Химические этюды

Посвящаю трём величайшим личностям в моей жизни: Николасу, Игорюне и славному алмазику.

Этюд первый — Абсолютный этанол

…Не успел я переступить порог, как Игорюня с ходу меня ошарашил:

— Серёга, нам срочно нужен этиловый спирт! Девяностопятипроцентный, литров эдак десять. Сможешь достать?

У меня отвисла челюсть.

— Я что, похож на директора алкогольной фабрики?!

— Да не нужно быть никаким директором! — Бульдыш возбуждённо жестикулировал. — Сейчас достаточно и одного клика в Интернете, чтобы любая компания доставила тебе необходимый товар!

— Очень славно, — усмехнулся я. — Желаю успехов… Я-то тут при чём?

Игорюня поник.

— Ну ты же знаешь, у меня нет под рукой Интернета.

— Не беда — я тебе предоставлю.

— Да нет! — отмахнулся Бульдыш и взревел: — Ну не могу же я так разоряться! Посмотри, в каких я условиях! — обвёл рукой свою «хибару». — Да мине жрать ужо не щаго, щёрт тябе задяри, Кобозь!!! — мужчина уткнулся лицом в ладони и капризно захныкал. — Я вот перед твоим приходом пару последних картох изжарил, да и всё… С голода скоро подохну! — разразился плаксивой трелью.

Я пришибленно поджал губы и вперился взглядом в бесчисленные булышовские аппликации на стенах.

— Ну ладно, — мягко начал я, — не плачь… Но, сам понимаешь, заказать этиловый спирт… Это, увы, не в моих силах. Да на него ведь нужны бешеные деньги! Где же я их достану? Или ты хочешь, чтобы я ради этой фигни работать пошёл?!

Игорюня повеселел.

— Нет, такие жертвы ни к чему. Да и с чего ты взял, что я прошу тебя делать заказ?

— А как же тогда? — вконец расстерялся я.

Бульдыш беззвучно засмеялся.

— Кхы, Сярёг, а Сярёг, у тебя ж сеструха в больнице работает!

— Ну?

— Вот и пусть пособит братцу!

Я пристально всмотрелся в булышовскую морду. Издевается или нет?.. Нет, он серьёзно!

— Она на такое не пойдёт! — жёстко отрезал я.

Игорюня аж затанцевал.

— Кобозюнчик ты мой глупенький! Ну уломай ты её! Посули ей… э-э… Ну посули ей что-нибудь!.. О! Скажи, что я с первой же пенсии расплачусь с ней сполна! С процентами! С подарками! С сумяками!

Я невольно заржал.

— Игорюня, твоя пенсия наступит через пятнадцать лет… Тысячу раз помереть успеем!

Спирта я таки достал. (Не буду здесь описывать все авантюры, на которые пришлось пойти ради этой затеи.) И вот, снова мчусь через весь Брянск — да ещё с «чижаленной» десятилитровой бутылью огненной отравы! — в опостылевшую мне за последние дни Бежицкую общагу…

Игорюня недоверчиво сунул нос в горлышко склянки и полной грудью втянул спиртовые пары.

— Ох, торкнуло!.. — Мужчина вздрогнул и закатился в дебильном хохоте. Из очумелых глаз градом посыпались слёзы. — Ну шо, Кобозь, — верещал извивающийся от смеха пунцовый чудик (бутыль опасно колыхалась в его ослабших руках), — можа давай нассымси у доску?!! — С этими словами Игорюня театрально, как удав, заглотил пастью всё горлышко.

— Бульдыш, ты спятил?! — не выдержал я. — Ты как себя ведёшь?! Гляди не пей! Это ж чистый спирт — сгоришь, на хрен!

Игорюня вмиг посерьёзнел.

— Да шучу я, шучу. Нельзя, что ли?.. И, между прочим, это не чистый спирт — только девяносто пять процентов до абсолюта. Но мы это сейчас поправим!

— В смысле — поправим?

— Мой бедный друг, сегодняшний день войдёт в историю Бежицкой общаги! Прямо сейчас, в этой заплесневелой комнате, мы добудем абсолютный этанол!

— Ты серьёзно? — искренне изумился я.

— Более чем! И ты будешь моим верным ассистентом!.. — Бульдыш задорно подмигнул своим заплывшим глазом. — Не забывай, я всё-таки первокласснейший химик. Учись, пока живой!

Не успел я раскрыть рта, как «первокласснейший химик» бегом рванулся к шкафу, загремел пластиковыми прибамбасами и вытянул килограммовую пачку неких белых гранул.

— Что это? — указал я на брикет.

Игорюня хмыкнул:

— Хлорид кальция гранулированный.

— На фига?

Мужчина не удостоил меня ответом, а вместо этого высыпал гранулы в большое эмалевое блюдо. Я затаил дыхание, предчувствуя кое-что зловещее. А Игорюня тем временем вытащил из-под кровати небольшую газовую горелку, взбалтнул сжиженное топливо и, крутанув вентиль, направил шипящее зелёное пламя прямо на хлористый кальций. Открытый огонь полностью обволакивал белое вещество, накаляя его до красноты.

— Эх, Серёга, Серёга… — приговаривал Бульдыш, равномерно водя пламенем по блюду и перемешивая спицей рассыпающуюся в порошок соль. — Абсолютный спирт вымывает всё на свете. Если бы древние алхимики знали об этом, то смогли бы выработать чистейшее золото даже из человеческой крови… Но мы с тобой, к счастью, бессребреники. — Игорюня снова подмигнул. — Только бы общагу не спалить — во чего бойся!

— А зачем ты вообще возишься с этой солью?

— Не форсируй события, мой мальчик.

Через пятнадцать минут Игорюня удовлетворённо растирал между пальцами совершенно сухой, дымящийся порошок.

