Граф Анри де Барвиль вернулся домой под утро, когда на небосклоне уже поднималось солнце, обливая своей краснотой спящий Париж, и устало сел в кресло, предоставив заспанному слуге возможность снять с себя сапоги.

Сзади прозвучали легкие шаги, сопровождаемые шуршанием ткани, и молодой женский голос сказал:

— Дорогой супруг, вы сегодня играли дольше обычного…

— Моя Луиза, прости, ты совершенно права! — тот повернул голову и посмотрел на жену. — В клубе в этот раз было чрезвычайно интересно, — граф вытянул ноги и, жестом подозвав к себе молодую жену, усадил её на свои колени. — Если бы я был беден, то после сегодняшнего вечера мог бы стать богат.

— Анри! — с укором воскликнула Луиза. — Ты пользуешься правом сильного игрока, разве это правильно?

— Ничего подобного. Я играю ради процесса, а не результата. Ты представляешь, бедняга все проиграл. Всё. Совсем. Даже заложил под расписку фамильное кольцо жены, — граф нервно хохотнул. — А ведь я и другие не раз просили его прекратить делать ставки. Эх, игра-игра…

— И… — девушка пристально посмотрела на мужа. — Что вы теперь с друзьями хотите сделать?

— Ничего. Завтра я хочу навестить его и предложить реванш, — граф почесал под усами. — Конечно, я поддамся, позволю ему вернуть назад все, что он проиграл. Может быть, даже сверх этого… Эх, игра-игра! Вся жизнь — это игра! Никогда нельзя чрезмерно увлекаться! Ты бы видела лицо этого бедного нотариуса, я уж хотел оплатить ему кучера, чтобы он мог добраться домой, но он ушел пешком… О, жизнь это загадка! Дорогая, ты почему не в постели?

— Я там уже была. По традиции жду, когда мой муж возвратится с клуба…

— Семейная жизнь тоже, как игра, Луиза… — граф встал с кресла. — Идем спать…

* * * *

Доктор Сажо поневоле подумал о том, как удачлива его новая пациентка. Лестница дома четы Обедьен была высокой и довольно крутой. Упасть оттуда — могло быть равносильным самоубийству, но, к счастью, молодая женщина была абсолютно цела. Правда, прежде, чем осмотреть её, доктору пришлось настойчиво попросить слуг отвести подальше убитого отчаяньем и ужасом мужа молодой женщины. Жанну Обедьен перенесли на второй этаж и уложили в постель.

— Доктор, и что теперь? — спросила горничная Аннет, теребя свои манжеты.

— Будем ждать, — он развел руками. — Очень затяжной обморок, ушиб на лбу. Больше никаких травм я не увидел. Она везучая. Как её угораздило?

— Потеряла равновесие, — немного сухо ответила служанка и покосилась в сторону двери. — Бедный месье Жан…

— Сварите ему что-нибудь горячее и угомоните хоть как-нибудь, а то мне придется заняться ещё и им… — вздохнул доктор и сочувственно покачал головой. — Тут не знаешь, что пожелать этому бедняге…

Прошло несколько минут гнетущей тишины. Ничего не менялось. В просторной комнате вокруг постели стояли врач и служанка. Огромный подсвечник на прикроватной тумбочке придавал происходящему оттенок мрачной суровости. Дверь в спальню осторожно открылась и внутрь заглянула слегка лохматая седая мужская голова.

— Есть изменения?

— Никаких, Жером, — ответила Аннет. — Как месье Жан?

— Мари внизу все продолжает свои маневры и пытается заставить его съесть что-нибудь…

Горничная снова потеребила свои манжеты и бросила на постель робкий взгляд.

Жанна Обедьен была высокой изящной блондинкой с аристократически длинными руками и пухлыми губами. Её нельзя была назвать красавицей, но и дурнушкой она не слыла. Гасконский профиль странно сочетался со светлой кожей молодой женщины, порой, порождая странные сплетни о ее происхождении, которое было малоизвестным. Сейчас практически весь Сен-Жермен её знал, как мадам Объеден, несколькими месяцами ранее её девичье имя звучало иногда только в Париже.

Доктор Сажо наклонился к больной, потрогал её лоб, пощупал пульс и снова вздохнул.

