Джунгли Блефуску

Глава 1

Главное искусство Джунглей

— Где фельдмаршаль Нельсон? — сказал строгий голос.

— Я здесь! — просипели в ответ два голоса, разного тембра, но одинаково гнусавые.

— Сцышь перед битвой, братан?

— Сцу немного!

— А ты не сцы! Всё будет хорошо! А как ты думаешь, браток, побьём мы французов?

— Каких французов? Где ты видишь французов? Последние французы замёрзли под Бородино двести лет назад!

— Вижу!

— Ну тогда не знаю, честно не знаю! По всякому может быть!

— А я знаю! Побьём! И побьём прямо скажу вам, товарищи, нехило! По Брадински! Чтоб старая гвардия знала! Вот побьём мы французов, знаешь, какая жизнь хорошая настанет?

— Какая?

— Хорошая жизнь! Светлая! Бубна пойдёт! Всё у нас будет своё!

— Что своё?

— Всё!

— Всё свое что, всё?

— Всё свое, всё!

— И еда?

— И еда!

— И крыша над головой?

— И крышка!

— И девушки?

— И деушки!

— И девушки будут танцевать?

— Само собой, будут! Чем им ещё заниматься? Они будут танцевать огненную горячую Сальсу! Сальсу «Монтана»! Или Джигу Калуччи! Дэнс Хауз Джаз! Трэш Огильви! Никаких депрессивных танцев!

— А что они будут танцевать?

— У тебя что-то с ушами? Я же сказал! Сальсу! Джамбу! Турку! Манго! Жопку! Твист! Буги! Рэмпо! Лямамбу! Серу! Кичу! Арамунгу Чучу Кака!

— Лямамбу?

— Да, лямамбу!

— Джамбу?

— Да, джамбу!

— Я что не припомню, чтобы в тридцатые годы был такой танец!

— Ты много чего не припомнишь! Не бойся! Всем тебя жалко!

— А девушки нам будут давать?

— А как же? Будут, обязательно будут! Куда они денутся? Они же девушки, а не фонарные столбы! Да и зачем тогда нужны девушки, которые никому не дают?

— Вот именно!

— Но именно так почему-то всегда происходит! Сам не знаю, почему!

— И какие девушки девушки нам будут давать?

— И какие девушки девушки нам будут давать! Спортсменки! Комсомолки! Патриотки! Лучшие девушки Вселенной! У-у! Смок он зе вотя! Тю! Тю! Тю! Какие девушки!! Сиськи — во, жопы — во! Преотменный каламбур природы! Вот идет девушка, дщерь иерусалимская! Глаза, как бусы! Пупок, вмещающий унцию орехового масла! Шахрезады! Анисьи! Флоры! Тамбурины! Руки, как волны! Глаза, как бешеные звёзды! Стройные, нежные ноги, как лилии, в небесах над твоей спиной! О девушки Иерусалима, и так далее! Тебе мало? Мало?

— Ваше Величество, нет слов! Я не плакал так давно! Это слёзы очищения! Много! Много! Я не заслужил такого! В своей жизни я не сделаю такого, чем могу отплатить это счастье!

— Тебе мало?

— Много! Слишком много! Ну, тогда и правда, пусть всё горит огнём, я готов погибнуть, Ваше Величество, не обессудьте, за короля и Британию! Позвольте расслабиться и вытереть слезу умиления?

— Попу вытри!

— Ладно-ладно! Не горячись! Иди лучше, поспи, браток, а то, не дай бог, второй глаз шрапнелью вышибут! Даже у Кутузова должен быть хоть один глаз! Будешь щеголять потом с пуговицей во лбу! Как карла!

— Карла Маркса?

— Карла Карла!

— Я не хочу этого! Не желаю!

— Я знаю, Вашество! Но претерпеть придётся!

— Зачем?

— Чтобы жизнь мёдом не казалась! Вот я спасал когда-то родную природу и в деревне коноплю разводил, которая в Красной книге на первых страницах, и что?

— И что?

— Посадили в кутузку на семь лет! Никому родная природа не нужна!

— Защищать природу — дело ненадёжное! Им не прокормишься! Только шишек набьёшь!

— А шишкой не станешь! И зачем ты этим занимался?

— Из принципа! Запомни сынок, я плохого не скажу! Хорошего не сделаю, а плохого не скажу! Мы ещё повоюем! Ох, как мы повоюем! Мы ещё взбрыкнём по-стариковски! Эх, Хэм, почему тебя больше нет? Но мы сто им се как один! Сбросим годков двести! Пусть французики попукают у нас!

— Это что? Факнутое торнадо? Что за старец?

— Чудо родины! Флагман перестройки! Фламенко без подштаников! Лауреат госпремий и посетитель столичных салонов!

— Ладно вам! Вы не смотрите, что он такой! Он на самом деле архитектор! В осведомлённых кругах его называют Паша Король Бабуинов! Мучитель женщин! Душа, полная флюидов! Интеллект, возведённый в куб! Живая карма! Маленький Повелитель Вселенной!

— Я сам герцог Нортумбрии!

— А с виду не скажешь! Посмотришь — так фитюлька какая-то, бомж бомжем! Как будто актёр погорелого теянтера тайно оделся Лукой из пьесы Голикова «На Дне» и бродит в потоке бессознательного по родному городу! Как страшно жить! А Алевтина Ильинична ищет его, дабы обезвредить! Лишний человек! Карету мне, карету! Он ушёл от ужаса быта, а к еволюции не пгишол! Это не Дао, это …дец какой-то!

— Хватит вам «Марсельезу» распевать! Мы не французики! Шаромыжников нам не нужно! Эс ляпур дз лямур!

