Как умирала Вера

Жизнь и смерть во мне объявили мне

Жизнь — игра, у тебя нет масти

Смерть к тебе не питает страсти

Жизнь тебя проиграла стуже и смерти ты не нужен

Жизнь и смерть во мне объявили мне

Будешь жить не кидая тени, обладая горячим телом

Обжигая холодным взглядом станешь ядом

Жизнь и смерть во мне объявили мне

Так и будешь идти по краю

Между адом земным и раем

Между теми кто жил, кто снится

Путать лица…

Гр. Кукрыниксы

Пролог

Бам-с… Резко подняться ей помешало что-то гладкое и холодное сантиметрах в тридцати от ее лба. А мороз-то какой! Она попыталась ощупать себя, но локти также наткнулись на тесные холодные стены. Тем не менее, нескольких скованных движений хватило, чтобы понять, что она обнажена. Какого черта?!

Прежде чем предпринять следующую попытку пошевелиться, она зажмурилась и попыталась восстановить в памяти цепочку последних событий, которые привели ее в столь незавидное положение. Из глубин сознания посыпались яркие вспышки. Дрожащая стрелка спидометра на отметке «сто восемьдесят», расплывающаяся перед глазами горящая красным светом приборная панель, дворники с трудом преодолевающие сопротивление плотного потока воды. И какой-то постоянный источник раздражения справа от нее: «Ты что права купила? Плетешься еле-еле. Мы так до утра будем ехать. Жми на педаль!».

Антон!

Бам-с… И зачем только она снова попыталась поднять голову? Ах, да, чтобы посмотреть, нет ли рядом Антона. Но тут его точно нет. Тут слишком тесно даже для нее одной. И это явно не автомобиль, в котором она находилась в последние секунды своего сознания. Автомобиль разбился! Этого она не помнила, но помнила страшный удар, в момент которого она, по-видимому, и отключилась. В последние секунды она уже совсем ничего не видела, да еще и Антон начал выхватывать у нее руль.

Жаль, если он тоже умер. Она, кажется, успела полюбить его за то недолгое время, которое они были вместе. Она скорбно поджала губы, но тут же распахнула глаза в холодную темноту, едва сдержавшись, чтобы не устроить третий бам-с. Что значит тоже?!

Она, конечно, голая, холодная, замурованная в какой-то металлический ящик, но она живая! Покойники не делают бам-с. Ни при каких обстоятельствах! Выходит, ее похоронили заживо? В памяти моментально всплыли страшилки об исцарапанных изнутри крышках гробов. Неконтролируемая паника начала овладевать ей. Стоп. Не могли же ее похоронить в цинковом гробу и совсем без одежды. Скорее всего это всего лишь морг! Всего лишь морг… Какое облегчение… Это всего лишь значит, что в ее ближайшем окружении в подобных стесненных условиях сейчас ютятся те, кому повезло чуть меньше, чем ей. Они не делают бам-с, они не мерзнут, не испытывают липкого ужаса, не прибегают к собственной иронии, чтобы не свихнуться от пугающего открытия. Пожалуй, напротив, им можно и позавидовать сейчас. А вот ей нужно срочно что-то предпринять, чтобы не пополнить ряды своих соседей. Естественно, они не подавали никаких признаков жизни, естественно. Но она точно знала, что если она в морге, то не одна. Тут должен быть кто-то еще, кто присматривает за ней и ее товарищами по несчастью. Кто-то определенно по несколько раз на дню играет в импровизированные пятнашки с этими холодными ячейками. И единственный способ достучаться до него сейчас это: бам-с… бам-с… бам-с… бам-с… бам-с… бам-с… бам-с… бам-с…

**1

Смерть — такое же естественное явление,

как и рождение, только более значительное.

С. Кинг

— Иду-иду, кому не спится?

Вера замерла, услышав приглушенный голос, и немного удивилась спокойному тону говорящего. Может быть, это и не морг вовсе? Раз предполагается, что она должна всего лишь спать? Шаги приблизились и остановились. Вера постучала еще раз, чтобы определить для невидимого спасителя свое местоположение.

Лязгнул замок, и ее пренеудобное ложе выкатилось из кромешной темноты на тусклый свет, который все равно заставил Веру зажмуриться. Она, наконец, смогла протянуть руки, прикрыть ими заиндевевшее лицо и сесть без всякого бам-с.

— Передумала?

Вера отняла руки от лица и уставилась на говорящего.

Невзрачный паренек с топорщащимися в разные стороны темно русыми волосами, недельной щетинкой в очках прямоугольной формы и сером халате смотрел на нее устало и недовольно.

— Хорош пялиться, — Вера свесила ноги и скрестила их, чтобы хоть как-то спрятать ничем не прикрытые участки тела, руками обхватила себя за плечи, пряча обнаженную грудь и пытаясь хоть немного согреться, — Передумала что?

Тем временем, Вера не преминула с удовлетворением отметить свой впалый живот. Как бы его удержать в такой форме — мимолетом пронеслось у нее в голове.

— Помирать, чего ж еще? — ее спаситель облокотился локтем на ее недавнее ложе. В его, казалось бы, отстраненном взгляде заиграли искорки любопытства.

— Так это все-таки морг?

— Нет, б***, курорт на водах! — оживился собеседник.

Вера огляделась по сторонам. Как минимум на трех тележках лежали трупы. Не было никакого сомнения, что они уже никогда не передумают. Древняя старушка, старик и раскуроченное от подбородка до паха тело молодого мужчины. Это не Антон, успокоила себя Вера. А вслух в сердцах воскликнула:

— Твою мать! Твою ж ты мать! Как я тут оказалась?