— Может, ещё нашатырь? — предложила Аннет.

На удивление, это сработало. Жанна Обедьен конвульсивно дернулась и широко открыла глаза. Растерянный взгляд уставился в потолок, на котором плясали тени от свечей.

— Боже! — Аннет подняла руки к потолку. — Хвала тебе! Мадам! Мадам, как вы себя чувствуете? Жером, скажи месье!

Тот быстро скрылся за дверью.

— Я… — Жанна беспомощно пискнула и замолчала, завертев головой по сторонам. Доктор Сажо коснулся её руки:

— Мы перенесли вас в постель. Вы упали с лестницы. Все хорошо, не волнуйтесь. Вы больше двух часов были без сознания, сейчас вам надо отдохнуть…

Молодая женщина молчала, ноздри её раздувались, губы дрожали. Темно-синие глаза беспомощно бегали туда-сюда.

— Аннет, открой окно! — сказал доктор, и та бросилась выполнять просьбу.

— Жанна, поговорите со мной. У вас что-нибудь болит? Вы понимаете меня? — доктор показал ей кисть руки. — Вы видите мою руку? Сколько на ней пальцев?

Та нервно закивала:

— Пять пальцев. Да, я вижу вас… Я только…

В этот момент в спальню буквально ворвался взъерошенный молодой человек и плюхнулся на колени перед кроватью.

— Жанна! — он схватил её руку и прижал к своим тонким губам. — Жанна, любимая моя… Боже… Я чуть с ума не сошел…

Голос его прерывался.

Она смотрела на него несколько секунд в недоумении, потом довольно резко вырвала свою руку. Тот со стоном раненого отпрянул назад и повторил её имя, в карих глазах стояло нечеловеческое отчаяние.

— Я прошу прощения… — вдруг неуверенно сказала Жанна, втягивая голову в плечи и не сводя с него глаз. — Но… Кто вы? — она перевела взгляд на доктора. — И кто вы все?

Повисла тишина. Глаза хозяина дома буквально остекленели от шока, Аннет вдавилась в стену, возле которой стояла. Хладнокровие сохранил только доктор Сажо.

— Я — врач, которого к вам вызвали. Это — ваш супруг. Месье Жан Обедьен. Вы у себя дома в Сен-Жермене…

Она поморщилась и замотала головой:

— Не помню! Я не помню!

— Жанна… — доктор сжал её ладонь. — Главное — не надо паники! Никакой паники! Я не в силах вернуть вам память, это последствия вашего падения. Может быть, завтра все вспомнится…

— А… — она жалобно смотрела по сторонам. — А если нет?

— Не волнуйтесь вы так. Вас окружают любящие вас люди, вам все расскажут, вам не о чем волноваться. Отдыхайте…

Жан снова схватил руки жены, но доктор отстранил его:

— Не стоит. Вы её пугаете сейчас… Ей надо поспать… И вам тоже, дорогой коллега, выглядите вы ужасно…

* * * *

— Луиза, мой Бог, что творится?

— Пьер! — графиня д'Оливи поспешила к мужу, шурша юбками. — Да-да, я знаю, ты будешь сердит…

— Да я не сержусь, я… — граф почесал бородку, подбирая слова. — Я поражен твоему безрассудству! Только я на порог, прислуга давай мне рассказывать эту мрачную историю!

— Я не могла пройти мимо! — воскликнула та. — Я одного только не понимаю, зачем эта несчастная женщина потащила с собой дочь? И вообще не понимаю, какое отношение она имела к этой забастовке? Если только там был и её муж… — она вздохнула, расправляя складки ткани на юбках. Платье графини было расшито по последней моде конца 18 века. Конусообразный шлейф придавал ее фигуре еще большую утонченность.

— Где они? — спросил граф

— Девочка со слугами, она как-то боится меня, поэтому находится с ними… А мать… Она бредит… и…

— И? — уточнил граф д'Оливи, поймав возникшую паузу.

— И она в нашей спальне… — графиня прикусила губу с видом провинившегося ребенка.

Граф молчал две секунды, потом громко расхохотался

— Доброта Луизы д'Оливи войдет в историю Парижа! Что ты будешь делать, если мать не придет в себя? Как хотя бы её зовут?

