Герой моего романа

Уже почти час шла запись новой телевизионной программы «Наше поколение», где гостями были победители прошлого года в конкурсе молодых деятелей искусств и средств массовой информации — поэтесса Наталья Латвина, художник Константин Гришин и главный редактор популярного молодежного журнала «54» Кирилл Гордеев. Они расположились на сцене ярко освещенной останкинской телестудии в больших уютных креслах: поэтесса в центре, молодые люди — по обе ее стороны. Программа была новая и для ведущего это был первый выход в эфир. Поэтому он, видно было, волновался больше, чем его гости. Передача шла скучновато. Зрительный зал, наспех собранный, реагировал вяло. Все потуги ведущего оживить передачу не приводили к ожидаемому результату.

Поэтесса была неожиданно красивая, с изысканными манерами, но все время пользовалась многозначительными выражениями, аллегориями, излагая мысли многословно и малопонятно. Видно было, что это несколько раздражало публику, но некоторых будоражило. Художник, напротив, отвечал на вопросы односложно, просто и ясно. Но именно поэтому диалог с ним казался неинтересным. Зато когда дело доходило до Кирилла Гордеева, зал заметно оживлялся. И не только потому что он привлекал внимание как главный редактор самого модного молодежного журнала, который за очень короткий срок охватил умы юношества по всей России, но еще и потому, что его высказывания были неординарными, яркими и довольно вызывающими. К тому же он был необыкновенно интересен внешне: его утонченная стать была облачена в супермодные одежды, современная прическа была тщательно уложена, смуглое матовое лицо Гордеева было тонким и нервным, с красиво очерченным ртом, прикрывающим ослепительно белые зубы. Общий облик завершали очки с затемненными стеклами. Его поклонники знали, что под этими очками скрываются неестественно светло-карие, почти желтые, глаза под дугами красивых темных бровей.

Кирилл сидел со скучающим видом, изредка поглядывая на часы. Он никуда не торопился, но передача ему уже давно надоела и он никак не мог дождаться конца этих мучений в жарком помещении студии. К тому же, ведущий программы был глубоко антипатичен ему, что он не только не старался скрыть, но всем своим видом и своими интонациями демонстрировал это. Впрочем, он ясно сознавал, что ведущий испытывал к нему те же чувства.

— Кирилл, а почему вы свой журнал назвали «54»? Есть ли какая-то история за этим названием? — Обратился ведущий к Гордееву.

— Мне так часто задают этот вопрос, что я думаю, любой человек в этом зале может ответить на него… например наши гости… — нехотя ответил он и посмотрел в сторону поэтессы и художника.

Ведущий понял, что это очередная провокация Гордеева, бросился спасать своих гостей, потому как они, скорее всего, не были читателями журнала «54» и не были особыми поклонниками главного редактора, а, стало быть, сходу не смогут ответить на этот вопрос.

— Если вы не знакомы с историей этого названия, то можете выразить свою собственную версию почему журнал мог быть так назван, — сказал ведущий, обращаясь к поэтессе.

Наталья Латвина ответила в свойственной ей манере:

— Я допускаю, что эти цифры могут означать символ бесконечности божества… — при этом она развела руки и закатила глаза.

— А как бы вы интерпретировали название журнала? — Обратился ведущий к художнику.

— У меня единственная версия — ассоциация с названием некогда очень популярного клуба в Америке «Студия 54», где собирался бомонд американской поп-культуры того времени, — по обыкновению скромно ответил Константин Гришин.

Ведущий успокоился от того, что этот поворот событий не смутил приглашенных и они достойно нашли, что ответить и обратился уже к самому Гордееву:

— Какова же все-таки ваша версия? Почему вы назвали журнал «54»?

— Мне однажды приснился сон, в котором я отчетливо увидел две большие цифры — круглую, пузатую пятерку и прямоугольную, похожую на перевернутый стул, четверку. Мне показалось, что будет очень выигрышно, если на обложке нового журнала будут красоваться эти знаки.

Ведущий в очередной раз испытал неловкость от ответа Гордеева, который всякий раз как будто закрывал тему и не давал ее развить, а следовательно нужно было выходить из положения, обращаясь к другому участнику передачи.

— Что для вас самое главное, самое важное в жизни? Чего бы вы хотели больше всего? — Задал очередной вопрос ведущий и посмотрел на Наталью Латвину.

Поэтесса томно прикрыла глаза и, растягивая слова, ответила:

— Самое главное и самое важное в жизни это сама жизнь. И я бы хотела внутренне, глубоко осознать, усвоить и принять жизнь как таковую таковость…

«Таковая таковость» — мысленно повторил Кирилл последние слова поэтессы и усмехнулся. «Ей, наверное, никогда не скучно с самой собой, если любая простая вещь облекается в такие фразы» — подумал про себя Кирилл. Пространные и малопонятные речи поэтессы Кириллу напомнили строчки из китайской поэзии:

Ша-ша-ша — падали листья,

Тын-тын-тын — бежала обезъяна…

И уже от себя мысленно добавил:

Бля-бля-бля — надоела передача.

— Для меня самое главное в жизни быть востребованным, — сказал художник и, увидев выжидающий взгляд ведущего, добавил: — Быть востребованным во всем — в любви, в работе, в творчестве, друзьями…

— А вы что хотите больше всего в жизни? — обратился ведущий к Кириллу.