— Был кальций гранулированный, а стал прокалённый! — химик торжественно взмахнул спицей. — А теперь, Серёня, ответь мне на такой вопрос: что предпринимают самогонщики, когда хотят повысить крепость своей браги?

— Ну… — Я глубоко задумался. — Думаю, перегоняют её повторно.

— Правильно. Сразу видно — выходец из суровой сельской школы! — Бульдыш осклабился, спрятал горелку и выкатил из-под кровати… большой алюминиевый бидон со спиленной верхушкой!

Я пристально всмотрелся в агрегат — из его середины торчал дефлегматор — отводная металлическая трубка, заканчивающаяся внутри бидона широкой воронкой, прикреплённой посредством холодной сварки (свободное пространство дыры, сквозь которую торчала трубка, тоже было залеплено сваркой).

— Это что за… хреновина?

— А ты ещё не понял? Это, Серёжа, перегонный аппарат.

— Ну ты даёшь! Где откопал?

— Почему откопал? — оскорбился Игорюня. — Сам сделал.

Вот как не восхищаться этим гениальным человеком?!

— И ты думаешь, что у тебя получится?

— Несомненно. Это же элементарно!.. Ты сам-то понимаешь принцип перегонки?

Я смутился.

— Да как-то не интересовался…

— Да всё просто! — подбодрил меня друг. — Смотри… — водрузил бидон на стол. — По сути, любой перегонный аппарат состоит из трёх главных узлов: бака, холодильной камеры и отводной трубки. Сам процесс таков: неочищенную бражку заливают в бак и ставят на огонь. По мере нагрева спирт начинает испаряться (причём, гораздо быстрее воды) и, охлаждаясь, конденсируется, то есть выпадает в капли, которые устремляются в нашу воронку, а там уже по отводной трубке стекают в отдельную ёмкость. Понятно?

Я усмехнулся.

— Не очень, но сойдёт.

— Конечно, полученный из браги спирт далёк от идеала, — продолжал свою лекцию мэтр, не обращая внимания на мою глупость, — поэтому мы будем использовать готовый девяностопятипроцентный. Вот только абсолютный этанол простой перегонкой не получить. — Игорюня выдержал многозначительную паузу. — И тогда нам понадобится наш хлорид кальция! Теперь понял?

— Нет, — честно признался я.

«Первокласснейший» стал закипать.

— Кобозь, ты в школе учился или нет?!

— Да не интересовался я твоей химией!

— Очень плохо!.. — брызнул слюной Бульдыш и вновь как ни в чём не бывало обрёл деловитый тон: — Хлористый кальций сыграет роль обезвоживателя — им-то мы и высушим эти негодные пять процентов воды. Ясно?

— Вполне.

— Вот так-то, недоросль!.. Давай готовить аппарат.

Игорюня установил бидон на электрическую плитку, вылил в ёмкость все десять литров спирта и схватил со стола блюдо прокалённой соли.

— Запоминай, братец, соотношение: десять к одному — на десять литров этанола один килограмм хлорида кальция. — С этим напутствием химик высыпал соль в жидкость и перемешал смесь спицей.

Спирт подёрнулся белизной. Мне слегка сделалось не по себе — прошибли вибрации…

Тем временем Бульдыш вытянул из-под кровати металлический конус.

— Узнаешь, из чего?

— Из ведра, что ли?

— Да-да, из пожарного ведёрка, — ухмыльнулся маэстро и вставил конус — острой частью — в отверстие бидона, плотно притерев предметы друг другу. Получился своеобразный закрытый бак с вогнутым верхом. А затем мужчина вынул из холодильника кастрюлю, наполненную водою со льдом, и перелил ледяную влагу в конусообразную ёмкость. — Сие послужит нам холодильной камерой. Пары спирта начнут оседать на её стенках и будут стекать с острия конуса прямо в воронку. — Вздохнув, Игорюня включил плитку и подставил под отводной краник пятилитровую банку. — Ну, теперь наберись терпения, брат, — замахаешься ждать!

Действительно, пока бидон нагревался, я уже успел порядком заскучать. Наконец из металлического чрева послышалось долгожданное бульканье. Комната стала наполняться кисловатой вонью горячего спирта.

— Сейчас засикает! — потёр руки Бульдыш и придвинул стул поближе к баку.

И вправду, в подставленную банку начала поступать нестройная капель кристально-чистой жидкости. Время от времени цвыркала короткая струйка…

Я невольно начал возбуждаться — уж очень этот дивный процесс напоминал мне мои недавние «мокрые шалости» с одной упоительной леди. О, эти дни навсегда останутся моей доброй, волшебной сказкой!.. Девушка сама подобрала себе целый комплект одежды, чтобы радовать меня этим во всей полноте… Это было в тесных джинсах, офисных брюках, шёлковых лосинах, шерстяных колготках, симпатичных трусиках, наконец, без всего… Она делала это стоя, сидя, лёжа, на мне, подо мной… Это подавалось интенсивно, порциями, по струйкам, по каплям… Мы занимались этим дома, в парке, на тротуаре, в универсаме и даже в маршрутке — главное, чтобы это видело как можно больше народа: тогда всё получалось натурально, а возбуждение выходило просто нечеловеческим… Сколько тогда было надрочено!..

