Бесплатный фрагмент - Хочу, чтоб стало по-другому…

«Мне так бы хотелось, хотелось бы мне

Когда-нибудь, как-нибудь выйти из дому

И вдруг оказаться вверху, в глубине,

Внутри и снаружи, где всё по-другому».

В. Высоцкий.

Прожив шестьдесят лет с небольшим хвостиком, задумал я написать сериал. И не удивляйтесь… Не бесконечно же смотреть «Бандитский Петербург», про богатых, которые плачут или про ментов, супердокторов и другие. Сколько серий будет, ещё и сам не знаю. Может быть столько, сколько дней в году… Иностранные сериалы идут годами, но я боюсь, мне на это не хватит терпения, да и не люблю я «воду лить». Опишу всю историю, как получится. Я за количеством не гонюсь…

«Уважаемые режиссёры и кинооператоры…» Так, пожалуй, я начну своё письмо на киностудию «Ленфильм». Конечно же, укажу адрес, почтовый индекс и всё, что нужно, чтобы письмо благополучно дошло. Я же не Ванька Жуков и письмо моё не «на деревню дедушке», а, наоборот, из деревни.

Мысль о сериале пришла мне в голову, когда я зимним вечером одиноко сидел поближе к печке в своём доме. Сначала я просто решил записывать всё, что происходит в моей жизни изо дня в день. В этот день ничего не происходило, телевизор сломался, было скучно. Я взял толстую тетрадь и написал: «Сериал». Начало положено. Название придумаю потом.

Часть первая. Зима

Плохо без телевизора, особенно зимой. Сегодня пятница, а завтра суббота, потом воскресенье — итоговые передачи. Мы на эти передачи одно время всей деревней подсели, как вечер, все к голубым экранам (это теперь телевизор ящиком называют), а с утра обсуждение. «Полуостров наш» — вот какая была тогда тема. Полуостров российский, и это не вызывало ни у кого сомнений. Постоянные жители деревни все были люди образованные, жили и воспитывались в советское время, а тогда не иметь образования было просто невозможно. Настрой был другой: все читали книги, стремились к знаниям, стыдно было показать свою безграмотность. Жители деревни историю знали, как, впрочем, и другие предметы. Общался я летом с одним парнишкой из приезжих, шестиклассником, так он мне сообщил, что его отец в командировке в Китае, и каждый день купается в озере Байкал… Так я и не понял, где он, в России или в Китае. Похоже, парень и сам толком не знал, а главное неинтересно это ему было.

— По твоим словам выходит, что озеро Байкал Китаю отдали, как когда-то Крым Украине?

— Не знаю, в школе мы это не проходили…

Потом, события плавно перетекли на две области Украины, мы тоже не отрывались от экрана. Переживали и сочувствовали нашим братьям, которых убивали в их собственных домах. Переживали мы долго, не один год, но ничего не менялось. Правительство наше больше никаких решительных действий не предприняло, а «крикуны» — политологи расходились всё больше и больше, только толку от этого не было. Нет результата, значит пустые разговоры…

Ну, я отвлекся. Позвоню я Галине Ивановне, может в гости позовёт, ведь тоже одна сидит. С сотовой связью у нас здесь порядок. Недалеко от деревни, километрах в трёх, начинается большой массив садоводств. В начале массива и поставили вышку сотовой связи.

— Галина Ивановна, привет, это сосед.

— Здравствуй, Валентин.

— Галя, не скучно тебе там? У меня вот, телевизор сломался, даже новости посмотреть не могу.

— Ну, если только новости посмотреть, заходи. Но, если придешь с пивом или ещё с чем покрепче, то «от ворот поворот». Ты меня знаешь…

— Да ты что, я ведь давно в завязке. И денег нет.

— Так ведь пенсия две недели назад была, куда же ты все дел и на что дальше жить собираешься? — говорит, как будто не знает, что пенсия копеечная…

— Галь, да проживу как-нибудь, у меня ведь запасы… Галя засмеялась. — Ладно, уж, иди.

Галина Ивановна

Галя приехала на постоянное жительство в деревню лет пять назад. До этого она каждый год навещала свой дом, ведь родом она из нашей деревни. Всю жизнь проработала в Питере учителем биологии. Была у неё семья, но муж умер рано, и всю жизнь она посвятила единственной дочери. Выучила, выдала замуж, помогала воспитывать внучек. Внучки росли, места в двухкомнатной квартире становилось всё меньше, и «благодарная» дочь сама предложила матери съехать. На что Галина Ивановна ответила: — А не пожить ли вам в трёхкомнатной квартире твоего мужа? — Что ты! Мама Костика очень больной человек. Детский шум будет её раздражать. Да и отец постоянно в думах о своей научной работе.

