Две его тени

Глава 1. Возвращение

«Колючая тишина. Пронзающая, надвигающаяся… Еще миг и затащит к себе, туда, откуда уже не выйти. Сбросить ее, как саван, скорее! Выбраться! Что со мной? Кто я? Я живу или нет? Ощущение катастрофической потери. Какой холодный пол… Кровь. Моя? Почему так страшно? Я дышу. Значит, живу?

Мне надо куда-то вернуться. Встать и идти! Я могу, могу… Медленно, спокойно. Голова… Как жжет! Всё, встаю. Что там, за дверью? Сейчас, потихоньку. Звон уже тише, и кругов розовых вроде меньше… Надо устоять. Почему не за что уцепиться?

Помню, я помню! Соня! Она меня ждет. Я Олег… да! Меня зовут Олег. Где я? Аэропорт… я помню аэропорт… какой? В Бостоне или Нью-Йорке? Кофе, телевизор в баре, еще самолет… дальше! Трое, они встречали меня. Кто они? Что было после? Массаж, ванны. Какие ванны, что за бред? Я же майор… Андрей был в аэропорту. Зачем? Что он мне дал? Документы? Что? Дальше, дальше! Я понял что-то очень важное, когда смотрел это. После подошли те трое. Потом был красный гул, он сжимал мне голову, горело в глазах, колокола… Вернуться к Соне! Но как? Я Олег, Олег Сгорин. Так, уже хорошо, не пропадем. Я знаю, кто я.

Тяжеленная дверь… Как режет глаза от яркого солнца! Это весна или лето? Лето, наверное: зелени сколько. Кровь на руке, откуда? И не беспокоит совсем. Люди… Наконец-то! Сесть на лавочку и подумать, о чем их спросить. Больничный городок, вóт это что! Врачи, сестры…»

— Не ска-а-скажете, какой это корпус?

— Не знаю точно, третий, по-моему. Что, голова закружилась от солнца с непривычки?

— Да, напутал что-то.

— Какой вам нужен-то?

— Пятый.

— Так он на выходе, там, в конце парка, где лавочки синие. Вчера только красили… Да, обидно в такую погоду в больнице валяться. Сейчас бы на природу! Лето в этом году раннее…

— Да… Выздора-выз-ли-вайте!

«Почему говорить так трудно? Надо же, какой уголок райский! Бывает ведь такое. Как после смерти в жизнь… А Соня, она знает, что я в больнице? Какой растрепанный врач выбежал на порог! Ученый-фанатик, наверное…»

— Игорь, ты в порядке? Зачем ты вышел? Мы всё приготовили, а тебя нет. Ты меня слышишь? Ну хватит крутить головой, я к тебе обращаюсь, Игорь! Да ты, ты… Тебе помочь? Ну, давай вставай. Пошли, уже ждут тебя все.

— Я не Игорь. Вы оши-и-блись.

— Да? А кто ты?

— Олег. Вы меня с кем-то…

— А… ну пойдем, пойдем. Сейчас разберемся. Голова не кружится? Дойти сможешь? Нам сюда.

Глава 2. Игорь

В большом медкабинете, напичканном оборудованием, было двое врачей: приятной внешности женщина, находящаяся в классическом профессорском возрасте, и мужчина средних лет, который сосредоточенно с ног до головы осмотрел вошедшего, назвавшегося Олегом.

— Присаживайся. Ну и напугал ты нас, беглец! — сказал тот, кто привел парня.

— Откуда у вас кровь на плече? Что случилось? — спросил врач со сверлящим взглядом.

— Не знаю. Не бо-о-лит, только ломит, мо-ожет, я упал на него.

— Раздевайтесь, ложитесь. Свет сюда направьте. Так больно? Давайте на снимок.

— Готово, Алексей Васильевич.

— Ну посмотрим, что там… Игорь, а вы полежите пока.

Все трое стали рассматривать снимок. Алексей Васильевич срочно вызвал какого-то Илью. Им оказался молодой и энергичный не то доктор, не то айтишник, который принес накопитель с информацией по образцам.

— Ничего удивительного. В принципе, мы так и предполагали, — сказал он, глядя на снимок, — надо только понять схему. А почему в этой проекции решили снять?

