Другая жизнь

Вымысел — единственная реальность

Федерико Феллини

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Офисный лабиринт

Глава 1

— Верусик, сегодня накатим по пивку. Ты как? Настроение есть?

— Что празднуем? У тебя Ирка каждый день праздник, в отличие от нас, рабочих лошадок.

— Да ладно, рабочие лошадки! Как в сауну, так ваш отдел с визгом несется, на «Мерсе» не догнать…. Зацени подруга, как нам повезло, что у нас такие начальники!

— Какие такие?

— Ну, такие — любители юбок. Чего лыбишься? Ваш босс с вами париться, наш с нами. Весело! А всё, потому что главный держит целый гарем. У него начальницы Департаментов и Управлений рабочий день начинают под столом. А в обед тоже в сауну, только сауна такая крутая, не то, что наша. Читала рассказа Толстого «В бане», когда барин пробовал девок? Короче, вот так и наш Главный всех опробовал. Жеребец ещё тот! Хотя и пузо торчит. С другой стороны, пузо делу не помеха…

— Прикалываешься, Ирка?

Две подруги Ира и Вера незадолго перед обедом вышли на улицу и курили, беззаботно стряхивая пепел в мусорный ящик импровизированной курилки. Новые веяния докатились и до их офиса. Теперь нельзя было курить ни в кабинетах, ни в туалетах, исчезли курилки на лестницах и всех «куряк» одним росчерком начальственного пера вытеснили на улицу. Что поделаешь — борьба за здоровый образ жизни! Президент не курит, премьер тоже и чиновники, волей-неволей, вынуждены брать с них пример.

Подруги работали в серьёзной организации, которая называлась вполне безлико — «Россервис» и обслуживала нужды армии как аутсорсинговая фирма. Вообще-то девушкам казалось, что такие компании создавались специально для вывода денег из организацийнанимателей. Скрытые возможности аутсорсинга приводили бизнесменов в неописуемый восторг и экстаз, подобно скрытым возможностям какого-нибудь психоделика, раздвигающего границы очевидности.

Главный, о котором говорили Вера и Ира, был одним из приятелей другого Главного, бывшим еще главнее. Этот Мегаглавный, собственно, и перевел начальника девушек из сурового армейского кабинета в уютный бизнесовый апартамент.

Фирма их непосредственно занималась организацией стирки обмундирования, постельного белья, поставками продуктов для армейских столовых. Под это дело было организовано еще несколько фирм-прокладок, на счетах которых оседала часть аутсорсинговой прибыли.

Впрочем, подруг это не особо волновало — платили хорошо, были и дополнительные бонусы, а то, что за такую работу иногда приходилось обслуживать в интимном плане начальников отделов, считалось необходимыми издержками. Ведь в любой работе они имелись. К примеру, в армии, при выполнении боевого задания, могли убить или ранить. Риск — издержки военной профессии. Кассир мог просчитаться и потом всю жизнь возмещать ущерб из своей зарплаты. Проститутка — подцепить СПИД. Везде свои издержки!

Переспать с боссом — небольшая плата за благополучие, в этом не было ничего страшного или ужасного. Так считали Вера и Ира, так считали их знакомые девушки, с которыми они общались в кафе или социальных сетях. Время стремительно размывало моральные устои и то, что раньше, когда они только перешагнули порог школы, было пугающим, неприличным и пошлым, теперь стало почти нормой.

Они видели, что мужчин начали больше интересовать другие мужчины, а женщин — женщины, что однополые браки сделались в последнее время весьма актуальными, что революция ЛГБТ серьезно повлияла на всю обстановку вокруг: на телевидение, прессу, радио, органы государственной власти. Оказывается, приверженцы однополой любви были повсюду, проникли во все поры общества, словно замаскированные инопланетные пришельцы.

В этой атмосфере одногендерной любви, тяготение менеджмента «Россервиса» к традиционной сексуальной ориентации выглядело, по крайней мере, достойным уважения. Начальники, доставшиеся девушкам, были настоящими мужланами: недалекими, грубоватыми, прямолинейными армейцами-офицерами, а не чувственно-женственными офисными клерками.

— Так что Верусик, вечером по пиву? Потусуемся в спортбаре, пообщаемся.

— Почему в спортбаре?

— Там парни реальные, короче, меньше вероятности напороться на гея. Ты же не хочешь тусоваться с геями? С ними только время терять.

Пожав, словно в задумчивости плечами, Вера согласилась:

— Пойдем в спортбар, мне всё равно. А другие девчонки пойдут?

— Возьмем всех, кто захочет.

Вера задумчивым взглядом прошлась вдоль улицы.

Она увидела вереницы машин, стоящих у тротуаров и похожих на спящих металлических животных, заснувших в ожидании хозяев. Сверху нависли давящие громады стеклобетонных зданий, превративших улицу в узкое ущелье и закрывавших небо, не пропускавших солнечные лучи. Конечно, солнце бушевало где-то там высоко, но оно было недосягаемо, и сюда, на дно асфальтового колодца, никогда не заглядывало.

Во всём том виде, который ей открылся, не оказалось ничего романтического, мечтательного, душевного, за что можно было бы зацепиться взглядом. Холодные, бездушные архитектурные формы, казалось, непосредственно влияли и на самих людей, живших здесь и работавших в этих зданиях, как будто делали их тоже бездушными.

Рациональные фантазии современных урбанистов никогда не увлекали Веру, она произнесла негромко:

— Так иногда хочется куда-нибудь уехать, далеко-далеко, — и добавила после небольшой паузы:

Манят свежестью леса,

Даль неведомых морей,

Берег в россыпях огней,

И тугие паруса

Уходящих кораблей.

