Это не сон

РАССКАЗЫ

Горячие девчонки из дома два

Ян стоял, сложа руки, пока низенький Лёха, горбясь и семеня от спешки, перетаскивал рулоны в подсобку.

— Всё? — спросил Ян.

— Ага, — просипел Лёха. — Всё ровненько. Слуш… — он конспиративно понизил голос, — ну ты… это… плиточку завтра подгони, ладно? Люди интересуются… — Лёха побывал в местах не столь отдалённых, что наложило отпечаток на его манеру выражаться. Так, он говорил не «спрашивают», а «интересуются». А фраза «ты что, обиделся?» приводила его в бешенство.

— Послезавтра, — бросил Ян, засовывая файл с накладными во внутренний карман. Плечистый, светловолосый, коротко стриженый, в кожаной куртке и тёмных брюках, он напоминал бандита из польского кинобоевика. Образ усиливала манера смотреть сквозь собеседника, будто уже понаделал в нём дырок. Лёха не стал возражать, покивал, поагакал и поспешил убраться в подсобку. Ян хмыкнул, захлопнул задние двери «газели», влез на водительское сидение и вырулил из глубины квартала на улицу.

— Алё, Паштет? Да, всё на месте. …Слушай, этот чертила приболтал меня плитку завезти. Ну да, левую. Хочет кому-то мимо кассы толкнуть. Комбинатор, мать его… Паштет, гони ты его на хрен, он всех нас подставит, сука жадная… Или ты решил ОБЭП дополнительно проспонсировать?

— Тихо, партнёр, не кипишуй, усё под контролем! — отозвался в трубке собеседник. — Это хорошо, что ты меня тогда сразу в курс поставил. И что ты согласился на его махинацию — тоже правильно. Я с ним разберусь.

— Ты биг босс, тебе решать. — Ян раздражённо погудел маршрутчику, который решил перестроиться из ряда в ряд у него под носом.

— Вот именно, партнёр! Слушай, я счас тебе сделаю предложение, от которого ты не сможешь отказаться…

— Ого! Ну, давай…

— Слушай, Ян… Я тут списался с одной чиксой на сайте знакомств… Короче! У её подруги сёдни девишник… Ну, та выходит замуж и хочет напоследок оторваться. Мы приглашены, партнёр.

— О, как интересно! «Мы» — это кто?

— Ты, да я, да мы с тобой. Я ей сказал, что у меня есть друг, бизнес-партнёр, классный парень и всё такое. Она обвизжалась, мол — давай-давай! И смотри, чё выходит. Там будет пять девок, а пацанов, кроме нас — ни одного. Улавливаешь, чем это пахнет?

— Партнёр, я, конечно, очень признателен, но можно было бы заранее сказать… — заметил Ян.

— Так я сам только что узнал! Слушай, партнёр, я чё-то тебя не узнаю. Чё ты ломаешься, как девочка? У тебя что, свидание?

— Да нет, наверное… — ответил Ян, улыбаясь своим мыслям.

— Тогда я тебя вообще не понимаю. Пять девок, готовых на всё, и, что главное, совершенно бесплатно! Ну, винишка купим и конфет каких-нибудь, так это же тьфу, а не траты! И никаких обязательств… А, да чё я тебя уговариваю!..

— Да всё норм, Паштет! Ты не думай, я на себя не обиженный. Так у них сегодня зажигон?

— Да, да! Она мне адрес дала, где-то в Слободке… Слушай, Ян, ты к полседьмому подгребайся к развязке на Красногвардейской, ладно? На моём «жопеле» поедем. Понимаешь, ну крутым бизнесюкам ехать на свидание на «газели» как-то не алё, согласен?

— Ты прав, партнёр. Роджер!

— Роджер! Не опаздывай!

…Вернувшись в свою квартиру, на три четверти забитую рулонами, пакетами и коробками, Ян принял душ, сготовил себе яичницу с ветчиной, съел её и завалился на диван. Проблема сегодняшнего вечера решена. Заодно решена и проблема завтрашнего дня, потому как после ночи с пятью девицами (ну, даже если их будет двое на пятерых) придётся долго восстанавливаться. Да, это не самое паршивое времяпрепровождение. Но вот что интересно. Для чего нам свободное время, если мы, урвав свободные минуты и дни, пытаемся как можно скорее их растратить, не жалея сил и средств? Для чего нам вообще даётся жизнь?.. Для чего ты живёшь, Ян?