Паренек молча наблюдал за ней.

— Я не один из ваших жмуриков, со мной можно разговаривать, — Вера помахала ладонью у него перед лицом для убедительности, — Но сейчас стану им, если вы не дадите мне одежду. Что вообще принято делать в таких случаях?

— Понятия не имею. Впервые подобный казус.

— Да? А лицо у тебя, как будто я третья такая за ночь.

— Это шок, — отмазался он.

— Врешь! Ты до сих пор что-то жуешь.

— На, — молодой человек снял с себя серый халат и накинул его на девушку, — Идти сможешь? Сейчас найдем что-нибудь для согрева.

— Спасибо. Да, — уверенно заявила Вера, но ступив на ледяной кафель босыми ногами, почувствовала небывалую слабость.

— Давай, опрись на меня. Как звать тебя?

— Вера.

— А я Пахом.

Слава богу, в подсобке у санитара морга Пахома нашлось все необходимое для согрева, а также и для того, чтобы отметить спонтанное знакомство.

Вера сидела облаченная в спортивные штаны, удобство которых заключалось в том, что они затягивались шнурком на талии до нужного размера и в растянутом шерстяном свитере крупной вязки. В руках она крепко сжимала граненый стакан с прозрачным напитком, а кончиками пальцев придерживала кусочек черного хлеба. Брезгливо оглядывая себя, она спросила:

— Чье это шмотье?

— За ним уже никто не придет, — обнадежил ее Пахом.

— Ясно, — поежилась Вера, — А мои вещи где?

— В больнице, наверное, остались. Плеснуть еще?

Вера протянула руку со стаканом.

— После такого сколько ни выпей, будешь как стекло, — усмехнулся Пахом, подливая спирта из прозрачной колбы.

Вера отняла руку.

— Погоди! Водой разбавлю! Не до такой же степени…, — остановил ее Пахом.

— Смотрю, тебя тоже не особенно забирает.

— Ты видела моих клиентов? А тут еще и ты! В момент все выветрилось.

— Ладно, Пахом, раз ты такой трезвый и адекватный, рассказывай.

— Что?

— Хоть что-нибудь! Как я тут оказалась? Живая в морозильной камере для трупов — хотя бы про это пару слов.

— Как все. Из больницы привезли, — равнодушно ответил Пахом, — Только ты была не живая. Я своими собственными глазами видел.

Вера скептически посмотрела в затянутые пьяной поволокой глаза, глядящие на нее поверх грубой оправы очков.

— Я тогда еще не пил, — поймал он ее сомневающийся взгляд.

— Так ты вчера наверняка пил.

— Ну и что? Глаз-то наметан. Что я мертвого от живого не отличу? Мертвая ты была. И белобрысый твой, убедившись в этом, слинял.

— Что? Антон был здесь? Он в порядке?

— Да, примчался вслед за скорой. Кричал, что на тебе не было ни царапины, что все ошиблись. Сам при этом весь в синяках и ссадинах. Я ему тебя выкатил, он постоял с минуту, руку твою потеребил, в дознании поучаствовал и ушел.

— Давно ушел?

— Да нет, с час. Тебя и привезли-то всего пару часов назад. А вскрытие назначили на семь утра.

Вера перевела взгляд на настенные часы.

— Может, стоит позвонить отменить?

— А им все равно надо доделать того на столе.

— Я понимаю, что ты не знаешь, куда сообщать в таком случае. Но может стоит позвонить в больницу, чтобы увезли меня обратно? Или в милицию заявить о вопиющем случае? Или дай мне оставленные кем-нибудь из твоих клиентов ботинки и пальто, и я просто пойду? — Вера заглянула в отрешенное лицо санитара.

Тут он впервые посмотрел на нее осознанно и даже немного серьезно.

— Чувствуешь себя нормально?

— Вполне.

— Тогда иди.

— Ага, щаз! — Вера резко передумала. Она закинула ногу на ногу и облокотилась на спинку дряхлого кресла, — Я засужу эту гребаную больницу, которая чуть было не похоронила меня заживо и буду безбедно существовать всю оставшуюся жизнь.

— Не стоит. Если ты сейчас не уйдешь, то вскрытие состоится, независимо ни от чего. Поверь мне на слово.

Вера, вздохнула.

— Шутник. Ладно, дай мне телефон. Эй, у тебя же есть мобила?

— Ты ничего не добьешься, — равнодушно заметил Пахом.

— Да я хоть Антону позвоню, он меня заберет.

— Не заберет.

— Машина разбита, но он найдет способ. Приедет на такси.

— Не знает тебя твой Антон.

— Как это не знает?

— Сказал, что просто подвозил тебя. Менты записали его показания, контакт взяли на всякий случай и распрощались.

— Ха, да все ты брешешь! За рулем была я, это я расфигачила его тачку, а он был в стельку пьян! Значит это не Антон приходил сюда. А самозванец какой-то, — Вера обиженно сложила руки на груди.

— Он самый, при мне его менты записывали.

— А что же он руку мою поглаживал, раз не признал?

— Да просто из жалости. Такая молодая и красивая, говорит. Ты и вправду даже мертвая была красивая, — мечтательно проговорил Пахом.

— Фу, извращенец! Похоже, я вовремя очнулась!

— И не такая бешеная, — добавил он.

— Так ты себя послушай! Что ты мне тут лепишь! Что вскрытие состоится независимо ни от чего, что труп мой тебя привлек, что мой мужик меня не узнал после трех месяцев знакомства.

