Бесплатный фрагмент - Единственное желание

Для тех, кто всё пропустил…

Приветствую вас, друзья мои и попутчики!

Если вдруг случилось так, что вы не читали первой книги, знать не знаете, кто такая Настя Романова, и как она оказалась в Долине Ветров, да и про Долину Ветров услыхали впервые, вам будет полезно это краткое предисловие.

Если вы уже в курсе приключений Рыжей, можете смело перевернуть эту страницу.

Итак, с чего всё началось…

Анастасия Романова, по прозвищу Рыжая, отправилась с подругой в лес, где случайно стала свидетельницей ритуального убийства. Девчонки чудом спаслись, но позже милиция никаких следов преступления не обнаружила. Желая разгадать эту тайну и избавиться от кошмарных снов, Настя снова возвращается в горы. Столкнувшись с ведьмой-убийцей, Рыжая теряет сознание, а приходит в себя уже совсем в другом месте и, как выяснится позже, в другом мире. Здесь она попадает в лапы работорговцев, а сбежать из плена ей помогает товарищ по несчастью.

Наир оказывается представителем бессмертной расы лэгиарнов и сразу становится для Насти (которую в новом мире прозвали Дэини) другом и защитником. Чуть позже судьба сталкивает её с ещё одной любопытной личностью, Эливертом, атаманом разбойников.

Все трое приглашены на бал во дворец фаворитки короля миледи Лиэлид. Путешествие по землям Кирлии нельзя считать опасным, но даже здесь их ждут встречи с разнообразной нечистью и не очень приятными людьми.

По дороге друзьям предстоит спасти сиротку, осчастливить одинокую вдову, убить опасного лесного червя и узнать друг друга поближе.

Во дворце Насте предоставляется возможность оценить высшее общество Юга. Но бал — это только предлог. Истинная цель приглашения Лиэлид — это важная миссия по предотвращению войны. Настя вместе с друзьями должна отправиться на Север, дабы похитить некую магическую Чашу Желаний, которую правитель враждебного Герсвальда хочет использовать в качестве оружия.

Вместе с уже знакомой нам троицей в опасный путь едет фрейлина Лиэлид по имени Соур и королевский рыцарь Кайл.

Таинственный полукровка Кайл-Северянин завоёвывает сердце Анастасии с первого взгляда. Ради него она готова отправиться куда угодно. Все мысли девушки заняты красавцем-полукровкой, потому неожиданное появление Эливерта ночью в её покоях Настю изумляет и озадачивает. Прежде чем Романова успевает выставить прочь наглеца, атаман признается, что решил поехать вместе со всеми, но только до границы Кирлии.

Впереди — долгая дорога на Север…

Кирлия

Ныряя в волны толпы безликой,

Жадно вдыхая эмоций запах,

Я чувствовал жизнь, необузданно дикую

Лишь там, где ступала опасность на лапах.

Ты рядом летела, земли не касаясь,

Я думал о многом, мы строили планы.

И лица людей, как листья по осени,

Менялись, что очень меня забавляло.

Ты очень любила разглядывать руки,

Разгадывать тайны запутанных линий.

Встречая рассвет беспощадно красивый,

Босая тревожила утренний иней.

А линии были такие глубокие,

Твои на мои совсем не похожие.

Соединим руки наперекор судьбам.

Кто сказал, что мы будем с тобой одинокими?

Лети, моя птица! На любимых не злятся…

Пропускаю через себя

Твой свет током через душу.

Невозможно жить не любя!

Лети! И никого не слушай!

Юрий Постарнаков

В начале пути

Это сестры печали, живущие в ивах,

Их глаза, словно свечи, а голос — туман,

В эту ночь ты поймёшь, как они терпеливы,

Как они снисходительны к нам,

К грешным и праведным нам.

Илья Кормильцев

Да, не так Настя представляла себе это путешествие…

Сизая взвесь дождя окутала долину. Мрачные пепельно-серые тучи обволакивали небо до самого горизонта, в какую сторону ни глянь. Моросило уже четвёртый день подряд. Промозглый туман сползал с вершин холмов. Дорога превратилась в раскисшее болото, а отвратительный, по-осеннему холодный и унылый дождик всё сыпал и сыпал.

Рыжая-то ждала приключений и геройств, опасностей, подстерегающих их, стоит покинуть обитель Светозарной Лиэлид.

К чему-то такому она была готова, но только не к этому — убийственному, бесцветному, нудному, бесконечному, унылому дождю, который, казалось, высасывал из неё не только отвагу и решимость, но и саму жизнь. Даже яркая летняя зелень не радовала глаз, а нагоняла тоску, ибо поникла под тяжестью капель, как от непосильной ноши.

С какой ностальгией Дэини вспоминала тот путь, что привёл её в Жемчужные Сады из Лэрианора. Как не хватало девушке безобидной перебранки Наира и Эливерта! А эти милые, зачастую неудачные, попытки атамана опекать её! Их весёлые песни, скачки наперегонки, и ветер в лицо!

В первый день, едва покинув замок Лиэлид, Настя ожидала, что всё так и будет. Но очень быстро она осознала, что теперь их стало больше, миссия их столь секретна и сложна, что ожидать веселья не стоит. Ещё она надеялась, что теперь у неё будет возможность вдоволь наговориться с Кайлом, внимать его чарующему голосу, смотреть в эти дивные глаза. Но, увы…

Кайл словно онемел. Он ехал впереди отряда, отчуждённый, молчаливый, сосредоточенный и совершенно забывший про Настю.

Глядя на столь серьёзного предводителя, и друзья её вели себя более сдержанно, чем обычно. А уж один взгляд на чопорную высокомерную Соур отбивал всякую охоту шутить и смеяться.

Но погода, по крайней мере, ещё не успела испортиться — и Настя радовалась тому, что снова оказалась в седле, и наслаждалась ветром, солнцем и простором. А застоявшаяся в стойле Искра радовалась этой свободе не меньше своей хозяйки, и счастливая неслась вскачь по дороге, изящная и лёгкая, как бабочка.

Но к вечеру тучи обложили горизонт. Ещё до рассвета заморосили первые капли…

И вот тут-то удача окончательно отвернулась от Романовой. Мужчины почему-то внезапно озадачились комфортом и безопасностью её поездки и приняли единогласное решение, что ехать в дождь верхом юной миледи никак не годится.

Поскольку миледи Соур ехать в седле даже не могла себе помыслить, она передвигалась в крытом возке, похожем на большую чёрную коробку с колёсами. Управлял этим странным экипажем преимущественно Наир, а тонконогая Глелоу понуро плелась следом. Это громоздкое неуклюжее транспортное средство порядком тормозило всех её спутников, но иначе знатная дама себе путешествий не представляла. И вот, едва начался дождь, как Настю заставили присоединиться к Соур и ехать внутри, под крышей этого тарантаса. Никакие заверения девушки, что её, мол, каким-то там дождём не напугаешь, не помогли.

И вот уже четыре дня она была несчастной узницей этой трясущейся по ухабам коробки, да ещё и вынужденной соседкой миледи Соур. А ту сложно было назвать приятной собеседницей. Фрейлина Лиэлид всем своим видом показывала, что её тошнит от этого путешествия, погоды, и, главное, от её попутчиков. Большую часть пути она дремала, томно прикрыв глаза и откинувшись на спинку широкого сиденья, обитого бархатом. Возок, в котором они ехали, назывался «эйлве», что на языке Долины Ветров означало «шкатулка». Но Насте этот дребезжащий душный чёрный сундук с крошечным оконцем, в которое и свет толком не проникал, не говоря уже о воздухе, хотелось назвать «гробик на колёсиках». Даже обивка подходящая — алый бархат, не хватает только белых тапочек и поминальных венков!

«Если я не помру в этом ящике от скуки и безделья, то с ума точно сойду», — грустно вздохнула Настя, глядя в крохотное отверстие окна на унылую равнину.

Рядом, шлёпая копытами по грязи, неторопливо прошествовал вороной. Вода струилась по его чёрной лоснящейся шкуре.

Крупные капли дождя висели на капюшоне плаща, в который закутался Эливерт, и то и дело, срываясь, падали ему на лицо. Вид у атамана был кислый. И Настя решила, что нынче снаружи немногим веселее.

Сейчас, в ту редкую минуту, когда разбойник не кривился в усмешке, не паясничал и не язвил, глядя на его лицо, Дэини подумала, что его вполне можно назвать красивым.

Наутро после бала она встретила привычного Эливерта — весёлого, нахального, остроумного — и была благодарна ему за это: не пришлось чувствовать себя неловко и думать над тем, что сказать. Он сделал вид, что вовсе ничего не произошло. И Романова искренне заверила себя, что всё дело было в бессчётном количестве бокалов вина, принятом накануне, а неподдельная нежность в его безжалостных глазах ей просто пригрезилась. На том и успокоилась. За те дни, что они уже были в пути, Рыжая больше ни разу не вспоминала про попытку Эливерта забраться в её постель. До этой минуты…

Настя поспешно перевела взгляд на другую фигуру, чуть размытую туманной дымкой дождя. Он ехал на рыжей кобыле, похожей на Искру, только немного выше и мощнее. И чёрный плащ с капюшоном полностью скрывал Кайла от взора девушки, но она знала, что лицо рыцаря серьёзно и холодно, губы сурово сжаты, а глаза скользят по окрестностям, выискивая возможные угрозы и опасности.

Лицо прекрасной мраморной статуи… Лицо камня.

Может, Эливерт был прав, когда сказал, что у Кайла ледяное сердце? Он вскружил ей на балу голову, но теперь Настя была почти уверена, что искорка, блеснувшая между ними, была лишь её собственной фантазией. Просто ей так хотелось, чтоб этот красивый странный рыцарь заметил её, что она сама убедила себя в этом.

«Я влюбилась в собственную иллюзию», — признала Рыжая, наконец, и снова печально вздохнула.

До этого ночевали на постоялых дворах, сегодня же дорога бежала по абсолютно пустынной местности, и даже на горизонте Насте так и не попалось на глаза ни одного поселения. Впрочем, горизонт утопал в белом молоке. Приближение вечера угадывалось по тому, что туман начал приобретать зловещий кровавый оттенок.

— Какая жуткая картина! — холодно проронила Соур, приоткрыв глаза на минуту. — Всё на свете бы отдала, чтобы оказаться сейчас дома, в Жемчужных Садах.

Насте от наползавшей алой мглы тоже стало не по себе, но она спросила с напускной бравадой:

— Что Вас так пугает? Это просто игра солнечного света и капель дождя!

— Дело не только в тумане. Мне вообще здесь не место… среди этих грязных дорог и этого грязного сброда! — голос Соур был полон яда и презрения.

Настю поразила эта неприкрытая ненависть в её голосе, и, наверное, только изумление удержало девушку от того, чтобы не закатить оплеуху надменной «гусыне» или не сказать ей что-нибудь действительно мерзкое, такое же мерзкое, как она сама.

— Тогда зачем Вы поехали с нами? Вас никто не звал! Надо было отказаться! — гневно бросила Рыжая.

— Как я могла отказаться? — глаза Соур удивлённо распахнулись. — Миледи Лиэлид хотела этого. Она верит в меня! Как я могла ей отказать? Предать её доверие? Лучше я умру на этом пути, чем огорчу её хоть чем-то! А я непременно умру! — глаза Соур наполнились страхом. — Ах, я несчастная! Я даже не успела выйти замуж, родить дитя…

Страх брызнул из глаз солёными бусинками слёз.

«Ненормальная какая-то!» — подумала Настя, но почувствовала, как злость стихает, уступая место жалости. Может, ей и самой впору плакать? Просто, в отличие от коренной жительницы Кирлии, она пока плохо понимает, что такое Север. Стоило сказать Соур что-нибудь утешительное или просто обнять её. Но Настя так и не нашла в себе силы сделать это. Она отвернулась к крохотному оконцу и стала глядеть на удивительную багровую картину, что без кистей и красок рисовал туман.

Кайл обернулся, окликнул Эливерта. Разбойник подъехал ближе, и они с минуту что-то обсуждали. Потом Эл пришпорил Ворона и растворился в серой взвеси дождя.

***

Должно быть, Настя задремала, убаюканная монотонностью дороги. Она вздрогнула, когда кто-то неожиданно постучал по стенке эйлве — хотя стук был достаточно деликатный. Чего нельзя было сказать о наглой физиономии Эливерта, тут же заглянувшей в распахнувшуюся дверцу:

— Миледи, мы прибыли! Прошу пожаловать! Зацените, какие апартаменты я нашёл для вас на сегодняшнюю ночь!

Сумерки стремительно опускались на лесок, в котором они остановились. Эйлве съехал чуть в сторону от дороги, тут же были привязаны лошади остальных. Кайл и Наир перетаскивали вещи под крышу какого-то странного сооружения. Строение представляло собой что-то вроде большого шалаша или навеса. На нескольких могучих стволах деревьев закреплялась крыша, сплетённая из ветвей и законопаченная травой, мхом и дёрном. Наверху уже буйно зеленело разнотравье и даже несколько кустарников. Издали казалось, что пласт земли поднялся посреди леса и приоткрыл свои тёмные недра, как огромную пасть. Зато, благодаря такой крыше, под навесом не упало ни капли дождя. В углу из камней было сложено подобие очага, а на небольшом возвышении — несколько топчанов, устеленных сеном.

— Располагайтесь! — Кайл, закончивший с дорожными тюками, повернулся к дамам с приглашающим жестом.

— Сейчас разведём огонь. Приготовим ужин, — обнадеживающе добавил Наир.

Соур молча прошествовала мимо них, расстелила свою накидку на один из топчанов и уселась, натянутая и прямая, как струна.

Настя скинула свой плащ, выгнулась, как пробудившаяся от сна кошка, разминая затёкшее в дороге тело и бодро спросила:

— Чем помочь?

— Доставай припасы! Вон в том мешке! — махнул рукой Наир.

— Я за водой! — долетел до Насти голос Эливерта со стороны дороги.

Кайл побрёл к лошадям. Они уставали больше людей и требовали особой заботы.

— Завтра дождь перестанет! — бодро сообщил Наир, нарезая вяленое мясо.

— Хотелось бы! Я скоро паутиной зарасту в этом сундуке, — угрюмо буркнула Рыжая.

Эливерт принёс воду. Вскоре походный котелок весело зашипел на огне. Друзья сообща колдовали над будущим ужином, привычно перебрасываясь шутками и взаимными «подколками».

И Настя была так несказанно рада этому обстоятельству. Словно всё вернулось на круги своя, и они снова были той беззаботной дружной компанией, что покинула Лэрианор.

Соур, молчаливо наблюдавшая за ними со стороны, взяла маленький дорожный сундучок, что держала всегда при себе и, приблизившись, спросила Эливерта:

— Я могу там умыться?

— Ну, мраморной купальни не обещаю! И вода малость холодновата. А так… Ручей в Вашем полном распоряжении, миледи!

Атаман сверкнул белозубой улыбкой, но Соур молча пошла прочь, не удостоив его больше ни словом.

— Как же уже тошно от её кислой мины! — вздохнул Эл.

— Не будь к ней строг! — заступился Наир. — Ей тяжело. Она ведь дворянка, к роскоши привыкла. Для неё такая ночёвка в лесу — настоящая пытка!

— Хорошо, что наша Рыжая — не такая курица! — хмыкнул атаман, подмигнув Насте.

Та только рассмеялась, польщённая похвалой.

Спустя какое-то время подошёл Кайл, развесил мокрый плащ на специальных кольях, и, подсаживаясь к костру, спросил:

— А миледи Соур где?

— Гусыня пошла поплескаться! — ответил Эл. Через миг он нахмурился: — Давненько уже пошла…

Они с Кайлом одновременно вскочили на ноги.

— Соур! Миледи Соур! Миледи!

Эхо их голосов разлетелось по лесу, но ответом был лишь тихий шелест листвы.

— Я посмотрю у ручья, — Эл сорвался с места, следом за ним Кайл. У дороги разбойник обернулся и грозно добавил: — А вы оставайтесь здесь! Рыжая, слышишь! Ни шагу в лес!

Последнее предостережение было ненапрасным, Настя поймала себя на мысли, что собиралась последовать за друзьями. Конечно, Соур ей не нравилась, но она не желала ей зла. Настя вцепилась в руку Наира, тревожно вглядываясь в ночной лес. Ожидание — Рыжая ненавидела это мучительное, сжирающее изнутри чувство!

Но вот кто-то мелькнул у самой кромки дороги. Через миг из леса появился Эливерт. Он нёс на руках обмякшее тело Соур. Рука её повисла безжизненно, как плеть.

Настя вскрикнула, бросилась навстречу. Наир, разумеется, тоже. Они помогли Эливерту уложить Соур на один из топчанов.

— Что с ней? Она мертва? Что с ней случилось? — испуганно воскликнула Романова, глядя на бледное неподвижное тело.

— Это обморок. У знатных дам они, знаешь ли, случаются сплошь и рядом. Так что не надо так полошиться! — ухмыльнулся Эливерт. — Дайте-ка холодной воды!

Пока Настя кинулась за водой, из леса появился Кайл и принёс сундучок несчастной.

— Что стряслось?

— Да кто бы знал! — хмыкнул Эливерт, брызгая в лицо Соур ледяной водой. — Может, кто-то напугал её…

Кайл открыл сундучок.

— Тут у неё столько снадобий всяких!

Пошарил и вытащил флакон с какими-то кристаллами зелёного цвета. Открыв крышку, понюхал, сморщился и протянул Эливерту. Разбойник поднёс флакон к лицу Соур. Девушка дёрнулась, застонала, попыталась отмахнуться от зловонного лекарства, но рука её безвольно упала. Наконец, она открыла глаза, в недоумении оглядываясь по сторонам.

— Как Вы? Что с Вами случилось? — тревожно спросил Кайл. — Вы что-то увидели, кто-то напугал Вас?

Соур лишь отрицательно мотнула головой.

— Вас никто не укусил? — обеспокоенно оглядывал её Эливерт. — Змея? Или ещё какая-нибудь гадина?

— Нет, нет! — фрейлина Лиэлид попыталась сесть, но удалось ей это только с помощью Кайла.

— Может, Вы съели что-нибудь… Что не стоило есть? — неуверенно предположил Северянин. — Какие-нибудь ягоды? Вы не трогали никаких цветов или плодов?

— Ах, милорд Кайл, что за глупости! — Соур, кажется, пришла в себя окончательно. — Я же не коза какая-нибудь! Мне просто стало дурно. Я, должно быть, утомилась в дороге.

Она поднялась и, забрав сундучок из рук Кайла, отошла прочь.

— Лучше бы она была козой! — негромко буркнул Эл. — Пустоголовая гусыня! Рыжая, идём ужинать! Наир, как там наша похлёбка?

***

После того как подкрепились, вечер коротали у огня. По кругу передавали келлроу. Кайл спел пару проникновенных баллад, и Настя вновь почувствовала, как защемило в груди.

Ну, разве бывают такие мужчины? Да это же ангел во плоти!

Эливерт в этот раз тоже не пренебрёг инструментом. Спел задорную песенку о вольной жизни разбойничьего братства.

Настя вспомнила про любимого Высоцкого, запела балладу о Робин Гуде.

Здесь с полслова понимают,

Не боятся острых слов,

Здесь с почётом принимают

Оторви-сорви-голов.

И скрываются до срока

Даже рыцари в лесах:

Кто без страха и упрёка —

Тот всегда не при деньгах!

Песня пришлась по душе всем. Пришлось рассказывать историю знаменитого разбойника. Эл сначала поржал, что глупо подставлять свою шею, ради того, чтобы раздать всё награбленное. Потом прикинул, что у богачей сколько ни грабь, всё равно останется ещё немного — значит, можно и раздать, и себе притырить! И счёл, что славный Робин был парень хитрый и дерзкий, и не грех такого отчаянного героя воспеть в балладе. Потому песню великого барда попросили на бис ещё несколько раз.

Настя не возражала, спела. Эл, что запомнил, подпевал.

И живут да поживают,

Всем запретам вопреки,

И ничуть не унывают

Эти вольные стрелки.

Спят, укрывшись звёздным небом,

Мох под рёбра подложив.

Им какой бы холод ни был,

Жив — и славно, если жив!

Настя снова чувствовала, что живёт! Она наслаждалась этим вечером, и даже песня эта теперь звучала для неё совсем иначе. Потому что теперь она сама была частью такой истории, легенды, о которых прежде лишь в книгах читать и приходилось.

Соур, завернувшись в плащ, лежала в стороне от всех и периодически недовольно вздыхала. Про неё не забывали — спрашивали время от времени, не нужно ли чего. Но та стоически отказывалась от опеки попутчиков, а они особо по этому поводу не огорчались.

Прежде, чем улеглись спать, дождь прекратился. И Настя засыпала, молясь, чтоб сбылись слова Наира, и на следующий день ей, наконец, посчастливилось ехать в седле Искры.

***

Настя проснулась ближе к рассвету — резко, как от толчка. Она поспешно села, огляделась, не понимая, что её вырвало из сна.

В их походном лагере все мирно почивали. А в лесу царила такая оглушительная тишина, что Настя без труда различала тихое дыхание спящих друзей.

Костер почти догорел. Но было светло от наползавшего из леса тумана. Молочное облако обступало их лесное убежище со всех сторон непроглядной стеной и слегка светилось во мраке ночи.

Эл дремал у костра, подложив под голову дорожный мешок. Настя потянулась было к нему, всё ещё во власти смутной тревоги, но внезапно замерла, позабыв о своём намерении.

— Помоги мне! — голос прозвучал, как показалось, прямо над ухом.

Настя вздрогнула и обернулась. Никого не было у неё за спиной. И тут она увидела…

Девушка, внезапно появившаяся из призрачного кокона тумана, и сама на миг показалась призраком. Хрупкая, босоногая, в светлом платье, тёмные длинные волосы в беспорядке разметались по плечам. Тонкая рука вцепилась в ствол дерева, растущего на самой границе их стоянки, ища опоры. Девушка явно едва держалась на ногах.

Настя вскочила, готовая броситься к ней. А незнакомка подняла к ней бледное лицо, протянула вторую руку в молящем жесте и снова прошептала:

— Помоги!

Щупальца тумана отпрянули, словно выпуская незнакомку из своего плена, и Настя замерла на месте, с ужасом осознав, что платье и руки девушки перепачканы пятнами крови.

Рыжей казалось, что всё это происходит во сне — она медленно двинулась к раненой, словно преодолевая толщу воды, глядя как силуэт незнакомки то теряется во мгле тумана, то снова проступает. Она уже различала слёзы на искажённом гримасой боли прекрасном лице. Она так спешила, но время словно остановилось!

И вот, когда оставался лишь один шаг до протянутой руки, кто-то схватил её сзади за плечи. Настя дёрнулась, но хватка не ослабла. Девушка по-прежнему протягивала к Романовой руку — она нуждалась в помощи, она истекала кровью, а кто-то пытался удержать Настю, не дать спасти несчастную.

Рыжая взревела в негодовании, пытаясь вырваться из лап напавшего на неё врага, но тот был силен. Она знала, что непременно должна найти способ освободиться. Она лягалась, изворачивалась, шипела — всё напрасно! Слишком сильной оказалась хватка! Наконец, выгнувшись дугой, Настя ударила того собственным затылком. В голове загудело, и мир слегка пошатнулся.

Откуда-то издалека долетел голос, но смысл слов очень-очень долго доходил до Романовой.

— Да перестань же!

Голос казался знакомым. Но откуда?

— Рыжая, посмотри на меня! Смотри на меня! Не смотри на неё! Не слушай её! Смотри на меня! Дэини, умоляю — посмотри на меня!

Мир внезапно обрёл звуки и краски. Эливерт сжимал её руки, пытливо заглядывал в глаза. По лицу у него струилась кровь, шустрыми бусинками капая с подбородка на ворот куртки.

— Что с тобой? — пробормотала Настя. В глазах всё плыло, голова раскалывалась от боли. — Ты ранен?

Железная хватка на её запястьях слегка ослабла. Но вместо того, чтобы отпустить её, Эливерт внезапно привлёк её к себе, сжал в объятиях и прошептал в ухо:

— Светлые Небеса! Напугала же ты нас!

— Почему у тебя кровь? — спросила Настя, даже не пытаясь сопротивляться — ей казалось, что сил у неё сейчас как у мышонка.

— Так ты ж меня приложила!

— Я? Тебя? А на кой ты меня не пускал?! Там девушка… — вспомнила Романова. — Ей надо помочь!

Она попыталась развернуться туда, где видела незнакомку, но атаман поймал её лицо и снова зашептал быстро и напористо, не отводя взгляда:

— Нет! Не смотри на неё! Смотри только на меня!

— Но…

— Только на меня! Не смотри в её сторону, не слушай её! НЕ ГОВОРИ с ней! Пока ты не отвечаешь ей — она не сможет до тебя добраться. Девочка, поверь мне, помощь ей не нужна — ей нужна твоя жизнь!

— Эл, что у тебя? — голос Кайла долетел с той стороны, где Настя видела незнакомку.

— Она снова с нами. Не отвлекайся! — откликнулся Эливерт.

— Наир, не своди глаз с Соур! — деловито распорядился Северянин.

Настя попыталась отыскать полукровку взглядом, несмотря на предостережения разбойника. Боковым зрением она заметила, что Кайл замер у самой кромки тумана — в одной руке он сжимал меч, в другой — ярко полыхающий факел.

А напротив него, слегка покачиваясь, то исчезая в сизой мгле, то вновь проступая в отсветах огня, парило нечто…

Нет, то не могла быть давешняя незнакомка! Сейчас существо лишь отдалённо напоминало женщину. Сгусток белой дымки, переменчивый и жуткий, мертвенно-бледное лицо, тёмные провалы глазниц, жуткий оскал. Оно протягивало вперёд тонкие паутинки тумана, словно пыталось нащупать что-то в воздухе, но каждый раз натыкалось на факел в руках Северянина и, сердито фыркая, отдёргивало призрачные лапы.

При виде этой твари Настя всхлипнула жалостно и уткнулась в плечо атамана.

«Помоги мне!» — голос звучал прямо в голове, внутри, от него было не спрятаться.

«Я не стану смотреть на неё, больше ни разу не взгляну!» — убеждала Романова саму себя, но желание оттолкнуть Эливерта и вновь устремиться к незнакомке, было почти непреодолимым.

— Она опять меня зовёт! Эл, я с ума сойду! Не отпускай меня! — простонала девушка. — Что это за тварь?

— А ты не слушай её! Ты меня слушай! — Эл ласково гладил её по голове, словно маленького ребёнка. — Это мана, или заманиха. Потому как заманивает она, прежде чем сожрать. А на Севере их называют сёстрами тумана. Они всегда приходят незадолго до рассвета и исчезают, как только солнце встанет. Так что держись, совсем немного осталось — уже светает! Покуда ты ей не ответишь или не коснёшься её, она ничего сделать не может! Это жалиха — они на женщин охотятся, на милосердие давят, так и заманивают. А есть ещё хохотуши — те, дряни, и днём опасны, малолеток ловят в лесу. Играются с ними, являются в виде весёлых детишек. А могут в мать обратиться и увести в самую чащу. Маны — твари осторожные, заморочат голову, в глушь заведут, а там уже ждут, пока человек без сил упадёт — вот тогда и выпивают досуха.

«Помоги мне!» — призыв звучал теперь не как мольба, а как приказ, которому было невозможно не подчиниться. Настя вздрогнула, вцепившись в руку Эливерта.

— Не бойся, — спокойно продолжил разбойник. — С одной справимся! Хорошо ещё, что это жалиха, а то ещё мары есть… Они мужчин жрать предпочитают. Являются в ночи, в чём мать родила — и говорят, так хороши, что невозможно перед ней устоять. Если верить байкам, ещё ни одного путника, повстречавшего мару, живым не находили. Так что нам повезло. Тебя мы заманихе не скормим, да и эта курица Соур нам ещё пригодится! А вот явись сюда распрекрасная мара, как бы вы нас троих удержать смогли?

— Ты бы точно самый первый бросился! — проворчала Настя. — Ещё бы — девица голышом, и сама к тебе руки тянет!

— Я смотрю тебе уже лучше? — невозмутимо улыбнулся Эливерт.

Вкрадчивый призыв снова прошелестел прямо в мозгу, голова раскололась от боли, а в глазах всё поплыло. Настя со стоном уткнулась в плечо атамана, затыкая уши руками, и тихонько заплакала.

— Скоро встанет солнце! Скоро встанет солнце! — приговаривал разбойник как заклинание, заботливо поглаживая её по плечам.

— Отпусти меня, нелюдь! — яростный вопль Соур вывел Настю из магического транса.

Она вскинула голову и увидела, как Наир отлетел к костру, а фрейлина Лиэлид, словно отпущенная с тетивы стрела, сорвалась с места. Наир проворно вскочил, глубокие царапины на его лице в мгновение расцвели багровыми красками.

— Держите её! — успел крикнуть он.

Но Соур уже бежала туда, где у невидимой кромки защитного круга застыла призрачным облаком сестра тумана. И тут Эл снова поразил Настю скоростью своей реакции — выскользнув из объятий Романовой, он сделал какой-то молниеносный змеиный бросок и успел зацепиться за ногу проносившейся мимо девушки. Соур, споткнувшись, растянулась во весь свой немалый рост, лягнулась, пытаясь освободиться, но на помощь Эливерту уже подоспел Наир, схвативший беглянку за вторую ногу.

Извиваясь как бесноватая, Соур вскинула голову и истошно закричала:

— Пустите меня! Она зовёт! Я помогу ей! Эй, я здесь! Иди ко мне! Иди сюда! Сюда!

— Чтоб ты провалилась! — безнадёжно охнул Эливерт. — Закрой клюв, курица!

Настя уже не смотрела на Соур и своих друзей, пытавшихся её урезонить… Она больше не слышала манящего голоса. Она забыла о том, что миг назад боялась сойти с ума или стать жертвой нечисти. Иной страх парализовал её…

Она смотрела на Кайла, замершего в боевой стойке напротив бледного призрака.

На границе освещённого круга туманный силуэт маны вздрогнул и, качнувшись, стал больше и выше. Тёмные глазницы хищно оглядели поляну, словно заманиха внезапно прозрела. Зубастый оскал рта расплылся в улыбке. Когтистые руки, одетые в рукава тумана, потянулись вперёд.

И осторожно, словно пробуя ногой ледяную воду, жалиха ступила за границу круга, очерченного волшебным порошком Наира.

— Все назад! — рявкнул Северянин, не оборачиваясь, сам отступая на шаг. — Оттащите их подальше!

Со свистящим звуком мана вскинула рукава своего савана, и неожиданно серые щупальца тумана обрели очертания конечностей. Теперь к Кайлу потянулось сразу шесть когтистых лап.

Наир изо всех сил пытался справиться с бившейся в истерике фрейлиной. Эл, как только понял, что граница, удерживающая нечисть, рухнула, особо не церемонясь, потащил Соур прочь волоком, по пути прихватив и застывшую каменным изваянием Настю.

Рыжая не сопротивлялась. Наваждение прошло, но теперь она не могла отвести взгляда от того, что происходило на границе круга, так и пятилась, не сводя глаз с Кайла.

А тот взмахнул факелом перед самым носом маны, клинок в другой руке ловил огненные отблески. Тварь зашипела, оскаливая клыки, раздувая ноздри. И внезапно бросилась на рыцаря, молотя всеми шестью когтистыми лапищами, словно лопасти вертолёта замелькали в воздухе. Настя никогда не видела, чтобы кто-то двигался так быстро. Но Кайл был ещё быстрее, он парировал все её удары сверкающим клинком. Только вот когтистые щупальца, натыкаясь на сталь, растекались белёсым туманом, чтобы тут же вновь материализоваться в смертоносное оружие. Тварь пыталась обойти Северянина, шаг за шагом оттесняя его и пробираясь дальше в круг.

Но удар факелом в лицо вынудил заманиху отступить. Бледная личина перекосилась. Кости черепа проступили сквозь кожу, тонкую, как дымка тумана. Тёмные глазницы на миг полыхнули фосфором болотных огоньков. Жалиха взвыла протяжно и жутко.

Соур прекратила попытки вырваться и снова потеряла сознание, безвольно повиснув на руках лэгиарна.

Эл бросил короткий взгляд на Настю, словно проверяя её адекватность. И, молча выхватив из костра горящую палку, двинулся к заманихе. В тот миг, когда тварь снова попыталась атаковать Кайла, разбойник со всей силы саданул её горящим поленом по сгорбленной спине. Мана взревела, ударила с разворота, зацепила Эливерта. Тот отлетел почти к костру, но тут же вскочил, как кот, упавший на всё четыре лапы, и снова бросился в атаку. Кайл успел рубануть мечом отвлёкшуюся на разбойника жалиху, но образовавшаяся в её иллюзорном теле брешь затянулась прямо на глазах. Эл, изловчившись, отсёк ей одну из рук, но на её месте тут же появилась новая.

Чудовище казалось неуязвимым…. Неуязвимым, но не бесплотным! Вот уже несколько раз когтистые пальцы чудовища сумели настичь оборонявшихся мужчин. Коснувшись мимолётно, мана вспарывала одежду, как скальпель хирурга, оставляя яркие алые росчерки на теле. Казалось, этому изматывающему сражению со смертоносным туманом не будет конца, но тут Кайл и Эливерт умудрились нанести удар одновременно. Их клинки сверкнули и исчезли в молочном саване призрака, пронзив нечисть насквозь. Но сестра тумана только издала какой-то звук похожий на смешок, и лёгким облачком соскользнула со стального острия. Пасть её расплылась в насмешливой ухмылке, которой мог позавидовать даже мастер презрительных гримас Эливерт. В бледном теле зияли два сквозных отверстия, но, кажется, призрачную девицу это совсем не смущало.