Вот так, недолго думая, Галина Ивановна и вернулась на свою малую родину.

— Здесь родилась, здесь и умру. — За домиком она следила, ремонт был не нужен. Затратив деньги только на переезд, она обосновалась в родном доме. Гале тоже было шестьдесят с хвостиком не намного длиннее моего. Умная, неунывающая женщина. Жила на пенсию и на то, «что бог пошлёт». Естественно, как и все деревенские, сажала картошку и другие овощи. На данный момент у неё было четыре курицы-несушки. Каждый день четыре яйца. Через два года после приезда Галины Ивановны в деревню к ней пожаловала дочь.

— Мама, ты не будешь возражать, если мы перестроим твой дом. Сейчас все приличные люди имеют загородные дома. — Но тут Галина Ивановна проявила характер. — Никогда. Это дом моей матери, он мне дорог, как память о ней. Это моё родовое гнездо. Только через мой труп. — Ольга отступилась, но ненадолго. Заслала к бабушке внучек. — Бабуля, ты ведь хочешь, чтобы мы приезжали к тебе летом… Домик у тебя небольшой, места всем не хватит и удобства на улице. Пусть мама построит на участке ещё один домик. — Тут Галина Ивановна смягчилась. — Стройте, только садовые деревья, не трогайте. — Строительство развернулось через неделю. Ольга наняла двух гастарбайтеров — таджиков. Привезли цемент, песок, бетономешалку. К осени фундамент был готов. Размер предполагаемого дома был восемь на двенадцать метров. Чувствовался размах. Галя лишилась огорода: все грядки сравняли и вытоптали. — Оля, у меня в этом году совсем нет запасов на зиму.

— Все эти овощи стоят копейки и продаются круглый год. Ну, уж если что-то понадобится, звони. Когда Костя будет не так сильно занят, мы тебе привезем всё, что тебе надо.

Галя зиму прожила без своих овощей, дочери не звонила, и та её тоже не беспокоила. Весной ожидаемого продолжения строительства не последовало. Оля позвонила и сказала: «Мы покупаем готовый дом с участком». Теперь фундамент благополучно зарастал сорняками, а внутри него Галя снова разбила грядки.

Я стал собираться. С пустыми руками в гости идти не принято. «Что бы взять…» Я раскрыл кухонный шкаф. На полке лежала пачка печенья. «Самое то, к чаю. Всё равно больше ничего нет» Что Галя вскипятит и заварит чай, я не сомневался. Дремавший Каштан (это мой пёс) открыл глаза и поднял голову. Летом он живёт в будке, а зимой я забираю его в дом. Это мой друг и сторож. Смесь лайки и дворняжки цвета спелого каштана. Мне его, ещё щенком, отдал электрик из ближайшего садоводства, живший там круглый год. «Освободил квартиру для дочери». Лайка электрика принесла шесть щенят, и он не знал, куда их деть.

«Я к Гале, не волнуйся. Присматривай за домом». Об этом Каштану можно было не напоминать, свою работу он выполнял исправно.

Ну, в путь. Мороз небольшой, градусов пятнадцать. Под ногами поскрипывает снег. Безоблачно. При свете луны протоптанная дорожка хорошо видна. До Галиного дома метров триста. Это первый дом в деревне, не считая моего. Дом, в котором я живу, по закону мне не принадлежит, меня в нём прописали семнадцать лет назад агенты по недвижимости. Не хочу вспоминать, как я «про…» свою квартиру в Питере. Это отдельная история. Я живу в бывшем почтовом доме. Почта в нём была аж с начала двадцатого века. Крепкий фундамент, стены из брёвен (это не брус десять на десять), хорошая русская печь. Здание почты построили у проходившего рядом шоссе, а дальше, по грунтовке, можно было проехать в деревню. Когда-то это была средняя деревенька с почтой, магазином, клубом, медпунктом при клубе, а ближе к лесу была лесопилка. Сейчас, естественно, ничего этого не было, так как деревня была признана вымирающей. Постоянных жителей почти не осталось, только летом народу становилось побольше, так как приезжали дачники. Это были внуки и правнуки бывших хозяев оставшихся в деревне домов или те, кто купил у них дома. Летом со снабжением продуктами было неплохо. В садоводствах были магазины, а к нам заезжала продовольственная лавка, чуть ли не каждую неделю. С поздней осени, всю зиму до весны лавка тоже приезжала, но раз в две недели. В деревню было не проехать, никто не очищал грунтовку от снега, и автолавка всегда останавливалась у здания бывшей почты, то есть рядом со мной. В эти часы можно было наблюдать всё население деревни, спешившее отовариться на две недели вперёд.

