Другая любовь

Парни, музыка, наркотики

— Бухать, бухать! Да здравствует бухать! — на мотив какой-то полузабытой детской песенки пропел или, точнее было бы — прокричал, вбегая в кабинет, Андрюха. Он и так-то всегда был не сдержан на эмоции, а тут его прямо прорвало. — Сегодня — все ко мне! Все флаги в гости к нам!

— С чего вдруг? — нехотя оторвался от компьютера флегматичный Санек. Саню, в отличие от Андрюхи, расшевелить было невозможно: не только на труд, но и на подвиги. Даже на пивные.

— Жена с сыном на неделю уехали к теще. Это, во-первых. И во-вторых, и в-третьих, и в-четвертых! Ура! Ура! Ура! Праздник! Праздник к нам приходит, праздник к нам приходит! — под собственный аккомпанемент стал пританцовывать Андрюха. У него на всякий случай была своя песня.

— Вот не зря мне Путин сегодня приснился, — отозвался я.

— И что? — удивленный Андрюха застыл.

— Путин к праздникам снится, — пояснил я.

— С чего вдруг?! — покосился как на сумасшедшего Санек.

— Примета такая, — не совсем уверенно заявил я.

— Ага, примета. Две приметы не хочешь?! — съязвил Андрюха.

— Почему две? Я сонник недавно смотрел. Точно говорю, Путин снится к празднику.

— Это в каком же ты соннике Путина отыскал? — недоверчиво посмотрел на меня Андрюха. — Не в этом ли? — он усмехнулся и вытащил из ящика стола потрепанную карманного формата книжицу, невесть как там оказавшуюся. — Энциклопедический лексикон сновидений, год 1862. Собирал в течение 66 лет добрый старичок из Утиной улицы, — раскрыв книжку, зачитал Андрюха. — Смотрим П. Нет здесь Путина, мил человек. Путешествовать есть. Так, путешествовать пешком — работа, отсрочка. Со шпагою… Это пропустим. В компании — сплетни, в карете — богатство. Вряд ли это к тебе относится. А у тебя что за сонник?

— Самый последний. 2003 года. От Гальки остался.

— Очень оригинально! — никак не мог успокоиться Андрюха. — Девушка уходит, но оставляет на память о себе сонник! Большая оригиналка!

— Оставь Гальку в покое! — разозлился я. — Я сейчас не о ней говорю. Ты оригинал не меньший, если держишь на работе макулатуру.

— Это, Мишаня, далеко не макулатура! — потряс книжкой Андрюха. — Я, между прочим, собирался на этом заработать. Раритетное издание. Снесу его завтра в букинистическую лавку. Денег отвалят.

— Вот и неси! — сорвался я.

— И понесу! — ответил Андрюха.

— А, по-моему, Путин — это одно из двух: или к празднику, или в сортире мочить будут, — задумчиво и без тени улыбки вставил Санек.

— Какой сортир, там даже намека на него не было, — задумался я. — Нет, все нормально. Мы с Путиным чай пили. В кафе.

— Какой чай? Не на травах случайно? — ехидно поинтересовался Андрюха.

— Обычный чай, — пожал я плечами. — Черный. Индийский.

— Слава Богу! — облегченно выдохнул Андрюха. — Вот если бы с травами, да еще и мочегонными, то тогда, наверняка, мочили бы в сортире. А так, конечно, к празднику.

Санек засмеялся. Тихо так всхлипнул. Если бы я не знал его уже пять лет, никогда бы не подумал, что можно так смеяться: незаметно для окружающих.

— Хватит ржать! — скомандовал Андрюха. — Надеюсь, на этот раз обойдется без приключений.

— Что-то я и тогда никаких приключений не заметил, — отсмеявшись, сказал Санек.

— Очень хорошо, что не заметил, — бросил в его сторону Андрюха и повернулся ко мне. — В общем, так. Мишань, ты тащишь баб, — начал он раздавать ценные указания. — Остались еще знакомые?