Эх, чего только ни перепробовал в жизни, в чём только ни пытался себя найти! Махал текстолитовым мечом на сходках толкинистов. В одиночку шарился по питерским подземельям. Фотографировал московский рассвет со сталинских высоток. Бренчал на басухе в рок-группе — на полке до сих пор пылится пара дисков, где в составе давно почившей в бозе группы «Псилоцибин-трэш» обозначен Ян «Гастрит» Костышко. Снялся в эпизодах в паре нормальных широкоэкранных фильмов и в доброй дюжине артхаусных поделок. Ездил автостопом из Анапы в Копенгаген, из Киева в Мадрид, из Петербурга в Милан, имея при выезде паспорт, фотоаппарат, складной нож и полсотни-сотню долларов — и путешествовал с комфортом и удовольствием. Месяц шатался по лесам Карелии и несколько раз пересекал туда-сюда финскую границу, не утруждая себя оформлением визы. …А ещё героически боролся за справедливость в рядах какой-то молодёжной партии! Вспомнить бы теперь, как она называлась… нет, лучше не вспоминать, потому что главарей закрыли за терроризм, прихватили заодно множество совершенно случайного народа, и сам Ян чудом вывернулся.

Всё это время он нигде толком не работал — попробуй, поработай при таком ритме жизни! — но денежки водились, и девчонки липли, как мухи на… кгмм, на варенье. И не только отмороженные неформалки, которым всё равно, с кем валяться, но и симпатичные, ухоженные девушки из приличных семей. Потому что женский пол неровно дышит к необычным парням. А Ян был очень необычным.

Конечно, не всё было в шоколаде и мармеладе, всяко бывало. Случалось выхватить живительных люлей от гопников, потому что они тоже неравнодушны к необычным парням, но по-другому, не так, как девчонки. Раз двадцать, наверное, его принимали менты по разным поводам. Он прожил «весёлые» полгода, когда узнал, что девица, с которой он как-то ночью имел близкие отношения без резинки, ВИЧ-инфицирована. Пронесло… В довольно юном возрасте ему довелось пощекотать ножиком кишки паре ублюдков. Кстати, он по этому поводу нисколько не терзался, потому что, окажись он менее проворным и решительным, эти уроды прикончили бы его. После того случая он и получил иронично-уважительное погоняло «Гастрит». Правда, историю его происхождения знали два-три человека…

Да, весело и страшно было! Но время шло, беззаботные подруги одна за другой выходили замуж и рожали детей, друзья-соратники состригали хаера, заращивали лысины, учились говорить без жаргона и мата и начинали строить карьеру. А вот у Яна карьера не сложилась. То ли он не был создан для мирного жития положительного обывателя, то ли упустил момент, когда нужно вплотную заняться обустройством собственной жизни. Конечно, если бы это было кино, а не жизнь, он, наверное, стал бы крутым рокером, кинозвездой или модным фотографом — но в реале не стал ни первым, ни вторым, ни третьим. Не получилось из него даже великого экстремиста — впрочем, оно и к лучшему. В «движухе» появлялись новые герои, которые ловили свои пятнадцать минут славы, а он так и оставался одним из многих. Между тем на его личном таймере цифра «2» готовилась поменяться на тройку…

Когда Ян понял, что «где-то мы не туда свернули», он сделал три вещи.

Первое — бросил пить и курить. Он опасался ломки, но здоровый организм, напротив, радостно сбросил алкогольно-табачные кандалы.

Второе — занялся спортом, что выразилось в ежедневных забегах по школьному стадиону с последующим пыхтением на турнике и брусьях. Он и прежде был далеко не размазнёй, хотя никогда не заморачивался строительством тела. Только прежде на его стороне была юность. Теперь она ушла, и он оставался один на один с разрушительной силой времени.

Третье — позвонил Пашке-Паштету, с которым приятельствовал ещё со школы и который пару лет назад хвастал, что обзавёлся «бизнесом», и предложил встретиться. Старые друзья посидели в ресторанчике, и Ян узнал, что Паштет торгует обоями, дело идёт в целом неплохо, а если нарисуется дополнительный склад и транспорт — хоть «газель», хоть легковуха — дела пойдут ещё лучше. Проблема в том, что любое расширение бизнеса требует дополнительных капиталовложений, а у Паштета не было свободных денег в достаточном количестве. А брать кредит, не будучи уверенным, что удастся отдать его в срок, мелкий лавочник побаивался.

Ян, недолго думая, предложил квартиру покойной бабули под склад, а себя — в качестве кладовщика, водителя-экспедитора со своей машиной и опционально грузчика. Паштет почесал в затылке и согласился.

С того разговора прошло полтора года. Это были самые упорядоченные, стабильные и скучные полтора года за всю сознательную жизнь Яна. Несколько раз в неделю он отправлялся на оптовый склад, забирал товар и либо развозил по трём Паштетовым лавчонкам, либо вёз к себе домой, откуда, спустя некоторое время, отвозил опять-таки в магазины. Паштет, в зависимости от оборотов, платил когда побольше, когда поменьше, но аккуратно раз в полмесяца выдавал конверт с купюрами. Старые приятели, посмеиваясь, называли друг друга «партнёр», хотя Ян понимал, что никакой он, к дьяволу, не партнёр, а обычный наёмный работник. Ну, привилегированный. А по сути — раздолбай-переросток, которому посчастливилось приткнуться. Вот, Паштет не маялся исканиями, а плыл по течению да держал нюхалку по ветру — где бы чего урвать, и вот теперь ты возишь для него коробки, а не он для тебя…

