Бесплатный фрагмент - Хроники весёлой пекарни
Скачать:
От автора
Игорь Англер, член Российского союза писателей, за свою более чем тридцатилетнюю профессиональную карьеру прошёл успешный путь от младшего юриста до партнёра крупнейшей международной юридической фирмы. За его плечами, мозгами и печенью уникальный опыт юрисконсульта первого в Ленинграде совместного советско-шведского предприятия, главы Санкт-Петербургского офиса известного финского адвокатского бюро, пятилетняя работа в качестве партнёра юридической практики в мировой аудиторско-консалтинговой фирме из «Большой четвёрки». В настоящее время он является партнёром глобальной юридической фирмы и работает в её московском офисе.
В этой книге собраны его рассказы, с юмором и самоиронией повествующие о разнообразных сторонах юридической профессии и основанные на реальных фактах и событиях, имевших место во время его работы в этой самой глобальной фирме, которая зашифрована под условным названием «ИЛьФ энд Партнерс».
«ИЛьФ» — это распространённое и устоявшееся сокращение от I.L.F. (international law firm), в русскоязычной юридической среде известное как «ильф» или «ильфы» и, конечно, созвучное с фамилией одного из лучших русских классиков юмористической литературы.
Партнёр — это вершина иерархии в любой юридической фирме и, соответственно, заветная мечта любого юриста! Партнёрство в международной юридической фирме — это не только получение профессионального признания, удовлетворение собственных амбиций, получение не только громадного опыта, но и важного — что уж тут лукавить! — статуса совладельца успешного бизнеса. Ну и конечно, это радость общения с замечательными людьми: друзьями, коллегами и клиентами, подарившими автору невероятные, порой детективные и драматичные сюжеты.
Но если взглянуть на непростую, полную суеты, проблем, стресса и компромиссов, цену которым понимаешь очень поздно, жизнь юриста с лёгким весёлым прищуром, то… То может получиться такой вот сборник «горяченьких» историй, словно испечённых на одной весёлой пекарне пирожков со «смехом». Не судите слишком строго героев рассказов. При всей своей странности, комичности, а иногда и гротескности, патологической склонности в редкие выходные дни найти себе какой-нибудь «геморрой», все они — успешные в своей профессии люди. А за успех нужно платить, и они за него уже заплатили здоровьем, неполными семьями, а то и вообще жизнью без семьи, гостиницами вместо дома, деловыми контактами вместо друзей и много ещё чем…
Читайте, в том числе и между строк, получайте удовольствие и помните, что ваш диплом о высшем юридическом образовании можно восстановить, а вот печень… В общем, будьте ещё и здоровы. Да минует Большая советская медицинская энциклопедия вашу книжную полку! Пусть на ней лучше стоят на долгую и хорошую память о наших совместных приключениях «Хроники весёлой пекарни»!
Ваш
Игорь Англер
P. S. Выражаю всем своим партнёрам и коллегам огромную благодарность за совместную многолетнюю работу над этой книгой: соучастие = соавторство!
Как Тараканов на работу устраивался
Декабрь 1994 года. Одноэтажный старомосковский особняк, чудом сохранившийся на Большом Строченовском по соседству с домом-музеем Сергея Есенина. Это офис международной юридической фирмы «ИЛьФ энд Партнерс».
Тараканов шёл по узкому коридору, думая, по какому удивительному совпадению оба офиса «ИЛьФов» оказались рядом с памятными есенинскими местами, и вполуха слушал пургу, которую несла офис-менеджер Галина Макгиди по поводу дресс-кода.
— Вас, русских, нужно всему учить, — г-г-г-гаварила ему Г-г-г-галя, уже обладавшая в 1994 году не только трудно выводимым малороссийским говором, но и тяжело получаемым американским паспортом. — Вы что думаете, что баня раз в неделю — это нормально?! Вы должны принимать душ каждое утро! Ты паня́л? — характерно поставила она ударение на последнем слоге.
— Понял! Чё не понять!
В таракановском контракте с финской юридической конторой и не такие условия по дресс-коду были прописаны. Например, что носки должны быть обязательно одного цвета. И это не прикол. Сама жизнь вписала это условие в контракт! Как выпускник Финской Академии Корпоративов, переживавший по несколько безумных пьянок в год, Тараканов мог подтвердить, что носки разных цветов и от разных владельцев — самая распространённая оплошность в дресс-коде юриста после такого корпоратива!
А ты, Г-г-г-галя, о каком-то душе ему г-г-г-гуторишь!
А смогла бы ты, Г-г-г-галя, например, проспать всю ночь в лифте финской гостиницы? В лифте, который в ту корпоративную ночь ни разу не простоял на месте более пяти минут! А он, Тараканов, таких людей знал лично! А были ещё юристы-стажёры, которые не смогли дотянуться до кнопки вызова да так и уснули под лифтовой дверью! Эти слабаки не имели ни единого шанса сделать карьеру в М&А, поскольку эта группа была вынуждена всю ночь чертыхаться и спотыкаться об их тела, преграждавшие вход в лифт. Лифт тоже был уже занят, но не слабаками, а героями, павшими на финском корпоративе!
Тараканов был занят своими мыслями о качествах, необходимых юристу в группе слияний и поглощений, и превратностях дресс-кода. Мыслительный процесс был прерван, как водится, на самом интересном месте, а именно на том, как в четыре утра самостоятельно открыть уже закрытый владельцем отеля бар и поставить за пивной кран еле живого стажёра! А юристы из М&А в это время деловито, но очень неуверенно рассаживались по высоким стульям вдоль барной стойки.
* * *
«У-и-и!» — противно заскрипела старая рассохшаяся дверь, выкрашенная белой краской.
Это Галя Макгиди шумно открыла дверь в кабинет к самому управляющему партнёру. Г-г-г-галя, похоже, всё самое главное успела рассказать в коридоре, так как управляющий партнёр больше ни о чём Тараканова не спрашивал.