Я кивнул.

— Поприличней только найди, а не тех, с прошлого раза…

— Ладно тебе вспоминать, — перебил я Андрюху. — Нормальные были девки. Перебрали, правда, немного.

— Вот именно — перебрали. Я потом диван отмыть не мог после их перебора. Смотри — реальных телок ищи. Чтоб особо не пили, не жрали, могли поддержать интеллектуальную беседу, ну и далее по программе.

— Сдурел, что ли?! — возмутился я. — Я где тебе таких найду? Красную книгу полистать?

— Поройся в архивах, — отрезал Андрюха. — Санек, с тебя жратва. Купи пельменей каких-нибудь. Пачки две. Банку майонеза «Провансаль». Только наш бери, а не это дерьмо импортное. Селедку. Нет, селедку не надо. Все-таки дамы будут. Ладно, все, на этом остановимся. Огурцы соленые у меня есть. В холодильнике что-то еще завалялось, типа колбасы-сыра. В конце концов, не жрать собрались. А на водку давайте скинемся. Сколько брать будем?

— Литра, наверное, хватит, — неуверенно предложил Санек.

— Чего?! — чуть не подпрыгнул на месте Андрюха. — Литра хватит?! Ты что, пить не собираешься?

— Собираюсь, — испугался Санек.

— Два литра берем, — подытожил Андрюха. — Считай: нас трое, баб-с три. Итого шестеро. В среднем получается где-то, — он прикинул в уме, — около трехсот грамм на морду лица. А если учесть еще нежданных гостей, и того меньше.

— Какие нежданные гости? — напрягся я.

— А я откуда знаю? — Андрюха пожал плечами. — На то они и нежданные. Все — разбежались. Сбор у меня в девятнадцать нуль-нуль. Без опозданий, товарищи!

Санек тут же воткнулся в монитор, Андрюха, весело насвистывая «Я люблю тебя, жизнь!», скрылся в неизвестном направлении, один я, как дурак, провисел остаток дня на телефоне, безнадежно вызванивая своих старых подруг. Трижды услышал «Абонент вне зоны действия…», один раз ошибся номером, еще раз меня откровенно послали, «Кати нет дома. А что ей передать?» — было предпоследним ответом. И только на седьмом номере наконец-то откликнулись.

— Алё? — раздался знакомый женский голос.

— Люсь, — несмело начал я. — Привет. Это Рыбкин.

— О-о-о, Рыбкин! — пропела Люська. — Сто лет, сто зим! И чего тебе, надобно, Рыбкин? — усмехнулась она.

Последний раз с Люськой мы виделись месяца два назад на такой же стихийной вечеринке и с тех пор даже не созванивались. Кстати, именно после этой пьянки Галька от меня и ушла. Сказала, что я слишком много времени уделяю друзьям, а не ей. Я чего-то наговорил тогда в ответ — не помню, пьяный был. В общем, обиделась, собрала шмотки и ушла. Правда, забыла (а, может, нарочно оставила) несколько своих книжек по психологии и белье — пару трусиков — на батарее в ванной. До сих пор там висят. Так что, думаю, вернется еще. Звонила тут недавно. «Заскочу, — говорит, — забрать свои вещи». Посмотрим тогда, что выйдет. Мне вот, кстати, всегда интересно было: почему психологи, пусть даже школьные, со своими близкими отношения выстроить не могут? Разбирают осторожно, по косточкам чьи-то проблемы, а собственные решают как хирурги — методом вспарывания.

— Хочу предложить тебе большой, но чистой любви или, на худой конец, пригласить на свидание, — сказал я Люське.

— Ты в своем репертуаре, Рыбкин! — хмыкнула она. — Поменяй репризы: старо уже. Жених нашелся. Чего надо? Мне болтать некогда. У меня генеральная уборка.

— Составишь нам сегодня компанию?