(Хосе де Эспронседа)Хосе де Эспроседа (1808–1842гг.) — испанский поэт эпохи романтизма.

— Это откуда? — поинтересовалась, затягиваясь сигаретой Ира. — Сама или в интернете нарыла?

— Это, Ирусик, испанский романтизм девятнадцатого века. Ты прикинь, если бы я получила богатое наследство как Арлетт во французском фильме. Какой-нибудь заводик в Бельгии или Шато во Франции.

— Раскатала губу! — Ира захихикала. — А красавчика типа Кристофера Ламберта тебе не запаковать в придачу?

— Нет уж, обойдусь как-нибудь без Ламберта. Зато представь, как это было бы обалденно! Я — богатая наследница!

— Ты просто фантазерка! А кстати, знаешь, почему мужчинам нравиться секс?

— Почему? — спросила Вера, тоже затянувшись сигаретой и пытаясь разглядеть её тлеющий кончик.

— Если отбросить тактильные ощущения…

— Какие-какие?

— Тактильные — ощущения прикосновения.

— Ого, что за словечки мы знаем!

— Ну, не тебе же одной читать испанских романтиков, мы то же кое-что знаем. Так вот, мужики чувствуют себя внутри нас, словно младенцы в утробе — защищёнными от угрозы, в полной безопасности. И они от этого прутся!

— И никакого удовольствия? Опять прикалываешься! Хотя знаешь, эту тему можно развить, — на Веру хлынули фантазии. — Написать, допустим, диссертацию или роман. Я бы так и назвала: «Почему мужчинам нравиться секс». Без знака вопроса. Прикинь, какие бабки можно срубить, ведь всем интересно. Я даже могу представить название глав: глава первая «Ребенок в утробе», глава вторая «Мужчина в утробе». Ну как тебе темка?

Ира серьезно слушала её, будто принимая эти фантазии за нечто реальное, и Вере даже показалось, будто подруга запоминает её слова, чтобы их где-то использовать. Но затем, когда до Ирины дошло, что Вера шутит, она рассмеялась и толкнула её в бок.

— Короче, Верусик, перекур закончен, пора возвращаться!

Они кинули окурки, пошли в здание.

Попав в огромный, пустынный, сверкающий чистотой и солнечными бликами холл, покрытый светло-коричневыми ромбовидными плитками, они остановились возле лифтов. Ира решила сменить тему секса на другую — посплетничать о коллегах по работе. Хитро улыбаясь, она сообщила:

— Знаешь, моя соседка, которая напротив…

— Саша?

— Ага. Короче, по ходу она меня приревновала к начальнику.

— Ни фига себе!

— Точно. Сашка придумала, что у неё роман с Валерием Александровичем и теперь косится на всех, кого тот вызывает в свой кабинет. Но к нему ходит весь отдел, и эта дурочка с нами почти не общается.

— Втюрилась что ли?

Вера спросила это уже на ходу, отправляясь в открывшийся лифт, обнаживший пустое алюминиевое чрево с узкими зеркалами от потолка до пола на боковых стенках. Внутри этого серебристого чуда, воплощавшего минимализм современного интерьера в стиле «техно», девушки по привычке посмотрелись в зеркала. Вера чуть тронула растрепавшиеся волосы, а Ира поправила золотую цепочку на груди, съехавшую немного на бок.

— В кого, в Валерия Саныча? Не смеши! — Ирина придала своему взгляду иронично-насмешливый оттенок и нажала кнопку этажа, на котором находились их офис.

Тихо заурчав, лифт начал плавное движение вверх, почти незаметное, неощутимое для тела.

— Саныч не собирается заводить длительные отношения, это я точно знаю! И потом у него есть жена, а он верный семьянин, как сам не раз говорил. Хотя мужики, — Ира прищурилась, — такие сволочи, такие притворяшки. Всегда твердят одно, а на уме другое.

На одном из этажей лифт остановился, дверцы медленно отползли в стороны, и внутрь вошел высокий парень в светло-синем летнем костюме, короткостриженый блондин с неприметной рыжинкой в волосах. Он был гладко выбрит, приятно пах французской туалетной водой. Вере этот запах всегда нравился, но она забыла название дорогого парфюма.

В руке молодой человек держал папку с документами, видимо, ехал на доклад к кому-то из вышестоящих управленцев, находившихся на самых верхних этажах бизнесцентра «Орион». Окинув парня мимолетным оценочным взглядом, Ира продолжила говорить уже вполголоса.

— У них в последнее время какие-то заморочки — я о наших начальниках.

— Что за дела? Я ничего не слышала.

— Говорят, типа наверху движняк начался, и никто не знает, в какую сторону подует ветер. Как говорится, когда дубы шатаются — листья летят.

Стоящий рядом с ними парень едва приметно улыбнулся, а Ирина недовольно покосилась на него. Она ещё больше понизила голос.

— Если нашим дадут по шапке, то и нас могут попереть отсюда. Сама знаешь, как это делается — придёт новая команда и поменяет всех до уборщиц, а с такого сладкого места соскакивать ой как не хочется.

— Не волнуйтесь, девушки, всё будет хорошо! — вдруг подал голос парень. — С вашими данными не пропадете.

— В модельки что ли податься или на панель? — несколько грубовато поддела его Ира.

— Верьте мне, всё будет пучком! — повторил молодой человек, добродушно улыбаясь.

