И книга память оживит

Посвящено детям и внукам…

Описание

Перед нами страницы воспоминаний участника событий военных лет — Гуляева Николая Терентьевича.

Родился он 24 июля 1907 года в Горьковской области (ныне Нижегородской). Подростком работал в бригаде печников, ходил по деревне с бригадой и зарабатывал на хлеб. Отец умер очень рано, нужно было помогать большой семье.

Было огромное желание учиться; и он окончил школу, ушёл служить в Красную Армию. Служба проходила в Москве. После армии поступил на высшие ветеринарные курсы и получил диплом ветврача. В начале тридцатых годов был направлен на Дальний Восток. Работал по специальности в посёлке Покровка Смидовичского района (ныне станция Приамурская). К началу войны был помощником директора по кадрам, а затем стал председателем поселкового совета.

С первых дней войны Николай Терентьевич был призван в армию. Дивизия, в которой он служил, стояла на охране дальневосточной границы. Николай Терентьевич был политруком в сто четырнадцатой стрелковой бригаде. Это были учебные полки офицерского состава, готовившие командиров армейской батареи. Несколько раз писал заявление на фронт, но получал отказ, так как нужно было обучать молодых бойцов.

Николай Терентьевич освоил управление танком Т-34, сдал курс старшего механика-водителя и сразу выехал в Челябинск для формирования отправки на фронт.

Мысль написать воспоминания возникла много лет спустя, в год сорокалетия Победы.

Жил Николай Терентьевич тогда в Хабаровске. В Советской Гавани у него рос маленький внук. В 1976 году впервые посетил Советскую Гавань, да так и остался здесь жить на несколько лет: он полюбил этот маленький город с его удивительной природой и чистым воздухом. Николай Терентьевич интересовался историей Советской Гавани, часто бывал с внуком в музее; много рассказывал о войне.

Вот тогда, в 1985 году, к юбилею Победы он и решил записать свои воспоминания о последних днях прошедшей кровавой войны. Эти воспоминания он посвятил любимому внуку.

Через пять лет Николая Терентьевича не стало. Он умер 3 ноября 1990 года.

Предисловие

Ранним утром я вышел из дома, было пасмурно, накрапывал дождь. «Всё ровно поеду на воскресник!» — решил я. Все мы любили эту работу «на миру», для общего блага. На Приамурской сели в специальный поезд, на станции Ин высадились. Нас направили на строительство автодороги в посёлке Смидович. Лопаты, кирки, ломы, носилки уже ждали нас.

Начали работать дружно, азартно. Но вот узнали: на станции собирается народ, все взволнованы. Что такое? Оказывается, рабочий митинг. Вдруг услышали: «Война!!!».

Обожгло душу. До самого дна! Ехали домой взбудораженные, сердце рвалось, требовало действий. Помню, как каждый горячо говорил:

— Все, как один, встанем на защиту Родины! Себя не пожалеем…

Словно клялись друг другу.

Пенсионер-коммунист Н. Гуляев, Хабаровск, 22. VI 1980 г.

***

В это время я работал в покровском совхозе «Дар Урса» ДВЖД помощником директора по кадрам. Заводил на рабочих трудовые книжки, которые впервые вводились по СССР. Был депутатом Покровского поселкового совета, заместителем председателя, а затем и сам стал председателем.

Через месяц после начала войны, 26 июля 1941 года мне позвонил из Смидович начальник райвоенкомата товарищ Никифоров. Он передал: «Товарищ Гуляев, вы призываетесь в Армию 27 июля. Вам надлежит явиться в военкомат, при себе иметь паспорт, военный билет, мыло, кружку, ложку». Я сдал все председательские дела секретарю, попрощался и вышел из сельсовета.

Прибыл в указанное время в военкомат, а уже вечером выехали в город Биробиджан. Там и началась моя армейская служба, длившаяся пять лет.

Вначале политруком в Эвакогоспитале №9 Д-В Краснознамённой Армии. Затем в сто четырнадцатой стрелковой бригаде. Там пришлось поработать с личным составом основательно — первая рота была укомплектована из бывших заключённых. Затем, с весны 1943 года, учебные полки офицерского состава готовили нас стать командирами артиллерийских батарей.

Осенью семьсот человек погрузили в эшелон и повезли на запад.