— Кому это вам? — напряглась Люська.

— Да мы с парнями тут решили весело поквасить. Ищем потенциальных подруг жизни.

Трубка замолчала. Было слышно только ровное Люськино дыхание.

— Парни нормальные? — наконец спросила она. — Не хочется потом через весь город нестись от полоумных маньяков.

— Что, опыт был?!

— Слава Богу, нет! Но пострадавших видела.

— Не-а, у нас нормальней некуда. С работы. Коллеги. Да ты ж Санька знаешь!

— Знаю-знаю. Его, конечно, совсем-то нормальным не назовешь. В детстве головой, наверное, не раз стукался. Но хоть спокойный. Ладно, — согласилась Люська. — Все равно вечером делать нечего. Надеюсь, приглашение безо всякой грязи?!

— Только выпивка и интеллектуальное общение, — успокоил я ее. — А дальнейшее — по взаимному согласию. Мы ж не насильники, ты знаешь, Люсь.

— Уговорил, черт речистый, — засмеялась Люська. — Во сколько заедешь?

— В половине седьмого. У тебя, кстати, пары подруг не найдется? Таких же веселых, умных и красивых, как ты.

— Конечно, нет. Таких, как я, просто не бывает. Но для тебя, льстец бессовестный, найду парочку дурех. Ладно, пока. Пошла я посуду мыть, а то вода сейчас на пол побежит. До вечера.

— Девки-то симпатичные хоть будут? — беспокойно выглядывая в окно, ерзал на переднем сиденье моей старенькой девятки Санек. — А то я много пить не могу.

— Лучше не бывает! Сейчас сам увидишь, — успокоил я Санька.

Машину я подогнал практически к Люськиному подъезду. И уже пару раз посигналил ей: она жила на первом этаже, но ответного движения пока не заметил. Даже занавесочка на окне не пошевелилась.

— Они точно собирались? — снова заелозил Санек. — Может, передумали, а мы тут под окнами торчим, как придурки?

— Выползают, — облегченно выдохнул я, увидев недовольную отчего-то Люськину мордаху.

— Чего одна? — крикнул я ей, приоткрыв стекло.

— Заедем сейчас на вокзал, заберем там Таньку.

— И все? — покосился я на Люську.

— Не все, — разозлилась Люська. — Танька должна Ленку выцепить. Та где-то уже гуляет. Забираем их и едем. Привет, Санек, — кивнула она, усаживаясь.

— Привет, — повернулся тот вполоборота и вновь уставился в окно.

— Чего злая такая? — я посмотрел на Люську, отражавшуюся в зеркале заднего вида.

— Слушай, что за закон подлости, — подняла глаза Люська. — Как праздник какой, так у меня вечные месячные. Нагрянули. Я их вообще-то завтра ждала.

Я усмехнулся: Люся в обычном репертуаре. О своей и общей физиологии она поговорить любит. Даром что ли медсестра в гинекологии?! Хотя до беспредела откровенной она была и в школе. Мы с ней в одном классе какое-то время учились. Так что я к этому привычен, а Санек, заслышав такие речи, покраснел и втянул голову в плечи, словно хотел спрятать ее внутри себя.

— Санька только не пугай подробностями своего внутреннего мира, — расхохотался я. — А то парень пить и есть не сможет.

— Что, правда, испугала, маленький? — Люська вытаращила глазенки и сложила губки трубочкой. Как с малолетним придурком заговорила. Санек этого заслужил вообще-то. — Не хотела, чесслово. Ты, что, разве про месячные никогда не слышал?

— Слышал, — угрюмо буркнул Санек, закрасневшись еще больше.

— Ой, а покраснел-то! — потрепала его по макушке Люся. Санек отдернул голову.

— Вон! Вон они стоят! — закричала Люська мне в самое ухо. — Тормози!