И вдруг в единый миг, яркий-яркий, до боли в глазах, свет вспыхнул в этих прорехах, растёкся по бледному силуэту твари. Она вскинула голову к небу, и на какое-то мгновение на жутком её лице запечатлелось выражение крайнего изумления.

А потом она просто исчезла, лёгким облачком тумана растворившись в лесной тиши.

Кайл и Эливерт застыли, тяжело дыша, ещё не веря в собственную удачу.

— Вы её победили! Вы уничтожили её! — ошалело воскликнула Романова.

— Это не мы… — Эл сделал несколько шагов к костру, без сил опускаясь на землю. — Это рассвет!

Кайл уселся рядом, молча указав рукой на небо.

Настя обернулась и только теперь увидела золотые лучики восходящего светила, настойчиво пробивавшегося сквозь густые облака.

— А она больше не вернётся? — с опаской спросила девушка.

— Нет, пока светит солнце, — заверил атаман, глядя как Наир всё ещё безуспешно пытается привести в чувства миледи Соур. — Бояться нечего!

— Ага, слабо в это верится! Ты ещё говорил, что эти твари пугливые. Не нападают, если их сам не позовёшь. А она мне робкой совсем не показалась! Бросилась на вас только так, как бешеный пёс!

— Так мы ж её и позвали! — парировал Эливерт. — Вернее не мы, а она. Вон, курица эта! Наир, что ты с ней возишься? Дай ей хорошую оплеуху — сразу подскочит!

Лэгиарн совет проигнорировал, а Эливерт продолжил, виновато шмыгнув разбитым носом:

— К тому же она мою кровь почуяла. Когда ты меня… Сама бы она уже не ушла… от крови-то.

— Прости! — Настя опустилась рядом, разглядывая перепачканную физиономию разбойника.

Рядом Кайл молча оценивал серьёзность ссадин, оставленных на его предплечье острыми когтями заманихи.

— Да что ты! Я ж не в упрёк! — хмыкнул Эл. — Пойду я умоюсь, пожалуй! Спать мы сегодня уже не будем, ясно-понятно. Соберём пожитки и подальше отсюда двинем, лады? Кайла, вон, надо перевязать! Рыжая, тащи-ка сюда походный сундучок этой спящей гусыни! Там столько полезного! Бинты я точно видел.

— У меня свои есть, — проворчал рыцарь.

— И где их искать сейчас? — хмыкнул Эливерт, поднимаясь на ноги. — Не брезгуй — миледи Соур обидишь! Давай, Рыжая, займись нашим героем!

Разбойник побрёл к ручью, Кайл попытался было тоже встать:

— Я тоже пойду промою…

— Вот ещё, сиди! Я сама! — велела Настя нетерпящим возражений голосом.

Подхватила фляжку с водой, что стояла у костра, и принялась заботливо промывать раны, молясь, чтоб Северянин не заметил, как дрожат её руки. Настя в подобных делах была дилетантом, к тому же не переносила вида крови. Но сейчас она понимала, что на этом пути видеть кровь ей придётся ещё не раз, и надо быть сильной, чтобы всегда помочь в нужную минуту. Не дело грохаться в обморок, как Соур. Кайл нуждался в помощи — и она не могла его подвести! А о своей гемофобии она подумает после, когда перевяжет раны.

Эл вернулся — отмывшись, он выглядел намного лучше. Хотя из разбитого носа и губ всё ещё сочились карминовые капли. Разбойник деловито принялся рыться в сундучке Соур, от которой по-прежнему не отходил Наир.

— Что Вы делаете? Как смеете трогать мои вещи? — неожиданно подала голос фрейлина Лиэлид — весьма возмущённый голос, надо заметить.

— Ой, доброе утро! — не отвлекаясь, хмыкнул Эл. — Ну, прощения просим! Некогда было ждать Вашего пробуждения, миледи!

Соур поспешно поднялась и, сердито пыхтя, вырвала сундучок из рук разбойника. Пробежавшись по разноцветным баночкам и коробочкам тонкими пальцами, извлекла нужную.

— Это заживит раны быстрее, — сказал она, протянув лекарство Насте, собиравшейся забинтовать руку Кайла просто чистой тканью.

— А это от отёков и синяков!

Золотистая баночка легла в руку атамана.

— Да ладно! И так бы не помер! Но, всё рано, благодарю! — слегка смутился тот.

Соур молча закрыла сундучок и удалилась.

— И правда, чудное зелье! Сразу боль прошла! — удивился атаман, пытаясь размазать снадобье по лицу.

— Постой! Дай я помогу! — Настя, закончившая бинтовать Кайла, выдернула склянку из рук Эливерта и принялась деловито, но бережно, смазывать его ссадины и уже налившийся кровью синяк.

Тот терпеливо всё это сносил, прикрыв глаза.

Закончив, Настя поднялась с колен, поглядела сверху вниз на сидящих у её ног мужчин и, поддавшись внезапному порыву, наклонилась и поцеловала Эливерта в макушку.

— Спасибо тебе! — с улыбкой добавила девушка.

— Да мне-то за что? Вон, Кайла целуй! Он эту тварь унимал, пока мы с вами нянчились, — пробурчал, окончательно смутившись, атаман.

— И Кайлу спасибо! — улыбнулась Настя и, очень-очень быстро, чтобы не успеть напугаться собственной смелости, наклонилась и поцеловала в волосы Северянина.

В другой раз она бы не отважилась на подобное святотатство — потому и решила следующего раза не ждать.

И прежде, чем изумлённый рыцарь успел что-то ответить, поспешно окликнула лэгиарна:

— Наир, твоя очередь! Давай царапины на твоей щеке лечить!

Наконец, всем была оказана посильная первая медицинская помощь, и, оглядев своих пациентов, Настя невольно рассмеялась — один с распоротой щекой, другой с «фонарём» под глазом и отёком на пол-лица, третий в бинтах, как мумия. Да уж, картина на утро после ночки — та ещё! Красавчики!

Мужчины посмотрели на неё сначала в недоумении, потом заценили собственный убогий вид и дружно заржали так, что лошади испуганно вскинули головы.

***

Днём свежий ветер разогнал тяжёлые мрачные тучи, пригрело солнце, и воспоминания об ужасной ночи умчались за горизонт вместе с воспоминаниями о надоедливом дожде и одинокими клочками облаков.

При свете солнца казалось, что мана приснилась Насте в дурном сне. Но, глядя на своих потрёпанных приятелей, девушка переставала сомневаться в реальности этого кошмара. Мысль о предстоящей ночёвке в лесу впервые за долгое время внушала Рыжей тревогу. И даже тот факт, что она, наконец, оказалась в седле ненаглядной Искры, не мог отвлечь её от навязчивых мыслей.

Но, к её великой радости, вечером Кайл привёл их на постоялый двор, и Настя убедила себя, что сюда никакая мана не сунется.

Но выспаться всё-таки не удалось…

Ночью у Соур поднялся жар. До утра друзья по очереди дежурили подле неё, отирая лоб тряпицей, смоченной ледяной водой, поили каким-то настоем, приготовленным Наиром. Соур безропотно пила всё, что ей подносили, а потом лежала, тихонько постанывая и прикрыв потемневшие веки.

Настя с сочувствием взирала на больную и мысленно ругала себя за то, что вслед за Эливертом за глаза назвала её «гусыней» и «курицей». Теперь Рыжая была бы совсем не против её соседства в душном маленьком эйлве. Но о продолжении пути и речи не шло.

На два долгих дня друзья застряли на маленьком постоялом дворе в ожидании выздоровления Соур. Поблизости даже крохотной деревни не наблюдалось. И все порядком изнывали от скуки.

Эливерт по-быстрому свёл знакомство с сыном хозяина и теперь с удовольствием попивал рину под тенистым навесом, разгорячённо что-то доказывая юноше, а тот слушал его с раскрытым ртом и не особо-то возражал. Пару раз он брался за обучение Насти фехтованию, но и это быстро наскучило атаману.

Кайл по обыкновению своему молчал и ни разу не упрекнул бедную Соур ни словом, но Настя видела, что бездействие сводит его с ума ещё больше, чем Эливерта.

Наир проводил подле Соур больше всего времени, поскольку, кажется, смыслил во врачевании хоть что-то (недаром сестра его была целительницей).

На второй день снова пошёл дождь. От его монотонного стука по крыше стало совсем уж погано на душе. Романова всерьёз начала задумываться над тем, чтобы присоединиться к парочке пьяниц, что перебрались со двора к большому очагу.

Эл и хозяйский сынок нашли хоть какой-то способ себя развеселить.

И тут свершилось чудо — к вечеру второго дня Соур поднялась с постели и попросила чего-нибудь поесть. После ужина она снова уснула, но теперь уже спокойно и тихо, без стонов.

И Наир со знанием дела заявил, что фрейлина Лиэлид пошла на поправку.

В самом деле, наутро та выглядела вполне здоровой, и решено было продолжить путь, к величайшей радости всех, кроме самой исцелившейся больной.

Змеиное логово

Со мною — нож,

Решил я: — Что ж,

Меня так просто не возьмёшь!

Держитесь, гады!

Держитесь, гады!

К чему задаром пропадать?

Ударил первым я тогда,

Ударил первым я тогда —

Так было надо.

В.С.Высоцкий.

К тому времени как путники добрались до городка Ялиол, Соур была совсем плоха. Радужные надежды на её исцеление не оправдались. Уже через день после того, как они покинули безымянный постоялый двор, болезнь вернулась с новой силой.

Больше всего угнетало то, что никто не мог понять её природу. Это не походило на простуду или какое-нибудь воспаление — у Соур не было ни кашля, ни насморка, её не мучали какие-либо определённые боли. Иногда у неё поднималась температура (обычно ближе к ночи), и всё! Но при этом у бедной девушки совсем не было сил. Она была бледна и слаба, как весенний прозрачный анемон, умудрившийся прорасти в тени большого дерева. Иногда она теряла сознание, чаще лежала, слегка постанывая, дыша часто и тяжело. И казалось, что жизнь истекает из неё, вместе с каплями холодного пота. Она уже почти не могла ходить без посторонней помощи. И никто не знал, что с этим делать, поскольку лучше всего в целительных снадобьях разбиралась сама больная. Но ни одно средство из её маленького походного сундучка не помогало должным образом!

Поскольку никто не знал причины этой болезни и того, насколько она может быть заразна и опасна для остальных, Настю больше не пытались упрятать в эйлве. Она скакала в седле, а временами соседствовала на козлах рядом с Наиром.

Из-за состояния Соур приходилось постоянно делать остановки, иногда на несколько часов. В итоге путь до Ялиола растянулся больше чем на неделю.

К исходу девятого дня город, наконец, показался вдали.

Вечерело, солнце стремительно катилось к горизонту, а расстояние до окраины Ялиола ещё оставалось приличное. И всё же Кайл принял решение продолжить путь и заночевать в городе, пусть даже приехав туда ночью. Тому была серьёзная причина.

Настя невольно услышала как на очередном привале, глядя на смертельно бледную Соур, буквально выпавшую из эйлве на руки Наира, Кайл тихо спросил у Эливерта:

— Как думаешь, можно ли найти в Ялиоле толкового целителя?

— Если бы ты попросил найти тебе барыгу, дабы сбыть краденное, или фальшивомонетчика, что печатает фларены красивее королевских, или умельца, нарисовать тебе купчую, я смог бы предложить тебе столько кандидатур, что сосчитать пальцев не хватит! Но целитель! Если таковые и есть в этом городе, то они наверняка либо шарлатаны, либо бабки, что снабжают местных девок запретными травками, дабы те не плодили без конца нагульных детишек. Боюсь, они помочь нам не смогут!

— Я слыхал о репутации Ялиола, но не верил сплетням. Сам я тут был проездом лишь однажды… Неужто всё так печально?

— О, Кайл! — скривился Эливерт. — В этом городе назначает сходки вся вольная братия Кирлии! Здесь каждый первый промышляет какой-нибудь незаконной ерундой. Но я тебе этого не говорил, милорд рыцарь! Просто, провалиться мне в Лидонское ущелье, но это не тот город, в который стоит ехать нашей компании!

Кайл снова оглянулся на Соур.

— Так что же делать? Боюсь, выбор у нас небольшой!

Эливерт проследил за его взглядом и ответил с тяжёлым вздохом:

— Боюсь, выбора нет совсем! Посмотри правде в глаза, рыцарь — если мы не найдём хоть какого-то целителя для этой дохлой гусыни, пожалуй, до утра она не дотянет! Так что и решать нечего!

— Хотел бы я возразить тебе, но ты прав.

— Я знаю пару приличных заведений в этом городе, где можно переночевать. А там справимся — может, кто подскажет, как нам знахаря сыскать. Молись, рыцарь! Надеюсь, Мать Мира услышит тебя, и всё обойдётся!

— Молиться не мой удел, — обронил Кайл. И громко крикнул: — Наир, помоги миледи Соур сесть обратно в эйлве! Едем дальше.

— Но она ещё… — начал было лэгиарн.

— Едем! — отрезал Северянин.

***

К городским воротам подъехали уже в кромешной темноте. До слуха Романовой долетел противный металлический скрежет. В неярком свете факелов Эливерт разглядел медленно опускающуюся решётку и пришпорил Ворона.

— Милостивый эрр, вечер добрый! Извольте обождать хоть несколько мгновений! — издали закричал он. — Впустите нас!

Душераздирающий скрип прекратился.

— Да благословит Вас Дух-Создатель! Да воздаст Вам Великая Мать за доброту Вашу! — разливал словесный елей атаман, поджидая, пока возок Соур заползёт в ворота.

— Благодарю, милостивый эрр! Повезло вам — ещё немного и ночевали бы в поле! Хотя тут ещё как рассудить, что лучше… — заговорил невысокий, но широкоплечий привратник, разглядывая въезжавших путников.

— Что так? — спросил Кайл, нахмурившись.

— А то Вы не знаете?! Тож, поди, на ярмарку? — хмыкнул страж.

— Ярмарка? — Кайл и Эливерт недоумённо переглянулись.

— Ну да… — ялиолец оглядел их ещё раз. — Большую Митувинскую ярмарку решили в этом году на кой-то перенести сюда. К тому же ожидается праздник, каких не видывал этот город, в честь Девятизвездья! И теперь уже третий день как в Ялиол едут все кому не лень, со всей округи. Так что с местами на постой тут туго. Проще бы вам в лесу заночевать, а уж днём на ярмарку пожаловать.

— Мы здесь проездом. Нам ярмарка не нужна, — покачал головой Эливерт. — Что ж, милостивый эрр, неужто и вправду так много народу?

— Ох, яблоку негде упасть! Местные давно сдали всё, что можно было предложить для ночлега. И всё, что нельзя, тоже сдали! — стражник коротко рассмеялся.

— Ничего, я тут знаю кое-кого, — самоуверенно парировал разбойник.

— Смею возразить, милостивый эрр! — не унимался дозорный. — Ежели у Ваших знакомых хоть какая-то голова на плечах имеется, так они, поди, уже перебрались спать на чердак или в амбар к козам, а жилище своё кому-нибудь сдали. Тут время-то никто не терял! Когда ещё подвернётся такая удача…

— Нам нельзя в амбар — с нами дамы! — угрюмо отозвался Кайл. — Что делать-то будем? Есть мысли?

— Не кисни, рыцарь! Придумаем что-нибудь! — заверил Эливерт. — Поверь, золотые фларены творят чудеса и открывают все двери!

— И то верно, милорд! — согласно закивал привратник. Услыхав про золото и рыцарей, он тут же повысил ранг гостей и перевёл их в «милорды». — Коли есть, чем платить, на улице не останетесь! Дам вам совет — езжайте прямиком в трактир «Золотой гусь». Заведеньице это в Кривом переулке, что между Златой улицей и Рыночной площадью. Внизу трактир, а верхние два этажа хозяин сдаёт приезжим. Местные туда не ходят, потому как цены кусаются. Да и хозяин тамошний «с прибамбасом», святошей себя возомнил! Говорит, у него приличное заведение, и с девками на ночь никого не пускает. Болтают, правда, что дело вовсе не в чистоте нравов: просто у него там свои девки имеются, с которых он мзду берет — потому чужих и не пускает! Так ли это не знаю, но то, что селит он всех мужиков на втором этаже, а баб только на третьем, да следит, чтоб одни к другим не шастали — это точно. Коли денег не жалко — то вам в «Золотой гусь»! Там уж комнаты найдутся и для вас, милорды, и для ваших миледи!

— Благодарим, милостивый эрр! — улыбнулся Кайл и бросил привратнику золотой.

— Светлой ночи! — попрощался Эливерт, разворачивая Ворона в сторону Рыночной площади.

Отъехав чуть в сторону, он обратился к Северянину:

— Напрасно ты денег ему дал — он своё ещё с хозяина «Золотого гуся» получит, сечёшь? Знаю я таких добряков — отправляют на тот постоялый двор, с которого ему приплачивают. Давай всё-таки попытаем счастья у одного моего приятеля! А, рыцарь? Не откажут же в ночлеге старому другу, как думаешь?

— Тебе виднее! Я твоих друзей не знаю, — равнодушно заметил Кайл.

— Значит, решено!

Сделав такой неожиданный вывод, атаман обернулся к Наиру, сидевшему на козлах, и велел:

— Давай за мной! Тут недалеко…

Эйлве жалобно поскрипывал, с трудом протискиваясь по узким тёмным улочкам ночного города. Казалось, здесь и людям-то тесно — где уж лошадям и карете!

Какие-то неуклюжие строения громоздились с обеих сторон, угрожающе нависали, скрывая чернильное небо и первые тусклые звёзды. Ставни на всех домах наглухо закрыты. Кое-где над входом закопчённый фонарь подмигивает запоздалым путникам. И ни одной души!

Настя непроизвольно втягивала голову в плечи и поминутно озиралась по сторонам.

— Неприветливый городок… — словно прочитав её мысли, негромко сказал Наир.

— В лесу ночью и то не так жутко, — проворчала, соглашаясь, Романова.

— Да бросьте! — презрительно фыркнул атаман. — Так только на окраине. А вокруг Рыночной площади — веселье днём и ночью! Танцы! Вино рекой! Рину — ну, хоть утопись! Девки хохочут!

— Всё, как ты любишь! — не удержалась Рыжая.

— А что? Один раз живём! — Эливерт придержал своего Ворона, почти незаметного в тени. — Мы, кстати, прибыли.

***

Пришлось долго тарабанить в дверную колотушку, прежде чем в тёмной утробе двухэтажного домишки началось какое-то движение. Неяркий свет просочился сквозь широкие щели в рассохшихся ставнях.

— Кого там носит по ночам? — неприветливо вопросило убогое строение.

Скрипнула отдёрнутая в сторону задвижка, в узком смотровом отверстии мелькнул отблеск света. Дверь при этом и не думала открываться.

— Весь дом на уши поставили!

— Открывай! Свои! — Эливерт улыбнулся беспросветной темноте.

— Свои давно все дома! — не сдавался невидимый собеседник. — Валите!

— Одного всё-таки не хватает, брат! — разбойник тоже отступать и не думал. — Удачи твоему дому!

Громко лязгнул засов. В распахнутую дверь вырвался яркий свет лампы, зажатой в руке долговязого незнакомца. Тот сгорбился, застыв на пороге, не вмещаясь в низкий дверной проём. Отсветы огня пугающе искажали худое длинное лицо.

— Чтоб мне!.. Ворон! Откуда ты здесь? Я и не знал, что ты в городе! — почти испуганно промолвил ялиолец, изумлённо взирая на Эливерта.

— А что мне каждый раз письма слать? — рассмеялся Эливерт.

— Нет! Просто… Я думал, ты затихарился где-то!

Незнакомец, наконец, сделал шаг навстречу атаману и распрямился во весь свой немалый рост — сразу на полголовы вырос поверх вифрийца. Он растерянно разглядывал тех, до кого дотянулись лучи лампады.

— С какого перепуга! — Эл пожал плечами. — Чего бы мне прятаться? Меня, вроде, не ищут!

— Так… это… Ну, так-то да! — парень запнулся. — А ты надолго здесь?

Эливерт внезапно перестал улыбаться, и, поймав взгляд своего собеседника, спросил с фальшивой любезностью:

— А может, друг мой, не знаю я чего? Может, ищут?

— Да брось! Кому ты сдался? — поспешно ответил верзила и отвёл глаза.

Этого оказалось достаточно.

— Кто? — холодно спросил атаман.

И Насте подумалось, что мысленно он сейчас вцепился незнакомцу в горло, как волк, и теперь уже не отпустит, пока не добьёт беднягу.

— Никто! Чего ты?!

— Кто, Мифар?

— Да не знаю я! — долговязый в отчаянии оглядел тёмную улицу, словно ища там поддержки. — Ну, клянусь, не знаю! Так… Слышал просто… Один пёс брехал, другой подхватил, а третий сам додумал, чего не было! Может, это вранье всё!

— Ага! А ты, стало быть, услышал и даже не потрудился узнать, кто ж это твоим дорогим другом интересуется? И с какой целью? Нехорошо, брат! Очень нехорошо! Ох, как не люблю, когда меня за барана держат! Сечёшь? Последний раз спрашиваю! Ты память-то напряги, брат! Глядишь, чего и вспомнишь! Кто? Как звать? Откуда?

— Эливерт, клянусь, я не при делах! Ну, не знаю я! И те ребята, которых спрашали, не знают! Не из здешних он, не из наших! Чужой какой-то! Приехал, справился о тебе и исчез. А куда…

— Один был?

— Не знаю!

— Откуда приехал?

— Ворон!

— Ни хрена-то ты о шкуре моей не печёшься, брат! Ладно! Забыли! Нам ночлег нужен.

Мифар, и без того растерянный, как брошенный ребёнок, погрустнел ещё больше, обернулся на тёмный вход, словно желая поскорее юркнуть туда.

— Так ведь некуда пустить, друг! Всё сдал. Сам в курятнике сплю! Жена с ребятишками, вон, под лестницей!

— Ишь ты как запел! Тварина неблагодарная! Ну, приползёшь ещё, брат!

— Ворон! Что ж я на улицу их теперь выгоню? Они ж деньги платили! Не можно же людей ночью на улицу!

— Их нельзя — а я в канаве ночуй?

— Да ведь и тесно! Куда я вас всех… — чуть не плакал Мифар. — Ты, вот оно что… В трактир какой ехал бы… Ну, это, прости, брат!

Бедняга снова поник и неуклюже попятился.

— Да пошёл бы ты, знаешь куда! Пусть канет в Бездну этот город, вместе с такими друзьями! — Эл в сердцах плюнул и, вскочив в седло, зло бросил Наиру: — Трогай!

— Ворон, где искать-то тебя? — крикнул вдогонку Мифар.

— Сам найду, надо будет! — мрачно пообещал атаман, не оборачиваясь.

Верзила отступил в тёмный дверной проём, глядя, как лэгиарн пытается развернуть эйлве на узкой городской улочке.

Кайл молча поравнялся с разбойником.

— Ничего не говори, рыцарь! — прошипел тот, опережая комментарии и вопросы.

Северянин только плечами пожал:

— «Золотой гусь»?

— «Золотой гусь»! — угрюмо кивнул вифриец.

***

На Рыночной площади и впрямь было куда веселее…

Горели ярко уличные фонари, освещали стройные торговые ряды. Прилавки, недавно только установленные или просто приведённые в порядок, пахли свежим деревом. По всему периметру площади из распахнутых дверей трактиров доносились смех и музыка. От ароматов жареного мяса заурчало в животе. В трактирах было многолюдно и шумно. Здесь окна и двери были нараспашку. Где-то и на улице толпился народ.

На краю высокого помоста для ярмарочных представлений сидела какая-то парочка: ухажёр обнимал кокетливо хохотавшую подругу, пощипывал её пышные бока, а та болтала ногами и заливалась на всю улицу легкомысленным вульгарным смехом.

Уязвлённая гордость не давала Эливерту покоя. Ещё бы! Явился в город, где его каждая собака должна знать, родная стихия атамана — и на тебе! Дали от ворот поворот, хоть на улице ночуй!

Он проехал чуток вперёд, свернул к одному из кабаков, окликнул там кого-то у входа. Но через пару минут, досадливо махнув рукой, двинул дальше.

Картина почти в точности повторилась ещё у четырёх заведений… После чего, вифриец, расстроенный окончательно, вернулся к своим попутчикам.

— Всё одно твердят, как заучили! Нет мест, всюду постояльцы. Как бы нам и с «Гусем» не пролететь!

***

Хозяин «Золотого гуся» для порядка подержал их на пороге. Вышел ко входу собственной персоной и теперь пристально разглядывал каждого, словно они были не гостями и потенциальными постояльцами, а преступниками, требующими разоблачения. И сейчас этот упитанный неприятный тип намеревался добиться от них признания.

Ему явно не нравился наглый вид Эливерта. Он недоверчиво поглядывал на припавшую к Кайлу Соур, а ту ноги уже не держали. Его, вероятно, смущала нечеловеческая внешность Наира и Северянина. Да и от слишком ярких локонов Насти он тоже был не в восторге.

— Так что насчёт комнаты для нас, почтенный эрр? Мы устали с дороги, прям сил нет! — напомнил Эливерт, теряя остатки терпения.

— Подорожные бы ваши поглядеть, — задумчиво молвил тот в ответ. — У нас приличное заведение! Не для всякой шантрапы! Я должен быть уверен, что вы…

— Этого достаточно? — Кайл стянул перчатку с правой руки и сунул кулак под нос недоверчивому хозяину. Отблески свечей заиграли на золотом перстне с королевской эмблемой Девятизвездья.

— Да, милорд рыцарь! Милости просим в «Золотой гусь»! — фальшиво улыбнулся хозяин, пропуская их в огромный зал, заполненный людьми.

Трактир, ярко озарённый множеством свечей, чистый и ухоженный, производил на удивление приятное впечатление. Столы ломились от аппетитных яств. Народ в зале присутствовал разнообразный, но всяческих бродяг сюда и точно не пускали. Почтенную публику развлекала пятёрка музыкантов, наигрывающих что-то весёлое и заводное.

Настя только теперь, глядя на эти огни и вкусности, поняла, как же она чертовски голодна и как бесконечно устала.

— Прошу за мной, милорды! — зазывал меж тем хозяин, уводя их от пиршества вверх по одной из двух витых лестниц.

Он сделал один мимолётный знак, и следом увязались две девушки из прислуги. Шум и гомон остался внизу. Они достигли тускло освещённого коридора с множеством дверей, как в настоящем отеле. В коридоре стоял грозного вида молодчик, скорее напоминавший тюремщика, чем портье. Здесь хозяин остановился.

— Милорды, должно быть, уже знают о правилах нашего заведения? В правое крыло мы заселяем только супружеские пары. В левое — мужчин. Верхние комнаты предназначены для женщин. В левом крыле осталась только одна комната, к сожалению. Сами понимаете — праздник! Поэтому вам придётся потесниться втроём, милорды! А вас, миледи, мы разместим с удобствами, каждую отдельно!

— Э, нет! Драгоценный Вы наш… — протиснулся вперёд Эливерт.

— Зовите меня, эрр Лэнн! — любезно подсказал трактирщик.

— Так вот, эрр Лэнн, — продолжил атаман, не сбиваясь, — тут вышло недоразумение! Нам нужно как раз в правое крыло! Ведь эта красавица, — Эл привлёк к себе Рыжую, — моя любимая всем сердцем жена. А эта миледи — супруга милорда рыцаря. К тому же ей нехорошо! Она, признаться, — разбойник перешёл на шёпот, — нынче на сносях. Оставлять её одну — никак невозможно! Так что дайте нам две комнаты в правом крыле, а уж лэгиарна, так и быть, отправьте налево!

— Конечно, милорд! Как только Вы покажете мне ваши подорожные, где вписаны ваши супруги.

— Эрр Лэнн! — мурлыкнул с улыбкой Эливерт. — Поймите, мы путешествуем э… тайно! Это королевские дела, в которые Вам лучше не встревать! И мы предпочли бы не раскрывать своих имён. Потому… Решим всё иначе! Сколько будут стоить три комнаты на эту ночь и завтрашний день?

— Тридцать фларенов, — улыбнулся в ответ трактирщик.

— О, да это просто грабёж! — покачал головой атаман. — Но давайте так — мы заплатим в два раза больше, и две из этих трёх комнат будут в правом крыле!

— Милорд, правила «Золотого гуся» одни для всех. Даже если сюда приедет сам король Кенвил ар Лоннвин с любовницей — они будут ночевать в отдельных комнатах, — любезно улыбаясь, ответил хозяин. — Занимайте те, что остались, или проваливайте на улицу! Накануне праздника Девятизвездья вы всё равно ничего лучше в этом городе не найдёте.

— Эрр Лэнн, но миледи действительно очень плоха! — взмолился Кайл. — Позвольте хоть кому-то остаться с ней! Неужели Вы сами не видите — нам не до любовных утех!

Хозяин покосился на Соур с подозрением.

— А что с ней такое? Может, мне лучше сразу отправить вас подальше?

— Нет, нет! Она не доставит Вам хлопот! Нам нужна лишь комната, а потом мы приведём лекаря. Лекаря ведь Вы к ней пустите?

Хозяин надулся как жаба.

— Ох, вечно достаётся мне за мою доброту! Хорошо, лекаря пущу, но только в сопровождении служанки! А если она так плоха, пусть другая миледи ночует с ней!

— Да что мне с ней делать? — испугалась Настя. — Я ничего не смыслю в этих травках и отварах, которыми её надо лечить!

— Выбора нет! — вздохнул Кайл. — Мы постараемся найти целителя, как можно скорее. А Вы пока присмотрите за ней! Если станет хуже, спуститесь вниз — кто-нибудь из нас будет в зале. Вниз ведь даме можно?

— Разумеется, милорд! Миледи может даже поужинать с вами. У нас отменные кушанья подают сегодня!

— Хорошо, — вздохнула Настя, подставляя плечо тяжело облокотившейся на неё Соур. — Я спущусь рассказать, как мы обустроились.

И девушки медленно побрели дальше по лестнице, уводящей куда-то вверх, под крышу дома.

— А теперь тридцать фларенов, милорды, и я провожу вас в вашу комнату! — услыхала Настя позади.

— То есть, как это тридцать? Мы же теперь всего две комнаты берём! — возмутился Эливерт.

— Станете спорить, и я вспомню, что Вы мгновение назад предлагали мне шестьдесят! — пообещал Лэнн.

— Чтоб тебе! — плюнул Эливерт, и золотые фларены зазвенели, перетекая из его руки в потную ладонь хозяина «Золотого гуся».

***

Соур притихла, погрузившись вновь в странное состояние где-то между сном и забытьём. А Настя так и не решилась прилечь, хоть и валилась с ног от усталости. Она то и дело поглядывала, как тяжело и редко дышит фрейлина Лиэлид, бледная и осунувшаяся. Сейчас, в свете лампады, её вид пугал ещё больше. Романова боялась сомкнуть глаза — вдруг больная умрёт во сне, а Настя не услышит и не успеет помочь.

Впрочем, чем она может помочь? Она ничего не смыслит в болезнях и лечении! А тут — не вызовешь скорую, укол не поставишь и даже просто в аптеку за таблеткой не сбегаешь!

«Только бы лекарь нашёлся! Только бы нашёлся! Быстрее, ребятки, милые мои! Быстрее! Помоги им Великая Мать!» — мысленно молилась она.

А минуты тянулись так медленно, так невыносимо медленно. Чтобы хоть как-то отвлечь себя от тягостного ожидания, Настя решила умыться и привести себя в порядок.

Благо, молчаливая служанка, что провожала их до комнаты, сразу после заселения принесла целое ведро горячей воды. Настя перелила её в большую лохань, разделась и приступила к водным процедурам, насколько позволяли размеры её импровизированной ванны.

Это, в самом деле, немного отвлекло от тягостных мыслей, но напомнило девушке, что желудок у неё давно пустой, и в него вполне может войти небольшой слонёнок. Слонов в Кирлии не водилось, а вот перекусить действительно не мешало.

Романова выбралась из лохани, натянула свои джинсы, приодела чистую блузку с красивым декольте. Постирала ту, в которой приехала. Предварительно вытряхнула из потаённого кармана свои драгоценные серьги и колье. Подумала, куда бы их спрятать, но надёжного места не обнаружила. И, опасаясь потерять золото, Настя решила временно нацепить украшения на себя. Не лучший вариант, но умнее она не придумала.

Время шло…

А больше никто не шёл.

Злость и тоска одолевали Настю всё больше — оставили её тут одну, голодную и усталую. Хоть бы ужин заказали ей в комнату, или прислали служанку с новостями. Хотя, новость могла быть только одна — лекарь. А если бы он нашёлся, он был бы уже здесь!

Но ведь Кайл сказал, что кто-то из них будет ждать её в зале. Не тюрьма же это, в конце концов! Настя посмотрела на спящую Соур, бледную, словно мёртвая царевна на хрустальном ложе. Грудь её мерно вздымалась при каждом редком вздохе, и умирать в ближайшую четверть часа она, кажется, не планировала.

— Я мигом! — пообещала Настя, подхватила пустой кувшин со стола и выскочила из комнаты, плотно прикрыв дверь.

В коридоре дежурил такой же «цербер», как этажом ниже, но только в юбке.

— Миледи что-то желает? — спросила «церберша», даже не пытаясь изобразить любезность.

— Я спущусь вниз! Нам пить нечего, — Настя как щитом прикрывалась кувшином.

— Я могу позвать служанку — она всё принесёт, — заверила та, преграждая путь.

«Странные они тут какие-то!» — насупилась Романова, но не отступила.

— Не утруждайте себя! Я и сама пока не знаю, что хочу. Внизу посмотрю, что пьют и едят ваши гости, и выберу. Это ведь не запрещают ваши правила?

— Как скажите, миледи! — покорно гавкнул «цербер», отступая в сторону.