— Да! Пора положить этому надёжный конец!

И с криком: «Ж-ж-ж-жуууууу!» он взъерошил волосы и на метле вылетел за дверь дворцовой палаты.

Только зелёные пионерские сопли и бесцветная липкая блевотина остались после него свисать с люстры и боа, дару нам карму и катарсис.

А я вылетел в дверь, нарисованную на другой стене. А после меня а после меня лёгкий запах амврозии заклубился над жертвенником, в котором подрумянивался Францисск Ассизский и несколько говорящих каплунов, одетые в полицейские мундиры, пели хором «Алилуйю».

Хорошо вылетать на метле, зная, что ты лучше прочих, и твоя метла самая быстрая из всех!

— Я — человек-яйцо! Я — морж! Консулярии проклятые! Держите меня! — кричал Блаженный Франциск, — Готовьте силки и лестницы! Больше света! Падлы вонючие! Где Гоменац? Дайте крюки! Иначе на башню не взползти! Я не питаюсь зародышами! Алебарды сюда! Что вы ходите по кругу? Где мой кошелёк? Там было всё! Задолблю мразей! Я иду! Иду! Раздайся грязь, говно в полёте! Стоять, смерд!

Однако я не учёл, что говно, находящееся в полёте, рано или поздно должно упасть на землю. И оно, как всегда, упало на меня! Всей массой и плашмя! Целиком и в деталях!

«Господи, всевидяще око твоё, всеблагостно провидение твое, позволь спросить, какого… насылаешь на меня такие напасти?»

Все катяхи мира, все какашки вселенной, все сраки моей милой родины, весь понос этого чёртова мироздания в одно мгновение обрушились на меня и погребли под собою, подобно тому, как цунами погребает Суматру или остров Борнео.

И когда случается такое, спасать серебряные ложечки представляется невозможным!

Смотреть по ящику на это прикольно, но быть в центре такого события я бы не пожелал никому. Даже врагу своему! Ему бы я пожелал виселицу! И работает тихо, и результат налицо!

Ибо в то же самое мгновение я проснулся от громкого стука в фанеру нашего домика.

Это пришёл Ральф, волоча за ногу чужую свинью.

— Она умерла от старости, — сказал он, указывая на молоденького поросёночка, — и теперь находится в раю!

Я не мог оспорить неоспоримое.

«Ну, Ральф, ну!»

— Я уверен, что она умерла от старости, Ральф, но я также уверен, что ты помог ей в этом! Ральф, признайся!

— Я исповедал её и отпустил ей все её грехи! Теперь она в раю! — упорно повторял он, отворачиваясь и пряча донельзя честные глазки.

Чувство смутного беспокойства стало проникать в мою сонную душу, овладевая ею. У кого это Ральф так исповедал свинью, что она сдохла? И поверит ли хозяин дохлой свиньи в благотворность Ральфовой исповеди и покаяния?

— Это свинья китайца! — сказал Ральф убеждённо, — У китайцев плохое зрение! Он и не заметит пропажи! У него к тому же очень много свиней! А пока он будет в неведеньи, мы её съедим! Всякому свой час и своё время! Сейчас время собирать камни! Разбрасывать кости будем потом!

Прекрасная русалка пела на ручье и её голос разносился долеко в горы.

Глава 2

«Альмеки Вселенной»

Это всегда так, как накурюсь, так то русалок вижу, то гномов, распевающих песни! Счастливы были поколения, которые создали вокруг себя удобный и красивый мир, в котором было место радости! Такие, как мой отец! Они шли по жизни со стоическим спокойствием людей, видевших на каждом шагу смерть и с улыбкой надежды!

Жизнь устроена так, что в ней иногда трудно понять, где сон, а где реальность! Я это давно понял, а в нынешние времена только укрепился в своих мыслях! Может, они кому не понравятся, да мне наплевать на всё это! Это и в городах трудно понять, а в джунглях — просто невозможно! Что в мире творится! Ясно одно — в мире не творится ничего хорошего!

Есть сущая тьма философов, которые вообще с пеной у рта рассказывают, что сама жизнь — это сон, а уж сон — это сон в квадрате! Ничего у них не поймёшь! Они на самом деле сами себя не понимают! Многие под себя ходят в здравом уме! А в безумии совершают единственно верные поступки! И ничем их не проймёшь! Лучше философов не читать! Голову можно сломать на страницах их жалких книжонок! Почитайте лучше роман Бади Факса «Альмеки Вселенной»! Я ничего лучше не читал за последние триста лет! Уже прочитали? Да?

Я тащусь от комментариев слюнтяев-схоластов, всегда подобных куче дерьма, вываленной прямо посреди столбовой дороги, мне милы анахронисты и полупророки, Взрастающие передо мной, как сгнившие корни древних деревьев — корявые и сморщенные, с грубой и потресканной чёрной корой, дурно-пахнущие, малопривлекательные и властно влекущие с своё лоно размножающихся жужелиц и жуков. Фанатичная необразованность глюдей всегда волновала меня, как признак неминуемого конца цивилизации. Я не верю в смерть человека, как вида обезьян, для этого нет никаких предпосылок, кроме, может быть, падения какой-нибудь кометы, но верю в деградацию его духа до подплинтусного уровня. Средневековье с неминуемым и ненаказанным глистианским угаром я рассматриваю, как некую переходную форму от пустоты к чему-то неведомому.

Дэ-с!