На остановке топтались две подруги. Одна ничего еще — в теле, но без излишков, вторая так себе — невысокая, худющая, сутуловатая, да и личиком не вышла. Боженька, видно, схалтурил.

— Толстенькая — Танька, худенькая — Ленка, — прошептала мне на ухо Люська. — С Танькой работаем в одной больнице. Ленка — ее то ли одноклассница, то ли подруга детства. Для Санька вполне сойдет, — добавила она громче, чтобы Санек расслышал.

— Что? — напрягся Санек. — Себе ее забирайте. Обойдусь как-нибудь. Руки не отсохли еще.

— Да, ладно тебе, — похлопала его по плечу Люся. — Хорошие девчонки, веселые подруги. Эй! — высунулась она в окно. — Подруги, бегом сюда!

Танька с Ленкой разулыбались, замахали руками, но подошли неспешно, с видом — цену себе знаем.

— Санек, Мишка, — показала Люська на нас, потом перевела ладонь в обратном направлении: — Таня, Лена.

— Ну, девушки трогаем! — я выдавил сцепление и газанул.

Машина дернулась и заглохла. Подруги расхохотались.

Андрюха встречал нас широко раскрытыми глазами. Я бы даже сказал — выпученными. От ужаса.

— Кто это? — зло спросил он, заведя меня на кухню под предлогом собрать на стол.

— Девушки, — спокойно ответил я.

— Это крокодилы, Мишаня, а не девушки. Ты где их подобрал?

— Зато интеллектуалки. Две из них — медсестры из гинекологии, а третья — просто душа компании.

— Ладно, горе, — вздохнул Андрюха. — Ступай к своим интеллектуалкам. Я пока пельмени заброшу. Колбасу забери. Тарелка в холодильнике.

Народ уже расположился в единственной комнате Андрюхи. Люська рассматривала диски, аккуратной стопочкой стоявшие на тумбочке, Ленка, завалившись в кресло, подремывала, Танька сидела на диване, сложив руки на коленях и поглядывая по сторонам с безучастным видом. Изображала из себя непорочную школьницу, наверное. Я поставил тарелку с колбасой на стол и объявил:

— Сейчас начнем банкет.

— Может, музыку поставить? — Люська протянула мне стопку дисков. — Выбери что-нибудь мелодичное.

Я глянул на обложку. Сплошь российские барды и незнакомые мне зарубежные группы.

— Митяев сойдет?

— Давай. Только не очень грустное, — согласилась Люська.

«Милая моя, солнышко лесное», — запел Митяев, и Люська сразу погрустнела.

— Что за херню вы слушаете? — сквозь сон пробормотала Ленка. — Поставьте быстренькое что-нибудь, а то я насмерть усну.

— Ничего-ничего, спи, — бросил ей появившейся Андрюха. — Разбудим, если что. Правда, Мишань, заряди динамику. Под такое мы все тут спать будем. Вместе с Леной.

— Попрошу! — отозвалась Ленка. — Сегодня я сплю одна.

— Разберемся потом, — Андрюха водрузил на стол запотевший пузырь водки. — К столу, дамы и господа! Пельмени скоро будут готовы.

— Не-а, я, наверно, пить не буду, — оторвалась от кресла Ленка. — Что-то я плоховасто себя чувствую.

— Да что так? — усмехнулся Андрюха, разливая водку и злобно поглядывая на меня. Я пожал плечами: не виновата, мол, я.

— Да я уже приняла сегодня. Танька меня с шашлыков сдернула. Я прямо обожралась свининки. Давно так не ела. И компания, между прочим, неплохая была. Чего я уехала?!

— Что ставить-то? — перебил я Андрюхино желание закипеть. — У тебя выбор тут, конечно, весьма своеобразный. Ни одного знакомого имени.

— Что, девушки, слушать желаете? — скрепя сердце, любезно склонил голову Андрюха.

— Есть что-нибудь наше? — подала голос Танька. — Орбакайте, например. Ну, или Алсу.