— А ты, бодрячок, кто? — враждебно нахмурилась Ирина. — Из какого отдела?

— Лёша меня зовут, я из административного.

Прислушиваясь к их разговору, Вера, смущённо молчала — она не привыкла вот так, запросто, разговаривать с незнакомцами, как это могла позволить себе Ирка.

— Слышь, Лёх, — вдруг обратилась Ира к их спутнику, — мы сегодня собираемся потусоваться в спортбаре. Присоединишься?

— Это, в каком?

— Бар «Десятка» на Петровке. Там шесть залов, просто супер! Кстати, мы не познакомились: я Ира, а это моя подруга Вера, можешь нас звать Ирусик и Верусик.

Молодой человек хмыкнул и кивнул головой.

— Мне сейчас выходить, созвонимся, — согласился он. — Какой у вас внутренний?

— У меня тридцать восемь-семьдесят пять, — торопливо сообщила Ира. — А у Верусика тридцать девять-четырнадцать.

Лифт остановился, и парень вышел, они поехали дальше.

— Видишь, как надо знакомиться! — удовлетворенно заметила Ирина. — Вот так их и надо цеплять за жабры, как толстых и неповоротливых сомиков.

— Ты что, специалист по отлову рыбёшек? По тебе не скажешь!

— Папа в детстве водил на рыбалку, так что нацепить червячка на крючок я смогу. Уж будь уверена! Но главное не это, тут всё дело в подсечке. От неё зависит, чтобы рыбка не сорвалась, — Ира усмехнулась. — А если сейчас я одна, так-то не показатель! Я такая, недавно дала отставку трем парням. Сразу. Прикидываешь? Сейчас типа временно свободна, но это временно.

Самоуверенность подруги забавляла Веру, ей нравилось то, что Ира была девчонкой без комплексов, практически без тормозов, а если и имела их, то в облегченном варианте, без ручника. По сравнению с ней, Вера казалась обыкновенной офисной мышкой, на первый взгляд серой, не выдающейся ни умом, ни внешностью.

Сколько таких, сидит по фирмам, конторам и учреждениям, выполняет однообразную, чаще всего неинтересную работу? Сколько ждёт, когда что-то или кто-то повлияет на их судьбу, изменит жизнь? Но годы летят, и ничто не меняется — они продолжают ходить на работу, жить, отдаваясь мелким радостям, воспринимая неудачи как нечто, само собой, разумеющееся.

И только иногда, если присмотреться внимательней, в глазах этих офисных мышек можно разглядеть ещё не потухший огонек надежды.

Глава 2

Достигнув нужного этажа, лифт остановился, и дверцы бесшумно отъехали, открывая стойку, за которой со скучающим видом сидел толстый охранник. Над ним красовалась вывеска «Россервис», исполненная золотистыми буквами строгим шрифтом Times и призванная вселить в посетителей чувство уважения к солидной фирме, занимавшей здесь жизненное пространство.

Охранник, хорошо знавший девушек, дежурно кивнул, и они пошли мимо, каждая к себе. Их офисы располагались по разные стороны длинного коридора, покрытого, как и холл, тёмной плиткой. Стены этого коридора были стеклянными, прозрачными, никак не скрывающими личной жизни офисных обитателей.

Внутренние перегородки, как и стены, выполненные из толстого стекла, делили пространство компании на мелкие офисы. В большинстве из них стояли с десяток столов с компьютерами, за которыми трудился персонал фирмы, в основном женского пола, вдоль стен размещались серые бухгалтерские шкафы и кулеры с водой. Как ни странно, руководство компании не жлобилось на такие вещи для сотрудников.

Едва Вера вошла в отдел, как заметила, что все уже сидели на рабочих местах и, борясь с послеобеденной дремой, изображали кипучую деятельность. На самом деле, деятельность эта выражалась в ленивом постукивании по клавиатуре, неторопливом перекладывании отчетов и справок с места на место, шуршании разными, никому не нужными бумажками.

Взгляды невольно прикипали к окну, за которым в самом разгаре властвовал летний день с его прохладными фонтанами на площадях, вкусным мороженным: ванильным, шоколадным, фруктовым, с тенистыми аллеями и скверами.

Ужасно хотелось туда, на улицу!

За соседним столом сидела Маша — большая любительница вкусно поесть. Это была полненькая, невысокая девушка с круглым лицом и большими наивными глазами. На её столе всегда лежало несколько тюбиков с кремами для лица, рук или других частей тела. Маше казалось, что у неё слишком сухая кожа.

— Опять курила с Иркой? — осведомилась она, не глядя на соседку.

Краем глаза Вера заметила, что Маша раскладывает пасьянс «Косынку» на компьютере.

— Ага! — ответила Вера, не вдаваясь в подробности, и садясь за стол.

Сняв блокировку, она посмотрела на экран компьютера и увидела, что пришла новая почта, обозначившая себя желтым конвертиком в нижнем углу рабочего стола. «Опять после обеда!» — с досадой подумала Вера, решив, что начальник сбросил ей новое задание. У Ивана Андреевича имелась такая нехорошая привычка — загружать подчиненных работой после обеда.

Чуть дальше, чем Маша, сидела ещё одна их коллега — Вероника Ивановна. Это была женщина в возрасте, разведенная, умудренная житейским опытом, одна, без мужа, воспитавшая двух детей, ставших уже взрослыми и самостоятельными. Будучи старше своих молоденьких коллег почти вдвое, Вероника Ивановна относилась к ним с долей материнского участия. К ней всегда можно было подойти, рассказать о проблемах, поплакаться на плече. Про себя девушки звали её «мамочкой».