Выгрузились мы на станции Буй, разместили нас в приспособленных казармах, ранее это были склады, здесь мы снова взялись за учёбу, осваивали танки Т-34, за вождение танков я получил хорошую оценку. Очевидно, это и определило в дальнейшем мою судьбу. Мы стали изучать новые прибывшие к нам артиллерийские самоходные установки ста двадцати двух и ста двадцати пятимиллиметровых орудий. Состав обслуживания орудий состоял из пяти человек: два офицера и три сержанта, коммунисты и комсомольцы. Я сдал курс на механика-водителя старшего и лишь первого января 1945 года выехал в город Челябинск для формировки и отправки на фронт артиллерийских батарей самоходных установок (сокращённо «СУ»).

В Германии

В предрассветной мгле вырисовывались очертания пристаночных строений, валил небольшой мокрый снег, покрывая белой пеленой окрестности.

Эшелон поставили под разгрузку, одна за другой медленно сползали с платформ ста двадцати двух и ста двадцати пяти миллиметровые орудийные установки, выстраиваясь в походную колонну.

Встречать нас на станцию приезжал старшина, мужчина среднего роста, с волевым обветренным лицом, крепкого телосложения. Быстро, по-деловому, познакомился с нами, вкратце рассказал о том, что представляет собой воинская часть, в которую мы прибываем.

Триста пятьдесят пятый армейский полк входил в состав седьмого механизированного корпуса резерва главного командования первого украинского фронта.

Полк разместился на отдых вместе с небольшим пополнением, участвующем в боях по окружению города Бреславу.

Прибыв на место расквартирования, мы, экипажи трёх машин, расположились в просторной бревенчатой избе. Хозяин дома, высокий седой и хмурый старик, в разговор с нами не вступал, однако, зная неплохо русский язык, о себе сказал, что он по происхождению поляк, и что в доме никого кроме него нет.

На третий день после приезда, это было восьмое марта, все офицеры полка собрались на вечер встречи новичков с бывалыми в боях товарищами. Вечер проводился в школе. На длинных столах стояла хорошая по тем временам закуска, вино, пиво. Нас, вновь прибывших, рассадили среди бывалых, обстрелянных в боях офицеров. Беседуя с нами, они рассказывали о проведённых боях, учили, как вести себя в бою, развивая инициативу и смелость. Не боясь врага, бить его по-гвардейски.

Вечер прошёл весело. Мы пили за скорую победу над врагом, за наших славных женщин, так как был Международный женский день, восьмое марта 1945 года. Специально для женщин играла гармонь, мы пели песни и плясали.

Поздно ночью, изрядно выпившие, мы возвратились в свои подразделения. Так состоялось наше первое знакомство с командованием полка, с офицерским составом.

Десятого марта был получен приказ готовить машины к походу, выдвигаться на исходные рубежи для наступления, прорыва немецкой обороны, развивать боевые действия по окружению и ликвидации Опельнской группировки немецких войск.

Рано утром двенадцатого марта на предельной скорости мы вывели машины к линии фронта. Во второй половине дня стали слышны отдалённые орудийные раскаты.

На дороге стали появляться большие воронки от разрывов авиационных бомб.

По прибытии в район сосредоточения мы поставили СУ на опушке леса, замаскировались. Перед закатом солнца нас, офицеров, собрал командир полка, стояли наготове две грузовые автомашины. Командир выстроил нас около них и кратко объяснил, что едем на передовую рекогносцировки местности для наступления. Затем дал команду: «По машинам!».

Проехав по временному мосту через небольшую речку Нейсу, где был плацдарм наших войск, мы увидели полуразрушенную деревню, в подвальных помещениях которой в укрытиях находились пехотные подразделения. Противотанковые орудия были хорошо замаскированы. Высоко над землёй в развилке большой берёзы висел труп серой лошади, очевидно, её отбросило туда взрывной волной. Над ней кружили стаи ворон. Когда нашему взору предстала такая картина, то мы, новички, стали, наконец, осознавать, что значит война.

Оставив автомашины в деревне, мы пошли полем, затем углубились в лес. Вокруг стояла тишина, но в этой тишине прослеживалась какая-то насторожённость. Лес сменился парковой буйной зарослью. На высоком косогоре стоял довольно солидный кирпичный двухэтажный особняк, в него тянулись телефонные провода, очевидно, здесь размещался командный пункт передовых частей. Отсюда хорошо просматривался передний край немецкой обороны, видны были проволочные заграждения.

