нибудь нечто подобное, Догорож?

— Да уж, никогда ни чего такого и не слышал.

— Как я понял, ты хочешь взять в жёны мою дочь Скифису?

— Да, — коротко ответил Камисар.

— Не обижайся, — доверительно сказал Индигир, — только ты всё спутал, ты купец, а у нас товар.

— Я от волнения, — признался Камисар.

— Понятно, всё так неожиданно. Я смеялся без зла, уж больно вид у тебя был растерянный. Догорож, позови мою дочь, должны же мы узнать её мнение.

Вошла Скифиса, и скромно опустив глаза, спросила:

— Вы звали меня, отец?

— Да, — мягким голосом ответил Индигир, — посол царя персидского хочет взять тебя в жёны. Ты согласна?

Она подняла взгляд, пристально взглянула на Камисара и ответила:

— Я согласна.

— Ну, что же, — Индигир хлопнул себя по коленке и поднялся, — тогда устроим пир по этому поводу, а через месяц, когда прибудут гости и родственники, устроим свадьбу.

За то время, пока шла подготовка к свадьбе, Камисар крепко сдружился с Догорожем. Дни летели быстро, и вот уже был устроен предсвадебный пир, на котором присутствовали одни мужчины.

— За то время пока я тебя узнал, — Догоруж сильно захмелел, — стал тебя очень уважать и хотел бы стать твоим побратимом.

— Это как? — удивился Камисар.

— Это значит, что мы станем ближе, чем братья, каждый из нас отдаст за побратима, здоровье и жизнь.

— Прежде чем стать твоим побратимом, я хотел узнать, что это значит.

Догоруж отхлебнул из кубка, отёр рукой усы и спросил:

— Как тебе наш напиток?

— Хорош. Из чего он делается?

— Из мёда. Ты хотел узнать побольше о побратимах? Так слушай. Побратим, это самый близкий друг. Этот обычай у разных народов называется по-разному, одни зазывают его ардхорд, мы же просто побратимами.

Этот обычай соблюдают не больше трёх человек, потому, что таких верных друзей не может быть много. Есть давнее придание об одном племени, в котором были два побратима, Дандамис и Амизок. В то время их племя враждовало с другим племенем савроматов. И вот, когда Дандамис был в отъезде, на стойбище Амизока напали враги и увели его плен. Дандамис устремился в погоню и настиг савроматов. Те, увидев чужака, схватились за оружие, но тот сказал, что прибыл без оружия, с мирными намерениями. Когда его привели к вождю савроматов, он спросил, зачем явился Дандамис. Тот ответил, что прибыл, чтобы выкупить своего побратима Амизока, но, у него ни чего нет. Тогда вождь зло усмехнулся, решил проверить их дружбу, предложил отдать свои глаза за свободу друга. Ничуть не колеблясь, Дандамис лёг под нож палача.

Вождь савроматов, поражённый такой преданностью друга отпустил их обоих, дал коня и все необходимые припасы. Когда они добрались до родных кочевий, Амизок сам лишил себя зрения, чтобы быть равным в беде с другом. Вот такие люди побратимы. Ты согласен?

— Да. Когда мы исполним этот обычай.

— Сейчас его и проведём.

— Всё хочу спросить, кто этот молодой человек угрюмо сидящий в углу.

— Это Анкифас. Дальний родственник Индигира. Сам хотел жениться на Скифисе. Предупредить хочу, человек он не надёжный и мстительный.

— Я хотел бы узнать, откуда на этих землях пришло племя гелонов?

— Мы потомки греков, живших на берегах Понта Эквсинского и изгнанные оттуда варварами, осевшие среди будинов и перемешавшиеся с ними, потому, предания о нашем происхождении имеют как греческие корни, так и скифские.

— Это интересно, — Камисар внимательно посмотрел на Догоружа, — я бы с удовольствием послушал.

— Я расскажу, а пока, давай ещё выпьем, — и Догорож налил ещё кубок напитка, который гелоны называли хмельным мёдом.

— Вот слушай, что о нашем происхождении говорят греки. Когда Геракл, по приказанию царя Эврисфея совершал свой десятый подвиг, победив гиганта Гериона и отобрав у него стадо удивительных коров, он гнал их через необитаемую страну. Пустив пастись вечером своих коней, утром он их не обнаружил. В своих поисках коней он прибыл в землю, которая называлась Гилея. Здесь в одной пещере он повстречал странное существо, полуженщину, полузмею. Он спросил, не знает ли она, куда девались его кони. Это существо ответило, что кони у неё, но отдаст она их при условии, что он проведёт с ней ночь.

Наутро она поведала, что от этой связи у неё родятся три сына. И спросила, как ей с ними поступить, отослать ли их все к нему.

Геракл немного подумал и ответил, что когда они станут взрослыми, то тот, кто сможет натянуть его лук, надеть его пояс, того может оставить у себя, других выслать из страны. После чего натянул один из двух своих луков и снял с себя пояс.

В своё время родились три сына: Агафирс, Гелон и Скиф. И только Скиф смог справится с заданием Геракла, он стал первым правителем этой страны. От него и пошли все остальные скифские цари.

— Очень интересно, — в голове у Камиссара шумело от выпитого, — что говорят сами скифы о своём происхождении?

— Так слушай дальше, — Догоруж, положил на стол свои могучие руки, — был такой правитель Таргитай и имел он троих сыновей, Липоксаиса, Арпоксаиса и младшего Коласаиса. В это время с неба упали золотые предметы: плуг, ярмо, секира и чаша. Первыми увидел эти вещи старший брат, но, когда он попытался их взять, они запылали огнём. Второй брат тоже не смог ими овладеть и только младший Колаксаис смог ими владеть.

От старшего брата пошло племя, называемое авхотами, от среднего племена катиаров и траспиев. Младший стал родоначальником паралатов. Всех их называют скифами.

— Слушай, Догоруж, не знаю, как ты, у меня глаза слипаются, утром свадьба. Мне понравился твой рассказ, но я больше не могу, спать хочу.

— Сейчас проведёт обряд братания и иди спи, жених, — Догоруж раскатисто рассмеялся, — не привычен ты к нашим пирам.

Они вышли на двор, в руках у Догоружа была чаша с вином.

Он поставил чашу на землю, достал нож, сделал надрез на пальце держа руку над чашей, кровь из пореза капала в вино.

— Теперь это должен сделать ты, Камисар, — торжественно произнёс Доргоруж и протянул нож своему побратиму.

Камисар надрезал палец, несколько капель упали в чашу.

Доргоруж достал из ножен свой меч:

— Окунём наше оружие в вино, и выпьем его до дна. С этого момента мы побратимы, каждый из нас должен не жалеть жизни друг для друга.

Так они и сделали.

Утром Камисар проснулся от громкого стука в дверь:

— Вставай, засоня, а то свою свадьбу проспишь! — раздался голос Догоружа.

Каиссар с трудом разлепил глаза:

— Какая свадьба, с кем? — с удивлением спросил Камисар спросонья.

— Да твоя свадьба, твоя, — засмеялся Догоруж.

— Ах, да, точно, моя свадьба, — он встал, открыл дверь.

— Пойдём, по обычаю нужно омыться в бане, одеть всё чистое, как жениху.

После бани, Камисар почувствовал себя намного легче.

— Ты мне расскажи, какие тут свадебные обычаи, я знаю, что у разных народов они не одинаковые.

— Да всё просто, если, что я тебе подскажу, слушай, — и Догоруж рассказал, как празднуют свадьбы у гелонов.

После бани они оделись в красивые одежды, во дворе их ждали нарядно одетые парни, человек тридцать, Догоруж и ещё один их товарищ, Доброней, подхватили Камисара по руки и они отправились ко двору Индигира. Парни распевали весёлые песни, один из них зычным голосом крикнул: «Что женишок, всё не терпится жёнушку увидеть, смотри от нетерпения, не проткни её до самого горла». Все громко засмеялись, но Камисар не обиделся. Он уже знал, что это в обычаях гелонов такие грубые шутки, тем самым молодым желали здоровья и процветания.

В воротах им путь преградили девушки в цветастых платьях:

— Кто это тут появился, коршун дикий, хочет нашу ласточку похитить. Не отдадим подружку нашу, — заявила низенькая смешливая девушка.

— Нет, не отдадим, — затараторили её товарки, — ни за что не отдадим.

— Да мы же не просто так, — забасил Догоруж, — худого вашей ласточке не сделаем, а вам страже верной, подарочки припасены! — и подал небольшой ларец, с украшениями, кольцами, серёжками, золотыми цепочками.