Я никогда не забуду нашу кульминационную шалость. Это было в переполненной маршрутке. Мы сидели вдоль стен, лицом друг к другу. Отовсюду напирали люди. И тут моя гениальная леди вступила в игру. Жеманно скрестив ноги и недовольно нахмурив личико, девчоночка наклонилась ко мне поближе и жалобно, тихонько пропищала (но так, чтобы слышали все): «Серёж, а нам ещё долго ехать?» В игру вступил я: «Ещё очень даже прилично, а что?» Умница виновато подняла глазки и зашептала: «Серёж, я сейчас описаюсь!» Народ оживился. Женщины сочувственно завздыхали, мужчины вожделённо скосили очи на девичьи переплетённые ножки, обтянутые лиловыми колготами. Я деликатно замурлыкал, стараясь придать голосу естественный тон (меня уже трясло от кайфа и возбуждения): «Солнышко, ты как-нибудь сможешь дотерпеть?» Леди испуганно расширила глаза и изобразила на лице настоящую панику: «Уже никак не смогу… Серёж, что делать?!» — Девонька всхлипнула, отчаянно прикусила губку и, не обращая внимания на голодные людские взгляды, засунула руку под свою коричневую юбку, крепко сжав промежность. Я лепетал какие-то дурацкие слова поддержки, а моя талантливая актриса уже вовсю агонизировала: елозила жопкой на самом краю сиденья, трясла своими милыми коленочками, сгибалась пополам и беспомощно хныкала. «Ой, мамочки! — морщила носик и вздрагивала. — Всё, я больше не могу терпеть! Серёженька, сделай что-нибудь! Умоляю!..» Моё сердце бешено колотилось, лицо заливала краска, стояк уже начинал дымиться… Какое это было перевозбуждение!..

Окружающие разделились на две фракции: одни понимающе, без слов, болели за милую девушку, оказавшуюся в такой безвыходной ситуации; а другие страшно жаждали увидеть манящий влажный след на лиловых колготках… И тут моя прелесть испуганно охнула, зажала трясущейся ладонью ротик и застыла в немом ужасе. Все застыли следом. А потом наша страдалица стала медленно опускать взгляд себе под ноги… Народ расступился: прямо к моим туфлям бежал кривой пенистый ручеёк. Я поднял взгляд выше — из-под переплетённых девичьих ножек обильно капало на пол. Внезапно по её левой ноге зазмеилась мокрая дорожка, затемняя ткань колгот, после чего на свободу вырвалась невероятно напористая струйка… Интеллигентные люди тактично отвернулись в сторону, искушённые — во все глаза созерцали девичью катастрофу. Кто-то издал короткий смешок, кто-то задумчиво кашлянул… Моя обожаемая леди вскрикнула и бесцеремонно схватилась двумя руками за писю, пытаясь остановить усиливающийся напор. Коричневая юбка, прижатая к отверзнутому источнику влаги, стала мгновенно промокать… «Серёж, я писаюсь!!! — визжала сквозь слёзы умница. — Давай выйдем отсюда! Скорее!»

Я крикнул водителю остановку. Милая крошка, более-менее совладав с собой, вскочила с сиденья. Все машинально уставились на бесформенное мокрое пятно, пропитавшее обивку. Леди хотела было рвануться вперёд, но очередной спазм мочевого пузыря заставил её остановиться. Поскуливая, девчоночка согнулась в три погибели, яростно упёрлась руками в бёдра, притиснула колено к колену и божественно красиво отставила жопку. Из-под задранной, подмоченной юбки хлынул грандиозный, свистящий фонтан! Народ ахнул. В такой позе моя красавица походила на раскоряченную в процессе мочеиспускания корову… Мой член опасно дёрнулся, выдавливая капельку предэякулята… «Не могу! Не могу! Не могу!» — вопила ненаглядная умница, зажимая уретру и пробиваясь к выходу. — «Остановку! Остановку!..» Но тут на светофоре — уже перед самой остановкой! — зажёгся красный свет — закон подлости и фарта! Водитель остановился. Послышался невинный смешок. А моей девочке было не до смеха. Дрожащая, переступающая с ноги на ногу, трущая мокрую писю, крошка беспомощно ко мне жалась, из последних сил удерживая в себе сладкий остаток. «Да описайся ты уже до конца! — подала голос добрая тётушка. — Теперь-то к чему себя мучить?» Девонька прискорбно нахмурила бровки, убийственно покачала головкой и… сдалась! Исстрадавшийся мочевой пузырь блаженно расслабил сфинктер. По плотно сжатым девичьим ногам мгновенно заструились журчащие потоки, образуя на полу огромную расстекающуюся лужу… Всеобщее внимание пассажиров было приковано к обдувшейся леди…

Взволнованную тишину прервал дребезжащий старушечий альт: «Пресвятая Дева Мария! — Бабка закрестилась. — Да она уссалась!» Маршрутка дрогнула от людского хохота. Не удержался и я. А моя гениальная актриса живо изобразила смертельную подавленность: «Серёжа, я вся описалась! При людях! Это конец! Как я теперь жить-то буду?!» — ударилась в плач. Я нежно стал поглаживать свою бедную крошку по спинке. Отовсюду звучали слова утешения: «Какие пустяки! Сама потом со смехом вспоминать будешь!..», «И не такое ишшо буваеть!..» Славная моя леди тяжело вздохнула и благодарно всем улыбнулась. Тут наконец-таки отворились двери. Мы выскочили на улицу и разразились диким ржанием. «Ну, как тебе мой номер?» — весело поинтересовалась умница, оглядывая себя со всех сторон. «Это было просто супер! Я в нокдауне!.. Да, кстати, ты полностью выписалась?» Леди игриво засмеялась: «Нет, кое-что оставила на десерт!» — «Так чего же мы ждём?» — Я пулей подлетел к своей девоньке и залез рукою под юбку, жарко вцепившись в мокрую промежность. Сладкая Золушка послушно выпустила мне в ладонь последнюю струйку. Горячая влага протекла сквозь мои пальцы и упоительно поползла по и без того мокрющим колготам…

А потом мы шли домой, любовно обнявшись и привлекая к себе озабоченные взоры. А затем вваливались в мою комнату, где я исступлённо засовывал голову под девичью юбку, вдыхая сладостные пары аммиака и водя лицом по чарующей набухшей ткани. А затем я раздевал свою умницу донага, целовал её подмокшие трусики, влажную, парную писю, тёплую, нежную жопку… Сколько было надрочено, сколько было надрочено!.. Нет, я никогда с ней не совокуплялся — мой путь девства и безбрачия крепок и нерушим. Милая леди смиралась с моим образом жизни и уже не обижалась, когда я отказывал ей в половой связи… Боже, какие это были времена!..