Вероника Ивановна любила кошек. В её квартире их был две и, как старая кошатница, о своих любимцах она могла разговаривать довольно долго. У неё были седые завитые волосы, пухлые щеки, свисающие по бокам и вообще, её лицо было удивительным образом, похоже на лицо стареющей немецкой домохозяйки. Вера не раз её представляла в домашней обстановке за чашкой чая и тарелкой с пирожными.

— Вероника Ивановна, — обратилась к ней Вера, — вы в магазине не были?

— А что ты хотела?

— Ужасно сладкого хочется. У вас не осталось пирожных?

Женщина улыбнулась.

— Верочка, тебе повезло. У меня осталась корзинка, возьми!

Она положила на свой стол пирожное в виде лукошка, из которого росли малюсенькие сливочные грибки, Вера поднялась и пошла к ней, а Маша, оторвавшись от экрана монитора, тоже не утерпела:

— А мне, Вероника Ивановна? У вас больше не осталось?

— Конечно, деточка и тебе есть, возьми! — Вероника Ивановна достала ещё одно лукошко.

Схватив пирожное, Маша тут же, не запивая чаем, отправила лакомство в рот.

— Ох, вы такая добрая, Вероника Ивановна! Такая добрая! — произнесла она с набитым ртом. — Вот я ни за что бы, ни отдала пирожное! Хоть режь меня!

— А у тебя разве лишнее бывает? — хмыкнула Вера. — Никогда не задерживается!

Перед этим она взяла кофе из автомата и пила его, откусывая от корзинки маленькие кусочки.

— Тебе хорошо говорить, — обидчиво заметила Маша, всё прожевав, — у тебя сила воли есть, а у меня нет. Вот, к примеру, борюсь с весом, борюсь, и всё никак — даже фитнес не помогает. Мы из-за этого с Андреем расстались, — Маша состроила плаксивую физиономию и повернулась к Веронике Ивановне. — Ну почему мне так не везет?

— Да что ты, Маша! — успокаивающе заговорила Вероника Ивановна, ласково глядя на девушку поверх очков. — Не расстраивайся, деточка! Всё будет хорошо, и ты найдешь своё счастье.

Вероника Ивановна произносила банальные фразы, которые говорят в таких случаях: ничего в них особенного не было, но от её тихого голоса веяло домашним уютом, он звучал как колыбельная над сонным дитём. И Маша, в большей степени, притворявшаяся расстроенной, чем огорченная на самом деле, приняла вновь деловой вид, повернулась к компьютеру.

Увидев, что девушка успокоилась, Вероника Ивановна улыбнулась мудрой, понимающей улыбкой и посмотрела на Веру, будто заодно и её хотела утешить добрым словом. Ответно улыбнувшись, Вера тоже занялась своими делами. Однако долго работать ей не пришлось.

— Салют, Вера! — девушка услышала голос за спиной и обернулась.

Это был заместитель начальника отдела Пётр Курасов, молодой человек, симпатизировавший Вере. Будучи хоть небольшим, но старшим менеджером, он старался держать себя солидно и говорить веско, со значением, с явным желанием, чтобы его мнение было доминирующим. Его чуть раскосые чёрные глаза, свидетельствовали, что среди предков молодого зама водились азиаты. Впрочем, еще француз де Кюстин намекал: «Поскреби любого русского и найдешь татарина».

В офисе Пётр всегда ходил в костюме при галстуке, а летом носил брюки синего или чёрного цвета и рубашки с длинными рукавами, свято соблюдая деловой дресс-код. У него водился один недостаток, который Курасов за собой знал и который тщательно скрывал от окружающих — в минуты волнения сильно потели ладони. Иметь дело с человеком, у которого что-то потеет, а тем более ладони, всегда неприятно и особенно это раздражает начальство, обычно вынужденное здороваться за руку с сотрудниками.

Как правило, о карьере с такими особенностями организма можно забыть. Но Пётр выкрутился из положения — едва ладони начинали потеть, он засовывал их в карманы, где в каждом лежало по платку, и там незаметно вытирал. Так его склонность к потоотделению практически никто не заметил и, когда решался вопрос о выдвижении, Курасов оказался подходящим кандидатом.

После назначения он волновался исключительно в редких случаях, и ему даже пришла в голову мысли, что это нехорошее свойство, его потливость, ушло в прошлое. Так, сама собой, отпала нужда носить в карманах по два платка, и Пётр оставил только один.

Своё «Салют, Вера!» он произнес нараспев, подражая известному певцу грузинского происхождения, который отчего-то делал ударение на последнем слоге. Наверное, так это имя звучало по-грузински.

— Что делаешь вечером? — полюбопытствовал Курасов.

— Пойдем с девчонками в спортбар «Десятку», Ирка предложила.

— Серьезно? А меня возьмете?

— А то! Присоединяйся! Кстати, Ирка еще одного молодого человека зацепила из административного отдела.

— А как зовут? Я там всех знаю.

— Лёха.

— Алексей? — Пётр на мгновение задумался, и лицо его приняло недовольное выражение, затем, будто пересилив себя, он продолжил. — Окей, понял кто это. Так, ничего чувак, ребята говорили, что он в адеквате. Ладно, пойду к шефу, а то он с утра зверствует.

Веру удивило облачко досады, промелькнувшее на лице Курасова.