«Победа!» — мысленно возликовала Настя, торопливо сбегая по лестнице.

***

Зал внизу сиял тысячей свечей, девушка от их блеска зажмурилась, замерла, пытаясь усмотреть среди множества гостей кого-то из друзей.

Наконец, её взор наткнулся на Эливерта, ворковавшего с какой-то девицей.

Ну, разумеется! Что ещё можно было ожидать!

Рыжая решительно направилась к разбойнику.

Атаман зря время не терял — на столе блюдо с какой-то дичью, бутыль вина, уже опустошённая, по меньшей мере, на треть. Да ещё эта краля из местной обслуги, нависавшая над столом всем своим роскошным бюстом!

Эл что-то у неё спрашивал, та отвечала, хихикая. Но всё внимание атамана было сосредоточенно явно не на разговоре — он даже не заметил подлетевшую к ним Настю. А та (рыжая фурия!), выждав секунду, толкнула бочком откляченный зад служанки и, прошмыгнув мимо, плюхнулась на свободную скамью напротив разбойника.

— Ой, дорогой, я смотрю, ты уже ужин нам заказал? Как мило! — сказала она с лучезарной улыбкой. И добавила, сунув оторопевшей служанке пустой кувшин: — А сюда просто чистой воды налейте!

Девица глянула на Настю, на Эла, фыркнула и поспешила прочь.

— Дэини, счастье моё, что за выходки? — развёл руками атаман. — Я тут только связи налаживать начал…

— Ах, связи! — зашипела Настя. — Я там сижу с этой полумёртвой курицей, в полном неведении! Голодная как собака! Да какая там еда — у нас даже воды нет! Но на это всем плевать! Ведь ты тут опять строишь глазки какой-то местной потаскушке. Это куда важнее! Следят они за чистотой нравов! Мальчики налево — девочки направо! А шлюшки трактирные только и ждут, кем бы поживиться! И ты даже сейчас не можешь устоять, да?

— Не вижу повода отказывать себе в удовольствии, — нагло улыбнулся Эл.

И Настя осеклась, потеряв дар речи от такой беспардонности.

— О! Я вижу, ты закончила? — невозмутимо продолжил Эливерт. — Очень хорошо! Изволь не рычать на полтрактира! Ты слишком много внимания привлекаешь к себе, даже молча. А уж когда возмущаешься так искренне и пылко, на тебя со всех сторон глазеют! А нам это не нужно, правда? Зачем ты нацепила эти цацки?

Атаман протянул руку через стол, словно желая приласкать Настю, заботливо перекинул несколько рыжих локонов с одной и другой стороны, прикрывая золотые серьги и изящное колье, а заодно и излишне глубокий вырез её блузки.

— Это, конечно, приличное заведение. Но донельзя неприличный город! И, если ты не хочешь, чтобы с тебя сняли это золотишко вместе с головой, будь добра, не искушай народ! Прости, что не догадался отправить ужин тебе в комнату, но ты ведь пообещала спуститься сюда. Вот я и ждал тебя здесь! Как ты могла подумать, что я о тебе забыл, сердце моё?

От таких нотаций Настя остыла моментально. Попыталась втянуть голову в плечи и с трудом поборола желание прямо сейчас снять опасное золото.

— А почему ты здесь остался? — спросила она, меняя тему. — Я думала ты за лекарем пойдёшь — ты же знаешь город!

— Я тоже так думал. Кайл по-другому решил! Сегодня, видно, не мой день. После моего провала он заявил, что сможет быть убедительнее меня. Не переживай! Хозяин за определённую доплату дал им с Наиром провожатого из прислуги. Тот отведёт их к лекарю. И да поможет нам Мать Мира, чтобы этот лекарь оказался не каким-нибудь шарлатаном!

Эл без лишних слов подвинул тарелку с мясом ближе к Насте. И та накинулась на еду, не дожидаясь, пока её станут упрашивать.

— А меня тут оставили. Как самого нахального! Решили, если тебе будет нужна помощь, я найду способ прорваться наверх. Знаешь… — Эл задумчиво оглядел трактир, — тревожно мне как-то… Неспокойно. Предчувствие, что ли? Будет лучше, если ты вернёшься наверх. И подождёшь там.

— Ты думаешь, им что-то угрожает? Может… — с тревогой начала Настя, но замолчала, потому что вернулась та девица с кувшином воды, и Рыжая отвлеклась на неё, с неприязнью ожидая, пока та удалится.

— Нет, Дэини! Мне просто не по душе это место. Всё это ерунда! Но лучше, забирай еду, ступай наверх и запри дверь, пока Кайл не приведёт лекаря!

— Я уже наелась. Пойду!

Настя поёжилась: внезапно светлый зал трактира показался неуютным и враждебным. Мысленно ругая себя за мнительность, Рыжая схватила кувшин с водой и поспешила обратно в свои апартаменты.

Соур уже не спала.

Не успела Настя переступить порог, как та стала сетовать, что её все бросили умирать одну. Дэини стойко снесла эти жалобы, напоила её водой, потом ещё какой-то дрянью, которую Соур попросила достать из её сундучка. После чего больная опять уснула. Настя, теперь уже сытая и не столь злая, в конце концов, устала от беспокойных мыслей настолько, что и сама решила хотя бы прилечь. Вскоре сон одолел и её…

***

А проснулась она от громкого стука. Рыжая вскочила резко, сердце чуть из груди не выпрыгнуло от неожиданности. Соур беспокойно заворочалась и даже попыталась привстать.

— Наконец-то! — выдохнула Настя и поторопилась открыть.

Но, вместо её друзей, или, на худой конец, одинокого незнакомого врачевателя, на пороге она увидела неизвестную тощую девицу, слегка растрёпанную и весьма взволнованную. Возможно, это был кто-то из прислуги, но поручиться Настя бы не решилась.

— Миледи! Скорее! Меня прислал Ваш друг! Вы должны немедленно пойти со мной! Верьте мне! — незнакомка вцепилась ей в руку и попыталась вытащить в коридор.

— Какой друг? Куда? — растерялась Настя.

— Там внизу… Эливерт! Скорее! Времени нет!

— Эливерт? Эливерт тебя отправил?

— Ах, ну разумеется! Скорее! Ваши друзья в большой беде!

— О, нет! Кайл! Что с ними?

У Насти ноги подкосились. Она вспомнила о предчувствии разбойника, о том, сколько времени уже прошло с тех пор, как ушли ребята, и поняла, что сейчас упадёт в обморок.

— Бежим! Иначе будет поздно! — женщина снова потянула её за собой.

И Рыжая, не раздумывая, бросилась за ней, лишь успела крикнуть уже из коридора:

— Соур, запри дверь! Я скоро вернусь!

О фрейлине Лиэлид она тут же забыла — угроза, нависшая над теми, кто был ей истинно дорог, перевесила всё. Где-то на задворках сознания мелькнуло удивление, что коридор был пуст, и давешняя «церберша» бесследно исчезла.

Пожалуй, стоило взять меч, и плащ накинуть, и снять цацки, за которые недавно обругал Эливерт, но разве сейчас до того. Некогда возвращаться!

Дэини бросилась было к лестнице, но ночная гостья удержала её:

— Нет! Внизу уже караулят. Нельзя через главный вход! Эливерт будет ждать нас за трактиром. Здесь лестница для слуг, я проведу Вас! Про неё мало кто знает…

— Ради Духа-Создателя, скажи мне, что происходит? — взмолилась Настя, покорно следуя за незнакомкой в мрачную темноту и рискуя свернуть себе шею на узких крутых ступенях.

— Он сам объяснит всё! Просто верьте мне! И не отставайте! Каждый миг может стоить им жизни!

У чёрного входа на крыльце горел небольшой тусклый фонарь, а дальше подворотня терялась в беспросветной тьме. Но даже этот блеклый свет ослепил на миг Настю, когда она оказалась на улице после стремительного бегства по тёмным лестничным пролётам.

Рыжая продолжала нестись за женщиной, что вела её, почти на ощупь. И всё-таки в какой-то миг она запнулась и потеряла опору. Рука незнакомки выскользнула так же быстро, как земля из-под ног. И Романова непременно растянулась бы во весь рост, но тут её подхватили чьи-то руки.

«Эл как всегда рядом!» — успела подумать Настя.

Но в следующий миг происходящее стало походить на нелепый кошмарный сон. Руки, подхватившие её, оказались чужими, слишком грубыми и бесцеремонными. Её дёрнули так, что голова чуть не оторвалась.

Сюда свет от далёкого фонаря почти не проникал, словно Настя внезапно упала на дно колодца. Но всё-таки уже привыкшие к ночному мраку глаза различили, как навстречу из темноты шагнул кто-то незнакомый, высокий и широкий. Кто-то, напугавший её до смерти, просто своим появлением. Тем более что за спиной был ещё один, сжимавший руки так больно, что невозможно было даже шевельнуться.

Настя собралась закричать, ведь где-то рядом оставалась та женщина.

Но тот, явившийся из тьмы как ночной демон, внезапно схватил её за волосы, и что-то ледяное и тонкое кольнуло в шею.

— Один звук! И… — веско шепнул незнакомец.

— Разберитесь с ней живо! Я на стрёме постою. Про золотишко не забудь! — презрительный женский голос лишил Романову последней надежды.

Она увидела, как стремительно удаляется в сторону Рыночной площади высокий тощий силуэт её провожатой.

«Как же так, Рыжая? Ведь детский трюк! Смешнее не придумаешь! И ты пошла с ней, как овца на убой!»

Что теперь сетовать?! Она одна, без оружия, с двумя грабителями, в тёмном закоулке незнакомого криминального городка.

«Может, ещё не убьют…» — но надежда на это была слишком слабой.

— Глянь, не соврали! Слушай, и впрямь изумруды, кажись! Ну-ка, сюда давай! — тот, что с ножом, развернул Настю к далёкому пятну фонаря. — Да отпусти её! Стой, стерва — а то кишки выпущу! Снимай цацки давай!

— Сам бы сорвал! Чего нянчишься? — буркнул второй недовольно, но бульдожья хватка тотчас ослабла.

— Испортим ещё. Такие штучки испортить не можно!

Настя дрожащими руками вынула серьги, протянула разбойнику, тот сунул их поспешно в кошель на поясе. Она принялась расстёгивать колье, но пальцы не слушались, замочек не поддавался…

В голове крутилась только одна мысль: что придумать, как выпутаться из этой западни?

Тот, что раньше держался за спиной, заросший, бородатый, отошёл чуть в сторону, озираясь и явно нервничая.

— Давай быстрее уже!

— Что там?

— Ничего. Показалось! Сколько вору ни воровать, а расплаты не миновать! Валить надо! Ты всё забрал?

Продолжая сжимать одной рукой нож, первый бесцеремонно обшарил Настю.

— Да тут, кажись, ещё кое-что осталось! — хмыкнул он.

И от тона этого Настя похолодела.

Грабитель обошёл сзади, вцепился в волосы и, больно рванув, притянул к себе. Вторая рука полезла в вырез блузки.

— Ты погляди, сколько тут добра! Неужто мы этим даже не попользуемся?

Настя взвыла, дёрнулась, несмотря на сковавший её волю ужас:

— Пусти, гад!

— Брось! Давай сваливать! Нас ждут! Ты уговор помнишь? — нервно окликнул второй. — Пореши её, и валим!

— Успеется! Иди лучше подержи её! Кто нас тут увидит?

Зажав рот девушки своей лапищей, первый лиходей поволок её к стене, навалился так, что острые скользкие камни больно впились в спину.

— Подержи, говорю! А то эта дрянь змеёй извивается!

Второй подошёл ближе, ударил Настю в лицо. В голове зазвенело. Бесцеремонно схватил за горло, дыхание перехватило. Она забыла о сопротивлении, безрезультатно пытаясь разжать мёртвую хватку. В глазах заплясали цветные огоньки.

Первый, не торопясь, пытался стащить с неё узкие джинсы.

А потом он неожиданно отлетел в сторону. Её душитель, позабыв про девушку, обернулся, ещё ничего не понимая — и сильный удар отшвырнул его метра на два. Падая, грабитель врезался в стену, сложенную из таких неровных и острых камней, что подняться он так и не смог — сполз, встал на четвереньки, тряся разбитой головой.

Настя, вжавшаяся в стену, видела, как совсем рядом, во тьме, мелькнула рыжая куртка Эливерта. Первый уже шёл на него с ножом. Резким пинком атаман согнул грабителя пополам, ещё одним подсёк под колено и уронил на брусчатку. Рука, сжимавшая нож, оказалась вывернута под неестественным углом, и Настя отчётливо услышала, как хрустнула кость. В животе у Романовой от этого звука словно оборвалось что-то. Мучительный вопль разорвал ночную тишину, прокатился по тёмному узкому переулку. А потом…

Нож первого оказался у Эливерта, а сам он зашёл за спину горе-грабителя, схватил его за волосы левой рукой, рванул вверх и одним коротким резким движением вскрыл ему горло от уха до уха.

Крик оборвался, ночь снова затихла пугливо. Тёмная, как нефть, кровь с отвратительным чавкающим звуком полилась на мостовую, брызнула в разные стороны. И её тошнотворный запах, ударивший в ноздри, окончательно выбил Настю из реальности.

Второй вор каким-то чудом сумел подняться на ноги и, пошатываясь, бросился наутёк. Эливерт сделал пару шагов вдогонку, но бежать за тем было уже поздно — бородач стремительно скрылся за углом трактира.

Онемевшая от ужаса Настя отлепилась от стены. Тихий её шорох сработал как детонатор. Ещё не успевший остыть от драки атаман уловил это движение спиной, развернулся резко, как сорвавшаяся пружина, встречая новую угрозу. В глазах его ещё горела безумная жажда убийства. Он искал нового врага! И прежде чем понял, кто перед ним, его инстинкты, вживлённые в кровь и плоть, заставили его броситься вперёд…

Настя вновь оказалась пришпиленной к стене, рука его стиснула её горло, а окровавленный нож замер в паре сантиметров от лица.

Но ничто не сравнилось бы с его взглядом в этом миг! Даже здесь, в ночи, в темноте, Настя успела рассмотреть эти глаза. Он сейчас мог бы убить без ножа, одним только этим взглядом!

Как же можно было так заблуждаться? Нет, это не мог быть её приятель Эл — весёлый циничный повеса, с которым они так часто подтрунивали друг над другом! Ей говорили, что он — убийца, но она никогда не придавала этим словам особого значения. А это было правдой! Он был чудовищем, хищником, бездушным и безжалостным, как сама смерть! И пусть он убил того, кто заслуживал смерти — вора, насильника, который угрожал её собственной жизни…

Но сейчас Эл испугал Романову больше, чем эти двое. Больше, чем анафирэду, топлюн и мана, вместе взятые! Никогда в жизни она не испытывала такого ужаса, и причиной этого был тот, кому она без сомнения вверяла свою жизнь вот уже столько времени!

Это был лишь один миг, короче, чем вздох, а в голове Насти успело столько всего пронестись…

А потом он понял. Понял, кто перед ним. Понял, что убивать больше некого и незачем. Понял, что острие ножа все ещё целит в бледное лицо Насти, и та боится даже дышать.

— Дэини… Провалиться мне!

Нож, выскользнув из руки, звякнул о камни. Дрогнула каменная маска берсеркера. Разжались сдавившие горло тиски пальцев.

Он всё ещё был взвинчен и напряжён, как зверь, готовый к прыжку — одно неосторожное движение, и нападёт!

И прежде, чем она успела что-то сказать или сделать, вторая его залитая кровью ладонь скользнула по её шее. Он приник к ней, коснулся лица колючей щекой, настойчиво, не оставляя времени на раздумья, целуя её дрожащие губы.

Настя, совершенно сбитая с толку, попыталась высвободиться из объятий атамана… И сама не поняла, каким чудом её руки оказались на его точёных плечах. С судорожным вздохом она раскрыла губы ему навстречу, упиваясь сладостным поцелуем. Сердце бешено колотилось, в голове плыло, как от хмельного вина.

Это были совершенно безумные ощущения — слишком много всего случилась за какие-то несколько минут! Её обманули, ограбили, чуть не зарезали, пытались изнасиловать, на её глазах прикончили человека. И совершил это убийство её лучший друг, который теперь, размазывая кровь убиенного по бледному лицу, целует её в мрачном переулке, рядом с ещё неостывшим трупом.

После такого немудрено слегка потерять разум!

Потому, когда до слуха Насти долетел истошный женский крик, она уже даже не удивилась.

— Убили! Убили! Помогите!

Хлопнула дверь, ведущая на лестницу для слуг, и звуки стали глуше, разносясь по всем этажам трактира.

— Уходим! — Эл, оторвавшись от Насти, увлёк её во тьму.

— Моё золото у него… — вспомнила та.

Атаман вернулся к трупу, сорвал с пояса кошель, без всякой брезгливости сунул за пазуху и потащил Настю в какую-то крысиную щель, узкую и кривую. Она бы не заметила этот лаз, даже глядя в упор.

***

И Настя вновь стремительно бежала сквозь ночь и темноту, почти не разбирая куда, и уж точно не понимая зачем. Если бы Эливерт не тащил её за руку, она уже давно бы заблудилась в этих незнакомых закоулках.

Всё произошедшее никак не отпускало девушку. Мысли неслись так же хаотично и бессмысленно, как она сама. Осознание только теперь достигло её разума, а вместе с ним пришли ужас и стыд. Как же можно было так вляпаться?

Что теперь будет? Она втянула всех в какие-то ужасные неприятности! Её провели как ребёнка из детсада! Внутренняя дрожь нарастала как волна цунами, грозя выплеснуться наружу банальной истерикой. Настя старалась держаться, но больше всего на свете ей хотелось разреветься на весь Ялиол.

Эливерт, наконец, вынырнул на широкую улицу, ведущую к Рыночной площади: здесь до трактира и его парадного входа было совсем недалеко. Но прежде разбойник притормозил у другого дома, где у коновязи было установлено корыто, чтобы поить лошадей. Он быстро сунул туда окровавленные руки, отмыл их, поспешно отёр лицо (на всякий случай).

— Иди сюда!

Настя шагнула к нему, послушная как марионетка, Эливерт оглядел её бегло, мокрой ладонью провёл по щеке и декольте.

— Всё, вперёд!

Вдоль позвоночника словно проскочил разряд электрического тока.

Да что же такое происходит?

Она не желала помнить о том, что случилось. Она мечтала сейчас потерять память и никогда больше не вспоминать эту ночь. Но непостижимая, грозная сила, скрытая в этом по-волчьи поджаром теле, влекла непреодолимо, как тайна! И Настя не могла понять саму себя, не могла объяснить, что же такое с ней творится.

В тот миг, когда Эл убил человека, в ней не проснулось ни капли жалости…

Пускай, злодей заслуживал смерти, ведь он её ограбил, угрожал ей, посмел трогать своими грязными лапами, но она — дитя цивилизованного мира! — разве не должна была ужаснуться тому, как легко оборвал эту жалкую жизнь тот, кого она называла другом? Нормальный человек должен был отшатнуться, отвернуться прочь в отвращении. А она смотрела зачарованно, как кролик на удава. Да, ей было очень страшно, но сквозь запредельный животный ужас вполне отчётливо проступало что-то близкое к восхищению.

Это напугало больше, чем безумный взгляд Эливерта. Собственная ненормальная реакция! Дикость какая-то! Ей понравилось, как атаман разделался с этим уродом!

Но если бы всё этим и закончилось… Смириться с собственной глупостью и жестокостью она бы, пожалуй, смогла.

Но, как быть с остальным?

В детстве Настя очень любила грозу, особенно по ночам. Она до смерти боялась раскатов грома! Казалось, они могли обрушить потолок на её несчастную голову. Она сжималась от ужаса, когда порывы ветра до земли гнули деревья, а дождь начинал хлестать в наспех закрытые окна. Она вскрикивала, когда вспышки молний освещали ночной мрак, как взрывы гранат. Но она всё равно садилась на подоконник и смотрела на безумство стихии, пока буря не утихала, или мать не отправляла её спать. Это была какая-то иррациональная тяга, преодолеть которую Настя не умела…

Этой ночью Рыжая не просто любовалась грозой, она оказалась в её эпицентре. Эливерт стал для неё ураганом!

И как бы она мысленно не ругала себя, но кончики её пальцев до сих пор слегка дрожали, запечатлев в узорах отпечатков воспоминание о прикосновении к его коже. Ноздри возбуждённо трепетали, улавливая его запах, и память о его губах, таких жадных и нежных одновременно, пробуждала сладостную истому во всем теле. Настя не верила самой себе — допустим, у неё не было времени среагировать, пусть она не помнила себя от страха и изумления, она не успела дать ему отпор и позволила себя поцеловать…

Но ведь не это было самым ужасным!

Самым ужасным было то, что она ответила ему! Она, ещё пару часов назад убеждённая, что никто кроме Кайла в этой жизни ей не нужен — и она ответила Эливерту! Стоп, стоп, стоп! Это ещё что за мысли? Почему была? Она и сейчас уверена в том, что любит Кайла!

«Прекрасно! А как называется женщина, которая любит одного, а целует другого? Вспомнишь хоть один лестный эпитет, Настенька? Или скажешь, что тебе это не понравилось? Что ты этого не хотела? Может, было противно? Шалава!»

Контрольным выстрелом в голову прозвучала последняя мысль о том, что случись этот поцелуй не в тёмном вонючем переулке, рядом с остывающим трупом, а где-нибудь тет-а-тет: в комнате, или в лесу, или даже на тёмной пустой лестнице трактира… И всё могло бы зайти куда дальше одного короткого поцелуя…

«Это просто невыносимо! Лучше бы эти гады меня сразу убили!»

Настя мысленно всхлипнула. Бросила взгляд исподтишка на атамана. Никогда ещё она не испытывала такой ненависти к Эливерту. Больше этого чувства сейчас была только ненависть к самой себе.

Не доходя до трактира, атаман свернул на противоположную сторону улицы, остановился, почти невидимый в глубокой тени, и пристально рассматривал окна «Золотого гуся».

В зале внизу теперь было почти пусто. Чуть поодаль на Рыночной площади стояла небольшая компания зевак, что-то бурно обсуждая. Они вскоре скрылись за углом трактира, в том самом злополучном Кривом переулке. Служанка выскочила на улицу и почти бегом поспешила туда же. Видимо, все, кто ещё не спал в столь поздний час, сейчас находились на месте преступления, предпочитая принять непосредственное участие в столь необычном событии.

В конце концов, даже в неблагополучном Ялиоле убийство не являлось делом заурядным и обыденным.

Темнота надёжно скрывала Настю и Эливерта от случайных свидетелей, а вот все, кто выходил из трактира, были как на ладони.

Через некоторое время на крыльце появился высокий силуэт. Сделав несколько шагов, он остановился, оглядываясь по сторонам. Настя никогда в жизни не перепутала бы эту кошачью походку с чьей-то ещё. Она внезапно поняла, что краснеет. О, Небеса, как же она теперь посмеет смотреть Кайлу в глаза?

Эливерт же поспешно вышел из тени и очень тихо окликнул, махнув рукой, чтобы привлечь внимание:

— Северянин!

Кайл оглянулся настороженно по сторонам, но улица была пуста. Никто из поздних зевак не мог их заметить.

В единый момент он оказался рядом, отступая в тень.

— Где вы были? Я вас ищу повсюду! Тут что-то невообразимое…

— Это я. Того типа в переулке убил я. Он напал на Дэини. Ограбить хотел…

Настя даже в ночной тьме видела, как у Кайла глаза на лоб полезли.

— Что вы там делали, в этом переулке?

И Настя порадовалась, что ночь так темна. Потому что после этого вопроса у неё даже уши стали пунцовыми.

— Неправильные вопросы задаёшь, рыцарь! Это долгая история, и смысла в ней уже нет. Слушай сюда! Их было двое. Подельник ушёл. И ещё баба — наводчица. Она и шум подняла. Вот это сейчас важно! Нам надо уходить! Она нас может узнать и сдать.

— Постой, — Кайл тряхнул головой. — Но ведь ты защищался? Это они напали! Грабители!

— Иногда ты становишься наивнее, чем наш друг Ушастик, — Эл скорчил гримасу. — Кто мне поверит, милорд рыцарь? Особенно, если они узнают, кто я. Нам надо слинять, пока ещё можно. Сейчас они сообразят, что убийца не мог уйти далеко, перекроют выходы из города и устроят облаву. Потому, ты сейчас постоишь здесь с Рыжей, а я приведу наших лошадей — и мы исчезнем в ночи.

Кайл посмотрел на беспросветное чёрное небо.

— Слишком рано! Городские ворота наверняка ещё заперты.

— Придумаем что-нибудь! Когда молва разнесёт новость об убийстве по городу, шансов выскользнуть останется ещё меньше. В трактир возвращаться нам нельзя!

Кайл только кивнул согласно.

— Тебе тоже надо готовиться к худшему! — продолжил разбойник. — Они начнут задавать неудобные вопросы. И очень скоро! Мы приехали вместе — значит, ты тоже при делах. Соври им, рыцарь! Скажи, что знать меня не знаешь! Что встретил нас у самых городских ворот и поехал вместе лишь потому, что я обещал помочь с ночлегом. Говори всё, что хочешь! Лишь бы на тебя не повесили мои заслуги!

— Я — рыцарь короля! Кто посмеет меня тронуть? — с вызовом заявил Кайл. — Если слишком достанут, придётся открыть им своё имя. Не бойся за нас.

— А что знахарь? Вы нашли его? — подала голос Настя.

— Да. Он уже у миледи Соур. А Наир ждёт, когда он выйдет от неё и вынесет свой вердикт. Мы вернулись в трактир, а там как с ума все сошли! А когда Соур сказала, что Вы бесследно исчезли вместе с какой-то незнакомой женщиной, я сам чуть не сошёл с ума! Пошёл искать вас обоих…

— Ладно, пора! — перебил его Эливерт. — Встретимся на заброшенной мельнице у Топлюхина пруда. Знаешь это место?

— Знаю, — кивнул рыцарь.

— Уезжайте из города при первой же возможности! Опасно здесь, — предупредил Эливерт. — И там вещички мои в трактире остались. Буду премного благодарен, если ты их сохранишь!

— Не вопрос! И плащ мой возьмите! — Кайл бросил взгляд на лёгкую блузку Насти и поспешно снял свою накидку.

— Спасибо, — Настя улыбнулась благодарно. — Удачи вам!

— Вы тоже осторожнее! — Кайл перевёл долгий взгляд на Настю. — Береги миледи Дэини!

— Непременно! Не извольте беспокоиться! — кивнул Эливерт, и, уже уходя, обернулся. — Я теперь никому её не отдам!

Может быть, виной всему были нервы или слишком разыгравшееся воображение, но Настя услышала в этой фразе неприкрытую угрозу.

И, судя по тому, как странно посмотрел на неё при этом Северянин, он в этих словах тоже уловил что-то этакое.

***

В ночной темноте, как в облаке, гасли все звуки. И лишь мерный цокот копыт нарушал эту абсолютную тишину, раскатывался эхом по выстеленной брусчаткой мостовой. Ехали рядом, почти стремя в стремя. Молчали оба.

А Настя упорно избегала даже смотреть в сторону разбойника.

Поскольку на разговоры можно было не отвлекаться, Дэини всю дорогу продолжала заниматься мысленным самобичеванием. Она уже успела отругать себя за все ошибки не меньше сотни раз, но пыла не поубавилось.

Стоило, конечно, переживать о другом. Например, о том, как выбраться из города и не угодить в темницу или на виселицу. Но собственное душевное равновесие, так грубо нарушенное неожиданными обстоятельствами, оказалось для Насти важнее даже жизни и свободы.

Кроме того, ко всем неприятностям сегодняшней ночи теперь добавилась ещё одна… Навязчивая мысль крутилась в голове девушки: неизвестно, каково сейчас состояние Соур, но даже при самом оптимистичном раскладе, на день или два ей точно придётся задержаться в Ялиоле. Ехать, как только рассветёт, больная не сможет. А это значит, что Настя должна эту пару дней провести один на один с Эливертом. Вдвоём, на старой мельнице, в ожидании, когда же их нагонят друзья. Перспективка нарисовалась радужная! Рыжая предпочла бы сейчас не видеть атамана хотя бы пару месяцев, а уж остаться с ним наедине на несколько дней — это пытка жёстче адовых мук!

— Так и будем молчать? — не выдержал, в конце концов, Эливерт.

Голос его прозвучал довольно спокойно, даже буднично. Но Рыжая понимала, что это очередная маска. Настя с вызовом взглянула ему в лицо, но смелости хватило лишь на это. Она не нашлась, что ответить, и поспешно отвела глаза. Эливерт был на редкость хладнокровен, но от этого ещё сильнее становилось не по себе.

— А, ясно-понятно! О разговорах можно забыть на ближайшие лет сто! — привычная язвительность постепенно возвращалась к нему. — Теперь ты меня боишься? Можешь не отвечать! Я и сам вижу. Боишься. Поняла, наконец, что я из себя представляю? Волчья кровь. Страшно? Глаза открылись, а?

Настя продолжала угрюмо молчать, но он не собирался останавливаться на этом.

— Одно мне интересно… И я бы многое отдал, чтобы узнать ответ! А что именно тебя так напугало? То, что я и вправду оказался убийцей? Или то, как я убил? Или то, что я чуть и тебя по горячке не заколол? Или то, что я позволил себе потом?

Атаман слегка обогнал её и теперь, развернув Ворона, заставил Искру встать посредине улицы. Насте ничего не оставалось, как взглянуть прямо в лицо разбойнику.

— Что тебя пугает больше — остаться наедине с убийцей или просто остаться наедине?

— Я тебя не боюсь! — твёрдо сказала Настя.

Он улыбнулся почти без издёвки:

— Тогда перестань всё время думать о том, что будет, если я снова начну убивать. Или снова попробую тебя поцеловать. По твоему лицу можно читать, даже не глядя! Тебе. Меня. Бояться. Не. Надо!

Необходимо было ответить что-то, но Настя так и не нашла слов.

Она молча обогнула Ворона и неспешным шагом последовала дальше.

Эливерт фыркнул как кот и уже через пару шагов нагнал её лошадь.

— Почему ты пошла с ней? — спросил он через несколько мгновений тишины.

— Вот об этом я точно говорить не хочу! — Настя нахмурилась и, наконец, рискнула посмотреть в его серые льдистые глаза. — Слушай, если ты хочешь рассказать мне, какой дурой я была, то не трудись напрасно! Я и так прекрасно осознаю, что сделала самую тупую ошибку в своей жизни! Это был самый примитивный и нелепый развод, какой только можно придумать. И у меня хватило глупости на него повестись.

— Я не собирался учить тебя уму-разуму! И обвинять тебя в глупости тем более. Хотя меня и раздражает до зубовного скрежета то, что ты меня не слушаешь, и раз за разом повторяешь одни и те же ошибки, на которые я тебе уже указывал, — спокойно продолжал Эливерт.

Настя ушам своим поверить не могла — давно ли атаман стал таким снисходительным?

— Дэини, эти люди… Это их хлеб! Они прекрасно знают, что и как делать. У тебя не было против них ни шанса! Может быть, этот трюк и был прост, но ты не смогла бы устоять, поверь! Ты сделала то, что было нужно им. И то, что ты осталась жива, это просто счастливый случай. Опоздай я хоть на пару минут…

— Откуда, кстати, ты там взялся? — Настя всё ещё не была настроена на разговор, но любопытство брало своё.

— Я же говорил тебе — дурные предчувствия, — пожал плечами Эливерт. — Мне было неспокойно, и я попросил служанку в трактире позвать тебя вниз. Она вернулась одна и передала мне странный рассказ, поведанный Соур. Мысль о том, что ты бродишь где-то с подозрительной незнакомкой, меня, мягко говоря, насторожила. Поскольку через парадный вход, которым пользуются все нормальные люди, вы не выходили, я сразу заподозрил неладное. Сообразил, куда бы я сам в таком случае повёл возможную жертву. Пробежался по Златой улице, нашёл в темноте подходящий путь и отправился в Кривой переулок. А там я застал эту парочку за непотребным занятием, которое привело меня в бешенство! Дальше я уже не размышлял, а действовал так, как привык. К счастью, я нашёл тебя достаточно быстро…

— Да, повезло тебе! — согласилась Настя.

— Это тебе повезло! — хмыкнул Эливерт. — Я всегда считал себя везунчиком, но мне не сравниться с тобой. Сама Мать Мира тебя опекает, Дэини!

— Дуракам всегда везёт! Кажется, это как раз мой случай, — иронично заметила Настя.

— Я думаю, тебе просто не дали времени подумать. Ведь так?

— Н-да, — Настя кивнула, припоминая, — она всё время меня торопила. Я даже не успела взять оружие. Она настаивала, что каждая минута дорога.

— Как она выманила тебя?

— О! Очень просто! Сказала, что мои друзья в беде. И я про всё позабыла и побежала вас спасать! Наивная дура!

— Она чем-то подтвердила, что связана с нами? Назвала какие-то имена?

— О, Небеса! Ну, какие имена, Эливерт? Она сказала несколько общих фраз, и всё! Остальное я сама додумала! С перепугу! Я не просила доказательств! Говорю же — детский трюк!

— Неужели она пришла наугад? Может быть, она видела тебя внизу? Заметила золото — и решила, что ты лёгкая добыча. Судя по странным правилам трактира, эта шайка в доле с хозяином. Скорее всего, гостей специально разделяют, дабы проще провернуть такую шутку и выманить на улицу богатую жертву. И всё-таки что-то здесь не то…

— Стой! — Рыжая даже осадила кобылу, в самом деле, останавливаясь. — Одно имя было!

Атаман заинтересованно ждал.

— Твоё! Она сказала, что это ты её прислал. Друг внизу… Эливерт! Потом я сама переспросила и произнесла твоё имя. Но вначале она назвала тебя.