Вот и Галин дом. Иллюминация полная. Благодаря Андрею, зимой у нас в деревне никто не экономит электричество. Об Андрее потом… Нужно стучать. Галя, по городской привычке, всегда закрывает дверь. Да, пожалуй, и в деревнях теперь все закрываются на засов.

— Валентин, ты? — А кого-то ещё ждешь? — Да заходи уже, холодно. Быстро ты дошёл. Бежал, наверное, — пошутила Галя. В Галиной маленькой прихожей не развернуться, можно только боком быстро пройти в комнату. А всё из-за кур. Четыре несушки, а сколько неудобств. Это я, по её просьбе, соорудил для них насест и отгородил часть прихожей сеткой. «На улице холодно, куры в сарае нестись не будут. Пора переводить их в дом». Так говорила Галя, когда просила меня соорудить насест.

— Ого, да у тебя и в прихожей иллюминация, — сказал я, увидев под потолком лампы дневного света

— Сейчас расскажу. Дней пять назад, разгребаю я снег у калитки, идёт Андрей, как всегда по своим делам, поздоровался и поинтересовался о моих делах. А я ему про кур «перевела их в тепло, а они всё равно несутся плохо». Ну, вот всё это Андрей и придумал. Вечером того же дня приносит эти лампы и говорит «Будем твоих кур обманывать, удлинять им световой день. Ты эти лампы включай в шесть утра, а выключай в одиннадцать вечера. Куры будут думать (если у них вообще есть, чем думать), что сейчас весна или лето. Производство яиц должно наладиться». Повесил лампы и ушёл.

— Ну, и как, работает?

— Уже два дня четыре яйца, как раньше. Ты садись к столу, сейчас чай пить будем.

— Галя, — я достал пачку печенья, — это к чаю.

— Спасибо. А у меня пирог с капустой и яйцом. Сегодня утром пекла.

Мы хорошо провели вечер, смотрели телевизор, пили чай с пирогом. Собравшись домой, я вспомнил: — Галя, я начал сериал писать. — Пиши, пиши… Не забудь рекламу мыла вставлять.

— Это ещё зачем?

— Во все мыльные оперы вставляли рекламу мыла.

— Я подумаю. Пока. Звони, если что понадобится. Уже спускаясь с крыльца, вспомнил, что не позвонил Андрею по поводу телевизора.

Андрей

Андрей живёт у нас почти полтора года. Появился прошлой осенью. Сижу я на лавочке у своего дома-почты и вижу, сворачивает с шоссе к нам на грунтовку человек с рюкзаком. Конец сентября, дачников нет. «Кто бы это мог быть?» Подходит ко мне и сразу спрашивает:

— Здравствуйте, нет ли у вас здесь свободного домика для проживания?

— Может и есть, да с народом местным надо посоветоваться. Кого попало в деревню пускать не хочется.

— Я понимаю. О себе скажу: я непьющий, даже не курю. По образованию инженер, квартиры в городе нет, и на данный момент я бомж.

Я внимательно на него посмотрел. Лет сорок пять. Молодой ещё. Подтянут, видно, что не болен и не алкаш. А насчёт квартиры, так чего в жизни не бывает…

— Пошли ко мне, можешь пока у меня остановиться. Я с местными обговорю и решим.

Вечером я устроил небольшой переполох. У бывшего клуба на столбе у нас рельса подвешена, стучим по ней и общий сбор. Я, конечно, мог всем позвонить по телефону и их мнение узнать, но иногда полезно встряхнуться и ноги размять. И плюс ещё в том, что они все сразу увидят Андрея и не будут потом друг друга спрашивать: «Кто это?» Подтянулись к клубу почти все. Последним прибежал Валерка и сразу стал возмущаться: — Что случилось? Пожар, где? Я только вещи сложил, собирался в город, а тут этот звон… — Валера житель деревни не постоянный. Он и летом то приедет, то уедет. Может и зимой нагрянуть и пожить месяцок. Так и мотается туда-сюда, а всё потому, что его жена не хочет жить на даче даже летом, а уж зимой и подавно. «Всем честным жителям нашей деревни представляю нового жильца», сказал я и вкратце рассказал о нём.