«В шестой Инциплюлярии, названной также Довремяумственной, понеже не утратившему умения читатьто, станет воспиздахвалительно понятно, воимячего сказанота воксильным и прозрачным, как слезота ятзыком: «Доколе Вы не перевоспитаетесля восплевательно и не станете, туе так, ако бараны краткошерстные, смотреть, доколедос, на ежовые ворота, чая увидеть там царствие Божие, названное повсеместно Надземной Крепостию, дотоле слепы бытшие во взгляде своем, аки спуны порцерные, в темени будете пребывати, не зная выхода, как процеры дойные! Не перволюбичи вы! Не таковы! Нелюбывы мне, не люблю явас непомилую в смоль горятчую погружуявас, погружуявас всмольгорячую в сумраль вечную, всон немотствия.

«В это время искус героизма увлёк его на лоно природы, дав вдохновения, а потому редкая его книжка не называлась «Лужок» «Родничок», «Пушинка» или «Бусинка».

Как вы добились такой музыки, композиции, цвета? Жаль, когда он говорил, то руки не заламывал и не бился головой об асфальт. Честное слово, жаль! Я люблю смотреть на этих педрил-интеллигентов, которые в зависимости от конъюктурки променяют борьбу на соитие с Глистом и тогда тоже будут искренни в своих взглядах.

«Бог окружает меня людьми, которые мне неполезны и я спрашиваю господа, не должен ли я сказать им: «Пошли вы…», утвердив этим величие Господне. Не должен ли я послать их всех в глубокие и далёкие места? Места, указанные как чертоги для непослушных дебилов, дарованные им в качестве наказания за строптивость и слепоту!

Вместилищем каких небесных сил было это великое сердце, осиявшее обречённый мир в минуты его абсолютного падения, сосудом какой чистоты будет его высокий ум? Ландскнехт правды! Прямодушный, светлый и безжалостный мир! Это был истинный энциклопедист! Он бы пошёл далеко, дошёл до незыблемых высот, если бы не прискорбное заболевание, делавшее его штаны мокрыми в момент каждой вечерней молитвы, и самое прискорбное, делавшее его штаны мокрыми в момент его наивысшего восторга, наивысшего слияния с Богом. Это несовершенство Святой биплии угнетало его оскудевший в бесплодных спорах с Албатросом Данайским — схоластиком.

И тогда в нашем повествовании плавно появляется кино, уверенно названное классиком марксизма «главным из искусств». И лучше всего знал главное из искусств конечно Фрич! Это он нёс неугасимый факел знания и красоты над толпой смятённых прозелитов, вдохновляя их мягким интеллигентным матом.

На свободе Фрич пережил несколько стадий существования, о которых мне, видит бог, не следовало бы рассказывать.

В общем, когда он окончательно свихнулся из-за своей неразделённой космической любви к провинциальной Лауре и суровых условий жизни на природе, он вдруг вдолбил себе в голову, что кино является его призванием, а сам он маститый режиссёр, не понятый светом. Как водится в таких случаях, уважая себя и свой нев… нный и никому неведомый талант, он начал поднимать кинониву с того, что завёл свою фирму. Конечно, фирмы никакой на самом деле не было, она была только в его голове, но он кое-что сделал и по-настоящему. По крайней мере, он считал, что основал новую фирму, которая даст новый мощный толчок замшелой киноиндустрии Фиглеленда, отбросит в тартары не только затхлые местные теле и киностудии, которые по его мнению было стыдно так величать, и даже превзойдёт заокеанских продюсеров и рано или поздно потеснит Голливудских монстров, типа «20 Век Фокс» и «Парамаунт», вот уже миллион лет считающихся мировыми фабриками грёз. Названий для новой киностудии было подобрано много, как мух над кучей, но только некоторые из них удовлетворяли взыскательный вкус маститого мэтра, а именно: «21 Век Куй»,

«Сны Саломбо», « Хейл Сезам», «20 Век Фтор» и «3D-Nuvoart» Победил куёвый 21 век!

Когда с выбором названия было покончено раз и навсегда, Фрич, не избалованный, надо сказать, ни приличными сценариями, ни выдающимися актёрами, ни хоть каким реквизитом, не имея, к слову сказать, даже простейшей камеры, вдруг вспомнил о первых кадрах всех долбанных блокбастеров, на которых вываливались грозные львы, взлетали над буквами орлы или на худой конец крутился дико освещённый земной шар. Фильм, таким образом, и у него должен был начинаться с помпезного самодвижущегося логотипа.

То, что казалось не было никаких предпосылок для начала съёмки фильмы, Фрич, подогретый энтузиазмом Бака, не сдавался.

Тогда он водрузил на пригорок старую железную кровать с продавленной металлической сеткой, поставил на кровать старую круглую птичью клетку и стал представлять, как в ярких лучах двух прожекторов позолоченная кровать медленно поворачивается к зрителю, в то время, как на неё наезжает камера, а из дверной клетки, более похожей на тюремные ворота в один момент выпархивает аспидно-синяя ласточка, расправляет крылья, на секунду застывает белым силуэтом на чёрном фоне прямо на таинственно мерцающей и гаснущей в темноте надписью «21 Век Куй». И далее уже идут титры, или сразу начинается захватывающая драма с участием кинозвёзд.

Мечты его были стой привлекательны, а образы столь рельефны, что Фричу хотелось кричать: «Вот же оно, вот!»