Я очнулся от сокровенных дум… и густо покраснел — сквозь джинсы вовсю возвышался стояк. Опасливо покосившись на друга, живо скрестил ноги — мне не хотелось смущать Игорюню своей эрекцией. Впрочем, тот не обратил на меня никакого внимания и продолжал неотрывно следить за капающим из трубки абсолютным спиртом, которого уже набралось полбанки.

Терпкий, тошнотворный аромат этанола окутал всё помещение. Вскоре моя голова стала покруживаться, лицо обдало потом, в висках застучала кровь… Я понял, что начинаю хмелеть…

Наконец банка была заполнена до краёв. Бульдыш осторожно подставил под краник порожнюю ёмкость, с помощью воронки перелил добытую жидкость в тщательно высушенную бутыль и страдальчески уткнулся пылающим лицом в ладони.

— Кобозь, что-то у меня башка загудела.

— Долго ещё гнать?! — раздражённо спросил я, превозмогая колоту в висках и лёгкое подташнивание.

Игорюня вздохнул и бессмысленно уставился на меня остекленевшими, влажными глазами.

— Да нет. Сейчас дело быстрее пойдёт — слышишь, как кипит?

Я пододвинул стул к бидону. Из алюминиевого бака доносилось злобное бурление. Струйки чистого спирта стали поступать интенсивней.

— Можно хотя бы окно открыть? — Мне уже стало совсем невмоготу от этого поганого чада.

— Ты что, офонарел! — испугался Бульдыш. — Сразу перегар по всей улице потянется! А вдруг патруль? Штраф как запендрячат! Тебе это надо?

Я горько вздохнул и подпёр кулаком щеку…

Вскоре Игорюня, глядя на «сикающий» спирт, стал подозрительно скалиться. А потом, покосившись на меня, закинул ногу на ногу.

Я затрясся от безвучного смеха. О, нашему химику тоже есть что вспомнить! Этот старый котяра — настоящий конкистадор в делах урофилии. Ему фартит даже больше, чем мне!

Недавно у него была одна многообещающая мадемуазель. Познакомились на Прозе.ру. Эти два человека оказались очень близки по духу (и, как утверждала сама мадемуазель, «по букве»), так что вскоре девушка не замедлила явиться к Игорюне собственной персоной. Познакомившись поближе, наш гений был приятно удивлён, узнав, что его новая подруга точно так же, как и мы, состоит в фетиш-обществе «Омораси»! Оказывается, эта вдохновенная красавица уже много лет снимается в первоклассных, дорогущих клипах для «Ай Нид Ту Пи», «Баунд Ту Бёст», «Лав Веттинг», «Писсинг Джинс», «Диапергэл» и даже «Пэнти Пуп». Узнав такую сногсшибательную новость, Бульдыш незамедлительно предложил актрисе посниматься и воплотить в реальность его бесподобные режиссёрские идеи. И она согласилась! Совершенно бесплатно!

Игорюня, будучи ещё и одарённым оператором, день и ночь носился со своим цифровиком, как кошка с салом, по всему Брянску. Зато какие вышли клипы!.. Его многообещающая мадемуазель оказалась не только звездой писсинга, но и пупинга. Я смотрел все их видеоклипы, поэтому смело могу заявить: это шедевры омораси!

Особенно запали в душу сцены пупинга. Игорюня мне признавался, что перед съёмками давал своей модели лёгкое слабительное. Подобные реалити обычно снимались прямо в булышовской комнате — Бульдыш подстилал на пол покрывало, прятал по углам своё барахло и устанавливал камеру. А затем на сцену выходила она — воздушная нимфа в одних белоснежных, просвечивающихся колготках. Девушка грациозно парила и плясала на «помосте», а потом неожиданно поворачивалась перед камерой спиной, нагибалась вперёд и… выпускала через колготки чудесную двухметровую струю мочи. А через секунду её зад взрывался чудовищным рёвом и разбрызгивал во все стороны вязкую коричневую массу! Эта густая, дымящаяся субстанция полностью облепливала её соблазнительно подтянутые ягодицы, бёдра и икры. Лёгкая ткань колготок мгновенно пропитывалась глиноподобной амброзией, наиболее жидкие ошмётки, выступив наружу, скользили по дамским ножкам и звучно шлёпались на пол… А дальше мадемуазель снова пускала жгучую струю, которая смешивалась с коричневой массой и вырывалась на свободу восхитительной грязной жижей, окрашивая белоснежные кологоточки в бурый цвет. На покрывале обильно сгущалась жирная лужа… Наконец актриса прекращала извергать из себя потоки лавы и начинала позировать перед камерой во всех ракурсах, страстно иссследуя руками свою сплошь загаженную плоть и возбуждённо размазывая густой коричневый мусс по колготкам и всему голому телу. Спустя пару минут пахучая звезда напоминала аппетитную мулатку… И тогда наступал финальный этап — Бульдыш ближе наводил камеру, а игривая модель беззастенчиво и сексуально стаскивала с себя пудовые колготки, представ перед восторженным зрительским взором в костюме праматери Евы. А затем несравненная львица наклонялась вперёд, подносила свою манящую жопку к самому объективу цифровика, раздвигала в стороны сладкие булочки и выстреливала в камеру бесподобной коричневой юшкой! В этот момент видеозапись обрывалась — обалдевший Игорюня падал в обморок, плюхнувшись лицом в густую массу…