— А тебе, Валера, особое спасибо. Житель ты не постоянный, а на призыв откликнулся. Небезразлична, значит тебе деревня и её проблемы.

— Ты, Валя, больше так не шути, я на автобус опоздал.

— Ничего, другой будет. Так, что решим?

— А чего решать, ты лучше всех все заброшенные дома знаешь. Все облазал, — выступила Галина Ивановна.

— Пусть живёт, — сказала восьмидесятичетырёхлетняя Наталья Семёновна. Она с рождения жила в деревне, разве только что во время учёбы в медицинском училище в Питере отсутствовала. Но это было очень давно, и город тогда назывался Ленинград. Вроде бы никто не возражал, и я поселил Андрея в конце деревни, ближе к лесу. Там стоял заколоченный дом, в котором уже лет десять, а может и больше никто не появлялся. Ближайшим к нему был как раз дом Натальи Семёновны.

— Андрей, дом ещё крепкий, есть печь, разве что крыша подтекает, но дело поправимо, если руки из того места растут.

— Не проблема, — ответил он.

— Провода электрические отрезаны, — сказала шедшая с нами Семёновна.

Но Андрей не растерялся и тут. Очень серьёзно и уважительно сказал:

— Наталья Семёновна, очень Вас прошу разрешить мне подключиться от Вашего дома. Мне без электричества нельзя, я как раз собирался в уединении вести научную работу и проводить опыты. Если Вы пойдёте мне навстречу, я буду оплачивать и Ваши и мои счета за свет.

— Ну, если так, я согласна. Только деревню всю не спали опытами своими.

И никто ни разу не пожалел о том, что Андрей стал у нас жить. Был он человеком знающим и умелым. Чинить умел все электрические приборы и разную технику. Телевизоры тоже, поэтому я ему и звонил. В позднеосенний и зимний сезон электричество мы не экономили, так как Андрей придумал способ, как сделать так, чтобы счётчики крутились медленно. А управлялось всё из его дома, как говорят, централизованно. Никакой проверяющий ничего бы не нашёл. «Если придут проверять и меня в это время в деревне не будет, то нажмёшь, Валя, эту кнопку и всё будет, как прежде». Кнопку он вывел наружу. А где эта кнопка, знаю только я, и никому об этом не скажу.

Посещения

Андрею я позвонил по дороге домой, оказалось, что его в деревне не было, а я и не заметил, когда он мимо почты проскочил.

Вот и дом. В гостях, как говорится, хорошо, а дома лучше. Дверь настежь, что бы это могло означать… Прошли те времена, когда ко мне повадилась ездить из областного центра двоюродная племянница Зинка. Сама редкостная дрянь (но это до меня потом дошло), да ещё и кавалеров разных с собой привозила средней паршивости. Были пару раз и приличные ребята, но что они в ней находили, для меня загадка. Не иначе, у них, как впрочем, и у меня, в то время, с головой нелады были от алкоголя. Я думал поначалу, что заботу она обо мне проявляет, а у неё свой интерес:

— Дядя, Валя, а кому твой дом достанется? У тебя ведь кроме меня никого нет…

Не знала она, что дом не мой. Приезжает с очередным ухажёром и говорит:

— Знакомься, дядя Валя, это мой муж. Я беременна.

— Это надо отметить. — И пошла пьянка. Я в то время ещё в шоке был от потери квартиры, и часто заливал горе водкой. Но не выходило у неё ничего с устройством личной жизни. И слово «беременна» я слышал неоднократно, а потом понял, что «это временно», как в той песне из конца девяностых. О том, что дом не мой, я ей сказал, когда выгонял, после того как заметил, что после её приездов пропадает часть моей пенсии. Да и бояться стал чем-нибудь от неё заразиться от элементарной чесотки, до чего похуже. Те ребята, что по недоразумению с ней общались, приезжали и разыскивали её, сильно расстраиваясь и сожалея о своей пьяной ошибке, потому как получили от неё неизлечимую болезнь. Я адресок давал, а что с ней потом было мне не интересно, потому что мне такая родственница и её посещения не нужны, даже, вредны для здоровья. Но и эта шалава зимой дверь не оставила бы открытой. «Не к ночи о ней вспоминать…»