— Да кровь на плече ниоткуда и сустав ломит, — сказал Алексей Васильевич.

— А… Ну это вам повезло! А опознавать когда будем? — энергично встряхнув головой, спросил Илья.

— Да вот уже и начинайте. — Алексей Васильевич подошел к лежащему, — Игорь, мы сейчас проведем короткую процедуру. Мозг твой сфотографируем на память. Ты спокойно лежи и не волнуйся! Чувствовать ничего не будешь. Договорились? Давай, — сказал он, нажимая на кнопки.

Тело бесшумно уехало. Все четверо придвинулись к монитору, и тот, кто привел Игоря в кабинет, с нескрываемым интересом принялся делать срезы.

Глава 3. Начало

Солнце уже садилось. Густо насыщенный ароматами зелени закат мягко скользил по открытым окнам, оживляя стены профессорского кабинета розовато-золотистыми мазками.

— Наталия Ивановна, что скажете? — спросил «ученый-фанатик».

— Вы знаете, Женя, такой случай у меня впервые. Очень интересно! — произнесла она с чувством гурмана накануне погружения во вкус. — Работы непочатый край. Давайте договариваться, как действовать дальше. По-видимому, придется решать вопрос о его длительном пребывании здесь… Но все-таки я настаиваю на переводе в другие условия. То, что он сегодня упал и потерял сознание, а потом вышел из корпуса — это же огромный риск! Я несогласна с такой методикой.

— Да зря вы так волнуетесь, Наталья Ивановна, дорогая, — сказал Алексей Васильевич. — Всё под контролем и фиксируется на камеры. Выйти с территории ему никто бы не дал. К тому же это стало еще и дополнительной проверкой: на слова «синие лавочки» он не среагировал. Но, видите, вдруг назвал себя Олегом. А это уже дополнительная информация, которой нам так не хватает.

— Послушайте меня! — по лицу Наталии Ивановны, явно красивому в молодости, пробежал гневный румянец. — Мы пока ничего не можем спрогнозировать. Ситуация неотработанная, статистики нет. Вы понимаете, что все отдаленные результаты — это тайна, и думаю, мрачная. Я категорически против рисков, которых возможно избежать. Скажите, разве у вас был прогноз его состояния после падения? Он мог удариться головой… Нет! Давайте выработаем программу исследования, которая была бы непременно щадящей, максимально щадящей в этом случае. Неужели вы не понимаете, что мы можем погубить его окончательно? Почему он после падения называет себя Олегом? Мы имеем новый провал, а могли бы и не иметь его.

— Согласен, конечно. Но, поверьте, его глубокий обморок никто не планировал. Просто мы не стали вмешиваться; он начал приходить в себя и, согласитесь, момент был чрезвычайно важным. Его память могла вывести нас хотя бы на что-то… — Алексей Васильевич недовольно вздохнул. — Относительно плана… Чем скорее согласуем, тем лучше. Сейчас Игорь на лечебном сне. Пока, кроме релаксирующей программы, ничего не делаем. Что дальше — давайте решать.

— Хорошо, нам придется продвигаться очень аккуратно и медленно. Это стратегически важно! Здесь, я думаю, метод скачков если и будет полезен, то значительно позже, –прозвучал негромкий, но твердый и не терпящий возражений голос Наталии Ивановны.

— Ничего не имею против. Хотя меня уже несколько раз дергали по результатам, — и Алексей Васильевич как бы в подтверждение своих слов нервно качнул головой.

— Давайте так. Я забираю его к себе, а всех, кто будет названивать, переадресовывайте, — сказала заслуженный профессор.

— Да нет, к сожалению, все не так просто. Мы не можем перевести его в другое место. Это, во-первых. И, во-вторых, боюсь, у нас не может быть даже претензий на какую-либо свободу в этой работе, вы же понимаете… Полный отчет о мельчайших деталях со всеми сопутствующими, — Алексей Васильевич не скрывал раздражения.

— Мне кажется, что расстраиваться из-за неизбежного кураторства не стоит. Наша задача — провести исследование, а желательно, и лечение. Кто нам в этом помешает? И потом… Тема настолько серьезная, что без совместных усилий наша работа не будет полной, а, значит, и результаты могут быть искажены. Юрий Максимович сказал мне, что все данные по сходному случаю будут в нашем распоряжении, к завтрашнему утру их подготовят, — успокаивающим тоном произнесла Наталия Ивановна. — Давайте решать с алгоритмом. Диагноз, думаю, понятен.