Соблюдая маскировку, командир полка поставил задачу, указав передний край противника, который был виден с этой высотки. Каждой батарее он дал направление движения боевых порядков и сектор обстрела, а после проверки усвоения задачи подразделениями, командирами артиллерийских СУ поздно вечером вернулся на место сосредоточения нашей части. Поужинали, но спать нам не пришлось, в темноте ночи вывели машины из укрытий и повели их с полной светомаскировкой, кое-где командир вылезал из машины и, просвечивая переносной лампой, показывал путь движения.

Остановили СУ вблизи командного пункта. Ночь, тишина, только от лёгкого дуновения ветерка зашумели кроны деревьев. В пять часов утра началась артподготовка, грохот орудийных выстрелов и разрывы снарядов превратились в сплошной общий гул, дрожала земля, кроны деревьев трескались от пролетавших мимо снарядов.

Как внезапно началась артподготовка, так внезапно она и прекратилась. Начался рассвет. На востоке поднималась заря. Пошли в наступление танки СУ. Вот мы уже миновали проволочные заграждения и увидели, как лежит убитый солдат: в руках у него были ножницы, которыми он резал стальную проволоку для прохода нашей пехоты.

Я веду машину по разбухшей по-весеннему земле, мотор ревёт на пределе. Температура воды в моторе поднялась до ста пяти градусов. Раздался приказ от командира: остановить машину. Вызвали ремонтную бригаду.

Впереди, метрах в десяти, подорвалась на минах самоходка нашей батареи. Порвалась гусеничная лента. Когда из этой машины вылез командир лейтенант Вишняков, чтобы осмотреть повреждение, тут же подорвался на мине сам. Наскоро вырыли могилу и захоронили труп товарища. Здесь же валялись трупы немцев. По полю быстро едем на тягаче. Солдаты гибнут от взрывов мин. Лошади бегут по полю с остатками разбитых телег. Немецкая артиллерия бьёт шрапнелью, вспыхивает близко над землёй чёрное облако дыма.

Мы сидим в машине, осколки снарядов, шрапнель, автоматная стрельба нам не страшна за бронёй. Как только стрельба поутихла, санитарки на двух носилках понесли раненых товарищей, с которыми мы были знакомы ещё с Челябинска. Они поставили носилки с ранеными на землю и дали нам с ними попрощаться. Один из них, с запёкшейся на губах кровью, со слезами проговорил: «Вот и отвоевались мы, очередь теперь за вами!». Мы же пожелали им скорейшего выздоровления, а потом санитарки подняли носилки и удалились. Мы смотрели вслед им, уходящим в тыловой медсанбат.

Во второй половине дня приехали ремонтники. Оказывается, в нашей машине отказала водяная помпа. К вечеру ремонт обеих машин был закончен. Прибывший связной дал направление движения для соединения с передовыми наступающими нашими батареями.

Над нашими машинами нависли облака, накрапывал мелкий дождь. К вечеру мы подъехали к деревне, на окраине которой стояли рассредоточенные батареи. На расстоянии метров пятнадцати стояла машина лейтенанта Карелина, которая пришла вместе с нами после ремонта. Из люка вылез замковый младший сержант, и в этот момент вражеская пуля пробила ему живот. От сильной боли он закричал, стал ругаться и выть. Ко мне подошёл майор с военфельдшером — ленинградкой Олей, и дал команду отвезти раненого в медсанбат. Я быстро развернул машину, осторожно погрузили в неё раненого и в сопровождение медсестры доставили его в госпиталь, который располагался в соседней деревне. Утром нам сообщили, что раненый скончался.

Весь вечер длился бой за деревню. Только к утру мы смогли её отстоять. После этого боя враг ослабил сопротивление, а мы продолжали наступать. Ничто не могло остановить нашего наступательного порыва. В деревнях противник сооружал срубы поперёк улиц, наполняя их камнем, однако мы смело, решительно продвигались вперёд, преодолевая препятствия.