А-а… на хрен эти сопли! В конце концов, он живёт, как хочет! И никому не обязан! И вообще, живёт он, по обывательским меркам, получше многих. Квартира есть, машина есть, долгов нет, родители живы (тьфу-тьфу-тьфу!), мир повидал, монеты водятся и здоровье боженька не обидел. А насчёт всего остального… Тот же Паштет, как поддаст на дружеской посиделке, так начинает скулить: «Вот тебе есть что вспомнить. А я… Может, надо было тогда на всё плюнуть да с тобой на „Крылья“ рвануть, а? Другим человеком был бы…» А то ещё принимается свою жену помоями поливать — мол, взял девушку из хорошей семьи, думал, будет добрая хозяйка и мать семейства при муже-добытчике, а она оказалась эмансипе, карьеристка, целый день на работе, двое пацанов при живых родителях беспризорными растут.

Да о чём говорить — явно не от счастливой семейной жизни партнёр шарит по сайтам знакомств.

Хмм, интересно, а эти девчата клофелином не балуются? Может быть, очень даже может быть. Он как-то раз имел дело с клофелинщицами, и не только не дал себя обчистить, но и сам поимел незадачливых грабительниц. И в переносном, и в самом прямом смысле. Так что он подставы не боялся. Любопытно бы знать, как почтенный семьянин Паштет объяснит свою ночную отлучку… Наверное, уже что-то придумал. Или у них всё настолько разладилось, что всем плевать, где отжигает по ночам муж и отец? Ладно, это уже — забота Паштета.

…Было полвосьмого вечера, когда Паштетов «опель астра» свернул с шоссе на боковую дорогу — поуже и похуже. Машину несколько раз тряхнуло, пока они подъезжали к мостику через речку, название которой они не удосужились узнать. За ним начиналась Слободка — типичный поселок (ударение на последнем О). Большая часть застроена частным сектором. Несколько деревянных многоквартирных коробок в четыре этажа есть только на центральной улице с неоригинальным названием «Вторая Индустриальная» (для справки: последнее промышленное предприятие — деревообрабатывающую фабрику — в Слободке закрыли ещё при коммунистах). Конечной целью их путешествия был дом два по Второй Индустриальной.

— Это не навигатор, а шмавигатор! — ругался Паштет. — Глянь, он его и сейчас не видит. Дом четыре, шесть, восемь… всё на месте, а второго нет!

Ян хмыкнул. Он не пользовался навигатором и не разделял трепетного уважения Паштета к гаджетам. Тем более что дорогу в Слободку они знали и так.

— Ну вот же он! Вот четвёртый проехали, а вот второй! Всё, шмавигатор, держись! Завтра продам тебя к бениной матери!

«Опель» остановился возле второго подъезда, и приятели, нагруженные пакетами с гостинцами, потащились наверх.

Пока они идут по тускло освещённой лестнице, воспользуемся паузой и обрисуем портрет Янова партнёра. Паштет мало напоминал стереотипного «торгаша из провинции»: рослый, стройный, с интеллигентным лицом, увенчанным небольшими дымчатыми очками, с забранными в «конский хвост» чёрными кудрями. А куртка-косуха, потёртые джинсы и короткие сапоги-казаки — этот набор больше подходил рокеру, чем мелкому предпринимателю класса «купи-продай». Из атрибутов «крутого бизнесюка» он носил только золотой перстень. В обычное время Паштет надевал футболки с логотипами панк-групп, а, собираясь в гости, оделся в белую шёлковую рубашку.

— Пришли. Ну, партнёр, счас нам откроются врата рая. — Паштет надавил кнопочку, и в квартире зазвучал музыкальный звонок.

Врата рая, представлявшие собой обитую потёртым дермантином дверь, распахнулись через считанные секунды. На пороге стояли две девицы, при одном взгляде на которых у Яна испарились все сомнения. Одна — полненькая, но не толстая, курносая, с весёлыми блестящими глазами, с распущенной по плечам тёмно-рыжей гривой, в тёмно-красном недлинном платье и в дико блестящих туфлях на высоких каблуках. Вторая — брюнетка с короткой стрижкой, повыше ростом, постройнее, в белой блузке и чёрной короткой юбке, босая. То есть в колготках, но без туфель.

— Это мы! — объявил Паштет.

— Ха-ай! — пропела рыжая. — Мальчики, а мы вас уже заждались!

Увлекаемые рыжей, «мальчики» прошли в комнату, где их буквально атаковали пять юных красавиц. Встретили их как старых друзей. Ян только успевал отвечать на игривые подначки и старался запомнить имена. Вика (пухленькая рыжуха в красном платье), Анжела (темноглазая брюнетка с каре), Лиза (худенькая, с чёрными кудряшками, в джинсах и футболке), Света (стервозного вида крашеная блондинка, в очках, в длинном платье — это она скоро выходит замуж), Ася (маленькая, юркая, похожая на двенадцатилетнего мальчика, слегка картавит). В комнате было тесно из-за стола, поставленного посередине. Гости беззастенчиво пользовались этим, слегка обжимая девиц.