Классные получились клипы и для «Диапер Писс». Многообещающая мадемуазель надевала подгузники для взрослых, наряжалась в самый деловой костюмчик, прикидывала вид богатенькой недотроги и отправлялась в «Аэропарк». Бульдыш, держа наготове камеру, семенил за ней следом. И вот, гениальная актриса, слившись с толпой, заводила знакомство, манерно флиртовала и — как ни в чём не бывало — расслабляла мочевой пузырь, пуская сладкую струйку в подгузник. Прикрытый брючками зад начинал расти, как на дрожжах! В мгновение ока стройная модель превращалась в ядрёную крестьянку, ошарашив и распугав своими метаморфозами окружающих… После пара отправлялась в другой конец города, где мадемуазель накачивала себя жидкостью, ступала в общественное заведение и вновь мочилась в подгузник, увеличив его объём втрое. И так продолжалось в течение дня, пока звезда кинематографа не делалась неповоротливой, булькающей кадкой с желе. Тогда наступал кульминационный момент: обратив на себя всеобщее внимание, девушка писалась в последний раз — страшно переполненный подгузник, будучи уже не в силах удерживать влагу, протекал. Два с половиной литра мочи свистели сквозь дамские брюки сотнями крошечных ручейков. В таком положении мадемуазель напоминала дуршлаг… Игорюня также снимал её и для «Диапер Пуп». Актриса снова надевала подгузник, облачалась в самый роскошный прикид, вступала в контакт с парнями и… с полной самоотдачей валила под себя. Затем обычно усаживалась на стул, тщательно возила задом по сиденью и, обдав граждан божественным амбре, возвращалась со своим гениальным режиссёром в общагу… А там уже, оставшись тет-а-тет с камерой, упоительно стягивала с себя подгузник, показывала зрителю выпачканную милую жопку и напрочь забитую ложбинку между ягодицами… Сколько было надрочено!..

Мы с Игорюней часто делились опытом: я ему предоставлял свои дневники, живописующие наши с леди отборные «мокрые шалости», он же мне скидывал первоклассные видеозаписи. Это были золотые наши годы! Бульдыш, изучив мои мемуары, непременно торжествовал: «Ах, чтоб тебя, Кобозь! Ну, чертяка сентиментальный! Чуть под монастырь меня не подвёл своими опусами! — И потом, успокоившись, наставлял: — Серёга, у тебя есть особая хватка на ужасы, эротику и сатиру. Вот где твоё истинное поприще! Оставь ты уже свою публицистику! Фантазируй, брат, фантазируй — это твой хлеб!..»

Дискомфортное ощущение в паху вернуло меня в реальность. Стояк заливала предоргазменная волна, член опасно вздрагивал… Не хватало ещё кончить в штаны! Нельзя же так себя перевозбуждать!

Я стремглав вскочил со стула.

— Игорюня, мне плохо! Мне срочно нужен туалет… — Не успел я сделать и шаг, как предательский спазм блаженно сжал налитый кровью стояк. А затем бешеные конвульсии стали выталкивать мне в трусы огромные порции спермы… Это конец!..

Я застыл, как манекен. Бульдыш вперил в меня вопросительный взгляд. От моих штанов по всей комнате завоняло хлоркой и рыбьей слизью. Склизкая, горячая сперма медленно потекла по бёдрам. Ох, мерзко!

Я плюхнулся обратно на стул и схватился за голову. Говорить ни о чём не хотелось.

— Скажи мне, Бульдыш, — начал я безразличным тоном, — а дьявол может воплощаться в человеческую сущность?

Химик неотрывно следил за капающим этилом.

— Может. В Библии не раз говорилось о том, как бестелесные духи становились осязаемыми.

— И он может вести себя как полноценный человек?

— Ну да.

— И даже может соблазнить женщину?

Игорюня резанул меня карим глазом.

— Может. Библия рассказывает, что даже ангелы иногда совокуплялись с земными красотками.

— И сможет зачать ребёнка?

— А почему бы и нет?

— И сколько на нашей планете разгуливает дьявольских чад?

«Первокласснейший» задумчиво склонил седеющую голову.

— Думаю, раз в сто лет два или три всё-таки появляются.

Я понизил голос:

— А я не могу быть сыном дьявола?

Бульдыш вздрогнул.

— Вряд ли.

Я лукаво ухмыльнулся.

— Верно: я не сын дьявола… Я и есть дьявол!

Игорюня неопределённо кивнул и поднялся со стула.

— Всё, вышел наш этанол.

— Всё? Так ведь банка ещё не заполнена?

— Ну и что, что она не заполнена? Перегонки всегда выходит меньше. — Мужчина перелил драгоценную жидкость в бутыль, выключил плитку и переставил аппарат на стол. Затем осторожно вынул холодильную камеру, выплеснул успевшую нагреться воду в тазик с помоями и наклонил бидон. — Смотри, что осталось.

На дне бидона белел сырой слой осадка.

— Ох, Кобозь ты, Кобозь… — Бульдыш принялся соскабливать следы соли. — Чем же всё это закончится, а? Один Господь знает!.. А ведь, возможно, сейчас ты проживаешь свои последние деньки!.. Ох, Кобозь, Кобозь… — Химик тщательно промыл ёмкость и спрятал свою гениальную конструкцию под кровать. — А можа давай и вправду нассымси от таких дялов? — робко спросил мэтр.

Я, чувствуя, что совсем теряю самообладание, подошёл к другу.

— Нет, давай лучше обоссымси. Где наше урофилийское не пропадало?

Игорюня недовольно сковурил рожу:

— Серёж, я больше не позволю превращать свою комнату в свинарник!

— А что ж тогда делать? — расстерялся я. — Опять к суседке пойдём?

— К суседке? — Бульдыш призадумался. — Ой, а у меня и гостинца-то для неё нету.

— Как это нету?! А сколько мы абсолютного спирта нагнали?!

— Да ты что! Она ж от одного глотка копыта отбросит!