— Девочку зовут Жанной. Но больше я ничего не знаю. Попробую отыскать родственников каких-нибудь…

В гостиную чеканным шагом вошел дворецкий

— Графиня, вы ещё вчера просили экипаж на этот час, Карл спрашивает, вы едете или нет…

— Ой! — она прикусила губу. — Второй четверг месяца! Я же должна навестить мадам Обедьен…

— Нет, — вдруг сказал граф слуге. — Сегодня графиня больше не выезжает. Пока жандармы не успокоят рабочих — никаких выездов, а уж тем более, в те районы, — он взглянул на жену. — Я думаю, мадам Обедьен не сильно обидится, если ты заедешь к ней позднее.

* * * *

— Мари… — Аннет тихо окликнула вторую горничную. — Месье Жан не просыпался?

— Проснулся около получаса назад, — таким же тоном ответила та. — Жером убеждает его в необходимости успокоиться и побриться… Я заглядывала в спальню, мадам спит…

Аннет кивнула:

— Я тоже заглянула. Как ты думаешь, а что, если память не вернется к ней?

Мари шевельнула бровями:

— Ты спрашиваешь, хорошо это или плохо?

— Вот представь: она же ничего не помнит. Совсем ничего… Это значит, что…

— Тихо! Месье!

Наверху лестницы показался хозяин дома. Проигнорировав приветствия горничных, он лишь спросил:

— Жанна не просыпалась?

— Я пойду ещё раз посмотрю! — сказала Аннет, и быстрее, чем кто-либо успел её остановить, убежала наверх. Назад она вернулась ещё стремительнее.

— Месье! Мадам Жанна проснулась! Вас просит…

Все присутствующие обменялись пристальными взглядами, в которых сквозило напряжение.

Солнце пыталось пробраться сквозь занавески, обнимая этажерку с цветочными горшками. мебель, подобранная в синих тонах, при дневном свете уже не казалась зловещей. Жанна Обедьен полулежала на подушках и рассматривала потолок, когда вошел муж. Они несколько секунд внимательно смотрели друг на друга, потом он присел на край постели и позволил себе коснуться губами лба супруги.

— Как ты себя чувствуешь? — нежно спросил Жан.

— Хорошо, но… Ничего не помню. Что делать? — тон её был трогательно-жалобным.

— Для меня это не имеет никакого значения. Все хорошо. Ты в безопасности. Я люблю тебя и сейчас самое главное, что ты цела и невредима. А память… Она вернется, — он взял её ладони в свои. — Главное — не волнуйся…

Жанна улыбнулась:

— Я уже начала собирать сведения о себе. Меня зовут Жанна Обедьен, я замужем. Живу в Сен-Жермене. Правда, этого мало, но уже что-то… А давно я замужем?

Он вдруг легко улыбнулся с тенью облегчения:

— Это очень важно сейчас? Почти восемь месяцев.

— Ааа…. –протянула она. — Хорошо…

— А что такое?

— Я подумала, — Жанна нервно хихикнула. — Вдруг у нас есть дети…

Жан чуть смутился:

— Нет пока…

Она задумалась:

— А… — на её лбу появилась легкая морщинка.

— Спрашивай-спрашивай, — молодой человек поцеловал её руки. — Не бойся, я буду тебе помогать восстановить мир вокруг себя!

— Я вдруг подумала про маму. Моя мать наверняка все обо мне знает. У меня есть родители?

Жан помрачнел и покачал головой.

— Нет. И у меня уже тоже…

На удивление, молодая женщина не расстроилась, а даже слегка улыбнулась:

— Ой, и мы росли в одном приюте?

— Нет. И тебя и меня участь приюта и исправительных домов миновала. Да, и моей матери не стало всего шесть лет назад…

Он замолчал. Повисла пауза. За окном утренний легкий ветер шуршал ветками деревьев, играя какую-то свою мелодию. Где-то далеко пронзительно заржала лошадь.

Жанна села удобнее и смутилась:

— Наверное, зря я все это спросила, просто я ничего не помню, и чтобы собрать картину…

— Нет-нет, любимая! — отчаянно перебил её Жан. прижимая к себе её руки. — Ты ни в чем не виновата, даже не думай об этом! Тебе можно и нужно задавать вопросы. Я знаю не очень многое, касаемо тебя. Нет, мы не росли вместе, просто тем, что есть сейчас, мы обязаны одной женщине, графине д'Оливи. Она воспитывала тебя, и помогала мне и матери после смерти отца.