— Напомни, тебя как зовут? — без стеснения спросила малолетка Ася.

Ян решил схулиганить.

— Гастрит, — отрывисто бросил он. — А вот этого волосатика — Паштет.

Девчонки захихикали.

— Мальчики, вы что, бандиты? — подмигнула Анжела.

— Рашен мафия, с Брайтон-бич, здесь проездом, — ответил Ян. — Ну что, красавицы? Пропустим по одной за будущую новобрачную… хотя вы тут уже без нас, я гляжу, напропускались!..

На столе появились две бутылки шампанского, связка бананов и ананас. Его Ян, чтобы поддержать имидж рашен мафии, порубил навахой. Пока он расчленял фрукт, Паштет завладел одной из бутылок и принялся открывать её. Прежде чем отпустить освобождённую пробку, он слегка встряхнул бутылку, так что всю честную компанию окатил сладкий душ. Девчонки восторженно завизжали.

Первые две бутылки шампанского опустели в момент. Пока присутствующие изощрялись в двусмысленном остроумии, наперебой поздравляя Свету с будущим счастьем, Ася (а может, Лиза) юркнула в соседнюю комнату, и оттуда загремело «Мальчик хочет в Тамбов».

— А чики-чики-чики-чики-та-а! — подтянули Лиза и Вика. Судя по голосам, Ян не ошибся, когда заметил, что они уже «напропускались».

— А жених-то хороший? — спросил Ян у виновницы торжества.

— Ты что! — ответила вместо неё Вика. — Это нельзя спрашивать!

— А чё так!

— Ну, примета такая!

Ян хмыкнул. Он знал, что девицы этого круга верят в приметы, особенно касающиеся замужества, и словами «примета такая» можно оправдать что угодно. Даже если на свадьбе тамада пёрнет жениху в лицо и объяснит, что это, мол, к богатству и счастливой супружеской жизни.

Гремела музыка, девчонки перекрикивали её, Ян с Паштетом поддерживали разговор, почти не вникая в суть обращённых к ним слов — красавицы уже изрядно нагрузились и даже неудачные шутки своих кавалеров встречали заразительным ленинским смехом. Ася и Лиза устроили соревнование на очищенных бананах; выяснилось, что номер «глубокая глотка» лучше всего получается у юркой малолетки. «Интересно, ей шестнадцать-то есть?» — подумал Ян. Девчонка-то, ясное дело, сейчас готова на всё. Но потом она протрезвеет… Ян подумал и твёрдо решил не иметь с ней дела. Десять лет назад он строил любовь по принципу «хрен ровесников не ищет» и был твёрдо убеждён, что наличия у девицы сисек и обоюдного желания совокупиться достаточно для создания гармоничного союза на час-другой. С возрастом он стал осторожнее. …Подумал и невзначай положил руку на худенькое бёдрышко малолетки, обтянутое джинсами. Маленькая дрянь хихикнула и шлёпнула его по руке.

Тем временем в соседней комнате «Иванушки» допели незамысловатый шлягер про плывущий к экватору подсолнух, и вместо них застонала вечная Алла Борисовна, требующая от кого-то, чтобы он позвал её с собой, обещая пройти сквозь злые ночи.

— Девчонки, а чё вы одно старьё крутите? — удивился Ян.

— Старьё? С хрена ли старьё? — вытаращилась Вика. — Ты чё, упал? Нормальный музон, вообще-то.

— Конечно, нормальный, — примирительно улыбнулся Ян.

— Таак, девчоонкии! И мальчишкиии! — Гомон прорезал голос виновницы торжества. — Хорош нажираться, пошли танцевать!

От таких предложений не отказываются, и компания, прихватив несколько бутылок и блюдо, где смешались в кучу сегменты ананаса, пластинки ветчины и обломки шоколадных плиток, переместилась в соседнюю комнату. В ней не было мебели — если не считать посудного шкафа у стены, на котором стоял музыкальный центр. Ян отметил эту деталь и удивился — нынешнее поколение слушает музыку с мобильных гаджетов, а вот надо же — кто-то ещё держит у себя это идолище. Кстати, странно, что у Светы нет компьютера. Наверное, она со смартфона в интернете сидит.

— Дон-диги-диги-дон-дон — дон-дон-диги-дон-дон-дон! — взревел музыкальный центр. Барышни, остававшиеся в туфлях, распинали их по углам, и началось танцевальное безумие. Яна это почему-то не увлекло, а вот Паштет сорвался с места и принялся лихо отплясывать в кругу повизгивающих от восторга девиц.