А всего-то три месяца, они друг другу никто, с грустью подумала Вера. Она в него почти влюбилась, а вот он помалкивал… То ли присматривался, то ли обнадеживать не хотел. Мог ли Антон сейчас так поступить, чтобы избежать лишних хлопот? Вполне. С ее родней и друзьями он не знаком, так что даже если бы и признался, что знает потерпевшую, то ничем бы следователям не помог. Они и без него передадут информацию ее родственникам, а он поправит воротник своего модного пиджака и пойдет дальше, стерев этот неприятный инцидент и последние три месяца жизни из своей памяти. Он без труда найдет себе новую пассию или пороется в старых запасах, которые и без того бесконечно напоминали о себе, пока он был с Верой. Почему-то сейчас, когда она сидела в подсобке морга, распивая с санитаром медицинский спирт, согревая свое окоченевшее тело одеждой снятой с какого-то трупа, ее заботило только то, что Антон так легко смирился с ее смертью и в данный момент, пожалуй, уже даже не скорбит. Зная его спокойный непоколебимый характер, так оно и было.

А ведь она почти поверила, что с ним у неё может что-то получиться. После неудачного брака и череды безнадёжных романов, она вдруг встретила его, и уже почти не веря в удачу, просто поплыла по течению вместе с ним. Все твердили ей, чтобы она просто наслаждалась моментом, брала от жизни все. Но для истинного наслаждения ей нужен был рядом человек, к которому у нее было бы особенное отношение и с которым она представляла бы общее будущее. Ей уже не двадцать лет, чтобы тратить время на человека только потому, что с ним весело и кайфово. А рядом с Антоном она жила. Она вообще жила только когда любила. Но чем сильнее любила, тем скорее наступал конец всему. По ряду неизведанных причин. Антон вообще был не в её вкусе. Никогда не любила блондинов. Может быть, на то он и блондин, чтобы сломать систему, вырвать её из замкнутого круга обманщиков и неудачников. Несколько раз она отходила в сторону, давая Антону свободу выбора и время определиться. Лучше раньше, чем когда она потеряет бдительность. Но он, каждый раз оправдывая её самые смелые ожидания, возвращался в её жизнь с новыми идеями и предложениями, которые подразумевали совместное времяпровождение. Иногда Вера задумывалась о том, из-за чего их отношения могли бы оборваться, но никогда не предполагала, что причиной тому послужит её собственная смерть. А если бы ей кто-нибудь сказал, что у неё после этого ещё и появится возможность всерьёз обидеться на него, за то, что он так легко перешагнул через это событие, она бы сочла его сумасшедшим…

**2

— Слаще смерть, чем жизнь без тебя…

— Не я ушла, ты отпустил…

Н.А.

Антон уже второй час шёл по ночным улицам в направлении дома, яростно шаркая по свежевыпавшему снегу. По крайней мере, это направление было задано изначально. Но морг находился в таком захолустье, что пришлось долго петлять по пустынным дворам и подворотнями. Такси, на котором он прибыл на опознание Веры сразу же уехало, да и после посещения такого заведения ему захотелось немного проветриться. Несколько раз он разворачивался, намереваясь вернуться назад, но, как правило, шаге на пятнадцатом эта решимость куда-то улетучивалась. И он снова резко поворачивался в том направлении, где, как ему представлялось, находился его дом.

Почему он не признался, что был знаком с покойной? Решил, что это ничего уже не изменит, а лишь прибавит ему хлопот? Но все же это не справедливо по отношению к Вере. Он был её последним мужчиной. Это факт. Да и он пережил с ней прекрасные моменты. Он посмел надеяться, что вот она: та самая, в которой он нашёл все, что ему нужно. Он думал, что никогда не женится во второй раз, но глядя на нее задавался вопросом — а почему бы и нет? А она взяла и умерла! Без единой ссадины, без единой царапины. Просто умерла, как будто ему назло. И даже на операционном столе её бездыханное тело было прекраснее, чем когда либо, как будто посылая ему немой укор — смотри, что ты потерял. Ну да, он перебрал, попросил её сесть за руль. Хотя она тоже выпила бокал вина в начале ужина. Но дело не в этом. Дело в плохой видимости и проливном дожде так несвойственном для начала декабря. Да, она кричала, что ничего не видит, а он, надсмехаясь над её манерой вождения, заставлял ехать быстрее. А Вера натура горячая, хоть и грозилась остановиться и высадить его на трассе, но от возмущения поведением своего молодого человека вжимала педаль газа в пол ещё сильнее. Для обоих это была своеобразная игра, сгусток эмоций, сулящий незабываемый накал страстей последующей ночью. Как глупо. Это он убил её, как ни крути. Только поверить в это не мог до самого конца. В больницу её привезли без сознания, просто без сознания. Хотя оба они вылетели через лобовое стекло, поскольку были не пристегнуты. Но, видимо, все удары, и то не сильные, по касательной — принял на себя Антон. Веру же положили в обычную палату, пока ему обрабатывали его пустяковые раны. А через каких-то пару часов ему сообщили, что вторая участница аварии скончалась. Поверить в это было невозможно, и чтобы исправить это глупое недоразумение, ему пришлось поехать в морг. Поехать! Какого леса её так быстро увезли в морг к черту на куличики, если при больнице также имеется патологоанатомическое отделение.