Что его вызвало, к кому относилось раздражение? К Ирке? К Алексею, которого Пётр, в сущности, не знал? До неё докатывались сторонние слухи, что Пётр к ней неравнодушен, что она ему нравилась. Об этом намекала и Вероника Ивановна, бывшая всегда в курсе всех событий отдела. «Верочка, — говорила мудрая женщина, интимно понизив голос, — мне кажется, Петя хотел бы тебя пригласить на свидание. Но ты такая строгая, холодная. Смотри, жизнь пролетит — не заметишь!»

Однако проблема заключалась в том, что Курасов ей не нравился, душа к нему не лежала. Бывают ведь и несимпатичные парни, похожие на крокодилов или обезьян, как шутили девчонки. Но они не вызывают внутреннего сопротивления, скрытой неприязни. А Пётр вызывал. Почему это происходило, Вера не могла дать себе отчет: то ли интуиция подсказывала, то ли что-то иное.

А Курасов, действительно думал о ней, ревновал.

Как-то, год назад в их отделе появился молодой человек, тоже положивший глаз на Веру. Он смешил её, развлекал, уделял больше внимания, чем остальным девушкам. Вероника Ивановна лукаво посматривала на него и взглядом добрых мудрых глаз намекала Вере, что вот, мол, потенциальный жених для тебя.

Их отношения не остались без внимания со стороны Курасова. Тот с ревнивой яростью искал повод, чтобы вмешаться, разорвать зарождающиеся чувства между Верой и этим чуваком, тупым и недалеким, как считал Курсов. Но в его голову ничего не приходило. Ничего, кроме разборок по-мужски. И всё же ему подвернулся удачный случай.

Курасов заметил, что молодой человек начал по утрам, пока никого нет, приносить конфеты, немного, всего несколько штук, и класть их на стол Веры. Делал это он, соблюдая инкогнито, тайно, и ему нравилось, как Вера каждый раз громко удивлялась, спрашивая, что за поклонник балует её по утрам. Хотя сама она, конечно, знала, кто этот поклонник.

Игра в угадайку забавляла весь отдел, кроме Курасова. Коллеги с энтузиазмом обсуждали, кому могла понравиться Вера. Выдвигались и затем с громким смехом отвергались любые кандидаты на роль безумно влюбленных ухажеров — от генерального директора до охранников в холле. Всем было весело, и только Курасов злился.

И вот, на шутку молодого человека он придумал свою шутку. Когда в очередной раз парень принес конфеты и оставил их на Верином столе, а сам куда-то отлучился, Курасов прокрался к столу девушки. Под подаренные конфеты он подложил пачку нераспечатанных презервативов и стал ждать, что будет дальше.

В этот день получилось так, что Вера немного опоздала. Все уже пришли, расселись по рабочим местам: Маша раскладывала перед собой любимые кремы для лица и рук, Вероника Ивановна подкрашивала губы, глядясь в маленькое зеркальце. Вера разделась, подошла к своему столу, готовясь привычно и громко удивиться, якобы, неожиданному подарку, но взяв конфеты в руки, она обнаружила под ними коробку презервативов. Даже издали Курасову было видно, как Вера покраснела. Она громко сказала: «Дурак!» и унеслась в туалетную комнату, на ходу вытирая хлынувшие слезы.

Курасов, наблюдавший эту сцену со стороны, испытал мстительное удовольствие: они думали, что он полный ноль, что его можно игнорить, теперь же пусть получат. Оба! Главное — с ухажером покончено!

Тот молодой человек вскоре уволился, а Вера об участии в этой истории Петра никогда не узнала, и он, естественно, не думал с ней делиться.

Когда Курасов покинул офис, Вера с неохотой повернулась к компьютеру. Но это движение, легкий беззвучный поворот кресла, на котором она сидела, неожиданно ей понравился. Плавный вращательный ход офисного седалища привносил странное, успокоительное чувство ритма. Он завораживал, подобно маятнику часов, который мерно двигался по заданной траектории в огромном деревянном футляре, а часы отбивали такт. Гипноз движения и звука.

Она посмотрела под стул на черный металлический столб, служивший опорой её креслу, и он показался ей железной лапой с когтями неведомой птицы.

А что, если это не стул, а избушка на курьей ножке?

Вера улыбнулась и представила себя бабой-ягой — капризной, властной, но в целом привлекательной женщиной, к которой сватался сам Кощей бессмертный. Она откинулась на спинку и принялась медленно поворачиваться взад и вперед, расслабленно глядя в одну точку. Вдруг появится Иван-царевич и сделает предложение?

«Вера, — скажет он жалобно, — выходи за меня замуж, будь моей царевной!»

Колчан со стрелами у него будет болтаться за спиной, меч останется за порогом. Но она же баба-яга — женщина, хоть и привлекательная, но стервозная и неприступная. Таких, как она не заманишь голыми словами. «Слушай ты, Купидон со стрелами! — ответит она, — добудь мне тридевятое царство, тогда подумаю!»

Вот так она будет с ним разговаривать!

Ей было хорошо. Она сидела погруженная во власть разнообразных фантазий, с головой полной туманных картин, неясных видений, которые смутны и расплывчаты, но отчего-то приятны. Ведь впереди, сквозь этот туман, всегда ожидает нечто хорошее, радостное, светлое. Да-да, необыкновенное и радостное! Словно с колотящимся сердцем плутаешь в дремучей чащобе мрачного волшебного леса или убегаешь от страшных монстров без всяких шансов на спасение. И вдруг выходишь на солнечную поляну к прекрасному розово-золотистому дворцу феи. Тут же появляется она, фея с добрым лицом Вероники Ивановны, взмах волшебной палочкой, и ты дома!