Напротив, он обратился к кандидату на вакантное место младшего юриста в питерском офисе с проникновенной речью на чистом американском языке о каком-то его общем деле. Из-за жёсткого акцента штата Юта было невозможно понять, почему общее дело босс называл одновременно своим. Далее последовал пассаж о том, как, не щадя себя, день и ночь пашут здесь юристы на это самое его общее дело.
Тараканов уже собирался его успокоить тем, что им, финнам, работать по ночам не впервой, и рассказать, как именно они это делают. Как вдруг он заметил, что управляющий партнёр и по совместительству мормон (или наоборот, непонятно) начал всхлипывать. По своей питерской провинциальности и наивности кандидат хотел было отнести шмыганье носом на вечный в средней полосе России насморк, как вдруг американец разрыдался до слёз. Так ему стало жалко своих юристов! Нужно справедливости ради отметить, что сегодня русские партнёры по таким мелочам не плачут.
«Знала бы твоя мормонская богоматерь, когда действительно нужно плакать! — думал про себя Тараканов. — А плакать, Билли, нужно было два дня назад, когда я лежал вместе со своими коллегами по финской фирме на полу в спорно арендованном офисе в Санкт-Петербурге».
Он тогда впервые поблагодарил своего жадного шефа за дешёвый, но мягкий финский ковролин, которым тот накрыл наборный, но очень жёсткий паркет конца восемнадцатого века.
* * *
Юрист лежал на полу, смотрел снизу вверх на омоновцев и их калашниковы над его головой и думал: «Тараканов, саттана-перкиля! У тебя в кармане оффер от „ИЛьФа“, а ты здесь нюхаешь этот финский ковролин!» Оппонент Тараканова, владелец и арендодатель офиса, в это время лежал рядом и тоже нюхал ковролин, вспоминая закон «Об акционерных обществах».
Лежание на ковролине для всех неожиданно оказалось полезным в профессиональном плане: омоновец, даже не передёргивая затвор автомата, простым ударом ботинка под ребро доходчиво объяснил противнику Тараканова, что: а) не надо его держать за простого мента — он, оказывается, учился на вечернем отделении юрфака ЛГУ — и б) в одном юридическом лице может быть только один генеральный директор!
Этим генеральным директором, в понимании омоновца, был Тараканов. И к тому моменту его уже поставили вертикально, и он, осознав, что ситуация повернулась к нему неким позитивом, радостно тыкал пальцем в своих коллег, чтобы омоновцы и им разрешили подняться.
А второй генеральный директор? Тот тоже был настоящий, но откуда ОМОНу было знать, что в тот день на полу лежало два юридических лица вперемешку с бандой легендарного Битюга. Об этом факте Тараканов сознательно умолчал, а его оппонент по спорно арендованному офису уже успел получить ботинком под ребро и после этого говорить внятно и убедительно больше не мог.
А «ИЛьФ» -то в этот момент, наверное, думал, что у кандидата явные проблемы с responsiveness, что он-де для торга не отвечает на звонки и у него есть альтернативные предложения. А у Тараканова были элементарные проблемы с availability, так как он просто не мог подняться с пола, чтобы отправить мейл с согласием на оффер!
А вы, Билл, плачете тут и не понимаете, почему этот питерец странно улыбается! Ставьте быстрее, Билли, свою подпись под контрактом, и уже завтра ни образованного ОМОНа, ни легендарных бандитов, ни калашниковых, ни финских корпоративов — кстати, тоже на грани жизни и смерти!
Только душ по утрам и работа, работа, работа!
Надёжно, безопасно, но скучно!
Иногда накатывают ностальгические воспоминания о безумной молодости и хочется принять активное участие в финском корпоративе, на следующее утро обязательно перепутать носки, и придя в офис, сразу упасть на ковролин и снова посмотреть на жизнь снизу вверх.
При условии, конечно, что в заднем кармане лежит подписанный «ИЛьФ энд Партнерс» оффер!
Москва — Санкт-Петербург, ноябрь 1994 г.
Квартирный вопрос
Моя комнатка!
Комнатка моя-а-а!!!
Как тут не вспомнить Михаила Булгакова? Это ж он написал про них: «Обыкновенные люди… в общем, напоминают прежних… квартирный вопрос только испортил их…»
То есть если бы не проклятый советский дефицит жилой площади и не бесконечные топчущиеся на месте очереди на улучшение жилищных условий, наш Максим Брусникин никогда бы не стал «маклером», простите, юристом, специализирующимся на сделках с недвижимостью, а эта история никогда бы не случилась, потому что обыкновенные, в общем, были люди и вопрос-то был полной, по нынешним меркам, фигнёй.
Но люди, окружившие одним поздним вечером младшего юриста-первогодка питерского офиса «ИЛьФ энд Партнерс», так не думали. Несколько человек в турецких кожанках стояли вокруг юриста, набившись в небольшую переговорную комнату в офисе фирмы на Большой Морской. Управляющий партнёр Джордж Боумен в это время забился в угол в своём кабинете, и это, собственно, он и послал Брусникина вместо себя на встречу.
— Максым, — сказал он с сильным американским акцентом, который не смогли извести ни кафедра русской литературы и языка в престижном университете Джорджтауна, ни продвинутые языковые спецкурсы при Лэнгли, — там… кто-то… пр-р-рышёл… к нам… без… записи (йес-ссе-ссе-нна, волновался партнёр) по делу… голландского… консульства.
— Не кто-то, мистер Боумен, — уточнил Брусникин, — а Кердыев со всеми своими братьями припёрся разбираться!
— О’кей! Вот и р-р-разбер-р-рись с ними!
— Почему я? Вы же партнёр.
— Настоящий юр-р-рыст должен уметь вести пер-р-реговор-р-ры в самых сложных условиях! — делился опытом разрешения кризисных ситуаций Джордж. — Иди и тр-р-рени-р-р-руйся. Потом мне всё р-р-расскажешь.
Максимка в полном одиночестве озирался по сторонам, рассматривая неожиданно большое семейство Кердыевых, одновременно пытаясь понять, кто в этой кожаной толпе самый главный.