— Илья, утром жду выводы от вашего отдела. Евгений, а вам, — строгий контроль за Игорем. Пока оставляем его на релаксе. Всё. Вы свободны. А мы тут подумаем, как быть дальше, — директорским голосом сказал Алексей Васильевич и сосредоточенно начал раскладывать на столе многочисленные графики.

Глава 4. Найти родную землю

Famam curant multi, pauci conscientiam (лат.).

Многие заботятся о славе, но немногие — о совести

Какая тихая и спокойная ночь! — проснувшись, Игорь с удовольствием смотрел на звезды, лежа на кровати, и удивлялся своему умиротворенному состоянию. Голова не беспокоила; можно вытянуться и ни о чем не думать. Было легко, как в детстве… Как же называлась та книжка, в потрепанном картонном переплете? Мама не раз говорила, что она не для детей: «Подрасти сначала, сейчас все равно не поймешь. Что ты хочешь там найти, что-нибудь сказочное, да? Или уже решил стать космонавтом?»

Страницы были пожелтевшие, с запахом, как у всех старых книг. А что было на обложке? Ракета, наверное, или космический корабль… Нет, кажется, облако, странное и мохнатое, похожее на медузу. Аа-а, спираль яркого металлического цвета, это была именно спираль на чернильном фоне звездного неба. Найти Землю! Она называлась «Найти Землю».

— Мама, я ведь уже большой, ты сама мне говорила.

— Конечно, большой… Просто книжка недетская. Это научная фантастика, понимаешь? Сначала тебе надо немножко повзрослеть, почитать разные книги; и тогда уже поймешь то, что здесь написано.

— А почему космонавты не могут вернуться на Землю, заблудились, да?

— Они должны были выполнить полет, потому что это их работа, их дело. Никто и не думал, что они потеряют нашу планету.

— А зачем космонавты улетели так далеко?

— Ты ведь знаешь, что смелые люди могут совершать подвиги и даже погибать при этом. Они, конечно же, совсем не хотят умирать, но если не будет таких отважных людей, то может погибнуть весь мир. Кто его спасет?

— Мам, а дедушка совершил подвиг? Бабушка говорила, что, если бы он сказал на допросе, что не будет больше писать книги, его бы не расстреляли.

— Да, очень честный поступок…

— А он герой?

— Для нашей семьи — настоящий герой, потому что был очень смелым… Я помню настольную лампу на его столе; он всегда что-то писал. Один раз я заглянула к нему в тетрадь, но ничего не поняла и спросила: «А что это у тебя?» Он сказал: «Здесь написано про то, как надо жить по правде, по совести; как правильно поступить, особенно когда много людей зависят от тебя. Всегда следует выбирать честность, понимаешь?» Он посадил меня к себе на колени, и я до сих пор помню, как уютно было под его защитой; он казался сильным и добрым великаном. «Могу раскрыть один секрет, — шепнул он мне, — ты ведь умеешь хранить тайны, правда?» Я тогда закричала от радости: «Да, папа, да!» А он сказал: «Есть очень серьезная наука, которая изучает наш мозг, как он работает, откуда возникает память, как мы думаем, ты и я… Так вот, эти исследования говорят о том, что человек непременно должен жить по совести, это его долг перед всей живой природой, перед огромной Вселенной. Понимаешь? — спросил он, прижав меня к себе, а потом добавил: — Вот об этом я и пишу». Мне было тогда семь лет, только в школу пошла. Я запомнила это на всю жизнь: папа за столом, большой и надежный; много разноцветных остро заточенных карандашей в высоком деревянном стакане; его загадочное рабочее царство с бесконечными книжными полками; старинная и таинственная настольная лампа; там пахло волшебством; в его кабинете царил другой мир, и как будто не было времени…

«Мама… Как мало случалось у нас откровенных разговоров! Почему я редко звонил и так скупо писал ей? Ведь мог же… Не знал, о чем. Расстраивать не хотелось, а хорошего не было. Мне всегда ее не хватало; сколько себя помню, столько и тосковал по ней. Еще при ее жизни я знал, какой невыносимой будет боль утраты…»

— Игорь, проснулся? — «ученый-фанатик» по имени Евгений влетел в палату. — Не разбудил?