Дело не обошлось без вариантов. Одним из них была большая гнилая тумбочка. Фрич также установил её на возвышении — на большом пне, не без оснований полагая, что низкий горизонт, фронтальный взгляд и яркая попугаистая раскраска произведут должное впечатление на потенциальных зрителей его фильмов. Наверху над тумбочкой из туго свёрнутой алюминиевой проволоки он сгандобил нечто напоминающее цифру 21, а над этой композицией поместил сильно надутый воздухом презерватив. Но вариант с клеткой был отмечен столь явными преимуществами, что Фричу не пришлось даже опрашивать друзей, какой вариант лучше — итак было понятно, что клетка с ласточкой перебьёт всё, и надувной член ласточке не конкурент.

Гусь свинье не товарищ, а осла мёдом не кормят.

Память не сохранила детали его сценария за исключением одной малоприметной детали, вернее фразы, которую изрыгал главный герой — редкий пидор и сволочуга Карп Силыч Дронов. А изрыгал он в самой середине фильма вон что: «Услышь глос ойца небесного, хуторянин! Придь на неизбывное плато человечье! Молись за нас!»

Где Фрич откопал такой поворот винта, где отрыл такие психологические глубины — бог знает. Он так кричал эту фразу, что могло показаться, что кого-то режут на бойне! Редкий приколист был наш Фрич! Ещё там был король племени Дронгов Умар Труо — людоед, питавшийся только человеческим балыком и испуганный вампир Петруччо, выпускник химического факультета Московского Лупанария. По сценарию все они оказывались в джунглях Замбези, где затевается мистическая и малообъяснимая афёра с участием учеников Вуду. Там было до… всяких ужасных приключений, неожиданных смертей и таинственных находок, одна из которых чуть не стоила жизни самому королю, которому отрезали ухо, был там полёт на воздушном шаре, из которого выпадает обезьянка, а бедный трубочист пляшет индийский танец, весь обмотавшись, как дурак, верёвкой.

А в финале вся эта канитель завершалась благополучной помолвкой красавицы Анны-Мари Фреш-Волконской на глуповатом и добром студенте, одновременно с ней получившим крупное наследство от дяди-педофила… В общем, ели бы фильм был снят, Чаплин окончательно провалился бы в преисподнюю, а Феллини и Дисней могли тихо отдыхать на пенсионерских лавочках.

— Тебе говорили мочиться в умывальник, а ты просто ссышь в него!

— Ну и что?

— А то! Это не одно и то же! Это нестерпимо! Это вульгарно! Пошло наконец!

— Но все терпят!

— Терпят, потому что исхитрились! Притёрлись! Потому что козлы!

Глава 3

Слова на горах

В тот день Ральф прочитал нам нагорную проповедь.

Мы все стали слушать.

И он развернул бумажку и прочитал сказку. Она называлась «Пчела и Краб», если мне память не изменяет :

«Жила была хорошенькая Пчёлка. И надоел ей однажды улей и другие рабочие пчёлы, такие скучные, такие противные, что ни в сказке сказать, ни пером описать, и тогда она сказала себе твёрдо, как никогда: «Не хочу больше работать! Не хочу!!! Противен мне и ваш мёд, и воск и даже прополис!»

Все, кто были рядом, жужелицы, божья коровка, землеройка Надя и два краба всплеснули руками.

И полетела она на море. Море было большое-большое, голубое-голубое. Солнце было жёлтое-прежёлтое! А она была в новой шкурке, и очень походила на полосатый сотовый телефон. И в море можно было собирать камни и раковины, одна лучше другой! Из норки выполз Краб и, посмотрев на Пчёлку, спросил: «Ты не хочешь работать?»

— Нет! — сказала Пчёлка.

— Прямо как я! — уважительно сказал Краб, — Ну что ж, респект и уважуха!

— Вот видишь! — сказала Пчёлка.

— Так давай плавать! — сказал Краб, — вода такая чудесная. В ней столько соли! На небольшой глубине столько солнца, столько света, и его блики будут щекотать нас! Как чудесно! Смотри и всё! И работать не надо! Поплыли скорее!

— Да, наверно в воде чудесно! — сказала завороженная Пчела, — Наверно там есть подводные цветы, и они чудесно пахнут! Но солнца много и на весёлых горных лугах, где солнце расправляет свои широкие крылья! Там мне придётся немножко поработать, но совсем немножко! Капельку! Ты знаешь, какая я трудолюбивая и рачительная?! Полетели? Знаешь, как здорово, когда ты целуешь цветы! Они такие зрелые!

— Знаю! — сказал Краб, — Знаю!

Краб всплеснул клешнями так, что они даже щёлкнули от восторга. И потупился.

Ему очень хотелось летать, очень, но именно сегодня у него не было настроения. Как ни странно.

— У меня сегодня нет настроения, — сказал он честно, — вчера налетался до одури, собирая водоросли в заливе! Морские водоросли так полезны для желудка! В них есть очень ценные ингредиенты! Но и тут хорошо, и тут есть зрелые водоросли и они чудесно пахнут! И у наших рыбок хорошие звонкие голоса! Ты наверно не слышала наш рыбий хор «Харэ Крышка»? Он очень знаменит в подводном царстве!

Пчёлка захлопала глазами.

— Хорошо! — сказала она, — плавать, так плавать! Я никогда не плавала в море! Но я должна так научиться плавать, чтобы не намочить мои нежные крылышки! Чем я буду работать, если намочу их? А моя новая полосатая шкурка? Что мне с ней делать? Мне ведь нужно летать!

И они стали воображать — Пчёлка как она летает в голубой тёплой воде подземного царства, а Краб — как он плавает над чудесными горными лугами, озарёнными полуденным солнцем, лугами, полными кактусов и изумительных рододендронов.

А потом они заснули, и рачок, очень похожий теперь на прекрасный сотовый телефон, видел свою пчельню и мёд, который он охранял для своей единственной, самой красивой на свете, самой милой во вселенной, самой прекрасной пчелы в мире…»

— Всё? — спросил Бак

— Всё! — сказал Фрич.