«Как же их, татар, бывает много!» — Брусникин специально тянул время, вспоминая про себя историю монголо-татарского ига и казавшееся теперь невероятным освобождение Руси.
— Повторить… вопрос? Где главный? — грубовато произнёс сам В. Кердыев, который и затеял всю эту разборку по поводу своей коммунальной комнаты.
— Он к вам не выйдет! — решил сразу сжечь за собой все мосты Максим. — Он без предварительной записи не принимает!
А таки всё!
Других слов у юриста заготовлено не было, и он приготовился к тому, что принято называть «смотря по обстоятельствам». Но к его удивлению, единственная нагловатая, отдававшаяся в коленках лёгким тремором смелого безрассудства фраза «идите на фиг» возымела действие.
— С этим мальцом не о чем базарить!
— Пошли к Чурову — перетрём тему!
* * *
Уже через пять минут после ухода людей в кожанках управляющий партнёр принимал доклад у Брусникина.
— Ушли!
— Точно все ушли? Пр-р-роверили? Двер-р-рь закр-р-рыли? А к кому они пошли?
— К Чурову Владимиру Евгеньевичу, начальнику отдела по работе с иностранными дипмиссиями Комитета по внешним связям мэрии Санкт-Петербурга, Смольный, дом не помню… — отвечал Максим, а сам про себя подумал, наблюдая, как быстро возвращалась к американцу его уверенность: «Нет, не шпион. Слабоват! Или специально прикидывается таким?»
Боумен молча слушал юриста и одновременно читал письмо-кляузу Кердыева г-ну Велингу в Генеральное консульство Нидерландов:
«Я, …, являясь жильцом квартиры… по адресу: С.-Петербург, ул. Галерная, 11–20… прошу… принять решение моей личной проблемы отдельно от Кердыева Р., если это будет помощью прихода к обоюдному соглашению…»
— Они же, кажется, родственники? — в который уже раз переспросил Джордж.
— Да, сын пишет на отца, но это развод! — пояснил Брусникин.
— Что это?
— Развод, то есть trick!
«Силами Генерального консульства Нидерландов, посредством фирмы „Интероксидентал“, обещано было жильё, но… не были даже предоставлены копии документов взамен занятого моего жилья — моей комнатки — Вашим консульством… Занятие чужой площади… наводит на очень нехорошие мысли в Ваш адрес. На сегодняшний день фактический живёт под крышей, а меня выставило за дверь… Мне пришлось отправить свою семью в другой город, а самому… испытывать свои трудности…»
— He is really bad guy!
«…Решение моего вопроса вижу следующим:
1. Предоставить в экстренном порядке… жильё… и личный ответ мне.
2. Оплатить компенсацию… $2540.
3. По-человечески понять ситуацию.
В ответ готов выписаться из квартиры и оказать помощь в последующих вопросах».
— Но кор-р-ролева… …вство ему же заплатили всё по легальному договор-р-ру! — недоумевал Боумен. — Почему он недоволен? И зачем стены ломать?
«Да уж, — думал Брусникин, — знала бы она, что подписала договор с прапорщиком в отставке!»
— Понимаешь, Джордж, — начал объяснять, наверное, в сотый раз юрист, — купить комнату в коммуналке нельзя — нет такой сделки в ГК. Поэтому пошли через перепланировку и присоединение, ну, я тебе уже рассказывал! А Кердыев всё, конечно, знал и решил воспользоваться ситуацией. Вот и пишет всем по кругу, пытается нас шантажировать. Жадный он, денег хочет! Он же так и написал.
«Если моя проблема не решится или будут находиться временные задержки в связи с отъездом юриста… то я вынужден:
•Подключить прессу и провести журналистское и судебное разбирательство, в какое положение поставило меня…
•Признать недействительным джентльменские соглашения с Кердыевым Р., консульством, т. к. без моего согласия.
•Признать… могли потерять моральную основу и взаимосвязи в семье.
•Недоверие агентству недвижимости.
•Выставить ноту протеста… о нарушениях прав человека и конституционных прав гражданина России и военнослужащего.
С уважением, Кердыев В.»
— Но клиент уже заплатил! Кор-р-ролевская казна не может платить взятки всяким Кер-р-р-дыевым! — управляющий партнёр окончательно пришёл в себя от визита гостей в кожаных куртках.
— Думаю, что господин Чуров разберётся, он… они умеют. Просто надо подождать! — произнёс Максим, а сам подумал: «Я тоже, наверное, смог бы стать управляющим партнёром. Нужно только подождать…»
Какое ещё, спрашиваете, влияние оказала на ныне уже управляющего питерским офисом «ИЛьФ энд Партнерс» Максима Брусникина эта история?
Посмотрите внимательно на его фотографии, и необязательно старые… Кожанки! У него с тех пор самая любимая одежда — это кожаная куртка, и heavy metal, скажу я вам по секрету, здесь ни при чём.
В общем, такая вот обыкновенная история про обыкновенных людей в обыкновенной коммунальной комнатке на улице Галерная, дом 11, в Санкт-Петербурге.
* * *
Всё в жизни возвращается так или иначе — бумеранг по-другому не умеет. Вот и Игорь Тараканов позвонил Максиму Брусникину в конце ноября 2013 года.
— Слушай, мой старый знакомый из «Национального ТВ» и ФК «Зенит» просит прийти на телевидение и прокомментировать правовые вопросы государственно-частного партнёрства. Сможешь?
— Надеюсь, не про откаты? Я про эти мутные схемы ничего не знаю!
— Нет-нет, твой тёзка Погорельцев сказал, что это касается недвижимости.
— О’кей! Где и когда нужно быть?
— С тобой свяжутся!
Конец ноября в Питере — не для слабонервных и измученных «Терафлю» людей. Софиты вынесенной на улицу студии «100 ТВ» грели плохо. Замёрзший за три часа Брусникин не понимал, что от него хочет вся эта толпа питерских пенсионеров, которые почему-то совершенно не чувствовали холода и засыпали его одним и тем же вопросом: «Когда ж расселят питерские коммуналки?» — в разных вариациях.