— Ка-алечка, на память калеч-ка-а! — вопили девчонки. — Теперь неспокойна-а сердеч-ка-а…

— Ска-ажи ты мне речка, скажи мне рябина, за что я тебя полюби-и-ла-а! — Ян не успел глазом моргнуть, как руки Анжелы легли ему на плечи. Девушка извивалась перед ним и поглядывала очень многозначительно. Ян хотел обнять её, но Анжела с хохотом увернулась.

— Пошли танцевать! — крикнула она.

В комнате было тесно и душно, и танцующие принялись избавляться от лишних деталей костюма. Лиза сбросила футболку и вдохновенно крутилась в джинсах и девственно-белом лифчике. Анжела, Вика и будущая новобрачная поснимали колготки. Ася непринуждённо скинула джинсы и вертела маленьким крепким задиком в ядовито-зелёных трусиках. Ян проследил за ней глазами и закусил губу.

— Что, красавчик, нравится у нас? — спросила Анжела.

— Ещё бы! — Он прижал её к себе.

— У-у-у… Я чувствую! — бесстыдно ухмыльнулась Анжела. — А ты останешься с нами?

— Конечно… От блин!.. — Он хлопнул себя по лбу.

— Что такое, милый? Всё в порядке? — в голосе Анжелы звучала ненаигранная тревога.

— Умгум. Надо звонок сделать. Срочно.

Отец Яна был давно и тяжело болен. Вот уже пять лет его терзал атеросклероз, отгрызая куски от тела, то отступал на долгие месяцы, то снова атаковал обречённую жертву. В последние дни отцу стало хуже, со дня на день его могли снова положить в больницу. Дело пахло новой ампутацией. Ян звонил родителям, если у него в этот день не было возможности заехать к ним. Он вспомнил, что сегодня ещё не звонил.

— Ща. Я быстро. — Он вывернулся из объятий Анжелы и выскользнул в коридор. Странно — телефон высвечивал значок «сеть недоступна». Ян подошёл к окну, но ничего не изменилось. За окном почему-то была непроницаемо-серая матовая мгла, как будто стекло упиралось в стену. На секунду Яну стало не по себе, но он понял, что на улице, наверное, густой туман.

— Отдыхаем-зажигаем! — послышался чей-то ликующий визг из комнаты.

Ян вернулся в комнату, где полуголые девицы скакали под «Две ладошки, нежные кошки». Мелкая Ася распрощалась с футболкой, под которой у неё не было ничего (сисек тоже не было), и в данный исторический момент крутилась перед Паштетом, стягивая с него штаны. Паштетова рубашка уже валялась в углу.

— Зажжём до звёооозд! Будет жарко-о! — радостно кричала Света.

Наверное, ей уже было очень жарко, иначе как объяснить, что она сбросила платье и отплясывала в одном белье…

— Я сейчас! — крикнул Ян, обращаясь ко всем разом, метнулся в прихожую, обулся и сбежал по лестнице вниз.

Как и следовало ожидать, на улице мобильник ожил.

— Алло, мам? Ну как вы? Не разбудил? Всё в порядке? Ах, спит уже? Ну, тогда не надо, не буди, пусть поспит. Я завтра к вам заскочу, наверное. Ну, всё, целую.

Он повернулся, чтобы подняться обратно в квартиру, где гремит древняя музыка и танцуют вполне современные полуголые девчонки… и застыл, как громом поражённый.

Он часто встречал это выражение в книгах, но теперь понял, что оно обозначает.

Дом пропал.

Ян протёр глаза, но эта манипуляция не помогла. Перед ним было пустое пространство. Справа возвышалась коробка номер четыре, впереди, метров за сто, виднелись частные постройки, вытянувшиеся вдоль улицы Первая Индустриальная.

Ян обернулся — «опель астра» стоял на том же месте, где они его оставили час с небольшим тому назад. Снова повернулся к дому — и снова его взгляд провалился в пустоту.

Ян разом протрезвел. Он даже не испугался — случившееся было слишком нелепо, чтобы вызвать страх. Приглядевшись, он увидел прямоугольник фундамента, возвышавшийся над землёй. Это был фундамент дома два. Но куда девалось всё остальное?

— Паштет! Анжела! Девчонки! Вы где? — закричал Ян. Ответом была тишина.

Ян вспомнил, как глючил по дороге навигатор, упорно отказываясь показывать дом два по улице Вторая Индустриальная. Вспомнил, что, когда они подъехали, ему показалось, будто во всех окнах дома нет света. Вспомнил матовую мглу за окном и неработающий мобильник.

— Чё за бред… — растерянно пробормотал он. — Паштет! Чё за фигня, эй?

Он снова оглянулся — «опель» стоял на своём месте. Не совсем понимая, зачем он это делает, Ян подскочил к машине и постучал по стеклу. Разумеется, никто не откликнулся.

Ян набрал номер Паштета на мобильнике и несколько раз выслушал вежливый женский голос, уведомляющий, что абонент не отвечает или временно недоступен, и советующий позвонить позднее.