Наступление шло успешно. Колонна танков и артустановок шла вглубь прорыва. В деревнях население эвакуировалось, во дворах остался скот: коровы, свиньи, птицы. Кое-где в распахнутых окнах немцы вывешивали белые флаги.

Утром, как правило, наши части вели кратковременную артподготовку, а затем продолжалось движение колонны. Противник на отдельных участках оказывал сопротивление, но успех боя был на нашей стороне. На четвёртый день наступления наша колонна подошла к большому населённому пункту. С противоположной стороны села взметнулись в небо несколько разноцветных ракет, впереди слышны крики: «Ура!». В это время по колонне разнеслось сообщение, что мы встретились со своими войсками, окружение Опельнской группировки немцев закончено успешно.

Наша батарея поставила машины у крайнего дома. Довольно усталый, я вышел из машины, день был по-весеннему тёплый. Было приятно побыть на свежем воздухе.

Мы расположились в двухэтажном доме, верхний этаж был довольно приличный, двор просторный, в стойлах стояли черно-пёстрые коровки с отвисшим и наполненным молоком выменем. Однако следить за ними было некому. Хозяева сбежали. В свинарниках свиньи кричали и просили еды.

На улице было пустынно. Когда я шёл по улице, навстречу мне попались три монахини, они, причитая, рассказывали, как ухаживали за нашими раненными бойцами. Пока они говорили, моё внимание привлекла цепочка военных в длинных шинелях. Они проходили через улицу, а потом скрылись во дворе большого дома. Увиденное меня заинтересовало, и я пошёл за ними. Захожу во двор: там пусто, никого нет. Увидел, что возле телеги что-то делает паренёк. Подошёл к нему, он оказался русским. Однако он почему-то меня испугался. На мои вопросы даже не смог ответить. Я ощущал, как он дрожал. В это время ко мне подбежала русская девушка, которая вкратце рассказала, что работает у немца, а военные и этот парень работают вместе с военнопленными французами в подвальном помещении.

Я вернулся в штаб полка и доложил об увиденном, рассказал, что в селе есть французы. Мне дали одного автоматчика, и мы с ним вошли во двор, сказали девушке, чтоб она вызвала солдат. Из подвала вышли двадцать семь человек, построившись в колонну по двое. Мы их доставили в штаб полка. Там девушка-переводчица вела с ними деловой разговор, выяснилось, что они работали у крестьян и давно уже влачили полуголодное существование. Это сильно сказалось на состоянии их здоровья. Вышли они из штаба возбуждённые и радостные, о чём-то разговаривая между собой. Да как же им было не радоваться, когда с этого дня они получили освобождение. Скоро их ждало возвращение на родину, в свои семьи.

В первую очередь надо было их накормить, старшина организовал для них обед. Они пришли в дом, где я находился, и горячо меня благодарили за то, что я доставил их в штаб, и они обрели свободу. Протягивали мне блокноты и просили оставить автограф на память об этом знаменательном дне. Я расписывался, с гордостью ставил в блокнотах свою фамилию, один француз подарил мне как сувенир монету в один франк. Это был дружественный жест благодарности, нас сплотила борьба двух дружественных народов против общего врага — немецкого фашизма.

Вечером в зале нижнего этажа состоялся довольно приличный ужин. На длинном столе стояло вино и пиво, много разных закусок. Собрался офицерский состав. Командир полка, подполковник (фамилию, увы, не запомнил), произнёс тост за успешное окружение Опельнской группировки немцев и сказал: «Это была блестяще завершённая операция с малыми людскими и материальными потерями. В дальнейшем нам предстоит разгромить, уничтожить окружённую группировку. Предстоят упорные бои, после этого будет решающий этап — наступление на Берлин. За успех в боях, товарищи!».

После ужина, довольно уставший, я ушёл на верхний этаж и в комбинезоне, не раздеваясь, лёг на чистую немецкую перину. Часа через два меня разбудили, был приказ по машинам на выход. Колонна вытянулась по улице, в полной темноте, не включая фар, мы выехали из села, миновав поле. Колонна вошла в город. Кругом была тишина и кромешная темнота. Впечатление было такое, будто город был мёртв. Чувствовалось что-то неприятное, недоброе.