Антон втянул голову в плечи. Со вчерашнего дождливого вечера здорово похолодало, а он был легко одет, да еще и свежие царапины саднили. Но молодой человек долгое время не обращал внимания ни на холод, ни на боль. Слишком велика была досада от событий сегодняшней ночи. Веру было жаль. И самому было дискомфортно. Сейчас он кое-как доберется до дома, а завтра снова проснется одиноким человеком. За последние три месяца он привык просыпаться с мыслью, что у него есть Вера. Хоть и требовалось еще время присмотреться к ней повнимательнее, но от встречи к встрече он все больше убеждался, что она именно та, кто ему нужна. Красивая, но лишенная всякого пафоса и надменности, простая, своя девчонка. Хоть за плечами у нее, как и у него был брак и неудачный опыт, она к своим почти тридцати годам сохранила легкий нрав и веселый характер. Ему нравился ее интеллект и чувство юмора. Порой ему даже казалось, что он немного не дотягивает и пасует перед ней, но Вера всегда вовремя умела сдать позиции и покориться ему, притвориться маленькой несмышленой девочкой, нуждающейся в защите и мужском плече. И снова его пронзило желание вернуться в морг. Как он мог оставить ее одну в этом жутком холодном месте, когда она впервые в жизни не притворялась беззащитной, а являлась таковой. Это последняя возможность побыть с Верой, максимально приближенной к ее живому образу. Через пару дней на похоронах вместо нее будет уже выпотрошенное чучело. А он и не собирался ни на какие похороны. Он сбежал от нее навсегда, в надежде поскорее расправиться с чувством досады, которое было вызвано смертью понравившейся ему девушки. Это подло и эгоистично. Он был зол на себя.

**3

Пою и пью,

Не думая о смерти,

Раскинув руки,

Падаю в траву,

И если я умру на белом свете,

То я умру от счастья, что живу.

Е. А. Евтушенко

— Короче, Пахом, знай, что все мужики козлы! — вещала Вера сидя на подлокотнике кресла, в котором скромно устроился Пахом. Одной рукой она похлопывала его по плечу, а второй размахивала для убедительности, рисуя в воздухе невидимые круги и не выпуская при этом наполовину наполненный стакан, — Знаешь, почему я тебе об этом говорю? Потому что ты — не совсем мужик. Ой, прости. Правильнее будет сказать, не совсем человек. Вот смотрю я на тебя и думаю: да ты же призрак! Местное приведение. Тебя окружают одни жмурики, ты тут с ними и тусуешься и пьешь и ешь.

— Я учусь в аспирантуре, — вяло парировал Пахом.

— Ой, а не поздновато ли ты об образовании задумался? Интересно, что случится раньше — ты получишь диплом или отбросишь кони от этого адского пойла?

— У каждого свое время.

— А мне кажется, ты тут совершенно в своей среде. Ну да ладно. В общем, мужики — предатели, эгоистичные бесчувственные твари. Я отнеслась к нему со всей душой, была хорошей девочкой при нем, такой как он хотел. А что получила взамен? Он сбежал из морга, оставив меня здесь одну. Вывод — быть надменной сукой всегда выгоднее. Полезно для здоровья и безопасно для жизни.

— Он оставил тебя, потому что ты умерла. Теоретически ты оставила его первая. Езжай к нему.

— Бегу и падаю! Сначала следует его как следует проучить, чтоб знал, что меня нельзя бросать ни при каких обстоятельствах! — Вера задумалась и вскоре заговорщически улыбнулась

— Он думает, что я умерла. Испугаю его до полусмерти, — зашлась она истерическим хохотом, похлопывая себя по коленкам.

Закатив глаза, Пахом осторожно отодвинул от Веры стакан, поднял его и отнес в маленькую пожелтевшую раковину.

— У тебя стресс. Понимаю. Но со спиртягой пора завязывать. Ты уже согрелась дальше некуда.

— Ты прав. Мне пора. Отсмеявшись, Вера встала и потянулась. Поеду домой приму ванну и посплю. А потом отправлюсь за своими вещами и заодно разнесу эту больничку в пух и прах.

— Смелый план, — пробурчал под нос Пахом, ополаскивая стаканы.

— Что ты сказал?

— Будь осторожна. Запись о твоей смерти уже сделана. Факт зафиксирован.

— И что?

— А то, что если с тобой что-то сейчас случится, то никто за это отвечать не будет.

— Я почти тридцать лет прожила до вчерашнего инцидента. Не думаю, что за одни сутки я смогу умереть дважды.

Пахом нехотя закопошился в шкафу.

— На, примерь.

Вере под ноги упали ботинки на грубой рифленой подошве со шнуровкой до середины голени.

— Прелестно. С неизвестного солдата сняли?

— Остальное все летнее.

— Аа, не сезон что ли?

— И вот, — Пахом протянул ей драповое пальто болотного цвета.

— Довольно стильно, — одобрила Вера, — А это что? — Вера указала на темные разводы.

— Кровь, совсем немножко, — равнодушно пояснил Пахом, закрывая шкаф, — Но зато теплое.

— Чудненько, — Вера сунула руки в широкие рукава.

— Ты серьезно? — удивился Пахом, поглядывая на нее с новым интересом.

— Да, главное поскорее отсюда свалить.

— На чем валить собралась? — Пахом порылся в кармане джинс и извлек смятую купюру, — Вот, на такси.

— Спасибо, — Вера приняла деньги и сунула в пальто.

На улице послышался звук подъехавшего автомобиля. Пахом снова принял озабоченный вид и метнулся к маленькому окошку, которое выходило наружу аккурат на уровне земли.

— Новый клиент? — поинтересовалась Вера.

— Не совсем. Все, вали скорее. Надоела уже. Давай, бегом.