— Любить и работать… — неожиданно просто ответил Гордеев, чем явно смутил ведущего, который, видимо, ожидал от него более замысловатого ответа.

«Да, именно любить и работать», — Кирилл сам себе удивился, что вдруг так коротко и просто, но очень точно сформулировал собственное жизненное кредо.

Зависла короткая пауза. Ведущий опять явно был загнан в тупик таким ответом, но тут накопленная неприязнь к Гордееву вдруг из него выплеснулась в вопросе:

— Кирилл, скажите, вы всегда и везде такой пафосный, амбициозный и парадоксальный? Не кажется ли вам, что можно было бы иногда быть более естественным?

И тут вдруг Кирилл снял очки и исподлобья долгим взглядом посмотрел на ведущего своими светлыми на смуглом лице глазами. Зал оживился в ожидании чего-то интересненького. Потом Кирилл снова надел очки и обычным высокомерным тоном начал:

— Я пришел сегодня в студию на съемки передачи, где много света, много зрителей. Я соответственно оделся в красивые тряпки. Уложил волосы гелью, побрызгал лаком. Надел супермодные и очень дорогие очки без диоптрий, зная, что на меня будет направлена камера и меня увидит огромное количество телезрителей. Вы ведь, я смотрю, тоже причесочку наладили — начесали и залакировали свой чуб? Стало быть, вы понимали, что нужно соответствовать ситуации — на съемки все-таки пришли?! А дома я другой. Живу часто один, хожу в трусах с нечесаной головой. Пафос давать не перед кем, амбиции мои домашняя утварь не воспринимает. А насчет вашего совета стать естественным, так на это мне просто насрать!.. — хладнокровно, не повышая голоса, закончил Кирилл.

Все присутствующие, включая зрительный зал, участников и, конечно, самого ведущего, впали в оцепенение.

И тут Кирилл поднялся и направился к выходу. Пересекая сцену по диагонали, он поравнялся с ошарашенным ведущим и вдруг с силой толкнул его. Ведущий смешно дергая руками отлетел и упал к ногам впередисидящих зрителей. Гордеев наклонился к микрофону, сказал:

— Чтобы не было так скучно, — и двинулся дальше.

Уже на пороге выхода из студии его догнала ассистентка, дернула за рукав и промямлила:

— Съемки еще не закончены…

Кирилл даже не оглянулся, только бросил сквозь зубы:

— Смонтируете как-нибудь.

На неожиданное падение ведущего зал сначала охнул, потом повисла секундная пауза сметения, затем раздался одинокий смешок и короткий хлопок, к которому постепенно стали присоединяться все более активный смех и хлопки остальных зрителей. Когда Гордеев выходил из студии, его уже сопровождали хохот и овации публики.

***

Выйдя из душного помещения студии на улицу, Кирилла обдал легкий ветерок летнего дня. Сев в машину, он снял пиджак и посмотрел на часы. Было начало четвертого вечера. Только-только яркий световой день стал переходить в свою послеобеденную пору. Не зная как распорядиться временем до вечера, Кирилл некоторое время не заводил машину. Усталость, накопленная за последние несколько дней из-за сдачи очередного номера журнала, начала сказываться только сейчас. Он не спал эту ночь, мало спал предыдущие, а кроме того, после отправки материала в Финляндию, где печатался журнал, редакция по традиции отметила сдачу номера. Они уже с утра выпили шампанского, поэтому, собираясь на съемки, Кирилл глянув на себя в зеркало, решил надеть на передачу очки. Теперь, когда напряжение сошло, ему хотелось развеяться. В клуб в такое время ехать было бессмысленно, жизнь там начиналась после десяти вечера. Значит надо ехать домой отдохнуть.

Запикал телефон. Кирилл достал его и прочел сообщение: «Ты опять был великолепен. Я не перестаю тобой восхищаться. Жаль, что передача, наверное, выйдет в эфир без эффектного скандального конца. Что должно произойти, чтобы я разочаровалась в тебе? Виолетта.»

«Что за маньячка? Дам тебе однажды по морде, вот и разочаруешься», — ответил про себя он.

С некоторых пор некая девица по имени Виолетта стала его преследовать, причем весьма своеобразно. Он ощущал, что она бывает почти везде, где бывает он и она всегда в курсе всех событий его жизни. При этом, слава богу, она ни предпринимает силовых действий. Она не разу не попыталась познакомиться с ним лично. Только истязает его телефон смсками и рабочий автоответчик сообщениями, чем очень веселит его редакционную команду. Кирилл часто раздражался на эти текстовые преследования. На этот раз смска почему-то слегка приподняло настроение Кириллу. Он завел машину и нажал на газ.

Подъехав к дому, он выглянул из окна машины и оглядел здание. Вот уже больше двух месяцев, как он купил квартиру, после семи лет мытарств по общежитиям и съемным углам. Вспомнив про четыре года проживания в общежитии МГУ, где он учился на журфаке, потом год в общежитии ВГИКа, где он закончил Высшие режиссерские курсы, а затем вереницу старых грязных московских квартир, которые он снимал уже работая, Кирилла слегка передернуло. Теперь он каждый раз подъезжая к дому, где находилась его собственная квартира, испытывал тихую радость и умиротворенность от бытовой устроенности.