Я усмехнулся:

— Ну, от урофилии до некрофилии рукой подать…

— Тогда пошли! — оживился Бульдыш и сунул в карман «четвёрку» этанола…

Этюд второй — Цианистый калий

…В три часа ночи завибрировал мобильник. Я, с трудом разлепляя сонные очи, нажал вызов.

— Серёга! — вопил в трубке возбуждённый булышовский голос. — У тебя дорожная сумка есть?

— Бульдыш, ты совсем офигел?!! — хотел было разозлиться я, но тут же совладал с собой: — Да есть, есть. А тебе-то зачем?

— Хватай её в зубы и срочно мчись ко мне! Вопрос жизни и смерти! — Игорюня оборвал связь

— Ты… Ты… Бульдыш?!!

Я раздражённо отшвырнул мобильник.

— Старый хрыч, как же ты меня достал за эти пять лет! Избиенный ты наш!..

Однако уже через минуту сидел в такси, направляясь из своей тихой, уютной Новостройки в криминальную, неприветливую Бежицу — из одной ненавистной общаги — в другую!.. На коленях лежала спортивная сумка…

Игорюня метался от шкафа к шкафу, сгрудил в кучу вещи, пораскрывал все тайники, разбил зачем-то микроволновку и к моему приходу умудрился так перевернуть вверх дном свою хибару, что его варварству позавидовали бы даже чекисты!

— Кобозь, мы срочно отправляемся в Большое Полпино! Вызывай такси!.. Сумку принёс?

Я ошалел.

— В Полпино?! Какого чёрта мы там забыли?!

— Ай, Кобозь, не время для объяснений!!! — замахал руками запыхавшийся мужичок. — Вызывай такси!.. Давай сюда сумку!

С минуту я наблюдал, как мой угорелый друг запихивал в кошёлку два старых, свёрнутых рулетом плаща, две сумки с противогазами и пакет резиновых перчаток. Затем мужчина сунул мне в руки набитую вещами сумку и очень бережно надел себе на спину видавший виды, измочаленный портфель. Раздалось стеклянное «дринк, дринк!».

— Что там у тебя за склянки? — поинтересовался я.

— Молчи, это страшная тайна! — испуганно зашипел Игорюня. — Ты вызвал такси?

— Угу…

Через пять минут мы весело мчались через весь город. Бульдыш бережно прижимал свой старый портфель к груди.

— И всё-таки, зачем ты выбрал такое стрёмное время?

— Чтоб никто не пронюхал, — шепнул мне на ухо друг.

«Боже, во что я на этот раз с ним вляпаюсь?..»

Наконец добрались до посёлка. Бульдыш повёл меня сквозь чьи-то заброшенные дворы, мимо горелых сараев, мимо зловещих цыганских бараков… В конце концов вышли на какую-то скособоченную беседку с высаженными окнами. Рассвет уже проклёвывался.

Игорюня пнул ногой скрипучую дверь, прошмыгнул в таинственный полумрак и махнул мне рукой:

— Заходь, брат.

— Чья эта рухлядь? — обронил я, закрывая за собой дверь.

— Ничейная… — Мужчина снял со спины портфель. — Давай сюда сумку.

Бульдыш разверз чёрное чрево кошёлки и бросил мне плащ.

— Надевай.

— Зачем?

— Да не начинай ты! — обозлился мэтр и принялся натягивать на себя другой плащ. — Слушайся меня во всём!

Я нехотя укутался в сырой, зловонный «мешок». А Бульдыш уже протягивал мне противогаз.

Я вконец вышел из себя:

— Старый хрен, что ты затеял?!

Игорюня гневно закусил губу и громко выдохнул:

— Мальчик мой сладенький! Ща я тебя грёбну!.. — Потом, успокоившись, пояснил: — Серёжа, мы будем работать с цианидом. Нам необходимо как следует защитить себя от этого сильнейшего яда. Надевай противогаз и перчатки. И капюшон накинь.

Я обалдел… И молча облёкся во всеоружие…

Бульдыш, хрипя противогазной трубкой, открыл портфель и выложил на пыльный столик штатив, спиртовку и банку какого-то кроваво-красного вещества. После достал бутылку с водой, склянку концентрированной серной кислоты (название прочёл на этикетке), двухлитровую круглую колбу с торчащим из её пуза дефлегматором, мерный стакан, современные химические весы со шкалой и капельную воронку.

Я зачарованно наблюдал за маэстро.

— Что это за красные кристаллики?

— Это, Серёня, калий железосинеродистый, он же красная кровяная соль.

— А где ты достал такие химикаты?

— У нас, в Брянске, — простодушно пояснил друг. — В магазинах химических реактивов: часть — на Красноармейской, часть — на Крамской.

— А «тети-мети» где раздобыл?

— Какие ишшо «тети-мети»?

— Где денег столько взял?

Химик горько вздохнул:

— Опять у Теслей калымил.

— Да? И что ты на этот раз у них делал?

— Отстойник чистил, мать его в душу! — Бульдыш яростно стукнул кулаком по столу. — Ох и понагадили, твари Божьи! Заставить бы их самих этим заниматься! Легко говорить: «Мы одна плоть»! Ух!.. — Гений махнул рукой и поправил перекинутую через плечо сумку с фильтром. — Ну да ладно, деньги всё равно не пахнут. Давай больше не будем отвлекаться.

— Хорошо.

Игорюня закрепил колбу в держателе штатива, открутил крышку у банки с кровяной солью и стал осторожно ссыпать кристаллы в чашу весов, пока стрелка не доползла до двухсотграммовой отметки. Затем пересыпал реактив в колбу, отмерил мензуркой четыреста миллилитров воды, добавил её к соли и перемешал раствор стеклянной палочкой. В ёмкости образовалась кровавая жидкость.

Я затаил дыхание, боясь потревожить работу профессионала.