— Ты его помнишь?

— Отца? Да, конечно, — Жан встал и заходил по комнате, рассказывая. — Мне было почти девять. Отчетливо помню этот звук выстрела в кабинете, — он сделал паузу. — Отец вернулся домой под утро, проигравшись в прах. Совсем, даже мамино кольцо было проиграно под расписку. Вернулся, заперся в кабинете и застрелился… Стечение обстоятельств! Граф де Барвиль — первый муж графини д'Оливи — вовсе не собирался пользоваться выигранным. Он потом все годы, пока был жив, вспоминал это недоразумение, просил прощения у меня и матери. Собирался буквально на следующий день дать отцу отыграться полностью, но уже было поздно. Сама графиня Луиза и после того, как снова вышла замуж, всегда поддерживала нас и помогала. Мать не хотела принимать никаких подаяний, поэтому она устроила её швеей. Позднее они даже стали приятельницами, — он сделал паузу и прибавил. — Несколько лет моего обучения, включая учёбу в Англии, были устроены графиней Луизой д'Оливи.

— Как интересно! — прошептала Жанна, глядя на мужа округлившимися глазами. — И эта женщина воспитывала меня? А она сейчас в городе?

— Эм… — он слегка прикусил губу. — Нет… Графини сейчас нет в Париже. В отъезде.

— Жаль, — Жанна снова откинулась на подушки. — Наверняка, она много знает обо мне….

Жан снова сел на край кровати:

— Пока её нет, все, что знаю, могу рассказать тебе я…

Молодая женщина несколько секунд молчала видимо, обдумывая его слова, потом спросила:

— Ты сказал, что графини нет в Париже. Значит, я тоже жила в Париже…?

— Да. Это я после учебы обосновался в Сен-Жермене и после нашей свадьбы был куплен этот дом.

— А что сказал доктор? Я могу вставать?

— Жанна, дорогая, ты уверена…? — дернулся Жан.

— Но у меня ничего не болит, — пожала плечами та. — Я просто ничего не помню, но чувствую себя хорошо. Я бы хотела встать. Хотя бы осмотреть этот дом… дом, где я живу… — она пару раз моргнула, не сводя глаз с мужа.

Жан встал:

— Хорошо. Сейчас скажу, тебе помогут одеться. Посмотришь дом, но только со мной, чтобы я мог тебя удержать, если тебе станет дурно.

В ответ ему был послушный кивок. На лице Жанны вдруг возникло детское выражение.

Молодой человек вышел из спальни. В коридоре стояли Аннет и Мари и внимательно следили за каждым его шагом по мере приближения.

— Месье… — ахнула первая. — Вы….В розовых и белых пятнах… Что там?

— Ничего, — он мотнул головой. — Помогите Жанне встать и одеться. Хочет посмотреть дом. Только ради Бога — следите, чтобы не упала снова! Я не переживу ещё и этого… Ах, и да! Графини д'Оливи нет в Париже…

Мари взглянул на него с легким укором:

— Месье!

— Нет… — Жан устало помотал головой. — Оставьте мне хотя бы то, что есть…

* * * *

Гул, шаги, возня. Двери роскошного особняка распахнулись, показалась графиня д'Оливи, которая втащила за локоть женщину с окровавленным лицом и быстро усадила её в кресло в холле.

— Генрих! Сара! — крикнула графиня, повертев головой по сторонам. — Кто-нибудь! Пошлите за моим врачом и принесите воды!

Голос её звучал громко и уверенно. Она глубоко дышала, и кружево ее декольте грациозно вздымалось.

— Не… Не стоит… — несчастная женщина в бедном грязном платье пыталась вытереть рукой с лица кровь, смешанную с грязью. — Это царапина…

— Любезная мадам, — выдохнула графиня. — Вы чуть не развалились под моим экипажем, и говорите мне, что вы в полном порядке! Вы, конечно, можете убедить в этом кого-нибудь, но не графиню д'Оливи!

