Последний вампир Москвы

Последний вампир Москвы

Первых свиданий у него накопилось… Анатолий когда-то занимался подсчётами, но ближе к сотне сбился. Да и не важна цифра, главное — жизненный опыт. Он-то как раз подсказал, что лучше выбрать Третьяковскую галерею. Все-таки Аня — чересчур культурная девушка, сразу в бар тащить нельзя. Заподозрит неладное. А тут Ночь музеев, очень кстати: посмотрели картинки с выставки до полуночи, дальше уже проще клинья подбивать. Вот луна отражается в реке, как на пейзаже этого… Да, точно, Куинджи! Спасибо за подсказку. Или вот — Репинский сквер. Это же он написал «Не ждали»? Давай зайдём. Вдруг там что-то неожиданное случится.

Для тебя, дорогуша.

Последнее Толик вслух, конечно же, не произнес. Он продолжал расхваливать русских художников. Особенно хорош… Крымский? А, Крамской. Да не важно. Невероятное сходство спутницы с портретом незнакомки было отмечено еще час назад, у картины. А восторгов по этому поводу как раз хватило, чтобы дойти до дальнего уголка сквера, до спутанных кустов и раскидистого дерева. Он бы сказал, например, каштана или ясеня, но в ботанике — дуб дубом. Только кленовый лист умел различать, благодаря сборной Канады по хоккею.

— Анатолий, а вы боитесь вампиров?

Вопрос застал врасплох. Как-то не вытекал он из предыдущего разговора. А здравый смысл был для Толика главной движущей силой, поддержкой и опорой в трудную минуту. Вот и сейчас сознание ухватилось за логический квадрат, чтобы не упасть. Итак… Предположим, девушке нравится сага про «Сумерки» и полная луна настроила её на лирический лад. Прекрасно. Надо подыграть — чуть-чуть поумничать, потом перевести все в шутку. И уже поцеловать, наконец, эту недотрогу.

— Вампиры, — протянул он особым пугательным голосом, который вырабатывал ещё в пионерском лагере, рассказывая страшилки. — Вампиры, Анечка, реально существуют. Каждый день с ними сталкиваюсь! Начальник отдела, бухгалтерия, снабженцы — все пьют из меня кровь, а сами потом ходят румяные, жизнерадостные. Да и я тоже упырь, если задуматься. Весь день провожу в тесном гробу… Как ещё назвать офис, где я хороню свою молодость?! Кучи бумаг, резюме, ворды, эксели, натянутые улыбки и «Доброе-утро-компания-Пупкин-и-Пупкин» в телефонную трубку — вот это все… Только после захода солнца я выбираюсь из душноты и могу превращаться в летучую мышь. Типа Бэтмена. Хотите, покажу как?

Не дожидаясь ответа, потянулся к её губам. Девушка ловко увернулась, подставляя для поцелуя щеку. Какая скромница. Вот и в плечо уткнулась, смущённая неожиданной любовной атакой. Потерлась головой, прикоснулась к шее с влажной нежностью…

— А-а-а-а! Ты совсем ошалела?!

Толика и раньше кусали партнерши в порыве страсти, а однажды левую руку изжевал, практически в лохмотья, соседский мастиф. Тогда было адски больно, теперь вознеслось в десятую степень. Зубы, нет, даже клыки, пронзили до самого желудка, — во всяком случае так показалось, — хотелось упасть и тут же умереть. Но руки Анечки держали неожиданно крепко, а губы высасывали из него жизнь с противным хлюпающим звуком. Честное слово, будто ребёнок смокчет трубочку, пытаясь вытянуть из пустого уже стакана последние капельки пепси-колы. Прямо возле твоего уха. В другое время такой звук вызывал бы ужасное раздражение. Сейчас же стало просто ужасно.

Луна в небе заплясала и стала расплываться в немыслимом розоватом тумане. Это смерть, четко отпечаталась мысль в сознании. Да, тут как раз все логично, Толик даже услышал торопливые шаги старухи с косой. Успел удивиться — с чего бы костлявой бежать? Она ведь и так никогда не опаздывает.

— А-а-а-а!

Крик Ани начался с низкого гудения, потом сорвался на визг, дрожащий и протяжный. Похоже на птицу. Выпь? Возможно. В орнитологии он тоже не силён. На высоченной ноте звук оборвался. Девушка превратилась в пепел и рассыпалась облачком грязно-серой пыли. Толик даже чихнул, когда прах вампирши законопатил ноздри.

— Будь здоров!

Она вышла из тени в круг лунного света. Не старуха, хотя и с косой. Рыжие волосы сплетены замысловатым способом, сразу с несколькими разноцветными лентами. Глаза зеленые, нос вздёрнут и усыпан веснушками. В руке кинжал с треугольным лезвием, длиной сантиметров двадцать. Присмотревшись внимательнее, Толик понял, что это не лезвие вовсе. Заточенное и до блеска отполированное дерево. В простонародье именуемое «кол».