— Вот это другое дело, — девушки расступились и запели песню:

Как летала наша лебёдушка

В синем небе да за облачком

Вольной птичкою, лёгким листиком

Да дружила с ветром ласковым

Над горами, лесом тёмным

Да увидел её сокол ясный

И отбил её, лебедь белую

От подруг, лебединой стаи

Распалился жених на лебёдушку

И унёс её в своё гнёздышко.

Как всплакнули то подружки

Проводив их на капище,

Где богами благословенные

Стали муж с женой в веки вечные.

Во дворе их ожидал Индигир со своей супругой, дородной женщиной украшенная золотом и серебром, в расшитом платье.

В руках у женщины был каравай с стоящей на нём кубке с мёдом, а Индигира небольшой поднос с деревянными божками.

— Дети мои, — сказала женщина низким грудным голосом, — вкусите это хлеб, что бы жизнь была у вас сытная и мёд, что бы жизнь была сладкая.

Камисар и Скифиса отщипнули хлеба, макнули в мёд, и съели их.

— Дети мои, — Индигир счастливо улыбался, — поклонитесь богам нашим, и поедем в капище. Наше благословение родительское вы получили, а теперь поклонимся нашим богам, что бы они благословили ваш брак на небесах.

Невеста с женихом, в сопровождении родителей и гостей вышли со двора, расселись по раскрашенным повозкам.

В распахнутых воротах их уже ожидал жрец, лысый высокий старик, с длинной седой бородой, в белой до пола, одежде. Он поглаживал морщинистой рукой лысину, щурясь, поглядывал на яркое солнце.

— Святой волхв, — обратился к нему Индигир, — пришли мы к тебе с детьми своим, что бы боги благословили их брак на небесах.

— Жду вас, гости дорогие, всё уже готово.

— Это пожертвования богам, — двое из гостей вытащили из повозки небольшой сундук и поставили у ног волхва, там лежали золотые и серебряные украшения, драгоценные одежды.

Волхв взял жениха и невесту за руки, подвёл к столику, на котором лежало полотенце, пучок трав, ковш с водой и небольшая жаровня.

Связав полотенцем руки молодожёнов, он повёл их по кругу внутри капища.

Остановившись перед огромным деревянным изображением божества, с серебряными усами и золотой бородой, волхв сказал:

— Дети мои, это наш верховный бог Перунас, повелитель богов и людей, повелитель молний, поклонитесь ему, чтобы он покровительствовал вам. Жертва, бык уже принесён, его кровью я окропил бога.

Они сделали второй круг, теперь остановились перед женским изображением, державшим в руках клубок шерсти и веретено:

— Дети мои, это богиня Макашь, покровительница дома, женской судьбы. Пусть она охраняет покой вашего дома, пусть в нём будет благость и достаток. В жертву ей положите моток шерсти и веретено.

На третьем кругу они остановились ещё одного идола из дерева, сурово глядящего из-под кустистых бровей, с большой волнистой бородой.

— Это дети мои бог Сварож, отец всех богов, создатель рода людского, покровитель предков наших, поклонитесь ему. Перед ним будет разожжён священный огонь.

Четвёртый круг закончился тем, что они предстали опять перед изображением женского идола. На груди у неё было вырезано изображение свастики. — Это дети мои богиня Роженица, хранительница рода, ваших детей, внуков и далёких потомков. В жертву ей будет принесено молоко, ибо молоком питается дитя всякое. Поклонитесь ей.

Потом волхв подвёл их к столику, зажёг от жаровни пучок трав и этим факелом обвёл вокруг головы новобрачных, приговаривая:

— Святой огонь да охранит вас от злых чар и худых духов, — и бросил травы в жаровню.

После этого, взял ковш с водой опрыскал их, говоря при этом:

— Святая вода смоет с вас всё плохое, оградит вас от дурного глаза и порчи.

Взяв в руки горсть земли, он наспал их у ног молодожёнов и слова его звучали особенно торжественно:

— Пусть благословит вас Мать-сыра земля, откуда все мы произошли, куда все будем погребены, после очистительного огня, отправляющего наши души в светлый Ирий.

После этих действий молодые, так же связанные полотенцем уселись в повозки и поехали обратно в дом царя.

Во дворе их ждали нарядные гости, с горстями пшеницы, и когда они шли мимо вереницы встречающих те их обсыпали пшеницей и желали всего хорошего.

Их торжественно проводили во главу стола, усадили на скамью. К ним подвели к Камисару мальчика, к Скифисе девочку, лет по пять и усадили их на колени, что бы они в своём браке имели множество детей. Когда гости уселись, детей увели первое, что сделали Камисар и Скифиса, это отломив хлеб, стоящий пред ними, окунули его в чашу с мёдом и угостили друг друга. Полотенце развязали и постелили на колени. С этого момента они стали мужем и женой.

— Слава молодым! Долгих лет жизни в любви и согласии, — возвестил Догоруж, — подними братины за молодых, да пусть боги покровительствуют им! Горько!

Камисар нежно обнял Скифиса, она вся затрепетала, ей было непривычно целоваться на виду у всех, закрыла глаза от смущения.

После этого гости приступили к трапезе, заиграла музыка, певцы запели песни.

Много раз приходилось молодым подниматься и целоваться, Гости преподносили им подарки, желали счастья и здоровья долгих лет жизни.

Солнце уже начало садиться, Догоруж встал из-за стола и подмигнув Камисару, сказал: «Вот, уж ночь наступает, пора молодым в опочивальню».

Несколько старух, взяли молодых под руки и повели из-за стола в спальню.

В опочивальне помещалась широкая кровать, устланная хлебными снопами, поверх их медвежьей шкурой и белой простынею. Стояли лавки, на одной был большой медный таз и кувшин с водой. Одна из старух обошла трижды вокруг ложе, с рябиновой веткой приговаривая: «Как стекает с гуся вода, так от молодых уходит беда, прочь злые духи, прочь Морена, прочь анчутки, да будут с вами духи небесные».

Старухи ушли, поклонившись молодым, они остались вдвоём. Камисар сел на постель Скифиса опустилась на колени, сняла с него обувь, помогла снять ему одежду. Потом она разделась сама. Легла на постель, закрыла глаза. Женский вскрик, раздался в тишине.

Утром их разбудил стук в дверь и женский голос, спросил:

— Хорошо ли ночевали, молодые?

— Хорошо, — ответил Камисар.

— Пора за стол, гости уже собрались.

— Сейчас идём.

Они встали, омылись, оделись, и Скафиса сказала: «Мы оделись, входите».

Вошла старуха, что проводила обряд с веткой калины, откинула покрывало, взглянула на простыню, удовлетворённо хмыкнула и стала складывать её. Когда старуха ушла, Камисар спросил:

— Чего это она?

— Такой обычай, — покраснев, пояснила ему Скифиса, — она проверяет, девственницей ли была невеста. Потом эту простынь вывесят на ворота, что бы все убедились, что невеста была невинна. Хотя девушки нашего племени могут до свадьбы лишиться девственницы, она очень ценится. Если в семье есть ещё девушки, то многие женихи будут свататься к ней, эта семья будет пользоваться уважением.

Свадебный пир продолжался ещё неделю, потом гости стали разъезжаться.

Спустя месяц Камисар двинулся в обратный путь в Персию. Сопровождать до границы владений Индигира его вызвался Догоруж, с десятком воинов.

Первые признаки осени уже виднелись в степи, цветы пожухли, птицы начали собираться в стаи, чтобы отправиться на жаркий юг.

На третий день пути зоркий Догоруж заметил на горизонте точку, которая быстро приближалась к ним.

— Не нравится мне это, — пробурчал Догоруж.

— Что именно? — спросил Камисар, ехавший рядом.

— Это воинский отряд, человек тридцать, все в полном вооружении. С чего бы это? Ну, стой, — скомандовал он, — повозки в круг, всем надеть броню, приготовить оружие. Чувствуется, не к добру это.

Камисар присмотрелся к человеку, скакавшему впереди всех, и узнал его — это был Анкифас. По его лицу было видно, что тот очень раздосадован.

— Что тебе надо, — спросил Догоруж, — ты разве не знаешь закон гостеприимства, почему ты с оружием?

— Гостеприимства? — Анкифас рассмеялся, — кому? Я готов предоставит дом и кров любому из нашего племени, но не этому чужестранцу, тем более он украл у меня Скифису.

— Не лги, она добровольно вышла замуж за него, по воле богов.

— Воля богов? К чему эти пустые разговоры? Скифиса должна была принадлежать мне, я должен был получить за неё землю и сокровище, стать одним из самых могущественных вождей. Но, этот иноземец испортил всё. Поэтому я намерен вернуть её себе, несмотря ни на что.

Хотя его отряд в три раза превышал количество воинов Догоружа, но они были на открытом месте, а защитники прятались за повозки, могли легко сократить это численное превосходство, выбив нападавших стрелами.