— Графиня… — та попыталась рассмотреть хозяйку дома, но кровь, которая пачкала лоб, мешала это сделать. — Вы — графиня д'Оливи..? Вы не помните меня..?

Быстрый топот ног по ступенькам второго этажа прервал эту сцену, на лестнице возникла фигура белокурой девочки лет одиннадцати.

— Жанна! — быстро скомандовала графиня. — Иди на кухню, позови кого-нибудь! Пусть сбегают за моим врачом! Граф у себя?

— Нет, мадам, — ответила девочка. — Его сиятельство уехали, Сара ушла к вашей модистке…

— Кто в доме?

— Мадемуазель Шаньи.

— Гувернантка… — пожевала губами графиня. — Хорошо… Зови её сюда!

— А что с мадам? Она ранена?

— Мадам чуть не очутилась под колесами моего экипажа. Ей нужно оказать помощь… Эй, мадам, вы только не теряйте сознание… лягте…

— Мари… — та ухватила её за платье, — Меня зовут Мари… Графиня, вы не помните меня? Месяц назад… на паперти церкви Святого Августа…

Графиня на секунду всмотрелась в запачканное кровью лицо:

— Вы та женщина с больным ребенком?

— Ребенок умер, графиня… спасибо вам, но… было поздно… — голос её стал ослабевать.

— Ой-ой! — графиня отчаянно замахала на неё своей шалью. — Мари! Вы меня слышите?! Только вы ещё умирать не вздумайте!

* * * *

— Все, мадам, а теперь ложитесь… Я могу дать вам книгу или газету, но вы и так сегодня много времени были на ногах… — сказала Мари, разбирая постель. Жанна пожала плечами:

— И совсем немного. Я себя отлично чувствую. Скажи мне, Мари…

— Да, мадам…

— А это правда, что ты помнишь меня ребенком? Мне Жан сказал…

— В какой-то мере так оно и есть, — горничная выпрямилась. — Я помню вас с одиннадцати лет, я попала в дом графини как раз после смерти своего сына. Хорошо помню это время. Но мне неизвестно, откуда вы родом, если вы об этом сейчас. И сама графиня не знает. Вам не было и семи, когда вы лишились матери. Графине вы говорили что-то про улицу Тампль, она ездила туда, но соседи сказали, что женщина по имени мадам Пито с дочерью Жанной въехали в этот дом две недели назад, и больше ничего никто не знает. Так вы и остались на воспитании графини д'Оливи.

Жанна села на постель и пожала плечами:

— А не все ли равно. Даже, если б моя память была при мне, разве я бы помнила что-то о столь раннем детстве…? Наверное, это действительно уже не имеет значения. Я за сегодня уже не раз слышала имя графини… Она очень добра к людям!

— О, графиню называют неосторожным гением всех обездоленных Парижа! — засмеялась Мари. — Так уж сложилось. Она много лет протягивает руку помощи всем, кто в этом нуждается, особенно сейчас, когда не стало и её второго супруга… Давайте, я помогу вам снять платье, мадам.

— А где мой муж?

— Месье Жан в кабинете. Как правило, вечерами он перечитывает много книг по своей работе, — гордо ответила служанка. — Но, конечно, он зайдет пожелать вам доброй ночи.

— У меня был вопрос, но Жан мне не ответил на него…

Мари заметно замялась:

— Какой вопрос?

— Когда я упала, мне позвали врача, так? Но ведь мой муж тоже врач и, как я уже поняла, очень успешный…

Мари, расшнуровывающая корсет, вдруг начала нервно связывать банты из шнуровки:

— Месье Жан… Он очень испугался. Вы упали на его глазах… — заговорила она. — Знаете, мы об этом не подумали. Аннет бегом кинулась за доктором Сажо, а я даже не знала, что делать. Вы упали, мсье Жан рядом с вами чуть с ума не сходит. Он вас очень любит, мадам! — выпалила она на одном дыхании.

Жанна смутилась:

— Я заметила…

— Это действительно так! Я ещё не встречала мужчину, который был способен на подобной силы чувство! Давайте, я помогу вам лечь…

Когда спустя два часа Жан зашел в спальню, чтобы пожелать жене спокойной ночи, та уже спала.