Или…

Бежишь-бежишь по лесу и неожиданно оказываешься в лесной избушке, на первый взгляд, нежилой, с пыльными стеклами окон, засохшей коркой хлеба на столе и пустыми консервными банками в углу, избушке, давно заброшенной хозяевами. А потом мир сужается до пространства четырех стен, потому что снаружи сгущается тьма, вопящая ужасными голосами кикимор, горящая кровавыми глазами вампиров и вурдалаков.

Тогда отчаяние набрасывает стальной обруч на мозг и кажется, что никогда уже не выбраться из этой избушки, что остается только сгинуть, пропасть здесь бесследно, как пропадают в болоте неосторожные путники. Ни вещей, ни тела, ни отпечатков, только чавкающая болотная муть.

И вдруг появляется волшебник под видом простого грибника и спасает тебя…

На столе у Маши что-то с глухим стуком упало, Вера приоткрыла глаза. Всего лишь карандаш. Она улыбнулась коллеге и открыла почту на компьютере. Там Вера увидела, что начальник отдела сбросил ей сканы новых договоров с припиской: «Посмотри!» Рядом красовался игривый смайлик.

«Вот старый козел!» — подумала она без злобы и принялась распечатывать документы.

Глава 3

В спортбаре «Десятка» на Пётровке было шумно. В залах почти на всю громкость работали большие плоские телевизоры, висевшие на стенах и транслировавшие разные спортивные матчи: баскетбол, футбол, хоккей. В воздухе висел сизый дымок, было сильно накурено.

Здесь смотрели всё подряд, не делая различий между своими и чужаками, потому что народу, толпившемуся возле экранов и невнятно галдевшему в период атак той или иной команды, было, в общем-то всё равно за кого болеть — главное атмосфера в баре. А она была тёплой, дружеской, пивной.

К потолку в разных местах поднимались струйки сигаретного дыма, словно в долине гейзеров внезапно пробудились все горячие источники и одновременно начали выброс пара. Официанты сновали между столиков, разнося пиво в больших бокалах, светлых и тёмных бутылках, алюминиевых банках. На некоторых столах виднелась и водка.

— Сядем здесь! — предложила Ира, едва они вошли в один из залов.

Их было несколько человек. Кроме Веры, Петра и Алексея с ними увязалась соседка Веры Маша и еще девушки из других отделов. В последний момент возникла шальная мысль пригласить обоих начальников — Ивана Андреевича и Валерия Александровича, но после небольшого обсуждения эта мысль отпала. Они решили, что их руководители будут сильно стеснять и расслабухи не получиться.

Шумная, весёлая атмосфера сразу окутала их.

Они заказали пива и принялись пить, курить, разговаривать, болеть, так же, как и остальные посетители бара, за неизвестно какую команду. Главное, что всем нравилось.

Когда поле двух часов посиделок, Ира пошла в туалетную комнату, Вера потянулась за ней. Подкрашивая губы, Ирина безапелляционно заявила:

— Всё, он мой!

— Кто? — не поняла Вера.

— Кто, кто, Лёха, вот кто! И смотри, не вздумай на него положить глаз!

— Больно нужно!

— Короче, сегодня я с ним пересплю, — не унималась Ира. — А потом, такая, скажу, что залетела.

— И что, Ирусик? — хмыкнула Вера. — Сейчас этим никого не удивишь, скажет: «Иди, делай аборт!»

— Ага, разбежалась! У него родители порядочные, хотя и при бабках, он сам сказал. Не захочет — заставят жениться.

— Ох, Ирка, боюсь я за тебя!

— Спокуха, девочка, у меня всё срастется! А кстати, он тебе не рассказывал о своих поездках наверх, к Бульдогу в пентхаус?

— Нет.

— Но вы же там любезничали вдвоём? — Ира ревниво заглянула в лицо подруге. — Ничего такого не говорил?

— Нет. А что?

— Короче, у него есть специальный ключ от лифта, он его вставляет в замок и едет на самый верхний этаж, на двадцать пятый, типа для доклада Бульдогу.

Бульдогом прозвали в «„Россервисе“» Тимура Борисовича, того самого Главного, за деловую хватку и внешнюю схожесть с этой псиной. Его все боялись, но уважали за связи. Как это обычно бывает в подобных фирмах, Тимур Борисович, он же Главный, изображал из себя помещика-крепостника, которому было позволено всё в отношении своей собственности, в состав которой входили и работавшие в компании сотрудники. По крайней мере, он так считал.

Вера удивилась:

— Да, ладно, гонишь! Мы тоже можем поехать наверх, нажмём кнопку и всё. Но знаешь, больно надо!

— В том то и дело, дурашка, что никто не может туда попасть без особого ключа. Это чужая территория. Мне Лёха сказал.

— А вообще, какое нам дело? Ты же не собираешься поехать к Самому?

— Я? Нет!

Закончив краситься, Ирина положила помаду в сумочку.

— Пойдём! Знаешь, мне кажется, на тебя запал Петро. Учти! — и она пропела насмешливо: — «А в вестибюле метро, девчонку ищет Петро». Он вообще-то перспективный. Только больно понтуется, что начальник. А на самом деле — прыщик, пупырышек, нет лучше пупырь. Точно, пупырь — так прикольнее! Ох, Верусик! — глаза Иры шаловливо блеснули. — Любовь такая штука!

— Да, ладно! — Вера улыбнулась, показывая, что понимает намёк подруги.