— Все-все, ухожу, с радостью! — Вера поспешила к выходу.

Пахом тревожно смотрел ей вслед, нервно раздувая ноздри. Он стоял в конце длинного коридора, большие уши смешно торчали в стороны, в очках отражался свет голубоватой лампы. Вера прыснула и, послав ему воздушный поцелуй, всем весом навалилась на тяжелую железную дверь, которая сейчас символизировала для нее грань между царством мертвых и миром живых.

Оказавшись на улице, девушка поежилась. И правда, подморозило, а лицо покалывал падающий снежок. Почти семь утра, но до декабрьского рассвета было еще далеко. Из припарковавшегося только что черного мерседеса навстречу ей направлялись два бугая классически бандитской внешности. Вера накинула капюшон и нырнула с крыльца вдоль здания, дабы не пересекаться со странными ночными посетителями морга.

— Это еще кто? — послышалось ей вслед.

Вера, едва свернув за угол, остановилась и прислушалась к диалогу быдло-гостей.

— Одна из пахомовских шлюх, наверное? — хрипло ответил собеседник.

— Ему что, покойников стало мало? — прыснул первый в ответ.

— Хотя, она похожа чем-то на нашу последнюю клиентку, ты не заметил?

— Да нет, брось. Та уже холодненькая ждет нас внутри.

Вера поморщилась и быстрым шагом направилась в сторону автомагистрали, поклявшись себе больше никогда не возвращаться в это жуткое место.

Добираться до проезжей части пришлось минут пятнадцать. Еще десять ушло на то, чтобы найти сговорчивого таксиста. В итоге оказалось, что Вера даже перестаралась. Шофер не отличался особой тактичностью и сразу заострил внимание на запахе алкоголя, исходящем от его пассажирки:

— Что за повод?

— У меня день рождения, — пробурчала Вера.

— Сколько лет?

— Ноль. Это второй день рождения.

— Чего-то ты не слишком нарядная для торжества, — покосился на нее водила.

— Спонтанно вышло, — коротко отрезала девушка и уставилась в окно, всем видом давая понять, что не расположена к беседе.

Глядя за стекло на проплывающие мимо все еще темные улицы, Вера снова подумала об Антоне. Казалось, со вчерашнего вечера прошла целая вечность, она очень соскучилась и больше всего хотела бы сейчас оказаться рядом с ним. Принять душ, нырнуть под одеяло к нему под бочок и прижаться крепко-крепко. Потом проснуться и понять, что сегодняшняя длинная ночь — просто сон. Но это лишь мечты. Ни теплый душ, ни горячий чай, ни крепкий сон не помогут ей отделаться от гнетущего неприятного ощущения — ее предали. Предал тот, кому она больше всего хотела довериться.

Меньше всего сейчас хотелось думать о формальностях, которые ей придется пройти, чтобы вернуться к жизни. На бумаге. Но столь вопиющий случай необходимо обнародовать, а для этого ей понадобится хороший адвокат. Вера начала перебирать в памяти знакомых юристов. Вот с журналюгами, которые слопают эту историю, точно проблем не будет. Постепенно идея засудить больницу увлекла ее, и она не заметила, как такси въехало в арку ее многоподъездного дома.

— Какой подъезд? — грубый голос прервал ее размышления.

— Вон тот, — Вера протянула руку между передними сидениями, указывая дорогу, и осеклась.

Девушка съехала вниз по заднему сидению. Прямо напротив ее подъезда стоял тот самый черный седан, с пассажирами которого она столкнулась при выходе из морга. Вера бы и значения не придала, если б это был какой-нибудь форд, но мерседес бизнес-класса в обычном Московском дворе не заметить было сложно.

— Мимо, медленно, но уверено едем мимо и выезжаем через другую арку, — прохрипела Вера из-под заднего сидения.

Таксист в недоумении перекинулся назад, пытаясь сообразить, что происходит с его пассажиркой.

— Маршрут что ли меняем?

— Смотри вперед, как будто ты один в машине, — шикнула Вера, — Да, меняем.

Вера пока не понимала, чего она испугалась и почему, но ее колотила мелкая дрожь. «…Похожа чем-то на нашу клиентку… Да нет, наша холодненькая ждет нас внутри…» В памяти всплыли слова, которыми встретили ее два головореза. И теперь они дежурят возле ее подъезда.

Такси поравнялось с черным Мерсом. Вера зажмурилась и, кажется, даже вспомнила какую-то молитву. Ее губы беззвучно шевелились. Водила, на ее счастье молчал, и больше не оборачивался, но все равно казалось, что до выезда из арки в противоположном конце двора прошла целая вечность.

— Мы можем кататься все утро, дамочка, только платите, — заговорил, наконец, шофер.

Убедившись, что от дома отъехали на безопасное расстояние, и погони нет, Вера попросила остановить машину.

Неожиданно для нее самой, ей захотелось вернуться в морг и расспросить Пахома о том, что черт возьми происходит и кто эти люди. Он единственный, кто сейчас, вероятно, мог бы ответить на этот вопрос. Но возвращаться было опасно. Она не видела, сколько человек в машине у ее дома. Возможно, кто-то до сих пор дежурит в морге.

— В этой штуковине есть интернет? — Вера указала на планшет-навигатор, криво прицепленный к приборной панели.

— Конечно, — гордо, но с некоторым недоумением ответил таксист.

— Забейте «морг в Люблино, контакты».

— Мы же только оттуда, — удивился водила, но забил текст в поисковик.

— Мне нужно позвонить туда.

— Вот номер.

— А мобила есть? Можно позвонить.