— Ты уверена?

— Ну конечно! — Настя задумалась и добавила: — Она могла видеть нас вместе в трактире…

— Да… Но ты меня по имени не называла. И никто за весь вечер…

— Но тогда откуда ей знать? — не поняла Романова.

Атаман повёл плечами, словно разминаясь.

— Сейчас было бы неплохо ещё раз заглянуть в гости к моему приятелю Мифару. Но боюсь, там нас уже могут поджидать…

Эливерт улыбнулся и сказал с каким-то злым задором:

— Ладно, поедем в другие гости! Боюсь, Дэини, нам придётся чуток задержаться в этом милом городке… У меня только что появилось неотложное дело! А у тебя — шанс поближе познакомиться с весёлой жизнью кирлийской вольницы.

***

Занимавшийся в небе рассвет стремительно разгонял ночной мрак и преображал неуютный город. Ялиол просыпался, оживал: ставни приветливо распахивались навстречу встающему солнцу, лавочки и трактиры открывали запертые двери, а их хозяева улыбались, зазывая гостей.

Приехавшие на ярмарку спешили на Рыночную площадь, дабы занять лучшие места. Но прибывших было так много, что пространства для всех там, разумеется, не хватало. Потому предприимчивый торговый люд располагался в каждом маленьком переулке, раскладывая своё добро прямо на брусчатке, телеге или разгуливая с лотками, что вешали себе на шею. Чего здесь только не было! Выпечка, лакомства, наряды, посуда, оружие, фрукты и овощи! Народ шумел, горячился, криками зазывал покупателей.

У Насти глаза разбегались от этого праздника жизни. Словно они внезапно попали с кладбища на бразильский карнавал. Вскоре на улицах стало так многолюдно, что пришлось спешиться и аккуратно пробираться через эту пёструю толпу, ведя лошадей в поводу. Эливерта это, кажется, только радовало, ведь затеряться среди сотен людей намного проще.

— Поди сюда, красавица! — окликнул разбойник девчушку, спешащую куда-то с лотком наперевес, на котором горой громоздились какие-то ленты, банты, платки и украшения для волос в виде цветов.

— Выбирайте, милостивый эрр! — лучисто улыбнулась торговка.

Эливерт перебрал гирлянду платков, свесившихся с лотка — вытянул один глубокого зелёного цвета, бархатистый, как лесной мох, с узором из алых маков по краю.

— А ну, примерь! — велел он, набросив платок на плечи Насти. — Нравится?

Насте нравилось. Она не смогла сдержать улыбку. Разумеется, ей не нужны были подарки разбойника. И вообще не до шмоток сейчас… Но платок был роскошный!

— Берите — не пожалеете! — заливалась соловьём девчушка. — Гляньте только — красота какая! Ваша эрра будет самой распрекрасной во всем Ялиоле! Один фларен всего. Не пожалейте на такую королеву!

— Возьму, — улыбнулся Эл и бросил на лоток две золотых монетки вместо одной. — Хорошей тебе торговли, красавица!

Стоило лотошнице отойти в сторонку, атаман забрал повод Искры из Настиной руки и распорядился:

— Повяжи на голову эту красоту! Так, чтобы волос не было видно. Ты в этом городе единственная рыжая. Если нас ищут, пусть побегают!

Настя спорить не стала — её предусмотрительности не хватило даже на то, чтобы капюшон на голову натянуть. Дэини покрыла голову на манер восточного тюрбана, тщательно запрятав внутрь огненные локоны.

Эливерт оглядел её придирчиво и довольно кивнул:

— Хороша! А теперь идём поскорее. Слушай и запоминай! Мы сейчас отправимся к одному местному… дельцу. Человек это серьёзный. Придётся вести себя осторожно. Но ты же умная девочка? Подыграешь мне?

***

Чем дальше они удалялись от центра города, тем тише и грязнее становились улицы. Настя предположила, что путь привёл их куда-то на самую окраину Ялиола, в сторону противоположную от городских ворот и наиболее благополучных кварталов.

У одного из трактиров, притаившегося под громоздким, местами провисшим, навесом, Эливерт спешился и махнул Насте — слазь, мол!

Навстречу выскочил худощавый длинный парнишка, вежливо поклонился. Получив от Эливерта мелкую монетку, принял лошадей и, снова поклонившись, увёл их в ветхое строение, видимо используемое как стойло.

Эливерт же, взяв Настю под локоток, повёл её внутрь, в самую глубину тускло освещённого трактира.

— Всё помнишь? — шепнул он ей на ушко. — Достаточно нагло, но не переступая черту! И говори, только если он обратится к тебе напрямую!

Рыжая ухмыльнулась в ответ, откинула голову, расправила плечи… Роль, которую ей предстояло сыграть, требовала самоуверенности, и это было как нельзя кстати. После всех кошмаров прошедшей ночи, ей было просто необходимо встряхнуться. И сейчас она чувствовала, как в крови закипает адреналин.

— Удачи всем, кто пребывает под этой крышей! — с порога громко провозгласил Эливерт.

Внутри, кстати, было пустовато. Двое сидели в углу, потягивая рину. Да ещё один вышел из низкого дверного проёма, видимо ведущего на кухню. Кабачок был не таким вылизанным и уютным как «Золотой гусь», но, видно, и публика сюда приходила несколько проще.

— Удачи и вам! — с улыбкой сказал человек, появившийся с кухни. И добавил, раскрывая объятия: — Брат! Тебя ли вижу?

— Здравствуй, брат! — Эливерт, бросив Настю, похлопал по плечам своего знакомого. — Как сам?

— Да что мне шельмецу сделается? — хмыкнул хозяин трактира. — Ты, гляжу, не один!

Незнакомец коротко кивнул Насте, и та небрежно вернула поклон.

— Хороша! — завистливо вздохнул приятель атамана.

— Других не держим! — довольно оскалился Эливерт. — Мне бы наверх…

— Дак, милости просим! — трактирщик отступил в сторону.

И Эливерт, снова подхватив Настю под руку, нырнул в низкий дверной проём. На кухне вкусно пахло пирогами и жареным мясом, но Ворон уже тащил Настю куда-то дальше. Рядом с печью была ещё одна дверь, потом узкий коридор, развилка, и ещё одна дверь, потом лестница, ведущая куда-то вниз. На короткий миг они вышли в крохотный дворик. Затем снова вверх по шаткой деревянной лестнице, на второй этаж соседнего домика, потом снова по лестнице, пока, наконец, не оказались у запертой двери на каком-то чердаке.

Эливерт громко постучал. Через некоторое время сдвинулась щеколда в смотровом отверстии, и в глазок кто-то выглянул.

— Удачи вашему дому! Я привёз поклон эрру Ферлааду от старого друга! — почтительно сказал Эливерт.

За дверью послышалась какая-то возня, заскрипели засовы, щёлкнули замки. Дверь распахнулась. На пороге стоял мальчишка, невысокий, весь в веснушках, лет десяти-двенадцати. Заложив пальцы за ремень, он посмотрел на гостей с презрительной гримасой, и, привалившись к косяку, заявил:

— Отца дома нет. Чё надо?

— Так ты сынок его, значит? — хмыкнул Эливерт. — Плодовит старый плут! Каждый раз меня новый сынок встречает.

— Ага! Я это… нежданное счастье на старости лет! И у меня ещё дюжина братцев! Чё надо-то?

— Я подожду, пока он вернётся, — улыбнулся Эливерт и, резким движением отодвинув в сторону мальчонку, шагнул внутрь.

— Эй, ты чё! — пацан заскочил следом, обогнул Эливерта и встал, преграждая дорогу. — Говорю, нет никого!

Эливерт осмотрелся, махнул Насте, стоявшей на пороге, приглашая внутрь.

— Мы тут присядем? Ты ж не возражаешь?

— Сидите, — насупился мальчик. — Вина, может, вам?

— Валяй! — кивнул Эливерт, падая на софу в сумрачной комнате без окон.

Мальчик подошёл к столику у стены, налил в кубок, вернулся к Эливерту и протянул ему вино.

— Не стоит! — непонятно сказал Эливерт, принимая левой рукой бокал.

И тут же молниеносным движением правой схватил мальчишку за запястье, скрутил так, что тот заорал. Потом что-то щёлкнуло, зазвенело, пронеслось в воздухе со свистом, и несколько стальных болтов врезалось в стену.

Настя даже не успела понять, что произошло. Замерла испугано.

А атаман, закатав рукав курточки, сорвал с руки мальчишки какое-то хитрое приспособление, вроде самострела.

— Это все сюрпризы, дружок? Или ещё какие шутки имеются? Ступай лучше к Ферлааду и позови его сюда! Скажи, Ворон ждёт! И поверь, твоему папаше не по сердцу придётся, если ты снова попробуешь меня продырявить! Потому что я без всякого снисхождения сверну тебе шею, сопляк, невзирая на твой юный возраст!

— Эливерт, дорогой мой друг! Оставь мальчонку! — невысокий полноватый мужчина в длинном одеянии, похожем на домашний халат, торопливо спускался по лестнице. — Прости его горячность! Знаешь сам — юность слепа. А некоторые и до глубоких седин не способны научиться разбираться в людях.

Мальчишка, вырвавшись из рук разбойника, отбежал к отцу и оскалился как волчонок.

— Ну, что встал, дуралей? Запри дверь! Принеси свечи! — проворчал хозяин дома.

— Здравствуй, Ферлаад! — улыбнулся атаман, почтительно кивая.

— Добро пожаловать, гости дорогие! — слегка поклонился хозяин. — Будь как дома, Ворон! Миледи, присаживайтесь!

Настя деловито прошлась по комнате, оглядывая картины на стене, позолоченные подсвечники. Сын хозяина закрыл дверь и принялся зажигать свечи. Сразу стало светлее и уютнее.

— В самом деле, присаживайся, радость моя! — Эливерт похлопал по бархатной софе рядом с собой. — Эй, пацан, возьми-ка у дамы плащ!

Настя скинула накидку так, словно сбросила королевскую мантию. Прошлась по комнате, виляя бёдрами.

Хозяин оценивающе оглядел её глубокое декольте и длинные ноги. Несомненно, и этот экзотический платок, и узкие джинсы, и блузка с глубоким вырезом послужили ей на пользу сейчас. Она заметила, как многозначительно подмигнул Ферлаад Эливерту.

Дэини небрежно бросила свой плащ мальчишке и уже собиралась присесть рядом с атаманом. И тут маленький паршивец хлопнул её по заду и гадко хихикнул.

От такой неожиданной наглости Настя просто опешила, но быстро сумела взять себя в руки. Она ведь играла роль подружки Эливерта и должна была реагировать соответствующе. Рыжая ничего лучше не смогла придумать — она с разворота залепила малолетнему хаму такую затрещину, что тот отлетел в сторону. Мальчишка побагровел, вскочил и бросился вперёд. Неизвестно, что бы он стал делать, но Эливерт успел поймать его за шиворот и отдёрнуть назад.

— Остынь, щегол! Мал ещё чужих девок лапать!

Пацан вырвался из рук атамана, отступил за хозяина и зло прошипел:

— Да, я в следующий раз…

— В следующий раз я тебе уши отрежу! — пообещала Настя, вальяжно располагаясь рядом с Эливертом, и постаралась скопировать одну из его коронных ухмылок.

— Вместе с башкой! — хмыкнул атаман, левой рукой приобняв девушку за плечи. — Она может…

— Не сомневаюсь! — громко захохотал Ферлаад. — Экая кошечка! С коготками! Тимас, а ну, вон пошёл! Пока не прилетело.

Мальчишка надул губы и поспешно убежал вверх по лестнице.

— Дерзкий у тебя сынок нынче! — Эливерт проводил его взглядом. — Прежний был поумнее.

— Не шибко. Тоже грубил много. Один из моих гостей ему за это кишки выпустил. Благо, такие «сынки» в нашем городе никогда не переведутся! Не серчайте на этого полудурка, миледи! Он всё детство в борделе провёл, привык руки распускать! Откуда ему знать, как себя с настоящей дамой вести следует! У меня в доме женщин не водится. Знатные сюда не захаживают, девиц из вольницы друзья мои тоже с собой не берут. Признаться, не ожидал от тебя, Ворон, что ты свою женщину сюда притащишь!

— А кто б его одного пустил! — фыркнула Настя. — Его же на одно мгновение оставь, и он уже очередной шалаве под юбку лезет! Нет уж, почтенный эрр, я своего атамана никому не отдам! Волосёнки любой повыдеру!

— Ишь ты какая! С норовом! — рассмеялся старик, всплеснув руками. — Ты, Эливерт, впрочем, таких любишь. Да ведь и права девка! Тебе ж всё неймётся! А мне вот, знаешь, уже спокойной жизни хочется. Не до баб!

Помнишь, у меня жила одна? Ну, такая роскошная… Одной рукой не обхватишь. Так выгнал её весной! Знаешь, чего учудила? Надоела мне со своими выкрутасами, я её бросить хотел. А она говорит — в тяжести, вроде как… Ну, куда ж с дитём-то выгонишь! По пузу-то не поймёшь, и так толста как бочка. Но гляжу на неё — в самом деле, тяжко ей. Бледная, по утрам тошнотики, муторно ей. Всё, как полагается! Да только хуже и хуже с каждым днём. Тут и заподозрил я неладное. Думаю, коли брюхата, что ж ей всё паршивее? А она — зараза! — себя порошком из бледноцвета травила. Средство-то смешное, неопасное. Перестань пить, и всё пройдёт. Но сколько крови она мне попортила, курва! А потом, видать, перебрала, и стало ей совсем плохо: жар, слабость, ноги не держат.

Тут уж лекаря я позвал. А он мне и говорит, дескать, подозрительно всё это. Не должно так быть, коли в тяжести баба. Поищи-ка у неё что-нибудь странное. Ну, поискал!.. И нашёл я этот самый порошок — жёлтый такой, как яичница, и мёдом пахнет. Поглядел лекарь на это дело, и всё мне сразу подробно расписал. Выгнал я эту дрянь в тот же день! Как она ни рыдала! И запретил её кому-нибудь в городе подбирать. Помыкалась она, помыкалась, да и уехала вон из Ялиола! Теперь уж не знаю, где она. Да мне и неинтересно!

— Поучительная история! — кивнул Эливерт.

— А тебе всё бы язвить, — надулся старик.

— Да что ты, как можно! Я серьёзно! Полезная история. Прямо очень полезная. Надо запомнить… — заверил разбойник.

— Что? Твоя тоже чудит? — хозяин весело подмигнул Романовой.

— Да нет! Не она… Хвала Великой Матери! Так…

Ферлаад, всё ещё хитро поглядывая на Настю, взялся за бутыль:

— Ещё вина? А Вам, миледи?

— А не отравишь, хозяин? — сладко улыбнулась Рыжая.

— Да как можно! Такую красоту губить! — покачал головой Ферлаад. — Тогда уж лучше Ворона отравить, да утащить тебя в свою спальню.

— Ага, много вас таких умных! — заржал Эливерт. — А только я по сей день живёхонек! Завидуй молча, Ферлаад! Эта ягодка не про твою честь.

При этих словах Настя отпила большой глоток вина и игривой кошечкой прильнула к плечу разбойника.

— И за что тебя только бабы любят? — хмыкнул хозяин.

— Со мной не скучно! — проникновенно доложил атаман.

— Да уж! Парень ты весёлый. Не успел приехать — уже кого-то замочил!

— Не люблю, когда трогают то, что принадлежит мне, — не удивляясь осведомлённости приятеля, пояснил Эл.

— Это на что же он покусился?

Ферлаад пристально поглядел на потягивающую вино Анастасию.

Та в ответ отсалютовала бокалом и, закинув ногу на ногу, принялась разглядывать занятный интерьер гостиной.

— Ты ко мне-то по делу? Или так, красоткой своей похвастать?

— Да так, поболтать, новости послушать. Это, кстати, Дэини! — Эливерт протянул свой кубок, и хозяин щедро подлил туда рубиновой жидкости. — Ты же всё про всех знаешь! Мне вот тоже интересно послушать. Чем живёт Ялиол? Чем дышит? Кто в гости к вам захаживает?

— Ко мне, сам знаешь, гости приходят редко. И дверь эта не каждому открывается! Не зря же Тимас — верный пёс — всех встречает. Да не все так разборчивы, как я! Некоторые твои приятели слишком болтливы.

— Стало быть, Мифар вчера кому-то стуканул, что я в городе? — Эливерт задумчиво поглаживал Настино плечико.

— И не просто в городе, а в «Золотом гусе»! Но ты не бери это в голову! С поганцем я сам разберусь!

— Жену и детей не трогай!

В устах Эливерта это прозвучало не как просьба, а как предостережение, которому лучше внять.

Ферлаад покривился и продолжил с усталым вздохом:

— Как скажешь! Пришить бы его, паскуду, по-хорошему! Да детей сиротами оставлять не дело. Тут ты прав. Но уму-разуму мы его всё-таки поучим. В другой раз подумает, кому и что говорить! И с кем ты приехал, кстати, он тоже выложил. Иначе как бы тебя так быстро нашли? Только видать недооценили слегка. Хотели на наживку поймать! А наживка сама кому хочешь…

— Уши… вместе с башкой! — кивнул Эливерт, с гордостью глядя на подругу.

Настя невозмутимо потягивала вино, хотя похвала была явно излишней. Она-то знала, что её заслуги в ночном спасении нет. К счастью, об этом никто, кроме Эливерта, даже не подозревал.

— Значит, не мелкая это сошка. Опасный кто-то! Его боятся и слушают, — размышлял вслух Эливерт. — Кто меня ищет, Ферлаад?

— Тебе бы из города уехать! По-тихому. Хочешь, я помогу, чтобы лишних вопросов на воротах не задавали? — предложил тот вместо ответа.

— Не морочь мне голову, эрр Ферлаад! — холодно проронил разбойник. — Ты ведь знаешь, кто меня ищет…

— Я? — сидящий напротив хозяин дома, откинулся на спинку кресла. — Я-то знаю, да и ты знаешь… Это имя ты не мог позабыть!

Ферлаад выдержал театральную паузу и обронил одно лишь слово — тихо, как выдох:

— Лахти!

На лице Эливерта не отразилось никаких новых эмоций, оно оставалось безмятежным, спокойным и чуть насмешливым. И лишь потому как он резко вскинул глаза, как полыхнули стальные молнии в волчьем взгляде, можно было предположить, что это не просто имя! А ещё…

Да, это было очень особенное имя, потому что, услыхав его, Эливерт вздрогнул. Ферлаад этого конечно не заметил, и Настя не заметила бы тоже, если бы не сидела так близко, прижавшись бочком, а рука атамана не обнимала бы по-прежнему её за плечи. Она явственно ощутила эту внешне незаметную дрожь, пробежавшую по телу Ворона, когда в тишине прозвучало это загадочное слово: «Лахти!». Но уже через пару мгновений Эливерт взял себя в руки и невозмутимо продолжил:

— Я думал, он давно сгнил где-то на Эсендарских болотах…

— А он думал, что ты давно сгнил где-то в Лэрианорской глуши. Как видишь, вы оба глубоко заблуждались… — Ферлаад помолчал ещё немного. — С тех пор, когда вы встречались последний раз, многое изменилось. У него теперь свои люди, небольшая вольница — дюжина головорезов.

— Судьба любит злые шутки! — хмыкнул Эливерт, оставив в покое плечо Насти и скрестив руки на груди. — Был псом, а угодил в волчью стаю! Какая ирония! Он сам сейчас в Ялиоле?

Хозяин пожал плечами:

— Не уверен. Но чутье говорит мне — здесь он! Уезжайте! Шанс исчезнуть у тебя ещё есть.

— Ты сам-то в это веришь, старик? Лахти и дюжина его псов! Их так просто со следа не сбить!

— Но ты попробуешь? — ухмыльнулся Ферлаад.

— Ясно-понятно! — атаман ответил пугающей недоброй улыбкой. — Даже у загнанного зверя всегда есть два выхода: сдохнуть самому или убить охотника!

— Ох, Ворон! — старик захохотал. — Шальная твоя душа! Хотелось бы мне на это посмотреть! Но ты ведь на чужой территории дурить не станешь, верно? Я в своём городе беспорядки не потреплю!

— Ты, помнится, сказал, что можешь помочь слинять из Ялиола…

— Легко! — хозяин громко хлопнул в ладоши. — Тимас!

Наглый мальчишка явился незамедлительно, вразвалочку сошёл вниз по лестнице.

— Сведёшь нашего гостя и его миледи к эрру Орлеху — он нынче уезжает в Митувин. Скажешь, я велел взять их в обоз! И ещё скажи, ежели он чем не угодит им, шкуру спущу!

Пацанёнок угрюмо кивал — видно, он ещё дулся на непрошеных гостей, но не смел ослушаться Ферлаада.

— И сам про почтительность не забывай, сынок! — наставительно погрозил пальцем хозяин. — Если тебе за твою наглость оторвут твою пустую голову, я ведь обратно её уже не поставлю.

Мальчик снова угрюмо кивнул.

— Ну а тебе, Ворон, удачи! — старик поднялся, давая понять, что аудиенция окончена. — Не подведи меня! Я ставлю на твоё везение!

— Благодарю, Ферлаад! И буду рад оказать ответную услугу, — Эливерт слегка поклонился.

— Сочтёмся!

Хозяин собственноручно накинул плащ на плечи Насти.

— Рад был знакомству, миледи!

— Как и я! — лучезарно улыбнулась Дэини. — Может, мы к Вам заглянем ещё как-нибудь. Отменным винцом угощаете! Доброго здравия, эрр Ферлаад!

— Ой, пошли уже! — скривился от чрезмерных любезностей юный Тимас.

— Веди, щегол! — примирительно хмыкнул Эливерт.

Атаман сгрёб Рыжую за талию, и вскоре они снова оказались на улице.

Топлюхин пруд

Любо, братцы, любо, любо, братцы, жить!

С нашим атаманом не приходится тужить!

Казачья песня.

Он был невероятно красив. Высокий и статный, как хороший породистый жеребец. Смуглый брюнет, не в пример большинству южан. Этот цыганский загар, тонкие усики и испанская бородка, придавали его внешности что-то флибустьерское.

По крайней мере, в представлении Насти именно так должен был выглядеть настоящий капитан пиратского фрегата, столетия назад бороздившего солёные просторы Карибского моря. Разумеется, она отдавала себе отчёт, что все эти романтические фантазии, порождённые приключенческими фильмами и книгами, не имели ничего общего с реальностью.

Настоящие пираты — и в прошлом и в настоящем — жадные до наживы бродяги и преступники, вшивые, небритые, грязные, зачастую пьяные и весьма неприятные личности. Но стереотипы — штука неистребимая! Вопреки очевидным фактам, Насте до сих пор казалось, что в мире Кирлии все сами на себя не похожи.

Ну, разве скажешь, глядя сейчас на Эливерта, смеющегося над очередной «пиратской» шуткой, что этот парень может одним движением руки оборвать чью-то жизнь.

А этот милый старикан из Ялиола… Оказывается, он чуть не главный криминальный авторитет во всей Кирлии. Как в это поверить? Настя знала, как должен выглядеть настоящий мафиози или там «вор в законе». И как бы их не называли тут, Ферлаад точно не выглядел «серьёзным человеком».

Вот Орлех — да! Несмотря на его невероятное очарование, он был настоящим пиратом.

Пусть в лучистых зелёных глазах плясали весёлые бесовские огоньки, пусть от его соблазнительной жемчужной улыбки сердце проваливалось куда-то вниз живота! Пусть этим чарующим голосом следовало не говорить, а петь любовные серенады! Всё так! Но что-то хищное и опасное иногда проявилось в этом невозможном красавце.

А оказалось, что его как раз бояться не стоило.

— Брось, Дэини, разве это щука? Орлех даже до пескаря ещё не дорос, так, малёк на мелководье! — с лёгким пренебрежением заверил её Эливерт.

И Настя поняла, что, кажется, вообще, мало что понимает.

Ну и пусть! Зато почти два дня она провела в обществе этого потрясающего обаятельного красавца, наслаждаясь потоком его лестных комплиментов и искромётного юмора.

После всего, что произошло накануне — это стало поистине подарком небес. Наконец-то, Рыжая и атаман смогли отвлечься, посмеяться от души и забыть обо всех неурядицах.

И теперь, когда пришло время прощаться, Настя чувствовала искреннюю горечь. Она успела привязаться к своим временным попутчикам.

— Удачи, брат! Благодарим от души за всё! — Эливерт обнял за плечи Орлеха, махнул на прощанье его ребятам, что оставались в сёдлах.

— Да хранит Вас Дух-Создатель! И пусть закрывает глаза всякий раз, когда вы решите сделать что-то ему неугодное! — «пират» бережно обнял Романову. — О, мой прекрасный огненный цветок, не забывай меня!

— Клянусь не забывать никогда! Жаль, что мы расстаёмся так скоро! И ты о нас помни!

— Твой образ я пронесу в своём сердце до конца своих дней… — мурлыкнул брюнет, одарив Настю своей сногсшибательной улыбкой. — И когда ты, в конце концов, надумаешь бросить этого заносчивого типа, помни — я жду тебя в Ялиоле с распростёртыми объятиями!

Орлех рассмеялся и снова обнял Рыжую.

— Кажись, мне придётся сломать тебе обе руки, друг мой, прежде чем ехать дальше, — заржал рядом Эливерт. — Брат, может, ты не так молод, как кажется? У тебя очень плохая память. Я уже две дюжины раз тебе говорил — это моя женщина! А ты снова пытаешься её увести. Да ещё и прямо у меня на глазах!

— Я всё ещё надеюсь, что она увидит, насколько я хорош! И насколько я лучше тебя! Разве нет, моя златая грёза?

— Ты лучше всех на свете! Не сомневайся даже! — Рыжая обняла Орлеха уже в третий раз. — Но уезжаю я всё-таки с Вороном.

Почти одновременно Эл и Настя запрыгнули в сёдла и двинулись прочь. Несколько раз они оглядывались, чтобы помахать Орлеху.

А тот ещё долго смотрел им вслед. Потом его обоз медленно пополз по дороге, ведущей к Митувину.

И Настя печально вздохнула — вряд ли она ещё когда-нибудь встретит весёлого «флибустьера». Кто бы мог представить, что они так подружатся за каких-то пару дней, даже меньше. Ведь это только вчера мальчишка Ферлаада привёл их к Орлеху.

Сейчас она мысленно шагнула назад, с удивлением осознавая, что эта встреча действительно была подарком судьбы. Разве удалось бы им так быстро и легко покинуть Ялиол, если бы не помощь местной вольницы.

***

Орлех встретил их равнодушно и отстранённо. Он наблюдал за погрузкой множества тюков и бочек в большую телегу с пологом. Насте она напомнила цыганскую кибитку, и не только из-за схожести конструкции, но ещё и потому, что и сам хозяин, и женщина, хлопотавшая рядом с ним, и люди, таскавшие поклажу в обоз, тоже сильно напоминали шумный пёстрый табор.

Тимас, однако, позвал его в сторону, выложил послание от Ферлаада и, дождавшись лишь утвердительного кивка, быстро исчез, не удостоив атамана и его спутницу даже одним словом на прощание.

Но про мальчишку уже можно было забыть. Вернувшись, Орлех расцвёл в любезной улыбке и заверил, что готов служить им до конца дней своих. А Настю одарил томным взглядом и галантным поклоном.

Чуть позже Романова и Эливерт оказались внутри кибитки, дабы не мозолить глаза сторонним зевакам. Ворона и Искру привязали позади.

Южное солнце припекало, под пологом стало жарковато.

Настя сняла накидку и уселась на один из тюков.

Сам Орлех и ещё трое его приятелей сопровождали обоз верхом. Четвёртый правил телегой. Может, их правильнее было назвать слугами или охраной — Настя пока не очень разобралась в тонкостях взаимоотношений этой компании.

Эливерту, похоже, эти тонкости были безразличны. Он пробрался вглубь телеги, улёгся на мешках, что были помягче, накрылся плащом Кайла и мирно посапывал.

Сначала Настю это взбесило. Но, поразмыслив, девушка решила, что если уж осмотрительный Эливерт позволил себе забыться сном — им действительно ничего не угрожает. Можно расслабиться. Орлех побеспокоится об их безопасности. Да и заслужил разбойник немного отдыха — он ведь за всю ночь не сомкнул глаз.

Настя тоже устала, и глаза слипались, но последовать его примеру она бы не решилась. Ей всё ещё было неуютно среди этих чужих людей.

Да, сам эрр Орлех произвёл на Рыжую наилучшее впечатление. Но вот их соседка по кибитке…

Женщина, что присутствовала при погрузке, теперь сидела напротив Романовой и не сводила с неё тяжёлого неприятного взгляда. Она тоже была похожа на цыганку: тёмные волосы, загорелая кожа, карие глаза, острые черты лица и пёстрое яркое платье. Чем-то она напоминала красивого хозяина обоза. Но, в отличие от него, совсем не улыбалась. Оттого всё, что в нём бурлило жизнерадостным задором, у неё становилось мрачной таинственной суровостью.

Настя предпочла бы ехать снаружи в обществе весёлого обаятельного красавца Орлеха, но все решили, что до тех пор, пока они не покинули Ялиол, будет лучше оставаться «в тени».

Телега замедлила ход, какие-то голоса доносились снаружи. Настя напряглась, как лань, заслышавшая гончих псов. Заметив это, её соседка привстала с большого кованого сундука, отвела в сторону полог и выглянула наружу.

— К воротам подъехали, — сообщила она, возвращаясь на место. — Дозорные проверяют тех, кто покидает город.

Настя не выдержала, тоже сунулась — в небольшую щель осмотрела столпотворение людей и лошадей у выезда из Ялиола. Скоро очередь дойдёт до них. Что же делать?

— Сядь! — голос женщины был полон ледяного спокойствия. — Тебе нечего бояться. Все знают, под кем ходит Орлех. Никто нас остановить не посмеет.

«Под кем ходит? — Настя от удивления действительно села на место. — Значит, этот Ферлаад и вправду крутой? А я-то думала, что это шутка была: про беспорядки в ЕГО городе! Итак, Орлех — хоть и смахивает на пирата, просто мальчик на побегушках. Эливерт как всегда прав, а я ему как всегда не поверила».

— Красивый платок! Научи меня так завязывать! — неожиданно перевела тему попутчица Насти.

— Прямо сейчас? — опешила та.

Женщина вместо ответа протянула ей свой цветастый яркий палантин.

— Ну, хорошо, — кивнула Дэини, отвлекаясь от переживаний. — Вот так сначала сворачиваем, теперь заводим концы, скрещиваем…

— Добрый день, эрр Орлех! Никак в Митувин? — чужой голос прозвучал рядом с их телегой.

Настя вздрогнула, но продолжила свои манипуляции с платком.

— Удачного дня и Вам, эрр Рутанд! Как видите! Пока все спешат торговать в Ялиоле, я попытаю счастья в Митувине. Я смотрю, тут сегодня жарко?

— Убийцу ловим. Слыхали?

— О, да! — отозвался Орлех. — Весь город об этом трезвонит! Надеюсь, вскоре поймаете этого негодяя!

— И я надеюсь, — полог внезапно распахнулся, и незнакомый воин заглянул внутрь кибитки. — Добрый день!

— Удачи Вашему дому, эрр Рутанд! — ответила ему женщина и улыбнулась впервые за всё это время.

Настя, почти закончившая свой шедевр на её голове, только учтиво кивнула.

— Всё ли хорошо у Вас, эрра Фамира? Гляжу, вас сегодня прибавилось… — стражник заинтересованно оглядел Настю и скрытого под плащом Эливерта.

— Хвала Великой Матери, торговля идёт! Столько добра сберечь — люди нужны. Хорошо, нашлись добрые попутчики — эрр Ферлаад подыскал! И вот ещё подарил… — кокетливо сообщила Фамира, дотронувшись до платка на своей голове. — Да и Вы ведь знаете, как он бывает щедр?

— Очень красиво! — Рутанд оценивающе оглядел повязку, сооружённую Романовой на голове Фамиры.

А та, смуглая и в пёстром восточном тюрбане, сейчас походила на сказочную Шахерезаду.

— Щедр! — хмыкнул стражник, соглашаясь, и с поклоном задёрнул полог.

— Удачи в пути, эрр Орлех! — услышали они удаляющийся голос.

— Здорово! — Настя счастливо улыбнулась своей новой знакомой.

Теперь она уже не казалась ей такой неприятной и мрачной.

Та невозмутимо рассматривала себя в зеркало, извлечённое из сундука, рядом с которым она сидела.

— Пустяки! Считай, это благодарность. За платок. Теперь я красивая! Как ты.

Обоз, поскрипывая, покатился дальше. Шум голосов стихал. Очевидно, они покинули Ялиол.

Настя, наконец, вздохнула с облегчением.

— У тебя очень красивый мужчина! — неожиданно выдала Фамира.

К её манере вести беседы надо было привыкнуть. Настя даже не знала, что на это ответить. Поблагодарить? Подтвердить?

А вдруг Эл вовсе не спит, а притворяется… Что он сейчас о себе возомнит?

— Твой тоже красивый! — Анастасия решила, что ответная любезность будет кстати.

— Нет, нет, — женщина покачала головой. Потом улыбнулась в ответ на недоумение Рыжей. — Орлех — красивый, это да! Но не мой мужчина. Он только брат мне.

«Ну да? — не поверила Настя. — Хотя, что-то схожее есть в них… Нет, всё равно не поверю. Слишком разные! К тому же, в вольнице все друг другу братья и сестры. Может, она это и имеет в виду?»

— Говорят, твой мужчина убил одного из людей Секача? — Фамира не сводила с Насти своих цыганских глаз. — Ога… Верно?

Да уж! Как она умудряется так быстро менять темы разговора?

— Не знаю! В смысле, мне его никто не представлял… — не очень любезно отозвалась Рыжая.