— Осиновый, — подтвердила догадку конопатая. — Лучшее оружие для охоты на нежить. Берёшь двумя руками, вот так, на уровне груди и вонзаешь чуть левее позвоночника. Или пробиваешь нижнюю челюсть и дальше жмёшь вверх… Чего побледнел-то? Ах да, точно!

Шок. Безусловно, шок. И трепет. Впрочем, не сказать, чтоб до обморока. Современный человек больше подготовлен к встрече с нечистью, чем суеверные крестьяне из средневековой глуши. В кино всякого навидались, плюс новости по телевизору. Там и покруче сюжеты показывают. Хотя потряхивает, конечно. не каждый же день такое…

Охотница подхватила шатающегося Анатолия, помогла дойти до ближайшей скамейки. Достала из заплечного рюкзака что-то булькнувшее, налила немного в пластиковый стакан.

— Не принюхивайся! Самый обычный чай. С сахаром. Быстро восстанавливает потерю крови в организме. Куда ж ты глотнул, кипяток ведь! Из термоса…

Набежавшие слезы не мешали разглядывать спасительницу. Черные джинсы, простая водолазка без модных кричащих принтов. Куртка из тёмной кожи. Украшений не видно, хотя нет — вот на левом запястье широченный серебряный браслет. А глаза спокойные. Даже несколько равнодушные, видно, что убивать упырей для неё дело привычное и порядком надоевшее.

— Как тебя угораздило вампиршу-то подцепить? — спросила она.

— Вместе ходили на йогу, — ответил Толик, дуя на горячий чай. — На Площади Ильича есть дом пионеров… Или как их сейчас называют. Вот там три раза в неделю с девяти вечера занимались. Медитации, разговоры на высокие темы. Вот я и того…

— Трахнуть решил?

— Чего сразу трахнуть? — рука его предательски дрогнула, голос тоже. — Просто погуляли бы…

— Я без издёвки, — говорила и вправду вполне дружелюбно. — Ты просто не в курсе. Такие бестии притягивают мужчин особыми флюидами. Соблазняют. Тут и у святого отшельника грешные мысли появятся. Ты пей, пей. Потом ещё налью.

Толик пощупал шею свободной рукой. Кровь не текла, края ранок — круглые, аккуратные, меньше подушечки мизинца, — моментально затянулись.

— А я теперь тоже стану..? — страх, оказывается, никуда не делся. Передернуло от шальной мысли, как от нового укуса.

— Расслабься. Для превращения человека в вампира нужен целый ритуал: магический круг, особые заклятия. Сегодня твоя Анечка просто проголодалась. Кстати, полное имя этой гадины — Ананива, и я выслеживала её уже две тысячи лет.

Наверняка, оговорилась. Как такое может быть? На вид охотнице лет двадцать пять. Максимум. С другой стороны, несколько минут назад Толик видел, как вампирша превращается в прах от удара осиновым кинжалом — тоже картина, далекая от реальности. И раз уж к слову пришлось: картина «Неизвестная» на самом деле точная копия Ананивы, явно с неё же писанная. В тысяча восемьсот лохматом году… Мистика!

— Как… Что… Кто ты? — выдавил он, пытаясь собрать крупицы здравого смысла, как рассыпанную мелочь в ладонь.

— Меня зовут Лила, — сказала она. — Я дочь Иуды Искариота.

Сумасшедшая. Теперь все понятно.

Хотя нет, ну ничего же не понятно! Пусть она безумна, но ведь собственными глазами… Да что там, глаза можно и обмануть, но пальцами — от кончиков до основания, а затем и ладонями, — чувствовал, как рассыпается тело нежити. Продавливается словно трухлявое дерево, исчезает в долю секунды. Значит, и он псих?! Ладно… Эту мысль лучше обмозговать на некотором расстоянии от Лилы. Все-таки у неё нож. Деревянный, но вполне опасный. Надо красиво откланяться, отойти неспешно за кусты и там уже бежать со всей возможной скоростью.

Анатолий попытался встать. Ноги не слушались. Стали не то, чтобы как ватные, скорее наоборот — окаменели. На миллиметр не сдвинулись, а ведь мозг активно посылал панические импульсы.

— Вижу, зелье подействовало, — Лилу забавляли его жалкие попытки. — Дивно! Нам надо дождаться рассвета. Проверить одну штуку. Превратишься ты в вампира или нет.

— Но… ты же…

— Приврала чуток, — кивнула охотница. — Иначе стал бы ты пить? Понимаешь, какая штука, шансы у человека стать вампиром после укуса — ровно пятьдесят на пятьдесят. Никто не может предсказать, как монетка выпадет, орлом или решкой. Даже сам вампир. Станет понятно часа через три. Так что если к третьему крику петуха клыки не полезут, считай повезло. А полезут — не обессудь.