«Как же их бывает много!» — Максим усиленно тёр переносицу, пытаясь сбросить вдруг возникшее дежавю и обдумать вступительную фразу, но в голове вертелось только: «Тараканов — гад!», «Подстава!» да «Кто вас тут, блин, всех собрал?»
Но что он мог им сказать? Разве что типа «Бизнес, конечно, заинтересован в социальном партнёрстве с властью, когда можно найти общие точки соприкосновения для решения таких важных задач, как расселение коммунальных квартир».
Это управляющий партнёр имел в виду прапорщика Кердыева и её величество королеву Нидерландов, наверное.
Санкт-Петербург, 1995
Мистер Рекс
— Васья, зайди ко мне срочно! — вызвал Хвостова к себе в кабинет управляющий партнёр Фил Залкин. — Вот, мистер Рекс, это Васья Хвостоф — наш лучший (а других не было, потому что он был единственным) специалист по таможне, — представил через минуту русского юриста Фил одной монументальной фигуре, которая…
Стояла? Нет. Возвышалась? Неточно. Нависала? Может быть. Громоздилась? Ещё что-нибудь. Вздыбилась и упёрлась темечком в самое небо, как статуя Свободы? Вот, очень близко. А пока Хвостов молча смотрел на нового клиента снизу вверх и пытался подобрать слова, которые могли бы описать то, что перед ним стояло, и те чувства, которые его, Васю, переполняли.
Ковбойские туфли из крокодиловой кожи, ручной работы, с лихо закрученными носами и огромными каблуками с замочками на задниках, стилизованными под шпоры, были украшены массивными пряжками, которые, подобно тропическим орхидеям, распустились во всей своей красе и блистали…
— Сто двадцать драгоценных камней за двести карат на каждой, не считая мелкой крошки, — спокойным, даже заунывным тоном с жёстким акцентом штата Юта пояснил мистер Рекс, видя замешательство Хвостова.
Тот наконец оторвался от созерцания королевских штиблет и медленно пополз своим взглядом вверх по штанам и, пройдя их и не заметив ничего особенного в длинном кожаном кардигане времён «Золота Маккенны», упёрся в пряжку ремня, поддерживавшего брюки.
«Раз, два, три…» — снова начал было про себя считать камни и бриллианты Вася, подавленно вздохнув при виде своего потёртого обручального колечка без следов бриллиантовой пыли на нём.
— Двести сорок бриллиантов и камней. Это настоящие алмазы, рубины, изумруды и много чего ещё. Я сам разработал дизайн, — терпеливо ждал встречи с глазами юриста американец и, взяв пряжку обеими руками, поиграл ею на свету.
В лучах его невероятной роскоши и богатства, которое Рексу явно было некуда девать, само солнце меркло, так как на всех пальцах, не исключая большие, обеих рук сидели «гайки» с камнями по тридцать или сорок карат каждый. И только безымянный палец на левой руке выглядел в этой живой передвижной ювелирной лавке сиротой.
«Интересно, почему?» — подумал Василий, продолжая медленно поднимать свой взгляд, и, незаслуженно пропуская без пауз кучу брошей, кулонов и амулетов, завершил осмотр почти двухметровой исполинской фигуры.
Н-да, пора уже и глазами встретиться с клиентом.
— Я, собственно, ради этого и попросил, Фил, встретиться, — тихо произнёс мистер Рекс, поглаживая «сироту». — У меня забрали на русской таможне перстень с пятидесятикаратным жёлтым алмазом, который я купил в Таиланде за двести восемьдесят тысяч долларов плюс ювелирная работа по золоту. Хотелось бы его вернуть, если ещё можно, конечно.
— ??? — Фил вопросительно посмотрел на Васю.
— Можно, если у вас, мистер Рекс, сохранились документы, подтверждающие, что вы его купили!
— Сколько у меня есть времени?
— Три месяца…
— А потом?
— Потом перстень уйдёт в государственную казну.
— Жалко будет расставаться — мне нравился этот камень, придётся поискать счёт от ювелира! Я сообщу вам.
И мистер Рекс отбыл в Шереметьево, чтобы улететь в родную Юту, откуда пошла его сетевая империя а-ля «Гербалайф», которая принесла ему состояние графа Монте-Кристо. Неофициальное звание «серого кардинала» мормонской церкви лишь отчасти могло объяснить эффект «прилипания» богатства к его рукам.
* * *
Ровно три месяца спустя в кабинет Васи Хвостова в панике вбежал Фил Залкин. Он, оказывается, совершенно забыл про перстень и копию счёта, которую ему по факсу давно прислал мистер Рекс, а сейчас позвонил, чтобы поинтересоваться состоянием его бриллиантового дела.
— Васья, я тебья уволью, если ты не спасьёшь перстьень! Поньял? — орал Фил, взъерошивая волосы на голове.
— До конфискации у нас осталось ещё два дня! — успокоил босса Василий и быстро договорился с таможенником о встрече.
На следующий день он вместе с водителем Мишей забрал перстень на таможне, положил его к себе в карман и вернулся в офис. Сейфами «ИЛьФ энд Партнерс» обзавестись не успели, пришлось Хвостову отвезти «гаечку» домой, где она провалялась на камине почти месяц. Чистоту камня высочайшего класса, несмотря на тогда ещё не модную желтизну, его вес и огранку оценили все друзья Васи, которые побывали у него в гостях по такому поводу.
Мистер Рекс что-то не спешил забирать своё сокровище, но постоянно напоминал, что вот сегодня или лучше завтра обязательно заедет в офис за ним.
— Отвези его от греха подальше на работу! — настоятельно просила жена Хвостова.
Сказано — сделано, и перстень упокоился в простом металлическом шкафу для клиентских счетов в бухгалтерии. Прошло ещё какое-то время, и Рекс удостоил своим присутствием ильфовский офис.
— Васья, принеси кольцо, плиз! — позвонил Фил Хвостову.
Тот немедленно метнулся в бухгалтерию, но перстня в том ящике, как, впрочем, и во всех остальных, не было. На лбу Хвостова выступила испарина.