— Да уж давно не сплю… Но отдохнул хорошо!

— Вот и отлично! Тебе что-нибудь нужно? Можем поужинать, если хочешь. Как?

— А ты с чем?

— Да я по делу, — выпалил Евгений, приземляясь на стул.

— Ну давай тогда.

Глава 5. Подготовка

Уже несколько часов подряд Алексей Васильевич разбирался с материалами и выводами экспертов, не выходя из-за стола. Пришлось даже затребовать из архива некоторые журналы на английском и немецком, но к желаемому результату они так и не подтолкнули. Наконец, раздался звонок.

— Наталия Ивановна, очень кстати! Только что хотел побеспокоить вас… Получили? Отлично! Жду.

В профессорский кабинет, раскрасневшись то ли от ветра, то ли от нахлынувших эмоций, со своим знаменитым портфелем в руках вошла Наталия Ивановна:

— Дорогой Алексей Васильевич! Позвольте поздравить нас с вами с редким сюрпризом. Работы-ы-ы — на год бессонных ночей как минимум.

— Что? Диаграммы состояния?

— Именно. Я уже назначила на завтра встречу с Медведкиным. По-видимому, нам придется очень тесно взаимодействовать с ними. Такую глыбу одним не вытянуть.

— Да уж… Немного неожиданно. Я, признаться, не думал, что когда-нибудь в своей жизни смогу зайти в такой тупик, как сегодня. Давайте, Наталья Ивановна, ваши соображения. Вы же не только с диаграммами приехали?

— Сначала скажите, удалось ли хоть что-то выяснить у Игоря? И, кстати, как он?

— С ним Женька сейчас работает. Майор заметно оживился после сна, отдохнул и даже вспомнил маму, ее рассказы про деда, детскую книжку про космонавтов…

— Очень хорошо! Детская книжка — это определенно успех релаксирующей терапии, несомненно… Теперь давайте попробуем понять, как лучше подготовиться к завтрашнему дню. Нужен четкий алгоритм действий. Утром получим материалы от Юрия Максимовича. Возможно, придется нам всем встречаться с ним, а в пятнадцать — с Медведкиным. По-видимому, на завтра нужно отключать Игоря от релакса, другого выхода нет. Вы согласны, Алексей Васильевич?

— Безусловно. Показатели нужны чистыми. Но в случае сильной головной боли… анальгетики даем?

— Я бы подождала заключения Медведкина. Вы же понимаете, малейшее искажение может «смыть» картину.

— Да-да. Ну, приступим. Работы как раз на всю ночь.

Глава 6. Русский герой Анголы

От висящего на стене бра невесомым пухом разлетался кремово-пастельный свет, который заполнял собой все пространство комнаты, похожей одновременно на больничную палату и на гостиничный номер. Картину спокойной беседы дополняли два больших бокала на столе, источающих едва уловимый лимонно-мятный аромат.

— Игорь, можешь как-то объяснить, откуда появилась такая уверенность в том, что ты Олег?

— Да не знаю я, Жень. Оно из глубины вышло. Очень хотел вспомнить, кто я, когда очнулся… Фамилия же совпала.

— Совпала… А у тебя есть знакомые, родственники с таким именем? Ну, подумай!

— Не знаю. Я Андрея помню, который меня в аэропорту ждал… Алексея помню; его невозможно забыть. Соню помню, жену мою.

— А почему Алексея забыть не можешь? Кто он?

— Я ему жизнью обязан, — потупившись в пол, ответил Игорь.

— Старик, ты не против, я включу запись? Расскажи все, что вспомнишь об Алексее.

— Нельзя без этого?

— Ты про запись?

— Да нет… Вспоминать тяжело, не хочется вот так. Это глубоко личное.

— Я понимаю. Извини, ну нет у нас других вариантов. Выбирать-то не из чего. Да ты и сам в курсе. Все, что можешь вспомнить, давай сюда. Иначе не сдвинемся. Завтра, кстати, Юрий Максимович к тебе придет.