Бульдыш тем временем поднёс под дно колбы спиртовку, и чиркнув спичкой, зажёг фитиль. Затем налил в стакан двести миллилитров воды, опустил в сосуд стеклянную палочку и принялся по ней очень медленно приливать к воде равное количество серной кислоты.

Я зачарованно молчал. Колба начала нагреваться.

— А теперь, Серёжа, вспомни урок химии, — деловито начал Игорюня. — Что мы получим, если прильём к раствору железосинеродистого калия серную кислоту?

Я тупо пожал плечами.

— Ну думай, думай! — вскипел Бульдыш. — Это реакция замещения! Какое новое вещество образуется в нашей колбе?

Я изо всех сил напряг извилины:

— Ну… Думаю, должна выйти какая-нибудь соль.

— Верно мыслишь! — просиял маэстро. — Целых две: сульфат калия и сульфат железа. Но это всё шелуха, нам важно другое. Как ты думаешь, что?

И тут меня озарило:

— Синильная кислота?

— Умница! — захлопал в ладоши Бульдыш. — Пять с плюсом! Правильно, нам нужна синильная кислота! Однако не будем забегать вперёд. — На этой торжественной ноте Игорюня вынул из портфеля ещё одну — на сей раз простую — двухлитровую колбу, резиновую пробку с двумя торчащими стеклянными трубками, загнутыми в разные стороны (на конце одной красовался поглотитель — патрон от противогаза), резиновый шланг, склянку с гидроксидом калия и… наш абсолютный спирт!

Я судорожно сглотнул. Лицо зудело под маской противогаза.

Игорюня взял чистый стакан, налил в порожнюю колбу пятьсот миллилитров спирта, взвесил сто пятьдесят граммов щёлочи, развёл гранулы водой и прилил получившийся беловатый раствор к спирту.

— И ещё спрошу тебя, — сосредоточенно растягивал слова химик. — Что будет, если пропустить пары синильной кислоты сквозь спиртовой раствор гидроксида калия?

Я наконец-таки обо всём догадался:

— Соль синильной кислоты выпадет в осадок.

— Ну-ну. И, может быть, ты скажешь, что это за соль?

— Цианид калия — молниеносный яд!

— Ах, Кобозь! — Бульдыш аж запрыгал. — Ну, проныра севский!.. А теперь шутки в сторону! — С этими словами мэтр сунул пробку в горлышко простой колбы — стеклянные трубки доходили до середины ёмкости, но не касались самого щёлочно-спиртового раствора. А дальше Игорюня надел на свободную от поглотителя трубку резиновый шланг и прикрепил его противоположный конец к дефлегматору закипающей колбы. — А теперь, Серёга, да сохранит нас Господь! — Гений вставил в горлышко колбы воронку и очень медленно, порциями, стал заливать в неё раствор серной кислоты. В красную бурлящую жидкость начали падать капли. — Так, сейчас будет происходить синтез циановодорода и его пары стремительно начнут поступать в нашу приёмную колбу. Это самый ответственный момент! Поглотитель, к сожалению, не очень надёжен, так что избыток ядовитого газа вместе с горячим воздухом может просочиться наружу. Впрочем, экипировка должна нас на какое-то время защитить. Ох, страсти-мордасти… Так, Кобозь, иди сюда.

Я, словно вкопанный, замер на месте.

— Ну иди, иди! — рявкнул Бульдыш.

Пришлось скрепя сердце подчиниться.

— Слушай внимательно. Я сейчай буду встряхивать колбу со щёлочью (иначе синильная кислота плохо будет поглощаться), а ты придерживай шланг, чтобы он не выскочил… Ох, Серёж, если у нас разорвёт колбу и если тебя окатит кислотой, то… извини, но я чист от твоих кровей…

— А что со мной в таком случае будет? — совсем разволновался я, берясь трясущимися руками за шланг.

— Что будет? — Химик мерно тряс колбу. — Мгновенно превратишься в силос. — Игорюня заржал. — Но не переживай, пахнуть будешь горьким миндалём!

Мы работали молча. Серная кислота медленно, но верно убывала. Раствор гидроксида калия исполнялся мелкими пузырьками. Внезапно я почувствовал, как обильные капли пота потекли по всему моему телу. Сердце пустилось в бешеный скач, в горле першило, дыхание перехватывало… Я понял, что умираю…

«Боже, — зашептал я молитву, задыхаясь и слабея с каждой секундой, — я благодарю Тебя за подаренную мне жизнь. Она по-своему была хороша и привлекательна. Ты уж прости меня за то, что я так много роптал на неё, за то, что столько раз пытался её оборвать. Сейчас я понимаю, что она не была такой уж никчёмной и пустой, как мне представлялось. Я верю, что выполнил свою главную миссию: я всегда старался поддержать и вдохновить трёх слабых, измученных, но самых важных людей в моей жизни: Николаса, Игорюню и её — своего славного алмазика. Эта маленькая девочка невероятным образом оказалась моей самой большой надеждой, самой большой любовью. Сколько раз я просил Тебя не отнимать её у меня, ведь она была единственным источником моей радости. У меня не было ничего, и она стала моим всем. Но увы. Словно смеясь надо мной, Ты отдал её тому, у которого было всё. Можно спросить, зачем? Ему ведь не нужны великие надежды?.. Воистину, кто не имеет, у того отнимется и то, что имеет!.. Ладно, главное, чтобы она была жива, здорова и счастлива… Я знаю, почему Ты меня чураешься. Ты видишь человеческое сердце, Ты ведаешь, кто я есть на самом деле. Да-да, мне давно всё открылось. Нет, я не хочу с Тобой воевать. Просто сейчас я чувствую себя понурым, бездомным псом, ищущим доброго хозяина своей судьбы. И если меня приютит дьявол, я буду ему служить, буду сражаться под сатанинским знаменем… Ты станешь искать меня и не найдёшь — меня уже нет… Я не ненавижу христиан — миллион раз нет! — просто я верен своему делу… А сейчас, если мне конец, прими меня, пожалуйста, в своё Небесное Царство…»

Дурнота резко отступила. Чёрная пелена спала с глаз. Серная кислота вышла полностью. На дне приёмной колбы белел осадок.