— Call back later, мать твою! — Ян отошёл от дома… точнее, места, где он должен был быть. Почему-то ему стало неприятно находиться рядом с ним. «Влип», подумал он. Случившееся не могло быть галлюцинацией. Таких подробных, ярких и чётких глюков не бывает; сам-то он не баловался «веществами», но часто общался с теми, кто расширял сознание разными способами, и знал, что к чему. Самое главное, видениям взяться неоткуда: он не глотал никакой дряни и не стукался головой. Они приехали сюда с Паштетом, вот и тачка его стоит… а потом Паштет пропал.

Ян, преодолев неведомо откуда взявшуюся опаску, перелез через фундамент и долго лазал по развалинам, посвечивая фонариком. Он не удивился бы, найдя друга мёртвым или искалеченным — но на месте дома два не было ничего, кроме грязи, опавших листьев и всевозможного мусора.

— Так. Попробуем рассуждать логически. Мы приехали вместе. Мы вместе пошли… куда пошли? Хрен знает, куда-то вместе забурились. И вот теперь здесь, а Паштет сгинул. Куда?..

Ян почувствовал, что вот-вот сойдёт с ума. Физически почувствовал, как закипают мозги. Ему было невыносимо стоять одному на полутёмной улице, рядом с… чёрт знает, как назвать это место, где они только что были! Только что! Подвывая от ужаса, он бросился через дорогу и что было силы заколотил кулаком в ближайшие ворота.

Залаяла собака. Судя по голосу — большая и недобрая. Ян продолжал стучать. Где-то в глубине двора, закрытого глухим забором, скрипнула дверь.

— Ну чё опять?! — загремел мужской голос из-за забора. — А ну, мотайте отсюда, шпана, мотайте по-хорошему! А то у меня волкодав некормленый!

— Хозяин, помоги, у меня проблема! — крикнул Ян, подскакивая, чтобы заглянуть во двор.

— Воду и ложку не дам! — ответил невидимый хозяин. Ян, хотя в юности повидал всякое, не сразу сообразил, при чём тут столовые приборы.

— Слышь, остряк, у меня беда, на самом деле! Друг пропал! Здесь и сейчас! Жив или нет — не знаю! Открой, что ты, как не знаю что! Один я тут!

За беспрерывным лаем Ян не услышал шагов. Он дёрнулся, когда где-то с правого боку заскрипела калитка, и на улицу вышел хозяин: мужик постарше Яна, грузный и мрачный.

— Ну чё за беда у тебя? — не слишком приветливо спросил хозяин. Вместо слова «беда» он употребил другое, более резкое словечко. Ян вкратце рассказал, как они познакомились в интернете с девушками, которые пригласили их на вечеринку, и как дом, где шло веселье, неожиданно пропал, стоило ему выйти на улицу и повернуться к подъезду спиной..

— Та-ак… А ну-ка, перекрестись! — неожиданно гаркнул хозяин и отступил назад, готовый то ли огреть чем-то ночного гостя, то ли опрометью бежать во двор.

Ян нерешительно обмахнулся щепотью. Хозяин одобрительно промычал, глядя на его манипуляции.

— Нездешний? — чуть теплее поинтересовался хозяин.

— Нездешний, — кивнул Ян.

— Ну, тогда понятно. Дома два с конца девяностых нет. Сгорел. И девки эти, с которыми вы зажигали — вместе с ним.

— Чё-т не понял, — покрутил головой Ян.

— Сейчас поймёшь. В девяносто седьмом было дело. Одна мочалка собрала подруг на девичник — замуж готовилась выходить. Я это почему знаю — моя жена теперешняя, ну, тогда ещё не жена, а так — тоже туда идти намылилась. Да я ей запретил — нечего тебе, говорю, на блядки ходить, и не вздумай, а то пришибу. Она, дура, на меня окрысилась, а на следующий день мне чуть ноги не целовала. Потому что спас я её. Блин, ну я хрен знает, что эти девки учудили, только у них в квартире газ бомбанул. Полдома разметало. Горело, как… как вулкан! От тех девчонок, говорят, даже огарков не нашли. А дом так и не стали восстанавливать. Развалины доломали и строить на этом месте ничего не стали.

— Так. Всё равно не понял. А как же мы… — начал оглушённый такими известиями Ян, но хозяин оборвал его.

— Ты задал вопрос — я тебе ответил. А теперь — давай-ка, не задерживайся. А то у нас тут, сам видишь, всякое бывает. — Не отводя взгляда от ночного гостя, он задом зашёл в калитку, захлопнул её и запер изнутри.

«Всё нормально. Это глюки. Ты просто перенапрягся. Нельзя ночи напролёт сидеть в интернете…» Ян, спотыкаясь на ровном месте, брёл по слабо освещённой улице Слободки. Брёл без направления и цели, брёл просто затем, чтобы что-то делать и не позволять себе задуматься. Разум отказывался принять случившееся. Да и что случилось? А ничего! Надо вызвать такси и ехать домой. Он достал из кармана телефон, который, разумеется, замечательно работал. Ну вот: связь есть, с миром всё в порядке.