Таксист протянул Вере трубку:

— Надеюсь, ты расплатишься за все это удовольствие?

— Пахом, это ты? — Вера уже разговаривала с невидимым собеседником.

— Вера? Живая?

— В смысле? Ты опять сомневаешься?

— Снова, — вздохнул Пахом, — Где ты?

— Я попыталась поехать домой, но там у подъезда дежурит машина, которая час назад приезжала в морг. Что происходит? Кто эти люди?

— Я же говорил, чтоб ты ехала к своему мужику. На фига поперлась домой?

— Может быть, потому что ты не потрудился объяснить мне по какой такой причине я не должна была туда ехать?

Пахом помолчал несколько секунд.

— Так ты поедешь к Антону?

— Нет! — взорвалась Вера, — Он меня бросил! — Из глаз брызнули слезы, — Он предал меня, он редкая сволочь, ненавижу его! — разрыдалась Вера.

— Тогда езжай к любой подруге, знакомым, только не к близким родственникам.

Вера вся побагровела и нечеловеческим голосом заорала в чужую трубку:

— Я прямо сейчас приеду в морг и вытрясу из тебя всю душу! Ты объяснишь мне что это за хренова конспирация или умрешь прямо там! Клянусь тебе! Ты знаешь, что мне нечего терять! Меня нет.

Вера кинула трубкой в водителя и обиженно проворчала:

— Обратно в Люблино.

Тот воздержался от комментариев на этот раз и тронулся. Зазвонил его мобильный.

— Это тебя, — протянул он Вере трубку.

— Да.

— Вер, у меня смена закончилась, — торопливо проговорил Пахом, — Приезжай ко мне домой, в Печатники. Давай я назову адрес водителю.

Вера молча протянула трубку обратно хозяину.

Внезапные слезы подсыхали, от усталости сводило тело, веки смыкались. Последнее, на что обратила внимание Вера, прежде чем провалиться в долгожданный сон — светает. Самой длинной и непонятной ночи в ее жизни все-таки приходит конец…

**4

Жизнь сердца — это любовь,

а его смерть — это злоба и вражда.

Господь для того и держит нас на земле,

чтобы любовь всецело проникла в наше сердце:

это цель нашего существования.

Праведный Иоанн Кронштадский

Антон поднял тяжелейшие веки и, взглянув, на часы очень удивился. Всего десять, а ему не спится. Странно, с учетом того, что вчера, придя домой, он опустошил едва початую бутылку виски. Голова раскалывалась на тысячи мелких кусочков. Но было что-то еще, еще более неприятное, чем ощущение дикого похмелья. Ощущение пустоты. Он знал, что так будет. Место в его кровати, его мыслях и даже в его сердце, занятое на протяжении нескольких последних месяцев, теперь пустовало. Он не успел дать понять Вере, что нуждается в ней. Не говорил громких слов, не звонил лишний раз, но думал о ней, засыпая и просыпаясь, любил перебирать в памяти фрагменты их совместного времяпровождения и всегда с радостным предвкушением ждал новых встреч.

Теперь он мог только вспоминать ее. И чтобы хоть как-то приглушить головную боль он поднял из глубин памяти самый яркий фрагмент — их первую встречу. Это случилось месяцев пять назад. Его приятель со схожим родом деятельности попросил заменить его на съемках. Проект малобюджетный и канал не очень популярный, но контрактом было не предусмотрено расторжение менее чем за двадцать четыре часа. В общем, по старой дружбе Антон согласился.

Это было ток-шоу с выдающимися личностями современности. Интервьюером выступала прелестная молодая женщина, не лишенная грациозности и доли кокетства. Как позже выяснилось, это был Верин дебют на телевидении. До этого, будучи замужем за Питерским музыкантом, она работала ведущей на радио. А после развода переехала в Москву и не прогадала.

Всем своим видом она излучала уверенность и успех, глаза горели от занятия любимым делом. Красное облегающее платье и красная помада на пухлых губах делали ее образ ярким и незабываемым. Антон, будучи оператором со стажем, тогда чуть не забыл включить камеру. Так он засмотрелся на красавицу-ведущую.

Но вот мотор. И он уже готов к разочарованию. Ну, пробилась красотка со стройными ножками и аппетитной попкой на телевидение, а дальше что? Это же не конкурс красоты, а ток-шоу, причем с претензией на серьезность. Тут говорить нужно, иметь вербальный талант, обладать способностью разболтать даже самого замкнутого собеседника. Ну да ладно, глядя на нее — слушать не обязательно.

Но уже с первых минут Антон заслушался и, поймав себя на этом, мысленно аплодировал покорившей его дебютантке — Вере Званцевой.

После съемок в ближайшем баре отмечали открытие нового шоу. Его ведущая упивалась успехом и похвалами коллег и ни разу даже не взглянула в сторону, скромно устроившегося в самом углу у барной стойки, оператора. Но, собравшись домой, она подошла к нему, поблагодарила за съемку и предложила познакомиться поближе.

Знакомились они бурно и страстно до самого утра — в ее кровати, застеленной простынями, украшенными такими же красными маками, как ее сегодняшнее платье.

Наутро Антон боготворил эту женщину, но почему-то обоим было понятно, что столь спонтанное знакомство окажется скоротечным. Вера не предложила ему завтрак, и встала только чтобы закрыть за гостем дверь. На прощанье они вежливо поулыбались друг другу и расстались, казалось, навсегда.

Приятное послевкусие длилось несколько дней, но Антон не искал повторной встречи. А потом вообще на месяц уехал в командировку и почти забыл про спонтанное знакомство.