Мы выдвинулись на противоположную окраину города. Стало потихоньку рассветать. Колонна остановилась для выяснения обстановки. Взошло солнце. Кругом по-прежнему сохранялась тишина, стрельбы не было слышно. Очень хотелось спать, усталость от бессонных ночей давала о себе знать.

Лейтенант Усков — командир нашей СУ — получил задание выдвинуться вперёд, поставить машину в засаду на вероятном маршруте движения танков противника к городу. Вдоль дороги, по которой мы следовали, была узкая и высокая насыпь, из-за большого потока техники нас прижимало к обочине, и машины медленно начали сползать. Моторная часть оказалась внизу, а ствол орудия поднялся вверх, как зенитка. А метрах в трёхстах от нас на опушке леса немцы наблюдали, как мы с помощью другой машины с трудом выехали на дорогу. Для немцев мы были хорошей мишенью, однако стрельбы не последовало. Для нас всё обошлось благополучно. Мы следовали, продолжая движение к заданному маршруту, проехали небольшой населённый пункт, видели много немецких трупов, очевидно, здесь был жаркий бой.

На перекрёстке улиц мы остановились под развесистой кроной дерева, приготовились встретиться с огнём вражеских танков. Вокруг была тишина. Много зелени. Солнце приятно припекало. Метрах в пятидесяти от нас на обочине стояли две арбы, нагружённые домашними вещами. Лошадей не было, две молодые женщины ходили возле повозок. Вот шла группа немецких офицеров, они, прижавшись, друг к другу, что-то несли в солдатском одеяле. Поравнявшись со мной, они на ломаном русском объяснили, что несут к нам в медсанбат раненного русского офицера. Но так ли это? Мы им не верили, так как, возможно, к нам в тыл они несли своё оружие. Но мы не стали их проверять, тем самым проявив беспечность. Это не входило в наши обязанности, тем более немцы не имели автоматов.

В час дня нас сняли с засады и благополучно вернули в город.

Вторая засада, ранен командир, горит машина

В городе скопилось много наших войск, техники, разведка доложила о том, что немцы готовятся окружить город.

Нам был дан приказ выдвинуться на окраину города с задачей выяснить обстановку, огнём орудий задирать противника. Мы выехали за город в поле, местность далеко просматривалась. Слева в километре от нас был большой сарай, путь нам преграждал широкий овраг, а за ним стояли отдельные дома. Было видно, как немцы делали перебежки, вели автоматную стрельбу в нашу сторону. Мы дали два выстрела осколочных по сараю и по домам, где накапливались немцы. Лейтенант Усков приоткрыл верхний люк, и тут же по нему прошлась автоматная очередь, лейтенант быстро захлопнул люк, струя крови застилала ему лицо: пуля прочертила по черепной коробке. Наскоро сделали ему перевязку. А потом снова последовал удар по машине. Внутри блеснула искра, пошёл дым. Мы выскочили из машины, сделали перебежку через дорогу, залегли в кювет и в этот миг увидели, что машина горит. Стрельба в нашу сторону продолжалась. Нельзя было даже поднять голову. Через дорогу перебежали два безоружных немецких солдата с поднятыми руками, за ними наши с автоматами. И их тут же ранили. Лейтенант Усков кричал им, чтоб они ложились, и они легли возле нас в кювет. Тут произошло следующее: когда немцы и наши солдаты легли, Усков закричал им:

— Я ранен, машина горит, ранен солдат. Это вы, немецкие сволочи, виноваты!

А затем направил пистолет на немцев. Первый немец промолчал, а второй (он оказался русским власовцем) закричал и начал молиться:

— Не убивайте! Я русский, из-под Курска! У меня там жена, двое детей!

— Ах ты, сволочь! Немцам продался! Наших убиваешь, ну так получай! Первым Усков пристрелил власовца, а затем и немца. Так они и остались лежать рядом, два трупа. Два врага, немца, и наш предатель. Сделали опять перевязку раненому солдату. Короткими пробежками по канаве устремились в город, пули свистели над головой, спасали лишь канавы. А позади нас горела самоходка. Дым высоко поднимался в небо. Мы догнали раненого русского солдата. Он был ранен в рот, губа была порвана, остатки её свисали изо рта вместе с дёснами, и было много крови, которая прямо хлестала из его раны. Он не кричал, а испускал какой-то щемящий душу звук, мы помогли ему добраться до города Нойштадт.