Вспоминать о произошедшем до сих пор было мучительно.

— А я знала Ога, — спокойно продолжала женщина, не обращая внимания на тон собеседницы. — Редкостный мерзавец был. Хорошо, что он мёртв. Никто в Ялиоле не жалеет о смерти Ога. Разве что, сам Секач! Но вольница не станет слушать Секача. Это честь — помогать вам! Твой мужчина благое дело совершил.

Вот так! Настя терзалась тем, что совесть её не съела заживо за соучастие в убийстве, а тут сидит напротив «восточная красавица» и буднично так это убийство одобряет, да ещё и благодарит за него. Дела!

Полог снова распахнулся, впустив в пыльную кибитку немного солнечного света.

— Миледи, не желаете ли выбраться на свежий воздух? — ослепительная улыбка Орлеха была ярче тысячи светил. — Мы давно миновали город. И теперь Вы вольны снова вернуться в седло. Порадуйте наш взор своей несравненной красотой!

— С удовольствием, эрр Орлех! — Настя таяла под колдовским взглядом зелёных глаз.

— Только держи свои руки подальше от этой несравненной красоты! — предостерегающий возглас из глубины обоза прозвучал неожиданно. — А то так взор порадует, мало не покажется! Глазоньки выколю, брат, и башку оторву, так… на всякий случай…

Похоже, Эливерт всё-таки не спал всё это время.

***

Некоторое время Настя просто наслаждалась свободой, небом и приятным обществом красивого мужчины. Так восхитительно снова оказаться на просторе, в седле! Все неприятности остались там, позади, на тесных улочках Ялиола. А здесь солнце согревало кожу, ветер забавлялся с рыжей прядью, выбившейся из-под платка, и жизнь была прекрасна.

Это была только иллюзия, хрупкая иллюзия счастья. Но Романова старалась её удержать хотя бы на время. Ей было о чем тревожиться…

Она пока не всё понимала, но догадывалась, что ночное нападение не было случайным. Значит, они всё ещё в опасности. Что-то связывало Эливерта с неведомым Лахти, одно имя которого заставляло атамана вздрагивать. А ведь атаман — парень далеко не робкий! Потому ждать добра не приходилось.

А ещё там, далеко, остались Кайл и Наир — и как знать, какая беда нависла над ними? Что если их обвинят в убийстве, которого они не совершали? А бедная Соур! Может, она уже при смерти. Не поправилась же девушка только от того, что в трактир пришёл знахарь.

Но сейчас все эти страхи остались где-то за гранью реальности, далеко-далеко, словно страшный сон, растаявший от пробуждения. Разве она не в праве хотя бы на пару часов забыть обо всём, просто ехать вперёд, наслаждаясь красотой окрестностей и приятным обществом?

«Да уж, Настёнок, докатилась! С каких это пор компания отпетых разбойников стала для тебя приятным обществом?»

Настя отогнала эту мысль, как и все прочие — она наслаждалась идиллией.

Да и как знать, может, эти ребята не такие уж злодеи. Она ведь не знает, чем именно промышляет Орлех. Понятно, что не пирожки на рынке продаёт. Но вешать на него ярлык душегуба или грабителя пока рано.

А тот заливался соловьём, развлекая случайную попутчицу. Впрочем, откровенных глупостей не болтал, шутил мило и со смыслом, а восхищался Рыжей вполне искренне. Это было приятно. Романова слушала бесконечный поток лести, комплементов и шуток Орлеха, улыбалась чуть застенчиво, смеялась серебряным колокольчиком, чувствовала, как быстро, словно лёд на солнце, тает тяжкое оцепенение, сковавшее её после ночи в Ялиоле.

Парни, сопровождавшие обоз — трое всадников и возница — держались на почтительном расстоянии, но поглядывали на Настю с нескрываемым интересом. Временами один из них, самый бойкий, тоже осмеливался вставить что-нибудь остроумное в разговор Дэини и своего хозяина. Но куда ему было тягаться со сладкоголосым «пиратом».

Настя постепенно пришла к выводу, что странноватая Фамира и вправду приходилась Орлеху сестрой — ну, не станет ни один мужчина в здравом рассудке так откровенно любезничать с другой женщиной, когда его может услышать жена или любовница. Особенно, если эта другая — красива, а твоя собственная… весьма… своеобразна.

Фамира продолжала путь внутри кибитки и, если и была чем-то недовольна, то ничем этого не показывала.

— Она не любит солнце и пыль дорог, — ответил Орлех на Настин вопрос, отчего их спутница не сядет хотя бы рядом с возницей. Видя, что Рыжей этот ответ ничего не объяснил, добавил: — Сестрица моя и так слишком смугла. Ей не хочется походить на крестьянку, что день и ночь в поле трудится.

— Кому как! — пожала плечами Настя. — Тебя загар совсем не портит.

— А тебя так и вовсе красит! — улыбка Чеширского кота блеснула в ответ на комплимент девушки. — Словно тонкая позолота легла на бархат твоей кожи… Самый нежный лепесток розы не сравнится с твоими щёчками, о, прекрасная Дэини! Ах, если бы…

— Если бы Рыжая была из тех дур, что ведутся на всякие романтические бредни…

Эливерт, наконец, не выдержал и, выбравшись из обоза, вернулся в седло Ворона. И сейчас поравнялся с увлечённо болтавшей парочкой, дабы вставить своё веское слово. А может, он просто выспался.

— Так вот, если бы я хоть на миг мог представить себе, что она повелась на твои соловьиные трели, я бы уже проломил тебе твою чернявую голову, брат! А это, согласись, было бы весьма досадно для нас обоих. Поскольку я весьма признателен тебе за помощь и не хотел бы отблагодарить тебя таким странным способом! А ты… Ну, жить с дыркой в голове — это непросто…

— Ага, даже пробовать не хочу! — захохотал Орлех. — Ты, брат, всегда такой шальной? Ога тоже из-за этой стрекозы золотой порешил?

— Я — само спокойствие. Видишь, сначала говорю — потом делаю. По крайней мере, пока ты только говоришь и ничего не делаешь… — ухмыльнулся атаман.

— А, так он, значит, уже начал руки распускать? — кивнул «пират».

— Вроде того! — подтвердил Эл. — Тогда, слова показались мне лишними. Всё предельно просто, друг: это — моя женщина, и любого, кто её тронет, я убью!

— Он и дома такой? Чуть что — кулаком по столу, и всех убью — один останусь? — Орлех подмигнул Романовой.

— Ещё хуже! — печально покачала головой Настя. — Там он — атаман! Надо соответствовать.

— Как же! Слыхал! У нас в Ялиоле Вороном из Лэрианора детишек пугают.

— Это зря! Детишек не трогаю, — заверил Эливерт.

***

— Сам-то чем промышляешь? — спросил атаман чуть погодя.

— Торгую, — широко улыбнулся их спутник.

— Ясно-понятно! А чем?

— Всем, — в зелёных глазах искрилась откровенная насмешка. — Вот всем, что плохо лежит — всем и торгую!

— А что добру пропадать! — согласился Эл. — Как говорится, хорошему вору всё впору! На Севере люди всегда бережливые были… Вы же из Герсвальда родом?

— Да что ты! Коренные кирлийцы, — Орлех стукнул себя в грудь и наигранно удивился: — Неужто на северян похожи?

— Откуда мне знать, я на Побережье не был! — также фальшиво удивился атаман.

— А я слыхал, тебя называют «Вифрийским Вороном»?

— Меня ещё и «убийцей» называют! Что теперь всем верить?

— Верить в наше время никому нельзя. Всякий сброд из Герсвальда бежит в земли Кирлии, а потом выдаёт себя тут за почтенного эрра или даже благородного милорда. Как южанин южанину тебе скажу — Север нынче не в чести, — ялиолец перешёл на доверительный шёпот.

— Тогда оставим эти неудобные вопросы! — легко согласился Эл. — Давай о тех поговорим, кого здесь нет. Вот, к примеру, про Секача, что ты можешь сказать?

— Говорить об отсутствующих дурной тон, — хитро улыбнулся Орлех.

— Так и мы — не милорды!

— Мало я знаю. По чесноку сказать, я его никогда не видел. Хоть и слышал много разного. Он же из легавых! — «пират» поморщился брезгливо. — А я с бывшими псами дел не имею! Западло это человеку из вольницы! Некоторые говорят, теперь он один из нас. Только это всё туфта! Он с нами одной крови никогда не станет. Сколько наших парней он отправил на плаху или в темницу? А теперь, значит, «братом» его называть? Да я лучше со свиньями в грязной луже буду валяться, чем с этим дерьмом свяжусь! Простите, драгоценная миледи, за мой высокий слог!

— Хороший ты мужик, Орлех! — неожиданно брякнул Эливерт. — Стало быть, не видел его? Да поможет нам всем Мать Мира, дабы и не увидел никогда! Знали бы вы, скольких… А людей у него много?

— Двенадцать вроде… Ну, теперь уже меньше, без Ога. Те ещё выродки бездушные!

— Ничего. Мной ведь тоже не напрасно детишек пугают, — хмыкнул Ворон и закончил уже совсем непонятно: — Но надо иногда и благие дела совершать, как говорит твоя сестрица! И да поможет нам в этом Дух-Создатель!

***

Вечером у костра были песни и много смеха. Бойкий паренёк из сопровождавших весьма талантливо играл на келлроу, а пел не хуже Деандра.

А потом дамы отправились спать в кибитку, а мужчины устроились вокруг обоза, стеречь их сон.

Ночь звенела вокруг голосами птиц и насекомых. Ветер теребил полог. Звезды заглядывали время от времени в открывавшуюся брешь. Насте казалось, что никогда ещё она не засыпала так сладко.

На рассвете двинулись дальше, снова с шутками, песнями.

Орлех продолжал заигрывать с Настей, она кокетливо отшучивалась, Эливерт ненатурально злился и шутливо пресекал попытки подкатить к Романовой.

Но вот настал час прощания. Обоз повернул к Митувину. А Дэини с Эливертом продолжили путь к месту, о котором условились с Кайлом.

Как бы не сожалела Настя о расставании с Орлехом, в том, что они, наконец, остались одни, были свои плюсы.

Во-первых, даже среди настроенных дружественно ялиолцев, сопровождавших обоз, приходилось притворяться и играть роль девчонки из вольницы и подружки Ворона. А это было непросто! Настя обладала неплохим актёрским даром, но знаний о воровской жизни ей явно не хватало.

Во-вторых, сколько бы ни отмахивалась Настя от тревожных мыслей, они следовали по пятам, дышали в затылок. Стоило прекратить своё бегство, обдумать всё и начинать действовать. Похоже, Эливерт сейчас именно этим и занимался. Но ему не удалось уйти в себя надолго.

Рыжей надоело молчать. Это там, на ночных улицах Ялиола, она мечтала, чтобы атаман оставил её в покое и забыл о её существовании. А теперь…

Пришло время задавать вопросы, которые не должно было обсуждать при посторонних. И получать ответы.

***

— Так кто такой Лахти? — без предисловий начала она, уже догадываясь, что скажет в ответ вифриец.

Эл ответил не сразу.

— Помнишь невесёлую сказочку о моей вероломной любовнице?

— Аллонде? — Настя кивнула.

Ещё бы — жуткая история, поведанная однажды Наиром, до сих пор не стёрлась из памяти!

— О ней родимой, — подтвердил атаман. — Видишь ли, она ведь мне рога наставляла! Давала и нашим, и вашим. Узнал я, правда, об этом слишком поздно. А когда вернулся в Эсендар с того света в поисках справедливого возмездия, мстить оказалось уже некому.

К тому времени моя неверная благоверная сама подохла, без посторонней помощи! Тогда и поведали мне добрые люди, что всякий раз, когда я был в отъезде, спала она с этим самым Лахти. Беда в том, что разнюхали про её измены дружки мои только после того, как поминки по мне справили. А сам я тогда уже никому и ничего рассказать не мог.

Настя ехала рядом, слушала молча, а он говорил спокойно, без лишних эмоций. И можно было только гадать, каких душевных сил требует эта внешняя холодность.

— А был он в Эсендаре не абы кто, а Глава всех стражей порядка! Чтоб ты понимала — триста человек в подчинении! Воины как на подбор, опытные, не пацаны сопливые. Вот такая сила за ним стояла! Этому Лахти моя вольница как кость в горле мешала! Хотя, мы тогда края видели, на рожон не лезли. Воровали, промышляли. Что было, то было — врать не стану! Но не беспределили! Ну и…

Слила нас белокурая моя голубка этому Лахти. Со всеми потрохами сдала! Сорок семь человек, Рыжая! За одну ночь! Сорок семь моих ребят вырезали как скот из-за одной лицемерной шлюхи. Они мне верили! Все как один. Они меня называли братом! Они были моей жизнью, Дэини! Вот, кто такой Лахти! Тварь, которая отняла у меня всё. Тот, кто утопил Эсендар в крови моих друзей! Но этот упырь никогда не напьётся… Он снова хочет жрать! Ему нужны чужие жизни!

Слушать это было невыносимо! Настя поспешно отвернулась, не хватало ещё, чтобы атаман увидел, как заблестели её глаза.

«Больно! Как же ему больно! До сих пор. Великая Мать, за все грехи мира нельзя наказывать так! Сорок семь человек, погибших из-за тебя. Ты мог спасти их, но не спас. Как страшно жить с такой ношей! О, Небеса, из-за какой ерунды я переживала! Я ничего не знаю о настоящей жизни. Да и не хочу знать! Не хочу знать, что бывает так больно!»

— Почему ты не убил его? — тихо спросила Романова, помолчав. — Потом… Когда вернулся туда через год…

— Не думай что по доброте сердечной! Он был вторым после Аллонды, кому я собирался вернуть долги. Но тот же Зинат, что поведал мне о позорной смерти моей бывшей зазнобы, ещё более странные вещи рассказал о Лахти.

Вскоре после Эсендарской резни тот бесследно исчез. Многие думали, что с ним свели счёты. Это походило на правду, только мстить тогда особо было некому. Другие парни из вольницы, после того, что произошло с нашей шайкой, попрятались в норы и сидели не дыша. Или по-быстрому свалили из города.

Правда, некоторые не очень умные, но сентиментально настроенные, верили в то, что это я сам его прибрал. Кто-то надеялся, что я выжил. А кто-то, совсем уж конченые романтики и конченые дурачки, говорили, что я вернулся в облике духа мщения или даже в компании с самим Владетелем Мрака, утащил Лахти с собой и спалил дом Аллонды.

Его искали. И стражи, и вольница. Хотели знать наверняка — жив или мёртв. Но он — скотина! — как в воду канул.

В конце концов, его посчитали безвременно почившим.

Я тогда тоже согласился с этим. Тупица! Подумал, что если бы Лахти жив был, он бы Аллонду забрал с собой, не дал ей на улице сдохнуть. А на кой ему эта дура сдалась? Теперь-то понятно, использовал подстилку, добился своего, а потом выбросил за ненадобностью.

Рано мы его списали… А он, глянь-ка, не просто жив-здоров! Сам теперь при делах, людей собрал. Секачом кличут! Видно, он тогда не только о спокойной жизни эсендарцев радел. Он ещё и золотишко моей шайки притырил! И свалил с ним, куда подальше. Секач! Кабан! Как раньше пёр напролом, так и теперь! Одной только грубой силой. Посмотрим, кто кого! Не дело это — свинье средь волков гулять!

— Что ты задумал? — покосилась на атамана Настя.

— Пока не знаю, Рыжая, — честно ответил Эливерт. — Но теперь я эту гниду не упущу! Да и он меня не оставит. Либо он меня, либо я его! Мне больше второй вариант по душе. Шансы-то есть! Теперь у него всего дюжина приспешников.

— Так ведь и ты один! — воскликнула испуганно Романова.

— Зато я умнее! И меня удача любит.

Эливерт улыбнулся привычной язвительной ухмылкой. Похоже, пришёл в себя.

— Не забивай голову, разберусь я с этим Секачом! Главное сейчас, чтобы наши приятели из Ялиола выбрались без потерь, и эта надутая гусыня Соур не окочурилась. Встретимся с ними, а там уж я своими делами займусь. Давай, Рыжая! К вечеру дело, а нам ещё до Топлюхина пруда ехать и ехать…

Настя пришпорила Искру, нагоняя рванувшего вперёд жеребца Эливерта.

***

— Кстати, а что за странное название? — подозрительно спросила Рыжая.

Местечко, куда они направлялись, давно не давало ей покоя.

— Ну, слушай, ещё одну байку расскажу! — добродушно отозвался Ворон. — Как обычно со страшным финалом.

Жил тут года три назад один почтенный эрр. Была у него мельница, хозяйство всякое и молодая жена. Красивая, любимая, а кроме того, ещё года не прошло, как она родила ему долгожданного сына. У самого-то мельника голова давно побелела, и отнюдь не от муки. Но трудился он как бык в поле. Всё, чтобы любимая жёнушка как сыр в масле каталась! Да и будущему наследнику хотел оставить такое состояние, чтобы тот его после смерти не попрекал. Не покладая рук, мельник этот в поле за лесом хлеб выращивал, а потом сам его и молол, и увозил в Митувин продавать…

На горизонте тучи собирались в сизую стаю. Солнышко стремительно катилось к горизонту. Настя ехала бок о бок с Эливертом, глядела искоса, слушала очередную историю и где-то на задворках сознания подсчитывала, сколько же увлекательных рассказов ей уже поведал этот вроде бы презирающий менестрелей человек.

— И вот, в один прекрасный день (крайне удачный для торговли, но весьма не удачный для всего прочего!) мельник отправился как обычно на рынок. Ему повезло продать всю свою муку разом — подвернулся какой-то прожорливый богатей! На радостях тот купил подарков жёнушке и поспешил домой.

Ну и, видать, не вовремя явился! Пошёл ставить лошадей, а там, на сеновале, какой-то молодчик ублажает его ненаглядную. Разум у бедолаги помутился от ревности. Взял он топор, неудачно подвернувшийся ему под руку, да и зарубил обоих полюбовников. Потом утащил то, что осталось, и выбросил в пруд. Но на этом не успокоился!

Видно, прозрение нашло на старика — поглядел на спящего малютку, да и не усмотрел в нём ничего своего. «Эх, и сына жена нагуляла!» — решил мельник. И так ему опостылело всё тотчас! Взял он колыбель, мешок зерна, пошёл на берег. Да и утопил бедное дитя, а потом и сам в воду сиганул, вместо камня привязав на шею мешок с пшеницей.

— О, Небеса! Эливерт, у тебя есть хоть одна сказка со счастливым концом?

— Конец не может быть счастливым. Всякая жизнь завершается на смертном одре. А что там может быть счастливого? Нет уж, конец — есть конец!

Но это ведь не сказка! История правдивая. И место это назвали Топлюхин пруд после того, как четверых мертвяков выловили из него…

— Слушай, но если этот мельник всех убил — кто же рассказал, как всё было? — возразила Романова.

— Ясно-понятно, по следам разобрались. Лошадь он не распряг, в сарае всё в крови, топор валяется, шмотки жены рядом. Молодуха эта с любовником голышом в пруду плавали. Мельник тоже не глубоко утоп, с мешком на шее. А потом и колыбель нашли у плотины на дне. Он туда камней нагрузил. Скотина! А тело младенца к берегу прибило. Были те, кто в очевидное верить не хотел. Говорили, кто-то убил счастливое семейство и следы замёл. Некоторые даже болтали, что какая-то нечисть их пожрала. Но, поверь, Рыжая, страшнее человека зверя нет!

С тех пор на мельнице никто не жил. Место вроде неплохое, но дурная слава никого туда не пустила. Даже путники там останавливаются только самые отчаянные, если уж дальше ехать вовсе нельзя — непогода застанет, к примеру. Говорят, что призрак мельника до сей поры бродит там по ночам. Выходит из озера, босоногий, бледный, в тине, и шлёпает на мельницу, оставляя мокрые следы. Ищет кого-бы ещё утопить в пруду. А в новолуние и убитые им являются на берег. И вся история повторяется снова и снова, лес наполняется криками и стенаниями. Все здравомыслящие люди обходят это место стороной, и лишь безумные смельчаки рискнут заночевать на брошенной мельнице.

Настя прыснула смехом, хоть история и получилась невесёлой:

— А мы с тобой — смельчаки? Или всё-таки просто безумные? Ты мне на кой это всё рассказал?! Чтобы я к тебе под бочок спать легла, спасаясь от покойного мельника?

— Я это к тому, что мы будем в стороне от людей и дорог. А нам это сейчас на руку, если всё-таки в Ялиоле не успокоятся и попробуют нас изловить. Маловероятно, конечно! Но бережёного Мать Мира бережёт! Вот и всё, что я хотел. Но местечко я тебе, пожалуй, всё-таки нагрею… — мечтательно закончил атаман.

***

Добрались до мельницы засветло.

Но уже вечерело. Сизые сумерки ютились под сводом небольшого леса, по которому пролегала узкая дорога, поросшая бурьяном и разбитая. Природа быстро возвращала своё: отвоёванное людьми пространство за три года поросло быльём и грозило ещё через пару лет превратиться в непроходимую глушь. Зато сам лес радовал глаз! Ещё издали Настя заметила изумрудный островок посреди бледного однообразия равнины, словно буйно расцветший оазис в мёртвой пустыне.

Дорога вынырнула из зарослей орешника на берег ручья, повеяло сыростью и прохладой.

Тут Насте и открылся вид на Топлюхин пруд во всей своей мрачной красе. Бывают такие места, от которых мороз по коже, но при этом ты понимаешь, что это и есть истинная красота. Что-то трагичное и горькое в каждом мазке застывшего живого полотна. Что-то тёмное и мрачное в упавших на землю тенях. Есть какое-то бессильное отчаяние в поникших ветвях деревьев, что-то зловеще притягательное в застывшем зеркале вод. Что-то магическое, завораживающее, как будто время остановилось, чтобы навеки сохранить это непередаваемое ощущение великолепия.

А какой унылой тоской несёт от пустого дома! Некогда в нём бурлила жизнь, наполняя его светом и пробуждая его собственную душу. Настя всегда старалась держаться подальше от брошенных домов. Ей даже на кладбище было уютнее! Оставленные дома похожи на брошенных собак — нечеловеческая тоска застыла в пустых глазницах тёмных окон, словно упрёк всем живущим. Тоска и могильный холод.

Пейзаж, представший сейчас путникам, как раз был из разряда этаких пугающих готических полотен. Тёмная водная гладь Топлюхина пруда, как чёрный опал в обрамлении изумрудных зарослей, поблёскивала где-то в глубине золотистыми искрами. Сложенная когда-то искусственная запруда из камней и брёвен по сей день удерживала в повиновении эти воды. Лишь небольшая их часть неистово вырывалась в специально оставленные шлюзы и устремлялась дальше весёлым каскадом по камням, поросшим мхом. Но ниже поток слабел, замедлялся и превращался в унылую заболоченную лужу, поросшую ряской и камышами.

Проложенный по кромке плотины узкий настил из нескольких брёвен позволял перебраться на другой берег пруда. Выглядел он достаточно надёжно, но Эливерт всё равно придержал Ворона, прежде чем ступить на это сомнительное строение. Оглядел мостик, свесившись в бок с седла, и только потом осторожно повёл жеребца вперёд.

— Медленно езжай! Бревна скользкие, — предупредил он Дэини.

Но Искра в подсказках не нуждалась — она была на редкость умной лошадкой и сразу поняла, как следует ступать.

Отсюда, с запруды, уже хорошо была видна сама мельница. Мрачное строение, слегка обветшалое, но всё ещё гордо возвышающееся на самом берегу. Одно небольшое окно его смотрело в лес, а высокое крыльцо-терраса протянулась вдоль берега. Огромное колесо с почерневшими от воды лопастями размером не уступало самой мельнице.

Дальше виднелись какие-то не то столбы, не то колья. Нестройным рядком они исчезали в кустах, в изобилии покрывавших небольшой холм, начинавшийся прямо за мельницей. С другой стороны к строению притулился покосившийся навес. Бревенчатый настил, вроде того, по которому они ехали, построенный на манер пирса над самой водой, частично сохранился у самого мельничного колеса и у резного крыльца.

Местечко было, конечно, атмосферным! Настя успокаивала себя тем, что всё дело в самовнушении и рассказанной Эливертом страшилке, но всё-таки первое впечатление от брошенной мельницы можно было описать как слегка пугающее.

Поэтому она искренне обрадовалась, когда атаман заговорил. Запруда осталась позади, они вновь сошли на твёрдый берег, и теперь можно было без опаски глазеть по сторонам.

— Видишь эти шесты там? — Эл махнул рукой в сторону покривившихся столбов.

— Надеюсь это не виселицы? — скривилась Романова, в ожидании очередной пугающей байки.

— Это жёлоб был. Там в лесу, под холмом, бьёт несколько мощных ключей, их вода и питает пруд. Когда мельница работала, ручей по жёлобу бежал и падал на колесо. Оно вращалось и перемалывало зерно. Потом растащили всё на дрова одинокие ненормальные путники, вроде нас. Никогда на мельнице не была?

— Нет конечно! Я за хлебом в магазин бегала, — Настя отвлеклась от страхов и разглядывала с интересом деревянное строение, до которого оставалось несколько шагов.

Эл обернулся, приподнял бровь.

— Ну, это вроде рынка… Лавка! Так точнее будет, — пояснила она. — Знаешь, а мне тут даже нравится! И искупаться можно, да?

— А утонувшего мельника не боишься? — хмыкнул Эливерт, спрыгивая с седла.

— Вечно ты всё испортишь! — покривилась Настя. — Не боюсь я никаких призраков. Я в них не верю!

Тоже хотела спрыгнуть, но атаман с чего-то вдруг решил ей руку подать и помочь. Настя не стала отказываться и, лишь соскользнув в его объятия, догадалась, в чём, видимо, крылся подвох.

Он, впрочем, отпустил сразу же и, отдав ей повод, продолжил:

— Тут и без мельника не поплаваешь. Вода слишком холодная! Говорю же, родники там бьют. А кругом лес. Не прогревается. Замёрзнешь враз!

Теперь Настя разглядела, что обветшалое строение было как будто двухэтажным. Оно опиралось на толстые сваи, и под самим домом располагался сарай или скорее загон. Потому что, когда Эливерт открыл двухстворчатые двери, Настя увидела внутри тюки сена и что-то вроде стойла.

— Это нашим лошадкам, — улыбнулся он.

И увёл тех внутрь, невзирая на протесты Искры. Кобыла как раз приглядела несколько сочных зелёных кустов и уходить от них не желала.

Настя тем временем осматривала пологий берег, дырявый навес, какие-то бочки, и низкое корыто, врытое в землю неподалёку от крыльца — наверное, раньше из него скот поили, а теперь там скопилась дождевая вода и охапка гнилых листьев.

Высокое резное крыльцо, красивое, как в княжеском тереме, сохранилось лучше всего.

— Пойдём! — пригласил Эливерт. — Заценишь наши с тобой хоромы! Это даже не трактир… Это замок!

Они поднялись на террасу, нависавшую над водой. И Настя, оглядев удивительную панораму берега, готова была согласиться.

«По крайней мере, на виллу с бассейном это точно потянет!»

Атаман толкнул тяжёлую дверь, та поддалась, распахнулась со скрипом.

— Милости просим, миледи! — разбойник отвесил поклон, и Настя шагнула внутрь.

В просторной светлой горнице было пустовато. В центре длинный стол и широкая скамья. В одном углу огромный закопчённый камин. В другом — пушистая охапка сена.

— Ну, глянь только! На каком постоялом дворе так устроишься? Я буду спать здесь. А тебе настоящее королевское ложе достаётся!

Назвать широкие нары у стены, напротив очага, «ложем», да ещё и «королевским» — тут надо было подключить воображение. Но Насте часто приходилось спать вообще на голой земле, так что это действительно была роскошная постель, тем более что на ней ещё и какой-то тюфяк сохранился. Довольно мягкий на вид и даже мышами непопорченный.

— Тут, в самом деле, здорово! — Настя улыбнулась, снимая плащ. — Сыровато только…

— От воды тянет. Надо очаг растопить! Станет сухо и тепло.

Эливерт скрылся за перегородкой, отделявший основную часть комнаты от…

Кстати, а что там?

Голос его долетал теперь приглушённо:

— А то ещё погода портится! Сегодня ночью будет дождь…

— Сегодня ночью будет дождь… Да что-то ты ему не рада! Чтоб не случилось, не стряслось — я буду рядом! — промурлыкала себе под нос Настя песенку из своей прошлой жизни и следом за Эливертом заглянула за ширму. — Ух ты!

На миг Рыжей показалось, что она оказалась внутри гигантских часов. Какие-то шестерёнки, круги, подвесы, балки, механизмы. И всё это выглядело просто фантастически! Романова действительно никогда не бывала на настоящей старинной мельнице. И даже сейчас, в нерабочем состоянии и запустении, всё это производило впечатление. Девушка застыла с открытым ртом, как ребёнок перед новогодней ёлкой.

— Да! Вот, собственно, сама мельница, — Эливерт открыл крышку какого-то потайного лаза и теперь нагребал оттуда охапку дров. — Это вот жернова, они зерно и размалывают. Ворот, цепь на нём — мешки поднимать наверх. А там жёлоб…

— Эл, я примерно понимаю. Не порти сказку! — Настя осторожно потрогала гигантский каменный круг.

Эливерт стоял рядом, смотрел на неё чуть снисходительно, но с доброй улыбкой.

— А там что, наверху? — девушка заприметила узкую крутую лестницу в углу.

— Тоже жилая комната. Но лучше туда не ходи!

У Насти глаза стали круглыми от испуга:

— Только не говори, что он их там! Эл, ты же сказал — в сарае! Там что, кровища до сих пор?

— Рыжая, какой ты ещё ребёнок! — умилённо покачал головой атаман. — Там крыша прохудилась. И всю осень вода бежала прям на лестницу. Она подгнила из-за этого. Полезешь наверх и шею свернёшь! Оно мне надо?

Эливерт ушёл растапливать камин, а Настя ещё пару минут стояла, заворожённо глядя на поразившую её конструкцию.

Когда она вышла в горницу, Эливерт возился у очага. Она присела на краешек стола, наблюдая за тем, как он разводит огонь. Атаман заглянул внутрь, проверяя дымоход, потом поленом сгрёб в сторону горку золы. И, наконец, принялся аккуратно складывать поленья, одно за другим, размерено, не торопясь. Настя смотрела на движения его рук: выверенные, спокойные, никакой суеты, ничего лишнего. Это завораживало посильнее устройства загадочных шестерёнок и жерновов. Даже не скажешь, что этот хозяйственный неспешный мужчина в один миг может стать опасным, стремительным, неуправляемым, как лесной пожар!

«И чего я на него так взъелась тогда? Подумаешь — поцеловал! Он меня от этих уродов спас. Заслужил один поцелуй принцессы! И вообще, это вышло случайно. Не совладал с эмоциями… Зашкалило! Накрыло! Он же был тогда, как взведённый курок! Да я и сама хороша!»

Анастасия как зачарованная не сводила взгляда с его рук, вспоминая прикосновение тонких пальцев к её коже. Не могла оторваться от созерцания этих точёных плеч, задумчивого лица. Каким оно становится без привычных ухмылок и шутовских масок!

«У тебя очень красивый мужчина!» — слова Фамиры всплыли в памяти сами собой.

Нет, не у тебя. Очнись, Настёнок! Вы же взрослые люди. Так не веди себя, как дитя! Поцеловались и забыли. Впереди дорога дальняя, не усложняй жизнь ни себе, ни ему. Или тебе нравится эта игра? Ну, признай, тебя забавляет это! Вот он — такой сильный, дерзкий, непокорный — а ты его почти приручила! Он открывает тебе душу. И не боится поворачиваться к тебе спиной. А ведь у него есть основательный повод не верить людям… Особенно, женщинам! Разве тебе не льстит эта власть? А что ещё? Что, кроме этого?

Да ничего! Просто красивый мужчина.

Странная красота, её ни сразу замечаешь. Но разглядев… Слишком красивый, чтобы взять и отвести взгляд!

Эл почувствовал это спиной — её пристальное внимание, отголоски мыслей. Обернулся, чуть удивлённо, не понимая:

— Что?

Одним скользящим движением выпрямился в полный рост, словно перетёк расплавленный металл, застыл, как кобра, перед броском. В серых стальных глазах ожидание, недоумение, надежда…

— Ничего! — Настя нервно улыбнулась. — Пойду… По берегу погуляю…

Она стремглав метнулась к выходу, проскочила под самым носом у озадаченного атамана. Тот проводил её долгим взглядом, постоял ещё немного и, наконец, вернувшись к камину, зажёг огонь.

«Дура! Какая же ты дура! — мысленно ругала Настя саму себя, решительно шагая к тёмной кромке воды. — Думать надо, на кого и как смотришь! Контролировать себя. Нашла с кем в игры играть! Этот парень всегда готов. Ему только повод дай! Хотя он и без повода… Тоже всегда готов. Плевать ему на поводы. Ему не повод, ему доступ к телу нужен. Блин, ведь сама смеялась над всеми этими курицами, что к нему так и липнут! Ах, Эливертик, дорогой! Посмеялась? Впредь наука тебе будет — не надсмехайся над скудоумными! Сама от них недалеко ушла.

И на что попалась-то? На жалость! Лучшая приманка женщины. Послушала его сегодня, посочувствовала. И всё! Мне уже не хочется его убить. Любить хочется. Утешить бедного! Ведь он такой славный, а никто это не знает толком, не понимает его. Блин, ну, какая же дура!»

Грязь громко хлюпнула под ногой. Настя остановилась. Она уже почти до запруды дошагала. С досады на саму себя топала, не разбирая дороги, пока не залезла в какое-то болото. Настя огляделась, ища пути отступления. Да уж, болото — так болото! Вон как глубоко чьи-то следы отпечатались!