Но спустя два месяца снова позвонил тот же приятель с аналогичной просьбой. Еще до того как он ее озвучил, сердце Антона выдало сбивчивый ритм. Он уже понимал, что ему предоставляется второй шанс. И он им воспользовался. С того дня они с Верой почти не расставались, по крайней мере, учитывая плотный рабочий график у обоих.

Как выяснилось, оба были не готовы и побоялись вступать в новые отношения. У обоих за спиной неудачные браки и романы. Но решение рискнуть и попробовать что-то построить из общения пришло обоюдно. Вернее, они никогда не обсуждали это решение, но на деле давали друг другу понять, что им хорошо вместе. Точно так же, не обсудив ничего, Вера ушла. Вчера она покинула его навсегда.

Воспоминания прервал телефонный звонок, отразившись острой болью где-то в центре головы. И все-таки сознание — странная и жестокая штука: первым делом Антон подумал о том, что это, возможно, звонит Вера. Тут же осек себя, и боль стала еще нестерпимее. «Марина» — издевательски высвечивалось на настойчиво вибрирующем аппарате.

Зачем-то он ответил. Вера терпеть не могла Марину — эту «сшитую по частям куклу с отверстиями для надува в нескольких ключевых местах и носом Майкла Джексона». Природная аристократичность в Вере прекрасно уживалась с жаргоном, приобретенным за годы проживания с музыкантом и вращения в рок-тусовке, пусть и культурной столицы.

— Антоша, хочу напомнить, что жду тебя сегодня в шесть на своем дне рождения. Если хочешь, можешь взять с собой эту свою… Веру? Хотя ты знаешь, что больше всего я обрадуюсь, если ты будешь один.

— Я уже один, — прохрипел Антон и отключил телефон.

Ему удалось снова уснуть на несколько часов, но когда он проснулся, голова еще побаливала. Он поискал что можно выпить, но дома ничего не оказалось. Он собрался было в магазин, но вдруг вспомнил про приглашение на праздник. Там уж точно будет, чем залить свою печаль. Он слегка привел себя в порядок и отправился к Марине.

Не слишком уж долго он выдержал общество тусующейся золотой молодежи, но влить в себя успел достаточно и, решив, что хватит, довольно рано собрался домой. Выходя из заведения, он с трудом отбился от блондинки в соболином манто, которая пристроилась к нему у бара и старалась пить наравне с ним. В какой-то момент он устал сопротивляться, и у него промелькнула мысль пуститься во все тяжкие, оправдываясь чувством невосполнимой утраты, но что-то остановило его. И в этом состояла большая удача для него, потому что то, что он увидел около своего дома, было предназначено только для его глаз. Хотя, как знать, возможно, если бы он приехал к дому не один, то не начал бы сходить с ума.

**5

Мы рождаемся с криком,

Умираем со стоном.

Остается только жить со смехом.

Виктор Гюго

Вера сладко потянулась после крепкого сна. Пробуждение в незнакомой квартире на чужом диване ее не сильно смутило. Что-то подсказывало, что страшнее, чем вчерашнее пробуждение в железной ячейке морга, уже ничего не будет. А значит, самое страшное позади.

Вчерашней одежды на ней не было. Только длинная свежая футболка. Ну, ничего, Пахом уже видел ее голой — успокоила себя Вера. Ведь вчерашний таксист должен был отвезти ее именно к нему. Девушка огляделась. Скромная квартирка, в советских мотивах, однушка, максимум двушка. Но все довольно аккуратно и чистенько. Вкусно пахло свежеприготовленной едой, скорее всего с кухни. У Веры свело желудок — она почти сутки ничего не ела, если не считать черный хлеб, которым закусывала медицинский спирт. Девушка пошла на запах.

— Какое умиление! — обратилась она к стоящему у плиты в нелепо повязанном фартуке Пахому, — Вот каждое утро наблюдала бы такую картину! Мужчина в фартуке, готовит завтрак, — мечтательно протянула Вера.

— Ну, во-первых, я уже пообедал. Ты проспала целый день. Но я подумал, что супом угощу тебя попозже, а пока решил пожарить яичницу. Ты как?

— Валяй, я сейчас слона съем.

Вера продолжала с умилением наблюдать за хозяином квартиры.

— А шарфик-то зачем нацепил? Тут тепло.

Поверх домашней футболки действительно намотан легкий шарф.

— Хочешь походить на итальянского шеф-повара? — Веселилась она.

— Я в магазин ходил, — серьезно ответил Пахом и кивнул на пакет стоящий в углу, — Там тебе кое-какая новая одежда, в том числе нижнее белье, так что можешь одеться.

— Спасибо, мне и так комфортно пока. Да и у тебя, наверное, не часто по дому расхаживают полуголые красотки, которым ты готовишь завтрак, — заговорщически подмигнула Вера, — Так что продлю тебе удовольствие. Можешь даже вообразить себе, что развлекался со мной всю ночь. Разрешаю, — прыснула она.

В ответ перед ней на стол упала тарелка с чуть подгоревшим омлетом:

— Приятного аппетита.

— Ну ладно, не злись. Будет и на твоей улице праздник.

— Меня больше интересует вопрос, что делать с тобой дальше.

— Сейчас я позавтракаю, кстати вкусно, с сыром! Ммм…, — рассуждала Вера, уплетая за обе щеки, — Потом схожу, наконец, в душ. А потом ты отвезешь меня к Антону. Тачка у тебя есть?

Пахом смотрел на нее устало, не веря в столь легкое избавление от нежданной гостьи.