Надо звать на помощь. Орать во весь голос. Стыдно здоровому мужику девчонки бояться, да и не поверит никто, в психушку упекут. Но хоть живого упекут. А эта чокнутая его по-любому ножом пырнёт. Вон, как глаза сверкают!

Набрал воздуха, открыл рот…

— Ты сейчас как в старом немом кино про графа Дракулу. Не смотрел? Ну как же, немецкий шедевр начала двадцатого века. Там тоже в кадре кричат беззвучно, однако актёры старались, рвали связки. На съёмочной площадке такой визг стоял, аж уши закладывало. Видишь ли, это я настояла, чтоб Дракулу сыграл не красавец-мужчина, а смешной лысый дядька с оттопыренными ушами. Потому что он такой и был. Никакой, понимаешь, харизмы или романтического шарма. Только титул и собственный замок в Карпатах помогли ему сохранить имя в веках. История любит благородных персонажей… Ты заметил, да? От зелья не только ноги онемели, но и связки голосовые, и язык. Так что диалога у нас не получится.

Толику впервые в жизни захотелось помолиться. Он переживал момент… Не отчаяния, нет. В моменты отчаяния люди превозмогают все и совершают подвиги — спасают детей из проруби, сажают самолёт на одном крыле, выигрывают безнадёжные сражения. А тут возникло азартное напряжение, практически гамлетовское быть-не быть. Такое случается, когда игрок поставил все на красное и смотрит на замедляющееся колесо рулетки. Или когда к банкиру неожиданно нагрянула финансовая разведка, а он не уверен, что удастся откупиться. Судьбоносная монетка вертится в воздухе, равенство шансов убивает и мучает. Молитва в такой момент у всех одинаковая. Неловкая, корявая и чуточку лживая: «Господи, если выпадет как нужно — я изменюсь. Навсегда. Стану чище и добрее, брошу пить, курить и любовницу. Наобещаю ещё с три короба, только помоги!»

Помоги не стать вампиром…

— Молишься? Дивно!. Значит, ничто человеческое тебе не чуждо. Пока ещё.

Лила поудобнее устроилась на скамейке, вытянула ноги и положила голову на колени Толика. Ничего интимного в этом не наблюдалось, просто теперь она смотрела снизу вверх. Так проще заметить, когда клыки начнут удлиняться, подумал он. Значит, не верит в выздоровление. Точно, пырнёт ножом. Ой, как умирать-то не хочется!

— Другое дело, что молитвы тут не особенно помогут, — продолжала убийца нежити. — Они на вампиров не действуют, увы. Знаешь, как эти твари появились на свете? Самые первые? Сейчас расскажу, все равно надо как-то время скоротать. Это произошло в тот день…

Тот день случился почти две тысячи лет назад. Время перемололо в своих жерновах миллионы людских жизней, превращая их в муку, замешивая тесто из которого выпекались новые народы и империи. Сотни городов задохнулись в петлях дорог, сотни рек пересохли или поменяли русло. Все, что было когда-то великим, съежилось до размеров рисового зерна. Лила столько всего перевидела на своем долгом веку, а все равно не могла забыть тот проклятый день.

Сухой ветер с юга бросал горсти песка в лица прихожих. Юдифь низко нагнула голову, покрывало, расшитое цветами, билось за её плечами, словно крылья.

— Далила, идём скорее! Отца видели на дороге к храму.

Сестры встретились у Овечьего пруда. Все утро они прислушивались к уличным разговорам на старом рынке, у Рыбных ворот и в долине Сыроделов. Иерусалим гудел. Впрочем, город всегда гудел на тысячи голосов. На этот раз обсуждали ночные аресты, предстоящую казнь на Голгофе и цены на козье молоко — ужасно завышены, сосед, ваша правда, куда только смотрит прокуратор! Девочки пробежали мимо жёлтой крепости, иссечённой ветрами да ливнями. Из угловой башни доносился хохот: охранники обсуждали прелести чужих жён и своих подружек, поплёвывая вниз — казалось, именно из-за таких вот плевков крепостной ров до сих пор не пересох.

На ступенях храма тучные бородачи взахлёб пересказывали вновь прибывшим недавнюю сцену.

— Представляете, прямо с порога крикнул: «Грех на мне! Продал кровь невинную!» А потом бросил к ногам Ханнана кошель с серебром. Сам при том был, клянусь милостью Яхве!

— Первосвященник в ответ: «Мне не интересны твои грехи. Ступай прочь!» Так и стояли, глядя с ненавистью, сжимая кулаки. Долго стояли, я насчитал полсотни ударов сердца.

— Ушёл он, не прибавив ничего к словам своим. А Ханнан поднял кошель, да вслед ему швырнул. Вот этими глазами видел, чтоб им лопнуть если вру.

— Верно, верно. А был то Иуда Симонов, из пригорода. Не обернулся, ушёл через Золотые ворота.