Чьи-то следы? Откуда им тут взяться? Снова хлюпнула грязь под ногой. Не её ногой.

Настя замерла на месте. В недоумении она смотрела на смутно знакомое бородатое лицо, отразившееся в чёрной глади Топлюхина пруда.

«Откуда я его знаю? Где-то точно видела! Только… темно было, — эта нелепая мысль успела прийти ей в голову за секунду до того, как Настя успела осознать и испугаться: — В Кривом переулке, за „Золотым гусем“…»

***

Не иначе как сглазил кто-то Романову! А как ещё объяснить эту чёрную полосу неудач, обрушившихся на бедную девушку? Ведь расскажи кому, не поверят. Второй раз за два дня! Опять её жизнь висит на волоске.

Настя силилась сосчитать, сколько их всего. Но незнакомые мрачные рожи всё время перемещались, мельтешили, пока её куда-то тащили волоком, потому она никак не могла сосредоточиться. Ей казалось — вокруг целая армия.

Пока её не били, но всё время швыряли, хватали, пихали, и её безуспешные попытки хоть как-то сопротивляться результата не дали. Наконец безумное движение закончилось. В густых зарослях ивняка её поставили на ноги, скрутив руки за спиной.

На какое-то мгновение Рыжая получила возможность отдышаться и осознать, что произошло. Понимание ситуации повергло её в полнейший ужас. Тогда, во тьме ночного Ялиола, ей тоже было страшно, но только теперь стало ясно, что такое настоящее отчаяние. Она тогда даже не успела сообразить, что надо от неё грабителям. А вот сейчас она очень хорошо понимала, кто эти люди, и чего они хотят. И сколько их тоже догадывалась…

У Насти подкосились ноги, когда она рассмотрела незнакомца, шагавшего вразвалочку прямиком к ней. Она прежде никогда его не встречала, и никто ей не описывал этого человека. Но сейчас она могла бы побиться об заклад, что знает его имя.

А ещё она знала, зачем он пришёл — за новой кровью, которой ему всегда будет мало! Потому что навстречу ей шагало ненасытное чудовище. Он даже заговорить не успел, а Настя уже поняла — вот теперь влипла по-настоящему! Из этих рук живой ей не вырваться!

— Ну-с! Покажите, что за новую зверушку завёл себе Эливерт?

Голос незнакомца был полон яда. Вот он выглядел как раз так, как в понимании Романовой должен был выглядеть предводитель банды. Невысокий, вроде и не жирный, но крепкий, широкий, плотный, квадратный какой-то. Светлые волосы с проплешинами. Неприятные маленькие глазки. Взгляд колючий, с прищуром. Широкий нос, капризно изогнутый рот, зубы кривые, рыжеватая щетина. В самом деле, похож на старого хряка! И, самое главное, выражение глубочайшего презрения ко всему миру, брезгливой маской застывшее на обветренном лице.

— Гляньте, какая славненькая! А волосы! Видно, Ворон золотишко не только в кошеле любит. А мы ей хотели перо под ребра… Дурачьё! Хорошо, что Ог не успел! Разве можно такую в расход! Я думаю, ты нам ещё сумеешь быть полезной, да? Рыбку завсегда лучше на живца ловить! Тогда можно и что-то покрупнее, посолиднее выудить. Ну, а если дело не пойдёт, и никто не клюнет, так и мы не побрезгуем. Вон у меня голодных сколько! Как думаешь, всех выдержишь? Ночка тебя сегодня ждёт долгая.

Он протянул мускулистую руку с короткими толстыми пальцами, собираясь вытащить кляп из её рта.

— Кричать же не будешь? — почти добродушно спросил этот мерзкий тип. — Ты же понимаешь, даже если он бросится тебя спасать, всё равно не успеет. Только пискнешь — убью сразу! Мы тут, а Ворон твой пока прилетит… Да, и полетит ли? Я бы вот не стал. Ты, конечно, девочка ладная, птичка золотая, такую всякий захочет. Но настолько, чтобы шкурой своей рисковать? Новую девку завсегда найдёшь, а новую жизнь на ярмарке не купишь! Я бы не пошёл за тобой. А он? Как думаешь, бросит тебя твой атаман пропадать или сдастся?

Кляп наконец-то вынули, но Рыжая молчала. Кричать действительно было бесполезно. Всё было бесполезно!

Она не верила в то, что Эливерт оставит её в беде. Она бы никогда в это не поверила! Чёрт возьми, такого просто не может быть, чтобы он бросил её умирать! Да ещё так страшно — среди этих грязных псов.

Но, даже если он попытается ей помочь, что он сможет? Их должно быть двенадцать человек — он один. Сначала убьют его, а потом её. И они оба всё равно погибнут. Но как же так?! Должен же быть выход!

Не в этот раз, Настя! Сегодня ты умрёшь! Причём так, что будешь жалеть о том, что тебя не зарезали тогда по-быстрому за трактиром.

— Зная Эливерта, я даже не надеюсь, что он придёт раньше, чем мы начнём применять особые методы убеждения. А мне, если честно, не хотелось бы завести дело слишком далеко… Бывают последствия необратимые. К примеру, ты можешь лишиться своих красивых глаз или нежных пальчиков, ручки или даже двух, пока мы будем ждать того волшебного мига, когда в трусливой душе Ворона пробудится благородный герой! А на что ты мне потом без глазок и ручек? Я же не извращенец. Что скажешь, ты достаточно ценная наживка, а? Что будет сильнее: его привязанность к тебе или его страх предо мной? Он ведь боится, да?

— Ворон никого не боится! — с вызовом бросила в лицо этому гаду Настя.

Она сейчас сама была готова в это поверить. Ей надо было верить хотя бы в Эливерта. Потому что от собственной смелости уже не осталось даже тени. Надо было говорить дерзко, гордо подняв подбородок, стоять натянутой стрункой, расправив плечи, несмотря на сведённые за спиной руки, и не отводить взгляда. Потому что это был единственный шанс не сломаться окончательно, не впасть в истерику, не потерять себя!

— Боится, — покачал головой тот. — Потому что знает меня. И ты боишься тоже. Ты ведь тоже знаешь, кто я? Знаешь, как меня называют?

— Свиньёй, кажись! — хмыкнула Романова, пытаясь изобразить одну из презрительных гримас Эливерта.

Секач замахнулся неторопливо и наотмашь ударил её по губам. Не так чтобы очень сильно, но в голове зазвенело, в глазах радужные круги заплясали, и во рту тотчас появился солоноватый привкус крови.

Опять по несчастной головушке! Впору было потерять сознание. Но падать в обморок в компании этих головорезов, было ещё страшнее, чем оставаться в сознании. Хотя, очень может быть, что скоро она будет мечтать о том, чтобы забыться и не чувствовать, что с ней творят.

Словно подтверждая эту мысль, Лахти покачал головой:

— Зубастая, значит? Смелая! Ты не торопи время! Успеешь ещё, всё успеешь. И смелую из себя построить, и порыдать, и покричать! А потом будешь умолять только об одном, чтобы мы дали сдохнуть поскорее твоему атаману, и тебе самой! Но мы спешить не станем. Я слишком долго его искал! А тебе просто не повезло, золотая девочка! Жаль, да ничего не поделаешь! Ну что, пойдём проверять, действительно ли ты золотая? Сколько ты стоишь в глазах Эливерта?

Прокравшись по лесу, они обошли мельницу со стороны холма. Звонкие ручьи, весело подпрыгивая на камнях, торопливо бежали вниз по склону. И это журчание заглушало шаги разбойников, и без того острожных, как волки.

Лахти что-то шепнул похитившему её бородачу. Он и ещё один, из шедших впереди, свернули в сторону и направились к сараю, притулившемуся позади мельницы. Остальные двинулись к бревенчатому пирсу — прокравшись по нему, можно было оказаться у самого крыльца. «Решили окружить дом и отрезать пути к отступлению!» — догадалась Настя.

Девчонка насчитала их семеро. Получалось, что всего в шайке девять человек. Не сходилось как-то…

Кляп ей вернули, а вот руки так и не связали. Но с двух сторон Настю конвоировали молодчики, один вид которых отбивал желание куда-нибудь ринуться. Деревянный настил, узкий и местами довольно скользкий от набегавших волн, не позволял идти группой. И шайка быстро вытянулась в цепочку. А один из двух бандитов, тотчас вывернул ей руку, так что очень захотелось взвыть. Осторожно, как крысы, они пробирались мимо мельничного колеса, всё ближе к террасе и входу в дом.

Настя шла понуро, как замученный работой мул. Она понимала, что все дьявольские речи Лахти имели только одну цель — напугать её, повергнуть в отчаяние. И ему удалось добиться своего!

Он вообще мог ничего не говорить. Насте было достаточно вспомнить, как вздрогнул Эливерт в доме Ферлаада, узнав, кто идёт по его следам. Или просто посмотреть по сторонам.

Она всё отчётливее понимала — это конец всему! И молить Небеса можно было только о том, чтобы всё закончилось поскорее! Но каждый раз, когда Настя поднимала глаза на окружавших её бандитов, и эта слабая надежда таяла.

Тот, кто сказал однажды, что ожидание смерти, хуже самой смерти — несомненно, был прав. Господи, а как же жить хочется!

Ещё вчера они с Эливертом считали себя везунчиками — куда делась та удача?! Но ведь он всегда находит выход даже из самых безнадёжных ситуаций! Он, гад такой, просто обязан придумать что-нибудь! Да, знал бы он ещё, что уже пора искать этот выход… Он ведь там греется себе у камина и не подозревает, что его потихоньку берет в кольцо банда лютых отморозков.

Позади кто-то оступился на скользких брёвнах, чуть не свалился в воду и налетел на конвоира Рыжей. Тот едва удержался на ногах, выругался в полголоса, пытаясь вернуть себе равновесие. На одно короткое мгновение он выпустил Настю из своих лап.

Та почти не колебалась — на это времени не было. Всё равно убьют ведь, а так хоть какой-то смысл, не напрасно с жизнью расстанется!

Она вырвала кляп и закричала:

— Эл! Лахти здесь!

Первый же удар сбил с ног, второй — вот гадство! — показалось, что он пришёлся сразу на всё тело! Настя сжалась в комочек, слезы брызнули из глаз. Но, к её удивлению, третьего удара не последовало.

— Подними её! Теперь уже что таиться? И кляп выбрось — скоро мне будет нужен её голос… — громко сказал Секач, недобрая улыбка скривила его некрасивый рот.

И пошёл вперёд, уже не таясь, словно король в окружении свиты.

— Тук, тук, тук! А мы к Вам! Эливерт, друг дорогой, где же ты? Хотел сюрприз тебе устроить, но твоя шлюшка его испортила. Я смотрю, она — не очень послушная девочка? Зато какая милая!

Лахти поднял руку, подавая знак своим. И Настю тотчас подтащили поближе. Они стояли на бревенчатом помосте, рядом поскрипывало на ветру колесо. Лахти говорил, пристально смотря на крыльцо и окна мельницы, но временами и по сторонам поглядывал. Остальные просматривали весь периметр пруда. Секач безжалостно вцепился Дэини в горло, подтащил к себе, заставляя пригибаться под его собственный рост. Дышать получалось. Но цепкие пальцы сдавливали так больно!

— Ну, где ж ты, Ворон? Невежливо! Гости пришли, а ты не встречаешь! Хорошо хоть хозяюшка к нам сама явилась. А как ты думаешь, она мне угодить-то сможет? Если честно, какой бы ты сволочью ни был, но баб ты выбирать умеешь! Этого не отнять! Эй, Эливерт? Помнишь нашу прежнюю милашку? Хороша была, да? Огонь-девка! Ох, как она стонала и извивалась каждый раз, когда я её обхаживал! А потом она мне рассказывала, что ты шепчешь ей наедине. И мы дружно с ней ржали над этими слюнявыми глупостями. Скажи кому — не поверят, Ворон! Каким же ты был дураком! Атаман Эливерт — посмешище ходячее! Ты вроде жениться на ней хотел, да? На шлюхе, у которой добрая половина Эсендара перебывала. Ей же ничего кроме твоих денег не надо было. А потом ничего кроме моих денег. Знал бы ты, сколько я ей пообещал за тебя! Ты можешь гордиться собой по праву — так дорого я ни одну голову не ценил! Ты, в самом деле, думал, что у вас любовь? Да она каждый раз скулила, что её от тебя и твоих признаний уже тошнит! Это я заставлял её снова и снова с тобой спать. Мне просто надо было знать про твои дела всё, а лучшего способа, чем баба в постели, не придумали ещё. А на этом золотце тоже жениться думаешь? — Лахти отпустил, наконец, Настино горло, но тут же рванул к себе за волосы. — Ну, где же ты, Эливерт? Отчего не бежишь спасать свою ненаглядную? Как думаешь, сколько стоит твоя новая девка? На вид хороша! Даже пока непопорченная. Но так-то сложно понять. Попробовать надо! Тебе же для старого друга не жалко?

Лахти придвинулся так близко, что Настя почувствовала, как воняет луком из его мерзкого рта. Она изо всех сил старалась отстраниться от этого борова.

— Только посмей меня тронуть, урод старый!

Лахти только заржал, хотел было ухватить девушку за грудь, но та, изловчившись, успела вцепиться в его руку ногтями. Естественно незамедлительно последовал новый удар.

— Что-то больно горяча девка твоя. Может, её охладить немного? — крикнул Секач. — Фрай, ну-ка, искупайте эту!

Сразу двое разбойников вцепились в Настю, и, оттащив немного назад, подвели к краю помоста.

— Эливерт, я начинаю терять терпение! Я знаю, что ты та ещё скотина. Но неужто тебе совсем не жаль свою девку? Или ты всё ещё не веришь мне? Думаешь, я тебя просто стращаю? Давай, ребята!

Настю в один миг повалили, один держал за ноги, а другой… Макнул головой в пруд! Она едва успела вдохнуть.

Настя прежде никогда не боялась воды. Может потому, что никогда прежде ей не приходилось чувствовать себя так. Беспомощно, унизительно, жутко! Ледяная вода обступила как склеп, из которого не выбраться. Кислород кончался, так хотелось вздохнуть, а нечем. И вот уже вода заливается в уши, в нос, в рот! Повсюду! Булькает где-то в горле, внутри. Проклятье! Как хочется жить!

Мир внезапно вернулся: последние лучи заходящего солнца, пасмурное небо над головой и воздух, такой сладкий, такой свежий, такой божественно прекрасный! Настя закашлялась, отплёвываясь и одновременно пытаясь вздохнуть полной грудью. Надышаться! Надышаться! Надышаться!

Жива, всё ещё, жива!

— Чую, в этот раз я прогадал, — разочарованно покачал головой Секач. — Видать, красотка, не стоишь ты того, чтобы тебя спасать. Эливерт, мне что совсем её утопить? Или себе оставить? Как думаешь, её на всю нашу дружину хватит?

Разбойники, напряжено застывшие до сей поры, дружно заржали.

— Мне уже прям любопытно, чего ты на самом деле стоишь, шлюшка? — хмыкнул толстяк.

— Сам ты — шлюха! А я не продаюсь, — Настя медленно поднялась на ноги, понимая, что сейчас наверняка опять ударят.

Но Лахти только покачал плешивой головой:

— А ты упрямая. Это хорошо! С теми, кто упирается, веселее. Ломать дольше — удовольствия больше! Все продаются, рыбка ты моя золотая! Не за фларены, так за что-нибудь ещё. Ты же хочешь жить? Что ты сделаешь, ради того, чтобы остаться в живых? Чтобы прекратить это всё? Сама продашься или атамана своего продашь? Так всегда бывает — остальное только дело времени. Давайте, ребята! Рыбку в пруд!

Когда-то давно, читая книги и смотря фильмы, Настя всегда сочувствовала героям, которых пытали. И каждый раз она думала, а чтобы делала она на их месте?

Сидя с очередным романов в руках, легко говорить: «Давай, брат, не сдавайся! Терпи!». А что делать, когда это тебе под ногти загоняют иголки или ломают пальцы? Тянут на дыбе? Или вот топят, как её сейчас? Насколько хватит бравады и силы духа?

Придуманные герои терпели, стиснув зубы, гордо шли на смерть, не проронив ни слова, ни слезы!

Враньё это всё! Сказки для сопливых романтиков! И сочиняют их те, кто сам никогда не стоял на краю пропасти, не чувствовал как леденит кожу бездушный металл приставленного к виску дула пистолета, не оказывался прижатым к стенке с лезвием, упирающимся прямо в горло. Те, кого не били и не истязали так жестоко, что даже просто встать или вздохнуть после такого — уже настоящий подвиг! Когда тебе так страшно или так больно, что, кажется, проще умереть, чем выносить это, невозможно не молить о пощаде!

Настя не была героем эпоса. Она была простой девчонкой, студенткой. Никто не готовил её в спецназ или шпионы. И когда её перевернули вниз головой, подняли за ноги и стали медленно опускать в воду, она извивалась и блажила так, что, наверное, даже в Ялиоле слышен был её нечеловеческий вопль.

И там под водой была только одна мысль — только бы это прекратилось!

Это уже потом, отдышавшись, она взмолилась мысленно:

«Эливертик, миленький, ну, где же ты, сволочь? Спаси меня! Или сделай так, чтобы уже убили. Только бы не мучали больше! Только бы не мучали! Но жить… Как же хочется жить!»

А когда ледяные тёмные воды стали неотвратимо приближаться в третий раз, она уже взывала во весь голос:

— Эливерт! Эливерт! Нет, не надо! Прошу вас! Эливерт! Помоги! Нет…

Настю снова вытащили из воды и вернули на твёрдую землю, вернее на шаткий пирс. Ноги подкашивались, и стоять самостоятельно было трудно. Но это и не требовалось, конвой не отпускал девчонку ни на минуту.

— Стальной он, что ли, твой атаман? — проворчал Лахти, снова приближаясь к Насте. — Даже у меня бы уже душа не выдержала, если бы у меня была душа.

Он порадовался собственной шутке, и тонкие губы скривились в улыбке гиены.

— А ты, смотрю, охладилась слегка, успокоилась? Теперь покладистей будешь? — Секач резко развернулся, обращаясь к мельнице: — Ворон! Ну ладно, искупали! Это — детская забава. Но неужели, когда я твою девку у тебя на глазах отымею, ты тоже будешь в норе отсиживаться и спокойно за этим наблюдать? А если мы все разом?

Берег и лес ответили ему тишиной.

И Настя сжала зубы и закрыла глаза, когда монстр по имени Лахти буднично добавил:

— Ну что ж! Проверим!

Секач рванул блузку, мокрая ткань затрещала, и грудь выскользнула из красивого декольте, которым так гордилась Рыжая.

— Ребята! Гляньте только! Ишь фигуристая какая! Не зря на тебя Ог позарился!

— Чтоб ты сдох, тварь! — Настя уже не могла кричать и прошептала это тихо-тихо.

— Только после Вас! — ухмыльнулся Лахти, плотоядно облизнувшись. — Что-то встали мы ни туда, ни сюда. Фрай, Лаван, давайте её на берег! Вон на бревно! И держите! Ворон, тебе там хорошо будет видно, а?

Секач засуетился, торопливо направляясь к берегу. Впереди него шла троица его людей. Рослые молодчики Фрай и Лаван тащили обессиленную Настю. И кто-то ещё плелся сзади.

Что-то булькнуло совсем рядом, словно бросили камешек в воду…

И тут же шмяк, шмяк, шмяк!

Настя неожиданно лишилась поддержки и упала на колени. Вскинула голову и поняла — её отпустили!

Фрай дёргался рядом, обеими руками зажимая бьющий из раны фонтан крови. А Лаван плавал, раскинув широко руки и ноги, и из глаза у него торчал арбалетный болт.

Шмяк, шмяк!

Лахти и вся компания ломанулись под прикрытие берега, озираясь и пытаясь понять, откуда стреляют. Самый последний, тот, что шёл за Настей, не успел добежать — заорал и упал на брёвнах, перекатываясь и пытаясь вырвать болт из ноги.

Всё это произошло меньше, чем за минуту. Решение моментально пришло к Насте. Более того, в тот миг ей показалось, что она отчётливо услышала голос Эливерта. Это была только её собственная фантазия. Но она исполнила приказ, которого невозможно было ослушаться: «В воду!» — и нырнула с пирса, не вставая, словно спугнутая рыбаками русалка.

— Твою ж! Девку держи! — заорал Лахти.

Это она ещё успела услышать, а потом ледяная мгла поглотила её.

Никогда в жизни Романовой не было так холодно — даже в самый суровый трескучий мороз. Словно миллион мелких ледяных зубов впилось в её кожу. Сердце в груди забилось глухо, как набат, норовя проломить ребра и выскочить наружу. Легкие сдавил спазм, даже будь она на поверхности — дышать вряд ли бы смогла. Ещё чуть-чуть, и она пойдёт ко дну, а всплывать тоже нельзя.

Настя сделала пару гребков под водой, открыв глаза. Что-то тёмное впереди маячило… Колесо! Она сделала ещё рывок и поднялась на поверхность.

Вынырнуть — это риск опять попасть в руки Лахти, но воздух был на исходе, выбора не оставалось!

В этот раз Рыжей повезло — её пока не заметили. Но здесь, в тени колеса и его крепёжных балок, совсем рядом с бревенчатым настилом, по которому ещё метались разбойники — она не могла прятаться долго. Тем более что ледяные воды Топлюхина пруда беспощадно высасывали из неё жизненное тепло.

Настя уже не чувствовала ноги, а зубы выбивали такое стаккато, что хоть танцуй фламенко.

— Девку ищите! — рявкнул снова Лахти, вжимаясь в стену мельницы и задирая наверх плешивую голову.

Тот, что был ранен в ногу, попытался выполнить приказ — свесился с пирса, вглядываясь в воду. Но Настя была как раз у него за спиной. Онемевшая от холода рука соскользнула с лопасти колеса — плеск, такой тихий, что и не различить, но головорез вскинулся словно хищник, развернулся.

— Вот она! Курва!

Он бы схватил её, если бы не нога. Но рана помешала ему быть проворнее — пока вскочил, Настя уже снова ухнула с головой под воду, вынырнула чуть дальше и отчаянно погребла к берегу. Сил не было. Зато очень хотелось жить!

— Тварь! Уйдёт! Стреляй! — заорал Секач одному из разбойников, у которого был лук.

Но тот даже не успел прицелиться, только встал в стойку…

Шмяк! И фонтанчик крови брызнул из пробитого болтом затылка.

— Вон там он! — заорал раненый в ногу, отползая ближе к колесу. — Из чего он? Владетель его забери! У него же кроме меча не было ничего.

— А то ты не видишь? Из самострела! — заорал другой, что прикрывал Лахти, и прицелился из такого же оружия, напоминавшего короткий арбалет, в указанную сторону. — Я даже догадываюсь, где он его раздобыл…

— У Двурга! Где ж ещё… — Лахти почти взвыл. — Что же ты творишь, падаль недобитая? Я с тебя шкуру сниму живьём!

— Поймай сначала! — неожиданно ответила крыша сарая.

— Давай! — тихо велел Лахти арбалетчику. — У него это последний болт был.

Тот вскочил, прищурился, выстрелил раз, ещё, ещё.

Шмяк! И он вместе с самострелом оказался в воде.

— Вот теперь последний! — весело сообщила крыша.

Что-то там зашуршало, глухо топнуло.

— Уйдёт скотина! Быстро на берег! — рявкнул Секач, обернулся на хромого: — А ты девку тащи сюда! Она теперь нам вместо щита будет. Или хочешь здесь сдохнуть?

Настя уже чувствовала дно. Она цеплялась за него руками, но встать на ноги не получалось. Она так замёрзла, что уже не могла шевелиться. И всё-таки чудом доползла до берега, упала прямо в грязь. Она видела, что шайка добежала до берега и скрылась за мельницей. Через пару минут они настигнут её.

А ещё, ковыляя по мокрым брёвнам, в её сторону направлялся тот, хромой.

Но Настя просто не могла встать! Ещё шагов десять и…

Хромой рухнул как подкошенный, из спины торчала рукоять кинжала.

Но он ещё был жив. Приподнявшись на руках, он подтянулся и упрямо пополз вперёд.

Эливерт появился как будто из воздуха. Не было, и вдруг — вот он! Склонился над раненым, прижал к земле коленом и, как тогда, у «Золотого гуся», задрав голову бедолаги за волосы, перерезал горло.

До Насти оставалось несколько шагов, но атаман только бросил короткий взгляд в её сторону и велел:

— Держись позади меня!

Спасибо! Подсказал! А то хотела вскочить и бежать, или погулять пойти! Она даже встать на ноги всё ещё неспособна.

А Эл уже направился прочь, в одной руке короткий меч, в другой длинный кинжал. Крутанул «мельницу», блеснула сталь. И замер в боевой стойке.

На берег выскочили побагровевший Лахти и светлоголовый бородач, похожий на викинга.

Разбойники застыли напротив друг друга, похожие на зверей, не поделивших территорию. Пока ещё примеряются, оценивают друг друга, но через миг уже полетит шерсть клочками, брызнет кровь, пойдут в ход клыки и когти.

— Эй, ребята! Сюда все! Он здесь! — громко кликнул Секач.

— Кого ты зовёшь, Лахти? — улыбаясь, спросил Эливерт. — Больше никто не придёт. Вас только двое. А скоро ты останешься один…

Настя постаралась сесть. Несмотря на слабость и озноб — получилось. И теперь она смотрела на происходящее рядом, на тропе, не отводя взгляда.

Эливерт умел пользоваться голосом и придавать ему пугающие нотки, если того требовала ситуация — вспомнить хотя бы Кед-хейла из Берфеля, которого он легко поставил на место. Но такого голоса, как сейчас, Настя у него никогда не слышала, и такой улыбки тоже (Слава Небесам!) не доводилось видеть прежде. Таким жутким тоном должна была разговаривать смерть.

— Скольких же ты убил?

— Меньше, чем мне хотелось бы. Я не знаю, как вернуть тебе долг, Лахти! Ведь я не смогу убить тебя сорок семь раз! Только один. А этого слишком мало!

Что-то изменилось на самодовольном лице Секача…

О, Небеса! Настя могла поклясться, что он испугался! И было отчего.

Если Эливерт не блефует, и все остальные разбойники мертвы…

Настя видела только девять человек, но Орлех говорил о дюжине.

В любом случае, если Эливерт успел прикончить не только хромого, но и ещё одного, седого, кучерявого, что побежал на берег вместе с Лахти, но, видимо, отстал от предводителя. Выходит, остался только сам Секач и этот, смахивающий на древнего скандинава.

Двое! Разве это сила против Эливерта? Да ему с ними разделаться — раз плюнуть!

«Великая Мать, неужели я всё-таки не умру сегодня? Спасибо тебе!»

Настя даже успела вздохнуть с облегчением. Она ведь не знала, на что способен этот коротышка, с виду грузный, неповоротливый, как боров.

И только когда зазвенели мечи, Настя замерла, позабыв дышать — нет, расслабляться ещё рано!

Лахти и «викинг» действовали так слаженно, словно показывали давно и хорошо отрепетированный танец. Они взяли Ворона в кольцо и методично наносили удары. Сразу с двух сторон. И одновременно. И будь это не Эливерт, а кто-то другой, не способный драться сразу двумя клинками — он был бы повержен уже со второго удара. Но Ворон вертелся юлой, парировал удары, отшвыривал слишком близко напиравшего белобрысого.

Сбивая ритм поединка, Секач и его напарник внезапно стали нападать в разнобой. Это оказалось ещё сложнее для обороны, теперь Эл был вынужден разворачиваться спиной то к одному, то к другому. И безжалостно разящий меч Лахти всё чаще проносился в опасной близости от атамана.

Сделав один обманный шаг назад, Эливерт внезапно подался вперёд, ногой нанёс удар в колено «викингу». Громила устоял с трудом, но всё-таки отвлёкся на доли секунды, и кинжал Ворона распорол ему правый бок. Удар оказался скользящим, раненый взвыл от боли, но даже не сбавил силы атаки. Может быть, он просто чувствовал, что отступить или позволить себя хоть миг слабости — значит умереть наверняка!

Тут же Лахти сделал сразу несколько выпадов и выбил кинжал из рук Эливерта. Вот теперь вифрийцу приходилось двигаться в два раз быстрее: нападали на него по-прежнему с двух сторон, а отбивался он одной рукой.

Ага! А про старый добрый кулак, забыли?

Получив удар в лицо, Лахти отлетел в сторону. Упал, вскочил сразу же, но затряс головой, приходя в себя. Из разбитого носа и губ густо побежала кровь.

Эливерт, оставшись на минуту один на один с врагом, наконец, перешёл из обороны в атаку. Несколько взмахов клинка — и на груди викинга остался ещё один багровый росчерк. Удар в живот. Блондин рухнул на колени, зажимая распоротое брюхо. В широком завершающем жесте Эливерт рубанул наотмашь — нет, голову не снёс, но от лица осталась кровавая маска.

Вот ты и один, Лахти!

А тот…

Отброшенный в сторону от поединка, Секач понял, что шансов у его напарника нет.

Ждать, чем это закончится… А, смысл?

Не сводя глаз с дерущихся, он торопливо отступал.

В сторону Насти он отступал! И когда она это поняла, вскочила как ужаленная. Откуда только силы взялись?!

Она не успела досмотреть, как Эливерт нанёс сокрушительный удар «викингу», потому что в это время была занята собственным спасением.

Лахти обогнул Эливерта по широкой траектории и шёл теперь к Насте, не сводя с неё колючего пристального взгляда. Беспомощно оглянувшись по сторонам, девушка попятилась к берегу. Отступать некуда!

Рыжей ничего не оставалось, как двинуть ближе к мельнице и бежать… Застывшие в ледяной воде ноги запинались и путались, но сейчас ей казалось, что она несётся быстрее лани, по узкой тропе, вдоль берега. Спрыгнула вниз, дальше помост — чёрт, какой он скользкий! Позади трещали кусты, и слышалось хриплое дыхание, словно и впрямь вепрь прокладывает себе путь сквозь лесную чащу.

Настя не оглядывалась, и так знала — в затылок дышит. Если успеть проскочить по пирсу, потом забежать на крыльцо, и дверь на засов… Есть шанс! Несколько минут — пока он не выломает прочную дубовую дверь. А потом?

А потом придёт Эливерт!

Настя перескочила через труп Фрая, лежавший поперёк брёвен. Лахти это тоже собьёт на миг. Дурацкие мокрые бревна! Нога поехала. Настя секунду балансировала, не устояла, полетела, больно ушиблась коленом. Поднялась из последних сил. Нервы не выдержали — всё-таки обернулась…

Зря! Лахти был совсем рядом, в пяти шагах… Если бы не увидела — рванула бы дальше, а так… Ступор начался, как у кролика, который заметил змею.

Всё, на что хватило ума, нагнуться и взять меч у мёртвого разбойника.

Лахти издевательски захохотал.

— Птичка золотая, ты в своём уме? Ты со мной драться собралась? Со мной?

Настя отступала. Не лучшая тактика — идти спиной, а ещё эти мокрые, скользкие, неровные доски! Она пыталась вспомнить, чему учили её Наир и Эливерт. Она же умеет драться! Главное, победить страх. И выпустить наружу свою ярость.

О, этого хватало с лихвой! Жирный мерзкий кабан — как же она его ненавидит! Он над ней издевался, трогал её своими клешнями, а теперь, когда один шаг до спасения остался, хочет добить. Фиг тебе, свинья! Русские не сдаются!

Настя бросилась вперёд с неистовым воплем. Лахти, смеясь, отбил её атаку — как от мухи отмахнулся. Второй и третий удар изменили выражение его лица. Секач был удивлён. Он думал, что у неё силёнок уже не осталось, а, может, и не было никогда…

Ага, сейчас! Ты ещё не знаешь Настю Романову!

Однако разбойнику это быстро наскучило. Он отразил ещё один Настин замах, сделал два коротких резких выпада, и Рыжая вместе с мечом отлетела метра на три, снова прокатившись по брёвнам пирса и едва не рухнув в пруд.

Лахти ухмыльнулся, шагнул вперёд. А потом…

С небес упал её ангел-хранитель по имени Эливерт!

Конечно, он спрыгнул вниз не с облака, а с террасы, но высота до пирса там была метра три. И его удачное и своевременное приземление выглядело настоящим чудом. Он даже умудрился ноги не переломать! Перекатился, вскочил как кот, что всегда падает на четыре лапы, и вбил очумевшему от неожиданности Лахти два клинка прямо в жирное пузо…

По рукоять!

После чего рванул их в разные стороны и отступил назад, когда из рваной раны повалились с мерзким хлюпаньем окровавленные внутренности. Потом тело Секача медленно опрокинулось назад.

Это было слишком, даже для всего того, что уже было! Настя отвернулась от тошнотворного зрелища, подтянула колени к животу, обхватила себя руками и безутешно заплакала.

***

— Дэини! Девочка моя… Живая! Всё уже позади. Всё! Тише!

Эливерт присел рядом, несмело дотронулся до её плеча.

Он знал только один способ утешения плачущих девушек, но сейчас он показался атаману неуместным.

— Ты живая! Слышишь?

Настя подняла заплаканное лицо, села на колени. Он с тревогой заглянул ей в лицо, улыбнулся ободряюще.

— Жива, и даже относительно цела.

Эл хотел коснуться её щеки, но не посмел — только теперь заметил, что ладони перепачканы кровью. Дэини тоже посмотрела на его руки, и слезы хлынули с новой силой. Атаман поспешил смыть следы кровавого побоища — багровые струйки на глазах растворялись в ледяной воде.

Уже чистой мокрой ладонью стёр солёные капельки с её щеки.

Сразу стало легче. Вода всегда исцеляла Настю, хотя сегодня она её чуть не погубила.