— Ты гневишь богов, ты нарушаешь обычаи наши, позоришь свой род, — Догорож взялся за рукоять меча.

— Погоди, — Камисар положил ладонь на меч Догоружа, — это моё дело, — и обратился к Анкифасу, — зачем нам губить людей, к этому не причастных? Давай сразимся с тобой вдвоём, и пусть поединок решит, кто из нас прав.

— Я согласен. Если в этом бою я убью тебя, то Скифиса моя.

— Если я тебя, то твои люди уходят.

— Право выбора, как будете биться пешими или на конях принадлежит Камисару, ты ведь его вызываешь на бой, Анкифас. Бой до смерти, — хмуро объявил Догоруж.

— Будем биться пешими, — предложил Камисар, сходя с коня.

— Будь осторожен, — шепнул ему на ухо Догоруж, -от этого негодяя можно ожидать любой подлости.

Камисар взял щит, с вырезами по бокам, и изогнутую саблю, у его врага щит был каплевидный и боевой топор на длинной рукояти.

Анкифас напал сразу, как только его противник спрыгнул с повозки. Но, Камисар был готов к этому, резко ушёл в сторону, прикрывшись щитом. Разозлённый тем, что не удалось поразить противника с первого удара, Анкифас яростно рыча кинулся в новую атаку. Он наносил неистовые удары, которые, впрочем, не приносили никакого результата. Камисар ловко увёртывался, подставлял щит, изматывал противника. Он ждал, когда тот выдохнется, устанет, совершит ошибку, тогда Камисар нанесёт решающий удар.

Взмахнув топором, Анкифас слишком поддался вперёд, потерял равновесия и опустил щит. Этого было достаточно, чтобы Камисар нанёс ему рубящий удар по шее. Тот захрипел, схватился за горло, рухнул на землю.

Подошедший к месту схватки Догоруж, обратился к воинам Анкифаса: «Забирайте его и уезжайте, похороните его как положено. Чужеземец победил честно, вы видели сами».

Скифиса сияла от счастья, она обняла мужа и нежно поцеловала его:

— Я верила, что ты победишь.

— Что бы ты делала, если бы я проиграл этот бой?

— Что делала? — она достала небольшой кинжал, висевший в узорных ножнах на её поясе, — вот этим кинжалом я бы убила себя.

Дальше они ехали без происшествий они доехали без происшествий, у самой граница Камисар с Догоружем тепло попрощались. Судьба их развела и больше они не встречались.

Незаметно пролетело пять лет после родов. В семье Камисара снова был праздник. Суета во дворце Камисара началась с утра. Слуги накрывали столы, вино разливалось по кувшинам, было пригнано много скота, чтобы их заколоть и раздать мясо бедным людям. Сам Камисар оделся сегодня особенно празднично: в пурпурную тунику и малиновые шаровары с пурпурной полосой. На голове у него был высокий войлочный колпак, с сине-белой повязкой. Что бы скрыть своё нетерпение, он делал вид, что рассматривает свои синие башмаки с загнутыми вверх носками.

Наконец дверь из женской половины распахнулась и Скифиса, в сопровождении служанок вышла во двор. Она была одета в длинное широкое пёстрое платье, расшитое золотом. За руку она держала светловолосого кучерявого мальчика с голубыми глазами, своего сына. Красота матери передалась ребёнку, у него было милое личико с ямочками на щеках.

Из толпы мужчин вышел бородатый грек, с грубым, в шрамах лицом в красивом голубом хитоне и громким голосом возвестил: «Сегодня в доме нашего повелителя большой праздник. Пять лет назад родился его сын Датам. По обычаям, мальчик до пяти лет воспитывается на женской половине, после этого возраста он передаётся отцу».

После этих слов грек взял мальчика за руку и торжественно подвёл его к отцу.

Ласково улыбнувшись, он поднял сына на руки: «С этого дня начинается твоё воспитание, как мужчины. Прежде всего, ты должен научиться ездить на лошади, стрелять из лука, и что самое главное, говорить правду. Всему этому буду учить тебя я сам. Остальному, панкратиону, бегу, владению мечом, знанию языков всему этому, тебя будет обучать грек Гераклион. Я надеюсь, что ты будешь прилежным учеником и не огорчишь меня. А, сейчас, первое твоё испытание, ты должен сесть на лошадь».

К ним подвели гнедую лошадь, Камисар посадил Датама на лошадь, сам взял узду: «Дерись крепче за гриву. Не боишься?», — сын отрицательной покачал головой, и тогда отец повёл лошадь по кругу в широком дворе.

Когда поездка закончилась, отец ссадил сына на землю, у того от восхищения сияли глаза:

— Можно, я ещё прокачусь? Тольку узду я сам возьму», — Датам с мольбой посмотрел на отца.

— Можно, — Камисар был рад, что сын не испугался лошади, — но только не сегодня. Сейчас мы будем учиться стрелять из лука. Для тебя я сделал маленький лук. По мере того, как будешь расти, будет увеличиваться твой лук, и к годам пятнадцати ты уже будешь способен стрелять из настоящего боевого лука.

— Так долго ждать? — Датам был разочарован, — но сегодня мне позволишь стрелять из моего оружия.

— Нет, сын мой, сегодня стрелять ты не будешь. Прежде чем стать хорошим стрелком, необходимо научиться натягивать тетиву. Ты должен будешь чувствовать своё оружие, как свою руку. При стрельбе надо много чего учитывать, ветер, расстояние, вооружение противника и прочее. Только так ты станешь великим воином. Но, как я говорил, важнее всего, как воину и как человеку уметь говорить правду.

Ложь есть основа всех плохих качеств человека. Особенно опасна ложь из корысти. Из-за лжи рождается предательство, зависть, ненависть. Истинна похожа ровной поверхности озера в тихую погоду, все предметы отражаются в нём в соответствии со своими настоящими размерами. Ложь подобна ветру, который делает поверхность озера волнистой и невозможно оценить истинные их формы.

Ложь может погубить не только одного человека, но и целое государство. Потому, что правитель будет лгать своим подданным, они же, видя истину, не будут ему верить. В трудную минуту для государя они не встанут на его защиту, и враги без труда захватят страну.

Если же подданные будут лгать своему государю, то он, не зная истинного положения в стране, будет принимать неверные решение, что, вызовет недоверие к нему. И опять, кто пойдёт на защиту такого государя?

Поэтому у нас с ранних лет приучают детей говорить правду, воспитывают отвращение ко лжи к их же благу.

Датам был хорошим учеником, к двенадцати годам достиг больших успехов во владении оружием и управлении лошадью. Особенно ему нравился панкратион

Как — то раз, его занятия в палестре были прерваны отцом. Рядом с Камисаром стояла молодая красивая женщина, а возле неё подросток почти одного года с Датамом, но гораздо выше его и крепче.

Отец подозвал Датама и сказал:

— Познакомься, это твоя тётя Каниса, жена царя Пафлагонии Тия. А, это их сын Туис.

— Я слышал, — презрительно произнёс Туис, — ты занимаешься панкратионом?

— Да, — коротко ответил Датам и гордо добавил, — мой наставник говорит, что, если бы был греком, мог бы участвовать в олимпийских играх.

Недовольно поморщившись, Туис, прошипел:

— Греки известны своей лживостью и преклонением перед своими властителями.

— Ты оскорбил моего наставника, а значит и меня, — возмутился Датам.

— И что с того? — Туис равнодушно посмотрел на своего двоюродного брата.

— Ты должен ответить за свои слова. Давай поборемся, кто, выиграет, тот и будет прав.

— С тобой, что ли бороться? — усмехнулся Туис, — я сильнее и выше тебя.

— Что, струсил?

— Даже не думал. Мне просто стало жалко такого замухрышку, как ты.

— Так боремся, или ты будешь прикрывать свою трусость словами?

Туис разъярился:

— Ещё никто меня ни смел обвинять в трусости.

— Тогда снимай одежду и будем бороться.

Туис был, сильнее, но Датам двигался ловко, и все попытки противника схватить его не увенчались успехом.

Сын царя Пафлагонии нанёс удар рукой, но Датам уклонился и ударом ноги в грудь причинил Туису сильную боль. Он схватился за грудь и слегка покачнулся назад, но устоял на ногах. Неудача разъярила его, и он кинулся на Датама пытаясь обхватить его руками. Но, тот увернулся, сделал подсечку и Туис упал на живот.

Датам навалился на него, обхватил противника за шею и провёл удушающий приём. Туис захрипел, поднял, в знак того, что сдаётся большой палец.

Датам отпустил поверженного противника и начал

подниматься. В этот момент Туис, захватив горсть песка, бросил его в глаза Датаму.