Поднявшись на свой этаж и войдя в квартиру, тут же от хорошего настроения не осталось и следа. С порога прихожей Кирилл стал закипать от раздражения от разбросанных туфель и домашних тапочек. Пройдя на кухню, он даже не стал заглядывать в холодильник, зная, что ничего там не найдет. Гора немытой посуды, остатки еды и крошки на столе усилили раздражение. По тишине в квартире, Кирилл уже понял, что Артема дома нет и все же он прошелся по всем трем комнатам, чтобы убедиться в этом. Ему ничего не оставалось, как только принять душ и прилечь отдохнуть. Обессиленный от усталости, расстроенный от неприбранности в квартире и отсутствия Артема, Кирилл упал в кровать в спальне и тут же уснул.

***

Разбудил его длинный телефонный звонок. Очнувшись, он долго не мог нащупать трубку. Ему пришлось встать и поискать ее по дому. На базе телефонной трубки не было. Он глянул на часы — они показывали полпятого — Кирилл даже не сразу смог определить ночи или дня. Телефон продолжал длинно звонить. Наконец, он нашел трубку, включил ее и вернулся в постель.

— Да, да, мам, это я. Я еще сплю. Как вечер? Сейчас половина пятого, — и только теперь до Кирилла дошло, что он проспал почти сутки.

Мама звонила редко, потому что в поселке, где она жила, в Москву можно было позвонить только с почты, предварительно заказав разговор. Поэтому, обычно мама писала ему письма. Сам же Кирилл почти никогда на эти письма не отвечал, предпочитая дождаться очередного телефонного звонка из дома. Но даже редкие звонки матери его часто раздражали. Мать он, конечно, любил, заботился как умел, чаще всего высылая деньги и подарки. Но в общении с ней не нуждался. Она была уже старая, так как тридцатилетний Кирилл был ее позднорожденным ребенком, и дело было даже не в возрасте, а в том, что она всю жизнь прожила в глухом поселке под Иркутском и взаимопонимания они уже найти не могли. Знать, что она здорова и сыта, вот все, что Кириллу было нужно. Мать же жила только думкой об единственном сыночке и, конечно же, звоня, доставала его немыслимыми, на его взгляд, разговорами. Он не так давно с телеграфным переводом сообщил, что сменил квартиру и, соответственно, поменял номер телефона, вот она спешит проведать его по этому номеру. Кирилл даже не решился сказать, что нынешняя квартира — его собственная. Боялся долгих нудных расспросов о цене квартиры, на какие заработки была куплена и так далее.

Кирилл в полудреме слушал ее нудный старческий голос:

— Кириллушка, почему же как я не позвоню, ты всегда дома и всегда спишь? Что у тебя с работой? Тебя не выгнали? Ты зачем мне столько денег опять прислал? Сам-то ты на что живешь? А почему ты опять поменял квартиру? Дорого платить что ли? А за эту сколько ты теперь платишь?.. Сыночек, я же тут тебя по телевизору видела. Я в субботу к тете Любе ездила. У них есть какая-то антенна и они могут ловить почти все московские каналы. И тут случайно тебя показали. Я аж прослезилась. Кириллушка, но почему ты такой худой? Ты не голодаешь?

Кирилл на каждый вопрос матери невразумительно мычал. Услышав последний вопрос он невольно пощупал свои бока и подумал, что надо бы все-таки походить опять в бассейн и в тренажерный зал, а то талия зарастает жирком.

— Нет, мам, не голодаю, — нехотя ответил он. — Мам, я зачем тебе деньги высылаю, чтобы ты их на телефонные переговоры переводила? Пиши лучше письма…

— Но ты же не отвечаешь на них, Кириллушка, а я так переживаю за тебя.

— А что ты переживаешь? Я уже восьмой год живу в Москве и все еще жив и здоров, ну, что же ты переживаешь?

— Все думаю и думаю о тебе…

— И что же ты все думаешь и думаешь обо мне? Мам, мне уже почти тридцать лет. Я сам о себе могу подумать. О чем же ты думаешь? Что ты себе нервы мотаешь по пустому?

— Ну, как же по-пустому-то? Я переживаю, что ты до сих пор не женат, что я внуков еще не видела. Я же уже старая, а хотела бы внучков понянчить. Почему же ты не женишься? Твои одноклассники уже давно по двое ребятишек имеют…

— Тебе не надоели одни и те же вопросы? Ты звонишь и задаешь эти вопросы, пишешь мне в письмах об одном и том же, сколько ж можно про одно и то же?

— А ты женись, привези ребетеночка, тогда я не буду тебе задавать эти вопросы.

— Все, мам, пока, рад был тебя слышать, целую, всем привет, — Кирилл хотел было закончить разговор и положить трубку, как мать запричитала громче:

— Погоди, погоди, сыночек, у меня же к тебе просьба. Катюшка наша в Москву хочет ехать поступать в институт. Я тебя очень прошу встретить ее и приютить на несколько дней у себя, пока она в общежитие не устроится.

— О, Господи, какая еще Катюшка?

— Ну, как же, соседка моя, Валина дочь, да знаешь ты ее. Она с детства помогает мне по дому, по хозяйству. Ну, ты что, не помнишь?

— Так, она же маленькая еще. Какой институт?

— Ей уже скоро девятнадцать будет. Она школу еще в прошлом году закончила, только из-за болезни матери осталась работать в поселке, а теперь хочет ехать учиться. Она умная, хорошо закончила школу, много читает.

— Я же ее видел в последний раз, она была совсем соплюхой.