Эл помог ей подняться на ноги, и, поддерживая за талию, повёл к крыльцу, медленно и осторожно, словно она была дряхлой старушкой.

— Жива! — вздохнула Настя, только теперь осознав, что всё действительно позади. Всхлипнула с упрёком: — Что же ты так долго? Ты даже не представляешь…

— Представляю… Я видел.

— А ну, пусти! — Настя в один миг пришла в себя, оттолкнула его руку. — Гад! Он прав был, значит? Ты там зад свой спасал, пока меня! Как ты …?!

— Я не мог раньше! Надо было всё продумать. Чтобы выиграть. Их было больше! Неужели непонятно?

— Выиграть? Так это была игра? Ненавижу! Ты… О, Небеса! Ты всё знал наперёд!

Настя вдруг поняла и задохнулась на секунду от этой догадки. Ей стало так гадко на душе, что даже всё пережитое вдруг показалось сущей ерундой. По сравнению с ЭТИМ! Это ведь — подстава, предательство!

— Ты знал, что они придут. Ты специально поехал сюда. Хотел, чтобы за нами увязались. Ты это ещё там задумал, в Ялиоле? Ты догадывался, что они где-то рядом, но не стал меня предупреждать об этом. Приманку из меня сделал! Какая же ты мразь, Эливерт! О, Небеса! Я тебе верила! А ты меня подкинул им. Лахти думал, что он ловит тебя на живца, а, на самом деле, я была наживкой для них! И пока они развлекались со мной, ты провернул свой план. Ты же мечтал отомстить Лахти? Поздравляю — ты добился своего! А то, что при этом меня чуть не пришили и почти изнасиловали, тебе на это плевать! Эл, ты хуже, чем эта мерзкая свинья, там в пруду! Ты хоть понимаешь, что я пережила?

— Проклятье! Да я отдал бы всё на свете, чтобы это меня, а не тебя, окунали там в пруд! Провалиться мне, я бы душу вынул, только бы избавить тебя от этого! Но как же ты не понимаешь, Рыжая?! По-другому было нельзя! Да, я поступил как последняя тварь. Я отдал им тебя. Но только ради того, чтобы спасти! Всех нас: и тебя, и себя, и даже этих наших приятелей в Ялиоле, которые даже не подозревают о происходящем здесь. Каюсь, я подставил вас, пусть и не по своей воле. Не будь меня рядом, вряд ли Лахти обратил бы внимание на вашу компанию. Но так случилось! И теперь уже поздно сетовать. Дэини, ты же видела его! Он бы не успокоился. Не отстал. Он шёл бы за нами до самого Герсвальда, пока не прикончил бы всех. Я должен был остановить его! И я это сделал! Не самым красивым способом. Зато, действенным!

Они мертвы, а мы живы. И можем продолжить свой путь в безопасности. Разве не так? Я знал, что один против дюжины не устою. Надо было как-то их разделить, выбрать нужный момент и перебить по частям. Я не собирался тебя им отдавать, клянусь! Но так вышло! И мне пришлось действовать по обстоятельствам. Немного потянуть время, чтобы одолеть их. У меня даже оружия не было — раздобыл у одного из них…

— Потянуть время? — Настя готова была вцепиться ему в лицо. — Ты знаешь, сколько длится одна минута под водой? Целую жизнь!

— Мне нужно было убить дюжину головорезов, и для этого их надо было отвлечь, — холодно бросил Эливерт. — Я отвлёк их тобой. Я знал, что смогу спасти тебя, когда будет совсем худо. Я мог отдать им себя в качестве наживки, но ты не смогла бы спасти нас обоих, разве не так? Ты бы убила двенадцать человек? Вместо меня?

Разумеется, нет! Она и одного-то не одолела!

Настя молчала. Что тут возразишь? Всё так: Эл выбрал не лучший способ, но в итоге он сумел спасти их. Цель достигнута!

Но согласиться сейчас с ним, значит признать, что она не против этих подлых методов борьбы за выживание. Ну почему же этот гад всегда прав?! Надо было хоть что-то возразить…

— А почему двенадцать? Их было только девять, — не очень умно заспорила Рыжая, вспомнив, что не досчиталась трёх из шайки.

— Двое там в кустах. Один за углом, у сарая, — отчитался Эливерт. — Желаешь взглянуть?

Настя с трудом справилась с почти непреодолимым желанием врезать по наглой физиономии.

— Скотина! — бросила она в сердцах и пошла к мельнице.

Эливерт тряхнул головой, выдохнул шумно и двинулся следом.

***

Когда он поднялся наверх, Настя сидела на краю топчана, забравшись с ногами и обхватив колени, и дрожала так, что это с порога бросалось в глаза.

Очаг уже полыхал во всю, но давно нетопленный дом не спешил наполниться теплом.

— Тебе надо одежду просушить, — сказал атаман, поглядев на её страдания. — Простынешь ещё… Посмотри, как трясёт!

Он перетащил тяжёлую скамью ближе к камину.

— Переоденься и садись поближе к огню! Я пойду пока… — Эл запнулся, — приберу там всё.

— Закопаешь или утопишь? — не удержалась от язвы Настя.

— Не решил пока. Хочешь помочь? — в тон ей ответил атаман.

— А не пошёл бы ты!..

— Пошёл, — кивнул Эливерт. — Я серьёзно, насчёт переодеться. Ты и так уже замёрзла.

— Заботливый стал, да? У меня нет одежды. Забыл? Мы всё бросили в Ялиоле.

— И правда! Забыл, — растерянно признал Эливерт.

Постоял, призадумавшись, и начал стягивать с себя рубашку. Настя озадачено уставилась на его обнажённый торс. Чего это он?

— Вот! Одевай! Не побрезгуешь? И в плащ ещё закутайся! Отогреешься.

— Мне от тебя ничего не надо! Иди, закапывай своих покойников и отвяжись от меня!

Эливерт больше ничего не сказал, положил рядом рубаху, вздохнул и вышел, прикрыв дверь.

Настя осталась сидеть насупившись. В мокрой одежде и впрямь было противно и холодно. Озноб никак не проходил. Ладошки и ступни стали совсем ледяными. Ботинки она сняла ещё раньше и оставила у очага. А вот всё остальное…

Она покосилась на то, что оставил Эливерт. Рубашка достаточно длинная — прикроет, где положено.

«И плащ. Закутаться в него, как в плед, сесть у очага. Будет тепло и уютно. Какая заманчивая идея! Чёрт, он что, опять прав? Нет уж! Я ему покажу, что я думаю про его мнимую заботу. Если бы он меня не подставил — я бы сейчас не мёрзла. Вот заболею и буду лежать с жаром, как Соур — пусть знает!»

Рыжая, Рыжая, как же обидно! Отчего обидно-то? Ведь спас же! Но сначала… использовал… как пешку, как разменную монету. Если бы он всё рассказал, объяснил! Если бы предложил план: типа, ты там гуляешь по берегу, провоцируешь Лахти на нападение, а я тем временем готовлю им ловушки и западни. Или ещё что-нибудь такое… Она бы поняла. И всё сделала, как надо. Но он не счёл нужным спросить её мнение. Конечно, кто станет спрашивать женщину? Мужлан! Неандерталец лесной!

О, Небеса, что ж всё так сложно стало?

Настя вспомнила, как славно она проводила время в Лэрианоре, рядом с Наиром. Такой простой, понятный, надёжный друг! Он учил её всему. Это было так увлекательно и ново. И не надо было ломать голову над сложными вопросами и постоянно думать о том, как отнестись к его поступкам.

Потому что Наир всегда делал то, что любой нормальный человек, хоть и не человек вовсе! А не сдавал тебя во временное пользование шайке подонков и не убивал по дюжине за час.

Настя непроизвольно зажмурилась, вспоминая, как хлестала кровь из вскрытого горла, прострелянного затылка, вспоротого живота. Она, между прочим, крови боялась. Подлец! Хоть бы попросил прощения за всё, что она сегодня пережила!

«Думаешь, он не чувствует вины? Не жалеет о том, что случилось?

Да, он вообще ничего не чувствует! Ему и на меня наплевать! И на всех остальных! Кроме себя! Сволочь бездушная!»

***

Как раз на этой радужной мысли Эливерта угораздило вернуться. Если прежде Настя просто дулась, то теперь накрутила себя до состояния: «не тронь — убью!», но он ещё не знал об этом…

— Дождь начинается, — Эливерт прошёл к камину, погрел руки. Вероятно, опять отмывался от крови в холодном пруду. Нахмурившись, подошёл ближе: — Дэини, ну что за ребячество? Я же велел тебе переодеться!

Настя вскочила, как ужаленная, бойцовым петухом застыла напротив и прошипела ему в лицо:

— А кто ты такой, чтобы указывать мне, что делать?

— Я… — Эливерт упёр руки в боки. — Видимо, нянька твоя! Будем тебя переодевать, раз сама не умеешь!

Он схватил её за локоть, притянув к себе, начал стаскивать и без того разорванную блузку. От такой наглости у Насти даже поток бранных слов пересох.

— Ах, ты! — только и воскликнула она и попыталась залепить пощёчину.

Но Эливерт успел перехватить её ладонь. Лишённая способности атаковать руками, она начала лягаться и клацать зубами. С этим атаман тоже справился легко, развернул спиной, сжал так, чтобы ограничить насколько возможно хаотичные движения. Но теперь пред ним встала другая забота: удерживать Романову получалось, а переодеть-то как? К тому же Рыжая и не думала сдаваться. Изловчившись, она цапнула вифрийца за палец, вывернулась и таки залепила ему пощёчину! Хотела повторить, но он снова поймал её и опрокинул на нары. Навалился, прижав собственным весом, только руки оставались свободными. И Настя отчаянно колошматила ими почём зря, пока он не поймал её запястья и не обездвижил девушку окончательно.

И тут она замерла, как мышка, заметившая тень ястреба над своей головой.

Ситуация получилась какой-то двусмысленной… Кажется, это понял и атаман. Она лежала на постели, он на ней верхом, руки распяты, из рваной блузки в процессе борьбы снова выскользнула аппетитная грудь, а разбойник и вовсе по пояс голый. При этом он её пытается раздеть, а она сопротивляется, как может. И оба взвинчены до предела и готовы придушить друг друга.

Абсурд какой-то!

Эливерт посмотрел на неё сверху вниз и решил довести абсурд до крайности. Или напротив вернуть всему происходящему смысл…

Стремительно наклонился, запрокинув её руки в замок над головой, и коснулся губами ложбинки у основания шеи.

— Что ты… — начала было Настя, но договорить он не дал, закрыв ей рот поцелуем.

Да что же это такое? Настя снова попыталась дёрнуться и оттолкнуть его! Но Эливерт не отступил, без конца покрывая поцелуями лицо и шею.

А Настя, минуту назад готовая выцарапать ему глаза, таяла под этими ласками, теряя последнюю способность к сопротивлению. Но так нельзя! Нет!

— Пусти! — прошептала Дэини. — Умоляю тебя, пусти!

По щеке её скатилась слеза.

— Я Кайла люблю…

Эливерт замер, отстранился. Она слышала его дыхание (всё ещё неровное, возбуждённое) и смотрела прямо в глаза, впервые заметив в этих льдистых омутах такое необычное выражение. Слезы всё бежали из глаз, и она тихонько всхлипнула носом.

— Тоже мне новость! — наконец выдал Эл чуть насмешливо.

— Ты знал? Но, откуда? — ошарашенно спросила Настя.

— Да про это уже все знают! Кроме этого сухаря с Севера. Как он может быть таким слепым дураком?

— Пусти меня! Пожалуйста! — снова всхлипнула Настя. — Я не могу!

— Глупенькая! — Эливерт сел рядом. — Да я никого никогда силой! Тем более тебя.

Он сгрёб всхлипывающую Настю в охапку, обнял за плечи и стал качать как малое дитя, поглаживая по голове, пока та не перестала плакать. От его близости стало тепло и хорошо. В камине трещал огонь, дождь всё громче барабанил по крыше.

— А что, так заметно, да? — тихо спросила Настя.

— Нет. Я соврал. Так. От ревности соврал. Я же скотина, не забывай! Не переживай об этом!

Настя улыбнулась, успокаиваясь.

— А теперь давай-ка раздевайся и спать! — неожиданно выдал Эливерт.

— Что? — Настя встрепенулась в его руках.

— До чего ж ты смешная! — он поцеловал её в макушку, как целуют маленьких дочерей, а не желанных женщин. — Я схожу в сарай, а то здесь дрова кончились. А ты, наконец, переоденешься, укутаешься в плащ и ляжешь спать! А я потом подкину в очаг и тоже лягу. Не с тобой. Там! По правде сказать, я жутко устал…

Как только он скрылся за дверью, Настя поспешно вскочила, сняла всю одежду, натянула его рубаху — коротковата всё-таки, едва прикрывает ягодицы. Вещи разложила на скамейке у огня. Юркнула обратно в постель, закутавшись в плащ с головой. Её по-прежнему знобило — но теперь она уже не понимала отчего. Рубашка пахла Эливертом, и этот запах мешал уснуть, возбуждая и напоминая обо всем, что произошло.

Скрипнула дверь.

— Дождь какой льёт… Дэини?

Она не ответила, притворяясь спящей. Щёлкнул засов. Зашуршало сено.

Вскоре до слуха Насти донеслось мерное дыхание атамана, да ещё потрескивали дрова, и монотонно убаюкивал шум дождя. Под такую колыбельную глаза закрылись сами собой.

***

Ночью Настю разбудил какой-то посторонний звук. Она открыла глаза и долго лежала, прислушиваясь. Необъяснимая смутная тревога не отпускала её после пробуждения. Хотя на старой мельнице царила тишина.

Снаружи продолжал шелестеть дождь, но уже тише — видно, близился к концу. Потрескивали углями догоравшие в очаге дрова, освещая горницу багровыми отблесками. Эл спал: до Насти доносилось его спокойное дыхание, а храпеть он, к счастью, был не склонен.

Рыжая поглядела в окно — на улице было светлее, чем в доме — на смену чернильным грозовым тучам пришли лёгкие, серебристые, словно подсвеченные изнутри. Они придавали летней ночи особое сияние. Будто лунный свет пробивался сквозь их пелену. Да откуда ему взяться? Нынче было новолуние, и даже тонкий месяц исчез с небосвода.

Всё было мирно и тихо, и Настя, повернувшись на бочок и укрывшись получше плащом, уже собиралась благополучно заснуть. Она, наконец, согрелась и успокоилась, больше её не трясло, как в лихорадке. Самое время погрузиться в сладкие сны до самого утра.

И тут она снова услышала странный звук…

Шлёп, шлёп! Словно шаги по лужам.

Она подскочила и села на своём топчане. Вот! Это и заставило её проснуться!

Рыжая в страхе прислушалась, и снова… Шлёп! Шлёп! Шлёп!

Там снаружи дождь льёт, кругом грязь и вода. И никто не сможет подойти тихо… Именно такой мокрый шлепок будет сопровождать каждый шаг. Но кто же это? Крадётся в ночи, так медленно и осторожно. Случайный путник сюда не отправится.

Первой мыслью было, что кто-то из шайки Лахти выжил и сейчас пытается проникнуть внутрь. Но ведь Эливерт избавился от тел. Неужели он не удостоверился, что разбойники мертвы, прежде чем их… Куда он их, кстати? Даже не спросила!

А что если в шайке было больше двенадцати человек? Если кто-то не дождался возвращения Секача и теперь явился отомстить за своего главаря?

Звук повторился снова, и у Насти похолодело внутри. Может, этот неизвестно кто уже у двери? Нет, если бы шёл по крыльцу, шаги прозвучали бы звонче. Некто топчется по земле у крыльца, совсем рядом, но не рискует подняться по лестнице. И хлюпает так громко, как будто с него самого ручьём льёт!

Вторая мысль оказалась ещё страшнее первой. Кто может бродить в одиночестве среди ночи, оставляя мокрые следы, громко шлёпая босыми ногами?

Настя вдруг отчётливо представила себе, как из тёмных ледяных вод Топлюхина пруда на берег выходит нечто: раздутое бледно-зелёное тело покрыто ряской, вода струится по редким седым волосам и длинной бороде, глаза горят звериным фосфором болотных огней, разбухшие ноги, облепленные тиной, с трудом переступают, оставляя за собой мокрые следы. Убийца-мельник бредёт к себе домой. У крыльца он останавливается, поднимает с земли топор и, улыбаясь щербатым ртом, начинает подниматься наверх… Шлёп, шлёп, шлёп!

Настя не соврала, когда уверяла атамана, что в призраков не верит. И, если бы она услыхала такие звуки, ночуя у себя на даче, там, в прошлой жизни своей, она предположила бы, что угодно, но только не привидение.

Но здесь, в Кирлии, бревна имели свойство обращаться в анафирэду, в озёрных камышах прятались бордачи, а к ночному костру приходили погреться маны. И мысль, что утопленник, похороненный три года назад, решил вернуться домой, бредовой совсем не казалась.

Романову охватил парализующий страх. Знакомое с детства иррациональное чувство, когда ты прячешься под одеяло от придуманной опасности или боишься спустить ногу с постели, зная, что тебя немедленно схватит монстр, притаившийся под кроватью. Она не могла заставить себя двинуться с места. Ей было так жутко, что она даже позвать Эливерта побоялась. Однако ждать пока таинственное нечто (будь то Лахти, мельник или сам Владетель Мрака!) явится к ним в гости, тем более неразумно и опасно!

Настя тяжело вздохнула, взяла себя в руки и соскользнула с постели. Оглянувшись на запертую дверь, на цыпочках прокралась по комнате и склонилась над разбойником.

— Эливерт! — очень тихо позвала Рыжая.

Атаман моментально открыл глаза, сел, спросонок ещё плохо соображая и явно отвлекаясь на маячившие перед его носом голые коленки Дэини.

— Чего ты?

— Там кто-то есть, — испуганно сообщила девушка. — Снаружи кто-то ходит…

Эливерт в ту же секунду был на ногах и сжимал в руке меч, извлечённый откуда-то из кипы сена. Он двинулся было к двери, но Настя увязалась следом. Ей ужасно не хотелось выходить наружу, но мысль остаться одной в тёмной комнате на старой мельнице, населённой призраками, пугала сильнее. У двери Эливерт остановился, вслушиваясь в ночные шорохи.

Шлёп, шлёп, шлёп, шлёп…

— Это точно мельник, — зашептала Настя на ухо атаману, вцепившись ему в плечо.

Тот обернулся с ухмылкой, осторожно отцепил её руку и жестом попросил держаться позади. Почти бесшумно отодвинув засов, Эливерт шагнул на крыльцо. Настя застыла на пороге, затаив дыхание.

С улицы в лицо дохнуло свежестью дождя и прохладой ночи. Пахло мокрой листвой и грибами. Атаман замер, всматриваясь в ночную мглу. Потом вдруг шагнул обратно, безмолвно оставил меч у двери и поманил её жестом. Настя, всё ещё боязливо, вышла на крыльцо и остановилась. Босые ноги на сырых досках сразу замёрзли.

Эливерт пропустил её вперёд, слегка развернул и указал из-за плеча, куда смотреть. Уже привыкшие к темноте глаза девушки быстро рассмотрели во мраке какое-то существо. Оно возилось рядом с корытом у крыльца. Что-то серое и полосатое. Существо резко обернулось в сторону Насти.

О, Небеса! Енот!

Зверёк принюхался, но так как люди вели себя бесшумно, вернулся тут же к своим делам: принялся что-то вылавливать из корыта, громко шлёпая лапами по воде, потом достал и съел. Это был тот самый звук, что напугал Романову до полусмерти.

Настя смотрела на пушистого хулигана, и улыбка на лице становилась всё шире. Еноты на редкость умилительные животные! Особенно, когда будят тебя среди ночи, а ты поднимаешь с постели своего приятеля, который стоит сейчас за твоей спиной и думает, за что же ему досталась такая дура! Настя обернулась на Эливерта, виновато улыбнулась. Что тут говорить, и так всё понятно.

Эл не злился, напротив, добродушно покачал головой — дескать, ну, ты даёшь!

Настя только плечами пожала: «Что с меня взять!». Посмотрела ещё раз на забавную зверушку и, не сдержавшись, фыркнула от смеха. Вот ведь правду говорят: у страха глаза велики! Что она уже успела насочинять в голове, а это всего лишь милаха-енот!

Пушистый гость мгновенно вскинул чёрно-белую мордочку, заметил людей на крыльце, и, бросив своё занятие, торопливо поковылял к лесу.

Настя ещё раз весело улыбнулась Эливерту, ситуация рассмешила обоих. Пора было возвращаться, но никто из них не спешил…

Ночь царствовала вокруг, тиха и загадочна. Капли дождя, скатываясь с крыши, разбивались о перила крыльца, пританцовывали на листьях деревьев. Топлюхин пруд переливался как драгоценный камень. Тихо шелестели камыши. И свежий ночной ветерок нежным шёлком холодил кожу.

Эливерт стоял за спиной. И она чувствовала его дыхание и даже улавливала биение сердца. Он застыл совсем рядом, не прикасаясь, но вдыхая аромат её волос и ощущая тепло её тела.

Настя словно увидела себя со стороны — вот она замерла в ночной мгле, как трепетная лань, что ловит запахи дождя… Босоногая, в короткой рубашке, что ей явно велика, и так и норовит соблазнительно соскользнуть с плеча, рыжие кудри рассыпались по спине. Слегка смущённая ошибкой, такая трогательно непосредственная и безумно притягательная в своей естественной простоте. Что может быть желанней?

Эливерт коснулся губами её волос, и горячее его дыхание во всём теле пробудило волну сладостной тягучей неги. Осторожно он положил руку на её обнажённое плечо, даже не положил — коснулся слегка, словно это было хрупкое крылышко бабочки. Одно грубое движение — и яркая пыльца сотрётся, и узор исчезнет навсегда. Словно ласкающийся котёнок, потёрся щекой о её локоны и шею.

Настя застыла натянутой струной. Сердце набатным колоколом забилось в груди, воздуха не хватало, она дышала всё чаще и глубже. А когда его тонкие пальцы скользнули вдоль её позвоночника мягко, словно кисть художника по холсту, по всему телу пробежали трепетные мурашки.

Сейчас бы сказать какую-нибудь гадость или язвительную шутку, развернуться и уйти в дом, разорвав эти магические оковы, удерживающие её без верёвок, цепей и даже просто рук.

Вместо этого Настя не шелохнулась, только голову повернула, чтобы взглянуть в лицо Эливерту. А он словно этого и ждал… Его глаза так близко, что даже в ночном сумраке, в ледяном их блеске читаются все чувства и желания. Рыжая уже видела такой взгляд, сегодня вечером, у камина… Он ждал… Ждал, надеялся и не верил, что так бывает!

И всё-таки надежды было больше…

Он ждал какого-то знака. Но она не проронила ни слова… Всё сказали глаза! Один единственный миг, и она отвела взгляд, испугавшись, что и так была слишком откровенна. Но этого оказалось достаточно. Настя отвернула лицо, слегка склонила голову влево, покорно откинув с плеча волосы, открывая нежную впадинку ключицы и тонкую шею. Прохладный ночной воздух коснулся бархата её кожи одновременно с его горячими губами, пробуждая во всём теле блаженный трепет. И, если бы в этот миг он сказал какую-нибудь заурядную сентиментальную глупость, вроде: «Я люблю тебя!», « Я тебя хочу, ты очень красивая!» или « Можно мне поцеловать тебя?», всё могло бы сложиться совсем иначе… Она могла бы прийти в себя и ответить: «Нет!», оттолкнуть его и снова поспешно сбежать…

Но он не сделал такой ошибки. Он не сказал ничего, только обнял нежно за талию, притянул ближе. И прижимаясь всем телом, бесконечными поцелуями покрывал шею, плечи, маленькое ушко, зарумянившуюся щёчку. Осмелевшая рука, с плеча пробиралась дальше по ключице, на грудь… Медленно, осторожно, с невыносимой нежностью! Всё дальше и дальше, между упругих округлостей, к возбуждённо выпирающим соскам. Другая рука зарылась в её волосы, Эл прошёлся языком по её ушной раковине, и это оказалось так неожиданно, что Настя не сдержала стона, выгнулась мартовской кошкой, прижимаясь к нему ещё теснее, чувствую сквозь тонкую ткань, как напряжены все мышцы этого сильного красивого тела. Эливерт, потянувшись через плечо, нашёл её губы, скользнул по ним сначала мягко, будто пробуя на вкус, потом всё ненасытнее, всё настойчивее. У Насти голова была как в тумане, и ноги подкашивались, и в то же время она чувствовала такой прилив адреналина, что могла бы, наверное, совершить что-то невообразимое. Например, это…

Она развернулась, обвивая его шею руками, запуская тонкие пальчики в его волосы, выгибая свой стан, чтобы стать ещё ближе. Врасти в него каждой клеточкой своего тела, стать единым целым с каждым лучиком его души! На один миг, короткий как вдох, он отстранился, заглянул ей в лицо и улыбнулся так светло, как никогда прежде. Потом неожиданно приподнял за талию, и сделал три шага назад, утаскивая обратно в горницу. Настя рассмеялась возбуждённо и чуть нервно, перелетая порог. И всё также, не выпуская её из рук, Эл захлопнул дверь и задвинул щеколду.

Настя прижалась спиной к шершавому дереву, упиваясь его поцелуями, теряя голову от прикосновения его тонких пальцев, настойчивых, чутких, деликатных и бесстыдных одновременно. Багровые отблески камина играли на его обнажённом торсе.

А когда одна рука атамана ласковой змейкой скользнула вниз живота, по её телу прокатилась волна дрожи. Не сдержавшись, Дэини судорожно всхлипнула и впилась ногтями в загорелую спину. Рыжая только одного жаждала, чтобы эта сладостная пытка не прекращалась… Чтобы он поскорее стянул с неё эту неуместную больше одежду, что мешает прижаться к этому восхитительному, так сладко пахнущему телу.

«Вообще-то мужики, особенно ведущие кочевой образ жизни, обычно потом воняют, а не пахнут!» — возразил из последних сил угасающий разум.

«Очень может быть, — легко согласилась Настя. — Имеют право. Да только более приятного запаха я не знаю, и никакие цветы и благовония с ним не сравнятся!»

«Ну, а как же…» — начала было совесть.

«К чёрту всё!» — оборвала её Рыжая, сокрушая последние стены, ломая преграды, выпуская на свободу птицу желания. Желания быть любимой и нужной, пусть даже на одну ночь!

И словно читая её мысли, Эливерт исполнил немую просьбу и стянул с неё рубашку. И прежде, чем Дэини успела чуткой лозой обернуться вокруг, наслаждаясь близостью льнущих друг к другу тел, он всё-таки сделал это. Сказал романтичную заурядную банальность. Но теперь это уже не имело значения. Даже если бы он сказал тысячу избитых сентиментальных глупостей, она уже не посмела бы оттолкнуть его и разрушить связавшую их магию.

Да и в устах его теперь это слышанная множество раз фраза вдруг прозвучала совсем иначе:

— Какая же ты красивая!

Такое искреннее восхищение и изумление! Будто он до сих пор не верит в то, что всё наяву.

Настя и сама верила с трудом. Ведь она так долго бежала прочь от своих эмоций и желаний. А сейчас накатило так, словно накрыло волной цунами! И собственная безумная тяга к мужчине, от которого (о, она была в этом уверена!) следовало держаться подальше, реально пугала. Говорят, страхи можно преодолеть, только пройдя через них. И она, делая шаг навстречу, обхватила его бёдрами, обвила ногами. Эливерт подхватил её лёгкое тело, закружил в страстном танго и опрокинул на широкий деревянный стол. Она была готова, она ждала его. Она сгорала от нетерпения.

Но он не спешил, наслаждаясь каждым поцелуем и прикосновением…

А потом ещё долго со старой мельницы доносились несдержанные стоны и томные вздохи, приглушенные шумом дождя.

После Эливерт на руках унёс Анастасию на «королевское ложе»…

Дождь закончился, и лес затих, прислушиваясь. А стоны и вздохи всё не смолкали.

И только когда догорели последние угли в очаге, они уснули, прижавшись друг к другу.

***

А едва начало светать, Настя проснулась от настойчивых поцелуев, спускавшихся вниз по спине. Каждый из них пробуждал под кожей маленький вулкан. И спать в таких условиях дальше стало невозможно.

Она развернулась лицом и села рядом с Эливертом. Рыжие пряди в утреннем сумраке отливали тёмной медью, струились по молочно-белым плечам, едва прикрывая упругую юную грудь. Улыбнулась сладко.

— Какой ты ненасытный! — наклонилась, щекоча кончиками волос его лицо, и добавила гордо: — Мой атаман!

— Твой! — одними глазами кивнул Эливерт, рукой отводя ей волосы за ушко. — Я-то твой! А ты? Моя ли? Вот сейчас ты рядом, я смотрю на тебя, прикасаюсь… И знаю — вот она, здесь. Тёплая, родная, настоящая! И всё равно, сам себе не верю! Кажется, взойдёт солнце — и ты исчезнешь, как утренний сон, растаешь навсегда.

Настя перестала улыбаться, посмотрела серьёзно и задумчиво в его серые глаза, но так и не ответила ничего на это.

Ещё секунда и исчезнет волшебство этой ночи, возвращая их в беспощадную реальность…

Нет! Он успел спасти чары своей улыбкой.

— Но ведь пока ты ещё моя! Моя ведь? А ну-ка, давай проверим!

Потянул к себе, защекотал, вынуждая извиваться змеёй и смеяться до слёз. А потом любил её снова, и снова, и снова. Пока не встало солнце.

И лишь когда его золотые лучи наполнили комнату сиянием дня, Эливерт сделал то, что обычно мужчины делают намного раньше — уснул. Правда, не отвернувшись к стенке, а обняв Настю обеими руками, словно опасаясь, что она исчезнет, пока он бродит в царстве Морфея. А вот Рыжей не спалось…

К исходу утра они добрались уже до кипы сена в углу. Здесь и оставались сейчас. Прежде Романовой не доводилось заниматься любовью на сеновале. Пожалуй, в этом было что-то романтичное…

Если уж говорить честно, какой там сеновал! У Насти и в обычной постели опыт был невелик. Эливерт стал вторым мужчиной в её жизни.

Был ещё первый. Там, в прошлой жизни, к которой, наверное, уже никогда не будет возврата. Она никогда не вспоминала о нём. Раз и навсегда запрятала всё, что было, в раздел табу! А теперь не сдержалась. Против воли припоминала, сравнивала, думала…

Она всегда отличалась от своих сверстниц. В эпоху, когда моногамия воспринималась молодёжью как некий доисторический рудимент, она упрямо продолжала ждать своего единственного. Того самого рыцаря без страха и упрёка, с принципами твёрдыми и нерушимыми, как алмаз, с сердцем великодушным и любящим, как у героев её любимых книг.

И вот она встретила его, своего прекрасного принца на белом коне… Олеся познакомила. Он был приятелем её очередного кавалера. И расхваливала подруга этого Толика так, что впору было спросить: что ж ты такое добро себе не заберёшь? Настя не спрашивала, она Лесе верила, как себе самой.

А в принца влюбилась ещё заочно… Увидев же, лишь утвердилась в собственной уверенности, да это ОН! И долетавшим до неё иногда сплетням не придавала значения — мало ли что от зависти люди наговорят…

Кто ж виноват, что она ошиблась? Что бриллиант на проверку оказался дешёвой стекляшкой, фальшивкой? Он не стоил совсем ничего, и уж точно не был достоин подаренной ему невинности.

Нет, лучше не вспоминать! Не сейчас! Она запретила себе это и правильно сделала.

В сердце Насти не было ненависти, нет. Только пустота!

Когда она узнала о его предательстве, о том, чем он являлся на самом деле, она просто вычеркнула его из своих чувств, заменив боль пустотой и равнодушием. Он был ничтожеством, и она превратила его в ничто. Ноль, которого не существует и не существовало. А как можно ненавидеть то, чего нет? Презирать пустоту?

Она победила тогда! Она научилась жить заново. Наверное, все через это проходят — первая любовь, первые разочарования. Но до сих пор мучительно и стыдно вспоминать, как льнула к нему доверчивым котёнком, как посвящала в самое сокровенное. Он убил котёнка в её душе, а сердце превратил в ледяной камушек!

А ещё она не могла себе простить, что часто целовала его руки — тогда это казалось таким естественным жестом нежности и благодарности. Родные любимые руки, их хочется прижать к сердцу, к губам, согреть своим теплом.

Мерзость какая! Позор и стыдоба! Рабская покорность! Так слуги господам к ручке прикладываются. Никогда больше!

Казалось, что всё это осталось давно в прошлом… Даже там, дома, так казалось. А уж тут, в новом мире, в новой жизни, где она получила шанс всё начать с нового листа, какое значение могла иметь та неудачная первая любовь?

А оказывается, скелеты так и пылятся на полках старого шкафа. Сердце в ледяной корке не желало оттаивать и по сей день, оно не верило больше в любовь, оно сомневалось и искало подвоха.

Хотя повода для этого не было вовсе… Это была сказочная ночь! Она вытеснила все пережитые накануне ужасы, будто тысяча лет отделяла вчерашний день от нынешнего рассвета. И то, что выделывал этой ночью Эливерт, для неё, неискушённой в делах любовных, было как взрыв, как откровение! И тело всё ещё трепетало от одной мысли, что он рядом.

Но ведь не в сладострастных ласках была суть. Он ничего ей не обещал, не сыпал признаниями. Но они как будто и не нужны были. Словно всё между ними и так было предельно ясно. И слова только испортили бы эту ясность.

Так ей казалось ночью! А теперь…

Она всё ещё лежала на его плече, слушала сердцебиение, ловила каждый вздох, вбирала запах его кожи. Что за божественный нектар! Разглядывала кривые линии шрамов, расчертивших карту жизни на загорелой бронзовой коже. И пугалась собственных мыслей и чувств.