— Иногда я жгу тебя, — завыл Андрюха. — Всера, всера. Это, что ли?

Танька смутилась и практически вцепилась себе в колени.

— Андрей у нас большой шутник, — натужно заулыбался я. — Девочки, не обращайте внимания. Полностью с вами согласен: нормальная певица Алсу. Нет у нее никаких фефектов фикции.

— К логопеду ей сходить не помешало бы, — смягчился Андрюха. — Ладно, найду сейчас что-нибудь из стратегических запасов. Было что-то из относительно нового. Не нашего, правда.

Андрюха покопался в тумбочке.

— Как раз в тему, — сказал он, доставая пару дисков. — Про пироги будем слушать. Итак! Дорогие мои! — заорал Андрюха. — Позвольте представить! Поет народная артистка Соединенных Штатов Америки — Мадонна! Коротко о певице: знает о сексе все, но старается забыть, активно снимается в кино, мать двоих детей, с недавних пор — сказочница, ну и поет, конечно. Итак, встречаем! — и Андрюха нажал play.

Мадонна что-то сказала на родном американском наречье, потом завела какую-то грустную песню, перешедшую все-таки к припеву в относительный бодрячок. «Pie, pie, American pie», — выдала Мадонна вначале медленно и печально, потом немного разогналась, а к концу песни практически захлебнулась от радости за счастливую североамериканскую житуху.

— Веселей стало? — Андрюха грозно обвел глазами комнату.

— Еще бы! — отозвалась Люська. — Может, за стол все-таки сядем?

— Ну, выпьем, боевые подруги вы наши, — поднял стакан Андрюха, когда все расселись вокруг стола. — За любовь и прочие дела.

— В общем, за баб! — вставил молчавший все это время Санек.

— Мы не бабы, — возмутилась Ленка. — А девушки.

— Ну, за девушек, — смутился Санек.

— Бабы, девушки. Какая разница?! — засмеялся Андрюха. — Пейте, гражданки! Сейчас перейдем к интеллектуальной части нашего вечера.

— Никакого секса! — заявила безапелляционно Ленка, чем рассмешила всех. — Чего ржете-то? — поджала она губы.

— А читали ли вы, Елена, труды немецкого ученого Фройда или, как называют его в России, Фрейда? — подперев подбородок, уставился на нее Андрюха. — Наверняка, нет — сделаю предположение. Так вот, сей муж научно обосновал, что всякая интеллектуальная беседа рано или поздно заканчивается сексом. Факт, подтвержденный изысканиями самого товарища Фройда.

— Говно, а не ученый этот твой Фройд, — подалась вперед Ленка. — Я сказала, что никакого секса не будет. Ты что меня не предупредила? — напала она на Таньку. — Подруга еще называется.

— Лен, расслабься, — пощелкала пальцами Люська. — Это была шутка. Посмеялись и забыли. Правда, Андрюш?

— А тож. Конечно, шутка. Ты, кстати, Лен, чем занимаешься по жизни-то?

— Парикмахером работаю, — Ленка все еще оставалась в напряжении. — А что, это так важно?

— Интересно же знать, с кем дело имеешь, — с чрезвычайной вежливостью пояснил Андрюха. — А парикмахер — очень романтическая профессия. Мне всегда нравилась. В салоне трудишься?

— В парикмахерской на вокзале, — Ленка понемногу оттаивала.

— Нравится работа? — не отставал Андрюха.

— Еще бы, — совсем успокоилась Ленка. — Коллектив у нас хороший. Народ, конечно, дерьмо приходит. Транзитные, в основном. На пересадках им делать нечего, вот и идут развлекаться. А так все нормально. Даже весело. Во дура-то! — Ленка неожиданно хлопнула себя по лбу. — Я же себе слово дала: сегодня не веселиться. У меня траур сейчас.

— Какой траур? — тут напряглись уже все остальные.