— Кто это? Мы с ним знакомы? — Игорь в упор взглянул на собеседника.

Тот, немного растерявшись, поспешил отрулить:

— Ладно… Пишем. Давай!

Игорю понадобилось какое-то время, чтобы собраться с силами. И хотя речь была уже вполне четкой, голос мгновенно сделался уставшим и немного глухим:

— Мы были под Лонга, в Анголе. Утром должны были выйти на своих. У нас был приказ: работать врозь, независимо; и к своим пробираться так же. Если одного возьмут, другой должен дойти. Мы с Лехой друг друга по воздуху понимали, которым дышали. Мы же с детства вместе, сначала — на одной лестничной клетке, потом — в одной группе в саду, на одном горшке… Приказано было строго соблюдать изоляцию, не вмешиваться, не влиять друг на друга, только подстраховывать по возможности, конечно. Там единого языка нет; на португальском мало кто говорит, а африканских я не знаю. А Леха два года мбунда изучал, еще в институте. Ночью мимо него прошли унитовцы, на мбунда говорили. Один из них засек меня, оказывается, но думал, что нас много: очень темно было. Они часто по ночам ходили, чтобы засады ставить и дороги минировать. Весь отряд их должен был собраться с огнями и захватить меня. Алексей понял, что мне конец. Там грунты песчаные мягкие были, а распутица такая, что мы на ночь иногда прямо в грязь зарывались, оттуда не скакнешь. Техника вязла…

А окружали они мастерски, как чингачгуки. Нашими ушами и услышать-то нельзя… Леха тогда заорал мне на испанском, чтобы на кубинцев подумали: «Беги!» И гранату в них… Я потом от кубинцев узнал, что его несколько суток пытали, раненого… У него дочка маленькая осталась. Когда Алексей из очередной командировки возвращался, она спать не ложилась, пока он домой не придет; говорила: «Мой папа — самый главный герой». Света, жена его, заболела потом сильно. Несколько операций перенесла. В старуху превратилась… Как мне с этим жить? Я не знаю, как… — выдохнул он почти беззвучно и вдруг схватился за голову и застонал. Потом, внезапно скорчившись, начал сползать со стула на пол.

Евгений побледнел и схватил телефон:

— Алексей Васильевич, скорее!

— Иду! Ничего не предпринимай, Женя, слышишь?

Через две или три минуты в комнату влетел Алексей Васильевич с тонким металлическим чемоданчиком в руках, за ним подоспела и Наталия Ивановна. С плохо скрываемым волнением она смотрела на Игоря, закрывающего голову руками:

— Женя, это приступ. Чем вы его спровоцировали?

— У меня записано. Он говорил о друге, который спас его ценой жизни.

Алексей Васильевич снял со стены трубку и прогремел: «Сгорину срочно кеторолак внутривенно, тридцать. Срочно!» Мгновенно перед кроватью Игоря появилась милая девушка, хрупкая и сосредоточенная, без всяких следов недосыпа, и привычно-спокойно стала вводить в вену анальгетик. На кровати прямо на Игоре сидел Евгений, который держал при этом его руку, как щипцами.

Через минуту Алексей Васильевич склонился у изголовья:

— Игорь, слышишь меня? Тебе лучше?

— Да… Но горит… горит, — с явным усилием выговорил тот.

— Кáк горит голова? Скажи где?

— Пучками режет. Ог-огнен-ными… Пить дайте!

Оборачиваясь к медсестре, Алексей Васильевич произнес:

— Давать только коктейли из списка. Можно комбинировать. Температура — от двадцати до двадцати пяти. Пусть пьет, сколько хочет. Жду звонка через десять минут. Мы будем у меня.

Все трое вышли. Время подходило к двум часам ночи. В профессорском кабинете повисло тревожное напряжение… Нарушила его Наталья Ивановна, заявив, что алгоритм необходимо срочно менять:

— Никаких путешествий по лабиринтам памяти быть не может. Чтобы принудить его к воспоминаниям, надо иметь гарантии, что мы не вторгнемся в негативно-токсичную зону, — и, тяжело вздохнув, добавила, противореча самой себе, — не представляю. Только исследования и анализы? Это же годами может длиться!