— Ишкариот?! Да ведь все твердят, пало на него проклятие. Выходит, и серебро это проклято…

— Нельзя брать. Добра не принесёт. Однако же, там, в мошне, на первый взгляд не меньше двадцати сребреников.

— Спорю, что двадцать пять. Очень уж внушительно звякнули.

— А может… заглянем, достопочтенные? Одним глазком? Да и то, поделим на всех. По капле проклятия уж всякий выдержит.

Далила, взметнув полами одежды облако пыли, раньше других успела схватить отцовский кошель. Она признала бы его из тысячи других, поскольку сама вышивала серебряную рыбу на обеих сторонах денежного мешка. Под негодующие крики, утянула сестру за собой — к Золотым воротам.

Стражники не обратили внимания на одинокого путника, а может просто хотели быстрее избавиться от назойливых девчонок. Но тут, на удачу, встретился знакомый красильщик, который указал верное направление: Иуда пошёл к Масличной горе. На древнее кладбище.

Опоздали совсем чуть-чуть. Они уже видели одиноко стоящее дерево и верёвку, свисающую с толстой ветки. Фигуру в чёрном, пляшущую в воздухе. Большего ужаса за все двенадцать лет жизни сестры не испытывали. Запыхавшись от долгого бега по крутому склону, упали у ног самоубийцы, зарыдали в голос: «Отец! Отец!» Но тот уже ничего не слышал.

Погоревать им не дали: пару минут спустя в дерево ударила молния — предвестница скорой грозы. Расщепила осину до самых корней. Ветка, на которой повесился предатель, с громким треском рухнула, чудом не зацепив девочек. Дальше начался дурной сон, только наяву. Настолько ужасен был грех, что сама земля отказалась принимать Иуду — изрыгнула мертвяков, чтобы разорвали проклятое тело на тысячу кусочков. Неторопливые и скособоченные, они полезли из-под замшелых камней, со всех сторон. Тянули костлявые пальцы, щёлкали вытягивающимися клыками. Сужали круг…

Далила сжимала в кулачке отцовский кошель, машинально, совсем позабыв о нем. Когда один из упырей подкрался слишком близко — замахнулась и ударила. Шов разошёлся, серебряный дождь пролился и нежить тут же пошла прахом. За спиной скрипнули когти по каменному надгробию. Но прыгнуть вампир не успел: Юдифь подобрала с земли сломанную ветку и пронзила его насквозь.

— Чудовищ было много. Слишком много. Тут бы и конец, да только не по наши души пришли, — Лила говорила неторопливо, изредка поглядывая на небо: не светлеет ли. — Эти твари сгрудились у тела отца, пили его кровь. От этого наполнялись силами, расправляли сгорбленные плечи. Гниющая плоть их покрывалась здоровой на вид кожей, а вместо омерзительных клыкастых морд проступали человеческие лица. Были там и мужчины, и женщины. Бледные. Голые. Одна из вампирш сдернула с головы сестры покрывало и повязала вокруг своих бёдер. Как раз твоя подружка, Ананива.

Толик промычал что-то невнятное. Отказывался верить в бред сумасшедшей. А та продолжала рассказывать. Вернулись в Иерусалим затемно. Нашли на месте дома пепелище: добрые люди успели спалить злодейское гнездо. Хотели напиться воды, да колодец изгажен нечистотами. Снова добрые люди постарались. Пошли по соседям и родственникам — все гнали прочь «мерзкое семя иудино», словно боясь запятнаться. Ночевать пришлось в долине Кедрон за городской стеной.

Той ночью сёстры увидели один сон на двоих. Явился ангел. Спокойным голосом, без ненависти или злорадства, а впрочем, и без особого сочувствия, сообщил приговор небесного суда. Божий гнев пал не только на Иуду, но и на его дочерей. Три тысячи лет придётся им скитаться по свету, нигде не находя покоя и радости. По сто лет за каждый сребреник, выходит. А потом уже можно будет вернуться к нормальной жизни. К простому женскому счастью. Только есть одно условие…

— Крохотное, — процедила сквозь зубы Лила. — Истребить вампиров, которые обрели силу от крови отца. Мы тогда не знали, что эти твари размножаются посредством укусов. Думали, сколько их там было, на погосте? Две дюжины, может чуть больше.

Первое время считали охотничьи трофеи, но ближе к сотне сбились. Вампиров никаким оружием убить нельзя, только серебро и осиновый кол обращают их в прах, так уж повелось с момента первого сражения на Масличной горе. Потому и искали в первую очередь непобедимых бойцов, слава которых разбегалась далеко окрест, вместе с немногими выжившими. Такие злодеи в темные века собирали вокруг себя целые армии нежити, захватывали города, бывало, что и целые страны.