— Что ты делаешь? — возмутился Гераклион.

— Тебе какое дело? — прохрипел Туис.

— Это запрещено правилами, за это наказывают палкой.

— Ты, что раб, хочешь ударить царского сына палкой?

— Я не раб, — разъярился Гераклион, — и в палестре нет сыновей царя. Есть только учитель и его ученики. Датам, пойдём, я тебя подведу к воде, омоешь глаза.

Датам тогда даже и не догадывался, при каких обстоятельствах ему ещё раз встретиться с этим гордым и чванливым Туисом.

К своему двадцатилетию Датам стал крепким развитым юношей. Во время занятий стрельбой из лука он был неожиданно вызван к отцу.

— Что случилось, отец? — с волнением спросил Датам.

— Сегодня я поучил повеление от нашего царя Атарксеркса Второго отправляться на войну с кадусиями.

— На войну? — глаза Датама радостно заблестели, — наконец то я буду участвовать в настоящем деле.

Видя, как загорелся будущим походом его сын, он слегка улыбнулся. О, эта юношеская горячность и желание подвигов! Только война — это ещё и тяжёлый труд, лишения, болезни и раны. Но, всего этого Камисар говорить не стал, он только тяжко вздохнул. Нехорошие предчувствия терзали его душу:

— Иди, готовься к предстоящей войне. Проверь оружие, коней, снаряжение и самое главное, съестные припасы. Голодный воин, это слабый воин, а слабый воин, лёгкая добыча для врага.

Когда Датам ушёл, Камисар подумал: «Нужно принести жертвы богам. Хотя это, мне кажется, не поможет. Предчувствия мне подсказывают, я не вернусь, из этого похода».

Поход, действительно, выдался очень тяжёлым. Земля кадусиев не отличалась плодородием, там не было ни пшеницы, не росла рожь, только дикие яблони росли в изобилии. Густые туманы покрывали вершины гор, было холодно и сыро, часто шли дожди.

Огромная армия Атарксеркса Второго Мнемона, прозванного так за отличную память, с трудом продвигалась по горным ущельям. Кадусии делали частые нападения, но больше потерь было от дождей и сырости, не привыкшие к такому суровому климату персы и их союзники, болели и умирали. В войске персов начал ощущаться недостаток продуктов, за голову осла давали 60 драхм. И только, благодаря предусмотрительности Датама, в войске карийцев голод не ощущался.

Перед тем как стать лагерем, посылалась разведка, осмотреть окрестности. На этот раз выпала очередь Камисара. Он взял конный отряд своих телохранителей, и они отправились в путь.

Проезжая мимо небольшой горы, они попали в засаду, Камисар был убит.

Когда тело Камисара было привезено в лагерь персов, об этом сообщили Датаму, его сердце разрывалось от горя. Но, он был воин и потому внешне был спокоен.

Он вызвал начальника отряда телохранителей, начал расспрашивать, как это случилось. Ему показалось подозрительным, что был убит только его отец, остальные не были даже ранены.

— Расскажи, что произошло?

— Мы ехали по горной тропинке вдоль реки. Слева от нас была небольшая гора с обрывистым склоном, поросшая густым кустарником. Как всегда, ваш отец ехал первым. Вдруг из кустов полетели стрелы, и он был убит. Мы немедленно спешились и начали карабкаться вверх, но склон был очень крутым, и поэтому сразу вступить в бой не получилось.

— Когда вы поднимались, по вам из лука не стреляли?

— Нет.

— Рассказывай дальше.

— Мы прочесали гору, и с противоположенного склона увидели долину, по которой удалялся небольшой конный отряд кадусиев. Наши лошади были внизу, потому мы не смогли их преследовать.

— Понятно, можешь идти.

— Позвольте, господин, сказать ещё несколько слов.

— Говори, — Датам удивился.

— После смерти нашего полководца мы все считаем, что нами должны командовать вы.

— Хорошо, прикажи построиться карийцам.

Когда войско построилось, Датам вышел из своей палатки и обратился к ним с речью: «Сегодня тяжёлый день для меня и вас. Погиб мой отец, ваш правитель и полководец. Но, мы сейчас находимся в походе, на чужой земле, где враг силён и неуловим. Полагающиеся ему почести мы отдадим по возвращению домой, а сейчас все свои силы мы должны отдать на то, чтобы отомстить за гибель моего отца. Вы возложили всё это на меня по вашему единодушному решению. Я вам обещаю, что вы не пожалеете о своём решении.

Для этого одних моих стараний мало, вы должны помочь мне. С вас я буду спрашивать строго, но справедливо. И если я, по вашему мнению, поступлю неправильно, каждый из вас может прийти ко мне и сказать об этом.

Победа воина основывается на его умении сражаться. Это правило одинаково для всех, как для простого воина и их полководца».

С этого дня у карийцев началась иная жизнь. Датам решил строить своё войско по принципу греческой фаланги, о которой ему много рассказывал его учитель Гераклион.

На осмотр окрестностей он, как и его отец выезжал сам. Делал это каждый день, но впереди шла разведка и очень внимательно осматривала дорогу. Опасные места оцеплялись и после того как, Датам с воинами проезжал мимо такого места, оцепление снималось. Он заметил, что кадусиев стало много, они появлялись вдалеке, но в бой не вступали. Это насторожило Датама, он доложил об этом, от него отмахнулись, мол, не чего сеять панику.

Датам приучил своих воинов быть при оружии и днём и ночью, в случае тревоги, быстро строиться в фалангу, прикрытую щитами и ощетинившуюся копьями. Его лучники были лучшими во всём войске. И как оказалось, все его старания были не напрасны.

Датам заметил, что часовые, охраняющие общий лагерь, несли свою службу плохо, некоторые спали. Поэтому, в своём лагере он поставил своих часовых, и когда двое из них были найдены спящими, наказал их ударами палок.

Кадусии напали рано на рассвете, как только солнце выскользнуло из-за сумрачных горных вершин, и рассеялся утренний туман.

Они ворвались в персидский лагерь несокрушимой волной, круша всё, что попадалось на пути. Персы, не успевали проснуться, схватиться за оружие, и падали, поражённые их мечами и копьями.

Часовые Датама заранее заметили приближение врага, воины сразу проснулись, успели вооружиться и построиться для отражения нападения.

Первые пять рядов копейщиков встали на одно колено, прикрылся щитами, выставил копья. За ними рядами построились так же в пять рядов воины, вооружённые тремя метательными дротиками с мечами и щитами. Когда у передних заканчивались их дротики, стоявшие позади передавали им свои дротики. Последние пять рядов составляли лучники, которые через головы первых рядов поражали врагов стрелами.

Стрелы и дротики легко пробивали непрочные щиты кадусиев. И так как у них не было доспехов, многие их них погибли, ещё не успев до добежать до щитоносцев с длинными копьями.

Как только Датам увидел, что враги, не смотря на потери, опасно приблизились к первым рядам, он приказал своим воинам подняться, сомкнуть ряды. Эта стена щитов и копий оказалась непреодолимой преградой, к тому же метатели и лучники продолжали метать свои стрелы и дротики через головы первых рядов, отсекая задние ряды нападающих.

Эта заминка позволила персидской коннице собраться и нанести удар кадусиям с тыла, а меченосцы Датама окружили врагов с флангов. Попавшие в окружение отчаянно пытались вырваться, но, выхода не было и многие из них были убиты или попали в плен.

Когда избиение закончилось, к карийцам подъехал командовавший конницей Трибаз и спросил:

— Кто вами командовал в этом бою?

Датам вышел вперёд и кратко представился:

— Я, моё имя Датам, сын погибшего сатрапа Карии Камисара.

— Ты храбро сражался. После того как мы вернёмся, я зачислю тебя в отряд амтрака, телохранителей царя. Их много погибло сегодня.

Понимая, что дальнейшее продвижение персов вглубь территории кадусиев приведёт к гибели всего войска, Тибриз пустился на хитрость. Он знал, что у них два царя, он к одному отправился сам, а к другому отправил своего сына, с разрешения Атарксеркса. Им удалось внушить царям, что соперник тайно стремится заключить с Атарксерксом мир. Кто первый это сделает, будет богато вознаграждён.

Поверившие в это цари поспешили заключить мир. Персидское войско повернуло обратно. Возвращение было ещё тяжелей, ударили морозы, голод свирепствовал, были съедены почти все лошади. Карийцы не так сильно страдали от голода

Как и обещал, Тибриз принял Датама в амтрака, воинскую элиту, личную гвардию Атарксеркса. Правда, Датам не был допущен в охрану личных покоев царя и потому яблоко, украшение на древко копья, было серебрёное, в отличии от тех, кто служил во внутренних покоях. У них оно было золотое.