— Кобозь, мы сделали это! — радостно воскликнул гений. — Ты там живой?.. Серый, а Серый?.. Чего ты молчишь?!

— Да жив, жив, — вышел я из ступора.

— Вот и славно. Теперь самое интересное! — Игорюня снял с огня почти полностью выкипевшую колбу и разобрал наш химический прибор. — Не бойся, брат, главная опасность осталась позади: вся кислота — ну или почти вся — уже поглотилась. — Достал из портфеля пустую банку и толстый слой марли. — Сейчас мы процедим наш цианистый калий. — Бульдыш примостил над отверстием банки сложенную вдвое ткань и кивнул: — Иди подержи фильтр.

Я крепко обхватил горлышко склянки, туго натянув марлю. Мой друг взял в руки колбу с осадком и очень бережно стал выливать раствор на ткань. Жидкость просочилась сквозь фильтр, оставив на марле влажный сгусток ядовитой соли. Химик тщательно отжал осадок от лишней влаги и схватил со стола абсолютный спирт.

— Сейчас мы его, голубчика, вымоем от всяких примесей. — Принялся поливать цианид этанолом. Затем снова отжал соль, ещё раз промыл её спиртом, ещё раз отжал и удовлетворённо выдохнул: — А теперь, Серёжа, финальный раунд. — Достал фарфоровую чашку, вывалил в неё сырой комок цианистого калия и закрепил выпариватель в держателе, подставив его днище под самым пламенем спиртовки.

Осадок быстро начал сохнуть. Бульдыш то и дело крошил его палочкой на мелкие куски. Наконец, цианид затвердел. Мэтр погасил спиртовку, поставил на стол чашку, взял пестик и принялся тщательно растирать сухие комки. В скором времени в чашечке весело искрились сто грамм белёсых, пушистых кристалликов яда.

— Это и есть твой пресловутый цианистый калий? — недоверчиво спросил я, указывая на симпатичное вещество.

— Он самый! — ликовал Игорюня. — Теперь нам его надо срочно запаять в ампулы, иначе он мгновенно начнёт портиться. — С этими словами мужчина достал большой пузырёк, вытряхнул на крышку крупные капсулы (как оказалось, пустые) и приготовил два пинцета. — А вот это уже ювелирная работа. — Схватил двумя пинцетами капсулу, разъединил фрагменты и наполнил каждую ядом, после чего плотно запаял их вновь… И так предстояло поступить со всеми!..

В конце концов нудная процедура была завершена. Ошалевший от напряжения Бульдыш смахнул ядовитые ампулы в пузырёк и спрятал склянку в карман брюк.

— Всё, Кобозь, уходим… Боже, я сейчас копыта двину! Грёбаный цианид калия!.. Воздуха мне, воздуха!..

Мы поспешно собрали свои прибамбасы и вышли на улицу. Утренние лучи солнца нежно окутывали росистые травы.

Игорюня выплеснул химикалии и побросал на землю колбы.

— Пусть как следует выдохнутся. Потом заберу… Эх, сейчас бы борщечка с гусятиной! Да, Кобозь? — засмеялся химик, стаскивая с себя экипировку. — Плащи тоже пока оставим здесь… Всё, погнали в город!

Я упоительно вдыхал свежий аромат поселкового утра. Ветерок приятно обдувал пылающее лицо. Отовсюду щебетали ласточки, где-то в зарослях разливался соловушка, совсем рядом тосковала кукушка… Вот где истинное счастье!..

Мне пришла в голову провокационная мысль:

— Игорюня, а вдруг у нас ничего не вышло? Как мы убедимся?

Бульдыш задорно хохотнул:

— Не бойсь, сейчас испробуем наше зелье!

— На ком? — ужаснулся я.

— Молчи и следуй за мной…

Химик притащил меня к чьему-то неопрятному, зловонному дворику. Всюду сновали тощие куры.

Игорюня вынул из пузырька капсулу и приглушённо поманил птиц, опасливо поглядывая по сторонам:

— Пыля-пыля-пыля!

Пёстрая волна устремилась к его ногам. Бульдыш швырнул ампулу — огалдевшие куры стрелой бросились к яду. Фортуна «улыбнулась» самой проворной хохлатке. Птица клюнула ампулу, сладко глотнула, блаженно зажмурила очи… и грохнулась оземь, дрыгая лапами. Глупые птахи шарахнулись во все стороны. Надутый петух раздражённо воскликнул: «Куда-ты-тах?!»

— Что с ней? — изумился я.

— Каюк. — Игорюня довольно потёр руки. — Цианистый калий мгновенно вытесняет из крови кислород. Смерть наступает от удушья — с хрипами и конвульсиями. Красота да и только!.. Ну пойдём уже…

Мы двинулись в обратный путь. Внезапно Бульдыш остановился и уставился на меня совершенно неадекватными глазами.

— Серёга, ты знаешь, а ведь я потрясающий эгоист! — Мужчина упал на колени и громко заплакал.

Я офигел. Что это с ним такое?

— Мне на всех наплевать! — кричал маэстро, бия себя в грудь и стоная. — Я преследую лишь свои интересы! Я всех продам ради бабы! Ох, ма-а-а!!! — дико заголосил на всю округу.

Я совсем растерялся.

— Игорюня, чего тебя черти разбирают?!

Катающийся по земле Бульдыш застыл и вперил в меня безумные глазья:

— Чего разбирают?! — резко обозлился он. — В прошлое воскресенье в нашей церкви был духовный совет!

— Ну?