— Не густо!

Фрич закрыл тетрадку и убрал сказку за мутную склянку, которая стояла на окне.

— Что такое паноптикум?

— Ну, это место, куда свозят всякие диковинки, каких мало в мире! Двухголовые младенцы всякие, сиамские близнецы или тройня там, пятирукие мартышки, семиногие пятихуи, двухвостые крокодилы, безголовые женщины! Их ставят в такие огромные, вытянутые кверху банки, наполненные до краёв спиртом, в которых они всё время плавают! И все ходят и глазеют, как будто нельзя найти иного способа радоваться жизни! Все счастливы и довольны только когда видят, как другому плохо!

— Не понял!

— Как тебе объяснить? Паноптикум — это место всяких редкостей! Музей! Понял? Склад редких, ценных, художественных вещей и уродов! В Фиглеленде его нельзя устроить в принципе, потому что нет места и таких людей, которых не соблазнило бы такое количество халявного спирта, и которые бы не посягнули на него! Поэтому в Фиглеленде нет Паноптикумов! Иначе все бы упились в жопеню! Одни бы трупы лежали вокруг, как на картине Айвазовского! Понятно?

— Понятно!

— Вот посмотри на нашу избушку!..

— Смотрю!

— И что видишь?

— Развалюху и трёх ебланов на лавках! У одного фингал под глазом!

— Ты слепец! Смотри лучше! Видишь? Во дворе камень, кто знает, может быть, на этом камне сам Глистос сиднем сидел, когда ему делать нечего было в Назарете, кто знает, ценная ли это вещь, если сам Глистос прикасался к этому камню задним местом? А? Вот и я так думаю! Ценная! Вот обломки машины! Может это «Порше» тринадцатиого года и на нём Глен Марч гонял на Марсовых Забегах в Мюнхене! Он там убился в конце концов насмерть, но не в этом дело! Кто знает! У нас тут тоже своего рода Паноптикум! Я думаю, нам надо устроить здесь музей «Свободных Путешественников и Естествоиспытателей»! Как тебе название, идёт?

— Не понял! По-твоему, двухголовые мартышки и четырёхголовые сиамские близнецы– это и есть самое ценное, что можно найти в мире? И ничего лучше в мире нет? Иссяк?

— Есть, конечно, но не в паноптикуме!

— А где? И зачем он тогда нужен?

— Думаю, что его выдумали Афроамериканские банкиры, все эти коцаные Ротшильды, долбаные Морганы, Вандербилды и ё… ные Рокфеллеры, чтобы потешаться и арестованного Зигнера по миру повозить, прежде чем по-тихому потом прикончить!

— Ну, уж, по-моему, лучше бы Зигнер над ними потешался, чем они над ним! Зачем Зигнеру Паноптикум? Он и без Паноптикума в искусстве шурупил, как немногие в мире! Знаешь, какая Европа сейчас была бы, если бы он победил? Рим времён расцвета! Мрамор, бронза и золото на улицах! Берлин был бы мраморным! А на Марсе была бы сейчас межпланетная станция «Адольф Зигнер»! Так зачем Зигнеру Паноптикум, если он сам — Пантеон?

— Ему он был ни к чему! Он больше любил заниматься опереттой, чем Паноптикумами! — Поясняю! Паноптикум — место, куда, к примеру, боялся попасть Зигнер после поражения Германии. Его хотели туда поместить его враги! Он боялся, что если он попадёт в руки врагов, его будут возить в клетке типа римские триумвираторы возили пленных индейцев в перьях и смоле, и показывать за деньги зевакам на ярмарках! А потом скальп снимут на Пикадилли Сёркус и повесят на придорожной английской сосне! И поэтому, когда не было выбора, сидеть ли ему в клетке и развлекать зевак и косноязычных английских шахтёров, всех этих долбаных кокни, которые едва языком вращают и только в пабе сиднем сидят, матерясь и посасывая тёмное Йоркширское пивко, так вот, когда у Зигнера был выбор, сесть ли ему в клетку, как предписали долбаные Черчилль и Рузвельт, или добровольно уйти из жизни, как герою, выбрал последнее, чем вызвал ужасный гнев зловонной Афроамериканской администрации и всех этих всуедолбаных, присноё… ных гунявых банкиров этой чёртоголовой ПсевдоАфроамерики, чёртовых чопорных чорных чертей, включая второго Тукитукича, Афроамериканского братца бездарного Ворославского писуна-халявщика. Понятно?

— Нет, не понятно!

— Пиясняю неясности!

— И зачем было всё-таки его показывать в клетке? Не пойму! Это всё равно, что Зевса в клетку посадить! Или Геракла! Посади в клетку Зевса — это уже не Зевс! Не на что глядеть! Представить Зигнера в клетке я не могу при напряжении всёй своей фантазии! А представить там же его победителей, видит бог, могу! Они на самом деле только в клетке хорошо смотрелись! Это были ничтожные личности, поэтому защищались от народа всякими аксессуарами: котелком, бутылкой, сигарой, поддёвкой, дурацким акцентом, фраком, цилиндром, очочками этими пидерастическими! Тли! А сами по себе они ничего не представляли! Тли! Червяки! Им-то и место было на самом деле в клетке! Черчилля могу в клетке с мелкой ячейкой представить, хрюшка такая хитрая, хрю-хрю, носик-курносик, глазки розовые, подленькие, маленькие, умненькие, очень он импозантен был бы без штанов, видит бог! Сталина даже очень могу представить в раколовке из лески, такая опустившаяся пьяная горилла с растерянными, трусливыми глазками, в мятых сапогах и ночной рубашке, чудесно бы в клетку вписался! Рузвельта вижу воочию, как родного, умпцаца-умпцаца, хавка, его тележка очень подошла бы к этой крупноячеистой клетке из сетки Рабица, умудрись обабиться, выкрашенной в ярко-жёлтый цвет! Рузвельт… он словно рождён был для жёлтой клетки! Сидел бы в тележке и чирикал как канарейка! И как крыса, шустро перемещался бы в тележке по клетке, ища себе поживы, а князю славы!! Всех их легко и непринуждённо могу представить сидящими в клетках!..