Площадь в городе была полна нашими войсками: танки, самоходки, автомашины, полевая артиллерия на прицепе. Лейтенант Усков доложил о коротком бое с противником и гибели машины, сдал взятые у немцев документы. Тут же его направили в медсанбат на излечение, после этого я больше его не видел.

Немцы предприняли контратаку на город, стремясь охватить всё кольцо. На площади скопились войска и техника. Мы стали выводить наши войска из города. Наш триста пятьдесят пятый полк покинул город, вышел на полевой просмотр. К вечеру мы заняли станцию и небольшой населённый пункт. Всю ночь длилась автоматная перестрелка. На горизонте небо освещалось ракетами. В темноте поужинали. Не имея больше СУ, мы, экипаж из четырёх человек, улеглись спать в сарае на сене. Ночь была тревожной, однако сон взял своё, и, изрядно уставшие, мы заснули.

Следующее утро выдалось хорошим, по-весеннему грело солнце, вокруг зеленело, стрельбы уже было не слышно. Я умылся возле водоразборной колонки, вышел за ворота и увидел, что в это время по дороге вели колонну пленных немцев. Танкист кричал, обращаясь к колонне: «Есть среди вас власовцы?». Ответа не последовало. Колонна прошла молча, потом товарищи рассказали, что среди пленных, когда они находились на сборном пункте в сарае, выявили одного власовца и тут же, при немцах, его и повесили. Это была месть. Власовцы бились против нас с большим упорством. Немецкое командование поощряло их, им был установлен паёк довольствия лучше, чем немецким солдатам, о чём с обидой рассказывали немцы.

На обочине дороги стояла штабная немецкая автомашина, вокруг повсюду были разбросаны штабные бумаги, и лежали убитые немецкие солдаты и офицеры. Здесь же находился уничтоженный немецкий лёгкий танк. Смотровой люк водителя был открыт, водитель сидел с половиной лица, так, будто его обрубили топором. В такой позе он и застыл навечно.

Бои на уничтожение Опельнской группировки немцев

Утром после завтрака состоялся краткий митинг. Замполит полка майор (фамилии, к сожалению, не помню) призвал личный состав организованно и целеустремлённо вести наступательные бои, обеспечить быстрый разгром окружённых вражеских войск.

Колонна СУ вышла на просёлочную дорогу, ведущую в горные районы среди невысоких гор, покрытых хвойными лесами. В эту сторону по дороге устремились беженцы, тяжёлая картина предстала нашему взору. Повозки, повозки, телеги, арбы, нагруженные домашними вещами, продуктами стояли на обочине, содержимое многих повозок было опрокинуто в кювет. Повсюду валялись разбросанные вещи. Людей и лошадей около повозок не было. Очевидно, они в спешке всё бросили и бежали в лес.

Остановились мы в помещичьем имении, большие скотные дворы и хозяйственные постройки которого были сделаны из добротного кирпича.

Три машины повели наступление по открытой местности, остальные рассредоточились у домов. Немец ждал на этом направлении, открыл огонь по машинам из противотанковых орудий. Вспыхнула на поле первая машина, затем вторая. Когда погибли все три машины, немцы перенесли огонь на самоходки, стоящие у домов. В это время наша группа офицеров и сержантов находилась в доме. По-видимому, там был ресторанчик с небольшим залом, в углу стоял большой шкаф, выкрашенный в розовый цвет. Но это был не обычный шкаф: когда его открыли, увидели музыкальные инструменты. Солдаты — народ любопытный, стали изучать, что и как. Закрыли дверцу шкафа и с торцовой стороны нашли рычаг, который приводил в действие музыку. Приятная мелодия полилась по залу, и в этот момент вражеский бронебойный снаряд продырявил отверстие в стене выше шкафа и пробил противоположную стену. Пыль, обломки кирпича и штукатурки разлетелись по залу. Мы быстро выбежали во двор и укрылись в скотном дворе. Враг продолжал посылать снаряды в нашу сторону, но мы уже были в укрытии. В этом бою мы потеряли три самоходки, нескольких боевых товарищей убили и ранили.

Вечером мы отступали на исходные рубежи. Ночь была спокойная, лишь изредка автоматные очереди освещали тёмный горизонт.

«Катюши» в действии