«Может, всё-таки дома?» — пытался вспомнить, не относил ли он кольцо обратно к себе.
— Ну, ты где? — торопил его Залкин. — Мистер Рекс спешит в аэропорт.
— Сейчас-сейчас, не могу никак найти! Ф-ф-фу! — выдохнул Вася, когда перстень выкатился из-под последней папки в самом дальнем углу шкафа. Папки то брали, то ставили назад, толкая и пиная в разные стороны вещицу ценой примерно полмиллиона баксов, пока она не приютилась под корешком крайней папки в углу шкафа.
— Мистер Рекс, подождите, вот оно, нашлось! — бежал к клиенту, уже стоявшему на выходе, Хвостов.
Американец, вообще ни капли не переживая за потерянную вещь, спокойно её взял, покрутил в руках и засунул в нагрудный карман пиджака.
— Нет-нет! Вы можете теперь его надеть и совершенно спокойно носить! — наивно подсказал русский юрист.
— Видишь ли, мой друг Васья, я не привык к пустым пальцам, а тут мне ещё подвернулся…
На безымянном «сироте» красовался рубин величиной с крупную оливку.
* * *
— Вась, а Вась? Тебе это никого не напоминает? — и Тараканов передал Хвостову фотографию живописного владельца одной сибирской «сетки». — Наш клиент, между прочим.
— А чего тут особенного? Ну, амулет с чучелом крупной лягушки… Подумаешь! Никто даже Swarovski эту тварь не обсыпал, и глаза у неё не из изумрудов! Не то что мистер Рекс!
— Ну да, унитаз и бюст президента из чистого золота на даче не очень практично, но символично — типа «Срал я на богатство!».
— Или «У меня денег — хоть жопой ешь!».
И это правда, но только было это в Москве уже через двадцать лет после мистера Рекса, который был первым!
Москва, 1995
Супружеский долг
— Ну, это, Слава, самый обычный в Штатах slip&fall case, — дослушав рассказ своего однокурсника, сказал Тараканов.
Вячеслав возглавлял юридический отдел одного речного пароходства в Санкт-Петербурге, которое сдавало свои пассажирские суда разным туроператорам, специализировавшимся на туристических круизах, в том числе и по Ладожскому озеру.
Сейчас он принёс Игорю письмо из Америки от недовольного клиента, который требовал солидного возмещения за моральный ущерб, полученный во время плавания в Кижи. В претензии было, конечно, и требование компенсировать расходы на врача, но это было мелко и неинтересно — подумаешь, перелом ноги! С кем из туристов не бывает по пьяной лавочке на мокрой и скользкой палубе?
Ладога называется озером только номинально, на карте, а так волны там гуляют вполне себе международных морских масштабов. И ломают кости, и расшибают себе лбы гости на судах регулярно, и не только в шторм, поэтому медицинская страховка обязательна, и судовладелец с туроператором не особо заморачиваются по поводу претензий на IQ, резко упавший после столкновения клиентского лба со стальной перегородкой, дверью или ступенькой.
Но в письме явно была какая-то интрига, иначе бы Славка не стал беспокоить Тараканова и его недешёвую юридическую контору.
— Что ещё в письме? Ты же не по полису пришёл проконсультироваться? — поинтересовался Тараканов.
— Требуют возместить моральный ущерб и грозятся предъявить иск в Калифорнии, если не выплатим деньги добровольно! У вас же есть офис там?
— Офис-то есть, а какие страдания на их долю выпали?
* * *
А дело было так.
Пенсионная пара из Сан-Франциско, видимо уже наплававшись по Мексиканскому заливу и Карибскому морю, решила попробовать немножко экзотики и приобрела тур на круиз по Ладожскому озеру с выходом из Петербурга по Неве и заходом в Кижи.
Платный был бар или нет — неважно, так как много ли нужно двум семидесятипятилетним американским «одуванчикам»?
Штормовое предупреждение на английском языке с утра под дверь каюты вместе с Los Angeles Times не положили? Ну, бывает, забыли подписаться. Голова после вчерашнего болела? Укачало вдруг ни с того ни с сего? А в иллюминатор выглядывать не пытались, ну так, из любопытства? Нет? Ну, бывает. Забыли, что здесь не Ямайка? Ах, не успели вспомнить, потому что сразу в бар пошли подлечиться? Вот это правильно, прям по нашему традиционному рецепту. Молодцы!
В баре объявление «Dangerous storm! No access to deck!» было? Прочитали, но всё равно попёрлись на мокрую и скользкую палубу освежиться? Ну да, голова-то больная.
* * *
— Короче, Игорь, бабуля там навернулась и сломала, как обычно в таком возрасте, шейку бедра!
— А почему тогда возмещение морального вреда требует старик? — не понял Тараканов.
— Так он, видите ли, страдал, лишённый, вот посмотри, — Слава ткнул пальцем в письмо, — он здесь об этом прямо пишет, возможности исполнять супружеский долг в течение длительного времени!
Обычное дело в таком возрасте, не правда ли?
Санкт-Петербург, 1996
Второй закон Ньютона
Ускорение, полученное телом в результате…
прямо пропорционально равнодействующей всех сил,
действующих на тело, и обратно пропорционально
массе тела:
F = m x g, где F — это сила, m — масса тела, а g — это «ж»,
то есть постоянно действующая в России константа,
равная примерно 9,8 м/с. Именно с таким ускорением
все тела у нас приближаются к ожидающей их «Ж»…
Автобус Toyota Coaster, легонько скрипнув тормозами и хрустнув попавшей под колесо шишкой, остановился в сосновом бору где-то под Токсово в Ленинградской области. Из его шипящих гидравликой распахнутых дверей весело, с шуточками и прибаутками, на живописную, залитую ранним июльским солнцем поляну высыпала весёлая группа молодых людей.
Они с радостными и довольными лицами вдыхали свежий воздух, пропитанный тёплыми и приятными ароматами сосновой смолы, шишек и иголок, по которому так соскучились за неделю работы в душном городе. Все пакеты и сумки с личными вещами, а также несколько коробок с пивом Carlsberg были быстро свалены под стоявший там же навес.