Ральф сделал глубокую прочувственную паузу и продолжил:

…А вот Зигнера представить себе в клетке не могу! Хоть убей, не могу! Пытался раз сто представить Зигнера сидящим в клетке, не получается, не сходится что-то, бздын какой-то! Наверно Зигнер не был создан для клетки, как некоторые! Такое бывает! Наверно он был по духу свободным человеком! Я бы вместо него много кого бы возил на ярмарках в клетке! Есть люди, (это моё личное мнение) честно говоря, и похуже Зигнера, хотя они о себе ох какого высокого мнения! И злодеи почище, чем он! Его просто пугалом сделали все эти Ротшильды и Рокфеллеры, а мы как попугаи за ними повторяли всю эту чушь, какую они для нас, дураков, выдумали! А в моей стране их даже не подумает никто в клетках возить, хотя следовало бы, все они своей смертью умирают на своих роскошных виллах, ограбив часто всю страну, лишив людей собственности и сбережений, а порой и жизни. И никаких им Нюрнбергских показух не устраивают и хилокостом по отношению к своему народу не пеняют! И лжи в них побольше, чем в дьяволе, и зависти, и подлости вот так, по сюю пору, и желания пустить пыль в глаза немерено! Тут расцветают все ядовитые цветы! И никто их не судит за это! Таков этот мир! И только мы ведём битву за справедливость! Грегорианскую битву! Победа или смерть!

Так закончилась очередная Нагорная проповедь Ральфа.

— А теперь восвояси! Ту-ту-уууу!

Сказав всё, он соскочил с обугленного остова автомобиля и, запахнув фалды распашонки, удалился в дремлющие полуденные джунгли.

Глава 4

У фараонов

В это утро в участке у фараонов шло заседание.

За большим столом председательствовал бравый генерал Кукис, больше похожий на огромную паровую котлету, чем на бравого блюстителя, поодаль сидел полковник Капелька, весьма соотвествующий своему Нику, с маленькой головой, ручками, как у жука, и огромным тазом, вечно сметливый майор Слива, и несколько мелких шустрил, до имён которых у нас почему-то совершенно нет дела. Правда был ещё честный майор Тарантулов, которого никто не любил и-за его прискорбной четности.

Прошлое заседание целиком и полностью было посвящено созиданию походного полкового ковчежка, или по-научному алтаря, и все ожидали продолжения комедии. Показанный ковчег, созданный студенткой по поводу диплома, был на мутно-зелёном фоне, и содержал штук сорок святых, более похожих на пережаренные в гриле окорочка, чем на божественных небесных персон. Особенно всем понравился неизвестный святой с абсолютно черным лицом, припанковым оранжевым коком на голове, невозможной по физическим причинам позе, и хищно простёртыми к зрителю когтистыми лапами. Если бы на родине все люди было такими, как этот неизвестный святой, бежать из неё пришлось бы сразу и навсегда. Ибо вампиры могут прикрываться не только прикидом обычных людишек, но и ликом святых! Хотелось продолжения боржественного застолья. Однако жизнь распорядилась по иному.

— Полковник Капелька! Огласите ночной списк пжалста! — устало сказал бравый Кукис.

— Ограблена «Межрайонная Пи… цвсемунская Областная Налоговая Инсекция»!

— Всё?

— Все!

— Нашли?

— Инспекцию?

— Воров, дура! Разбойников!

— Ищем!

— Ускорить поиски! Елозить и искать! Найти и не сдаваться!

— Сейчас!

— Не сейчас, а завтра! Сегодня вы уже не успеете! У нас после обед! А то я знаю, что у вас сейчас, как анарейский «зараз»! Ни одного дела не раскатано до конца! Ни одного!

— Есть! Но…

— Гавно!

— Есть!

— Не есть, а так точно!

— Так точно, сэр!

— Что-то в царстве Дацком не то! Что-то в крае участились грабежи, дебоши и насилие! Вы не находите? Писецкий! Вы не находите, что это действительно так?

— А как же иначе? Дело к Олимпиаде Инвалидов! Это серьёзное международное соревнование! В край стекается разный люд! Инвалиды, тренеры инвалидов, туристы, бомжи и в том числе любители поживы! Их дело — поживиться!

— Наше дело их остановить! И поживу взять себе! Так что ищите и обрящете! Что там ещё случилось!

— В парке какие-то бродяги устраивают концерты и собирают с публики мзду! Веселуха полная!

— Вот и посмотрите на них повнимательнее! Не вылезет ли из-за ласковой улыбки бедняка-актёра оскала грабителя и насильника!? Я не уверен, что нам нужны Шекспиры!

— Мне тоже!

— Вот-вот! Вот и посмотрите!

— Я смотрю!

— Но пока ничего не видите, Каплица! Не спорьте, полковник! Из вас плохой подчинённый и ещё худший карбонар!

— Вижу!