* * * *

Заглянув в спальню, Аннет увидела, что Жанна в сорочке и пеньюаре стоит у окна и смотрит на улицу.

— Мадам! Вы проснулись? Что ж не позвонили… Доброе утро.

— Не хотела. Я перебрала немного своих платьев. Надень мне вот это…

— Как скажете. Как вы себя чувствуете?

Та пожала плечами:

— Хорошо. Чувствую я себя отлично, ничего не болит. Голова не кружится. Вот только все равно не помню ничего…

— Память вернется, мадам. Не мучьте себя. Вы пока решили держать втайне от всех эту неприятность?

— Это было предложение Жана, и я полностью согласна. Я не готова встречаться с кучей незнакомых людей, каждый из которых будет спрашивать, не помню ли я его… Ох… затяни туже… — Жанна ухватилась руками за спинку кресла. — Мой муж уже встал?

— Его нет дома… — осторожно сказала Аннет. — Рано утром его вызвали на роды. Дочка мясника, мадемуазель Лорин, не может разродиться уже пятый час, и послали за доктором. Месье ушел на рассвете. Он не стал тревожить вас, — и прибавила. — Это нормальное явление, мадам. Сюда часто приходят и ночью… Много времени мсье Жан проводит в больнице. В Сен-Жермене всего два врача, месье здесь очень любят и уважают…

Жанна расправила плечи и взглянула на себя в зеркало:

— Собери волосы пониже, чем вчера… — и прибавила. — Тогда я подожду его возвращения.

Как только Жанна и Аннет спустились вниз, им встретился Жером с клочком бумаги в руке.

— Мадам, — начал он. — Принесли записку. Это почерк мсье Жана, без подписи, внизу только две буквы Ж. О. Здесь не было указано ничье имя адресата, она была не запечатана, и я позволил себе её прочесть.

— Что там?

— В Париже произошла авария на мануфактуре гобеленов. Много пострадавших. Мсье Жан в парижском госпитале, там не хватает врачей. Неизвестно, сколько затянется эта ситуация…

Жанна глубоко вздохнула и ничего не сказала.

Со стороны кухни раздался топот, и вбежала Мари:

— Вы слышали?! Молочница сказала, что в Париже… — она скользнула глазами по лицам присутствующих и вздохнула. — Понятно…

Жанна прошлась туда-сюда и бросила:

— Накрывайте завтрак. Мари! Ты же парижанка?

— Да, конечно, мадам.

— Ты знаешь, где находится госпиталь?

Мари переглянулась с другими слугами и кивнула:

— Да, мадам…

— Хорошо. Поедешь со мной. Жером, скажи, пусть приготовят экипаж сразу после завтрака. Аннет, подбери мне другое платье…

Прислуга снова переглянулась между собой.

— Позвольте спросить, мадам, — осторожно начал Жером. — Вы хотите ехать в госпиталь?

Жанна спокойно кивнула. Осанка её была гордой, взгляд — невозмутимым:

— Да. А что-то не так?

— Дело в том, что, — Мари подбирала слова. — Вы не любили больниц… и больных… и…

На это Жанна лишь слегка пожала плечами:

— Там мой муж и я должна быть там. Возможно, смогу чем-то помочь! Мне некогда думать, почему раньше я не любила больниц!

С этими словами она направилась в сторону столовой. Слуги переглянулись.

— Боже, — прошептала Аннет. — Храни лестницу этого дома…!

* * * *

— Простите-простите… — Жан Обедьен лавировал в потоке собравшихся, выделяясь среди их шелковых нарядов своим коричневым костюмом на английский манер. — Простите…

Увидев впереди седоватого господина в ливрее слуги, он проскользнул между беседовавшими дамами и метнулся к нему.

— Простите, любезный, мне нужен молодой виконт Жариль…

Слуга повернулся и уставился на него, чуть не выронив поднос, который держал в руках.

— Боже! Месье Жан?! Серьезно?! Вы?!

Молодой человек несколько секунд вглядывался в это покрытые лучиками морщин лицо.

— Жером?! Старина Жером? Не может быть!

Они обнялись, насколько второму позволял поднос в одной руке

— Месье Жан… Я просто поражен! Сколько лет прошло! Последний раз я видел вас перед отъездом в Лионский колледж! Как поживает мадам Клотильда?