— Золотую Орду помнишь? В школе учил? Вот где самые упыри-то были. Триста лет подобраться к ним не могли. Говорили князьям, что это демоны, но в ответ только смешки да зуботычины получали. Монах помог, Пересвет. Помню его глаза, чистые, зеленые, как листья клевера. Поверил двум девчонкам, взял на битву осиновое копьё. Пронзил Челубея. Тот развеялся облаком пыли, а следом и все его порождения — половина войска, самые свирепые бойцы. Дальше уж княжеская дружина легко порубила простых ордынцев…

Анатолий бился внутри окаменевшего тела, как узник замка Иф. Мысль тревожила, не давала покоя и отказывалась укладываться в сознании: вампирские «детки» умирают вместе со своим «прародителем», а он почему-то жив. Или на тех, кто не успел проявиться, это правило не действует? А ну-как утром, на восходе, придет карачун? Хотя нет, если бы так просто сводил все концы удар солнечного луча, стала бы Лила тратить время и ждать результата. Но, может быть, просто желает убедиться, что все кончено. Девушка, судя по рассказу, крайне дотошная.

А рассказ продолжался уже в эпоху Возрождения. Близняшки выслеживали нечисть по всему свету, забирались в такие дали, как Китай и Индия. Даже на далёкие безымянные острова, в погоне за вампиром Джеймсом Куком — этого удалось сразить серебряной стрелой из арбалета, так и развеялся над океаном. Исчез. Потом уже легенды предложили удачное объяснение: отважного капитана съели аборигены. Хотя на том острове людоедов отродясь не водилось. Лила знала точно, поскольку понимала наречие местных племён, как и все прочие мировые языки. Такой дар охотницы получили от ангела. Хотя сам он искренне считал это наказанием и называл Вавилонским проклятьем. Но ведь удобно, как ни крути.

Сестрички взрослели, примерно на год за каждые пару веков. Набирались опыта. Но и соперники у них оставались только самые хитрые и коварные. Ананива (дальняя родственница царя Ирода) всегда скрывалась в тени любовников, которых обращала в вампиров. Так удобнее: сидишь за ширмой, заставляешь марионетку плясать. А придут охотницы — у кукловода хватит времени, чтобы ускользнуть.

— Граф Дракула, между прочим, тоже её рук дело. Точнее клыков. О, кстати! — Лила бесцеремонно оттянула верхнюю губу Анатолия, потыкала пальцем в передние зубы. Он попытался укусить, однако онемение от волшебного зелья ещё не прошло. — Непонятно пока, что с тобой делать… Аннушка твоя умела притворяться. Мастерски. То она невеста Дракулы, чистокровная дворянка, а когда ворвались в замок поселянке с вилами и факелами — прикинулась скромной пастушкой, пленницей злобного изверга. И под шумок сбежала.

Гонялись за нежитью по всей Европе. Знакомые черты сестры углядели в портретах немецкого художника Грюневальда. Прочесали германские земли от Швабии до Бранденбургской марки, но следов не нашли. В семнадцатом веке Даниэль Шульц, любимый живописец польского короля Корыбута, на одном из эскизов изобразил даму невероятной красоты. Тайную фаворитку монарха, как утверждали придворные сплетники, продавая набросок… Да, за долгие годы странствий дочери Иуды накопили достаточно сокровищ, чтобы платить за информацию. А уж предателей, готовых делиться секретами, научились узнавать с первого взгляда. Той же ночью проникли во дворец, но Ананива почуяла опасность. Исчезла. Спустя полвека упырицу заметили в свите Анны Леопольдовны, недолго посидевшей на российском троне, а после её след затерялся на добрые двести лет. Хотя нет, злые то были годы. Кровавые заговоры, убийства, войны, — древняя интриганка умело дергала за ниточки.

Раскрыли злодейку случайно: художник Крамской встретил однажды на Невском проспекте прекрасную незнакомку. Феноменальная память на лица подсказала: это та самая, что тридцать лет назад каталась по Петербургу в экипаже князя Гагарина. Барышня совершенно не изменилась. Впечатление было настолько сильным, что он сразу написал картину. Друзьям, родным и меценату Третьякову описывал это как наваждение, а те смеялись, не верили. Говорили: просто мать и дочь чрезвычайно похожи, такое случается. Ничего удивительного.

— Но мы-то знали правду. Решили, что она будет часто приходить, посмотреть на картину. Очень тщеславная гадина. Вот и установили надзор за галереей Третьякова. Чего глаза таращишь? Думаешь, сами у картины сидели, как две дуры? Все проще: подкупали смотрителей.