— Сыночек, ты же у меня-то был в последний раз три года назад, поэтому ты ее большой не помнишь. А Катюха в это время в Ленинграде была. Она потом так плакала, что тебя не увидела. Ты что не помнишь, что она влюблена в тебя с детства? Поэтому и бегала ко мне все время. Она такая хорошая девочка, так много для меня сделала. Я тебя очень прошу, хотя бы для начала помоги ей освоиться в Москве, хорошо? А лучше было бы, если бы она пожила у тебя, пока поступит. Она такая хозяйственная, чистоплотная, а как готовит! Она б у тебя все прибрала, да подкормила бы немного, а то ты сильно что-то похудел, — захныкала опять мать.

— Мам, у меня столько работы, столько дел, а ты с какой-то Катюшкой морочишь мне голову. Мне некогда. Пусть сразу едет в институт и устраивается в общежитие.

— Она же никогда в Москве не была, как же она найдет институт-то тот? Сыночек, пожалуйста, не откажи. Как же я ей, да Вале, скажу, что ты не хочешь помочь?

— Только этого мне не хватало… — с досадой в голосе сказал Кирилл, уже окончательно проснувшись. — Ну, хорошо, позвони, как она возьмет билет и узнай в какой институт она собирается поступать, чтобы я ее сразу туда отвез.

— А она уже взяла билет и сегодня ночью поездом выезжает, в Москве будет послезавтра днем, в три часа. Но я тебе все уточню и перезвоню позже. До свидания, Кириллушка, я тебе позвоню… — скороговоркой закончила мать разговор и, чтобы не услышать возражений, быстро повесила трубку.

Кирилл сначала сильно расстроился, а потом, решив так и сделать — с вокзала сразу отвезти непрошеную деревенскую гостью в общежитие и забыть — тут же успокоился. Некоторое время он еще повалялся в кровати, потом встал и направился в ванную. Проходя мимо большой комнаты, он увидел, что Артем в одежде спит на диване. Значит, вчера он сильно напился, что даже не сумел раздеться и лечь в кровать, — подумал Кирилл, успокоившись, что Артем все же дома..

Помывшись и побрившись, Кирилл начал уборку квартиры. Он уже не помнил, когда он превратился в такого чистоплюя, что его самого часто доводит до бешенства. Он совершенно не переносит грязи и неряшливости ни в доме, ни в одежде, ни в еде. Убирается он всегда тщательно. Поверхностной уборки у него никогда не бывает, всегда только генеральная. Он сам ненавидел в себе эту чрезмерную зависимость от чистоты, но уже ничего не мог с собой поделать. Раньше, когда он снимал квартиру, то часто нанимал домработницу. Теперь, в своей квартире ему хотелось все делать самому. Последнюю неделю он совсем не занимался хозяйством из-за сдачи очередного номера своего журнала. Кирилл знал, что уборка займет часа два, потом нужно будет пойти в магазин и загрузить холодильник. И, конечно же, что-нибудь еще приготовить.

Уже почти четыре года Артем живет с ним по всем его съемным квартирам. Но так и не изменил своих привычек. И за это время Кирилл не сумел его приучить к порядку в доме, к заботе не только о нем, но даже к заботе о самом себе.

К десяти вечера Артем проснулся от запаха свежеприготовленной еды, доносящегося из кухни. Не обратив внимания на блестевшую от чистоты квартиру, он лениво помылся, зашел на кухню и, не промолвив ни слова, сел за стол. Кирилл тоже молчал, едва взглянув на заспанное лицо Артема, поставил перед ним блюдо с красиво уложенными котлетками, картофельным пюре и с помидорами поверх листьев салата. Артем взял тарелку, пошел в большую комнату и сел перед телевизором.

За столько лет Кирилл так и не смог привыкнуть к этим повадкам Артема и это каждый раз его сильно обижало. Но говорить ему что-либо по этому поводу было бессмысленно. Поэтому в который раз Кирилл расстроившись, без аппетита в одиночестве перекусил и принялся мыть за собой посуду.

Зазвонил телефон. Кирилл взял трубку и услышал незнакомый голос, который сообщил номер поезда и время прибытия Кати из Иркутска. Мать, видимо, решила прибегнуть к хитрости, попросив кого-то из знакомых сообщить информацию о Катином приезде, чтобы Кирилл не смог ничего возразить, а еще, не дай бог, отказаться от обещания. Это сообщение еще более усилило плохое настроение Кирилла, поэтому он решил немного развеяться. Не сказав Артему ни слова, Кирилл оделся и вышел из дома.

Когда он вернулся, Артем уже спал в их кровати. Как бы Кирилл не злился и не обижался на Артема, но каждый раз, когда он видел его спящим в постели, на него всегда накатывала волна какой-то непередаваемой нежности к этому, так сильно ненавистному и одинаково так сильно любимому, человеку. Приняв душ, Кирилл разделся и тихо юркнул под одеяло. Артем спал ровным, глубоким сном. Немного поворочавшись, Кириллу вскоре удалось заснуть.

***

В редакции после сдачи номера было спокойно. Кроме секретарши Леночки, в отделе находился еще Саша Петрыкин, руководитель службы PR, который «гулял» в Интернете. Леночка была сегодня печальна.