— Второй тупик за один день. Воистину, мы сегодня вступили в новую эпоху, — с растерянным видом пробормотал Алексей Васильевич. — Женя, включите запись!

Глава 7. Олег

«Мама… Доброе, как всегда, спокойное лицо. Хорошо, что вокруг нее светло. А солнца нет. Интересно…»

— Ты так далеко, мама! Даже не могу подойти к тебе. Каким я был идиотом, прости…

— Олег, сынок, не уходи из клиники! Надо добиваться, у тебя все впереди.

— Мама! Разве ты не знаешь, что я не Олег?!

— Сынок, это только начало, терпи!

Сгорин разбудил себя испуганным криком, «мама» оборвалось на губах… Медсестра торопливо подошла к нему с бокалом, наполненным прохладным травяным ароматом с пенной шапкой наверху:

— Успокойтесь! Это просто сон. Вы не волнуйтесь так… Выпейте! Голова не болит?

— Не знаю… нет.

— Ну и хорошо. Вы молодец! — Вытирая ему со лба пот, говорила она бархатным голосом, — сейчас отдохнете, а потом будет чудесная погода, сможете погулять в саду. У нас так птицы утром поют, ну просто, как в раю. Отдыхайте! Поспите еще! — девушка аккуратно пододвинула подушку внезапно обмякшему Сгорину. Глаза его закрылись, как по волшебству, и дыхание стало ровным и спокойным. На этот раз ему повезло. Сновидений не было, только мягкая темнота, обволакивающая и успокаивающая…

Часа через два — три, когда он, повернувшись, открыл глаза и увидел вокруг себя ночь, из темноты внезапно появился Евгений.

— Игорь, ты как? Поспал?

— Да… Сны какие-то ненормальные…

— А что видел, помнишь? — оживился Евгений и пододвинул стул к кровати.

— Да ерунда какая-то, глупость.

— В нашем деле ерунды не бывает. Любое твое воспоминание — это ценная информация. Ты только эмоции не включай!

— Постараюсь… Никогда мать ничего не говорила во сне, всегда молчала, — тихо произнес Игорь, — а сейчас назвала меня Олегом и сказала, чтобы не уходил из клиники. Я ей кричу, что я — не Олег, а она говорит: «Терпи!»

— Это всё?

— Мне хватит пока, — ответил Игорь с отсутствующим видом.

— Ладно, старик, — Евгений похлопал его по плечу. — Отдыхай, до утра еще есть время. Заснуть сможешь?

— Да вы меня так накачали, что я теперь несколько суток кряду могу проспать.

— Ну и отлично! Давай, пойду я, — и закрывая дверь, Евгений с удивлением услышал плотное сопение, доносившееся с кровати. — Молодец боец!

Глава 8. Мимо рая

Яркий солнечный луч, настойчиво пригревая лицо безмятежно спящего, заставил-таки его открыть глаза. Комната была наполнена таким жизнерадостным теплом, что Сгорин даже улыбнулся от неожиданности. Изощренные птичьи переливы вносили свою лепту в праздник жизни. Игорь легко поднялся и вдруг ощутил себя крепким, как раньше. Внезапно накатило острое чувство голода. Сгорин растерянно сел на кровати, безуспешно пытаясь вспомнить, что же он ел и когда.

— Доброе утро, молодой человек! — неожиданно прозвучал мягкий и радостный голос, и появилась женщина с подносом в руках, который она ловко взяла с тележки и поставила перед Игорем на стол. — Приятного аппетита! Поправляйтесь! У нас еда вкусная, сплошные витамины, — улыбаясь, заключила она. — Если что-то захотите, там кнопка, — кивнув на стену и еще раз улыбнувшись, она легко вышла, несмотря на внушительную комплекцию.

Удивительно, но только сейчас стали заметны видеокамеры, которыми была напичкана комната. Правда, это никак не повлияло ни на прекрасное настроение Сгорина, ни на его волчий аппетит.

Странно, что за все это чудесное утро никто не пытался его ни обследовать, ни расспрашивать… Игорь, вдохновленный своим самочувствием, сделал знаки на камеру, подразумевающие прогулку, и вышел в парк.