Служба казалась Датаму скучной, и он, что бы развеять скуку часто бродил по улицам Персеполя.

Возвращаясь с такой прогулки вечером, подходя к дворцовым казармам, где жил Датам, он услышал отчаянный крик: «Помогите!». Он кинулся в тёмный переулок и увидел, как трое избивают ногами лежащего на земле человека.

— Прекратите немедленно! — потребовал Датам.

Повернувшийся к нему огромный рыжебородый грабитель процедил сквозь зубы:

— Тебе какое дело, проваливай, а то и тебе сейчас достанется.

Датам, не говоря ни слова, не ударил громилу ногой в пах, он согнулся и в тот же момент Датам кулаком нанёс ему удар по затылку. Потерявший сознание разбойник рухнул на землю, в кровь разбив лицо. Двое остальных, увидев, что случилось, убежали.

Датам наклонился над избитым человеком, тронул его за плечо:

— Не трогайте меня, забирайте все деньги и не бейте меня — простонал несчастный. На лбу у него была рана, из которой текла кровь, заливая ему глаза, поэтому он ничего не видел.

— Я не грабитель, хочу вам помочь. Вы идти можете?

— Не знаю.

— Тогда дайте свою руку, я доведу вас до дома. Далеко живёте?

— Нет, они напали на меня почти у самого дома.

— Вы знаете нападавших?

— Нет, впервые вижу.

Датам помог человеку подняться, тот сильно хромал, но, идти оказалось недалеко, шагов триста.

— Вот тут я живу, — указал незнакомец на дверь.

Датам сильно начал стучать и услышал испуганный женский голос:

— Кто там?

— Откройте, вашему мужу плохо.

— Вы кто?

— Корина, открывай, это я, — обратился мужчина к жене.

Женщина открыла дверь и застыла от ужаса:

— Куда его вести? — спросил Датам у женщины, она засуетилась, бросилась открывать двери дома:

— Сюда, проходите, положите его на кровать.

Датам осторожно положил мужчину, потом обратился к Корине:

— Принесите тёплой воды и полотна, которое можно порвать на полосы.

Женщина ушла готовить то, что приказал Датам, пока она ходила, Датам осмотрел пострадавшего. На бедре у него был большой синяк, как и на груди несколько синяков и ссадин, но рёбра целые. На лбу рана, она уже почти не кровоточила. Самое большое осложнение было в том, что вывихнуто левое плечо.

Жена принесла воду и полотно, Датам ножом разрезал его на полосы и начал осторожно промывать рану на лбу. Мужчина застонал:

— Вы врач?

— Нет, я служу в царской охране. Но, я занимался панкратионом, и наши наставники учили нас оказывать помощь, потому что в борьбе часто бывают повреждения. Меня зовут Датам, мой отец был сатрапом Карии. У вас вывихнуто плечо, его надо вправить, как только я перевяжу вам рану, потерпите немного.

— Я Пандат, царский казначей. Делайте как нужно, я потерплю.

Датам вправил плечо и про себя отметил, что Пандат очень мужественно без стона, выдержал его действия.

— Ну, вот и всё, — Датам поднялся с постели, — завтра я принесу вам бальзам, и рана быстро заживёт. Но, лучше всего, вам три дня не выходить из дома.

— Сколько я должен вам за помощь?

— Ни сколько. Хотя, — Датам задумался, — вы ведь хорошо разбираетесь в разных денежных вопросах?

— Да, — с некоторой гордостью ответил Пандат, — я один из лучших царских казначеев.

— Не могли бы вы меня кое-чему обучить, меня всегда интересовало, как в государстве обустроены денежные дела.

— С большим удовольствием я вас обучу всему, что знаю.

— Буду вам за это весьма благодарен. Теперь мне надо идти. Надеюсь, всё у вас быстро заживёт, — Датам в сопровождении женщины дошёл до выхода на улицу.

На следующий день Датам снова был у Пандата. Он осторожно смочил водой повязку на лбу у него, наложил бальзам и забинтовал. Синяки на теле и ноге стали желтеть, опухоль в вывихнутой руке спала.

— Ну, вот, — скоро уже станет совсем хорошо.

— Так что вы хотели узнать, молодой человек?

— Мой отец был сатрапом Карии. Рано или поздно я стану тоже сатрапом. Но, мне не хватает знаний. Я хочу понять, как сделать свою страну богатой и процветающей.

— Что вам сказать? — Пандат удобнее устраиваясь на ложе, — основу богатства страны определяют деньги и армия, которая это богатство защищает. Деньги можно получать разными путями, за счёт внешних поступлений и внутренних.

Внешние поступления получаются из торговли с другими странами и определяются ввозимыми и вывозимыми пошлинами на товары.

Чем ниже пошлины на товары, которые ввозят, тем больше их ввезут в страну. Но, если вы не хотите, чтобы какие -то товары, в ущерб производимым товарам в вашей стране, не продавались, вы пошлины повышаете. При вывозе товаров из страны, вам выгодны высокие пошлины.

— Это как на базаре, ты стараешься купить подешевле, а купец стремится продать подороже? — спросил Датам.

— В сущности, да, только в размерах государства.

— Какой размер пошлины устанавливать?

— Это зависит от того, какой товар ввозится и в каком количестве. Если его много, то пошлины можно поднять, мало, наоборот.

Самый простой способ увеличить богатство страны, это чеканить собственную монету. Так же нужно устанавливать подати. Подать должна соответствовать виду деятельности, например, у крестьянина её собирать в зависимости от состояния его участка и что на нём растёт.

Для того, что удешевить содержание армии, воинам раздаются участки, так же в зависимости от того, какую службу он несёт и какие у него затраты. Так, у пехотинца или лучника они одни, у тех, кто управляет колесницей другие.

Можно ещё сдавать участки земли или ремесленные мастерские в аренду.

Из объяснений Пандата Датаму стало много известно о том, о чём он и не догадывался. Он стал часто бывать в его доме, и они подружились.

Однажды, в начале лета, хлынул сильный ливень и Датаму пришлось переждать его в доме Пандата. Выйдя на улицу, он ощутил, как стало свежо, дождь прибил пыль, после грозы дышалось легко.

Навстречу ему шла девушка, с корзинкой фруктов. Она поскользнулась на ещё мокрой от дождя улице, корзинка выпала из её рук и фрукты раскатились по земле. Датам бросился ей на помощь, хотел помочь, но, нечаянно наступил на грушу и раздавил её. Он поднял глаз, чтобы извиниться, заметил, что девушка необычайно красива. Он не мог отвести взгляд от больших зелёных глаз, тонкого лица, нежных очерченных губ и белокурых волнистых локонов:

— Извините меня, — проговорил он сдавленным голосом, — я случайно раздавил грушу.

Девушка засмеялась мелодичным смехом, словно прохладный ручей в тенистом лесу:

— Я сама виновата, нужно быть осторожнее после дождя, я такая неловкая

— Это не правда, — наигранно возмутился Датам, — ваша грация достойна муз.

— Вы грек? — удивилась девушка, — вы совсем на грека не похожи.

— Я кариец, но у меня был учитель Гераклион, он из Греции. В качестве платы за раздавленную грушу позвольте мне донести вашу корзину до дома. А, вы гречанка?

— Да, моё имя Эфталия.

— Мне рассказывали, что гречанки редко выходят из дома.

— Я спартанка, нас воспитывают иначе, это афинянки или коринфиянки вечно сидят взаперти и прядут шерсть.

— Мне рассказывали, что из-за одной спартанской девушки, кажется, её звали Елена, разгорелась большая война.

— Да, это была Троянская война, она длилась 10 лет.

Они подошли к дому Эфталии, она поддала руку, чтобы забрать корзинку. Датам медлил, не хотел с ней расставаться:

— Всё же я не до конца исправил свою вину, вы остались без груши, я должен её вернуть.

Девушка засмеялась:

— Ну, что же хорошо, через три дня в храме Артемиды праздник, приноси туда грушу.

— В Персеполе живёт много греков и на праздник придёт много людей. Где я тебя найду среди толпы?

— Там есть оливковая роща, возле неё портик, найдёшь меня там. Только грушу, не забудь, и что бы сладкая была, — девушка улыбнулась и вошла в дом.

Что бы попасть на праздник Артемиды, Датам отпросился у своего хазарапатиша, то есть тысячника, подарив ему красивый перстень с бирюзой.

Он вошёл во двор храма Артемиды, там было очень много народа и спросил у одного бородатого грека, где находится портик, рядом с оливковой рощей. Тот молча показал рукой.