Вошла, а точнее, ворвалась Нина, руководитель отдела продаж, сороколетняя моложавая пышнотелая женщина, в излюбленной ею форме одежды — джинсах и футболке. Ее появление всегда всех радовало, потому что легкий нрав и доброжелательное остроумие всем поднимало настроение. Нина приехала из Киева, где работала на киностудии директором кинокартин. С тех пор, как кино на Украине стало плохо субсидироваться, она переехала в Москву, где рассчитывала найти работу в кинематографе. На каких-то съемках она познакомилась с Кириллом Гордеевым, который заканчивал ВГИКовские высшие режиссерские курсы. Благодаря своему интеллекту и раскованному характеру, Нина быстро нашла с Кириллом общий язык. Когда Гордеев стал организовывать свой журнал, то сразу же пригласил Нину работать вместе.

Увидев Нину, Леночка тут же бросилась к ней.

— Что опять случилось? — Спросила Нина, увидев слезы на ее глазах.

— Поговори со мной… пожалуйста, — неровным голосом попросила Леночка.

— О, Господи, ну, пойдем, — выдохнула Нина и повела ее в кабинет Кирилла. — Надеюсь, Кирилл не скоро придет и не помешает нам. Ну, выкладывай.

Они заперлись в кабинете.

Петрыкин распечатал всю информацию о продажах журнала, о рейтингах и, довольный результатами, стал хлопотать вокруг чайника.

Неожиданно рано пришел арт-директор журнала Борис Антонович. Обычно после сдачи номера, несколько дней сотрудники приходят на работу только после обеда. А тут не было еще и двенадцати, как нарисовался Борис Антонович. Ему было едва за сорок и выглядел довольно моложаво, щеголевато одевался, но почему-то предпочитал, чтобы его называли, пусть даже на «ты», но по имени и отчеству.

— Нинка здесь? — Спросил он с порога, не успев поздороваться.

— Да. Но они заперлись там, — ответил Петрыкин и указал на дверь главного редактора, — лучше не мешать им. У Леночки очередная проблема в делах сердечных.

— Ничего-ничего, я им не помешаю, — с этими словами Борис Антонович ворвался к девушкам.

— … Нет, он бросил меня, бросил. Использовал и бросил, — услышал Борис Антонович причитания Леночки сквозь слезы.

— Вот мерзавец… — начала было говорить Нина.

— Больше того, подлец, — встрял в разговор Борис Антонович. — Им, подлецам, всем одного надо. Не плачь, Ленусик, я тебе найду положительного импотента, которому этого вообще не надо…

— А ну, закрой дверь с той стороны, — увидев Бориса, выкрикнула Нина.

— Нинусик, на одну минутку, пожалуйста, — заискивающим голосом обратился к ней Борис Антонович.

— Обобъешься! Жди в порядке живой очереди. Уйди отсюда, — Нина стала отпихивать Бориса Антоновича за дверь.

— Нинясик, выгляни сюда и ты все поймешь.

— О, Господи, ну, что у тебя-то? Опять просишься ломать мне диван?

— Смекалистая ты моя, — попытался чмокнуть ее Борис Антонович, — смотри какой бутончик, — он указал на юную девушку лет восемнадцати, которая стояла за стеклянной дверью редакции, — а диван я тебе скоро новый куплю.

— «Бутончик», — передразнила его Нина, — когда же твоя клумба высохнет уже?

— Никогда! Я не могу детям запретить рождаться и вырастать в такие вот очаровательные создания! — С гордостью ответил он, подталкивая Нину к ее столу.

С первых дней знакомства у Нины с Борисом Антоновичем сложились панибратские отношения. Нина снимала однокомнатную квартиру и жила одна. А Борис Антонович, пользуясь добротой Нины, частенько брал ключи от ее квартиры в дневное время, чтобы водить туда своих постоянно обновляющихся молодых подружек. За что Борис Антонович иногда помогал Нине оплачивать ее съемную квартиру. Вечерами же он был положительным семьянином. У него была прекрасная жена, имеющая свой собственный самостоятельный бизнес и взрослая дочь, которая вышла замуж и была беременна. Борис Антонович очень любил свою семью и гордился ею, но это нисколько не мешало ему ухлестывать за юными девицами. Обольстителем, видимо, он был знатным, потому как девушки у него менялись почти каждую неделю и почти с каждой он ходил к Нине «ломать диван», как выражалась сама Нина.

Она прошла к своей сумочке, достала из нее ключи и протянула их Борису Антоновичу со словами:

— Борь, ты закончишь жизнь от истощения физических сил.

— О, это лучшая смерть! Достойная настоящего мужчины!

— И потом, я, конечно, понимаю, они молоденькие и хорошенькие, но ведь они же ду-ры! — подчеркивая слово «ду-ры», сказала Нина.

На что Борис Антонович улыбаясь, ответил:

— А поговорить я могу и с тобой… — быстро повернулся и пошел на выход к своей барышне.

— Ну, ясно, я на работу-то хожу, чтобы со всеми с вами поговорить и разрешить все ваши личные проблемы, — уже вслед ему пробурчала Нина. — Когда же я, наконец, собой-то займусь? — Задала она сама себе риторический вопрос и, вздохнув, направилась дальше «лечить» Леночку.

Час спустя в редакцию вошел Кирилл. Петрыкин радостно начал ему докладывать:

— Значит так, продажи постепенно начинают увеличиваться и у нас довольно хорошие показатели. Следующее, ты уже вторую неделю держишься в Интернете как самый сексуальный мужчина поколения. И, последнее, с телевидения звонили, хотят снять с тобой интервью.