Начинался традиционный корпоратив питерского офиса «ИЛьФ энд Партнерс», посвящённый окончанию очередного финансового года и суливший, помимо пива на свежем воздухе, повышение зарплат и бонусы. А пока…
* * *
— Ура! Джордж, отличная идея!
— Мистер Боумен, вы здорово придумали!
— Спасибо, шеф!
— О’кей, пар-р-р-ни! Но сначала будэт вер-р-рьёвочный кур-р-рс! — как всегда, то ли улыбался, то ли гримасничал Боумен, странно вытягивая уголки своих губ то к правому, то к левому уху.
— А это что за хрень?!
— Это очень важ-ж-жно для нашего team spirit! — по-американски надавливая на «эр», произнёс Джордж.
— А просто напиться в этой компании нельзя?
— Нэт-нэт, для воспитания командного духа я спецъялно пр-р-ригласил тр-р-ренер-р-ров…
— Похоже, что босс вляпался в очередную секту! — поделился своей циничной догадкой Тараканов с Ириной Бове.
— Ну что ж, верёвочный курс так верёвочный курс! На какую только фигню не подпишешься, чтобы выпить на халяву! — так же цинично и разумно прокомментировала новость Ирка.
— Едут все, включая секр-р-рэтарэй, водитэлэй и IT-пер-р-р-сонал. Автобус будет здесь, на Большой Мор-р-р-ской, в девять утра! Не опаздывать — я всех дождусь! — так с юморком — всё-таки русская жена многое значит для иностранца — подвёл итоги пятницы американский управляющий партнёр.
* * *
Светилась, падая, ракета,
Как догоревшая звезда.
Кто хоть однажды видел это,
Тот не забудет никогда.
— А как это место называется? — первым делом спросил Ник — просто Коля среди своих русских коллег.
— Да никак это не называется! Сосняк и сосняк, — бросил кто-то из водителей фирмы.
— Безымянной высотой, Коленька, это ещё иногда называется! — пошутил Тараканов, ещё не догадываясь о своём пророчестве.
— Не понял?
— Потом поймёшь!
Ник, как значилось в его канадском паспорте, или Николай Стопкин, был потомком русских эмигрантов и внуком последнего настоятеля Казанского собора, бежавших из России после Октябрьской революции. И вот теперь он работал юристом в российском отделении международной юридической фирмы, поскольку его семья, видимо, посчитала, что пора возвращаться, и послала Колю в числе первых посмотреть, что стало с их исторической родиной. Хотя кто-то из родственников наверняка считал его самоубийцей.
А так это был симпатичный молодой человек чуть за тридцать, с открытым, всегда улыбающимся лицом, сплошь усеянным веснушками. Эти рыжие конопушки только добавляли его физиономии радости и оптимизма, с которыми Стопкин близоруко смотрел на жизнь сквозь круглые очки а-ля Леннон. А как ещё можно смотреть на жизнь в России с такой фамилией?
Вот такая, довольная всем и всеми, полная и рыхлая, но ещё не толстая фигура весом под 90 кг стояла на лесной поляне в костюме бойскаута цвета хаки и живо интересовалась происходящим вокруг.
А компанию юристов уже ждали молодые тренированные ребята, по виду похожие на безработных выпускников института физической культуры имени Лесгафта, для которых по досадной случайности не хватило медалей чемпионов мира и Олимпийских игр. Вот поэтому они, собственно, были тут…
— Просим вашего внимания! — подали голос физкультурники-сектанты. — Мы сейчас раздадим вам контракты с условиями прохождения нашего тренинга «Верёвочный курс». Просьба ко всем участникам расписаться на последней странице.
— Почитать-то хоть можно? — попытался взять тайм-аут Брусникин.
— А вот это засада!
— Ты о чём, Таракан?
— Смотрите, что написано на последней странице: «Организаторы не несут никакой ответственности за возможные случайные инциденты и происшествия, а также ущерб здоровью. Участник гарантирует, что состояние его здоровья позволяет… и что он не имеет каких-либо медицинских и иных противопоказаний для участия в тренинге…»
— Эй, жулики, а мелкий шрифт для кого?
— А это стандартная фраза ни о чём… Подписывайте, и мы начнём!
— Погодите-погодите! Мистер Боумен, а фирма несёт ответственность за причинение вреда здоровью?
— Что-что, пр-р-ростите?
— Понятно! Тогда пусть эти с «физкульт-приветом» идут куда подальше! — и небольшая группа грамотных мятежников вместе с Таракановым и Брусникиным демонстративно отошла в сторону под сосну и начала распаковывать пиво.
— Пить нельзя! Это грубое нарушение условий верёвочного курса! — попробовали блефовать организаторы спортивно-массового мероприятия.
— На понт не берите! Никто и не собирался ничего подписывать! Мы вас здесь подождём.
— А что такое «взять на понт»? — спросил Скотт Бриггс, английский юрист, ухаживавший за русской девушкой и поэтому живо интересовавшийся современным русским языком.
— Он их так послал на три буквы! — помогла с переводом Ирина.
— Igor, you can be mean!
Вот если вам американец скажет: «You are bustard», то это ещё ничего не значит. Ну, сволочь и сволочь. Обижаться ещё рано. У американцев, людей в основном простых, это слово может обозначать и восторг, и одобрение, и лишь в самом крайнем случае то, что оно действительно означает. Никого вам не напоминает?
Но если вы услышали такое от англичанина, то поздравляю: вам удалось задеть настоящие струны этой вечно закрытой туманом и «двойной палубой» души родоначальников футбола, колониализма и дипломатии, также именуемой с их лёгкой руки «двойными стандартами»! А сколько значений имеет слово mean? Вот-вот, это то, что I really meant to say: Биггс был настоящим англичанином. Никто, кстати, не запомнил, принимал ли он участие в верёвочном курсе.
* * *
Земля в иллюминаторе видна…
…Оправдан риск и мужество,
Космическая музыка
Вплывает в деловой наш разговор.