— И все?

— Ну как все? Потом вернемся к тебе и будем думать, как нам разгребать все дерьмо, в которое я влипла.

— Нам? Что-то я не понял. Я думал вам — с Антоном.

— Нет. К Антону мы едем за другим. Сам все увидишь. Я уже все продумала. Сведу его с ума за предательство.

Пахом в очередной раз закатил глаза и принялся заваривать чай для своей гостьи.

— Ну и? — поинтересовался Пахом, припарковавшись, где указала ему Вера.

— Теперь ждем. Дома его нет.

— С чего ты взяла?

— Свет не горит.

— И сколько ждать?

— Не знаю. Сколько нужно.

— А если он не придет сегодня?

— Если он посмел загулять на следующий день после моей смерти, то я ему просто сразу голову оторву.

После этого замечания Пахом напрягся и замолчал. Вера тем временем принялась снимать с себя одежду.

— Жарко? Давай печку убавлю.

— Нет. Мне нужно подготовиться.

— Что ты задумала?

— Хочу, чтобы он увидел меня именно такой, какой оставил в морге.

— Мертвой?

— Нет. Обнаженной.

Вера сняла всю одежду и, накинув на плечи пальто, принялась ждать.

— Ничего что на улице минус десять? — опасливо покосился на нее Пахом.

— Это не займет много времени. А я в молодости ныряла в прорубь на Крещение. Хотя вчера в морге было все равно холоднее. О, такси! Это он!

Вера скинула пальто и в чем мать родила вышла из машины и пристроилась за углом дома. Прислонив указательный палец к губам, она выпучила глаза и замахала в сторону Пахома. Тот погасил фары, выключил зажигание и принялся наблюдать за разворачивающейся на его глазах трагикомедией, разыгрываемой какой-то полоумной девахой.

Молодой человек, которого вчера Пахом уже видел в морге, покачивающейся походкой вышел из такси. Еще с минуту, придерживаясь за дверь, он расплачивался с водителем, после чего, пошатываясь, направился к подъезду.

— Твой выход детка, — Пахом, зарядившись Вериным энтузиазмом, довольно потер руки.

Обнаженная девушка с длинными темными волосами появилась из-за угла дома и окликнула молодого человека. Тот остановился, замер и долго вглядывался в ее черты. Пахому показалось, что Антон пустил слезу. Вера протянула руки вперед и медленно, как будто плывя по снежному насту направилась в его сторону. Ее губы едва заметно шевелились: она что-то шептала. Пахом готов был аплодировать стоя. Паночка из Гоголевского Вия нервно курит в сторонке по сравнению с сегодняшним выходом Веры. Тем временем Антон что-то сказал в ответ, всего одно слово, и скрылся в подъезде.

Пахом, не выдержав, вышел из машины и протянул Вере пальто. Она довольная бросилась ему навстречу.

— Ты, оказывается трезвая такая же дурная, как и пьяная.

— А ты меня еще и не видел пьяной, — парировала Вера, просовывая окоченевшие запястья в рукава.

— Боже упаси! — рассмеялся Пахом.

— И все же, мой театральный дебют нужно обмыть, — заключила Вера, сев в машину.

— Мне пора на смену.

— Окей, я с тобой. Только за вискарем заедем по дороге, а то местное пойло я пить больше не хочу.

Пахом понимал, что сопротивляться бесполезно.

— Что он сказал тебе?

— Кто?

— Антон. Он что-то сказал, перед тем как уйти.

— Аа, — протянула Вера, — Я позвала его с собой. А он сказал: «Прости».

Девушка задумчиво уставилась в окно. Пахом понимающе кивнул.

**6

Всю жизнь ночами мы привыкаем к смерти…

Н.А.

Заливисто хохоча, Вера запорхнула в помещение морга, сжимая в одной руке открытую бутылку шампанского, а во второй — виски.

— Нет, жаль ты не видел его выражения лица! Просто умора. Я — гениальна!

— Тише, — шикнул на нее Пахом.

— А что такое? Боишься, что разбудим какую-нибудь еще сумасшедшую вроде меня? Нееет, я одна такая!

— Да просто хочу убедиться, что нас здесь никто не ждет.

— А, ты про вчерашних бугаев? Погоди, сейчас накрою нам стол, и будешь рассказывать мне про них.

В морге больше никого не было. В уже знакомой подсобке Вера нарезала сыр, открыла банку оливок и помыла фрукты.

— Профессионально и быстро, — присвистнул Пахом.

— В общежитии при Питерской консерватории в начале двухтысячных такой стол показался бы пиром.

— Ты училась в консерватории?

— Нет, мой бывший муж учился.

— А теперь с ним что?

— Спился.

— Аа, я б тоже спился, — понимающе кивнул Пахом.

Вера хлопнула его по плечу.

Едва они уселись за стол, с улицы послышался звук подъезжающей машины.

— Пахом нервно встал и прильнул к окошку.

— Новое поступление? — разочарованно протянула Вера.

— Хуже, — выдохнул Пахом.

Вера попыталась встать, чтобы тоже взглянуть в окно, но Пахом приказал ей сидеть:

— Если не хочешь остаться здесь навсегда, то не двигайся с места и веди себя тихо, как мышь. Я закрою тебя здесь на некоторое время. Не высовывайся.

— А что если…

Пахом повернул к ней искаженное то ли злобой, то ли страхом лицо:

— Он сам приехал сюда, ты понимаешь?

— Кто? — прошептала Вера.

Но ответа не последовало. Дверь захлопнулась с той стороны, и несколько раз лязгнул замок.