Ян заказал машину и, когда его попросили назвать адрес, он чуть не назвал дом «два».

— К повороту на мост! — нашёлся он.

Он подумал, что надо бы позвонить Паштету… и передумал. Неизвестно, кто ответит по его телефону.

Он вздохнул и зашагал к мосту. Редкие фонари как будто засветили ярче, из соседних домов доносились то обрывки разговоров, то бубнёж телевизора, а впереди умиротворяюще порыкивало моторами шоссе. Мир оставался ясен, прочен и предсказуем. Как всегда.

Без особых приключений Ян дошёл до речки, служившей границей Слободки. Он взошёл на мост, глубоко вздохнул и оглянулся.

— Ян, ну куда тебя понесло! — Перед ним неведомо откуда возникла Анжела. Она была в той же юбочке и блузочке, в какой встретила их в квартире. — Перебрал, что ли? — Она крепко — не вырвешься! — обхватила его запястье тонкими пальчиками, и Ян почувствовал, что рука мертвячки не холодная. Скорее — горячая. Но это открытие его отчего-то не порадовало… — Ян, ну не тупи, пошли! Девчонки тебя ждут! Особенно Аська, хи-хи! Всё только начинается! Мы зажжём до звёзд!..

Soulcollector. exe

Немного найдётся желающих бродить безлунной ночью по лесу, и мало кто даже при свете дня полезет в глубокий овраг, в котором и в июньский полдень темно, и то ли от вечного сумрака, то ли по другой причине каждого охватывает безотчётная сосущая тоска. Поэтому ни один человек не видел, как свежий холмик на дне оврага зашевелился, вспучился, и из земли высунулась бледная грязная рука. Она стала судорожно разбрасывать комья земли. Вскоре из-под земли пробилась вторая рука. На пару дело пошло быстрее, и через несколько минут обитатель могилы выполз наружу. Он передохнул, потом сунул руку обратно в раскоп и с усилием вытянул наружу большой бесформенный мешок. Он вскинул мешок на плечи и потащился по борту оврага наверх, оскальзываясь и хватаясь за ветки. Достигнув вершины, подземный житель перевалил через гребень и зашагал прочь.

Он брёл неуверенно, точно поднятый мертвяк — или человек, который три дня пролежал в могиле, без света, без еды и питья, довольствуясь одним воздухом, и то через тростинку. Когда он вышел на прогалину, в неверном свете звёзд можно было бы увидеть, что половина лица его залита кровью, а на месте левого глаза зияет чёрная впадина.

Человек остановился, достал из-за пазухи платок и тщательно завязан здоровый глаз. Сделав это, он замер на месте, разведя в стороны полусогнутые в локтях руки ладонями наружу. Так он стоял некоторое время. Потом изувеченное лицо дёрнулось в несмелой улыбке, как будто он услышал что-то приятное. Не снимая повязки, человек подхватил мешок и зашагал в одному ему понятном направлении. Он шёл сквозь лес с необычной для незрячего ловкостью и через несколько часов вышел на опушку. Впереди было большое поле, и где-то вдалеке, почти у горизонта, спала деревня. Ни в одном из домов не было видно света. Загадочный странник постоял, прислушиваясь к чему-то, потом быстро подошёл к сосне, погладил кору, бормоча странные слова, и с неожиданной для измождённого калеки ловкостью полез вверх, хватаясь за обломанные сучья. Так, бормоча, он достиг веток и скрылся в кроне. Через некоторое время на землю с глухим стуком упало тёмное тело. Это был молодой ещё парень с петлёй на шее. Его лицо страшно вспухло, глаза выкатились из орбит, изо рта торчал язык.

Верёвка, на которой он был повешен, была перегрызена.

Следом за висельником спустился и подземный выходец. Он снял повязку и удовлетворённо вздохнул. Затем, продолжая бормотать, достал из мешка тринадцать оструганных колышков и принялся втыкать их вокруг мертвеца.

— Знатный мертвячок… — пробормотал он. — Заложный. Целенький. Без изъянца. Хорошей смертью помер — сам с тоски удавился… Девка другому дала… дур-рак, нашёл из-за чего… Это то, что нужно… Наворотим мы дел, парнишка… — Прежде, чем воткнуть тринадцатый колышек, он взял ещё несколько предметов из мешка и уложил их внутри круга. Только потом он воткнул последний колышек.

Висельник вздрогнул. Одноглазый невозмутимо развернул широкую плоскую коробку, оказавшуюся ноутбуком, и включил его. Мертвенный свет экрана упал на изувеченное лицо. Подождав, когда компьютер загрузится, одноглазый воткнул в USB-порт длинный шнур, на противоположном конце которого была длинная трёхгранная пика из матового материала, похожего на камень. Её одноглазый воткнул в сердце висельника. Мертвец снова вздрогнул. Одноглазый прижал к губам большой варган и ударил по язычку. Раздался жуткий низкий звук. Мертвец пошевелился третий раз. Одноглазый забил по язычку, то медленнее, то быстрее, добавляя к рычанию варгана собственное утробное гудение.