В какой-то дымке МАТовой
Земля в иллюминаторе…
— Внимание! Очень ответственное и сложное задание! Каждому из вас сейчас предстоит спрыгнуть вон с той сосны вниз! Не волнуйтесь, вас будут страховать ваши же товарищи. Через метров пять вы остановитесь, потому что сработает страховка.
— Ну, со страховкой другое дело!
— Коленька, лучше не лезь туда, — осторожно начал подошедший к Стопкину Тараканов. — Ты не понял: страховка — это не полис, а верёвка с карабином, на которой ты будешь висеть, как рыба на крючке, а твои коллеги…
— Не понял, что мои коллеги?
— Они будут проверять вашу дружбу на разрыв!
Все, не только близкие друзья Николая, задрали головы, чтобы оценить высоту и красоту свободного падения. Пронзительно голубое небо с кудрявыми барашками облачков красивым фоном оттеняло стройные мачты деревьев и ажурную вязь зелёных иголок.
Как пел Александр Розенбаум: «Посмотри на это небо, посмотри на эти звёзды, взглядом, блин, тверёзым посмотри на это море — ты видишь это всё…»
Коля ещё не успел познакомиться с творчеством своего известного земляка с потенциально эмигрантскими наклонностями. В стопкинской стопке дисков с новорусскими песнями пока что было в основном «Золотое кольцо» да «Любэ», неизвестно как попавшее в компанию к Бабкиной.
— Игорь, скажите, пожалуйста, а чья это песня? Это новая русская народная? Её можно петь за столом, правда? У него много таких песен? — интерес ко всему новорусскому у Стопкина был очень искренним, можно даже сказать, удвоенным, так как все CD он всегда покупал по два и один отсылал своей семье за океан.
— Немерено! — подкинул ему Тараканов новое словечко, но про себя подумал: «Если бы ты не оторвался так от своей исторической родины, то мог бы сейчас напевать тематическое: „Фраер, толстый фраер на рояле нам играет. Девочки танцуют, и пижоны поправляют свой кис-кис. Сегодня Ланжерон гуляет…“»
С Колей в эту загородную поездку увязалась Машенька, его жена, симпатичное хрупкое создание из знатного аристократического рода, для которого шуршание одесских пляжей никогда не было простым звуком и, окажись она сейчас там, шипящие и пенящиеся, как шампанское, волны, по-одесски раскованно и весело набегавшие на ланжеронский пляж, наверняка сложили бы красивую ностальгическую мелодию, предназначенную только ей, Маше.
Вот такая, напуганная рассказами о страшной России своими же русскими родственниками и хорошо знавшая наивный оптимизм своего мужа, Маша старалась в России далеко его не отпускать от себя.
— Таракан, — подошёл к Игорю Максим Брусникин, — помнишь, как она явилась на балет в Мариинку?
— ???
— Да ладно! Я такой стою у входа, жду Стопкиных, мёрзну, а их всё нет. Тут смотрю: рядом со мной стоит какая-то девчонка — мелкая, в несуразных ботах с калошами, вытертом пальто и замотанная с головы по пояс старым пуховым платком с узлом на спине. Лица не видно — прям дитя блокады! И оно мне кивнуло ещё — типа «привет»! Я отвернулся и жду их. Тут меня кто-то осторожно трогает за рукав. Оборачиваюсь, а это опять она, в платке и калошах. Я ей: «Отойди, девочка!» — а она мне так жалобно (замёрзла, видимо): «Я Маша…» — «А я Дубровский, и чё?» Короче, это была наша Маша, которая ждала Колю Стопкина, а оделась так убого, чтобы её не ограбили на улице. В таком виде и пришлёпала в театр оперы и балета!
Пока Брусникин травил свою байку, Машенька сама пыталась определить высоту, с которой хотел сигануть её муж, но яркие солнечные лучи, бившие ей в глаза, сильно мешали.
— Примерно метров пятнадцать будет!
— Хороша мачта!
— Ага, только реи на ней не хватает, чтоб… — хотел было съязвить Тараканов, но вовремя вспомнил, что Маша всё-таки жена этого добровольца.
На самом деле на сосне всё необходимое было: и лесенка, прибитая к стволу, и площадка для ног, и та самая рея, но для рук. Не хватало только белок и медведей для полноты картины Шишкина «Утро в сосновом лесу»! Но эти твари не дураки сигать сквозь колючие ветки вниз! А вот…
— Ну, кто первым пойдёт? — браво вызывал добровольцев один с сумасшедшими искрами в глазах, физкультурный «шизик», явно уже не раз летавший с этой сосны.
— Коля, не надо!
Но, защёлкнув карабин в замке на груди, канадский бойскаут всё-таки полез на дерево. А пока он медленно переставлял руки-ноги на перекладинах, тренеры инструктировали группу страховщиков. Ну, это те четверо, которым предстояло держать страховочный фал и ловить Ника Стопкина. Инструктаж инструктажем, но никто из этих юристов цирковое училище не заканчивал и в шапито ковёрным рабочим не подрабатывал, иначе бы…
Иначе не кувыркался бы Коля все четырнадцать метров вместо обещанных пяти, не летели бы во все стороны из-под кроссовок страховщиков опавшие иголки и шишки, не слетали бы на хрен шляпки всяких сыроежек и маслят, необдуманно вылупившихся на пути неопытной четвёрки, отчаянно тормозившей пятками своих модных кроссовок!
Кто-нибудь видел, как тормозит перед чугунным тупичком четвёрка бобслеистов с отказавшими в бобе тормозами? Вот это как раз об этом, только с одним выпавшим на капот спортсменом в… шлеме на всякий случай!
Эх, если бы кто-нибудь им напомнил второй закон Ньютона и сказал, что сто килограммов живого веса при ускорении g = 9,8 м/с пять метров пролетят так быстро, что они на жопу свою сесть не успеют! А садиться на задницы с такими характеристиками болида в свободном падении, чтобы всем своим весом амортизировать его и притормаживать фал, нужно было сразу. Но кто об этом знал?!
И как вы думаете, метр — это много или мало?