— Вы ничего не видите! Говорю вам, как генерал! Вы ничего не видите! Слепец! Великий слепец! И как вас окулистом сделали? Шутка! Вы не видите! А надо видеть! Государство дало вам подзорную трубу и резиновую дубину вовсе не для того, чтобы вы прикидывались слепцом и пускали пузыри изо рта! Не для того!

— Я не пускаю пузырей!

— Пускаете!

— Не пускаю!

— А где тогда грабители банков и насильники кинозвёзд? Почему они бродят по улицам наших городов? Почему они насилуют граждан и грабят налоговые службы? Молчите, как устёрс? А?

— Выловим, товарищ генерал!

— Вот и ловите!

— Выловим!

— И меньше слов, больше делишек! Ловите!

— Я знавал мальчишку,

Не читал он книжку

Но и в случае таком

Малый недостаток

Был на бабки падок

И прибил бабулю молотком.

— Поигрывая кинжалами, по лесу бродили горбатые грибники!

— Что вы там бормочите, Углянский?

— Был случай, когда удручённый жизнью грибник зарезал целую семью!

— Опят?

— Опятовских! Семью астрономов Опятовских!

— Как? В городе есть даже астрономы?

— Беда нас не миновала!

— Как зарезали астронома?

— Грибов не было, в лесу жара, мухи, жена ушла, на работе непонятки, кто-то взял нож и зарезал!

— Так ищите, я сказал! Ищите! Что ещё?

— Продолжается расслевование изнасилование гимназистки

— А когда около магазина «Журавлик» рецидивист Воронов уточкой изнасиловал гимназистку Гусельникову, что потом было?

— Уточкой, говоришь?

— Говорю!

— У магазина «Журавлик»?

— У него родного!

— А Пингвина Там не было?

— Какого пингвина?

— Вам виднее какого! Трагедия из жизни птиц, короче?

— Короче!

— А он насиловал её под музыку или так, как бог послал?

— Под музыку сфер!

— Короче!

— Кря-кря! Дело расследовал следователь Воробьёв и судил судья Курицына? Отпетые законники! Лучшие законники Свиного Ущелья!

— Да! А потом?

— Потом был суп с котом!

— Далее что?

— Бомж, который живёт у нас в лемму украл гуся у повара!

— Зачем он хотел украсть гуся? У нас что, рождество?

— Типа того! Для бомжа всякий час рождество!

— Ну не преувеличивайте, а то это будет гротеск!

— Это не будет гротеск, товарищ генерал! Это — юмор! Шутка юмора!

— Это будет гротеск! Что ещё?

— Донос, что наш бывший сотрудник майор Кипешский торгует ворованными компьютерными программами!

— Кто в нашей великой стране не пользуется воровскими программами? Только малые дети и перзиден. Все остальные заливают во всю прыть! Ерунда всё это!

— Может и их научить!

— Сами пусть! Дальше, кузнечик!

— Повсеместные афёры с материнским капиталом! Матери зашевелились вовсю! Приписки младенцев. За взятки некоторым фиктивным матерям удолось получить документы на то, что ими рождены какие-то дети, и эти дети претендуют на государственные квадратные метры!

— А когда они получат эти метры, что будет?

— Придётся купить фиктивным младенцам свидетельства о смерти! Вот горе-то будет!

— Я тебе покажу! Я тебе дам материнский капитал! Я тебя размножу! Что делать? Идеи! Генерируйте идеи, мать вашу! Я не вижу идей! Всё как-то мелкотравчато! Я хочу великих дел и свершений! А вы мне подкидываете мелочёвку!

— Недвижимость и бюджет! Да, ещё авизы!

— Вот! А то мы просто святые! Все в делах, в бабле, в золоте и брильянтах и только законные блюстители порядкам ходят по дорогам родины, как нищенки! На нашем счету ни одного приличного убийства, грабежа или изнасилования! О чём ты говоришь! Какие авизы? Кампрачикос!

— Что за концерты в парке?

— «Оркестр Армии Спасения Соломоновых Островов»! Особо элитное исполнение! Дудки, барабаны, виолончель!

— Вуди Алена бы туда!

— Ему и в Нью-Йорке неплохо!

— Неплохо не значит хорошо!

— Да, мечется Вуди, рефлектирует, изображает из себя бедного Йорика! А на деле умный хитрый, предприимчивый парень, палец ему в рот не клади!

— Никому теперь палец рот сейчас не положишь! Людей мало кругом! Живые трупы! Никому!

— Он живёт на улице Веры Палмер? В доме с привидениями?

— Ослеп я дядя, ничего не вижу!

— Пройдут года! Перед тобою будет город! Прекрасный новый Йорк иль Орлеан!

— Люблю всё новое! Другие перечисли!

— Канберра… Фонтенбло! Слюнявин!

— Но как без Нью?

— Нью-Слюняев! Хорошо!

— Ну что, девчонки? Мистер Джекил в вашей душе победил мистера Хайда! Или наоборот!

— Они съели друг друга! Как змея съела свой хвост! И с тех пор у женщины нет души! Осталось тело! Мы можем осмотреть!

— Тело которое главнее души!

— Согласен!

— Ввести Твидалда и Твидалди! Свидетели! К барьеру!

— Они в бегах и в смуте повседневной!

— Всех разыскать! Подонков на колени! Кормить бамбуком!

— Всем трескать головою друг об друга! Чтоб знали!

— Чтоб искры пониманья и любви посыпались из глаз, как фейерверки!

— Пусть древний Йорк чудит подобно улью! Сегодня свадьба лучших из прекрасных!

— Внести дары — жемчужины сюда!

— Молнией кидается — на б. называется!