Проходя мимо статуи Артемиды, он невольно задержался, поразившись тому, что изображение богини было поразительно похоже на Эфталию. Те же большие глаза, волнистые волосы, высокая грудь, овал лица.

Он не без труда нашёл портик, протиснулся через толпу, держа в руках грушу. Эфталию он увидел издали, она стояла в тени колоннады, напротив неё находился красивый юноша, с холёным надменным лицом.

Датаму, из-за шума, не было слышно о чём они разговаривали, но судя по лицу Эфталии, их беседа была ей неприятна.

Эфталия что — то ему отвечала с презрительной улыбкой, спесивое выражение сползло с лица её собеседника. Он со злостью взглянул на девушку, развернулся, и когда Датам поднимался уже по ступенькам к подножию портика, пронёсся мимо него. Датам ощутил запах дорогих благовоний.

Датам подошёл к Эфталии, она лукаво посмотрела на него:

— И где моя груша?

— Вот, — Датам протянул ей грушу. Она взяла, откусила её:

— Вкусная.

— Что за юноша, разговаривал с тобой? Он чуть меня не сшиб, убегая от тебя, что ты ему такое страшное сказала?

— Да это, — Эфталия презрительно махнула рукой, — Полидорос, сын очень богатых родителей, считающий, что если у тебя много денег, то тебе всё позволено. Пустой и глупый бездельник.

— Я тут проходил мимо статуи Артемиды, не ли была для скульптора примером?

— Нет, — Эфталия погрустнела, — это была моя мать.

— Вы так похожи! — удивился Датам.

— Пойдём, я познакомлю тебя с отцом. Только у меня к тебе просьба, после смерти матери, отец испытал сильное горе и многим кажется, что он странный.

— Ты знаешь, — Датам взял девушку за руку, — для меня это не важно, главное, чтобы он был человеком хорошим.

Они вошли в оливковую рощу и на одной тропинке, где стояла статуя Артемиды со священной ланью, он увидел высокого грузного человека, чёрной густой бородой и чёрными курчавыми волосами до плеч.

Он был одет в широкий льняной расшитый узорами хитон и облачён в плащ. В ушах поблёскивали серьги, на руках позвякивали золотые браслеты. Он растеряно оглядывался вокруг.

— Ты где пропадала, дочь, я стал волноваться.

— Я гуляла по оливковой роще. Познакомься, отец, это Датам.

— Очень приятно, я Ариобарзан. Чем вы занимаетесь, молодой человек?

— Я состою в охране нашего царя.

— Да? — удивился отец девушки, — это великолепно видеть нашего царя каждый день. Вы хорошо говорите по-гречески.

— Увы, — Датам развёл руками, — я не в личной охране, я охраняю дворец. У меня был учитель грек.

— Ну, что же, это то же не плохо. Жара, — Ариобарзан провёл ладонью по лбу, — сейчас бы хорошо было бы выпить вина. Приглашаю вас к себе в гости, я тут недалеко живу.

Они втроём отправились в дом отца Эфталии по узкой кривой улочке. Ариобарзан открыл дверь, и они вошли в небольшой дворик, стены которого были расписаны сценами из различных греческих мифов. Посреди этого дворика стоял жертвенник Аполлона.

Они прошли дальше и остановились ещё перед одной дверью. Хозяин дома взял в руки висевший на стене молоток и постучал в дверь. Им открыла немолодая рабыня, она поклонилась и пропустила всех во внутрь, в ещё одни дворик, только побольше первого.

— Сегодня жарко, давайте расположимся здесь, — предложил Ариобарзан, — вы не против?

— Давайте, — согласился Датам.

— Вот и хорошо, — Ариобарзан довольно хихикнул, — я прикажу рабыне принести сюда ложе, вино и фрукты, кратер. Я перс, но жена моя приучила меня к греческим обычаям, я даже вино пью разбавленным, как они. А вы?

— Извините меня, но, я не сторонник разбавления вина.

— Ну, тогда я вам буду наливать прямо из кувшина.

Служанка поставила ложе в тени портика, и они начали пить вино:

— Как вы относитесь к поэзии, молодой человек? — неожиданно спросил Ариобарзан.

Датам неопределённо пожал плечами, Ариобарзан, вскочил на ноги и возбуждённо заговорил:

— Поэзия — это прекрасно, многие варвары не понимают гармонии слов, вот послушайте, — Ариобарзан быстрыми шагами направился через портик в комнату и через некоторое время вернулся с двумя свитками.

Один он взял в руки, другой положил на ложе. Немного откинувшись назад, приняв торжественную позу, он начал читать:

Блаженством равен тот богам,

Кто близ тебя сидит, внимая

Твоим чарующим речам,

И видит, как в истоме тая,

Из этих уст к его устам

Летит улыбка молодая.

И каждый раз, как только я

С тобой сойдусь, от нежной встречи

Трепещет вдруг душа моя

И на устах немеют речи,

И чувство острое любви

Быстрей по жилам пробегает,

И звон в ушах… и бунт в крови…

И пот холодный проступает…

А тело, — тело все дрожит…

Цветка поблёкшего бледнее

Мой истомлённый страстью вид…

Я бездыханна… и, немея,

В глазах, я чую, меркнет свет…

Гляжу, не видя… сил уж нет…

И жду в беспамятстве… и знаю —

Вот, вот умру… вот умираю.

— Как вам понравилось? Это написала великая поэтесса Сапфо, — и, видя равнодушный взгляд Датама, зачастил:

— Хорошо, — взял другой свиток, — вот это вам должно понравиться, «Илиада» гениального Гомера.

В щит семикожный ужасный он пикой своею ударил, —

В яркую полосу меди, что сверху восьмою лежала.

Кожаных шесть в нём слоёв пронизала блестящая пика,

В коже седьмой задержалась. Тогда в свою очередь быстро

Богорождённый Аякс размахнулся огромною пикой

И поразил ею Гектора в щит, во все стороны равный.

Щит светозарный насквозь пролетела могучая пика,

Гекторов панцирь пронзила, сработанный с тонким искусством.

И против самого паха хитон Приамида рассекла.

Он увернулся, однако и гибели чёрной избегнул.

Вырвав обратно руками свои длиннотенные пики,

Сшиблись оба опять наподобие львов кровожадных

Или лесных кабанов, у которых немалая сила.

Гектор копьём в середину щита Теламония грянул,

Меди, однако, на нем не пробил, — острие изогнулось.

В щит, налетевши, ударил Аякс и насквозь его пробил

Пикой. Назад отшатнулся к врагу порывавшийся Гектор.

Шею царапнуло жало, и чёрная кровь заструилась.

Не прекратил поединка, однако, божественный Гектор.

Чуть отступивши назад, захватил он могучей рукою

Камень, лежавший средь поля, — огромный, зубристый и тёмный,

Махом швырнул и в ужаснейший щит семикожный Аякса

Глыбой в средину ударил. Взревела вся медь щитовая.

Быстро Аякс подхватил несравненно огромнейший камень,

Бросил его, размахав и напрягши безмерную силу,

В щит угодил и пробил его камнем, похожим на жёрнов,

Милые ранив колени. Назад опрокинулся Гектор,

Щит свой притиснув. Но тотчас воздвиг Аполлон его снова.

Тут бы, схватившись, мечами они изрубили друг друга,

Если бы вестники Зевса и смертных, глашатаи оба

Не подошли, — от троянцев один, а другой от ахейцев

Меднодоспешных, — Идей и Талфибий, разумные оба.

Между героев жезлы протянули они, и сказал им

Вестник троянский Идей, преисполненный мудрых решений:

«Будет, любезные дети! Кончайте войну и сраженье!

Любит равно вас обоих Зевес, собирающий тучи.

Оба лихие бойцы вы, и в этом мы все убедились.

Уж надвигается ночь, — хорошо покориться и ночи».

— Честно говоря, — Датам отхлебнул вина, и уже достаточно захмелел, — про любовь я не понимаю стихов. Вот про битву, мне понравилось.

— Конечно, вы же воин, вашему слуху милее звуки битвы. Дело в том, — Ариобарзан доверительно посмотрел на своего гостя, — у греков на пирах не принято говорить ни о чём, кроме поэзии и философии. Поймите меня, моя дочь, это самое драгоценное, что есть у меня. С плохим человеком она не будет даже разговаривать. Но, я хотел бы узнать о вас побольше. Расскажите о себе.

И Датам стал рассказывать, о своём отце и матери, о том, как обучался панкратиону у Гераклиона, благодаря которому знал греческий язык, о походе против кадусиев.

Ну улице уже стало смеркаться и Датам засобирался уходить.

Ариобарзан проводил его до выхода и пригласил заходить в гости.

Не успел Датам пройти несколько шагов, как услышал дерзкий окрик:

— Эй, ты, стой!