Примерно на таком расстоянии от земли остановилась отчаянная от незнания законов физики башка Стопкина, почему-то перевернувшегося в воздухе вниз головой. Глуповатая — а какая ещё? — улыбка блуждала на бледном и потном конопатом лице. Съехавший набекрень и непригодившийся мотоциклетный шлем раскачивался, как маятник, перед сидевшим под сосной Таракановым.
— Игорь, у меня, кажется, получилось?
— У тебя — не знаю, а вот у страховщиков, слава богу, получилось! — сказал Игорь, оценивая длину и глубину пропаханной ими борозды. — Ты же в бога веришь, да? — задал зачем-то потомку церковных эмигрантов риторический вопрос Таракан.
Ну, нужно же было чем-то занять время, пока все пришли в себя от прыжка, остановили качавшегося Колю и отстегнули его от страховки. А в голове Тараканова вертелся уже прилипший на весь день мотивчик: «Лонжерон гуляет, Бэллочка справляет…» — и дурацкая мысль о том, что ведь это и вправду чей-то почти настоящий день рождения. Много позже, когда он смотрел, как болтался на тросе потный Том Круз в Mission: Impossible, Игорю казалось, что идею этого эпизода режиссёру фильма «слили» Коля и Маша Стопкины — больше некому!
— ??? Так ведь шлем был! Он бы помог, да? — ходил среди обалдевших коллег всё ещё не осознавший своего счастья Николай.
— Мы тебе анекдот про мотоциклистов и зачем им нужен шлем потом расскажем! — уклончиво ответил кто-то из водителей.
— Ага, или про парашютиста в затяжном прыжке: «Ой, красота! Люди как муравьи! Идиот, это и есть муравьи!», — поддакнул им Брусникин.
— Ну, на этом мы, пожалуй, закончим данное упражнение, — отмороженные на голову физкультурники пытались вернуть к себе внимание публики, — и перейдём к следующему!
* * *
…Вечный покой сердце вряд ли обрадует,
Вечный покой — для седых пирамид.
А для звезды, что сорвалась и падает,
Есть только миг, ослепительный миг…
— Ну, в этом упражнении даже я поучаствую!
И Тараканов, к великой радости своего управляющего партнёра, прыгнул с полутора метров спиной на руки своим коллегам.
— «Зенит» — чемпион! — орал Таракан, выбираясь из ненадёжных объятий друзей.
— Качать Пал Фёдорыча Садырина! — это следом падало тело Брусникина.
— А теперь заключительное задание для всех, — таинственно понизил голос физкультурник, подойдя к дощатой стене высотой примерно в три метра.
— Вам нужно молча, не издавая ни звука, договориться о том, как вы будете перебираться через эту стенку! Для командного духа очень важно смотреть в глаза и понимать друг друга без слов! — продолжал упоённо петь его приятель по секте сайентологов или какой-то её низшей лиге.
— Не бздеть! Перелезем! — Брусникин, как самый высокий в офисе и отслуживший на Байконуре в кочегарке, первым оценил свои возможности.
— Как?!
— А вот так!
И толпа жуков-скарабеев полезла на вертикаль, становясь сначала на руки коллегам по стае, потом им на спины, прижимаясь плотнее к стенке, чтобы дать возможность другим залезть себе на горб и через пару итераций перемахнуть через заветный край. Главное в задании было не забыть про последнего. Но это потом, в конце, а пока… А пока нужно попытаться подсадить наверх Ирку Бове — то ещё упражнение!
— А-а-а! — послышался жалобный стон откуда-то из глубины горы человеческих тел.
— Молчать! Не разговаривать, иначе всех вернём на исходную позицию! — завопили инструкторы.
— Т-п-п-р-р-р! Фу!!! — это не выдержал перепада между внешним и внутренним давлением чей-то кишечник, громко выпустив в чистый сосновый воздух избыток смеси углекислого газа с азотом и метаном.
— Блин! Ведь просили же молча!
— Такой team spirit испортили!
* * *
Чем дорожу, чем рискую на свете я?
Мигом одним, только мигом одним.
Счастье дано повстречать иль беду ещё,
Есть только миг — за него и держись!
Есть только миг между прошлым и будущим —
Именно он называется жизнь.
Подъехал автобус, зашипели закрываемые двери и открываемые банки с пивом, и вся компания «ИЛьФ энд Партнерс», вздохнув наконец свободно, поехала назад в Санкт-Петербург, чтобы завершить свой корпоратив пивной вечеринкой и поскорее забыть этот верёвочный курс. Хотя жена Джорджа Боумена, который неосторожно пригласил всю фирму к себе в гости, наверное, долго ещё поминала добрым словом пивные банки и пакеты от чипсов, разбросанные по всей роскошной квартире с балконом на набережную реки Мойки. А с другой стороны, как иначе? День рождения всё-таки…
Санкт-Петербург, июль 1997
Стамбульский стипль-чез
Похмельные головы лежали, опершись затылками о край бассейна, чья голубая, хлорированная для более реального восприятия иллюзорной действительности гладь переливалась в Босфор. По проливу медленно шли танкеры, сухогрузы, военные корабли, сновали туда-сюда мелкие катера и величественно, иногда подняв для важности пару парусов, проплывали красавицы-яхты. Слева, перепрыгивая из Европы в Азию, повис феноменальный Босфорский мост.
Перед русскими за искрящимся на солнце синим проливом лежала Азия. Сильный и порывистый сквознячок приятно освежал, гоня мелкую рябь по поверхности бассейна.
— Прикиньте, парни, мы в Европе, а там уже…
— А Турция — это Европа или всё-таки Азия?
— Что вечером делать будем?
— Какие есть идеи?
* * *
Они отчаянно неслись по ночному Стамбулу, склоняя на поворотах свои головы набок, как скакуны. Их роскошные гривы развевались на ветру. Воистину кадры, достойные захватывающего боевика с двумя красавцами и, конечно, нескольких дублей, чтобы на крупном плане получше запечатлеть игривую романтику ветра и откидывание волос назад с волевого лба.
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.
Скачать: