Бесплатный фрагмент - Каменный муравейник

Глава первая

Отщепы вылетали из-под продолговатого, чуть заостренного нефритового отбойника один за другим, устилая оранжевым ковром кремневых чешуек пространство вокруг небольшого гранитного валуна. Звон ударов по камню смешивался с теплым треском костра, легким шелестом прибоя и посвистом ветра, игравшего поредевшими уже желтыми листьями в березняке на склоне. Сентябрьские закаты на Беломорье длинные, и, хотя пробивавшее группу редких облачков солнце находилось у самой кромки горизонта, Сергей знал, что у него есть еще час-полтора, чтобы закончить нож: срок каменных орудий недолог, а доставать припасенное на всякий случай изделие швейцарской промышленности взамен расколотого сегодня — означало прервать эксперимент.

Из стоявшей поодаль, на границе леса и каменистого пляжа односкатной полуземлянки, крытой корой осины и обнесенной от непрошеных ночных гостей невысокой стеной из промазанных глиной округлых валунов, шел легкий дымок: там Ольга жарила на импровизированном вертеле трех добытых накануне куропаток — редкая удача для пары начинающих кроманьонцев с высшим образованием. Впрочем, голодная смерть им в любом случае не грозила: сушеные грибы, вяленая рыба, огромные зеленовато-коричневые флаги листьев ламинарии и моченые ягоды брусники в наскоро обожженных на костре глиняных бадьях, изготовленных в жгутиковой технике, занимали значительную часть пространства в их скромном жилище.

С нефритовым отбойником Сергею повезло. Он подобрал этот продолговатый, окатанный морем кусочек уже на третий день пребывания, и всего пара вечеров ушла на то, чтобы придать ему нужную форму на бруске для заточки ножей. Теперь достаточно было поставить отбойник под нужным углом, прижать к кремневой заготовке и нанести легкий, и в то же время резкий и точный удар по торцу куском кварцита — и от кремня отлетала крошечная чешуйка. Потом — еще и еще: десятки, сотни чешуек… А заготовка тем временем понемногу обретала форму — пусть и далекую от идеала, но вполне пригодную для использования в хозяйстве. Его предшественникам наверняка понадобилось бы на изготовление такого инструмента куда больше времени: корундовая крошка брала этот твердый и вместе с тем вязкий, практически нераскалываемый камень несравнимо быстрее, чем это удалось бы сделать на граните — самой подходящей из пород, имевшихся на побережье. Но еще до начала эксперимента они условились, что, раз уж процесс перехода от неолита к современным технологиям занял не одну тысячу лет, то и осваивать навыки далеких предков нужно постепенно, вытесняя из своей жизни сначала один высокотехнологичный предмет обихода, потом другой… А затем, если останутся время и силы, пожить хоть немного в «настоящем» каменном веке.

— Сережа! Иди, попробуй: кажется, они готовы! — методичный ритм ударов о камень нарушил звонкий голос.

— Иду, иду! Я на сегодня тоже, кажется, все. Пальцы уже не гнутся. Как будто десять тысяч строк индусского кода набил, — Сергей задумчиво повертел результат своих трудов в руках и добавил: — и получается примерно то же…

Однако во взгляде его все же читалась плохо скрываемая гордость.

Они сидели на расстеленных на полу маленькой хижины спальниках и уплетали жареных куропаток, запивая чуть подбродившим голубичным морсом из деревянных ковшей, вырезанных Сергеем наподобие древнерусских братин и украшенных несложным резным орнаментом. В жилище было тесновато даже для двоих: припасы на зиму и распакованные вещи занимали большую часть земляного пола. Зато закрытый очаг из промазанных глиной камней с простейшим дымоходом, занимавший добрую четверть помещения, давал достаточно для холодной заполярной ночи тепла и дымил при этом весьма умеренно.

— Знаешь, а, по-моему, здорово получилось! — сказала Ольга, отрезая только что изготовленным орудием кусок свежеприготовленной дичи. — Предыдущий куда хуже резал.

— Завтра сделаю ручку, еще удобнее будет. Сегодня не осилил. Я только острый край подзатупил, чтобы в ладони лежал удобнее. И это уже правда хоть сколько-то похоже на нож. Сначала я просто пробовал откалывать куски кремня на удачу и использовать для того, для чего они больше подходят. Отбился длинный и узкий — будет наконечником стрелы. Широкая пластина — нож. Тонкий кончик и подобие упора под ладонь — шило. Собственно, первые люди и поступали примерно так же. Придать несколькими сколами куску камня именно ту форму, которая нужна — гораздо сложнее. Но тоже не так страшно — вот, видишь — получилось же! Но до сих пор не могу понять, как они делали вот такое…

Сергей потянулся за лежащим на полу предметом и положил рядом со своим каменным ножом. Новый нож был неплох, но, рядом с этим подлинным произведением искусства казался поделкой, изготовленной неандертальцем, а то и вовсе питекантропом. Его каплевидная форма радовала глаз безукоризненной симметрией, а ни один из нескольких тысяч тончайших, создающих форму сколов не был случайным. Тонкая ретушь слегка зазубренного края и округлая верхняя часть, идеально ложащаяся в руку, выдавали в нем инструмент, изготовленный с сугубо практической целью, и вместе с тем завораживали плавностью очертаний. Мерцание зажженных лучин, жерди стен и потолка, вырубленные наспех из кривоватых северных березок, и грубые валуны очага создавали прекрасный фон для созерцания этого шедевра эпохи позднего палеолита. Выйдя из рук мастера несколько десятков тысячелетий назад, рубило практически не претерпело изменений, если не считать крошечных зазубринок, которые Сергей увлеченно рассматривал дома под бинокуляром несколькими месяцами ранее. Именно они позволяли смутно догадываться, какие работы выполнялись инструментом. Сергей купил его на одном интернет-аукционе, перед этим несколько поколебавшись: не подделка ли? Впрочем, цена была настолько низкой, что изготовление такой подделки по трудозатратам оставалось за пределами всякой рентабельности: в камне явно заключался труд квалифицированного мастера в течение не одного дня, а то и не одной недели. Страной происхождения редкой находки была указана Франция.

Хотя жизнь их с каждым днем и становилась все более похожей на каменный век, от самых полезных благ цивилизации — Интернета и спутникового телефона — отказываться никто не собирался. Во-первых, в случае чего всегда можно подать сигнал бедствия. Эвакуация вертолетом не входила в их планы, но всегда можно рассчитывать на помощь знакомых из Кандалакши, до которой здесь часа четыре хода налегке, если заранее знать график отливов. А, во-вторых, Сергей терпеть не мог неопределенность. Решающим аргументом за начало эксперимента было то, что он остался без работы: фирма, где он работал программистом, просто перестала существовать. Отложенных «на черный день» денег не хватало ни на что серьезное, но было вполне достаточно, чтобы продержаться месяц-полтора после возвращения — время, которое потребуется для поиска новой работы. А если периодически брать сторонние заказы и немного пофрилансить на беломорском побережье — то к ним прибавится еще и сумма, достаточная, чтобы после возвращения пару недель о работе не думать и отдохнуть в местах несколько более теплых и цивилизованных. В свободное время Сергей набирал таких заказов, чтобы при свете лучины, под свист ветра и треск поленьев написать очередной кусок кода для какой-нибудь российской или зарубежной компании. Поэтому натюрморт на полу хижины впечатлил бы любого человека, зайди он сюда, своей сюрреалистичностью. Здесь мирно соседствовали: каменный топор, грубо выделанная и вымоченная в морской воде шкурка зайца, ноутбук, современный смартфон, сложенное в углу недешевое туристическое снаряжение, изготовленные без гончарного круга и корявые, скверно обожженные керамические горшки, цельнокроенная обувь из грубой кожи на галльский манер, прислоненное к стене и упиравшееся в потолок копье с каменным наконечником, берестяные туеса — искусная работа Ольги, украшенная сквозной резьбой и набитым штампиками орнаментом, внушительная связка смотанных изолентой аккумуляторов (по прикидкам, их должно было хватить месяцев на пять экономного расхода) и современная камера-беззеркалка с приличным комплектом оптики, включая топовые модели объективов.

Когда Сергей закончил писать в свой блог о способах изготовления каменных орудий, проверенных им на практике, ему пришло уведомление электронной почты. Запустив почтовый клиент, он увидел письмо из Франции. С первых строк оно удивляло архаичностью и громоздкостью словесных конструкций, но при этом было видно, что русским языком автор письма владеет в совершенстве. Несмотря на множество странностей, это было явно не «нигерийское письмо счастья», а что-то поинтереснее. Сергей позвал к ноутбуку Ольгу и они принялись читать:

«Глубокоуважаемый Сергей Александрович!

Сомнения, изводившие меня ранее, не давали ни малейшей возможности донести до Вас предложение, которое, тщу себя смутную надеждою, Вы воспримете с должным энтузиазмом. Невзирая даже на то, что пока я для вас — лишь один из многих незнакомцев, рассылающих письма часто бессмысленные, а то и вредные. Имя мое — Жак Тролль. К глубочайшему моему сожалению, это все, что могу я пока раскрыть. Причины же, подталкивающие меня к столь большой секретности, с радостью несказанной обрисую на первой же нашей встрече.

Перейдем, однако, к самому делу, ибо краткость — сестра таланта, а расходовать попусту Ваше драгоценное время и столь же драгоценный запас аккумуляторов не считаю далее возможным. Дело у меня к Вам следующее. Два месяца уже минуло с тех пор, как ведущий программист, на методах и алгоритмах которого только и держалась немалая наша база данных, покинул компанию, которую я имею честь возглавлять. Команда наша еще держится из последних сил, управляясь худо-бедно с написанными им модулями, однако времена нынешние требуют перемен — причем, перемен быстрых. Единственный же человек, способный видеть всю картину целиком, выполнил формально все обязательства перед компанией, снабдив алгоритмы работы подробнейшими комментариями, и мы не имеем права требовать от него чего-то еще. Однако комментарии эти касаются исключительно того, как состыковать его код с дополнительным модулями; работа же самого кода для всех наших сотрудников остается тайною великой. Задачи свои он выполняет молниеносно и превосходно, причем в десятки раз быстрее аналогов, однако ни я, ни коллеги мои так и не смогли понять, как именно. И именно в Вас надеюсь я найти человека, способного приоткрыть для нас завесу этой тайны.

Дабы удостовериться в Ваших познаниях, я, как любой добросовестный экзаменующий, направляю Вам два файла с тестовыми заданиями. Что код Вы пишете грамотно и красиво, ничуть не сомневаюсь — потому и не прошу ничего программировать. Довольно будет нескольких общих фраз: что, как и при каких обстоятельствах делает этот код. Оставляю себе надежду, что не напугает Вас и экзотичность языка программирования, при помощи которого один из этих файлов был создан. В случае успешного выполнения, буду рад предложить Вам интересную и весьма высокооплачиваемую работу. Единственное же неудобство, которое придется мне доставить Вам в этом случае — согласие на временный (год-полтора, не более) переезд во Францию, в город Нант. Когда мы будем полностью уверены в надежности друг друга, Вы, если пожелаете, сможете вернуться в Россию и работать удаленно.

P.S.: Записки Ваши о Белом море и жизни первобытной читаю с величайшим интересом. Спутница же Ваша, пытающаяся свалить дерево каменным топором на одной из фотографий, столь очаровательна, что мы не можем отказать себе в удовольствии также пригласить ее в гости — разумеется, в случае успешного выполнения Вами тестового задания.

P.P.S: Осознаю, сколь бессмысленно было бы с моей стороны пытаться подтолкнуть Вас к такому шагу одними лишь деньгами. К счастью, мы имеем возможность предложить Вам еще кое-что. Уже много лет, как наша компания курирует музей археологии города Ванн во Франции. Это совсем недалеко от Нанта, и, в случае успешного подписания контракта, мы будем рады предоставить Вам в качестве небольшого, но приятного дополнения свободный доступ ко всем его фондам, включая прекраснейшую коллекцию каменных орудий эпох среднего и верхнего палеолита.

С глубочайшим уважением и надеждой на плодотворное сотрудничество,

Жак Тролль.

Нант, Франция».

Несмотря на все перспективы, вырисовывавшиеся перед ними после получения единственного письма, в голове Сергея вертелось сразу множество вопросов. Он молча смотрел на огонь, пытаясь найти хоть сколь-нибудь осмысленные ответы на них. Почему месье Жак, да вдобавок еще с такой странной фамилией, написал ему — человеку, который непонятно сколько будет выбираться (да и выберется ли вообще) из беломорской глуши, а не откликнулся на одно из тысяч резюме высококлассных программистов в собственной стране, готовых приступить к работе хоть сегодня? К чему такая секретность, не дающая никакой возможности узнать что-либо о работодателе? И, наконец, письмо пришло на почтовый ящик Сергея, с блогом никак не увязанный — тот, который предназначался только «для своих» — и, кстати, единственный, который проверялся им более-менее регулярно в их добровольной изоляции — и при этом Жак упомянул о своем интересе к его странице?

Хотя предложение было, конечно, интригующим. Сергей был готов сорваться в любой момент и в любое место, обещающее интересное приключение, и был уверен в Ольге: они жили вместе уже несколько лет, прекрасно знали друг друга и часто, кажется, даже думали одинаково. Однако в этот раз Ольга быстро вернула его с небес на землю.

— Слушай, а этот твой Тролль — он не слишком толстый? — спросила она с нескрываемым ехидством в голосе.

— Да, Оль, сам над этим думаю, — ответил Сергей, задумчиво проводя зажатым в кулаке каменным рубилом над текстом открытого письма наискось, словно перечеркивая его. — Слишком много нестыковок. Возможно, и тролль. Но вечерами у нас теперь свободного времени — хоть отбавляй. А там и полярная ночь уже не за горами. Из развлечений останутся только наши издевательства друг над другом с помощью варгана, да полярные сияния. Надо посмотреть, что это за задание такое. Если он и вправду толстый — что может быть веселее, чем потроллить тролля, затянуть его в длинную бессмысленную переписку и наблюдать, как он тратит на нас кучу времени и сил в надежде, что получит хоть что-то? Кстати, что именно? Хоть номер кредитной карты ввести не просит — и на том спасибо. Гляну-ка я этот код, с которым не смогли разобраться их чудо-программисты. Каждый архив — всего по три килобайта с хвостиком. Ну, первый, который на «экзотическом языке» — чуть больше. Уж один вечер точно можно потратить на такое развлечение.

Сергей открыл первый файл, и уже через пару секунд истерический хохот вперемежку с набором малопечатных выражений разнесся по лесной хижине. Минут пять потребовалось ему на то, чтобы хоть немного успокоиться.

— Нет, ты посмотри на это! Тролль совсем не толст, как ты подумала, а очень даже тонок и изыскан. В общем, месье знает толк в извращениях. Знаешь, на чем написано первое тестовое задание?

Ольга подсела ближе к монитору. Ее взгляду предстал хаотичный набор из восьми повторяющихся символов, заполнявших весь экран. Треугольные и квадратные скобки, плюсы, минусы, точки и запятые, казалось, не только лишали надежды разобраться в задании, но и явно издевались над адресатом.

— Эзотерический язык программирования Brainfuck, — ответил Сергей на вопросительный взгляд Ольги. — Содержит всего восемь команд. Разработан одним извращенцем для других извращенцев, а его название полностью оправдывает себя. Теоретически, с помощью этого так называемого… хмм.. языка можно решить бесконечно сложную задачу, но… лишь имея бесконечные ресурсы. А также — железные нервы, крепкий ум, и… — он театрально-мечтательно устремил взгляд в потолок. — И пиво! Оль, у нас осталось пиво? Помнишь, ты вроде прятала куда-то бутылку в день нашего приезда на «особый случай»? В общем — либо этот случай наступил, либо в ближайший час язык оправдает свое название, я сверну мозг и оно нам все равно больше не понадобится.

Они сидели, прижавшись друг к другу и поочередно смакуя последние глотки из казавшейся здесь неуместной стеклянной бутылки «Хайникена». Сергей пялился в монитор, а Ольга взялась за заячьи шкурки: пора бы уже пустить их в дело и соорудить простую, но теплую и удобную обувь к предстоящей зиме. Зимней одежды, обуви и снаряжения у них не было: забрасывались в конце лета, налегке, когда только начинали вымерзать последние комары и мошка, а дни были достаточно теплыми, чтобы можно было даже ненадолго окунуться в ставшую уже ледяной воду Белого моря. Уже в первые дни эксперимента ими было принято негласное правило: если изготовленным первобытным инструментом хоть раз удалось решить предназначенную ему задачу, то современный аналог забрасывался в дальний угол и больше не доставался; при этом собственноручно изготовленное изделие можно было совершенствовать сколько угодно. Предстояло еще многое: построить импровизированную баню (на этот счет у Сергея были только теоретические прикидки), добыть достаточно пушнины, чтобы, если не пошить новую одежду, то хотя бы утеплить изнутри теперешнюю, пополнить запасы вяленой рыбы, а в идеале — соорудить небольшую солеварню для добычи соли из морской воды: взятая с собой ушла на заготовку рыбы и уже заканчивалась. Но сначала — обувь.

На оборотной стороне заячьих шкурок были уже размечены выкройки: для этого достаточно обвести контур ступни и, проведя несложные расчеты, дополнить его элементами, формирующими пятку, голенище и мысок, состоящий из отдельных лепестков, которые нужно было туго стянуть кожаным шнурком. С помощью проколки из кремневой пластины Ольга достаточно быстро сделала в нужных местах несколько десятков отверстий для соединения деталей обуви, вывернула одну из заготовок мехом внутрь и, лихо орудуя первобытной иглой, принялась сшивать пятку. Игла была изготовлена из расщепленной вдоль косточки, один из концов которой был обструган до сравнительно плоского и тонкого состояния, чтобы затем кусочком заостренного камня проковырять в ней ушко. Другая, рабочая сторона была сперва отшлифована на куске гранита, а затем заточена и отполирована с помощью клочка грубой кожи.

Закончив таким образом со всеми четырьмя пятками, Ольга приступила к сборке обуви. Она разулась, поджала под себя одну ступню, а вторую вытянула чуть вперед, поставила на теплый заячий мех и начала продевать заготовленный заранее шнурок в отверстия, понемногу стягивая заготовку. Плоский кусок шкурки преображался на глазах, постепенно облегая ногу и превращаясь во вполне симпатичный кожаный сапожок. Лишь клочки меха, выбивавшиеся на мыске из-под сложенных кожаных лепестков, выдавали незамысловатость технологии его изготовления. Закончив со вторым сапожком, она поднялась с земляного пола, встала, чтобы покрасоваться в обновке и обратилась к Сергею:

— Посмотри, как тебе? Теперь я — почти как настоящая первобытная женщина. А сейчас — твоя очередь, отвлекись немного и разуйся.

— Отличный результат, поздравляю! — Сергей перевел ноутбук в режим ожидания: ближайшие полчаса разбираться в коде ему точно не придется, а запас аккумуляторов нужно беречь.

— Садись сюда… Да, хорошо. Ставь пятку на шкурку, шнуруй!

— Ерунда какая-то получается. Как ты их собирала?

— Смотри, здесь все просто. В этом месте ты немного перетянул. Здесь ослабь. И в следующую.

— Вроде получается. А с этим как быть?

— Лепестки должны идти по порядку. Видишь, ты уже этот перевернул. Доставай из него шнурок. Вот так. Разворачивай. И здесь у тебя криво стоит.

— А здесь — вообще висит.

— Давай подержу.

— Вставляю?

— Нет, еще рано. Переверни.

— Да уж, послушал бы кто наш диалог со стороны!

Вскоре они стояли, любуясь друг другом, обутые в удобное и теплое подобие обуви северных народов.

* * *

— Вставай, герой: завтрак проспишь! — Ольга легонько тряхнула Сергея за плечо.

— Оль, ну еще немного. Всю ночь в этом гребаном коде разбирался, — Сергей повернулся лицом к стене хижины и укрылся с головой спальником.

— Ну как хочешь. Значит, свежие мидии — не сегодня.

— Как? Уже отлив? — Сергей резко вскочил, протирая глаза.

— Да закончится скоро. Я и так долго не хотела тебя будить. Думаю, у нас осталось минут двадцать.

— Понял, идем!

Они шли по покрытой водорослями литорали, взявшись за руки и помахивая берестяными туесами. Отлив обнажил гладкие, окатанные волнами черные валуны, выглядывавшие из отступившего моря, точно спины доисторических животных. Под ногами приятно похрустывал мягкий ковер из серовато-зеленых водорослей вперемежку с оставленными на время морем ракушками. Облепившие местами поверхность камней колонии небольших мидий прочно держались на субстрате, и даже с помощью каменных ножей отделить их в достаточном количестве, чтобы наполнить туеса, было не так-то просто. Вслед за мидиями в туески были отправлены три небольших ковылявших по прибрежному песку крабика, обрывок огромного листа ламинарии и пара морских ежей — на скромный, но вполне приличный завтрак уже хватало. Возвращаясь домой, они дополнили продуктовый набор несколькими горстями перезревшей голубики и дряблым подберезовиком — белесым, на неестественно длинной, тонкой и кривой ножке и с трудом узнаваемым: на скудной почве ближе к побережью эти привычные грибы обретали именно такую замысловатую форму.

Море продолжало наступать. Лишь самые верхушки ближних к берегу валунов выглядывали из-под воды, а легкий, едва заметный прибой начал лизать полого поднимавшиеся к лесу слоистые скалы. Воздух, хотя и был по-осеннему прохладным, вполне располагал к завтраку на природе. Ольга отправилась на очередную прогулку за хворостом. Прогулки эти с каждым днем становились все более дальними: все, что могло гореть в ближайших окрестностях хижины, давно уже было собрано и сожжено. Сергей же сбегал в жилище за каменным топором. Это был очень незамысловатый предмет, одно из первых его творений. С одной из сторон массивной и чуть продолговатой кремневой конкреции парой сколов было создано подобие режущей кромки; сам же камень Сергей вставил в длинную расщепленную рукоятку, туго, насколько это было возможно, примотав распаренным в горячей воде кожаным ремешком. Сырая кожа подсохла, сдавив и притянув каменную вставку к импровизированному топорищу. Но работать таким инструментом следовало с максимальной осторожностью — особенно во влажную погоду, когда кожа подмокала и каменная вставка грозила слететь с ручки.

Но сегодня было сухо, и Сергей принялся рубить небольшую, прямую, как стрела, сосенку, каким-то чудом выросшую практически из самого скалистого склона перед их хижиной. Длинная, грубо обработанная рукоятка слегка царапала ладони при каждом ударе. Сергей наносил их продуманно и с осторожностью, чтобы продлить срок службы инструмента. Наконец, молодое дерево с легким скрипом накренилось и ушло вниз, в сторону моря. Наскоро очистив его от больших сучьев и разделив на три приблизительно равные части, Сергей стал перетаскивать их к обложенному камнями кострищу: дальше было проще не рубить, а пережигать.

Заняв руки физической работой, Сергей продолжал думать о странном коде. Очевидно, что ничего сложного он делать не может: Brainfuck — слишком громоздкий язык, чтобы уместить мало-мальски сложный алгоритм в столь небольшой объем. Сначала пазл вообще никак не складывался: программа явно оперировала какими-то значениями в тех ячейках памяти, обращения к которым до этого не происходило: следовательно, в них могло быть вообще все, что угодно. Вдруг внезапная догадка заставила его вскочить с места, побежать в хижину и включить ноутбук со спутниковым модемом.

Код был замысловат, и обращение к тем или иным ячейкам памяти происходило путем сложных манипуляций, но один из адресов памяти Сергей уже расшифровал. Ничего заранее определенного ни в одной из современных систем по этому адресу не хранилось. Осталось обратиться к истории. Следующие полчаса молодой программист потратил на поиск и скачивание описаний разработанных на заре вычислительной техники машин.

Ольга вернулась к кострищу, сбросив у камней внушительную вязанку хвороста.

— Кажется, есть! — вместо приветствия выкрикнул Сергей. — Смотри, вот здесь — описание структуры памяти одного из первых «домашних» компов, так и не пошедших в серийное производство. Схема начала публиковаться, кажется, в Норвегии — в каком-то радиолюбительском журнале, предлагавшем с помощью паяльника и такой-то матери норвежским студентам самостоятельно собрать первый компьютер. Журнал закрылся, так и не завершив публикацию готовой схемы, а полный проект, вроде бы, нигде и не сохранился. Следовательно, работающих образцов нет. Но программы для этой системы народ активно писал — на листочке, на будущее, чтобы, дождавшись очередного выпуска, снова взяться за паяльник.

— И что же должно было находиться у никогда не включавшегося царь-компьютера в этой ячейке памяти? — Ольга верно уловила ход мыслей Сергея.

— Ничего интересного: всего лишь текущая дата. И, если я правильно понял, программа эта делает всего одну вещь. При наступлении определенной даты выводит строку с какой-то белибердой. И дата эта… — Сергей переключился в окно наскоро написанного им отладчика и пощелкал по клавишам, — двадцать третье октября.

— Меньше месяца осталось. А год какой?

— Этого никто не знает. Поскольку законченную схему опубликовать не успели, где хранилось значение года на этой платформе, неизвестно. Да и хранилось ли вообще: энергонезависимой памяти система, вроде бы, не предполагала. А включенным целый год компьютер все равно никто держать не станет. Скорее всего, только месяц и день.

— А можно взглянуть на эту белиберду?

— Да уже во всех кодировках пробовал. Смотри.

— А если так? — Ольга наугад выбрала одну из экзотических кодировок — Вроде похоже на какой-то скандинавский язык. Закину в переводчик.

Переводчик, моментально распознавший язык как древнеисландский, выдал на экран единственную фразу:

ЭТО ДОЛЖНО БЫЛО СЛУЧИТЬСЯ. НЕ ВИНИ СЕБЯ. БУДУЩЕЕ В ТВОИХ РУКАХ.

В центре костра стоял приличных размеров камень-следовик с глубокой лункой в центре — причудливой игрой природы. Эта выемка позволяла им то, что недоступно было большинству охотников эпохи палеолита: варить пищу. В начавшую пузыриться горячую морскую воду Ольга закинула мидий, крабов и морских ежей.

— Приготовления затянулись, но завтрак обещает быть роскошным. Что у нас сегодня? — спросил Сергей, немного углубляя каменным ножом ковш — примитивное подобие деревянного половника.

— Салат «Беломорский» из водорослей с брусникой под грибным соусом, копченая рыбка по-раздолбайски, фаршированная ламинарией и ежиной икрой, отварные мидии и голубичный компот с таежными травами на десерт.

— Великолепно!

Ольге нравилось изобретать новые блюда из обильных, но не слишком разнообразных даров северной природы, комбинируя их в самых причудливых сочетаниях. И, кажется, за все время эксперимента она ни разу не повторилась в меню.

* * *

Сергей был из породы людей, предпочитавших не начинать несколько дел одновременно, а, только до конца разобравшись с одним, браться за следующее. Поэтому лишь после того, как их с Ольгой совместными усилиями была решена первая загадка, он открыл второй файл — и сразу же облегченно выдохнул.

Никаких издевательств над мозгом программиста в этот раз не предвиделось. Код был написан на классическом «Си», а его структура — безупречна, логична и в то же время предельно проста для понимания. Однако уже со второй страницы стали попадаться вставки на ассемблере. Именно они застали Сергея врасплох. Ассемблер — язык хитрый: его программисты используют, когда возникает необходимость напрямую обратиться к «железу» компьютера. Не знать системы команд процессора, для которого писалась программа — значит, не понять в коде ни байта.

Мнемонические обозначения команд неведомой системы, выстроенные в ровные столбцы, мелькали перед глазами Сергея. Хотя ему приходилось иметь дело с написанием драйверов для различных устройств и микроконтроллеров, по всему выходило, что именно этот процессор ему незнаком. Прежде всего, команд было непривычно много: Сергей насчитал их более трехсот, а ряд косвенных признаков говорил о том, что на самом деле их куда больше. Он ощутил себя Шампольоном перед Розеттским камнем, сопоставляющим греческий текст с таинственными египетскими значками и пытавшимся найти хоть какие-то ключи, чтобы, уцепившись за них, шаг за шагом расшифровать неизвестную письменность.

Но для начала следовало полностью разобраться с кодом на «Си». К счастью, названия функций не восходили к древнеисландским корням, чего так опасался Сергей после решения первой задачи, а оперировали простыми английскими словами.

Поставив «заглушки» на место ассемблерных вставок, Сергей прогонял код через отладчик раз за разом, экспериментируя со значением множества переменных: во всех случаях выполнение программы заканчивалось вызовом функции earthquake_in_guatemala. Прошла уже неделя, но ничего определенного о других возможностях кода Сергей сказать по-прежнему не мог.

— Ну, как успехи? — спросила Ольга над самым ухом Сергея, бесшумно подкравшись сзади и приобняв за плечи.

Сергей вздрогнул.

— Оль, не пугай так! — Сергей отвел взгляд от монитора и улыбнулся.

— Ты же успешно справился с первым заданием. Может, стоит отправить его этому Троллю и написать, что понятия не имеешь, что нужно сделать, чтобы Господь Бог, писавший, видимо, второй код, не…

— Не тряхнул как следует Гватемалу? Знаешь, если будет на то его воля — он, конечно, устроит там землетрясение, и нас с тобой не спросит. Но, во-первых, это больше похоже на игру. А, во-вторых… — чувствовалось, что Сергей подбирает слова.

— Что — во-вторых?

— Во-вторых, труды Чарльза Дарвина мне гораздо ближе и понятнее Библии.

— Но ведь и в них много нестыковок.

— Нестыковки можно найти в любой научной теории. Но главное отличие науки от религии — в том, что она, во всяком случае, пытается объяснить необъяснимые вещи. И, кстати, во многих случаях ей это удается. Если неудобный вопрос зададут ученому — он будет ставить эксперименты, сопоставлять факты — и в конце концов либо докопается до истины, либо, если у него хватит мужества, конечно — признает несостоятельность своей теории. В худшем случае — будет пытаться манипулировать фактами, подгоняя их под собственные идеи. Но недолго: подтасовки в научной среде не прощают. А вот если тот же вопрос зададут религиозному фанатику (я не имею в виду адекватных верующих), он промычит что-нибудь невразумительное, вроде «на все воля Господа» и будет считать свой долг перед Истиной на этом исполненным. Конечно, появление и Земли, и жизни на ней, и человечества можно списать на какой-нибудь высший разум — но, будь то Господь или зеленые человечки с Ориона, списать все на него — это не ответ, а уход от вопроса и попытка задвинуть его в область непостижимого. Пусть тогда попробуют объяснить, откуда появился этот самый высший разум.

— А его, видимо, породила эволюция?

— Очередная попытка увязать религию с наукой? Прекраснейший способ добиться того, чтобы тебя одновременно прокляли и святые отцы, и ученые мужи.

— Ладно, не буду тебя загружать философскими проблемами вселенского масштаба. Пока что, если я не ошибаюсь, и если Тролль — не тролль, решается вопрос куда скромнее: вернемся мы в весеннюю московскую слякоть или будем любоваться цветущими каштанами где-нибудь в трех тысячах километров к юго-западу. Тебе удалось разобрать хоть что-то из этого загадочного языка?

— Пытаюсь. И выводы совсем бредовые.

— Какие же?

— Процессор, для которого писались эти куски кода, должен быть невероятно сложен и огромен — хотя бы исходя из количества команд. На данный момент ничего подобного инженерами не создано и в ближайшую тысячу лет не предвидится. Пока что я сумел только разбить большинство команд на несколько логических групп. Каждая из них, по-видимому, отвечает за какие-то сходные функции.

— Неужели нет предположения, что могла бы делать хотя бы одна из них?

— Скажи, ты ведь пошутила по поводу «небесного ассемблера»?

— Нет. Это просто первое, что пришло в голову.

— Тогда, пожалуй, скажу. Я еще не разобрался до конца и не уверен. Пробовал наобум подставлять разные значения в кучи разных ячеек — что туда не ставь, выполнение программы идет как по маслу — в одном направлении. Как будто и не менялось ничего. Но вот эта группа команд… — Сергей с задумчивым видом отхлебнул из самодельной глиняной кружки успевший уже остыть отвар багульника. — Незадолго до того, как стал с ней разбираться, я открыл прогноз погоды по Кандалакше, посмотреть, что ждет нас завтра. Порядком уже подзадолбался, и вместо того, чтобы брать очередную партию цифр с потолка, скопировал вместо чисел, которыми они оперировали, значения температуры, влажности, скорости ветра, атмосферного давления и вообще все то, что нашел на страничке прогноза.

— И землетрясение в Гватемале не состоялось?

— Состоялось. Финал тот же, но код стал выполняться по-другому: та же функция в конце снова вызвалась, но совершенно иным способом. Задействовался новый кусок кода, который до этого не вызывался вообще, какие бы числа я туда ни ставил.

* * *

Небо было уже светлым, но до восхода оставалось немало времени: в высоких широтах солнце не показывается из-за линии горизонта почти моментально, а, медленно продвигаясь почти вдоль горизонта, поднимается едва заметно. Они встали до рассвета, чтобы подготовиться к длительной прогулке с целью изучить как следует окрестности, обследовать которые им до этого мешали насущные дела и недостаток снаряжения.

Ольга была одета в унты мехом внутрь, подобие комбинезона из китовой кожи (им повезло найти оставленную отливом на побережье мертвую косатку) и меховую жилетку, застегнутую на костяные пуговицы. На поясе у нее висел нож из длинной кремневой пластины с костяной рукояткой, выглядывающей из берестяных, стянутых лыком ножен, а в руке было зажато небольшое легкое копье с древком из черемухи и каменным наконечником. В использовании этого оружия по прямому назначению толку было немного, но оно оказалось удобной заменой дорожному посоху: в этот раз им предстояли долгие подъемы и спуски. Ее длинные темные волосы были перехвачены на голове широким кожаным шнурком, искусно расшитым бусинами из птичьих косточек, а в качестве дополнительного украшения из-за уха выглядывало перо крупной хищной птицы.

Наряд Сергея мало отличался от костюма Ольги, но его арсенал был дополнен сосновым луком с изготовленной из найденного на побережье плавника дубовой вставкой, небольшим берестяным колчаном с тоненькой вязанкой стрел (производство каменных наконечников — дело хлопотное, а Сергей еще только начинал овладевать этим искусством), заплечным берестяным коробом с припасами на день и фотокофром через плечо с облегченным комплектом техники: всего четыре объектива, макрокольца и небольшая внешняя вспышка.

Подъем от моря начинался не слишком круто, но идти было тяжело. Обилие выходов скал, заросли багульника и поросшие мхом поваленные деревья заставляли подниматься в гору широкими зигзагами, а цельнокроенная кожаная обувь имела слишком тонкую подошву, через которую при каждом шаге отдавались малейшие неровности рельефа. Обилие замаскированных мхом глубоких щелей между скал заставляло, прежде чем наступить, проверять опору на прочность. Настоящим счастьем было, когда на их пути попадались обширные ровные пятна мягкого и пушистого, как ковер, кружевного ягеля: ноги утопали в лишайнике, как в роскошной подпруживающей перине, и делать очередной шаг с этого ковра снова в бурелом очень не хотелось.

Было солнечно, но по небу гуляли легкие облачка. Успевшие испытать на себе причуды северной погоды, Сергей с Ольгой внимательно вглядывались в небо. Одна из небольших тучек, чуть потемнее остальных, уверенно направлялась в их сторону.

— Внимание! Ищем убежище, — с улыбкой, но в то же время резковато сказал Сергей.

— То поваленное дерево подойдет?

— Подойдет. Бежим!

Под корнями вывороченного северным ветром великана образовалось подобие крошечной пещерки, куда и устремились путники. Они успели как раз вовремя: за считанные секунды потемнело, а легкий ветерок превратился в настоящую бурю. С неба посыпалась больно обжигавшая открытые участки тела снежная крупа вперемежку с дождем, и пронизывающий холод заставил их плотно прижаться друг к другу. Направление ветра было рассчитано верно: несмотря на творившееся вокруг буйство стихии, их временное убежище почти не заливало. Но вот тучка прошла, выглянуло солнце и северный лес вновь стал светлым, а воздух — звеняще-прозрачным. Кроны наполнились голосами птиц, а полянка с ягелем неподалеку словно звала путников в гости, прилечь и даже немного позагорать.

Следующая коварная тучка застала их на невысоком скалистом гребне — и снова леденящий холод, снежная крупа в лицо и косые струи дождя. В этот раз — совсем ненадолго, минут на пять.

— Напоминает контрастный душ, — сказала Ольга, выползая из-под низкого каменного карниза навстречу заполярному солнцу, вновь осветившему лес.

Они поднялись на вершину одной из ближайших сопок. Колдовской северный лес со светлыми пятнами ягеля и свисавшими с деревьев длинными бородами лишайников остался за спиной и сменился заболоченной тундрой. Но идти было легко. Ноги утопали в низком, приятно подпруживающем кустарнике и практически не мокли. Небольшое, окруженное редкими сосенками озерцо с необычно теплой для этого времени года, чистой и в то же время темной водой располагало к привалу. Хотелось дать отдых ногам и разуться.

— А не искупаться ли нам? — спросил Сергей, развалившись на мягкой земле.

— Пожалуй, можно, — поддержала его Ольга. — Вода совсем теплая.

— И все же — сначала лучше развести костер, заодно и обсохнем немного после этой бури.

Наломав высохших сосновых сучьев, они очистили небольшой клочок земли от растительности и верхнего слоя дерна. Сергей привычными уже движениями добыл огонь трением при помощи натянутой тетивы лука и палочки твердого дерева, кинул на начавшую дымиться дощечку горсть успевшего высохнуть лишайника и принялся раздувать трут. Вскоре среди болота горел большой и яркий костер. Тонкие веточки прогорали быстро, но на согрев после купания должно было хватить.

Они разделись, бросили вещи у огня и, весело вопя, побежали к озеру. Земля, вначале мягко подпружинивавшая, с каждым их прыжком по направлению к воде раскачивалась все сильнее и, наконец, превратилась в тонкую подушку плавающего по поверхности сфагнума, которая в один миг обрушилась под ногами и отпустила их в темную воду озерца. Здесь было неглубоко — не больше, чем по грудь, а дно, вместо ожидаемого вязкого ила, встретило их надежным переплетением корней и другой растительности: они стали прыгать на нем, как на батуте. Всего нескольких секунд им хватило, чтобы освежиться: вода была хоть и не ледяной, но все же достаточно холодной. Первой сдалась Ольга: найдя в себе силы окунуться с головой, она тут же вылетела из воды, словно поплавок, слегка уперлась ладонями в ходящий уже ходуном болотный берег и в пару прыжков оказалась у костра. Мгновением позже ее примеру последовал Сергей.

Их тела покрылись мурашками, а зубы начинали выводить легкую дробь.

— С-скажи, а у п-первоббытных людей б-были п-полотенца? — Ольга скорее изображала крайнюю степень замерзания, чем замерзла на самом деле.

— Н-нет, н-не б-было, — подыграл ей Сергей.

А г-греться к-как б-будем?

— А вот так!

Сергей резко притянул ее к себе. Ставшие за последнее время сильными и жилистыми руки обхватили ее плечи и бедра. Их губы соединились в поцелуе. Они повалились на высокий мох, катались по земле и упивались друг другом. Над влюбленными слегка колыхались кроны нескольких прямых, как стрелы, сосен, а тонкие обугленные ветви догоревшего костра уже почти превратились в светло-серую золу, оставив на память о себе лишь несколько мерцающих угольков.

— Сережа, посмотри на себя! Ты весь синий! — со смесью нежности и иронии заметила Ольга, с трудом сдерживая смех.

— Да я вроде согрелся.

— Я не о том. Мы с тобой только что катались по ягодам. И передавили кучу последней черники!

— Вот блин! И ты тоже синяя! И здесь, и здесь. Повернись… А спина — так вообще вся!

— Нет, отмываться не полезу — само сойдет.

Не вставая с места, они отправили друг другу в рот несколько внушительных горстей переспелых ягод, прежде чем одеться и двинуться дальше.

Сергей шел впереди, прокладывая дорогу среди невысокого, но труднопроходимого кустарника. Внезапно он замедлил движение, затем застыл на месте и стал медленно оборачиваться к Ольге, поднося палец к губам и одновременно едва заметно пригибаясь. Ольга пригнулась следом, а затем увидела торчащие из переплетения карликовых березок две пары заячьих ушей. Сергей натягивал лук.

Тетива хлопнула, резко распрямившееся дерево отдало в руку и, спустя долю секунды, стало понятно, что стрела нашла цель. Второй заяц бросился выделывать петли по тундре. Пальцы охотника вновь легли на тетиву, но вместо выстрела Сергей опустил лук и громко хлопнул в ладоши, словно давая зайцу понять: «убегай, счастливчик, не трону!»

— Ты пожалел второго? — спросила Ольга, вылезая из кустарника и держа за уши добычу.

Хотя это был далеко не первый их трофей, небольшая слезинка все же скатилась по ее щеке.

— Дело не в том, что «пожалел». Никогда не бери у природы больше, чем необходимо — и она даст тебе все, что нужно. Второго бы мы не съели. Вот зимой — другое дело: можно заготовить мясо впрок, — подумав, он добавил: — Ну и жалко, конечно, тоже.

— Прекрасное правило. Интересно, было оно у первых охотников? Или они просто добывали все, что могли, но этого едва хватало, чтобы прокормиться?

— Было, разумеется. И в чем-то наши предки были гораздо мудрее нас.

— В чем же, например?

— Знаешь, насколько сложные ритуалы проводили уже неандертальцы после того, как им удавалось добыть зверя? Ну, за исключением совсем уж мелкой и массовой дичи. Взять хотя бы культ пещерного медведя.

— Это делалось, чтобы умилостивить дух убитого животного и попросить у него удачи на будущей охоте? Вроде нас учили как-то так.

— Думаю, не совсем. Представь себе: допустим, ты тратишь день на то, чтобы добыть медведя, который будет неделю кормить племя. А всю следующую неделю следуют пляски с бубнами, сооружение алтаря из медвежьих костей и черепов и много такого, о чем мы наверняка не знаем. Лучшие художники своего времени по совместительству были охотниками, но вместо того, чтобы трудиться на благо племени, они, лежа в жидкой глине, расписывали сценами охоты какой-нибудь гротик с непроходимым входом и потолком в метр высотой. При таких условиях убийство зверя без необходимости, просто ради забавы или удовлетворения охотничьего инстинкта наши предки не могли себе позволить. Мясо испортится, а нового не будет, потому что вместо охоты они обязаны петь, плясать и всячески поминать душу невинно убитого мишки.

— И их кто-то обязывал проводить все эти обряды?

— Конечно. Жрецы и шаманы. Их не только уважали, но и боялись — видимо, потому что они и вправду кое-что могли. А шаманы больше принадлежали природе, чем племени.

— Почему ты так считаешь?

— Они нарочно загоняли себя в такое состояние, при котором не собственный разум, а окружающий мир управляет человеком и его действиями. Шаман в состоянии транса — неважно, покушал он мухоморов или загипнотизировал себя ударами в бубен — существо беспомощное. Его действиями и словами во время камлания управляют не собственные мысли и представления об окружающем мире, а череда случайностей. И только языком этих случайностей с людьми может говорить планета, природа, высший разум, Бог — от смены терминологии суть не меняется. Не будь шаманов — человечество встало бы на прямолинейный путь собственной сиюминутной выгоды несколькими тысячелетиями раньше. И, возможно, миру уже наступил бы конец.

— А сейчас?

— А сейчас есть ученые, чтобы предупредить людей об опасности. Поэты и музыканты, чтобы сделать их добрее. Учителя и историки, чтобы каждое новое поколение не наступало вновь на одни и те же грабли. Но их слушают все меньше. Знаешь, почему древнейшие из культур, о которых нам хоть что-то известно, относили «золотой век» человечества не к будущему, а к далекому прошлому? Хотя тогда и звери людей на охоте убивали чаще, и пустячные по теперешним меркам раны и болезни считались неизлечимыми, да и нищета была нормальным состоянием каждого человека.

— Потому, что через шаманов люди могли общаться с разумной планетой?

— Думаю, что да. И планета отвечала им тем же. В каждой удаче на охоте, в каждом исцелении, в каждом новом удачном изобретении человек слышал ее голос: «Твое племя бережет меня, не берет лишнего, поддерживает хрупкое равновесие. Вот тебе за это еще один подарок». Но от столетия к столетию человечество получало все больше возможностей получить гарантированный результат силой собственных технологий. И природа перестала делать людям подарки. Хотя — исключения, кажется, еще бывают.

— Например?

— Например, путешественники. Настоящие путешественники, а не автобусные туристы, рассчитывающие на отданные турфирме деньги и силу придуманной не ими техники. Да взять хотя бы сегодняшнее утро. Помнишь бурю?

— Еще бы!

— Оба раза тучка подходила ровно в тот момент, когда нам было, где укрыться. Случись это несколькими минутами раньше или позже — нам бы крупно не поздоровилось. Думаешь, совпадение?

— Знаешь, а я тоже не очень верю в череду таких везений. Нам же здесь постоянно везет. Сказочно, неимоверно! Помнишь, как ты мучился дома с первым каменным ножом и что получилось в результате? А здесь — за вечер сделал, и какой! Именно тогда, когда он стал нужен. Рыба как будто сама прыгает в сети — ровно столько, чтобы перекусить и засолить немного на зиму. Пробуешь взять больше — вытаскиваешь водоросли или корягу. Заканчивается мясо — тут же появляется этот заяц, неспособный дать деру от твоей стрелы, хотя в городе мы с тобой мазали мимо неподвижной мишени, когда тренировались. Ну и… черника. Она же давно должна была сойти, а так хотелось!

* * *

Хотя последние дни Сергей много и напряженно думал над загадкой Жака Тролля, он чувствовал, что пора заканчивать с этой историей. Так бывает со многими делами: общее понимание приходит быстро, а в деталях можно разбираться бесконечно долго. Если продолжить расшифровку неизвестного языка еще несколько месяцев — вряд ли он сможет ответить что-то принципиально новое. Поэтому Сергей включил компьютер, чтобы написать ответ:

«Добрый вечер, месье Жак!

Из Вашего тестового задания я так и не понял не только в чем я не должен себя винить, но и зачем программу для вывода одной строки нужно было писать на версии Брейнфака, адаптированной для одного из древненорвежских компьютеров (какого именно — Вы, думаю, знаете не хуже меня).

Также я не смог предотвратить землетрясение в Гватемале. Но Вы еще можете успеть это сделать — если одновременно столкнете камень с одной из гималайских вершин, поднимете опавший лист где-то в малайзийских джунглях, разобьете стекло одного из домов в Удайпуре, а во время купания в Адриатическом море наступите на морского ежа. То есть, даже не одновременно. Но, если Вы будете знать, что между этими действиями должен пройти интервал не более полутора миллисекунд, вряд ли Вам от этого станет легче.

С тестовым заданием я не справился. Если Вам необходим программист подобной квалификации — я бы посоветовал обратиться в одну из ближайших религиозных организаций. Возможно, ее служители смогут Вам подсказать Его контакты».

* * *

День шел за днем, а ответа от Жака не было. Экспериментаторы лишь изредка вспоминали об этой переписке, как о забавном курьезе. Припасы на зиму были сделаны, Сергей по-прежнему мастерил каменные инструменты, а Ольга принялась расписывать жилище и утварь охрой, покрывая их затейливыми орнаментами. Стилизованные под первобытные рисунки, они отображали в юмористической форме текущую действительность. Вечерами, у очага, Сергей демонстрировал ей вновь открытые им приемы древних мастеров, а она трактовала ему свои рисунки:

«Ну, про бородатого мужика с каменным топором рассказывать не буду. Кстати, помнишь, ты обещал сделать бритву, если найдем хотя бы кусочек обсидиана? Здесь мы катаемся по чернике. Тот тип в страшной маске на облаке и с шаманским бубном — месье Жак собственной персоной. Код на брейнфаке под ним символизирует нижний мир, а сам он явно курит что-то веселое. Дым из трубки превращается в ассемблерный код, который уходит выше и создает мировой порядок — точнее, мировой бардак. Оленьи рога, растущие из головы Жака — знак высшей мудрости его божественной супруги. Ну а это — я, пытаюсь вытянуть тебя из веселенького облачка мозгодробительного кода и спустить на землю».

Нахохотавшись от души, они завернулись в шкуры у очага и стали готовиться ко сну. Сергей напоследок пощелкал по клавишам, бегло пролистывая новости.

— Что хорошего пишут? — спросила Ольга сквозь сон.

— Да ничего интересного, фигня всякая. Очередная статья насчет Мумбайской конференции, британские ученые доказывают, что ее выводы были сфальсифицированы. Сенсационная находка: окаменевшие носки неандертальца. Яйцо динозавра высидела простая перуанская женщина. К Земле мчится очередной астероид…

— Сереж, ты точно вирусов не нахватал? — голос Ольги из сонного стал внезапно бодрым. — Ты на каком сайте новости смотришь?

— Ничего себе! Никогда эту дрянь желтопрессную не открывал! Не пойму, как меня туда перекинуло.

— Открой нормальный ресурс.

— Открыл. Здесь тоже все скучно. Голодающие в Африке, кризис перепотребления в Европе, наводнение в Штатах, крупнейшее за последние двести лет землетрясение в Гватемале… — Сергей широко зевнул.

— Где?

— В Гватемале.

— Что?

— Землетрясение. Сотни погибших, около пятидесяти тысяч пропавших бе…

— Сережа! Мозг включи и проснись наконец! Число сегодня какое?

— Первое ноября.

— Ты, наверное, пролистал ленту на несколько дней назад. Сама новость от какого числа?

— От двадцать третьего октября, — Сергей окончательно проснулся, вскочил и схватился за голову.

— Значит, сбылось… — констатировала Ольга чуть дрожащим голосом.

— Ай да Тролль, ай да сукин сын! — Сергей лихорадочно защелкал по клавишам, ища переписку с Жаком. На всякий случай он пролистал историю сообщений и убедился, что его последнее письмо так и осталось без ответа. Других контактов для срочной связи у них не было.

Они не заметили, как в темной полуземлянке с крошечным оконцем стало светло, почти как днем. Тени от предметов заплясали на стенах, непрерывно видоизменяясь. Ольга выглянула из жилища: в лицо ей ударил морозный воздух, а окрестности озаряли сполохи полярного сияния. Картина на небе была феерической: это было именно такое сияние, которое они мечтали увидеть с момента начала эксперимента. Но до сих пор приходилось довольствоваться малым: тусклыми переливами ночного неба, почти не дающими света и быстро сходящими на нет. А тут — настоящий подарок судьбы.

Несмотря на напряженность момента, пропускать такое было нельзя. Ни слова не говоря друг другу, они тепло оделись, взялись за руки и побежали к кромке побережья, любуясь сказочной, уже заснеженной беломорской тайгой, лабиринтом островов на горизонте, ярко расцвеченным небом и Белым морем, превратившимся внезапно в волшебное зеркало.

Все бурные события дня отошли на второй план. Две маленькие фигурки стояли на побережье, не в силах оторвать взгляд от величия природы. Весь человеческий мир — с его проблемами, войнами, зарабатыванием денег, бесконечными ссорами и интригами — показался вдруг каким-то мелочным и несерьезным. Зачем куда-то возвращаться и снова вертеться, как белки в колесе, если у них есть все необходимое для жизни? Дичи и рыбы хватит. Руки, чтобы шить теплую одежду и охотиться, у них есть, как и все необходимые навыки. Настоящее счастье — вот оно, совсем рядом!

В основном они смотрели на море, но иногда оглядывались в сторону невысоких сопок на северо-западе: сияние охватило все небо, открывая взгляду роскошную круговую панораму. Они сперва не замечали, а затем не хотели замечать странный объект, показавшийся над вершинами сопок, за которыми скрывалась огромная система озер Имандры, а еще дальше — северное побережье Норвегии и студеное Баренцево море. Наконец, переливающийся в лучах сияния объект приблизился настолько, что игнорировать его стало невозможно.

— Сереж, ты это видишь? — спросила Ольга, кивнув на сопки.

— Вижу, давно уже смотрю. Только летающей тарелки с зелеными человечками нам тут не хватало, — хмуро отозвался Сергей.

— Да уж, будет достойное завершение дня, — Ольга выдавила из себя подобие улыбки.

— Хотя, постой. Вряд ли это зеленые человечки. Видишь, откуда летит? Либо наши на каком-нибудь военном полигоне развлекаются, либо норвежцы.

Загадочный объект приблизился настолько, что можно было разобрать его форму. Точнее — ее полное отсутствие: кажется, очертания и цвет перемещавшегося по воздуху предмета менялись непрерывно.

— Это же дрон! Беспилотный летательный аппарат! — вырвалось у Сергея, когда объект завис почти у них над головами и стал стремительно снижаться.

Теперь квадракоптер можно было рассмотреть во всех деталях и понять секрет его загадочного мерцания. Конструкция состояла из системы зеркал, отражавших сполохи полярного сияния, и идеально прозрачных поверхностей, создававших иллюзию пустого пространства. Сочетание ломаных линий и плавных изгибов имело что-то неуловимо общее с истребителями типа «Стелс», форма которых, рассеивая и поглощая радиоволны, делает их менее заметными для радаров противника. Над головами гудели винты загадочного аппарата.

Дрон неподвижно завис между ними, стал мигать и издавать громкие сигналы, призванные, видимо, привлечь внимание и разбудить добровольных отшельников, если они лягут спать. Нижняя панель аппарата отскочила с резким щелчком, и из нее вылетел увесистый конверт, закрепленный на коротком стальном тросе, который тут же стало мотать порывами северного ветра из стороны в сторону. Уже ничего не понимая, кроме того, что письмо адресовано им, Сергей ухватил конверт. Дрон резко взмыл в воздух, и, продолжая мерцать, стал удаляться в сторону Норвегии.

Стуча зубами от холода, они побежали в полуземлянку. Сергей лихорадочно вскрыл конверт: в нем обнаружились два билета Мурманск-Париж с пересадкой в Москве, билеты на поезд до Нанта, увесистая пачка евро и небольшая записка. Жак Тролль писал:

«Дорогие Ольга и Сергей!

Прошу прощения за длительное молчание, но пересылать по открытым каналам какую-либо информацию в настоящий момент не представляется возможным. Думаю, вы уже убедились, что происходящее — не игра и не розыгрыш. Во всяком случае, не большая игра, чем вся наша жизнь.

Если вы читаете эту записку — значит, новейшему творению наших конструкторов удалось, вылетев с базы в Норвегии, беспрепятственно проскочить мимо ваших радаров. Впрочем, я специально дожидался сильной электромагнитной бури (возможно, вы читаете это письмо в свете полярного сияния), и ничуть не сомневаюсь в успехе. У нас еще есть некоторый запас времени, поэтому я настоятельно прошу вас не пользоваться общественным транспортом, чтобы добраться до Мурманска: одного полного дня вполне достаточно, чтобы доехать автостопом. Так ваши перемещения по стране нигде не зафиксируются. Бумажные авиабилеты одной из частных авиакомпаний высылаю по той же причине: любой электронный билет фиксируется в базе, что может подвергнуть всех нас дополнительной опасности. Пограничный контроль в московском и парижском аэропортах проходите свободно: корректировку ваших данных в базах обеих стран мы берем на себя. Не обращайте внимания, что билеты на поезд Париж-Нант оформлены на другие фамилии: документы там все равно никто не проверяет.

P.S.: Высылаю также небольшую сумму на расходы на первое время. Дальнейшие условия работы обсудим при личной встрече в Нанте. Надеюсь, они вас приятно удивят.

P.P.S: У вас могло создаться ложное впечатление, что такая секретность обусловлена моим желанием завербовать вас в спецслужбы Франции и работать против своей страны. Спешу вас заверить, что это не так. Происходящее сегодня в мире выше интересов любой страны, любого государства, а свои враги и друзья есть у нас во всех спецслужбах мира. И я бы не хотел, чтобы информация о ваших перемещениях попала в руки к нашим (и вашим) врагам.

Искренне ваш,

Жак Тролль».

Захваченные лихорадочными сборами, Сергей и Ольга не заметили, как небо перестало переливаться, ветер затих, а солнце начало неспешно выкатываться из-за горизонта, заливая золотом заснеженный лес на склоне горы, увенчанной, словно короной, скалами сероватого гранита.

Глава вторая

На склоне горы, увенчанной, словно короной, мощной крепостью из желтого песчаника, раскинулся удивительный голубой город. Если вы подниметесь на самый верх по древним выщербленным ступеням, то увидите раскинувшееся почти до самого горизонта море ярко-голубых домов. От богатых особняков до жалких лачуг, все они выкрашены в один и тот же небесный оттенок, и лишь иногда, словно лучик солнца, мелькнет между голубыми домами лимонно-желтая стена.

Здесь живет много мастеров. Хотя в Раджастане сложно кого-то удивить яркостью красок и искусными орнаментами, покрывающими самые неожиданные вещи, Джодпур — город особенный. Каждая стена, каждая дверь и окно в городе расписаны сказочными узорами, изображениями одного из множества богов или любимых героев народного эпоса, а карнизы украшены причудливой резьбой. Даже моторикши, не собирающиеся сдавать позиции безликим современным авто, скрывают архаичность своей конструкции за многочисленными узорами, покрывающими это чудо индийской техники целиком и не позволяющими догадаться, сколь примитивный механизм движет каждой из них.

Но не все выставляется напоказ. Самая искусная резьба, картины и росписи рождаются во многочисленных внутренних двориках, где мастеру, укрывшемуся от жары и уличной суеты в тени собственного крошечного садика, никто не помешает. Если немного подняться по одной из старых улочек и постучать в дверь с изображением симпатичного слоноголового Ганеши, вам откроет человек с золотыми руками — мастер Киран. Скорее всего, его рабочий халат будет покрыт каменной мукой, а лоб будут украшать мощные увеличительные очки. Если же Киран сейчас занят или уехал выбирать новые камни для резьбы (он всегда делает это сам, не доверяя многочисленным помощникам столь ответственное дело), то на его месте может оказаться один из его сыновей — например, двенадцатилетний Индер.

Индер любил наблюдать за работой отца. Это было настоящее волшебство: вот мастер, уже представляя себе, какой должна получиться готовая фигура, переворачивает и тщательно осматривает со всех сторон каждый камень в глубоком, наполненном водой поддоне, внимательно вглядываясь в едва заметный на неполированном материале рисунок и коварные трещины, а иногда даже взвешивает камень на ладони, прикидывая, нет ли в нем больших скрытых пустот, способных испортить почти готовое изделие на финальном этапе. Почему Киран выбрал именно этот? Индер пока не понимал, хотя и наловчился уже резать несложные фигурки из мягких камней — например, востребованных туристами однотипных слоников из легко поддающегося обычной стамеске и ножу «мыльного камня» — стеатита. Но к твердым и дорогим камням — вязкому, позволяющему создавать тончайшие лепестки цветов или складки одежды нефриту, кружевному агату, открывающему все новые детали после каждого этапа полировки или требующему исключительного внимания к непредсказуемому изменению рисунка и многочисленным скрытым дефектам малахиту — отец его пока не подпускал. Всему свое время.

Конечно, не камней было жалко отцу, а дорогого инструмента: не так уж дороги нефритовые или халцедоновые обрезки. Но стоит чуть-чуть не уследить за количеством воды, не заметить вовремя более твердое включение, слишком сильно нажать на инструмент или неудачно выбрать угол, как алмазный диск или фреза стремительно лысели, за секунды превращаясь в бесполезную стальную или латунную болванку. Но сегодняшний день был особенным: Кирану поступил заказ на резную статуэтку Шивы — могущественного разрушителя Вселенной.

— Индер, ты понял, кого и как мы будем резать? Выбери камень, — Киран указал сыну на лоток, наполненный кусками покрытого сероватой известковой коркой бело-голубого халцедона.

— «Мы»? — удивился Индер.

— Именно. Настало и твое время заняться чем-то кроме слоников, которых продают туристам по двести рупий за штуку.

Индер вертел в руках каждый камень, внимательно оглядывая со всех сторон, и, хотя хорошо представлял себе, как должен выглядеть сидящий на шкуре Шива с трезубцем в руке, никак не мог найти подходящий.

— Вот тебе небольшая подсказка, — ладонь отца легла сыну на плечо, — не смотри на форму камня, смотри на рисунок. Что у Шивы на шее?

— Кобра, — без заминки ответил Индер.

— Ищи кобру. Она должна быть другого цвета и обвивать синюю шею.

— Этот? — Индер вытащил из кучи камень с волнообразным темным включением, выделяющимся на светло-голубом фоне.

— Неплохо. Но не то. Попробуй укусить змею.

Индер послушно провел зубами по камню, и на темной волне остался белесый след.

— Видишь? Это включение слишком мягкое, кобра не примет полировку. А, скорее всего, и вовсе развалится при резьбе. Ищи дальше.

— Не вижу, отец. Если только вот этот… — Индер заговорил неуверенно, — но я ни разу не видел такой худой кобры. Она слишком тонкая.

— Это снаружи. Нельзя оценивать камень только по тому, что видят глаза. Загляни внутрь.

— Как?

— Спили корку вот здесь, — Киран включил станок, заревел отрезной диск и вода полилась на невидимые, вращающиеся с бешеной скоростью алмазы.

Индер с опаской подошел к отрезному станку: он первый раз в жизни пилил твердый камень. Рев усилился, и смешанная с белой каменной мукой вода хлынула в лицо Индеру. Но юный камнерез выстоял. Диск иногда заклинивало; тогда он убирал камень и начинал резать с другой стороны — и вот, наконец, непрозрачный кусочек известковой корки с легким звоном упал на пол.

— Видишь, все не так страшно, — одобрительно улыбнулся мастер Киран, — теперь загляни внутрь камня.

Индер промыл халцедон водой от скрывавшей внутреннюю структуру белой муки и направил камень на солнце, слегка прикрыв его рукой и прищурив глаза.

— Ну вот, а ты говоришь — худая. Смотри, как быстро она становится толще, — Киран вместе с сыном вглядывался в глубину голубовато-белого халцедона, — а меньше чем через дюйм змея станет даже толще, чем нужно. С этой стороны важно не снять лишнего.

— Что делать теперь?

— Видишь трещины? Выпиливай их.

— Все?

— Нижние пока не трогай. Там будут складки шкуры, по трещинам мы их и пустим. Но сверху трещин и пустот быть не должно. Камень сам подскажет, где будут голова и плечи.

Индер прошелся по трещинам в верхней части камня — сначала грубым абразивным диском, а затем небольшой фрезой, убирая самые глубокие их остатки. Он все реже получал от отца напоминания, что пора добавить в емкости воды или сменить насадку: с каждым удаленным фрагментом его мастерство и понимание камня росло.

— Ну все, достаточно. У тебя получилось. Видишь Шиву, который спрятался в этом камне? Покажи его, — Киран протянул сыну карандаш.

Индер принялся задумчиво рисовать на поверхности мокрого камня сидящую в позе лотоса фигуру.

— Не получается. Волосы не поместятся, — он провел пальцем по карандашному следу, уничтожая собственный грубый рисунок.

— Не спеши. Так даже лучше. Прекрасные каштановые волосы, которые будут переливаться не хуже этого халцедона, мы сделаем из тигрового глаза. Видишь переполненное ядом горло?

— Да. Вот это темно-синее пятно. И рядом как раз проходит змея.

— Молодец. От него и рисуй.

На этот раз Индер вырисовывал фигуру сидящего Шивы более тщательно, однако все равно остался недоволен результатом.

— Как в этом кусочке разместить трезубец? — обратился он к отцу.

— Никак. Халцедон слишком хрупок. Посмотри, сколько в нем мелких трещинок. На крупной резьбе вреда от них не будет никакого, но трезубец толщиной со спичку сломается скорее, чем ты его закончишь.

— Но Шиве же нельзя без трезубца?

— Нельзя. И есть только один камень, из которого мы сможем его смастерить. Помнишь, что я рассказывал тебе про нефрит?

— Очень прочный, практически не колется, если удается найти камень без трещин… Бывает и белый, и серый, и почти желтый, и темно-зеленый… Из него можно вырезать очень тонкие, почти как живые, лепестки цветов…

— Вот из желто-зеленого нефрита мы и сделаем трезубец нашего Шивы. Обрежь пока лишнее по своему контуру. Только держись подальше от линий, оставь небольшой запас.

Снова заревел станок. Индер работал теперь более увлеченно: он видел перед глазами не просто камень, но сокрытого в нем разрушителя мира, сидящего на шкуре тигра. Его посиневшую от яда шею обвивала кобра, а одна из многочисленных рук сжимала золотой трезубец.

— Ну вот, Держащий Трезубец начинает выходить из камня, — Киран одобрительно поглядел на работу сына. — Теперь пора отложить на время халцедон и взяться за воск.

* * *

В одном из уютных уголков внутреннего сада стояло мощное дерево с узловатым стволом и раскидистой кроной. С одной из сторон изъеденного временем ствола находилось глубокое дупло, образовавшее подобие небольшой пещерки, немного расширенной с помощью искусственного навеса. Внутри стояла вырезанная из дерева, ярко раскрашенная и облаченная в дорогие ткани фигура Шивы, перед которой находился лингам — каменный символ оплодотворяющей силы божества. По сравнению с творениями отца, статуя в домашнем алтаре казалась грубой: сапожник без сапог, камнерез — без собственного шедевра… Находясь в постоянной зависимости от заказов, Киран не мог себе позволить тратить недели кропотливого труда для украшения собственного жилища, и статуэтка грозного бога была самой обычной, какие сотнями продают на рынках. И, тем не менее, это был Шива, к которому у Индера было важное дело.

С началом сумерек уставший Индер, руки которого с трудом слушались после целого дня непривычной работы, подошел к маленькому семейному алтарю. Мальчик сложил ладони, поклонился, зажег огонь и принялся раскладывать на небольшой площадке перед алтарем принесенные с собою дары.

Он почтительно омыл лингам водой, окропил молоком, и, наконец, высыпал на него щепотку риса, благодаря Шиву за все, что имел. И, в первую очередь, за Дар, о котором еще знали только два человека: отец и Харшал, лучший друг Индера. Кто еще из богов, кроме Шивы, от воли которого зависело, продолжит существовать этот мир или погибнет, чтобы уступить место новому, мог наградить Индера подобным даром? Даром, которому, как чувствовал Индер, предстояло сыграть решающую роль в его собственной судьбе, однако которым ни он, ни Киран, ни Харшал, до сих пор так и не смогли воспользоваться в собственных целях. Что же, таковы и должны быть дары богов…

После благодарственной части настал черед просьбы, и Индер принялся раскладывать на широком медном подносе фрукты, сопровождая свои действия зажиганием ароматных палочек. Вечерний воздух цветущего сада наполнился сладковато-горьким запахом горящего сандалового дерева. Отец впервые подпустил Индера к ответственной работе, и он не знал еще, удастся ли с ней справиться. Он попросил у Шивы, чтобы тот дал ему сил и терпения завершить начатое дело достойно, уселся перед алтарем и погрузился в короткую медитацию, пробуждавшую иногда его Дар. Так случилось и на этот раз: внезапное озарение заставило мальчика вскочить с места и кинуться к мастерской отца.

Отца перепуганный Индер застал все там же, во внутреннем дворике. При свете яркой лампы Киран продолжал сосредоточенно работать с воском: обозначенные заказчиком сроки поджимали. Пальцы мастера согревали крошечные восковые кусочки, лепили, устанавливали их на место, резали застывшую массу, снова согревали и снова лепили… Киран старался следовать намеченным сыном контурам, чтобы у начинающего камнереза не осталось чувства ненужности его работы, однако и добавлял множество дополнительных деталей.

— Отец, это снова случилось! У алтаря Шивы, — Индер уже знал, что к его словам отец отнесется очень серьезно и отложит любую работу, чтобы выслушать сына.

— Успокойся, Индер, успокойся… — Киран бережно поставил восковую фигурку Шивы на стол и снял увеличительные очки. — Снова Дар?

— Да.

— Что в этот раз?

— Мощное цунами обрушилось… То есть, обрушится на Ченнаи. А там — дядя Радж и тетя Канта!

— Когда?

— Послезавтра! — сроки сообщений о катастрофах из не вышедшей еще прессы, которые внезапно всплывали в сознании Индера, обычно были столь коротки, что предпринимать какие-либо действия было уже поздно.

— Весь город мы не спасем: нам никто не поверит. Слишком много в Индии людей, которые считают себя предсказателями. Но надо попытаться спасти хотя бы их.

— Как? Какое срочное дело может заставить их завтра утром сесть в поезд и поехать куда угодно? Да хоть к нам…

— Да, это сложно… — задумался Киран. — Они, конечно, с радостью приедут к нам в гости, вот только собирается тетя Канта очень долго. Она скажет: «вот через недельку-другую, закончим все дела, накупим вам всем подарков, и обязательно приедем». Будет уже поздно.

— А что если… — Индер понизил голос до едва различимого шепота и потянулся к уху отца, как будто опасаясь, что их услышат деревья или камни во внутреннем дворике.

— Да ты что, Индер! Разве можно шутить такими вещами?

— Ты видишь выход лучше, отец?

— Что же… — Киран сделал паузу, как будто что-то просчитывая в уме, — твой Дар — твое решение. Я здесь плохой советчик.

* * *

Работа над восковой моделью приближалась к концу. Киран добавлял последние штрихи, подбирая наилучшую фактуру для тела обвивающей шею бога змеи и собранных в пучок волос. Глядя через мощную настольную лупу, он делал тончайшие надрезы, крутил модель в руках, внимательно разглядывая, как будет падать свет под разными углами, с легким нажимом проводил пальцем по податливому воску, неудовлетворенный результатом, и снова брался за резец.

— Вот и все. Теперь осталось повторить его в камне, — Киран продемонстрировал готовую модель восхищенному Индеру. Мальчик не мог оторвать взгляда от работы отца. — Я пока начну вырезать Шиву, а ты займись трезубцем.

— Скоро должны приехать тетя Канта и дядя Радж, мы пойдем их встречать?

— Обязательно встретим. Но, что бы ни случалось в нашей семье, мы должны выполнять обязательства перед заказчиками. Они еще не доехали до Дели, а в поезд до Джодпура сядут часов через пять-шесть. Это если он опоздает не больше, чем на три часа, — Киран хорошо знал, какой пунктуальности следует ожидать от железных дорог его страны. — В любом случае, у нас есть еще почти целый день, чтобы продолжить работу.

— Как вырезать трезубец?

— Вот, держи, — мастер подал Индеру тонкую пластинку желтоватого нефрита. — Рисуй.

Индер быстро набросал на поверхности полупрозрачного камня знакомый силуэт оружия Шивы и протянул его Кирану.

— Все правильно. Поправь немного эту линию, и можешь начинать, — мастер закрепил на столе деревянный упор в форме хвоста ласточки, настроил подачу воды через медицинскую капельницу и с усилием сжал дугу ручного лобзика, туго натягивая тонкую алмазную пилку. — Такие детали лучше всего резать вручную.

Вооружившись нехитрым инструментом, Индер взялся за работу. Рама лобзика ходила в его руке, а на нефритовой пластине медленно, по паре миллиметров в минуту, начал обозначаться пропил, который шел по ранее намеченному контуру. Пилка не всегда слушалась его рук и застревала иногда в камне. Особенно тяжело давались юному камнерезу резкие повороты.

— Держи лобзик прямо. Не наклоняй. И двигай равномернее. Видишь: стоит остановиться на секунду, как пилка застревает в нефрите, — поправлял его отец.

— Да, так лучше. Но получается очень медленно.

— Ничего страшного: мы, камнерезы, так и работаем. Сосредоточься на линии перед пилкой и ни о чем больше не думай. Ты сам не заметишь, как отделишь от пластины почти готовый трезубец.

Пока Индер корпел над трезубцем, Киран взялся за тело статуэтки. Левая рука мастера удерживала заготовку из голубого халцедона, а правая то сильнее, то слабее с помощью большого пальца прижимала камень к патрону бормашины с зажатым в нем небольшим диском. Станок равномерно гудел, и мастер принялся выводить насадкой плавные линии — надпилы, которые должны были образовать раскинутые в разные стороны руки, скрещенные ноги, обвивающую шею змею и складки одеяния. Когда весь камень оказался изрезан глубокими бороздами, Киран сменил диск на удлиненный алмазный конус и принялся за формовку. Очертания будущей фигурки из ломаных постепенно становились округлыми, но место лица по-прежнему занимал грубый фрагмент необработанного камня.

Прошли долгие три часа, прежде чем Индер выложил на стол перед отцом готовый силуэт нефритового трезубца. Мастер повертел его в руках и одобрительно кивнул.

— Киран, ты слышал, что творится в Ченнаи? — на ступеньки одного из входов выбежала перепуганная мать Индера. — Там же Радж и Канта! Надо срочно позвонить: живы ли они?

— А что случилось в Ченнаи? — изобразил удивление Киран.

— Цунами! Говорят, смыло почти полгорода. В городе уже работают спасатели чуть ли не со всей Индии, и из других стран тоже.

— Да, это ужасно… Но тебе не стоит переживать за наших родственников: видимо, их хранит судьба. Радж и Канта едут к нам в гости.

— Как — к нам? Почему ты ничего мне не сказал?

— Я сам узнал только что: они написали уже на подъезде к Джодпуру. Так что приготовь сегодня на ужин что-нибудь особенное, а мы с Индером сбегаем пока на вокзал. Надо их встретить: ты же знаешь, с какими набитыми сумками они обычно приезжают в гости.

— Камал и Аджит могли бы помочь. Индер уже устал, наверное, за день. А они постарше и посильнее.

— Оставь братьев в покое, пусть занимаются своими делами. Индер как раз говорил мне, что хочет прогуляться… — он вопросительно подмигнул сыну.

— Да, отец. Я ничуть не устал и с удовольствием встречу дядю Раджа с тетей Кантой. Только руки и ноги немного затекли, хочу размяться.

В толчее небольшого, но оживленного индийского вокзала пожилая пара пробивалась к выходу. Вдруг обреченное выражение лица тети Канты сменилось слезами радости. Она ринулась к Кирану и Индеру, увлекая за собою онемевшего на время от такого поворота событий дядю Раджа.

— Индер, мальчик мой! Как же так? Мы побросали все и неслись к твоему отцу, думая, что ты… — она крепко прижала Индера к себе.

— Тетя Канта, дядя Радж! Успокойтесь! Все хорошо, никто не умер, — говорил Индер, не слишком стараясь вырваться из крепко сдавивших его объятий.

— Что ты творишь, Киран? — шокированный и в то же время обрадованный Радж говорил запинаясь, не в силах подобрать нужных слов. — Ну зачем?..

— Это была идея Индера. И я ее поддержал. Иначе вас не получилось бы вовремя вытащить из Ченнаи. Вы слышали, что там произошло?

— Да, еще в Дели… — после внезапно свалившегося на нее двойного горя, тетя Канта начинала приходить в себя. — Но как вы узнали?

— Предчувствие… Только предчувствие. И мне, и Индеру одновременно показалось, что вас надо срочно оттуда вытаскивать, — начал сбивчивые объяснения Киран. — Я-то еще держался… Но Индер вот совсем извелся, не отставал от меня, пока я не согласился на его план.

— А остальные? — спросил дядя Радж.

— Никто ничего не знает, — ответил ему Индер.

— Да, не стоит впутывать в это всю семью, — вздохнул Киран.

— Ну, мы могли приехать в Джодпур по какому-нибудь другому срочному делу, — тетя Канта поддержала ход их мысли. — В конце концов, просто хотели повидаться.

Чудесным образом спасенная семья в сопровождении мастера-камнереза и его сына шла по Джодпуру, приглядываясь к городу, который должен был стать их домом на какое-то время: им уже написали, что их жилище сильно пострадало, и проще построить новое, чем восстанавливать разрушенное стихией. Солнце почти село. Его косые лучи едва касались голубых стен, отбрасывая глубокие тени и рисуя причудливые узоры на ажурных решетках верхних этажей, старинной, покрытой тонкой резьбой штукатурке и свисающих с крыш домов ярких шелковых сари. Их путь лежал через небольшой уличный рынок: здесь стояли продавцы с тележками овощей и фруктов, а в стороне предлагали живой товар: в переулке столпилось несколько ослов и были выставлены невысокие пирамиды из многочисленных клеток с домашней птицей.

— Индер, тебе все же стоит посоветоваться с брахманом, — начала тетя Канта. — Такими вещами не шутят. Я правильно понимаю, что ты сам объявил себя умершим?

— Но вы же видите, что я жив, — с недоумением ответил Индер.

— Ты объявил это не только нам, а всему мирозданию, — возразила тетя. — Уж не знаю, что за откровение было тебе и отцу, но это очень серьезно. Давай завтра зайдем в храм и спросим у брахмана, как нам быть.

— Тетя Канта, не нужно идти в храм. И брахманы нам не помогут. Я это начал — мне и исправлять. И у меня есть идея, — ответил Индер и перевел взгляд на Кирана. — Отец, у тебя найдется четыреста рупий? Как дойдем до дома, я сразу же верну из своей копилки.

— Сынок, не знаю, что ты затеял, но возвращать ничего не нужно: ты идешь в компании своих вечных должников, — Киран отсчитал деньги и передал их сыну, скрывшемуся тут же в птичьих рядах рынка.

Спустя несколько минут Индер вернулся, крепко сжимая в руках живого петуха. Сильная птица вырывалась, негодовала, и усилий мальчишки с трудом хватало на то, чтобы ее удерживать. Когда они проходили мимо пустого переулка, Индер взглядом пригласил сопровождавших свернуть за ним следом.

— Его зовут Индер, — указывая на петуха, обратился мальчик к отцу и спасенным родственникам. — Индер, твоя смерть не будет напрасной. Я посвящаю тебя Обладающему множеством форм, Побеждающему смерть, Разрушителю трех городов, Владыке гор, Синешеему, Царю танца, Приносящему благо, Тому, кто держит Трезубец!

Тонкие мальчишеские пальцы сомкнулись на шее петуха. Лицо его обрело необычайную свирепость, и птица забилась в конвульсиях. Силы Индера были на пределе. Петух продолжал бороться за жизнь, но спустя несколько минут все было кончено. Индер умер.

* * *

Индер проснулся на рассвете и, в попытках выбросить из головы приснившийся ему кошмар, прошел во внутренний садик, к рабочему столу, где они с отцом уже несколько дней мастерили статуэтку Шивы. Он принялся разглядывать оставленные на грубом деревянном верстаке под навесом инструменты и неоконченную работу. Поразмыслив с минуту, Индер установил в бормашину небольшой алмазный цилиндрик, включил двигатель, открыл капельницу с водой, взял со стола заготовку нефритового трезубца и принялся сглаживать рубленые линии.

— Доброе утро, Индер! Ты уже за работой? — окликнул его проснувшийся от шума Киран.

— Доброе утро, отец! Да, стараюсь помочь тебе закончить его побыстрее.

— Что-то случилось? Снова Дар? — Киран уловил во взгляде Индера волнение.

— Нет, отец, ничего. Я хочу закончить пораньше, а потом придет Харшал и мы с ним немного погуляем, хорошо?

— Да, конечно. Не беспокойся так за Шиву, мы успеваем к сроку, — подбодрил его отец.

Киран уселся рядом и смотрел, как работает сын. Иногда он советовал Индеру подправить не слишком ровную линию или сменить насадку, но в целом тот неплохо справлялся. Лишь на самых тонких элементах отец просил Индера передать трезубец и сам брался за бор: нефрит, несмотря на исключительную прочность, в тонких срезах довольно хрупок, и непривычные к особенностям камня руки могли испортить почти готовую работу. Окрик с улицы заставил Индера обернуться.

— Привет, я скоро! Отец, это Харшал. Но мы еще не закончили трезубец.

— Не переживай. Все самое сложное мы сделали вместе. Здесь осталась только тонкая шлифовка и полировка. Я закончу. Идите, погуляйте с Харшалом. У тебя будет достаточно времени освоить работу со щеткой и алмазной пастой, когда мы примемся за самого Шиву.

Индер выбежал за калитку, прикрыв за собой украшенную рисунком Ганеши деревянную дверь. Харшал был на год старше Индера, но это не мешало им быть лучшими друзьями. Они поднимались узкими, только им известными тропками к мощной крепости, где было больше простора для игр.

— Ты рассказывал, что вы с отцом вместе вырезаете Шиву? — спросил у Индера друг.

— Да, как раз заканчивали трезубец.

— Значит, я не вовремя? Отвлек тебя от работы…

— Ты не представляешь себе, Харшал, насколько вовремя! — отозвался Индер. — Я хочу тебе кое-что рассказать.

— Снова Дар?

Индер кивнул.

— Внимательнее к нему относись, Индер. Совсем недавно твой Дар спас двух человек. Это же была твоя затея?

— Да. Но там все вышло, как обычно. А этой ночью со мной творились какие-то чудеса.

— Отец уже знает?

— Нет.

— Почему?

— Тогда от меня зависели другие жизни, Харшал. А теперь… — Индер задумался, — теперь это касается только меня.

— Значит, не расскажешь?

— Тебе — расскажу. И мне нужен твой совет. Но об этом никто не должен знать. Заголовки о катастрофах из газет, которые выйдут через один, два, ну три дня — обычно это все, на что хватало Дара. Но этой ночью… Пойдем, сядем под дерево… Слушай. — Индер принялся цитировать по памяти целую газетную заметку.

«Чудесное спасение: индийский мальчик выжил в авиакатастрофе.

Продолжаются поисково-спасательные работы на месте крушения авиалайнера, выполнявшего перелет Дели-Париж. По предварительным данным, погибли все пассажиры, кроме одного человека. Напоминаем, что пилот не справился с управлением при заходе на посадку, предположительно из-за сильного порыва бокового ветра. Ураган начался настолько внезапно, что диспетчер не успел предупредить экипаж об опасности.

Выживший в сознании, его состояние оценивается медиками как стабильно тяжелое. С согласия врачей удалось задать ему несколько вопросов. Мальчик называет себя Индером из Джодпура, сыном камнереза Кирана. Как сообщают в пресс-службе авиакомпании, его не было среди зарегистрированных на рейс пассажиров. Следствие предполагает, что он мог попасть на борт под именем своего ровесника, Калидаса Бхаттара, воспользовавшись его паспортом и посадочным талоном. Известно также, что семья Бхаттар подходила к стойке регистрации, чтобы сообщить о пропаже документов, уже когда самолет был на рулении, и в посадке им было отказано.

Остается загадкой, что сподвигло мальчика на такой шаг: была это преднамеренная кража, или Индер, который должен был вылетать внутренним рейсом из Дели в Джайпур, случайно нашел потерянные документы в аэропорту, и, убедившись, что Калидас на фотографии в паспорте внешне похож на него, решил внезапно изменить маршрут.

Мы будем следить за развитием событий, и, вероятнее всего, сможем получить ответы на эти вопросы, когда состояние мальчика улучшится».

— Когда это должно случиться? — почти прошептал Харшал.

— Через пять дней, — Индер старался говорить спокойно, однако и в его голосе слышалось волнение.

— Ты полетишь? — друг спросил на всякий случай, уже зная ответ.

— Да. Я полечу, — уверенно ответил Индер.

— Зачем?

— Ты слышал про дхарму?

— Конечно. Но ты — сын камнереза. И твоя дхарма — сравняться в искусстве с отцом, а, возможно, и превзойти его.

— Нет, Харшал. Меня направляют, чтобы я изменил свою судьбу. И моя дхарма начинается там, в далекой Франции.

— Ты уверен?

— Совершенно. Говорят, что лучше плохо исполнить свою дхарму, чем хорошо — чужую.

— Зачем же ты тогда спрашиваешь совета у меня, если все решил?

— Мне надо знать, как попасть в самолет. Ты же уже летал, а я нет. Как быть с документами?

— Кажется, тебе уже дали все подсказки в статье. Чтобы попасть в аэропорт, тебе нужен билет.

— Но у меня нет денег на билет до Парижа. К отцу я обращаться не буду: понятно же, что не отпустит меня на самолет, который должен разбиться.

— Можешь повторить, что там было про Джайпур?

Индер машинально повторил по памяти фрагмент статьи.

— Вот тебе и первая подсказка, — ответил Харшал. — Билет до Джайпура на твое число стоит… — он пощелкал в своем телефоне и продолжил, — полторы тысячи рупий. Тебе нужно еще добраться до Дели, но проехать в набитом поезде третьим классом без билета не очень сложно. Там половина вагона бегает от контролеров. Беги вместе со всеми, и все.

— А дальше?

— Дальше — ищи этого Калидаса Бхаттара. Он же должен быть похож на тебя? Ну и лови подходящий момент. Заодно спасешь от гибели целую семью.

— Снова одну семью… — в голосе Индера послышалось отчаяние. — Как бы я хотел попытаться спасти весь самолет!

— Лучше не пытайся. Это не твоя дхарма.

— И еще я чувствую, что должен успеть закончить Шиву.

— Мне кажется, ты зря переживаешь. В конце концов, можешь не так стараться. Скорее всего, покупатель ничего не будет знать о наших богах и не заметит изъяна.

— Харшал, так нельзя, — возразил другу Индер. — Не важно, кто купит. Важно, кто сделал. Главное, что где-то в мире будет существовать еще одна прекрасная скульптура. Даже если ее поставит себе на полку какой-нибудь американский или немецкий турист, это все равно будет наш с отцом Шива.

— Тогда торопись. С билетом я тебе помогу. Сколько в твоей копилке?

— Восемьсот рупий. Я их откладывал с карманных денег, чтобы купить велосипед. Но здесь он уже не понадобится. Конечно, я мог бы втайне от отца вырезать еще несколько слоников из мыльного камня и продать их туристам на вокзале… Но тогда я не успею закончить Шиву.

— Кажется, если я залезу в свою копилку, вместе нам хватит, — прикинул в уме Харшал. — Но только на билет до Джайпура в один конец. Постарайся захватить из дома какие-нибудь припасы: в аэропорту все дорого, а рейса тебе придется ждать несколько часов.

* * *

Киран работал размеренно: до передачи статуэтки заказчику оставалось еще достаточно времени. Но, когда работа переходила к Индеру, он начинал торопиться и слишком сильно нажимал на насадки, из-за чего те быстро приходили в негодность. Как только Киран отвлекался на другие дела, Индер упорно пытался установить бор с напылением более крупными алмазами, за что каждый раз получал от отца строгий выговор. Работа близилась к тонкой шлифовке, а грубые насадки оставляли некрасивые, трудноустраняемые борозды на камне.

Мастер взял кусочек переливающегося каштановыми волокнами тигрового глаза и продемонстрировал его Индеру.

— Из него мы сделаем прическу Шивы. Смотри, как идут слои. Нам нужно направить их таким образом, чтобы это было похоже на настоящие, живые волосы.

— А лицо? Его же пока нет.

— Над лицом мы будем работать потом. Главное сейчас — точно подогнать прическу Шивы к голове: между ними не должно быть зазоров. Сверли здесь отверстие и начинай плавно расширять. Одновременно подтачивай верхнюю часть головы. У тебя должен получиться конус, который входит в отверстие нижней части прически.

Индер увлеченно подгонял два камня друг к другу. Вскоре молочно-голубой халцедон будущего лица бога и его собранные в пучок каштановые волосы из тигрового глаза должны были стать единым целым. Ученик сверлил переливающийся камень, периодически оглядываясь на отца: тот принялся за лицо Шивы. Точнее, за увеличенную модель лица из воска: на полной модели статуэтки были проработаны лишь самые общие его черты. Мастер резал восковую маску, разложив перед собой несколько распечаток старинных изваяний и беря все лучшее от каждого из них. Отстраненность, созерцательность и в то же время необычайная сила и мощь соединились в этом портрете. Круто изогнутые брови, большие глаза, высокий лоб с небольшими морщинами… Шива получался именно таким, каким его представлял себе Индер.

— Ну все, достаточно, — сказал Киран, глядя на очередную попытку Индера соединить две детали, — они прекрасно стыкуются друг с другом. Дальше сам Шива тебе не нужен, только его волосы. Передай скульптуру, я пока займусь лицом. А ты начинай резать прическу вот по этой модели.

— С чего начинать?

— Постарайся уловить сперва общую форму, не вдаваясь в детали. Насечку мы сделаем потом. Если тебе сложно убрать все лишнее в уме, возьми воск и слепи обобщенную модель.

Индер размял в руках кусочек воска и сделал из него подобие груши.

— Неплохо, неплохо… — похвалил его отец, — только делай заготовку чуть больше. Помни, что к камню ничего нельзя прибавить: только отнять. Когда мы начнем вырезать отдельные пряди, наружная сторона заготовки станет слишком мала. Другую модель лепить не надо, работай по этой. Представь, что она немного увеличилась со всех сторон.

К концу дня прическа и лицо бога были практически готовы: в четыре руки работа шла быстро. Осталось соединить халцедонового Шиву, трезубец из нефрита и волосы из тигрового глаза. Но поверхность камня все еще покрывали многочисленные царапины, а красоту его рисунка можно было оценить, лишь обильно смочив детали скульптуры водой: в сухом состоянии камень был однотонно-белесым. Настал черед тонкой шлифовки.

— А как быть с глазами? — спросил Индер, глядя на прекрасное, почти живое лицо бога с мертвыми углублениями вместо глаз. Такое же углубление, только более узкое и направленное вертикально, выделялось на лбу: сюда должен был войти третий глаз Шивы.

— Глаза мы ему откроем в самом конце, — ответил мастер. — Их важно подогнать очень точно. Никогда не знаешь, насколько «похудеет» камень после шлифовки и полировки.

— Из чего они будут?

— Вот, смотри, я уже сделал заготовки, — Киран продемонстрировал ученику два идеально входящих друг в друга стерженька разного диаметра, — белки из молочного кварца, а внутри будет черный агат.

— Почему они такие длинные?

— Чтобы удобнее было с ними работать. Как ты собираешься держать камень размером со спичечную головку? К тому же из этой заготовки получится много глаз для других скульптур. Придаешь нужную форму самому кончику, полируешь, отпиливаешь… Если не расходовать материал попусту, то в этом стержне заключены еще примерно шестнадцать глаз богов и героев.

Индера всегда восхищали простые и в то же время требующие немалой смекалки отцовские хитрости и секреты: они позволяли выполнять работу гораздо быстрее и с большей точностью. Кобру не пришлось вырезать из отдельного камня другого цвета, поскольку она прекрасно вписалась в естественный рисунок халцедона; тонкий трезубец, который доставил бы немало хлопот при изготовлении из того же камня, был сделан отдельным элементом, а производство глаз — практически поставлено на конвейер.

Киран установил на вал массивного шлифовального станка круглую щетку с длинным ворсом, обильно смазал густой алмазной пастой ее и статуэтку и начал рассказывать Индеру, как выполнять шлифовку.

— Держи его очень крепко и старайся, чтобы ворсинки щетки проникали в каждое углубление, — учил сына Киран. — Она будет вращаться с очень большой скоростью. Вышибет из рук — и все, работа разбилась.

Отец включил станок, а сын поднес каменного Шиву к крутящейся щетке. Стол завибрировал, и Шива начал рваться из рук на свободу. Индеру пришлось прикладывать немалые усилия, чтобы удержать непослушного бога в руках и следить одновременно за тем, чтобы ворсинки проникли под каждую складку одежды, огибая все линии скульптуры. Киран немного прибавил обороты с помощью простейшего регулятора.

— Держи крепче! Двумя руками. Вот так…

— Пытаюсь. Но паста, которой он перемазан, очень скользкая.

— От этого никуда не денешься. Ослабляй нажим на мелких деталях! — отец говорил громко и резко, над самым ухом Индера, стараясь перекричать рев двигателя и вибрировавших на столе инструментов.

Внезапно раздался звон, и полировальная щетка, освободившись от нагрузки, завертелась на валу двигателя еще быстрее. Все произошло в одно мгновение; Индеру же потребовалось несколько секунд, чтобы осознать случившееся и броситься к Шиве, оказавшемуся на другом краю верстака. Он с замиранием сердца поднял фигурку и облегченно выдохнул: вроде бы, цела! Однако, разглядывая Шиву внимательнее, он все же заметил изъян.

Горло бога, посиневшее от яда, который тот проглотил, чтобы спасти весь мир от преждевременного разрушения, прорвалось. Теперь стало понятно происхождение темного включения в камне, которое должно было изображать посиневшую шею. От удара в толще халцедона вскрылась небольшая полость, инкрустированная внутри мелкими кристаллами темно-фиолетового аметиста. Соединяясь с легкой голубизной тончайшей каменной корочки, едва прикрывавшей заключенную в халцедон друзу, она создавала эффект посиневшего от яда горла. Индер провел пальцем по рваной заостренной кромке, как будто пытаясь вылечить горло Держащего Трезубец. Он молча протянул фигурку отцу.

— Да, тут уже ничего не сделаешь… — Киран задумчиво разглядывал испорченный в одну секунду труд нескольких дней. — Но через это проходят все. Здесь моя вина: дал работу, которая пока тебе не по силам, а сам немного отвлекся.

— Что будем делать, отец?

— Я попробую поговорить с заказчиком. Возможно, нам разрешат немного сдвинуть сроки. Возьмем другой камень и начнем все заново. Восковая модель, трезубец и прическа уже есть, дней за пять должны справиться.

— Отец, но это же Шива! Посмотри, как яд, который отравит весь мир, хлещет из его расколотого горла!

— Это пока просто камень, Держащий Трезубец еще не успел из него выйти. Пустим его на мелкие поделки.

— Для тебя это просто камень. А для меня — уже Шива. Я его вижу, — продолжал твердить Индер. — И я должен исправить то, что сломал.

— Хорошо, давай тогда подумаем вместе. Кто такой Шива?

— Владыка жизни и смерти. Он не только разрушает мир, когда приходит срок, но и хранит его от преждевременной гибели. И яд он проглотил, чтобы наш мир не исчез сразу после рождения.

Тут Кирану пришла в голову мысль, которой он поспешил поделиться с сыном.

— А что, если мы сделаем Шиву-предостережение?

— Как? Оставить, как есть, нельзя: яд вырвался в мир и предупреждать об опасности уже поздно.

— Не совсем. Смотри, — Киран положил на стол рядом с раненым богом обломок кристалла кварца. Он был почти прозрачным, и все же, благодаря мелким включениям, глядя через кристалл, с трудом можно было различить, что находится по другую его сторону.

— Ты хочешь вылечить горло Шивы, но не до конца? — догадался Индер.

— Именно. Мы немного обработаем края и сделаем из этого кварца инкрустацию. Яд будет просвечивать сквозь горло, но не выльется наружу. Пусть каждый, кто глядит на нашего Шиву, задумается над тем, насколько хрупок этот мир.

Сын пришел в восторг от идеи отца и вновь с энтузиазмом принялся за работу. Нужно было слегка обработать рану, придав ей более плавные формы, а кварцевая «заплатка» должна понемногу становиться тоньше у краев. Тогда не будет заметна резкая граница: голубой халцедон плавно перейдет в прозрачный кварц, из которого ближе к центру раны понемногу проступит накопившийся в горле «яд» — темные кристаллы аметиста.

Гудели два станка. Индер работал теперь медленно и аккуратно, старательно прикладывая заплатку к горлу после каждого штриха и отмечая карандашом линию, до которой нужно снять лишнее. Киран же занялся глазами. Он взял склеенные в единый массив стержни и принялся вырезать на их конце левый глаз бога, периодически примеряя его к фигурке. Удовлетворенный результатом, Киран установил тонкий крошечный диск, приклеил с внешней стороне будущего глаза небольшой упор, и, вооружившись мощной лупой, сделал надрез на каменном стержне. Индер как раз заканчивал с элементом инкрустации на горле, обернулся к отцу и увидел взгляд Шивы.

— Вот и все. Теперь осталось соединить все детали, — Киран протянул Индеру мощный фен, с легким шумом выпускавший из себя струю раскаленного воздуха. — Хорошенько прогрей Шиву, трезубец, кварцевую вставку и глаза, а я пока разведу клей.

Мастер и ученик любовались готовой работой. Шива был прекрасен: на них глядело юное и в то же время излучавшее мудрость лицо, а взгляд трех глаз, казалось, проникал через все сущее. Темно-каштановые волосы, собранные в пучок на макушке, струились по голубым плечам, а рыжевато-коричневая кобра, покрытая тончайшей резной чешуей и принявшая грозную позу, обвилась вокруг переполненного ядом горла. Тщательно отполированный трезубец в руке Шивы отливал золотом. Складки и рисунок леопардовой шкуры были искусно выполнены из единого куска халцедона, однако глубокие линии, резко отделявшие ее от тела, создавали иллюзию того, что шкура небрежно накинута, и ветер беспрепятственно скользит под ней, освежая тело молодого бога.

* * *

Мощные усилители разнесли по делийскому аэропорту ровный женский голос: «Заканчивается посадка на рейс Дели-Париж. Кишан Бхаттар, Ранджит Бхаттар, Калидас Бхаттар, Мохини Бхаттар — просьба срочно пройти к выходу на посадку».

— Калидас, где твои документы? — нервничала женщина у стойки регистрации. — Ищи их быстрее!

— Не знаю, мама. Были в заднем кармане. Точно были.

— Мохини, я же говорил тебе, забери документы у ребенка, — сопровождавший их мужчина тоже был на нервах. — Подойдем к стойке. Может быть, еще успеют что-то сделать.

В небольшом, переполненном людьми зале перед выходом на посадку, Индер напряженно вглядывался в лица. Лица людей, которые еще ничего не знают. Он разрывался между желанием закричать, предупредить, напугать хотя бы часть из них, чтобы те отказались от полета, и неведомыми указаниями судьбы, словно говорившей ему: «Сиди и молчи. Скоро случится то, что должно случиться, а для тебя жизнь изменится навсегда».

Спустя несколько минут Индер уверенно зашагал по длинному коридору крытого трапа, глядя в спину идущего впереди человека в строгом сером костюме, не знавшего еще, что жить ему осталось меньше десяти часов…

Глава третья

Сергей и Ольга шли по длинному офисному коридору в сопровождении человека в строгом сером костюме. Хотя он был довольно приветлив и не походил на классического хмурого охранника, слегка оттопыренная пола пиджака не слишком хорошо скрывала некий предмет на поясе — скорее всего, оружие.

— Знаешь, а здесь очень странно, — вполголоса сказала Сергею Ольга, немного знавшая французский.

— Не вижу никаких странностей. Ты имеешь в виду?.. — он едва заметно перевел взгляд на оттопыренный пиджак сопровождающего. — Так понятно же, что не в Диснейленд нас позвали работать.

— Да нет, я не об этом. Таблички на дверях. Знаешь, что на них написано? Вот здесь, например — «Отдел снижения качества обслуживания». А на этой двери — «Отдел антирекламы». А на рекламном щите с дымящимся компом и человеком с безумными глазами — «Самый дерьмовый интернет-провайдер года».

— А что написано под тем красивым графиком? Он как будто показывает резкий прирост какого-то показателя.

— Ты не поверишь. «График потери клиентов в текущем году». Дополнительные графики на той же схеме — «Увеличение ошибок связи» и «Количество оскорблений, полученных операторами от наших клиентов».

* * *

Жак сидел в кожаном кресле, откинувшись на спинку, заложив руки за голову и вытянув ноги вперед. Он совершенно не походил на руководителя крупной компании: средних лет, полноватый, кудрявый, с неизменной саркастической полуулыбкой, кажется, не сходившей с его лица. Костюмов и особенно галстуков этот сильный мира сего не признавал: он был одет в дорогие, но изрядно потертые джинсы и удобную рубашку с короткими рукавами и расстегнутым воротом. Даже небольшие очки не добавляли его лицу серьезности.

— Рад вас видеть, Франсуа, — сказал Жак собеседнику. — Наслышан о ваших успехах, но жду информации из первых уст. Как у вас идут дела?

— Отдел антирекламы работает в полную силу, — отозвался долговязый щеголь, одетый, в отличие от Жака, по последнему слову моды. — Клиентов теряем стремительно, но аккуратно. На днях запустили в соцсети очередную партию издевательских картинок и карикатур: посмотрим, как сработает. Показать детализацию по ругательствам со стороны клиентов?

— Да, будьте любезны, — Жак принял из рук Франсуа распечатку и стал внимательно ее изучать.

— За текущий месяц нас три тысячи раз назвали идиотами, пятнадцать тысяч раз — вредителями, семь тысяч раз — ублюдками…

— «Идиотами» — маловато. Постарайтесь поднять этот показатель. В массовом сознании не должно укореняться мнение, что мы преследуем какие-то цели. Желательно, чтобы средний клиент считал наше поведение банальной глупостью.

В кабинете раздался мелодичный звонок. Жак вернул Франсуа распечатку и прервал разговор.

— Прошу меня извинить, ко мне посетители из России по весьма срочному делу. Вы, Франсуа, — молодец. И ваша команда делает выдающиеся успехи. Продолжайте в том же духе. А та замечательная картинка — на которой провода от ноутбука идут в унитаз, с подписью «Мы сольем вашу связь» — очень хорошо отработала. Выпишете поощрение дизайнеру.

Сергей и Ольга прошли в кабинет.

— Жак Тролль. Весьма рад нашему личному знакомству, — Жак пожал посетителям руки.

— Сергей. Взаимно рад.

— Ольга. Очень приятно.

— Знаете, у нас тут везде видеокамеры, я наблюдал за вашим приходом и заметил, как вы косились на таблички на дверях. Не пугайтесь, вы не в сумасшедшем доме, — Жак широко улыбнулся. — Вижу, вы мне не верите. Сначала я развею ваши сомнения, а затем перейдем к остальным вопросам. Видите ли, дело в том, что на первоначальных этапах тестирования системы нам была нужна огромная клиентская база. Причем это должны были быть не просто люди, которые пользуются некими услугами, а подключившиеся к нам напрямую. Поэтому в сжатые сроки нам пришлось стать лучшим во Франции интернет-провайдером. Любая цель оказывается простой, когда это не цель, а лишь средство: пятнадцать миллионов абонентов за пару лет стали нашими.

— А потом вам внезапно потребовалось их разогнать? — догадалась Ольга. — Почему бы тогда просто не перестать предоставлять услуги связи?

— Потом нам потребовались дополнительные мощности для других, более интересных проектов. Сейчас у нас каждый сервер на счету: они работают на пределе, и, по мере отключения абонентов, мы переключаем освободившиеся машины на другие задачи. Взять и просто отключить всех мы, конечно, можем, но в клиентских договорах прописаны весьма существенные неустойки, которые мы обязуемся выплатить в случае серьезных проблем со связью или внезапного расторжения договора с нашей стороны. Именно этот пункт договора позволил нам в кратчайшие сроки стать крупнейшим во Франции провайдером. А когда нам потребовалось сделаться в еще более короткие сроки худшим провайдером Европы, мы все посчитали и пришли к выводу, что создание отдела антирекламы обойдется дешевле.

— Но, исходя из того, что мы уже видели и слышали, проблемы со связью у вас постоянные? — поинтересовался Сергей. — Вы не платите за это неустойки?

— Этим занимается отдел снижения качества обслуживания, — ровным голосом продолжал Жак. — Они тщательно высчитывают, сколько «глюков», разрывов и безобидных вирусов можно подсунуть нашим клиентам, чтобы все это их максимально разозлило, но не дало повода для судебного иска. К сожалению, большинство людей очень инертны: уже больше года качество связи у нас отвратительное, но на волне былой славы от нас не только не спешат уходить старые абоненты, но и периодически подключаются новые. Впрочем, отдел антирекламы работает эффективно, и скоро мы сможем дышать свободнее.

Гостей из России заинтересовало странное сочетание сильного акцента Жака с безупречным знанием русского языка в целом: Жак никогда не подбирал и не путал слова.

— Скажите, Жак, откуда вы так хорошо знаете русский? — поинтересовалась Ольга.

— О, это долгая история, — Жак сделал паузу, и, кажется, на минуту задумался. — Но вкратце все примерно так. У моей семьи есть русские корни. Моя прапрабабушка, Софья Ивановна, родом из России. Ее муж был офицером в армии Колчака, погиб в одном из сражений. А ей удалось эвакуироваться с остатками колчаковской армии в китайский Харбин. Там она быстро затосковала и потратила остатки сбережений и фамильных драгоценностей на то, чтобы перебраться во Францию — страну с более близкой культурой. Переехав в Руан, она познакомилась с моим прапрадедушкой. Он-то, как раз, был француз. Из наследства Софьи Ивановны остались одни книги: она перевезла с собою внушительную библиотеку, в основном русскую классику. И еще множество писем. В определенный момент я решил заняться историей нашей семьи и изучил русский язык самостоятельно, по этим письмам и книгам. Но языковой практики у меня мало, а современный разговорный язык мне, до сегодняшнего дня, было тренировать решительно не с кем. Поэтому, если мое первое письмо показалось вам громоздким и напыщенным, все дело в моих учителях. Я, признаться, думал, что у вас принято писать письма именно в таком стиле.

Беседа была долгой и непринужденной: несмотря на то, что таинственности во всей этой истории почти не убавилось, и Сергею, и Ольге стало казаться, что они знакомы с Жаком уже давно. И они все больше проникались симпатией к этому загадочному человеку. Долгое время разговор шел на какие-то малозначимые темы: Жак расспрашивал Сергея о методах изготовления каменных орудий и делился собственными соображениями, Ольга задавала Жаку дальнейшие вопросы об истории его семьи, а Сергей принялся генерировать идеи для отдела антирекламы. Судя по одобрительному смеху Жака, часть из них была воспринята вполне положительно. Наконец, Сергей не выдержал.

— Жак, представьте себя на моем месте, — он перевел тему. — Вот сидит человек, никого не трогает, выколачивает каменное рубило. И получает письмо-головоломку из далекой Франции. Решает ее, насколько это возможно, а затем бросает все и переезжает в другую страну, не имея возможности связаться с друзьями и родными, которые, видимо, считают его пропавшим без вести. Но при этом не знает даже имени автора головоломки.

— Да, я понял ваш намек. Но узнать имя автора — не значит решить задачу, — ответил Жак в тон Сергею. — Впрочем, имя этой сумасшедшей (и гениальной) исландки здесь ни для кого не секрет. Вы еще услышите от коллег много всего интересного о Хьёрн Харальдсдоттир: и анекдоты, и легенды, и вполне правдивые истории.

— Можно услышать хотя бы парочку от вас? — в шутливом тоне Сергея чувствовалось желание немедленно получить ответы на все мучившие его вопросы. — А то мало ли, чего мне понарассказывают ваши сотрудники?

— Конечно! Например, злые языки поговаривают, что она спала, свернувшись калачиком в серверной стойке. Или вот еще — достаточно свежий анекдот: сидит Хьёрн за компом, что-то кодит. В дырявых носках. Подходит кто-то из сотрудников и говорит: «Ты бы их хоть заштопала». А Хьёрн отвечает: «Зачем самой-то стараться? Через неделю новую операционку допишу, дальше она сама все сделает».

Жак еще некоторое время развлекал друзей анекдотами и байками о загадочной исландке, но они чувствовали, что рассказчик чего-то не договаривает. Создавалось ощущение, что Жаку сложно говорить о некоторых моментах: пока Сергей и Ольга смеялись над очередной историей, лицо его становилось необычайно серьезным. Он о чем-то задумывался, как будто тщательно подбирая слова для главного. Наконец, Жак сдался. Подлив всем чаю, он стал рассказывать.

История Хьёрн Харальдсдоттир, рассказанная Жаком Троллем

«Прежде, чем рассказать о Хьёрн, я опишу вам в общих словах, чем занимается наша компания. В первую очередь мы решаем проблемы крупных предприятий, находящихся на грани банкротства. Разумеется, не безвозмездно. Но это не главное: беря на себя обязательство вывести бизнес из кризиса, мы ставим ряд условий, зачастую весьма странных. Большая часть клиентов считает их чудачеством и посмеивается, но охотно выполняет: за всю нашу историю не было ни одного проекта, который бы мы завалили. Условия эти могут быть самыми разными: от установки очистных сооружений другого типа до запрета всем сотрудникам есть редкие виды лягушек или ящериц с еженедельным медицинским освидетельствованием на предмет соблюдения этого запрета (бывало и такое). После того, как условия соблюдены, мы предоставляем план реструктуризации производства, внедряем более эффективные методы и технологии, закупаем и устанавливаем все необходимое оборудование, и за год-два умирающий бизнес вновь становится прибыльным. На первоначальном этапе клиент не платит нам ни евро, зато после выхода из кризиса ежегодно отчисляет немалый процент с доходов, превысивших ожидания заказчика (сумма прописывается в договоре). Если прибыль оказывается меньше, то мы не получаем ничего. Но, повторюсь, такого случая еще не было. Большая часть этих денег идет на проект спасения следующего предприятия, и так далее.

Теперь о технической стороне. Наша система работает с гигантской базой данных, причем все они получены из открытых источников. Котировки и прогнозы курса акций и валют, скорость сокращения лесных массивов, стихийные бедствия, политические настроения в той или иной стране, семейные неурядицы среди руководства наших потенциальных клиентов, даже графики скорости ветра и атмосферного давления — из всего этого и тысяч других факторов мы вычисляем место и момент, куда и когда нужно нанести следующий удар (то есть, предложить помощь). На основе тех же данных рассчитывается и алгоритм вывода предприятия из кризиса.

Странные, на первый взгляд, запреты обусловлены моим личным убеждением, что каждый реализованный проект должен хоть немного, но улучшать состояние биосферы. На нашумевшей в прошлом году Мумбайской конференции была озвучена довольно точная цифра, сколько осталось нашей цивилизации, прежде чем она погибнет в результате перепотребления ресурсов. Так вот, если наша система не находит способа увеличить после реализации проекта эти двести лет (точнее, по нашим данным, 201 год 3 месяца и 8 дней) хотя бы на один день, мы за него не беремся. Поэтому мы работаем в основном с крупными производствами, влияние которых на природу очевидно. Кстати, именно после того, как я поставил такое условие, дела у нас пошли значительно лучше: ощущение, что сама природа стала нам помогать. А вскоре на собеседование явилась Хьёрн.

Разумеется, мы сразу же пробили ее по базе. Только что прилетела из Рейкьявика, отец занимается ловлей рыбы, мать работает гидом — в общем, обычная исландская семья. Сама же она только что закончила университет, избегает шумных вечеринок, любит выращивать цветы, причем растет в ее небольшом садике такое, что в Исландии вырастить невозможно в принципе.

В то время в компании царила обстановка строжайшей секретности: ведь, поднимая кого-то на ноги, вы сразу же наживаете и врагов. Поэтому в вакансии, на которую откликнулась Хьёрн, значилось примерно следующее: требуется программист по оптимизации клиентской базы данных. Да и приглашения на собеседование ей никто не присылал: наша база — не из числа тех, которые можно взять и сразу доверить незнакомой двадцатилетней девушке. Она сама пришла в офис, каким-то образом угадав время, когда я там появляюсь (а бывает это не так часто) и уточнила у секретаря, есть ли такая вакансия. Получив утвердительный ответ, что-то пощелкала в своем планшете и спросила, почему так сильно греется пятый сервер в стойке D-26. Я как раз проходил мимо и краем уха услышал, что незнакомый человек интересуется состоянием сервера, вопрос с охлаждением которого мы решали полчаса назад (все машины у нас «разогнанные» и работают на предельных скоростях, но и их обычно недостаточно). Собеседование с Хьёрн я провел сразу же и лично, без посторонних ушей: мало ли, откуда взялся человек, который слишком много знает?

Познания в программировании у девушки оказались блестящими: в отведенное время ко всем тестовым заданиям она написала по два варианта решения. Сначала продемонстрировала «классические» и вполне ожидаемые алгоритмы, а затем, со словами «а так будет быстрее», открыла другой код, сложный для понимания и весьма оригинальный. Разумеется, мы приняли ее на работу.

Конечно, сразу раскрывать перед новым, к тому же столь мистическим образом появившимся сотрудником все карты никто не станет. Но что-то мне подсказывало: девушке можно доверять. Да и сама Хьёрн, где-то намеками в разговорах, а где-то и результатом работы, написанным «в дополнение» к основной задаче, давала понять, что прекрасно понимает, чем мы занимаемся. Поэтому никакой формальной передачи «допуска» к конфиденциальным данным не было: просто, начиная с какого-то момента, я понял, что она и так все знает, и мы стали свободно общаться на любые темы, связанные с делами компании. А вскоре Хьёрн стала нашим ведущим программистом.

В какой-то момент она зашла в наш технический отдел и попросила паяльник. А в последующие дни частенько засиживалась вечерами после работы и что-то мастерила из неисправных плат, которые мы не успели утилизировать. И, наконец, продемонстрировала мне два собственноручно перепаянных из горелой рухляди сервера. Причем работали они чуть быстрее, а грелись гораздо меньше десяти «убитых» машин, из частей которых были собраны. Затем Хьёрн уговорила меня отправить ее в двухмесячную командировку на один из «спасенных» нами заводов по производству микросхем. Благодарное руководство ставшего убыточным и снова поднятого нами на ноги предприятия разрешило девушке осваивать процессы проектирования и производства микроконтроллеров, сколько ей заблагорассудится, и даже привлекать в разумных пределах к своим проектам других специалистов. И она сделала невозможное: в столь короткие сроки и с крошечной командой разработала собственный процессор, очень узкоспециализированный, но идеально подходящий для решения некоторых из наших задач. Довольны остались все, включая руководство завода: теперь обозначенную в договоре сумму за «спасение» они могли отдавать продукцией. Таких процессоров нам нужно было очень много.

Сложно сказать, чем Хьёрн занималась больше: программированием или «железом»: и то, и другое давалось ей с одинаковым успехом. Для нашей компании начался период процветания. Мы с гораздо большей эффективностью стали находить новых клиентов, а отчисления со «спасенных» нами предприятий многократно возросли — в немалой мере благодаря нововведениям Хьёрн. Несмотря на огромный объем работы, она каким-то образом ухитрялась присутствовать почти на всех ключевых совещаниях и всегда была в курсе дел. Зато на различные корпоративы, совместные развлекательные мероприятия и даже дни рождения сотрудников не ходила никогда, а вместо них уходила бродить по городу в одиночестве или оставалась в серверной, ссылаясь на срочные дела.

Но в скором времени я совершил роковую ошибку. У нас на горизонте замаячил один из гигантов автопрома, оказавшийся в сложной финансовой ситуации. Не буду вдаваться в подробности, но речь шла об огромных суммах, которые можно было бы получить в ближайшей перспективе при минимальных вложениях в настоящее время: прекрасный план спасения этой компании был нами уже разработан. Но имелось и одно «но». Руководство согласилось выполнить все наши условия, за исключением одного: оно не хотело закупать металл у другого поставщика, использующего более экологичный способ добычи. Наши компьютеры и программисты быстро вычислили причину: дело оказалось в дальних родственных связях руководителей двух корпораций. Но, повторюсь, речь шла об огромных средствах, которые можно было бы пустить не только на спасение новых производств, но и на улучшение состояния биосферы. Я решил изменить своему принципу и пойти на некоторые уступки. Их предстояло обсудить на собрании, в котором должна была принять участие и Хьёрн.

И вот представьте: идут переговоры, сидят серьезные люди в костюмах и обсуждают, как вытащить промышленного гиганта из кризиса. Ведущий программист опаздывает. Наконец, в переговорную въезжает Хьёрн. На самокате. В одних трусах. На голове — черная широкополая шляпа. В руке — томик Омара Хайяма и бутылка портвейна. На плече — живой ёж. Проблемы в компании очень серьезные, а потенциальные клиенты знают, что мы действительно можем помочь. Поэтому никто не выражает удивления публично: все старательно делают вид, что так и надо. Но дальше начинается какой-то кошмар. Как только в зале звучит очередной вопрос, Хьёрн делает глоток портвейна из горла, наклоняет голову, снимает шляпу и подсовывает ежу. Тот вытаскивает из нее бумажку. Подозреваю, что на бумажках были номера страниц. Во всяком случае, затем девушка смотрит на выбранный ежом клочок, открывает Омара Хайяма и звонким голосом зачитывает несколько строк из Рубайята, перекрикивая всех желающих высказаться.

Надо сказать, такими «ответами» ёж и Хьёрн удивительно точно попадали в суть заданного вопроса. Хотя практической пользы от них было, конечно, немного.

Разумеется, Хьёрн пришлось уволить. Признаюсь, мне этого не хотелось, и я отчасти чувствовал собственную вину в том, что поступился своими принципами в погоне за прибылью. Но любой крупный бизнес — это не только руководитель. Это еще и акционеры, инвесторы, пресса… А из-за выходки девушки слишком многое оказалось под угрозой. Впрочем, она не стала дожидаться завершения неприятного разговора, быстро поняла, к чему я клоню, моментально вытащила из рюкзака уже готовое заявление, пожелала всего хорошего и улетела обратно в Исландию. Так мы остались без гениального программиста».

* * *

Хотя Ольге казалось, что работа здесь будет только для Сергея, Жак настоял на том, чтобы они подписали договор о конфиденциальности вдвоем. В этом был свой резон: бессмысленно давать подписывать столь серьезный документ лишь одному из пары людей, у которых нет друг от друга никаких секретов. Да и сами они вскоре убедились, что так спокойнее: между ними не вырастала стена тревоги и недоверия. Но была и еще одна причина: у Жака было предчувствие, что подруге Сергея суждено сыграть в этой истории не менее заметную роль, чем ему самому. А своей интуиции Жак доверял всегда: если бы не она, разве достиг бы он таких высот?

Наутро новоиспеченные сотрудники французской компании зашли в кабинет своего руководителя.

— Ну что же… — начал Жак, — Пора продемонстрировать вам некоторые возможности нашей системы. А потом мы отправимся на небольшую прогулку.

— А прогулка будет приятной? — немного съехидничала Ольга.

— Хм… Не очень. Впрочем, вы не из числа впечатлительных — может, и понравится. Нас ждет поездка в Париж и экскурсия в наш дата-центр.

— Что же может быть неприятного в Париже? — удивился Сергей. — Мы пока были там только проездом, слишком спешили в Нант. Кстати, я думал, что видел ваш дата-центр. Ряды серверных стоек в соседних залах — разве это не он?

— Все-таки, вы очень наивны, — отозвался Жак. — Впрочем, это даже хорошо. Ну подумайте: кто же будет хранить столь серьезные данные в обычном офисном здании в центре крупного города, где их можно уничтожить прямым попаданием хорошего снаряда? Эти серверы — старая рухлядь, занятая в основном обслуживанием наших многострадальных абонентов и облегченной версии основной системы. Кстати, сейчас я продемонстрирую вам, на что она способна.

Жак немного развернул экран своего ноутбука в сторону собеседников и ввел в строке поиска запрос на русском языке:

«Как сегодня в 12:30 закрыть катакомбы и сменить смотрителя?»

С минуту на экране помигала надпись «анализ данных и поиск решения», после чего система выдала ответ:

«Скорее всего, имелись в виду Парижские катакомбы. Сегодня смена Поля Моле. Имеет непогашенный штраф за превышение скорости, просрочен на один день. Поль Моле может быть срочно вызван сегодня в полицию, начиная с 10:30. Кого поставить на замену?»

Жак застучал по клавишам, вводя, очевидно, фамилию своего сотрудника — по совместительству дежурного смотрителя. Система выдала подробную информацию, по какому телефону нужно позвонить в полицию, кого спросить, что сказать и когда можно подъезжать ко входу.

— Ну вот, остальное сделают за нас, — сказал Жак, отправляя куда-то выданную программой инструкцию. — Конечно, слишком часто так делать не стоит, да и перед человеком неудобно. Но Поль получит свою компенсацию за беспокойство. Скажем, сегодня по дороге из отделения… — он снова защелкал по клавишам, — месье Поль найдет на дороге сто евро. Готово!

— Фантастика! — в один голос вырвалось у Сергея и Ольги.

— На самом деле, это очень простой запрос, — лениво отозвался Жак. — Его можно ввести на любом языке и в свободной форме. Более серьезные может составить только хороший программист. Кстати, при поиске ответа учитывается, кто его задает. Если бы вы ввели тот же вопрос с другой машины, то вряд ли получили столь исчерпывающий ответ. Более того: в целях, так сказать, сохранения баланса, нашим сотрудником строжайше запрещено пользоваться в личных целях даже такой ерундой, да и я стараюсь не злоупотреблять. Правда, бывают исключения. И одно из них — как раз внеплановые визиты в дата-центр.

— А почему бы вам там просто не поставить своего смотрителя? На постоянной основе? — спросил Сергей с недоумением.

— К сожалению, мы лучшие, но не единственные, кто по-настоящему умеет работать с информацией. Рано или поздно наш человек, постоянно находящийся в этом месте, обязательно будет раскрыт. — ответил Жак, захлопывая крышку ноутбука.

— А почему именно катакомбы? — спросила Ольга.

— Потому, что только мертвые умеют хранить тайны, — мрачно констатировал Жак, жестом приглашая друзей к выходу.

***

От небольшого павильона, возведенного над входом в Парижские катакомбы, хмуро расходились недовольные внезапным закрытием туристы. Небольшая кучка людей все еще стояла, на что-то надеясь, у кассы, но и она постепенно редела.

— Вроде бы все удачно, — заметил Жак. — Для простого смертного здесь обычно очередь часа на два, не меньше.

— Неужто правда так много желающих попасть в царство мертвых? — Ольга бросила взгляд в направлении закрытой двери.

— Достаточно, — ответил Жак. — Все же, единственное в своем роде сооружение по масштабу и… компактности.

— По масштабу и компактности одновременно? — поинтересовался Сергей с недоумением.

— Именно. Впрочем, скоро сами все увидите. Да, кстати… — казалось, Жак сам немного волновался, — там, внизу, когда мы прибудем на место, могут происходить различные странности. Какие именно, я сам не всегда могу сказать заранее, поскольку эти системы — дело не моих рук. Не пугайтесь непредсказуемости и постарайтесь принять новые правила игры.

— Хьёрн?.. — у Сергея получилось нечто среднее между вопросом и утверждением.

— Да, — Жак едва заметно вздохнул.

Опустевшие катакомбы приняли трех новых посетителей, которых вел молчаливый смотритель. Они спускались по плавно уходившей вниз длинной галерее, потолок которой держали колонны-подпорки из массивных, грубо обработанных каменных блоков, а пространство между большими глыбами заполняла довольно ровная кладка из более мелкого бутового камня. Равномерное, но жесткое электрическое освещение подчеркивало каждую выбоину и каждую трещину на камнях, заставляя их отбрасывать резкие тени. Наконец, посетители дошли до стальной решетки, возле которой смотритель снял с пояса большую связку ключей и вставил один из них в замочную скважину. Послышался щелчок, и зарешеченная дверь с легким скрипом отворилась.

— Спасибо, Камиль, — Жак перешел на французский и сказал смотрителю еще несколько слов. — Ждите нас обратно часа через два-три. А вообще — как повезет…

Камиль понимающе кивнул и широкими шагами направился в сторону выхода. Чувствовалось, что даже ему в этом месте немного не по себе.

Ольга и Сергей шагнули вслед за Жаком в следующий коридор и слегка поежились: они будто бы физически ощутили на себе взгляды тысяч пустых глазниц. Стены галереи целиком состояли из компактно уложенных в ровную кладку человеческих костей, тыльные части которых были повернуты так, чтобы создать затейливые орнаменты. Великое множество черепов были развернуты «лицами» к посетителям. Некоторые из них сохранили нижнюю челюсть, прижатую к черепу в мертвой улыбке или откинутую вниз в немом крике. Во всем чувствовалось не только желание создателей этого царства смерти как можно компактнее сложить кости, но и их стремление к своеобразной, леденящей душу эстетике.

— Здесь добывали камень, из которого строился Париж, — Жак начал небольшую импровизированную экскурсию. — А потом образовавшиеся километры галерей, за ненадобностью, отдали мертвым. В катакомбы перенесли кости со многих парижских кладбищ, оказавшихся, в определенный момент, переполненными. Войны, эпидемии… Ну и Французская Революция, конечно. В итоге нашли такое оригинальное решение. И даже подошли к нему с известной долей юмора: посмотрите, какие веселенькие орнаменты соорудили из останков.

— Да уж… — вздохнула Ольга, — печально, но закономерно. Я вообще не понимаю всех этих дорогих помпезных надгробий. Мертвым они не нужны, живые только убеждают себя в том, что это зачем-то необходимо, а через два-три поколения большинство памятников все равно превратится в бесполезный мусор. И неважно, из дерева они или из гранита.

Жак и Сергей понимающе кивнули.

— Но памятники здесь, смотрю, тоже есть? — Сергей указал на большую каменную плиту с надписью и датой, вмурованную в кладку из костей. — И вот, рядом, еще несколько. Здесь лежат особо уважаемые люди?