Сначала под предлогом поисков дальней родственницы — ежели такую увидите, сударь, не сочтите за труд, пришлите извозчика по адресу… После революции говорили: ловим контру недобитую, мы из ЧК. Да, какое-то время сотрудничали с чекистами, помогали вычислять упырей, порожденных Ананивой. Дзержинский в историю про древнюю нечисть царского рода сразу поверил, тогда многие были убеждены, что цари, попы, прочие буржуи с белогвардейцами пьют кровь честных пролетариев. Это потом уже схлынула образная риторика, стало очевидно, что упырям все равно кого высасывать досуха: красных, белых, зелёных, голубых… Отгремела война, легенда снова сменилась. Искали сестру, пропавшую без вести — то ли в оккупации, то ли в эвакуации. Ещё позднее представлялись газетчицами, которым не терпится отыскать двойников «Неизвестной» к юбилейной публикации. Сейчас совсем просто: никто не задаёт лишних вопросов. Мало ли какие причуды у богатых. Лишь бы деньги платили.

— Нет, конечно, и другими способами искали: допрашивали её вампирских «пасынков», проверяли случаи массовых исчезновений людей в одном районе. Но Ананива научилась осторожности за столько-то лет. Поэтому я всерьёз рассчитывала на картину, — Лила довольно потёрла ладошки, одну о другую, словно выиграла давний и крайне принципиальный спор. — Она же наверняка тебе намекала, что хочет посмотреть музейную красоту? Припоминаешь? Да, но тонко, осталось послевкусие: сам придумал такую удачную мысль… Скажи спасибо старушке-смотрительнице, которая позвонила мне на сотовый. Так что когда ты галантно помогал своей подружке снять бахилы, зацепившиеся за высокий каблук, и одновременно щупал её бедро… Ну а что тут краснеть: было и было… С этого момента я уже следила за вами. Дальше — минутное дело, как ты успел заметить. Пуфффф! Можно закрывать главу об охоте на древнейшего московского вампира.

Лила встала со скамейки, потянулась, запрокидывая голову назад. Она проступила на фоне розовеющего неба как буква древнего алфавита. Непонятная, загадочная и одинокая. Размазывая мгновение, как не успевшие высохнуть чернила, охотница плавным движением перетекла к Анатолию. Вжала серебряный браслет в его щеку.

— Смотри-ка, не задымился! — улыбка у нее, оказывается, такая красивая. — Повезло. Хотя, с твоим умением выбирать женщин…

Толик смог пошевелиться — зелье понемногу выветривалось. А сумасшедшая забросила рюкзачок на плечо и двинулась к кустам, в которых уже свиристели какие-то ранние пташки.

— Ку… Куда? — выдавил он непослушными ещё губами.

— В Лос-Анджелес, — откликнулась она. — Моя сестра там уже два месяца, вычисляет упыриное логово. Разве ты не заметил, что за последние годы десяток фильмов в Голливуде сняли о том, как прекрасно любить вампира?! Вот и мы заметили. Туда, за океан, немало нежити подалось, они давно уже захватили важные посты, нагребли в свои алчные лапы богатый капитал… Расслабились, похоже. Не ждут охотников. Это хорошо. Будет чем заняться в ближайшую тысячу лет.

Солдатский рок-н-ролл

Самое странное, что в этом баре нет мух. На одной. Окна настежь, а за ними жара — потная, липкая, зудящая в трехдневной щетине. И еще там целая армия мошкары, жужжащее облако. Но внутрь — ни лапкой, ни крылышком.

— Кстати, у мух глаза вовсе не черные, а красные, — сказал вдруг бармен. — Если присмотреться, так прямо вишневые.

Понятно. Значит, других развлечений в этой дыре не бывает. Хотя чего сразу — «дыре». Довольно уютно. На потолке разбитые щиты и флаги с драконами. Вдоль стен — копья, наконечники потускнели от времени. Дизайнер чуть переборщил с готичностью, оттого совершенно нелепо смотрелись в углу гусарский кивер и автомат АК-47. А также помятый горн, сильно смахивающий на пионерский.

Юноша за стойкой лениво протирал стаканы и глядел как бы сквозь. Сквозь все. С тем вежливым превосходством, что присуще лишь аристократам и барменам. За его спиной громоздились бочка с двумя краниками и пирамида из консервных банок. С кабаньей мордой.

В баре три столика. За тем, что вжался в угол, спал одинокий солдат. В сине-зеленом ассорти, будто собирал форму по разным каптеркам. Но сапоги начищены на зависть. Как зеркало. Во сне служивый напевал какой-то протяжный мотив. А может зубы заболели? Вот и стонет, бедняга…

— Да кто ж его поймет, — снова подал голос бармен. — Солдат удачи. Выгнали из британского паба, тут недалеко. Видите ли, их офицерам зазорно пить с простым наемником… Я в детстве учил французский с гувернером, поэтому по-англицки не бельмеса. Смог разобрать только, что ситуация не особенно расстроила нашего гостя. Где пить ему глубоко фиолетово.

Пить! Конечно. В такую жару предел мечтаний — высокий запотевший стакан с лимонадом. Чай со льдом тоже можно. На худой конец — минералку…

— Простите великодушно, но холодильник сломался, — мысли он, что ли, читает?! Впрочем, желание клиента угадать нетрудно. Особенно в тропиках. Интересно, как удается сохранять белизну рубашки в таком климате…

— Сегодня даже вина не могу предложить. Только фирменный коктейль «Слезы наркома», — продолжал тем временем бармен.