— Каштан! Каштан! — Ответа нет. Я поспешил к дому, осторожно поднялся на крыльцо. Дверь в комнату тоже открыта. Какие-то голоса. В конце концов, это мой дом, что здесь делают посторонние… Заглянул в комнату. Никого. Голоса неслись из работающего телевизора… Видимо, когда он вырубился, я его не выключил, и теперь, он заработал… Я отсутствовал часа два. Что же произошло? Чтобы Каштан просто так оставил свой пост, такого ещё не было. В полном недоумении я закрыл входную дверь на засов. Печь догорела, но дом ещё не выстудило. Заснуть я не мог, разные мысли лезли в голову. Ворочался с час, потом услышал, кто-то скребётся под дверью и поскуливает. — Ага, вернулся блудный пёс. — Я открыл дверь. — Где тебя носило? И чего ты дом бросил? — Каштан вильнул хвостом и вбежал в дом, причём сразу к своей миске. И никакого чувства вины, нагулялся и пришёл. — Чтоб такого больше не было, а то придётся тебя закрывать. — Заснул я быстро, пёс дома, волноваться больше не о ком. Снилось мне что-то приятное, доброе. По крайней мере, такие ощущения были при пробуждении. Сон помнил смутно: женщина, точно описать не могу, но без сомнения красивая. Веяло от неё чем-то родным, теплом веяло. «Теперь всё будет хорошо… помощника не обижай». Эти слова из сна я помнил точно. Ну и приснится же… Выпустил Каштана по его делам и занялся готовкой. Вся посуда блестит, ни пятнышка и в комнате светлей. Провёл пальцем по стеклу, никаких следов грязи. Чудеса. Я призадумался… Включил телевизор. Работает и экран блестит.

— Андрей, ты где?

— Приеду дня через три. Дела. Не волнуйся, телевизор будет, как новенький.

— Да не спеши, ничего не надо, телик работает.

— Чего-то ты, Валя, не договариваешь…

— Ерунда, мелочи, ничего важного. Пока. — Я посмотрел в окно. Каштан носился по двору, как будто кого-то догонял. Беззлобно тявкал, катался по снегу. Одурел пёс. Что творится, не пойму… Пойду прогуляюсь.

Первый дом, как вы помните Галины Ивановны. Вот и она, снег с крыльца сметает.

— Привет. Как спала?

— Отлично. И настроение хорошее. Куры несутся. А ты своё печенье забрал?

— Обижаешь, Галя. Сама засунула куда-то… — Галя махнула рукой. — Да ладно.

— А тебе случайно ничего необычного не снилось?

— Не помню. Но проснулась с ощущением, что на десять лет помолодела…

Все жители деревни в этот день были приветливы и доброжелательны. Даже вечно хмурый и ворчливый Фёдор со мной разговорился. Фёдору было пятьдесят два года. Бывший инженер-связист. Окончил институт связи Бонч-Бруевича. Сейчас работал заправщиком на заправке, которая была в пяти километрах от нашей деревни по шоссе. Жена жила в городе. Вообще-то они были в разводе. Заслуг особых перед государством у него не было, и поэтому в будущем он мог рассчитывать на обычную пенсию, которой очень боялся. — Как вы только на неё живёте… — В свободное время он что-то собирал, паял. Наверное, изобретал вечный двигатель, не иначе, так как всё держал в большом секрете. Может на Нобелевскую замахнулся…

— Работа моя подходит к завершающей стадии.

— А если не секрет, в чём суть?

— Только молчок, раньше времени не трепаться.

— Да ты же меня знаешь, когда я кому лишнего сказал…

— Будет у меня скоро зомби-транслятор. — «Ну, уж чего не ожидал, так только этого. У нас итак в каждом доме зомби-ящик. Не перебор ли…» — подумал я. А вслух спросил:

— Что транслировать собрался?

— На себе убедился, что ничего у нас простому человеку не добиться. Чтобы чего-то добиться, надо кучу бумаги извести, а главное иметь очень хорошее здоровье. Пишут некоторые, жалуются, а в ответ отписки. Судиться… А где у простого человека деньги на адвокатов, ведь если не по правилам чиновников заявление составлено, его в суд не примут. (Я знал, что это не пустые слова, Фёдор уже пробовал отстаивать свои права в суде) Попереписываются с чиновниками, надоест, и бросают это дело. А под воздействием пси-волн выйдут на молчаливый протест все. В один день и один час. И никто с ними ничего не сделает, потому, что нельзя со своим народом воевать.

— А почему ты хочешь на людей свои волны направлять, не проще было бы чиновникам внушать, что для народа делать.