Датам повернулся, и с удивлением увидел приближающего к нему Полидороса. У Датама было хорошее настроение, и сориться он не хотел.

— Чего тебе надо?

— Ты зачем ходил в дом Ариобарзана? — с угрозой спросил Полидорис.

— Кто ты такой, чтобы меня спрашивать? — Датам почувствовал себя раздражённым.

— Я, Полидорис, сын Джудаса, человека богатого и влиятельного. Отвечай мне.

— Я, Датам, сын сатрапа Карии Камисара, служащий царского отряда амтрака.

Полидорис немного растерялся, но взяв себя в руки, глухо сказал:

— Я требую, чтобы ты не ходил в дом Ариобарзана.

— И что будет? — Датам усмехнулся.

— Увидишь, — Полидорис развернулся и пошёл прочь.

Датам пожал плечами, его развеселили угрозы этого тщеславного юнца, и он тоже ушёл.

Датам стал частым гостем в доме Ариобарзана, он понравился хозяину, и ещё больше ему нравилось, что его дочь с ним встречалась.

Однажды, засидевшись в гостеприимном доме до вечера, он шёл во дворец. Оставалось совсем немного пройти, как ему путь заградили на пустынной улице пять человек. Их лица были скрыты лоскутами ткани, в руках у них были ножи. Что — то знакомое промелькнуло у него в голове, вроде нечто подобное уже случалось. Он вспомнил, при каких обстоятельствах познакомился с Пандатом. Только тогда нападавших было трое, и они были без ножей.

— Давай сюда деньги, — прорычал огромный детина.

— Все давай деньги и не кричи, иначе тебя убьём, — пригрозил стоявший в середине разбойник.

Датам узнал этот голос:

— Что спрятал лицо, Полидорис? Боишься со мной справиться?

— Что стоите, убейте его, я вам хорошо заплачу, — взвизгнул Полидорис.

Датам отступил к стене дома, повернулся к ней спиной, чтобы враги не зашли сзади.

Детина взмахнул рукой, намереваясь ударить Датама ножом в грудь, но, он увернулся, нанёс ответный удар в горло нападавшему. Тот охнул, захрипел, и Датам вырвал нож из его ослабевших рук.

Другой противник, высокий и худой, попытался ударить ножом в живот, но, Датам отскочил в сторону, потом резко прыгнул вперёд и нанёс удар рукояткой ножа в лоб. Удар был очень силён, высокий нападающий упал без сознания.

Полидорис напал размашистыми широкими движениями пытался порезать своего противника, но, Датам коротким взмахом чиркнул лезвием по кисти, а затем развернув нож, обратным продольным движением резанул Полидориса по лбу. Он вспомнил рану Пандата и как кровь залила ему глаза.

Полидорис взвыл от боли, кровь, лившаяся из раны, ослепила его, он присел, закрыв порез руками, и трясся от страха. Он боялся, что сейчас Датам добьёт его.

Двое оставшихся нападавших, видя, как быстро Датам расправился с их сотоварищами, застыли в нерешительности.

— Забирайте этих негодяев, и убирайтесь, — приказал им Датам. Ему не хотелось связываться с хлопотами, заявлять на напавших, просто у него не было желание тратить на них время. Лучше он будет его проводить в доме Ариобарзана или прогуливаться по тенистым оливковым рощам с Эфталией.

Эта девушка казалась ему совершенно необычной. Датам встречал многих красавиц и персиянок и мидянок. Но, в них не было той притягательной красоты, того обаяния и привлекательности, что была у неё. Любое её движение, поворот очаровательной головки, жест тонких пальцев, взгляд её синих глаз, любое слово вызывало в его душе сладкую истому. Он понимал, что это какое -то волшебство душ, чувство, что люди называют любовью.

Датам хотел рассказать ей о том, что она та, единственная в мире, предназначенная ему богами, желанная и будущая мать детей его.

Он, воин, робел перед девушкой, не зная, как открыться ей. Много раз, засыпая, он думал об этом и наконец, придумал, как выйти ему из этой ситуации.

Гуляя с ней, он начал рассказывать о том, как поженились его родители, и спросил Эфталию:

— Всё время хочу узнать, а как проходят свадьбы у греков?

— Зачем тебе это? — она улыбнулась, — не хочешь ли ты, женится на мне?

И Датам, сам не осознавая своего поступка вдруг сказал:

— Да, хочу. Давно хочу.

Девушка засмеялась, обнажив свои жемчужные зубы, Датам замер от напряжения.

— Я согласна, — ответила девушка. Датам облегчённо выдохнул и тоже засмеялся.

— Так вот слушай, — продолжила посерьёзневшая Эфталия, — собственно о свадьбе договариваются родители жениха и родители невесты.

— Я не знаю, как быть, моего отца нет в живых, а мать живёт далеко, и она болеет. Боюсь, что ей не перенести долгого пути.

— Ну, это не сложно, я думаю, найдутся люди, которые согласятся их заменить.

Узнав, о том, что Датам хочет жениться на его дочери, Ариобарзан очень обрадовался. Свадьбу было решено проводить по греческому обычаю.

Было приглашено много гостей, но, пришли не все, многие были недовольны, что греческая девушка выходит замуж за иностранца.

Датам купил большой дом и обустроил по греческому подобию. И перестроил его, отгородив каменным забором, сделал вход не сразу на улицу, сперва в небольшой дворик. Стены дворика были расписаны красивыми рисунками на с изображением греческих богов.

Полы на первом этаже, во всех комнатах, что стало модным среди богатых греков, были выложены мозаикой. По персидской традиции на втором этаже, полы устланы коврами.

Второй этаж отводился для нужд Эфталии. Так же Датам закупил много греческой мебели, кресел, небольших столиков трапезы. Приобретены были лежанки, греки предпочитали есть и пировать, лёжа на них.

Эта мебель была предназначена для гостей, Датам был к ней не привычен. Поэтому он ещё прикупил для себя более привычную обстановку. Особенно ему нравились изделия из Египта. Это были несколько стульев с высокими спинками и табуреты, всё с ножками в виде звериных лап, различные подставки под амфоры, кровати в виде животных с матрасами и подушками и многое другое. Вся эта мебель была украшено искусной резьбой и расписана яркими красками. Для окон были заказаны разноцветные занавески.

Для жены приобрёл ещё множество сундуков, ларцов, шкатулок.

Вместо отца он пригласил своего хазарапатиша Дэрэявэхуша, то есть тысячника, а вместо матери его жена Джанане. Так же пришли Пандат и Корина.

Дата свадьбы была назначена на благоприятный день, ближайшее полнолуние.

Дом Датама был нарядно украшен цветами и зеленью, тщательно прибран, мебель установлена по греческому обычаю.

В день свадьбы Датам совершил священное омовение. Согласно обычаю, воду ему принёс мальчик, Антигонос, двоюродный брат Эфталии.

В это время в доме Ариобарзана Эфталия, так же согласно обычаю, совершала омовение, только воду приносила её маленькая двоюродная сестра Кор. После омовения Эфталия пошла в храм Артемиды и принесла в дар богине свой красивый девичий пояс.

Ариобарзан с утра приносил жертвы домашнему очагу и богам покровителям брака Зевсу и Гере.

И вот Датам, в белой одежде, в сопровождении своих друзей отправился к дому невесты. Шли они шумной толпой, распевая песни в славу Гименея, покровителя брака.

Дерэявэхуш громко постучал в дверь забора дома невесты, она немедленно открылась, и на пороге стоял счастливо улыбающийся Ариобарзан.

— Что вам надо, люди? — нарочито громко и грозно спросил Ариобарзан.

— Да, вот проходили мы мимо с одним хорошим человеком мимо, — насмешливым голосом начал отвечать Дерэявэхуш, и прослышали, что в этом почтенном доме вырос цветок необычайной красы. Хотели бы посмотреть на него, может купим.

Ариобарзан засмеялся:

— Может слухи врут, вдруг это старый и усохший цветок.

— Так потому и хотим посмотреть.

— Хватит ли у вас денег, цветок очень дорогой, — Ариобарзан хитро прищурился.

— Не беспокойся, хозяин, денег много, — показал ему несколько кошельков с золотыми монетами.

— Ну, раз так, заходите гости дорогие.

Гости вошли и расположились на лежанках, маленькие столики были установленными многочисленными угощениями, кубками.

— Сейчас цветок прихорашивают, а пока, не желали бы вы испить вина с дороги.

Все с одобрением согласились.

— Вознесём, друзья мои хвалу Зевсу и Гере, — Ариобарзан торжественно запел:

Золототронную славлю я Геру, рожденную Реей,

Вечноживущих царицу, с лицом красоты необычной,

Громкогремящего Зевса родную сестру и супругу

Славную. Все на великом Олимпе блаженные боги

Благоговейно её наравне почитают с Кронидом.