За их столиками веселье продолжалось. Кто-то забил гол и в зале раздался пьяный рёв восторженных голосов. Очутившийся рядом с Верой Курасов заметил:

— Наши забили! Теперь должны выиграть.

— Да? — равнодушно спросила Вера, не интересовавшаяся игрой.

Она взяла стакан с пивом и отхлебнула горьковатую влагу. На экране телевизора, висевшего перед ними, мелькали фигуры хоккеистов, одетых в красно-белую форму. Им противостояли сине-жёлтые. Слышался стук клюшек, выкрики с трибун, голоса комментаторов, говоривших на чужом языке.

— Не люблю хоккей! — заметила Вера, продолжая пить пиво и закусывая чипсами. — По мне лучше большой теннис или уж гольф. Спокойные красивые игроки, не бегают в мыле, не дерутся и не матерятся на льду. Смотрятся стильно и гламурно.

— Хоккей — спорт для настоящих мужчин! — возразил Курасов словами какого-то слогана, замеченного им на рекламе коньков в сети спортивных магазинов. Там, на постере, бравый атлетический парень в хоккейной форме шнуровал ботинок, с превосходством поглядывая на щуплого человечка, державшего ракетку для настольного тенниса.

«Хоккей — спорт для настоящих мужчин!» — сказал он и смутился, представив, что Вера может посчитать его примитивным и поверхностным, ведь цитировать кого-то дело нетрудное. А у него должно быть собственное мнение.

Но Вера не придала значения словам Курасова, даже не посмотрела в его сторону, переведя взгляд на экран телевизора.

Её взгляд случайно перехватил Алексей, сидящий рядом с Ирой. Глаза Веры были серьёзными, строгими. «Интересно, — вдруг пришла молодому человеку в голову мысль. — А во время секса у неё глаза такие же ледяные? Или они…» Он задумался, представляя, какими у Веры в этот момент могут быть глаза: ласковыми, посветлевшими от наслаждения, бессмысленными.

«Неужели все отношения начинаются с любопытства?» — подумалось ему, и он заулыбался от ощущения кажущейся иронии жизни.

Ирка толкнула его в бок.

— Ты чего лыбишься?

— Да так, думаю о нас с тобой!

В это время Вера оторвалась от телевизора и обратилась к Петру.

— А ты был на самом верхнем этаже? — заинтересованно спросила она.

— На двадцать пятом, у Бульдога?

— Ага!

— Нет, как-то не приходилось. А почему ты спрашиваешь?

— Просто так, интересно!

В это время подвыпившая Маша вскочила за столом и закричала, перекрывая шум подвыпивших болельщиков:

— ГайзПарни (англ.), пьём за победу нашей команды!

Её тост был тут же подхвачен другими, причем не только за тем столиком, где сидели Вера и Ира, но и за соседними.

— За победу! — раздался нестройный хор голосов под стук чокающихся бокалов с пивом и пивных банок.

— Машка, — расхохоталась Ира, — да ты у нас просто Валькирия! Предводительница викингов.

Сидящий в ту минуту с расслабленным, покрасневшим от пива лицом Алексей, брал из пакетика солёные орешки, подбрасывал их и ловко ловил открытым ртом, умудряясь искоса поглядывать на Веру. Пожалуй, он хотел произвести на неё впечатление. Однако эти его взгляды были ни к чему, она не хотела сердить подругу и уклонялась, как могла, от визуального соприкосновения.

— Да ты фокусник, Леха, — со смешком бросила Ира, обратив внимание на его занятие. — Без балды, фокусник! А куриную ножку сможешь поймать?

В это время забили очередной гол, только теперь в наши ворота и счет сравнялся. До конца последнего тайма оставалось всего несколько минут. Напряжение ощутимо возросло, не только там, на ледовой арене, но и в таких заведениях, как спортбары, где сидели болельщики. Вот и в их «Десятке» шум мгновенно затих — все прильнули к экранам, нервно потягивая пиво. Только за барной стойкой смешивал коктейли бармен, энергично тряся шейкер, и абсолютно не интересуясь игрой.

Краем глаза Вера заметила, что её подруга приобняла Алексея, что-то шепча ему на ухо. «Ох, Ирусик! Неужто не врала? — подумала Вера, испытывая смутное чувство: то ли зависть, то ли ревность. — Неужели ночь проведут вместе? Как она его так быстро обработала, это ж надо уметь!»

Глава 4

На следующий день город мелкой сеткой накрыл летний, едва слышный дождик; его неторопливый шелест напоминал уютное шуршание газетных листов в библиотеке. Он гулял по улицам, паркам, площадям, заглядывал в окна, словно приглашая выйти и ощутить на лице его свежую влагу.

Небо заволокло неподвижными серыми тучами, приглушающими яркость красок. Дома, тротуары, дороги посерели, а жители, спешащие на работу, спрятались под зонтиками и оказались похожи на движущиеся грибы с разноцветными шляпками.

Большинство шляпок было чёрными и Вера, идущая, как все на работу и раскрывшая голубой зонт, вдруг подумала, что эти люди похожи на особый сорт грибов — на «чернушки». Так бы она их назвала.

«Чернушек» было слишком много, и, казалось, они заполнили все улицы. «Из них не сделать ничего вкусного: ни сварить, ни в масле не обжарить, ни посолить», — неожиданно с досадой подумала она. Ей показалось, люди под чёрными зонтиками, действительно, были съедобными грибами, только ножки у всех разные — толстые или тонкие.