— Я уже вчера наснимался для телевизора. С меня пока хватит, — подумав, уточнил, — или с них пока хватит.

— Кстати, опять эта сумасшедшая наговорила на автоответчик про свое восхищение тобой по поводу последней съемки. А что там произошло? Из ее сообщения я понял, что ты там что-то выкинул экстраординарное? — Поинтересовался Саша.

— Ничего особенного. Узнай, пожалуйста, когда передача выйдет в эфир.

Когда Кирилл вошел в свой кабинет, Леночка уже подуспокоилась.

— Главное — не стремиться их сразу захомутать, — продолжала Нина, не обращая никакого внимания на то, что Кирилл уже садился за свой стол. — При чем, не внешне, а именно внутренне быть от них независимой… Вот я, сколько раз ловилась на этом. Какой-нибудь мужик ходит, ходит за мной, ухаживает, как умеет. Он мне не нравиться, но я встречаюсь с ним, чтобы одной не быть. Но стоит мне однажды подумать — сколько мне лет и что надо смириться с тем, что имеешь, — я тут же начинаю мысленно переставлять шкафы в его комнате. И что ты думаешь, что дальше происходит? Ровно с этого момента поклонника моего как ветром сдувает. Не понимаю, как они это чувствуют?

— Скоро твой сеанс психоанализа закончится? — Спросил Кирилл.

— Что, тебе тоже нужен сеанс? — Среагировала Нина.

Кирилл глазами показал на Леночку. Нина спохватилась и, выпроводив Леночку из кабинета, села напротив Кирилла. За три года общения, Кирилл и Нина стали очень близкими друзьями. В силу своего характера, Кирилл мало кого допускал до себя так близко, как Нину. Да, пожалуй, она была единственным человеком, с которым он мог делиться абсолютно всеми своими чувствами, переживаниями, проблемами и радостями. Она, как никто, чутко и сердечно относилась к Кириллу, глубоко понимала его и трепетно разделяла его проблемы. По складу же характера Нины, то ее душевного отклика мог заслужить почти любой человек, который хотел бы чем-либо поделиться с ней. Она тут же вникала во все дебри сложных взаимоотношений, старалась помочь если не делом, то хоть словом. Поэтому ее любили почти все, с кем она начинала общаться. Кирилл ценил Нину, но порой ему не нравилось, что она слишком много внимания уделяла другим людям, распыляя свое время и свои душевные силы на кого попало. Кирилл даже сердился на нее из-за того, что себе самой-то она как раз мало времени уделяла, решая проблемы бесконечному количеству знакомых.

— Я сегодня встречался с людьми, которые предложили мне очень интересное дело… — многозначительным тоном начал Кирилл. Выдержав паузу, он продолжил: — Мне предложили баллотироваться в депутаты…

Нина чуть не подскочила на месте:

— Что?.. В какие депутаты?

— В депутаты в Государственную Думу.

— А как это? — никак не укладывалось в голове Нины эта новая информация.

— А так это… Поскольку я довольно популярный человек, — ироничной интонацией произнес эти слова Кирилл, — они точно рассчитали, что я могу собрать очень приличный «электорат», — манерно подчеркнул слово «электорат», — причем, по сути, вся молодежь всей страны может пойти за мной. Молодых-то политиков почти нет, по крайней мере, которые могли бы привлечь именно молодежь. Сначала они подумывали создать партию, но до выборов осталось всего пять месяцев и за это время очень сложно будет раскрутить партию. Тем более нет гарантий, что эта партия может пересечь пятипроцентный рубеж, чтобы войти в парламент. Поэтому они предложили мне баллотироваться по одномандатным спискам от моей родной Иркутской области. Собрать большинство голосов из местной молодежи вполне реально. Это даст возможность пройти мне в депутаты.

— Неужели это так просто? — удивилась Нина.

— На самом деле не так это просто. Что за меня проголосует все молодое поколение области, я даже не сомневаюсь. Нужно только правильно организовать всю предвыборную кампанию. Они, — Кирилл указал пальцем в потолок, — все берут на себя.

— А ты что? Ты ничего не должен при этом делать?

— Почему? Я должен буду несколько раз туда съездить с большими концертными программами, чтобы молодежь привлечь, давать интервью в прессе, на телевидении, радио, провести несколько пресс-конференций. А организовывать все это будут они.

— А зачем это им?

— Ну ты что, с луны свалилась? Как политика делается? Они помогут мне пройти в парламент, а потом через меня будут лоббировать свои интересы.

— А какие интересы? Вдруг неприличные? И ты будешь обязан делать, что они тебе велят?

— Ну, во-первых, люди они не глупые и в Думе не дураки сидят, я думаю они будут разумные вещи предлагать, а во-вторых, что значит «велят»? Я же тоже не кретин какой-нибудь, если что-то не совпадет с моим взглядом, то я имею право обсуждать это. Просто мы сообща потом будем решать какие вопросы поддерживать, к какому блоку присоединяться, ведь мой один голос ничего не решает…

— Вот это номер, чтоб я помер, — выдохнула Нина. — Да… это интересно. Надо же, ты совсем недавно говорил, что тебе уже начинает надоедать заниматься журналом, что ты хотел бы попробовать что-нибудь еще, более масштабное. Вот и карты в руки, — стала воодушевляться она.