Как только он закончил петь, распахнулась дверь и в залу ввели Эфталию. Она шла в сопровождении своей тётки Дианты.

На невесте было одето белое платье, расшитое золотыми нитями, лицо скрывала белая фата.

Она плавной походкой подошла к Датаму и села рядом с ним на широком кресле.

Датам уловил тонкий аромат дорогих благовоний, тонкий и манящий. Он легонько сжал её маленькую ладошку с тонкими холодными пальцами.

Ариобарзан поднял кубок:

— Друзья мои! Хочу, чтобы вы все стали свидетелями этого брака, благословлённого богами. Так выпьем в подтверждения этих слов!

Гости выпили вино, только Датам и Эфталия не прикоснулись к вину.

Когда гости достаточно уже были навеселе, Дерэявэхуш предложил:

— Не пора ли нам отправиться в дом жениха?

— Пора, давно пора!

На улице новобрачных ждала повозка, запряжённая парой упитанных волов. Животные и повозка были украшены цветами и зелёными ветвями, по бокам и спереди шли юноши с зажжёнными факелами.

Довольно пьяные гости всю дорогу горланили песни, некоторые довольно неприличного содержания, угощая всех встречных вином.

Когда повозка остановилась возле дома Датама, наступил самый важный момент свадьбы.

Согласно греческим обычаям, жених на руках должен занести невесту в свой дом, при этом нога невесты ни в коем случае не должна коснуться порога. Это была дурная примета, не сулящая ни чего хорошего мужу и жене.

Датам взял Эфталию на руки, она показалась ему лёгкой пушинкой. Он спиной чувствовал на себе напряжённые взгляды всей свадебной процессии. Мелкими шагами подошёл к порогу, выдохнул, перенёс вес тела на левую ногу, осторожно шагнул за порог. Поставил ступню правой ноги на землю за порогом и подтянул левую ногу. Вот он и во дворе! Сквозь вуаль он видел, как засияли от счастья глаза Эфталии.

Молодые подошли к домашнему очагу, Эфталия с поклоном дотронулась до домашнего очага. Теперь это будет её забота, беречь семейный очаг.

Они вместе обратились к богам, прося даровать, им долгую и счастливую жизнь, были окроплены святой водой. После этого подлили напополам хлеб и съели несколько виноградин.

— Слава Зевсу, слава Гере! — возопил Ариобарзан, — боги благословили это брак.

Слава Зевсу, слава Гере! — подхватили гости. Они шумно ввалились во двор и потребовали:

— Вина нам, хозяин, вина!

Вскоре гости словно забыли о новобрачных, кто — то рассказывал интересные истории, другие вспоминали битвы, в которых они участвовали. Были и такие, кто, упившись, уже не мог говорить, что — то бормотал себе под нос или пытался петь.

Незаметно стало темнеть. Ариобарзан, с трудом встал, и уже заплетающимся голосом сказал:

— Уже наступает вечер, пора проводить невесту в супружеские покои. Эй, девушки, — крикнул он подружкам Эфталии, которые всё это время находились на втором этаже в женской половине дома, — приготовьте невесту к брачной ночи.

Девушки спустились в низ, стыдливо прикрывая лица вуалью, взяли свою подружку за руки и вместе с ней поднялись с ней на второй этаж.

Там они помогли ей раздеться, при этом пели грустные песни, Эфталии стало грустно, слёзы блеснули в её глазах. Больше уже не уже не будет она невинной девушкой, больше не будет рядом с ней подружек, с которыми она делила свои девичьи секреты, пела песни и занималась рукоделием.

Гости шумно проводили Датама до дверей спальни и один из них, служивший с Датамом в одном байвараме, еле стоявший на ногах Дарун, заплетающим голосом заявил: «Вы как хотите, а я останусь на страже у дверей спальни. Что бы злые дэвы не испортили брачную ночь. Только вы мне ещё амфору вина дайте, так будет мне легче нести стражу».

Все засмеялись, принесли вина, Дарун присел на пол у дверей спальни.

Датам зашёл в спальню, девушки почтительно расступились и покинули помещение, осторожно прикрыв за собой дверь.

Окна были открыты, и луна освящала бледным светом тонкую фигуру обнажённой Эфтилии. Она подошла к Датаму, обняла его, и сладкий её поцелуй застыл у него на губах. Датам прикрыл от накатившей страсти глаза и ноги его слега дрогнули, он поднял Эфталию на руки и понёс к постели. Пока он нёс её, они не отрывали долгого поцелуя.

На брачном ложе Эфталия помогла ему снять его праздничную одежду. Датам провёл ладонью по её шёлковым бёдрам. Эфталия застонала, выгнулась и застыла в сладком напряжении.

Утром Датам встал, омылся и тихонько, стараясь не разбудить Эфталию открыл дверь.

Дарун спал рядом с дверью, свернувшись клубком, рядом с ним валялась пустая амфора.

«Да, видно здорово его напугали дэвы, раз он всё вино выпил», — весело подумал Датам.

На первом этаже некоторые гости уже проснулись, слуги подносили им чаши для умывания, другие ещё спали, громко храпя.

Датам приказал слугам навести порядок, накрывать столы для второго дня пира.

Постепенно зал заполнился гостями и второй день свадьбы продолжился. Уже захмелевшие гости начали требовать, чтобы жена Датама вышла к ним.

Датам подозвал слугу и приказал ему пригласить Эфталию выйти к гостям.

Через некоторое время она вышла из спальни, начала спускаться вниз. На этот раз на её лице не было вуали. Датам зачарованно смотрел на неё. Она спускалась медленно, с женской грацией и всё в ней было другое. Это уже была не девушка, а молодая женщина, хранительница домашнего очага и будущая мать. Она пристально, по — хозяйски осмотрела всех, улыбнулась Датаму. И он понял, что с этого дня у него тоже начинается новая жизнь мужчины, защитника своего дома и отца семейства.

Датам устроил пир для своих сослуживцев, по той или иной причине не присутствующих на свадьбе в его доме. Они зашли в одну из комнат дворца, расположились там, открыли кувшины с вином и наслаждались изысканными угощениями.

Открылась дверь и в комнату вошёл Бэбэк. Его не любили за заносчивость и жадность. Никто не знал, как он попал в охрану дворца, куда назначали лучших воинов.

Бэбэк осмотрел пирующих, довольно хмыкнул:

— Я, то, думаю, куда вы все подевались, пируете? Меня чего не позвали.

— Раз зашёл, проходи, — недовольно ответил ему Датам.

Бэбэк бесцеремонно уселся возле двери, взял кувшин вина, налил себе в чашу и спросил:

— По какому поводу пир?

— Я женился, — кратко ответил Датам.

— Слышал, — Бэбэк, даже не пожелав ни чего хорошего молодожёну, выпил чашу и стал закусывать, потом налил себе ещё.

Весёлый разговор между сослуживцами замолк, но Бэбэк наливал себе чашу за чашей и опьянев обвёл всех мутными глазами.

— Что вы замокли, не хотите со мной разговаривать? Я знаю, что вы все меня ненавидите. Думаете, я вас сам люблю? Я вас презираю. Вы глупые ослы, как попали в охрану дворца? Вы кичитесь тем, что, мол, это заслужили боевой славой. В чём ваша слава? В том, что вы умирали от жажды, сражались в боях. Я не глуп, мне что бы достичь высоких постов этого не надо, мой дядя управляющий дворцом вот он меня сюда и устроил. Вы опять пойдёте в поход, будете там дохнуть, я останусь здесь, буду наслаждаться вином и женщинами. Вы просто тупые скоты.

Датам хотел подняться и вышвырнуть негодяя, но сидевший рядом с ним Дерэявэхуш удержал его.

Бэбэк ещё отхлебнул вина и уже заплетающимся языком продолжил:

— Да, я вас червей, презираю. Идите, воюйте, а я буду тут занимать ваши должности и стану богатым. Ты, Датам, я слышал, женился на гречанке. Мне известно, что греки любят развлекаться со шлюхами, их называют гетерами, твоя жена, случайно, не одна из них.

Датам рванулся вперёд, Дерэявэхуш, не стал его удерживать на этот раз. Он с размаху ударил Бэбэка в нос, сломав ему переносицу, потом в живот и когда тот согнулся от боли, добил ударом в колена в лицо. Бээбэк сполз по стене и злобно зашипел:

— Ты ещё пожалеешь об этом.

Не говоря ни слова, Датам схватил наглеца за волосы и выкинул за дверь.

От этой выходки Бэбэка настроение у всех пропало, и они разошлись по домам.