Вообще Вера не была искушенным знатоком в деле заготовки грибов, даже грибником её можно было назвать с большой натяжкой. И потому вдруг появившиеся мысли показались ей необычными и неожиданными, ведь она даже не могла вспомнить, когда последний раз ходила в лес за грибами, наверное, с матерью, во время учебы в Академии.

Под эти странные размышления она вошла в высотное здание бизнес-центра, где на девятнадцатом этаже находился их офис. Её встретили всё те же равнодушные охранники, будто смотрящие сквозь неё, натёртые блестящие полы и тишина холла.

Один из охранников казался Вере особо неприятным: у него был крупный, загнутый к низу нос, упирающийся в короткие стреловидные усики, близко посаженные ястребиные глаза, а на лице застыла угрюмость и обида. Длинный и худой, он смотрелся недовольным на фоне упитанных и жизнерадостных охранников, словно чувствовал себя недооцененным и предназначенным для большего, чем просто стоять в холле и убивать время. «Не сослал ли его кто сюда, — подумала Вера с усмешкой, — в наказание!»

Впрочем, ей было всё равно, хотя и она была неинтересна охране, каждый день пропускающей туда-сюда толпы офисных мышей, разных сотрудников компаний-арендаторов, напичканных, как сельдей в бочке на каждом этаже «Ориона». Эта обстоятельство привело Веру к одной любопытной мысли: люди вообще редко интересны друг другу и неважно, кто они, какое положение занимают. Люди интересны только сами себе.

И всё же, когда она проходила мимо, то соблюдая приличия, коротким кивком здоровалась с ними со всеми, кроме горбоносого. Словно от того, что она его не замечала, высокий и неприятный человек растворялся в воздухе и переставал существовать.

Площадка перед лифтами пустовала. Вера бросила взгляд на большие электронные часы, висевшие сверху, и выяснила, что пришла на полчаса раньше, потому вокруг было тихо и безлюдно. Впрочем, в её случае, раннее появление на работе казалось к лучшему, потому как Иван Андреевич, хоть с виду и выглядел безобидным, но мог доставить кучу неприятностей. Оттого Вере казалось, что лучше быть жаворонком, а не совой. Хотя кто их разберет, этих начальников? Поскольку задержки допоздна тоже приветствовались, то кто в итоге выигрывал офисный спор — жаворонки или совы, понять было невозможно.

Двери лифта мягко открылись, и она вошла внутрь, нажала кнопку своего этажа. Лифт беззвучно понес её к заданной цели. Этот лифт мог бы быть самолетом или ракетой, поднимающимся в небо. Вера явно представила, как железная коробка несётся вверх на угрожающей скорости, срывается с направляющих железных балок и с грохотом пробивает потолок. Вокруг шум, пыль, грязь…

Но она уже в небе, летит над землей и не видит всей глубины бездны, разверзшейся под ней, не чувствует скорости полета, потому что наглухо закрытая кабина лифта не имеет стекол. Если смотреть снизу, то эта маленькая кабина похожа на крохотную точку. Её полет можно принять за полет спутника с живым существом внутри, как когда-то давно запускали в космос собачек Белку и Стрелку.

Эта мысль — сравнение себя с двумя милыми собаками, показалась ей забавной. «Вот дурёха, фантазёрка!» — посмеялась она над собой.

Над дверьми лифта мелькали зелёные электронные цифры, отсчитывающие этажи, плавно и почти неслышно гудел мотор. Здесь, в замкнутом пространстве, скорость подъема совсем не ощущалась, скрытая от пассажиров алюминиевыми панелями и зеркалами. Казалось, что лифт просто стоит на месте без движения и только лёгкое подрагивание стен выдавало напряжение машины, поднимающей кабину к вершине здания.

Вере надо было выйти на девятнадцатом этаже.

«Вот и приехали!» — подумала она, когда на табло загорелась цифра девятнадцать. Но лифт не остановился, а, как будто по инерции, проехал пару этажей вверх и встал на двадцать первом.

«Странно! — мелькнуло в голове у Веры. — Я не вызывала этот этаж. Может, его вызвал кто-то сверху, и он проскочил мой? Но такого еще не было. Странно!»

Помедлив немного, точно занятые посторонними мыслями, двери с тихим шипением отворились и открыли изумленной девушке необычную картину.

Перед нею тропические джунгли с зелеными лианами, бамбуком и папоротником. В лицо бьёт тугой влажный воздух, и Вере кажется, что сейчас она услышат гортанные крики птиц, стенанье обезьян, рык хищников — настолько всё это похоже на явь, как будто она смотрит передачу «В мире животных» или один из фильмов известного канала «National Geographic».

«Что это? — просыпается в ней любопытство. — Кто-то оригинальничает, обустроил офис вроде амазонской сельвы? Ни дать, ни взять, любитель сафари! Сейчас появится некто в пробковом шлеме и с ружьем на плече!»

Но звуки отсутствуют: ни звериные, ни человечьи.

Потом раздается тихая музыка, она звучит так, будто льётся с потолка, увитого толстыми ветвями лиан. Вера узнаёт произведение КортазараЭрнесто Кортазар (1940–2004гг.) — мексиканский пианист и композитор. «Молчание Бетховена» — она любила творчество мексиканского пианиста.

Негромкие звуки кружат над головой, переливаются из мажорных в минорные, касаются сердца. И Вера слышит в этой музыке шелест осыпающихся увядших листьев, грустное небо, погруженное в осеннюю тишину. Она чувствует печаль меняющегося мира, который не в силах остановить время.