Жан покачал головой:

— Её больше нет, Жером. Почти пять лет…
Старый слуга мрачно покачал головой

— Неумолимо летит время. Когда-то я с чистым сердцем был старшим клерком в конторе вашего батюшки, а уж сколько лет его нет на этом свете, — он взял Жана за плечи. — И вы невероятно похожи! Сколько же вам сейчас лет. Дайте угадаю! Двадцать шесть?

— Двадцать семь.

— Наверняка женаты!

Жан с еле заметной улыбкой покачал головой:

— Нет. Несколько лет учебы в Англии, а теперь много работы… Собственно, я за этим здесь. По долгу службы. Дома у виконта сказали, что он сейчас здесь. Я по поводу его отчима…

Жером напряженно поджал губы.

— Виконт здесь. Но я не уверен, что он захочет что-то слышать о своем отчиме.

— Меня, как врача, это не касается, я выполняю просьбу, о которой меня просили лично… — сухо сказал Жан и обвел глазами присутствующих. Жером всплеснул свободной рукой:

— Подождите-подождите, месье! В моей тупой голове бывшего книжного червя что-то складывается! Не в Сен-Жермене ли вы сейчас?

— В целом, да, но сейчас я из церковного госпиталя, что на улице Булье…

— Господи! Значит, это вы… Говорят, молодой врач Сен-Жермена творит чудеса!

Жан спокойно покачал головой

— Нет. Чудеса мне неподвластны… и не всегда. Все наука, и её надо ещё много познавать…

Он сделал шаг в сторону, чтобы пропустить какого-то тучного господина, и услышал сзади треск ткани и чье-то женское:

— Ой!!

Жан спешно обернулся, увидев изящную блондинку, в чьих глазах было возмущение.

— Мадемуазель, прошу прощения… Я не хотел!

— Любезный месье! — она подхватила юбки и сделала шаг назад. — Вы всегда ходите по подолу, как по тротуару?!

И смерила его изучающим взглядом

— Я ещё раз прошу прощения, — пробормотал Жан. — Это вышло случайно! Я не подумал, что сзади кто-то есть и…

— Интересно, вы танцуете также неповоротливо?

— Скорее всего, — спокойно сказал он. — Я, в общем-то, почти не танцую…

— Заметно! — фыркнула барышня и, подхватив подол платья, затесалась в толпу.

— Месье Жан! — на его плечо легла рука Жерома. — Вы искали виконта Луи… Он позади вас, в бордовом фраке…

— Да, — встрепенулся он. — Жером… скажи, кто это был?

— Это? — слуга показал глазами в сторону блондинки. — Если не ошибаюсь, Жанна. Воспитанница графини д'Оливи.

* * * *

Не дожидаясь помощи кучера, Жанна открыла дверцу экипажа и довольно проворно выпрыгнула на тротуар. Набрав воздуха в легкие, она оглядела большое и серое здание госпиталя.

— Мадам… — осторожно пискнула Мари за её спиной. — Вы ещё не передумали? Может, вернемся домой?

— Нет, — та упрямо мотнула головой. — Об этом не может быть и речи, я должна справиться с этим испытанием! Идем, Мари!

И она первая быстрым шагом направилась к бетонным ступенькам.

Полутемный и прохладный коридор госпиталя встретил ее запахом камфары и крови. Из большого зала доносились чьи-то стоны и плач, у стены прямо на полу сидел ребенок и размазывал грязными руками слезы по лицу. Жанна мелко задрожала, но, выпрямившись, расправила плечи и быстро пошла вперед, чуть подняв юбки. Мари поспешила следом, неловко семеня.

Пострадавших в аварии на мануфактуре и вправду было немало. Из-за частичного обрушения одного этажа, возник пожар и сейчас прямо на полу лежали раненые, кому просто ещё не нашли места на койках. Грязные, окровавленные, местами обожженные — кто катался по полу, кто тихо стонал, кто-то молился, бормоча. Между ними туда-сюда сновали сестры милосердия.

Чья-то рука схватила Жанну за щиколотку, она сдержала крик и остановилась. Мужчина был ранен, по лбу текла кровь, заливая глаза. Это его рука сейчас держала Жанну за ногу.