— Погоди ты возбуждаться! Я еще не дал утвердительного ответа. Нужно еще хорошо подумать. Они дали мне десять дней сроку на обмозговывание… Я-то хотел чем-то творческим заниматься, а про политику даже и не думал.

— Слушай, а мне начинает нравиться эта затея! По-моему, это самое подходящее применение твоим мозгам!

Тут их разговор прервал телефонный звонок:

— Кристина из Лондона, — сообщила Леночка в трубку.

Нина тут же встала и деликатно вышла из кабинета.

— Давай, давай, — радостно взволновался Кирилл. — Алло, Крыся, привет, моя дорогая.

Это была его МГУшная однокашница, которая несколько лет назад вышла замуж за англичанина-издателя и уехала в Лондон. Они всегда были очень дружны. Собственно, это муж Кристины вдохновил в свое время Кирилла на открытие своего журнала и поначалу многим помог. После окончания режиссерских курсов, Кристина пригласила Кирилла в Лондон, где и познакомила его с мужем. Кирилл понимал, что снимать кино очень трудная задача, а пообщавшись с Крисом, так зовут мужа Кристины, он и решил заниматься издательством журнала.

Крыся, как любил Кристину называть Кирилл, время от времени звонила ему домой, а тут позвонила на работу, что немного насторожило его.

— Как ты поживаешь? Ничего не случилось?

Кристина сказала, что у нее все по-прежнему в порядке, что она просто очень по нему соскучилась и что Крис на неделю уезжает в Америку и поэтому хотела бы, чтобы Кирилл приехал к ней в Лондон погостить.

— Ну, это просто королевский подарок. Я сдал номер и как раз собирался куда-нибудь поехать отдохнуть. Правда я подумывал о жарких странах, но Лондон, может быть, даже будет получше. Только… — тут Кирилл немного замешкался, — ты не будешь против, если я приеду с Артемом? Я уже ему обещал, что отдыхать поедем вместе…

Поскольку Кристина в свое время сама и познакомила Кирилла с Артемом, то она и не была удивлена его просьбе и, конечно же, пригласила их вдвоем.

Поговорив с ней, Кирилл вышел из кабинета, попросил Леночку заказать ему билеты в Лондон и подошел к Нине.

— Я послезавтра хочу лететь к Крысе, отвлекусь немного, а потом мы с тобой решим какой ответ нам дать на вышеупомянутое предложение. О кей?

— Да что там думать, надо говорить — да, да, да! — взбудораженно прошептала Нина, понимая, что пока никому об этом говорить не надо. — Хорошо, что решил отдохнуть. Проветришь мозги, а потом за дело. И имей в виду — я вся твоя! Помогать буду тебе во всем!

Кирилл приобнял ее за широкую талию, чмокнул в щеку и благодарным голосом сказал:

— Куда ж я без тебя?..

— В Лондон вот без меня собираешься, — уже привычным громким добродушным голосом ответила она. — Все обещал взять куда-нибудь с собой, да только обещаешь.

— Раз обещал, то обязательно поедем. Вот, в Иркутск и возьму тебя с собой! — рассмеялся Кирилл.

Нина тоже громко захохотала. Конечно же, она не обижалась на него.

Больше в редакции Кириллу незачем было оставаться и в приподнятом настроении, простившись со всеми, он поехал домой собираться в поездку.

По дороге Кирилл думал о Кристине.

***

Кристина приехала поступать в МГУ из Риги. Отец ее был латыш, а мама — русская. Наверное, поэтому она по-русски говорила без характерного прибалтийского акцента. Кристина сразу захватила умы почти всей части мужского населения общежития, потому как была невероятно привлекательна. Она была высокой, стройной, с огромной копной рыжих вьющихся волос и к тому же очень умна, независима и высокомерна. Училась она на факультете социологии и жила на другом этаже общежития. Кирилл с ней встречался в лифте и почти сразу понял, что интересен ей: каждый раз она весьма прямолинейно и вызывающе на него смотрела. Познакомились они на третьем курсе, когда она переехала в комнату, находящуюся на этаже, где жил Кирилл. Кристина тогда еще не знала, что Кирилла женщины могут интересовать только как собеседницы. Правда, в то время Кирилл еще и сам надеялся, что сможет перебороть себя и постарается жениться. Поэтому он охотно реагировал на знаки внимания, оказываемые ему с ее стороны, но ничего не предпринимал. Кристина же, естественно, привыкшая к мужским назойливым ухаживаниям, инициативы сближения ждала от Кирилла. Когда они, наконец, стали общаться, Кирилл оценил ее острый ум и ему было интересно с ней разговаривать. А ее как раз, он понимал, разговоры привлекали меньше, она хотела более близких, интимных отношений. Но Кирилл не спешил оправдывать ее надежды. Как потом выяснилось, она принимала такое поведение Кирилла за игру, за набивание себе цены.

Кирилл с детства был очень замкнутым, мало общался с одноклассниками. Когда началось половое созревание, Кирилл сознательно отгонял от себя мысли о сексе. Для одноклассниц он был малопривлекателен и его это устраивало. Тем более, что и ему никто не нравился. Он мысленно усмехался, когда потом, в редкие поездки к маме, случайно встречая своих одноклассников, видел как они поражались изменениям, произошедшими с ним. Ребята, за которыми толпами бегали девчонки, превратились в обыкновенных мужланов, а бывшие школьные «сексбомбы» просто обабились. Мало кто из них сразу мог узнать в нынешнем облике Кирилла, того худощавого, нелюдимого одноклассника.