Висельник задёргался, точно его ещё не перегнившие нервы били током. Он размахивал скрюченными руками, брыкался, туловище изгибалось, как тело змеи. Дёрнувшись особенно сильно, он встал на колени. Голова свисла на бок и дико уставилась на одноглазого. Тот продолжал играть. Руки мертвеца поднялись неуклюжими рывками и потянулись к одноглазому — и вдруг опали. Мертвец рухнул на землю, как мешок с костями, и замер без движения. Теперь его можно было с полной уверенностью называть покойником.

Одноглазый выдернул пику из груди парня, отсоединил шнур от USB-порта и выключил ноутбук.

* * *

ТРИ ГОДА СПУСТЯ

— Пал-Палыч, звонят с вахты. К вам женщина!

— Красивая?

— Наверное, да. Она говорит, что она — ваша жена.

Крупный мужчина, утонувший в просторном кожаном кресле, поморщился.

— Скажи, чтоб пропустили.

— Да, конечно, Пал-Палыч. — Незримая собеседница отключилась.

Пал-Палыч — рослый широкоплечий мужчина с волевым, чуть оплывшим лицом и с небольшим животом, в дорогом зелёном костюме с золотой искрой — поднялся из кресла и прошёл к окну.

— Овца тупая, — сказал он в пространство и вернулся в кресло.

Через некоторое время в дверь деликатно постучали, и после раздражённого пал-палычева «Да-да!» в кабинет вошла дама. В старых романах о таких дамах писали «со следами былой красоты». Она была богато одета, имела недешёвую причёску и роскошные серьги в ушах, и по ней было видно, что лет двадцать назад она и в самом деле была красавицей. Но сейчас переживания старили её больше, чем время.

— Проходи, Мариша, присаживайся, — доброжелательно сказал Пал-Палыч — но сколько скрытой издёвки было в этой доброжелательности! — Сказать Машеньке, чтобы кофе заварила?

Гостья покачала головой.

— Не надо мне твоего кофе, — вполголоса проговорила она и осталась стоять.

— Ну, на нет и суда нет. С чем пожаловала, дорогая бывшая супруга?

«Дорогая бывшая» в три приёма вздохнула и заговорила:

— Павел, последний раз тебя прошу. Не за себя. За сына. Сын он тебе или нет? Ты ж нас без крыши над головой оставляешь, Павел, или ты ирод бесчувственный? Сына пожалей!.. — дама захлюпала и потянулась за платком.

— Так-так, Марина Викторовна, — Пал-Палыч выставил вперёд пухлую ладонь. — На слезу давить не надо. Если бы вы знали, сколько раз меня пытались взять на слезу, вы бы охнули. Не действует, давно проверено. Позволю себе напомнить вам, Марина Викторовна, что квартира, в которой вы изволите проживать, целиком и полностью принадлежит мне, поскольку приобретена на мои личные средства. И любой суд вам это докажет. Я же предлагаю обойтись без судебной процедуры, по-родственному. Вы продаёте ваш домик в Осташково, я добавляю вам необходимую сумму, не требуя, заметьте, возврата, и так мы вскладчину покупаем вам квартиру. Простите, однокомнатную. Я не миллиардер, а вы, Марина Викторовна, не инвалид войны и труда, да и Димчанский уже не пацан. Семнадцать лет, пора начинать жить по-взрослому. Пусть заработает, чтобы не жить с матерью в однушке. Я, когда в его возрасте был, мы всемером в двух комнатах в коммуналке жили, и ничего. Сама видишь, чего достиг. А если бы меня с малолетства по головке гладили, сюси-муси, я бы так и остался… сюси-муси!..

— Димочка только в институт поступил! — всхлипнула Марина Викторовна. — Ему что, институт бросить? А если в армию загребут?

— И в армию сходить невредно. Я отдал долг Родине, а почему мой сын будет прятаться за мамкиной юбкой? Мой сын — мой! — вырастет мужиком! И всего добьётся сам! Когда я увижу, что он стал мужиком, с руками и с головой, я его возьму в дело. А лоботрясничать… — Пал-Палыч оборвал фразу и сердито засопел, глядя в сторону.

— Скотина ты, Павел, — тихо и горько сказала Марина Викторовна. — Ты всё для этой лахудры копишь, я знаю… Всё для неё… даже сыну лишнюю копеечку дать жидишься… Понятно, ей от тебя только деньги нужны… а что ещё-то ей от тебя брать-то? Кончик-то у тебя давно уже на полшестого…

Пал-Палыч побагровел.

— А ну-ка… вон отсюда, шлюха старая! — рявкнул он.

— Да не кричи, Пашенька. Подчинённые услышат. Я к тебе больше не приду, милый мой, родной. Только одно запомни. Пожалеешь ты. Страшно пожалеешь! — Марина Викторовна развернулась и вышла из кабинета.

* * *