Она начинала сомневаться…

Во всём! В нём. В себе. В том, а было ли правдой всё, что ей привиделось и померещилось.

Помнишь, как уже сейчас, засыпая, он целовал твои руки, Рыжая? Словно ты — королева! Прижимал их к щеке, как ребёнок, что ищет материнской ласки. А потом прикасался губами к ладоням, осторожно, словно задувая пламя свечи.

А ты вздрогнула от этого его жеста! Потому что знаешь, что стоит за этим… Ты ведь сама этим грешила.

Как ты сказала? Позор и стыдоба? Рабская покорность? Не ври себе!

Так целуют любимые руки!

Отчего же сейчас ты уже не веришь в это? Стягивается заново потрескавшийся ледяной панцирь твоего сердца, покрываются морозным узором весенние прогалинки. И червячок сомнения оплетает душу, как змей-искуситель…

«Ты просто оказалась рядом, Рыжая! Ситуация располагала. Когда бы ещё случай подвернулся остаться наедине? Это же Эливерт, Настя! Или ты и это забыла? Атаман обыкновенный, по совместительству убийца, циник и проходимец, презирает женский пол, моральными принципами не отягощён, тащит в постель всё, что движется. Сегодня подвернулась ты, завтра другая. А ещё не забывай про мужское соперничество! Он ведь знает про Кайла. Да это просто дело чести — соблазнить тебя первым и уделать Северянина!

Так, стоп! Стоп, кому говорят! Куда меня понесло? Мама мия, что же всё так сложно? Кайл. Эливерт. Дюжина мертвецов. Вечером рыдала, что люблю Северянина, ночью — сама на шею Ворону повисла. О, Светлые Небеса, дальше-то как жить? Как в глаза ему смотреть?»

«Кому? Кайлу или Эливерту?» — поинтересовался ядовитый внутренний голос.

«Обоим, — ответила Романова самой себе, только теперь осознавая какую кашу заварила. — Да, Настенька, наворотила ты дел! Умница! Как разгребать собираешься?»

— Уже жалеешь? — тихий голос Эливерта заставил вздрогнуть.

Настя вскинула голову — уже не спит, смотрит внимательно, чуть щурясь, из-под ресниц. Мысли читает, что ли?

Эл подтянулся чуть выше, устроился, полусидя, по-прежнему обнимая её одной рукой, прижимая к себе.

— Нет, — ответила она, опуская голову ему на грудь и избегая пронзительного взгляда.

Прислушалась к себе — а ведь не соврала, так и есть. Только это не всё…

— Я никогда не жалею о своих поступках. Даже если совершаю ошибки! Ведь в тот момент, когда я делаю выбор, он мне кажется верным. Что сделано, то сделано!

Он молчал, нежно перебирал рыжие локоны, слушал… Посмотри со стороны — воркует парочка влюблённых после жаркой ночи. А если послушать о чём? Что за глупости! Разве о таком говорят любовники, лёжа в постели?

— Вчера казалось, что всё так и должно быть. Странный вечер… Согласись, иначе и быть не могло! Да нас просто сама Судьба уложила спать вместе. Но… всё это как-то… неправильно! Эливерт, ты ведь меня не любишь! А я не люблю тебя! А когда в постели есть только страсть, и нет любви, это неправильно, неверно, плохо. У тебя ведь на каждом постоялом дворе подружка. И теперь я одна из них. Это унизительно! Девочка, которая всегда под рукой, так? И в самом деле, чем я лучше этих шлюшек? Я вчера тебе сказала, что люблю Кайла… А сегодня, я уже и сама не знаю, так ли это. Та, что любит, пройдёт мимо тысячи лучших и не оглянется! Та, что любит, не позволит себя соблазнить! А я непросто позволила, я ещё и не жалею об этом, — она, наконец, подняла к нему глаза. — Эл, почему так всё запутанно? Меня просто разрывает изнутри от всех этих противоречий!

— Не говори так! Обо мне, всё что угодно, хоть проклинай, — он нашёл её ладонь и переплёл пальцы. — А про себя так не говори! Ты очень особенная, Дэини! И всегда будешь такой. И никогда не станешь одной из… И даже если в этих словах для тебя немного значения, я всё равно скажу тебе — я тоже не жалею. И не пожалел бы, даже если бы сейчас ты сказала, что ненавидишь и презираешь меня за то, что я тебя затащил в постель. Потому что это без преувеличения была лучшая ночь в моей жизни! А если… случится так, что она станет единственной, то могу сказать с уверенностью, что она и останется лучшей ночью до конца моих дней! Думаешь, я не понимаю, что я не тот, о ком ты мечтала? Мне иногда становится жутко от себя самого. И, если бы я не был такой сволочью, я бы отдал тебя Кайлу, не раздумывая! Светлыми Небесами клянусь, ты самого короля заслуживаешь, что там какой-то нищий рыцарь! Но только я такой, как есть, и потому я не отдам тебя никому! Потому что ты — мой свет! Без тебя… ничего, кроме тьмы, во мне не останется…

Настя села, кутаясь в плащ. Очаг давно погас, и утренняя сырость уже пробиралась обратно в горницу. Встретилась с ним глазами… Многие не выдерживали его взгляд: кто-то боялся, кто-то просто не любил. А ей с первого дня знакомства казалось, что в этих волчьих глазах, прозрачных и холодных, как воды горного озера, есть что-то необычное, манящее непреодолимо.

А сейчас они были полны горечи и нежности.

Неожиданно для циничного и самовлюблённого Вифрийского Ворона. Ни обиды, ни ревности, ни даже раздражения. Он всё понимал. Читал в её душе лучше, чем она сама. Может быть, понимал с самого начала и не ждал чудес.

Этот парень вообще был реалистом — жизнь заставила!

Дэини осторожно коснулась его лица, пальчиком провела по ниточке шрама, уходящего к виску.

— Ты ошибаешься! Я — не только свет, а ты — не только тьма. Иногда мне кажется, мы с тобой и вовсе слеплены из одного теста! — тряхнула головой. — Не хочу думать об этом сейчас! Не позволяй мне задуматься!

Он накрыл своей рукой её ладонь, потёрся щекой, прикрыв глаза.

— Иди ко мне! — Эл раскрыл объятия, улыбнулся ей ободряюще.

И Настя улыбнулась в ответ, в очередной раз поражаясь, как меняется его лицо, когда он не кривляется и не ухмыляется. Как он красив, когда настоящий!

«А настоящий ли? Уверена?» — червячок сомнения снова приподнял голову.

Да! В этом она была убеждена. Может статься, она была единственной, кому довелось увидеть атамана Лэрианора без извечных масок и личин.

— Кстати, с праздником тебя! — неожиданно шепнул Эливерт ей в волосы. — Совсем вылетело из головы! Это же была ночь Девятизвездья!

— И тебя!

Романова улыбнулась, обвила его руками, скатилась пониже, снова устраиваясь на плече, носиком уткнулась в шею. Эливерт обнял её, укрыл плащом, поцеловал в волосы, поглаживая по плечам и спине.

И на какое-то время тревоги отступили, стало спокойно и надёжно, и даже почти удалось поверить, что всё теперь будет хорошо. И только сердца стучали в унисон тревожно, будто не верили в возможное счастье…

***

А потом к стуку сердец и трелям ранних птиц за окном добавился новый звук — негромкий топот копыт.

Настя среагировала первой, подскочила резко. Как была нагишом, бросилась к окну. Обернулась с выражением панического ужаса, исказившим красивое лицо.

— Это они! О, нет!

Эливерт уже успел натянуть штаны и схватить меч, но теперь замер у порога, глядя, как она бестолково мечется по комнате, собирая свои вещи. Он понял, кого имела в виду Настя.

Романова старательно всовывала сразу обе ноги в узкие джинсы.

— Как рано! О, Небеса! Что делать-то? — вопрос был скорее мыслями вслух.

Но что-то неуловимо изменилось в лице атамана. Словно он снова надел маску. Отчуждение, безразличие?

Если бы Настя не впала в истерику, она могла бы заглянуть в его глаза и попытаться понять, что именно. Но ей сейчас было не до него, и она пропустила это мимо.

— Что-то нас никто не встречает? — долетел с улицы голос Северянина.

— Небось, спят ещё, лежебоки, — откликнулся весело Наир.

И Настя почувствовала, как краснеет лицо. Провалиться бы сейчас в неведомое Лидонское ущелье, как любит говорить Эливерт!

Эливерт… Если они узнают!

Рыжая вскинула молящий взгляд на разбойника:

— Эл, я тебя заклинаю, только не…

— Как скажешь! Я — могила, — сухо отозвался тот и покорно кивнул.

И от его голоса обдало таким холодом, будто Настя снова нырнула в тёмные воды Топлюхина пруда!

— Одевайся спокойно, я задержу их!

Он подхватил свою рубашку и, надевая на ходу, быстро вышел на улицу.

Кажется, она что-то сделала не так… Всё она сделала не так! Но Эливерт тоже хорош! Чего ожидал? Что она выйдет на крылечко с ним под руку и скажет радостно: «Привет, друзья! А мы тут переспали, пока вас дожидались!»?

Не время сейчас про это думать! Одеваться! И быстро! А главное, не забыть напялить подходящее лицо…

— Доброе утречко, милорды! Мы даже соскучиться не успели. Но видеть вас я всё-таки рад! — долетел до неё звонкий голос Эливерта.

— Здравствуй! Рад, что вы в порядке! — отозвался Кайл.

— Мы за вас беспокоились! — добавил Наир. — А где Дэини?

— Красоту наводит. Проснулась только. Под дождь спится хорошо…

— Да, мы ещё вчера хотели приехать. Но непогода нас задержала. Пришлось на постоялом дворе заночевать.

— Это хорошо! — откликнулся Эливерт.

— Почему? — не понял Кайл.

— Так видел, поди, дорога какая — в темноте на эйлве застряли бы ещё где-нибудь!

— Да и сегодня проехали кое-как. Вон, видишь? Пришлось бросить эту развалюху у запруды. Грязь такая, что побоялись намертво засесть, — жаловался Наир.

Настя, прислушиваясь, только позавидовала выдержке атамана. Вот где талант лицедейский пропадает! Ей бы сейчас такой же невозмутимой сойти вниз. Она оглядела себя поспешно. Вроде, всё в порядке…

Блузка только эта дурацкая! Зашнуровала, как могла, а всё равно видно, что разорвана. Начинать встречу с объяснений не хотелось. Платок! Вот спасительная штука. Настя набросила на плечи изумрудный подарок Эливерта, завязала на груди — ну вот, теперь и гостей можно встречать! Жаль на совесть такую вуаль не накинешь.

— Кстати, всех с праздником, друзья мои! — продолжал свою комедию Эливерт. — Миледи Соур, а как Ваше драгоценное здоровье?

— Благодарю, немного лучше, — умирающим тоном отозвалась фрейлина.

Романова, наконец, показалась на крыльце.

— А вот и наше запоздалое солнышко встало! — объявил Эливерт.

Настя, спускаясь по лестнице, до последнего мига ждала от него какого-нибудь подвоха. Но он держал данное слово.

— Как хорошо, что мы снова вместе! — Настя радушно обняла Наира, кивнула приветственно Кайлу и Соур.

— Это просто замечательно! — улыбнулся лэгиарн. — С Новым годом, Дэини! Да хранят тебя Девять Звёзд и Светлые Небеса!

— Спасибо! И вас всех с праздником!

— Невесёлое вышло нынче Девятизвездье, — вздохнул Кайл. — Тревожное. Да и встретили мы его порознь.

— Пусть так, но ведь сегодня мы опять все рядом! — и не думал унывать Наир. — А вместе мы — сила!

— Давайте, мы вам свои владения покажем! — хвастливо предложил Эливерт. — Тут у нас конюшня. Наир давай лошадок сюда! Миледи Соур, прошу наверх! Милорд Кайл, а вы пожрать привезли? Мы голодные как волки!

— Привезли. А что ж ты сам не позаботился вчера? Силки бы поставил, кого-нибудь поймал. Или рыбы наловил, — удивился рыцарь.

Настя закашлялась. А Эливерт и глазом не моргнул.

— Так дождь шёл, зверье и попряталось.

— А сами как тут? Чем занимались? Как из Ялиола уехали? Рассказывайте! Дэини, мы же всё знать хотим, — любопытствовал Наир.

— Да что тут делать — весь вечер лягушек считали в пруду! — вместо неё ответил Эливерт. — Скукота. А из Ялиола приятель один помог уехать, с обозом. Сами побоялись, что на воротах заметут. А вас сильно донимали?

— Нет, обошлось, — ответил Кайл. — Отвязались, как только я раскрыл своё имя. Мы уже вечером того дня покинули город. Но миледи Соур всё ещё плохо себя чувствовала, приходилось ехать медленно и ночевать на постоялых дворах, потому нагнать вас не смогли.

— Ну, теперь мы, наконец, можем продолжать путь. Вот сейчас сварганим чего-нибудь пожевать, отдохнёте с дороги, и вперёд! — Эливерт светился оптимизмом.

— Ой, я забыла свой ларец с лекарствами! — воскликнула Соур, уже поднявшись на несколько ступеней.

— Не извольте беспокоиться! Сейчас принесу, — любезно отозвался Эливерт, что вообще-то не было на него похоже. — А вы пока располагайтесь! Дрова, если в доме мало, вон там, в сарае есть. Наир, за мельницей в лесу родники — воды набрать для питья.

— А давайте я сбегаю за сундучком! — внезапно предложила Рыжая.

Её осенило — если уж нельзя провалиться, так можно хоть удалиться подальше.

И, не дожидаясь ответа, Настя сорвалась с места и заспешила по тропинке вдоль озера.

Мысли в голову приходили одна гаже другой. Одно утешало: если Эливерт сразу не сдал, не брякнул что-нибудь этакое, прозрачно намекающее, возможно, и дальше будет молчать. Если только его никто не спровоцирует! Ох, зря, наверное, она оставила их с Кайлом без присмотра!

Но надо было сбежать оттуда хоть на несколько минут, перевести дух. Слишком неожиданным стало появление гостей на старой мельнице. И ещё надо переодеться — спрятать подальше от греха порванную блузу. А вещи Насти тоже остались в эйлве.

Эливерт о нападении Лахти пока молчал. Может, и не скажет?

Пусть! Настя готова скрыть это, если он скроет то, что произошло между ними. Господи, сколько вранья сразу! Противно!

Настя уже подходила к крыльцу с сундучком в руках, переодетая и повязавшая платок снова на голову, когда из-под навеса её окликнул Эливерт. Поманил пальцем. Настя со вздохом нырнула под покосившуюся крышу. Замерла на расстоянии, ожидая чего угодно, только не этого…

— Дай-ка этот её ящик! — велел он.

И пока Настя смотрела оторопело, сам забрал сундук, открыл и принялся торопливо шарить в нём.

— Ты что делаешь? — возмутилась Романова. — Соур же вечно верещит, чтобы никто не смел трогать её вещи.

— Ага! — кивнул Эливерт, не отвлекаясь. — Потому, будь добра, тише!

— Что ты там ищешь?

— Так пустячок. Опа! Кажись, он самый! — Эл победоносно поднял зажатый в руке стеклянный сосуд.

Откупорил и сыпнул на ладонь немного яркого жёлтого порошка.

— Что это за дрянь? — шёпотом спросила Настя, воровато озираясь по сторонам.

Атаман протянул ей склянку.

— А ты понюхай!

— Вкусный запах. Мёдом пахнет. Что это?

— Рыжая, не разочаровывай меня! Неужели не догадалась?

Настя смотрела на него, ничего не понимая.

— Жёлтый порошок с ароматом мёда…

У Насти глаза распахнулись, когда её осенило.

— Эл, эта та гадость, о которой рассказывал Ферлаад?

— Умница! Бледноцвет! Да!

Настя всё равно пока ничего не понимала.

— Откуда он у Соур? И, главное, зачем? — Романова нахмурилась. — Слушай, ты полагаешь, что она им лечится, а на самом деле калечится?

— Нет, радость моя наивная! Я думаю, что наша гусыня травит себя преднамеренно! А вот зачем? Этот вопрос нам ещё предстоит выяснить.

— Эл, бред какой-то… Травить себя! Ради чего?

— Откуда я знаю. У знатных дам в голове иногда такое заводится… Мрак! У незнатных тоже бывает, правда. Но реже. Им работать надо, некогда всякую ерунду измышлять.

— И что ты теперь будешь делать? — Настя с интересом глядела на баночку с янтарным порошком.

Эливерт пожал плечами.

— Для начала, я оставлю это себе. Надеюсь, что это единственная склянка со снадобьем. Если я прав, в скором времени Соур пойдёт на поправку!

— И… ты не скажешь об этом остальным?

— А ты как думаешь? Стоит её казнить принародно или всё-таки для начала устроить личный допрос? — Эливерт сложил всё, за исключением бледноцвета, обратно в сундучок и вручил его Насте. — Миледи Соур — крепкий орешек! Боюсь, она ничего нам не скажет, обвини я её во всеуслышание.

— Очень может быть… Она так трепетно относится к собственной чести, — согласилась Настя.

— Ладно, отнеси ей ларец! И пока обещай никому не говорить о нашей находке! А Соур я возьму на себя. Клянусь, не пройдёт и три дня, я выведу её на чистую воду!

Настя кивнула согласно и осторожно поинтересовалась:

— О Лахти тоже лучше помалкивать?

— А ты хочешь рассказать? — Эл был серьёзен. — Слишком много вопросов последует за этим. Ты готова на них отвечать?

Настя только покачала головой и намеревалась было уйти, но он окликнул снова:

— Дэини! Больше ничего спросить не хочешь? Или сказать?

Настя вцепилась в сундучок Соур, будто это был её щит, слова застряли в горле…

— Эливерт, можно тебя? — Кайл появился так вовремя.

Настя пулей шмыгнула на крыльцо, но на углу приостановилась, подслушивая без всякого зазрения совести.

— Я ходил на родник, — тихо и сурово начал Северянин.

— Рад за тебя! Воды принёс? — тон у Эливерта сразу перестал быть дружелюбным.

— Да. А ещё я там кровь нашёл! На тропе.

— Может, зверь какой?.. — предположил Эл.

— Дождь же шёл, зверьё попряталось, или нет?

— Видать, плохо шёл тот дождь, раз следы всё-таки остались…

— Эливерт, бордач тебя забери, что происходит? Что тут стряслось?

— Не забивай себе голову, рыцарь! — хмыкнул атаман. — Возникли сложности, но теперь уже опасность никому не грозит. Мы можем продолжать путь. Остальное не должно тебя заботить.

— Но заботит! Миледи Дэини тоже видела, как ты разбирался с этими сложностями?

— Ну… не без этого! Пришлось поучаствовать!

— Теперь понятно, почему она сегодня сама не своя. Она напугана. Эливерт, ты вообще думаешь, что делаешь? Клянусь, если ты ещё раз подвергнешь её опасности, ты пожалеешь!

— Ты грозить вздумал мне что ли, рыцарь? — голос Эливерта изменился, где-то на грани слуха лязгнула холодная сталь. — И что ты сделаешь? Мне просто любопытно? Кайл, ты же неглупый парень! Ты должен понимать, что меньше всего мне хочется подвергать кого-либо опасности, тем более Рыжую. Но в жизни не всё случается так, как нам хочется. Я не стану оправдываться или объясняться! Надеюсь, это ты тоже понимаешь? А теперь говорю в последний раз — мы можем продолжать путь. А остальное, это только мои заботы! Не лезь в мои дела, рыцарь!

— Твои дела мне неинтересны. Но я предупредил тебя — не смей втягивать в них миледи Дэини! Я за неё убью!

— Убить-то и я могу, — усмехнулся недобро Эливерт. — А умереть сможешь?

Ответ Настя не услышала, потому что в этот миг из двери выглянул Наир и позвал громко:

— Всё к столу! Кто там кричал, что голодный?

Алру

А любовь — это клетка.

Я опять загнан в угол,

Как беспомощный раненый зверь.

А. Васильев

Солнце сияло, словно драгоценный камень, пробиваясь сквозь паутину тонких длинных иголочек. В высоком синем небе парили лёгкие пёрышки облаков. Уходящие в эту васильковую высь гладкие стволы корабельных сосен горели янтарём. А пахло так, что воздух хотелось пить из серебряного кубка, как сладкое вино. Белый мох и сухая хвоя шуршали тихонько под копытами лошадей. И тишина кругом. Красота!

Впервые за последние три дня спокойствие и гармония поселились в душе Насти. В таком месте, как в храме, обо всём суетном забываешь.

Отступили прочь муки совести. И, кажется, только теперь она начала трезво оценивать события трёхдневной давности.

Тропа петляла по сосновому бору уже пару часов, и Насте хотелось, чтобы это длилось вечно. Так славно здесь было! Так спокойно!

Впереди шествовала степенно лошадь Северянина, позади хрустели иголочки под копытами Глелоу. И Настя поймала себя на том, что подсознательно ищет взглядом рыжую куртку Эливерта.

Только вот нет рядом атамана! И кто знает, куда мчит его теперь могучий Ворон?

Грустно тебе, Рыжая? Но разве не этого ты хотела? Ведь просила, чтобы он исчез с глаз долой. А теперь чего ж?

Да ничего она не хотела! Блажь это была. Ведь и представить не могла, что всё случится именно так! Не привыкла, чтобы желания исполнялись столь быстро и столь буквально. Знала бы, что так бывает — попросила бы что-нибудь дельное.

Ничего, впредь умнее будешь!

Спокойствие вокруг располагало к философствованию и погружению в собственные мысли. И Настя в воспоминаниях невольно возвращалась на старую мельницу. Тогда никто и не предполагал ещё, что вскоре их пути разойдутся в разные стороны…

Забавное это было утро! Все сидели за большим столом в центре горницы. С аппетитом уплетали наспех сварганенную Наиром похлёбку, перебрасывались дежурными фразами, болтали о ерунде. Казалось, большая дружная семья собралась на завтрак.

Кайл и Эливерт, явившиеся на зов лэгиарна, вошли в дом как добрые друзья. И если бы Настя не слышала их разговора, не догадалась бы никогда, что там, у навеса, минуту назад звенели воображаемые мечи и лязгали невидимые доспехи. Она старалась вести себя естественно, временами даже подносила ложку ко рту. Хотя меньше всего ей сейчас хотелось есть. Внутри всё ещё дрожало, пульсировало, волнами прокатывалось по телу, как гулкое эхо далёкой грозы.

Не хотелось обижать Наира — тот, в самом деле, готовил превосходно! И всё-таки эта милая до приторности картинка совместной трапезы добродушных родственников сейчас выглядела кощунством и отбивала аппетит напрочь.

«Я не имею права сидеть за этим столом. Лживая двуличная дрянь!»

Дэини не могла заставить себя поднять глаза, она пристально рассматривала узор сучков на столешнице.

Стол, кстати говоря, навевал вполне определённые воспоминания, далёкие от гастрономических. Они тоже не способствовали пробуждению аппетита, зато пробуждали новые громовые раскаты в её теле, отзывались сладостной болью внизу живота. Надо было переключить своё внимание на… На что? Настя повела глазами по комнате: топчан, дверь, сеновал… Попробуй найти здесь то, что не пробудит в тебе знойных ассоциаций!

Она наткнулась взором на Эливерта — а вот и главный предмет интерьера! Тоже смотрит на стол как-то слишком увлечённо, искоса бросил взгляд на неё, улыбнулся так, что у Насти дыхание перехватило. Это о чём он таком сейчас подумал? Наглец!

Скорее бы уже в дорогу! Сбежать с этой чёртовой мельницы, где даже стены знают про неё всё!

— Благодарствую, друг мой ушастый! — Эливерт отставил пустую миску. — Накормили, напоили, ещё бы спать уложили. Но пора уже эти гостеприимные чертоги покидать. Засиделись!

— А я бы хотела немного отдохнуть, если вы позволите. Очень кружится голова… — голос Соур был тише мышиного писка, лицо бледнее, чем у покойницы.

Бедняжка! Невозможно отказать, невозможно не пожалеть! Только Настя не верила больше этой лицемерной игре! Какие бы причины не двигали фрейлиной Лиэлид, она вела себя подло по отношению к ним всем. Она им врала.

Но сейчас Романова не могла судить её строго — она теперь понимала, что сказать правду иногда невыносимо трудно, почти невозможно.

— Конечно, миледи! У Вас будет немного времени. Надо вначале посмотреть, что у эйлве с колесом стряслось, — кивнул Северянин. — Пока мы займёмся починкой, Вы можете немного вздремнуть здесь.

— Я бы тоже не отказался, — Эливерт зевнул и потянулся. — После сытного обеда полагается поспать. Вам сильно моя помощь нужна?

— Сколько можно дрыхнуть? Пролежни скоро будут. Друг, ты всю ночь что делал? — фыркнул Наир. — Обойдёмся мы, конечно, и без тебя… Там дело-то! Отсыпайся, старый кот!

Кайл кивнул:

— Справимся.

— Ой, а я с вами! — подскочила Настя.

— А вот это совсем не нужно, — Северянин удивлённо посмотрел на неё. — Не хватало ещё миледи привлекать к мужской работе! Дамы пока могут располагать этим домом и наслаждаться покоем.

— Надоело мне тут! На воздух хочу! — не унималась Настя. — Может, и не помогу, так хоть поглазею, как вы работаете. Любопытно же! Идём?

— Что может быть интересного в ремонте колеса? — пренебрежительно пожал плечами Эл.

— Непоседа, — улыбнулся Наир. — Погоди немного! Успеем!

Но Рыжая уже не могла больше на месте сидеть. Сбежать бы сейчас! Просто в лес, не разбирая дороги, от всех подальше, от себя подальше, от совести своей… Да так далеко не уйдёшь, сколько не мчись!

— Я… пойду тогда… Искру выведу из стойла. Пусть пасётся, пока время есть.

Настя улыбнулась натянуто и исчезла в дверях, пока никто не успел её остановить. На несколько мгновений тишина повисла на старой мельнице.

— А почему только Искру? — Эливерт хлопнул по столу. — Надо всех лошадок отпустить, пусть брюхо тоже набьют перед дальней дорогой.

Атаман легко перекинул ноги через скамейку и поспешил на крыльцо, затворив за собой дверь.

***

Эл появился в дверях весьма неожиданно. Но она сумела не вздрогнуть и даже сохранить видимое спокойствие на лице. Взяла повод Искры и двинулась к выходу, надеясь его обогнуть и проскочить на улицу. Наивная!

Атаман преградил путь, рукой упёрся в подпорный столб. Рыжая, налетев на эту помеху, вынуждена была остановиться. Можно, конечно, прорваться с боем, пойти на таран, но это уже чересчур.

— Будешь от меня теперь бегать?

— Разве я бегаю? — наигранно удивилась Романова, глядя прямо перед собой.

— Я бы, пожалуй, сказал — шарахаешься! Тебя даже анафирэду пугал меньше! — Голос его внезапно дрогнул, и язвительный тон сменился почти молящим: — Не надо так!

Настя осмелилась посмотреть в прозрачные льдистые глаза.

— Тебе кажется…

— И не только мне. Ты же сама сказала — не хочешь, чтобы кто-нибудь пронюхал про нас. А ведёшь себя как ребёнок! Догадаться несложно. У тебя же на лице всё написано.

— Напрасные волнения! Ты единственный, кто по моему лицу умеет читать.

Рыжая отвела его руку и шагнула вперёд, намереваясь всё же уйти.

— Настия!

Здесь никто не называл её так. Давно привыкли к прозвищу, и порой Романовой казалось, что её настоящее имя друзья даже не помнят. Потому теперь звучание собственного имени, да ещё так чудно искажённое, удивило, заставило остановиться, замереть, обернуться назад.

— Похоже, и я разучился это делать… Я всё пытаюсь понять, но в глазах твоих нет ответа. Что я сделал не так? Ясно-понятно, умные мужчины такие вопросы не задают. Хочешь, считай меня дураком, только ответь! Что случилось? Между нами словно стена выросла! Что я сделал не так?

Дэини покачала головой.

— Не ты! Я всё сделала не так! — ответила она, снова отводя взгляд. — Я люблю Кайла! Это правда! Я вчера не лгала. А сегодня понимаю это ещё явственнее. И теперь мне так стыдно! Невыносимо! Мне стыдно смотреть ему в глаза, понимаешь? О, Небеса! И тебе тоже! Мне не стоило забываться. Эл, не жди, что это повторится! Наваждение прошло. Я врать не хочу тебе! И прошу тебя — забудь! Забудь!

— И не подумаю!

— Ну что ж ты за упрямец! — Настя всё сильнее злилась.

Ничто так не раздражает, как собственное чувство вины. Но от этого ощущения избавиться несложно, надо просто переложить всю ответственность на другого.

— Я же не уличная девка, которая может одного любить, а к другим прыгать в постель! Возможно, этой ночью я и повела себя как… Но это всё! Конец. Я люблю Кайла!

— Значит, вот так, да? А я?

— А ты… Ты — мой лучший друг! И только это.

— Ну, благодарю! Хорошо хоть не сказала, что я тебе как брат! С друзьями не спят, Рыжая!

— Вот именно! — она с вызовом уставилась ему в глаза. — И мы больше не станем! Никогда. Слышишь? И перестань за мной ходить, как тень! Больше я Кайлу не изменю.

— Жаль! — лицо Эливерта исказила привычная насмешливая ухмылка. — Мы могли бы проводить время гораздо веселее наших приятелей. Дорога ещё дальняя. Мне будет сиротливо… Придётся присмотреться к миледи Соур. Одинокая, больная. Ей, наверняка, хочется, чтобы кто-то её приласкал, утешил, пожалел…

— Не смеши меня! — Настя вскинула подбородок с вызовом. — Не поверю никогда! Ты на эту дохлую гусыню не взглянешь даже под страхом смертной казни.

— Зря ты так про Соур, — пожал плечами Эливерт, смотрел надменно и холодно. — Она довольно красива. И с характером. Её немного портит её сдержанность и высокомерие. Так это можно исправить! Пусть она холодна, как рыбы в этом пруду, но можно ведь отогреть любую живую душу! Стоит что-то доброе сказать, немного заботы проявить, и она оттает и будет в моих руках.

— Не по зубам тебе это! Такую отогреть!

— Ну, если уж тебя смог! — парировал Эливерт.

— Валяй! — зло бросила Настя. — Как раз она сейчас одна в доме, почивать собралась. Отличный повод начать твою игру…

— На это и рассчитываю! — развёл руками атаман. — Ты думаешь, зачем я остаюсь?

Какой же он всё-таки мерзавец! Влепить бы ему сейчас пощёчину…

Но вместо этого только:

— Удачи тебе с этой чахлой курицей, атаман!

И быстрее на улицу, не оглядываясь. Что на него смотреть?!

— И тебе с твоим синеглазым! — пожелал в спину Эливерт.

***

Вот и поговорили! Чудный вышел разговор напоследок. Но ведь тогда она ещё не знала, что это будет их последний разговор наедине.

Лукавишь, Рыжая! Что, если бы знала, не наговорила бы такого?

А ведь было потом ещё несколько коротких фраз… И чем они лучше?

Ты и там, прощаясь у эйлве, успела гадостей каких-то наболтать. Уже зная, что предстоит расстаться…

— А сколько до этого Митувина? Дня три?

— Два дня и две ночи — это самое малое!

— О, да! Две ночи это существенно. Сколько можно успеть за две ночи! Скажи, там по дороге есть другие старые мельницы или, может, заброшенный охотничий домик?

— Не припомню.

— О, не беда! Ты ведь и сюда можешь вернуться! Немножко отъехать, а потом найти повод… Скажем, колесо снова расшаталось. Наплетёшь что-нибудь, ты же это умеешь!

— Отличная мысль! Спасибо за подсказку — сам бы не догадался! Непременно воспользуюсь. От всего сердца благодарствую!

— Не стоит! Пустяки! Это ответная услуга за то, что ты меня решил оставить в покое и избавить от своего присутствия хотя бы на время. Спасибо, друг!

— Надеюсь, ты успеешь насладиться обществом милорда Кайла, пока я буду далеко!

***

Да, обществом Кайла она действительно наслаждалась!

И всё-таки Настя не могла избавиться от чувства, что ей почти физически не достаёт Эливерта, его язвительных подколов и весёлых баек, его привычной опеки и даже непривычной ревности.

А иногда в голову приходили совсем уж пугающие мысли: «А если я никогда его больше не увижу? Вдруг это был наш последний разговор? Великая Мать, какая же я всё-таки дура! Что на меня нашло? Откуда взялись эти злость и ревность? Что за стервозные замашки — сначала оттолкнула, потом приревновала к этой «гусыне»?

Смешно. Эл тоже молодец! Красавчик! Я ведь почти поверила, что он действительно может на Соур позариться. А это уже даже не забавно! Это глупость невообразимая! Как можно было хоть на миг такую мысль допустить? Особенно после той сладостной ночи на мельнице. Ох, ну и дура же ты, Настя!»

Но, зачем он так?

А ты головой подумай!

Ты вспомни, Рыжая, как тебя от него отбросило, как только Кайл приехал. Будто ничего отвратительнее, чем эта связь, в мире не существует! Приятно такое видеть? Ты бы тоже на его месте взбрыкнула. Представь, он бы так сказал: «Знаешь, прости меня, но люблю я Миланейю! А ты… Ты славная, но я погорячился. Останемся друзьями! Извини и забудь!»

Да ты бы убила на месте за такие слова!

А он…

Он просто уехал.

Это случилось так неожиданно для всех. Настя снова и снова вспоминала, как огорошил их атаман в то памятное утро, но она и теперь не понимала многого, а объяснить это смог бы только он сам. И от этого тоже хотелось, чтобы он скорее вернулся. А тогда…

***