Свежий запах зелени ударил ему в лицо, на мгновение даже закружилась голова. Небо сияло ослепительной голубизной; слегка дурманящие ароматы наплывали с разных сторон, торопливо сменяя друг друга. Парк был великолепный, с горбатыми мостиками, ручьями, множеством маленьких искусственных озер, тропинками, еще не высохшими после ночной влаги и утренней росы…

Сгорин шел по узкой дорожке, ведущей неизвестно куда, и ему даже захотелось пробежаться, как раньше, но из-за стремительно навалившейся усталости пришлось свернуть туда, где среди буйной зелени пристроились свежевыкрашенные синие лавочки. Вдруг какой-то леденящий ужас пробежал под ложечкой при виде скамеечки, мирно стоящей под деревом. Он остановился, не понимая, что происходит. С невыразимым удивлением Игорь рассматривал синие доски, чувствуя, что его тело становится чужим и перестает ему подчиняться. Его охватил страх; в голове забил колокол, тяжело, гулко; и огненные пучки, вылетающие из-под его языка, связавшись в единый вихрь, пытались разорвать голову на множество мелких фрагментов, ожесточенно прожигая ее…

Глава 9. Поймать нужную мысль

Non progredi est regredi (лат.).

Не продвигаться — значит отступать

— Обнадежить мне всех нас абсолютно нечем. Увы! Это первое, — сидящий во главе длинного стола мужчина с явно военной выправкой недобро блеснул стеклами очков. — Второе. Времени у нас нет. Ни на что. Ни на исследования, ни на статистику. Третье. Из прогнозов — только негатив. Заключение от кафедры Медведкина также не блещет позитивом. Какова наша цель в таких условиях? Необходимая задача — выстроить гарантийную ситуацию. В этом — единственный шанс спасти Сгорина, сохранив его личность, — строго оглядев сидящих за столом, и убедившись в их молчаливом согласии, Юрий Максимович продолжил. — Итак, ничего другого, кроме стандартной схемы, нам не остается. Безусловно, сначала будем пытаться удалить блоки. Это главный момент. Если понадобится, подключим слипера. Крайний выход — полное обнуление. Всё. Ваши предложения! — Снимая очки и потирая воспаленные глаза, сказал полковник.

— У меня не только предложения, но и вопросы. Разрешите?

— Прошу вас, Наталия Ивановна.

— Возможно ли параллельно с заявленной схемой продолжать обследование Сгорина? — спросила профессор, очевидно, волнуясь.

— Аргументы? — низким голосом произнес полковник, уткнувшись в бумаги.

— Аргументы заключаются в повышении шанса. Мое глубокое убеждение состоит в том, что, если существует даже ничтожно малая вероятность деблокирования, целесообразно ее использовать, — и посмотрев на Юрия Максимовича прямым взглядом, демонстрирующим веру в собственную правоту, профессор продолжила негромким и уже твердым голосом. — Все в мире функционирует по законам, и ничто — хаотично. У войны, в том числе психотропной, также есть свои правила. В этой сфере, действительно сложной для анализа, вперед продвигаются не только оппоненты с той стороны, но и мы. Наш институт в течение последних лет занимался разработкой алгоритмов для подобных случаев, и отчеты были представлены. Так вот, развитие в этой сфере — объективная необходимость. Хотим мы этого или нет, риск неизбежен. Исключить его — значит, сдать позиции. В таком случае нам грозит фатальное отставание от западных методик. Мы просто обязаны «быть на рельсах», извините за сленг. Иначе противопоставить Западу что-либо, кроме метода скачков, не получится. А это, как известно, сейчас уже легко просчитывается «на раз»… Уверена, что, прекратив исследования, мы совершим непоправимую методологическую ошибку и отбросим сами себя назад, заранее согласившись на проигрыш в этой войне.

— Логично! С вами, Наталья Ивановна, спорить себе дороже, — сверкнув колючим стеклянным взглядом, устало вздохнул полковник. — В данном случае речь не идет о прекращении исследований или лечения. Вы же понимаете! Мы поставлены в очень жесткие условия. Любой анализ предполагает наличие времени, которого у нас нет; счет идет на… — и, оборвав сам себя, продолжил, — к тому же весь накопленный на сегодняшний день материал позволяет сделать негативный прогноз.