— Бог!

— Хи-хи-хи! Вы угадали, ваша светлость и…

— Есть слово и получше! Бог мужского пола, а эти особи женские!

— Час от часу не легче!

Глава 5

Эффект «Ярсогумбы»

А между тем я его Грёбаным Флиппером прозвал, за то, что он на самом деле классно волну рассекал, когда плавал, и откуда это у него взялось, ведь пришпиленный он городской житель? Но то, что это у него классно получалось — спорить не буду! Нет, вру, был ещё один несусветный талант, выпивал он классно, выпивал, что там спорить, как бог! Выпить он мог много, разного и нельзя сказать, чтобы при этом он не пьянел! Я как выпью, так потихоньку смирным становлюсь, а этот нет, наоборот становился. Он был такой немощный, пока не накатит, а как накатит, он такие брёвна в окна забрасывал! Людей швырял от себя! Любо-дорого было смотреть!

Это здорово, когда люди и без «Ярсогумбы» с рельсов слетают!

Пьянел, пьянел, конечно, страшно пьянел, и нельзя сказать, что до конца сохранял человеческий облик, нет, не сохранял! Однако, сколько бы он не выпивал, одно в нём оставалось неизменным, одно не подводило — амбивалентность его вкупе с толерантностью!!! Я бы добавил сюда пан-амбициозность! Дух времени, как сказал бы халтурщик Тукитукич вместе со своей зообнистской кодлой, стучал в его паруса и наполнял его ворота!

И видно было, что при этом он себя эдаким несусветным героем чувствовал, Биллом из Бунгало, и хотелось ему, чтобы девушки на него смотрели с улыбкой, ох, хотелось! А какое мне, собственно говоря, дело, кто чего чувствует, ведь от этого в мире ничего не меняется! Какое мне дело, как смотрит на себя со стороны какой-нибудь психоделический козёл!? Ну, какое? А он и был козёл! Коз-зёл!

— Амбивалентный. Архивалентный. Гипервалентный. Супервалентный. Моноволентность. Микровалент. Архимутация.

— Ампутация! Это я понимаю! Тяп — и всё! А архимутация тут при чём?

— Как при чём?

— При чём?

— Не мешай творческому процессу!

Вдали послышались удары в барабан и неясное горловое пение.

Я его смешил здорово, когда пересказывал своими словами какую-нибудь чудную дэвид-копперфильдовскую… ню, какую Бусч в своих речугах наговорил! Мне это ведь страшно нравилось! А ещё был иой комментарийс сугубо научных литературоведческих позиций, тут уж ноги выноси! Узнав, что он вплотную занимается фольклором и даже интересуется народной речью, включая мат, мы так погрузили его в стихию мата, которую знали в совершенстве, так глубоко погрузили, что когда он потом весь пьяный, заросший патлами и с огромным фингалом под глазом вернулся домой, жена отогнала его от детей. Очень креативный был тип! Восприимчивый, как чистый лист бумаги! Вот такие колотушки!

Он слушал и заводился с полоборота, и хохотал этаким идиотским детским смехом, что на него страшно было смотреть с медицинских позиций! С петушком даже! Соловей или даже колокольчик! Не знаю!.. Девушки не любят мужчин, которые могут смеяться таким педерастическим смехом! Его как-то описать даже трудно! Они судят о мужчине по тембру его голоса, и если тембр какой-то не такой, никакими деньгами их после не приманишь! Девки на самом деле очень сильные существа, они только кажутся слабыми, а на самом деле это волки в овечьей шкуре! Когда он заводился, то потом не было никакой возможности его остановить-он смеялся до полного изнеможения. Ржёт и ржёт себе! Ну, худой он был, это понятно, жил где-то на улице, и мне его иногда жалко становилось, и я тогда отводил глаза от его бледного лица.

«Карабкайся, лось! Мы здесь! Ждём-с!»

— Вот смотри, — говорил я ему, — Бусч, к примеру, вырвался из Белого Дома, вышел на улицу, разделся в Центральном Парке догола, и взял в руки дубину. И стал буянить, оскорблять АфроАрмериканский флаг и герб, а потом блеванул в Пиплию прямо в месте нагорной проповеди! Как ты думаешь, что по такому поводу скажет «Ивнин Ойл» или «Стандарт Пост»?

Он только мычал в ответ, так ему нравились эти романтические названия, типа Пикадилли, бля, Нью-йорк там стрит, …..его в …, Бродвей. Он бы даже в Гарлеме согласился жить, потому что название тоже неплохое! Неважно, что там негров полно и жизнь там в принципе невозможна! Нашёл бы там в какой-нибудь лавочке Дульцинею Биробиджанскую и зажил бы с ней новой замечательной жизнью. Люди не понимают своего счастья! Не знают, куда им идти и податься!

Читатель знает, как нужно обращаться с женщиной. Галантное, вежливое обращение никто ещё не отменял! Хоть все подзабыли, что это такое!

— Видел вот ту толстушку! Закадыка и чмошанка! Я скулю и падаю в обморок! Женись на ней! Будете вместе овсянку есть! Поставишь её раком! Поймёшь, что такое твоё счастье! Смотри, какие формы! У-ух! Алюля!

Он заржал, как мустанг с Дикого Запада и бросился бороться и обнимать меня. И по плечу хлопать, как пингвин! Дружески конечно! Мы были как дети, честное слово, как дети!

А девка была в точности, как Дульцинея у Сервантеса! Хотя я его и не читал толком!

В это время я стал учиться играть на пластмассовой дудке и достиг в этом немалых успехов. Лежу на пляжу и свищю себе!