Только в армии Кирилл осознал то обстоятельство, что предметом его сексуального, да собственно, и душевного влечения, может стать только мужчина. Конечно, поначалу он думал, что отсутствие поблизости реальных женщин понуждает горячее юношеское сердце реагировать на сослуживцев. Но очень скоро, окончательно признал в себе гомосексуальную направленность. Он долго боролся с чувством, которое у него возникло вдруг к одному из однополчан. До конца службы он так и не открылся ему, боясь быть отвергнутым и непонятым. Этот страх и природная застенчивость заставили Кирилла быть осторожным в выборе партнера и в дальнейшей его жизни. Эти же свойства характера заставили его создать собственный образ в виде неприступного, высокомерного, часто циничного интеллектуала.

Таким он и приехал в Москву и уже никогда не расставался с этим образом, чем он и привлекал к себе внимание самых интересных персон из последующего окружения. А чтобы сохранять этот имидж, он много трудился над своим самообразованием, избегая бессмысленных знакомств и оставаясь нелюдимым.

По этой собственно причине, к 23 годам у Кирилла ни разу не было сексуального опыта ни с кем. И для сознательного гомосексуалиста, было странно, что первый половой акт произошел именно с женщиной. А точнее, с Кристиной. Но все подробности этого события для Кирилла остались тайной.

На протяжении всего третьего курса они общались почти каждый день. Ближе к весне Кристина стала более настойчивой в своих откровенных сексуальных домоганиях. Она никак не могла понять почему Кирилл избегает интимных отношений и даже серьезные разговоры на эту тему ничего ей не объясняли. Он не мог ей признаться ни в том, что он гей, ни в том, что у него еще ни разу ни с кем не было половой близости. Он был очень избирателен в своих вкусах. Никто к тому времени не смог затмить образ его сослуживца. А без чувства влюбленности, он не мог решиться найти себе сексуального партнера. Поэтому Кристина и не могла, как, собственно, и никто другой, догадаться об истинном влечении Кирилла. Кристина не понимала, почему он непреклонен. На самом же деле Кирилл очень старался убедить себя попробовать секс с женщиной. Но он очень боялся этого. Он вспомнил, как его одноклассники рассказывали о том, что они перед первым сексуальным опытом испытывали помимо сильного желания, но еще и чувство страха. И теперь Кирилл сам себя чувствовал мальчишкой, который впервые может испытать физиологическое наслаждение от интимной близости. За одним лишь исключением, что желания женщины у него не было. Было сильное чувство боязни и почему-то чувство брезгливости.

Однажды весной Кристина, получив продуктовую посылку из дома, закатила у себя в комнате целый пир, пригласив несколько друзей и подруг. Естественно, в число приглашенных входил и Кирилл. Неожиданно для себя Кирилл стал очень быстро пьянеть. То ли от общего веселья, то ли от желания расслабиться, но уже к концу вечеринки он был совершенно пьян. Последнее, что он помнил было то, что Кристина сидела у него на коленях и они страстно целовались. Затем наступило абсолютное беспамятство. Он ничего не помнил — полная амнезия. До такого состояния он напился только раз, когда вернулся из армии — не рассчитав силы очень быстро и сильно опьянел, а потом ничего не мог вспомнить. Правда, тогда вспоминать и нечего было. А тут, наутро Кирилл, к своему удивлению, обнаружил себя в постели Кристины совершенно голым.

Первое чувство, которое его посетило, когда он пришел в себя — это чувство дикого ужаса. Что произошло? Что было? Было ли что-то вообще? Сердце заклокотало где-то в горле, мысли путались. Он пытался собрать в голове воспоминания, но тщетно — он ничего не помнил, никаких обрывков из предыдущей ночи. Через какое-то время до него дошло, что Кристина шумит водой в ванной комнате и с усиливающимся чувством ужаса, стал ожидать ее выхода оттуда. Вдруг он опомнился, вскочил с кровати, лихорадочно оделся, накрыл постель покрывалом, лег на него и, зачем-то вытащив из нагрудного кармана джинсовой куртки солнцезащитные очки, надел их. Когда Кристина вошла в комнату, то застала нелепую картину — Кирилл одетый во все свои одежды, включая туфли, лежал на постели почему-то в черных очках. Она сделала удивленное выражение лица и попыталась рассмеяться, скрывая неловкость, которую она явно испытывала тоже.

— Ты так быстро оделся, что напомнил мне старый анекдот, — начала она, преодолевая свою скованность, — муж пришел с работы и сказал, что у него новая секретарша. «Как она одевается?» — спросила его жена. «Быстро», — ответил муж, — и Кристина засмеялась уже более естественно. — Так и ты, я выходила отсюда, ты еще спал мертвым сном, а прихожу — ты уже в полной амуниции и даже в очках.

Кирилл молчал, не зная как реагировать.

Кристина вдруг села на корточки перед ним и совсем другим тоном, более нежным и доверительным, обратилась к нему:

— Сними, пожалуйста, очки…

Кирилл немного поколебался, потом все же нехотя снял очки. Какое-то время он не мог ни на чем сосредоточить свой взгляд, боясь посмотреть ей в глаза. Но Кристина обхватив его лицо ладонями, остановила его блуждающие зрачки.