— Но, Юрий Максимович, разве нельзя обеспечить тотальный контроль над Сгориным? Это исключило бы его непредвиденные действия, — взволнованно произнесла профессор.

— Гарантии дать можете?

— Для этого опять же нужно время, — ответила Наталия Ивановна. — Мы работали с Игорем всего сутки… Вот мы тут с Алексеем Васильевичем согласны спать по очереди. Дайте хоть что-то, ну хотя бы трое суток, если больше невозможно!

— Да кто же спорит? — голос чекиста прозвучал обреченно, — ясно, что ни тормозить, ни тем более останавливаться, мы не имеем права. Иначе — откат назад… Есть еще предложения? Слушаем вас, Евгений Николаевич.

— Спасибо. Хочу полностью поддержать нашего заслуженного профессора. Мнение Наталии Ивановны здесь — это мнение не только теоретика, но и опытного специалиста. Статистика, наработанная их институтом, — это серьезный аргумент. Если мы затормозим, то вряд ли выберемся потом из провала. Резюмируя все выполненное к настоящему моменту, могу сказать, что есть некоторые проекты, но возможно ли их осуществить, будет зависеть от сегодняшнего решения.

— Хорошо… Илья Борисович? Пожалуйста.

— У нас кое-что наработано за эти часы, — не очень уверенно сказал Илья, вопросительно глядя на Юрия Максимовича.

— Давайте все, что есть.

— Такой тип чипов пока еще малоизвестен. Для его идентификации необходим определенный временнóй отрезок, так как надо мониторить состояние и поведение. С большой долей вероятности он относится к последнему поколению, так называемый нейро-био. Вступает во взаимодействие с сосудистыми тканями организма, отсюда появление крови без всякой видимой причины как реакции капилляров.

— Попытки сращивания с сетью отработали? — полковник просветил Илью чекистским взглядом.

— Этим сейчас и занимаемся. Исследуем на предмет построения обратной связи с целью воздействия на биологический объект… простите, на майора Сгорина.

— Поподробнее, Илья Борисович!

— Да, конечно. По тем данным, что известны на этот час, окончательный вывод сделать невозможно, но… — он быстро взглянул на полковника, — высока вероятность того, что потрудившиеся над Сгориным профи из спецслужб опробовали на нем адаптивный нейроинтерфейс. В этой нейронной сети живой тканью являются клетки его мозга, а гибридный бионейрочип принимает сигналы от нейронов, записывает их, анализирует, а потом посылает информацию…

— Илья Борисович, я же просил в деталях! — нервно прервал его полковник.

— Да-да… Мы не можем пока сказать более точно, но обязаны допустить, что информация с чипа уходит в двух направлениях: в виде мыслей, подсказок или приказов в мозг Сгорина и… — Илья не заметил, как голос внезапно осип, — в центр управления.

— Нет и еще раз нет! Мы всеми силами обязаны это не допустить, — прогрохотал Юрий Максимович, вытянувшись в струну в своем кресле, — именно для этого и служим Родине. А если мы это допускаем, то служим врагу. Здесь двух мнений быть не может! — Он резко открыл верхний ящик стола, с тоской посмотрел на пустую пачку сигарет, лежавшую там почти месяц и уже не способную радовать бывшего хозяина даже запахом, захлопнул его и продолжил чуть спокойнее: — Что предполагаете по задачам противника?

— С большой долей вероятности конечной целью является расшифровка мыслей: при возникновении «нужной» идеи дается мгновенная команда на ее реализацию. Биологический объект при этом, извините, майор Сгорин, воспринимает внешнее указание как собственное желание, — непривычно строго, по-военному ответил Илья.

— Какие характеристики уже сняли? — явно нервничая, спросил полковник.

— Пока только частотно-волновые.

— Что предлагаете в связи с этим? — Юрий Максимович строго взглянул на молодого ученого, будто перед ним был ученик, нахватавший двоек. — Хирургическим путем? Можно или нет?

— Не могу утверждать на сто процентов, мало времени. Но на девяносто — нет. Практически сделана прошивка в функции мозга. Поэтому рассчитывать на удаление чипа пока не можем…

— Ваши предложения, Илья Борисович!

— Работа с памятью. За эти сутки у нас появились некоторые шансы.