— Сказал тоже… У них ведь защита от любых посторонних пси-волн, кроме тех, которые им их руководители транслируют. В каждом кабинете такая защита. Дома они, может, и по-другому думают, а как в свой кабинет зайдут, обо всём забывают, слышат только то, что им транслируют.

— А ты защиту пробей, — подкинул я ему идейку и пошёл. Живёшь рядом с людьми и никогда не угадаешь, кто, о чём думает и, что от них ждать. «Чужая душа потёмки».

Катюша и Егор

В этом доме живут самые молодые жители нашей деревни, Катюша, Егор и их трёхлетняя дочь Настя. Раньше они приезжали на лето, в этом году остались на зимовку. Правда Егор периодически уезжает на работу. Она у него сменная. Поначалу это переселение нас удивило, где это видано, чтобы молодые в деревню ехали, скорей наоборот. Дом достался Егору от деда, но раньше он был здесь редкий гость. Неужели тоже с квартирой городской беда… Катюша говорила, что девочка у неё часто в городе болеет, ей нужен свежий воздух. По мне, так здорова, не чихает, не кашляет, бегает, смеётся. Но я ведь не доктор. Кто знает, какая у неё болезнь… Родители ни с кем не общаются. Катюша редко улыбается, а сегодня, поздоровалась и улыбнулась. Что за день такой… У всех хорошее настроение. Настя веником дорожку к дому мела. Толку мало, но ребёнок при деле и к труду приучается. Увидев меня, закричала — Где Кас-тан? — Каштан, по сути, пёс добрый, если дом не охраняет, на людей не бросается. Подбежит к ней, да ещё и лизнёт в щёку. Никогда ребенка не обидит.

— Дома, — ответил я. — Занят. Ты, смотрю, маме по хозяйству помогаешь… Молодец. А он моё хозяйство сторожит.

— Пусть идёт играть со мной и куклёнышем…

Тогда я не обратил внимания на «куклёныша», мало ли чего бормочет трёхлетний ребёнок…

Занятый мыслями о происходящем в деревне, я не заметил, как дошёл до дома Натальи Семёновны. Дошёл, так нужно проведать старушку. Постучал. Семёновна открыла сразу.

— Как дела, Семёновна, как здоровье?

— Чего на пороге стоишь? Проходи в дом.

— Ничего не нужно, может по хозяйству помочь? — Семёновна села на диван, задумалась.

— Валя, ты веришь в приведения?

— В то, что никогда не видел, не верю.

— Мне под утро сон приснился. Я сплю плохо, иногда просто дремлю. Никак в толк не возьму, наяву это было или во сне. — Я насторожился. — И что снилось?

— Сначала женщина, явно красавица, а потом в маму мою превратилась, только молодую. Вот ты мне помощь предложил, и она о помощи говорила, о помощнике. — Задумался я: «что-то сегодня похожие сны всем снились…»

— Ой, совсем забыла, — встрепенулась Семёновна. — Вчера по телевизору опять больного ребёнка показывали, я записала, куда деньги переслать. Вот ты мне и поможешь, я ведь только звонить умею по сотовому, а СМС не умею посылать.

— Ну, давай… Последние копейки посылаешь, сколько тебе ни говори, что есть и побогаче тебя. Пусть они и шлют.

— Валя, «с миру по нитке…». Жалко ведь. Триста тысяч разве можно простому человеку найти.

— Государству значит не жалко, а тебе жалко. Для государства триста тысяч, что для тебя три копейки. А ты вон больше, чем три копейки собираешься послать… Давай уж отправлю. Кстати, ты не знаешь, чем Настя у Катюши больна, с виду совершенно здоровый ребёнок.

— Астма у неё. В садике первый приступ случился, они и забрали её оттуда.

— Да, жаль ребёнка.

— У нас в деревне воздух чистый, поправится.

Метель. Агрономы

На другой день началась метель. В феврале это в порядке вещей. Все сидели по домам и лишний раз на улицу не высовывались. Чистота в моём доме поддерживалась сама собой. Посуду, я, правда, мыл сам, но пыль и сор утром опять исчезли без следа. Каштан выглядел сытым, довольным. Таким он, впрочем, и был всегда, только глаза стали блестеть ярче, и шерсть стала гуще, её цвет более сочным. И всего за два дня. А может это просто самовнушение и обычный обман зрения…

— Каштан, пойдём, прогуляемся до агрономов. Каштан не возражал, сразу направился к двери, и мы пошли. Тропинки заметены, сугробы, но на этот случай у меня валенки.