— Воды… — прохрипел он. — Дайте воды…

Жанна беспомощно обвела взглядом зал. Каждая из дежуривших сестёр милосердия была занята с кем-то из раненых, рук помощи здесь явно не хватало. Она не могла сказать, как бы поступила до своего падения, но сейчас даже удивилась собственному мужеству.

— Сейчас! — она стянула со своей головы широкий шарф и присела на колени. — Давайте, я попробую перевязать вашу голову… У вас кровь…

Пораженная и испуганная Мари отрешенно наблюдала за тем, как ее мадам не очень умело забинтовывала шарфом разбитую голову раненого, в этот момент к ним приблизилась одна из сестер милосердия. Узнав Жанну она отпрянула в изумлении.

— Мадам Обедьен?1

Ничего не ответив, та вытащила свой носовой платок и с поразительным упорством попыталась оттереть от крови лицо пострадавшего.

Сестра милосердия попятилась назад и что-то сказала другой, Мари услышала лишь отдельные фразы.

— Скажи доктору… его жена…

Едва Жанна успела встать с колен, в зале появился Жан Обедьен. Растрепанный и измученный, в наспех надетом докторском халате, он оценивающим взором обвел взглядом помещение, увидел свою жену и метнулся к ней.

— Жанна! — он схватил её за плечи. — Господи… Что… Что ты здесь делаешь?!

Он перевел взгляд на Мари, стоявшую за спиной супруги, но та развела руками.

— Я подумала, может, смогу помочь… — Жанна наивно смотрела на мужа.

— Помочь…? — лицо его выразило неподдельное удивление. — Здесь? Но… Ты уверена? Ты же… — он тщательно пытался подобрать слова.

— Я знаю, я ничего не умею, но… — она показала глазами на раненого, возле которого они стояли. — Я могу носить воды, например. Я попробовала перевязать рану, правда, не умею этого делать… Но если мне кто-нибудь расскажет… — она пару раз моргнула, что в соответствии с привычкой придавало ей трогательный вид.

Жан снова посмотрел на Мари, но та, как и в первый раз, лишь развела руками.

— Хорошо, — он сжал руки жены. — Как пожелаешь… — и окликнул одну из сестер милосердия. — Кристин! Принимайте помощницу!

И сам быстро пошел обратно.

— Ой! — подскочила Мари. — Тогда и меня привлеките!

* * * *

Аннет осторожно заглянула в приоткрытую дверь спальни. При свете одной лишь свечи тени от дерева за окном рисовала на полу темную полосу, напоминающую пропасть. Жан Обедьен сидел на кровати возле спящей жены и любовно поправлял одеяло. В его взгляде необъяснимо смешивались нежность и растерянность.

— Уснула? — шепотом спросила Аннет.

Он кивнул:

— Очень устала сегодня… — по губам Жана скользнула легкая улыбка. — Невероятно удивила меня…

— А нас-то! Говорит, поеду в госпиталь… Месье, вы бы пошли ужинать все-таки… Это неважно, что уже поздно, вы все равно никогда режима не придерживаетесь.

Жан коснулся губами волос спящей супруги и встал:

— У меня нет режима, ты знаешь… Хорошо, иду.

— Месье… — Аннет облизала губы и замялась. — Может, вы все-таки ей расскажете…?

— Нет, — неожиданно жестко сказал тот, выходя в коридор.

— Но, месье… — служанка вышла следом.

— Нет, Аннет, — Жан повернулся к ней и покачал головой. — Я ценю каждый этот час. Ты знаешь, я никогда никому из вас не диктовал, что, кому и где говорить. Вы вправе рассказать ей все сами, если… — он вдруг резко пошел в сторону лестницы, добавив. — Если вам меня не жаль хоть чуть-чуть…

…В столовой одиноко догорала свеча, Жан Обедьен механически доедал ужин, глядя в одну точку.

— Ой, месье! — осенило Мари. — Хотела спросить, как прошли роды мадемуазель Лорин?

— Мальчик, — отрешенно сказал тот. — Большой здоровенький малыш, которого решили назвать в мою честь…

— Какая прелесть! — воскликнула Аннет, выглянув из кухни.

18+

Книга предназначена
для читателей старше 18 лет

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.