Руки его колдовали с кранами бочки. На стойке появились две граненые стопочки. Наполовину полные. Или наполовину пустые. Как посмотреть. Видимо я посмотрел удивленно.

— Почему две? — пересохший язык почти не ворочался. Но получилось довольно внятно.

— Многие не любят чистый спирт. Предпочитают запивать. Можно смешать, но я все время забываю, как правильно: лить спирт в воду или наоборот…

А, ладно. На войне, как на войне. Взял ближайшую рюмку. Понюхал. Не вода. Значит, одним глотком.

Никогда не пытались застрелиться из огнемета? Похожие ощущения. Срочно запить, где там вторая стопочка…

Ух ты! Тоже спирт. А бармен-то шутник. Зато теперь понятно, почему коктейль так называется. Слезы брызнули из глаз вместе с искрами. А в голове зазвучала разухабистая песенка.

— Солдатский рок-н-ролл,

От побудки до отбоя,

Солдатский рок-н-ролл,

Ой, мама, буду я героем!

А, нет. Песня доносилась откуда-то снаружи. Приятный баритон, но в ноты не попадает.

— Солдатский рок-н-ролл,

Два года в сапогах!

Звук нарастал, обладатель приятного баритона приближался.

— Солдатский рок-н-ролл,

Пора послать все…

Дверь распахнулась на полуслове. Но это и к лучшему. Высокий. Стройный. Брюнет. Белозубая улыбка. Идеальный кандидат на агитационный плакат или открытку к 23 февраля. Вот только китель небрежно наброшен на загорелые плечи. А под ним майка с абсолютно неуставным рисунком: красная и черная розы, во всю широченную грудь.

— Здравия желаю, товарищ капитан! — неожиданно громко грянул бармен.

— И вам не хворать, господин корнет. Мне как обычно, — баритон излучал добродушие, которое обволакивало все вокруг. Сине-зеленый наемник в углу перестал стонать. Даже я заулыбался.

— Почему корнет? — видимо, кредо у меня такое: с детства дразнили «почемучкой».

— Еще не познакомились? Тогда позвольте представить: князь Владимир Георгиевич Оболенский, корнет гусарского Ахтырского полка. Герой Крымской войны. Важный кавалер из кавалерии! — капитан, нисколько не смущаясь, принял из рук Его Светлости стакан спирта, из которого торчал длинный стебель какой-то незнакомой травы. Отхлебнул. — А меня зовут Игорь Воронин. Капитан Советской армии. Погиб при исполнении интернационального долга.

Протянул руку.

Я машинально пожал. Теплая. Даже горячая. Также машинально ответил: рядовой Борисов… И вот тут до меня дошло.

— Как погиб?

Хотя, чего я себя обманываю. Причина смерти Воронина вообще не интересна. Да и Крымская война… Корнету должно быть… Столько не живут! Гораздо важнее понять: неужели и я…

— Да, — успокоил бармен и подвинул еще одну стопку. — Выпейте. После третьей сможете вспомнить.

Ну, за сказанное.

БУМ!

Уличные бои, за каждый квартал. Слева обгоревшие руины жилого дома. Справа искореженные взрывом гаражи. А впереди три мордоворота во вражеских мундирах рвут блузку на груди шестиклассницы. Девчонка визжит, пытается убежать, но один из ублюдков с глумливым хохотом пинает ее в спину. Падает в пыль в десяти шагах передо мной. Уже так близко? Да, я же бегу. На ходу стреляя из автомата. Лица врагов моментально становятся масками. Две так и застывают с ухмылками, но последний успевает изумленно округлить рот и дернуть чеку гранаты.

Мозг даже не включился, сработали рефлексы. Накрыл девчонку своим телом, вжал в растрескавшийся асфальт, закрывая со всех сторон от осколочной смерти. Она пару раз ударила костлявыми кулачками, закричала — нет, пожалуйста, не-е-ет! Глупышка. Подумала, что тоже хочу ее…

БУМ!

— Я в раю? — пора завязывать с вопросами. Но ведь интересно же…

— А похоже? — капитан Воронин жевал травинку.

Нет, конечно. Хотя после ночных перестрелок, муштры, и еще да, перловки, — даже ад покажется курортом.

— Это Валгалла, — бармен вернулся к своему флегматичному занятию со стаканами и к такому же тону. — Мы не знаем где находимся географически, но здесь всегда тепло. Моментами даже слишком.

Все правильно, здесь и должно быть жарко. Ведь чертог для павших воинов придумали викинги, а они в своих ледяных пустошах при жизни изрядно намаялись. Хотелось на том свете от снеговиков отдохнуть.

— Чтоб сюда попасть, мало просто геройски погибнуть. Нужно выполнить еще три условия, — Воронин поднял левую руку и начал загибать пальцы. — Ввязаться в битву, когда у врага численный перевес — это раз. Умереть, но не бросить оружие — это два. Ну и самое главное, твое имя должно быть воспето в песнях. Или, к примеру, фамилия. Не важно.

— Вот по третьему пункту у нас постоянный недобор, — вздохнул Оболенский. — С годами становится все меньше песен о героях войны. Так что к нам редко новичков приносят.

Они уже привыкли к тому, что я разговариваю только вопросами. А может брови полезли на лоб именно при последней фразе. Но поняли правильно.

— Валькирии, конечно, — растолковал корнет. — Они как сестры милосердия выносят бойца с поля боя. Прямо к вратам Валгаллы. А очнешься, их уже нет.

В голове клубился туман. Из него выплывала странная картина — то ли сон, а может воспоминание. Четыре тетки необъятных размеров куда-то волокут упавшего солдатика. На огромном щите, покрытом шкурой волка. Вокруг гудит огненная буря, осколки мин режут небо на ломтики. А тетки только пыхтят и ворчливо огрызаются друг на друга: «Скёгуль, прекрати на ноги наступать!» И глаза у всех пронзительно-синие, словно горное озеро подо льдом.

— Были времена, валькирии еще и еду героям разносили. Ну, там, жареного вепря, пиво медовое, все дела, — капитан Воронин задумчиво смотрел вокруг. — А недавно узнали про идею равноправия полов. Пришлось назначать барменов во всех заведениях. С тех пор у нас только спирт и тушенка. Зато вечный запас.

Кабан с баночной этикетки залихватски подмигнул. Нереально! Впрочем, как и все здесь. Если задуматься. Но лучше не задумываться, а просто сесть за столик да помахать ложкой. Вот и плакат над жестяным рукомойником призывает: «Съешь добавку пирога — будет легче бить врага!» Валгалла Валгаллой, а обед по расписанию.

Повеселевший Воронин, — давно замечено, сытый мужчина всегда смотрит на мир с оптимизмом, — рассказывал свежие байки. Про здешних.

Красный командир Щорс поспорил с Че Геварой, что попадет в монетку из винтовки со ста шагов. Позвали трех богатырей в свидетели. Муромец отсчитал дистанцию, но шаги-то у него о-го-го, так что получилось почти двести. А Щорс все равно попал.

Летчик Талалихин под влиянием самураев, увлекся медитацией. Летает неделями. Без посадок. И без самолета.

Мореманы с крейсера «Варяг» построили бассейн. Три месяца копали. А воды, чтоб наполнить, нету. Попросили индейских вождей поколдовать насчет дождя, иначе придется в пиве плавать! Хотя не факт, что немцы так много нальют.

— Сколько же тут народу? — вырвалось у меня. Невольно. Не хотелось утомлять лишними вопросами.

— А вот это, братишка, самая главная военная тайна! — донеслось от дверей.

В бар шагнул кряжистый дядька. Усатый. Полосатый — в полинявшей тельняшке. Серьезный, аж до складок на лбу. А дальше несерьезный, по причине цветастой банданы с надписью «Go Home».

— Полковник Васин. Николай Никифорович. Будем знакомы! — тяжелая ладонь погасила мой порыв встать по стойке смирно и доложить, как положено. — Но ты зови меня Ник-Ник. Мы здесь за чины и звания особо не держимся. Героизм — он же не звездами на погонах измеряется.

Полковник лихо навернул стакан спирта, возникший перед ним на столе как по волшебству.

— Однако вопрос поставлен правильно, — продолжил полковник. — Никто не знает, сколько в Валгалле бойцов и кто тут командует. Эта информация засекречена. Мы, конечно, провели разведку. Насчитали пятьдесят семь различных чертогов, включая индейский вигвам всех племен и монгольскую юрту Ёсугэя. В основном, конечно, трактиры, ведь по древнему замыслу герои должны пировать. Но кто все это устроил, так и не выяснили.

— Зато узнали, что тут не работают время и пространство. Вот в нашем мире самое короткое расстояние между двумя точками — это прямая, да? — Воронин прочертил пальцем линию на столе. — Здесь же валькирии просто берут две точки и накладывают одну на другую. Можешь погибнуть, а через тысячу лет кто-то напишет песню в твою честь. Или, наоборот, за сто лет до подвига — просто про выдуманного солдата-однофамильца. Вот они как-то умудряются совместить все это и прилетают на поле боя в нужный момент.

Следующий тост, разумеется, был за прекрасных дам. Пили стоя. Корнет пытался по-гусарски, с локтя. Но сноровку потерял: сразу видно, редко женщины в гости заходят.

— Вообще не бывают. Запрещено, — с тоской пробормотал корнет. Все-таки он понимает людей без слов, полезное умение. — Иначе передрались бы все.

— Как будто нет других поводов для драки… Когда столько солдат от безделья изнывают!