— У меня знакомый, почти друг, повесился недавно, — совершенно равнодушно выдала Ленка. — Ни с того, ни с сего. Главное, не пил, не кололся. Чего — вдруг, никто не знает. Видела его за день до этого, идет худющий такой, печальный. Прямо чувствовала, что не к добру. Хотела еще Данилке, брату, сказать: что-то с Крокодилом неладное. Это кличка его. А тот пока прособирался, Крокодил и ушел. И через день повесился.

— Н-да, — выдохнул Андрюха. — Нет повести печальнее на свете.

— Я так думаю: чему быть, того не миновать, — отмахнулась Ленка. — Жалко, конечно, парня. Но сам выбрал. Никто ж его не заставлял.

— Ты, Лен, прямо философ, — подал голос Санек.

— А что, не так, что ли? — обиделась вдруг Ленка. — Я вам точно говорю: от судьбы никуда не уйдешь. Написано тебе на роду повеситься, хоть топись иди, а все равно по дороге повесишься.

— Давайте о веселом чем-нибудь поговорим, — грустно сказала Танька. — У меня от ваших разговоров мурашки по коже.

— А хотите я вам анекдот расскажу? — оживилась Ленка. — Правда, он неприличный. Про хомячка.

— Чего уж, выдержим как-нибудь, — расплылся в улыбке Андрюха. — Валяй про хомячка.

— В общем, поехали муж с женой и сыном на море и поймали золотую рыбку. Рыбка им говорит: «Отпустите меня, я три ваших желания выполню». Сынок орет: «Хочу хомячка!» Отец ему в ответ: «В п***у — хомячка!» И тут как мать заорет: «Из п****ы — хомячка!»

Ленка засмеялась одна в напряженной тишине. Танька покраснела и уставилась в пол, даже Андрюха смущенно отвел глаза.

— Хороший анекдот, — сочувственно покачал он головой. — Очень смешной. Вам, девчонки, он должен быть понятен, — кивнул он Таньке с Люськой. — Все-таки гинекология.

Люська завела глаза, но промолчала. Танька робко кашлянула.

— Я еще знаю, — похвасталась Ленка, не обращая внимания на Танькин кашель. — Рассказать?

— Потом, — ушел от ответа Андрюха. — Мы покурить сходим пока на кухню.

— Я с вами, — поднялась Ленка. — Тоже покурить охота.

— Кури здесь, — разрешил Андрюха. — Форточку только открой. Нам там поговорить надо.

— Это что за чудо?! — набросился на меня Андрюха, закрывая за собой кухонную дверь. — По помойкам лазил, что ли, в поисках?

— А что тебе не понравилось?! — я пошел в наступление. — Искал бы сам. Танька-то с Люсей — нормальные. Лена с прибабахом, согласен. Я ее сам первый раз вижу.

— Эти две нормальные?! Они не глухонемые случайно?

— Дрюнь, ладно тебе греться, — попытался успокоить Андрюху Санек. — Девки как девки. Нам что — жениться на них?

— О! И этот туда же! — схватился за голову Андрюха. — Я сейчас если не выпью, порву и вас, и ваших баб.

На наше счастье раздался звонок в дверь. У Андрюхи сразу забегали глазки.

— Стойте пока здесь, — испуганным шепотом приказал он. — Или нет. Лучше к девкам и закройтесь там. Не дай Бог, жена вернулась. Господи, пронеси! — Андрюха на всякий случай перекрестился.

Мы проскользнули на цыпочках в комнату, показали девкам палец, чтобы молчали.

— О, Жека! — донесся из коридора радостный голос Андрюхи. — Привет! Давай-давай, заходи! Мы тут как раз бухаем.

— Да я не один, — ответил невидимый нам Жека. — Я с парнями. Я так — на минутку.

— Да, заходите вы, — верещал счастливый Андрюха.

В комнату зашли трое. Один совсем юный мальчик, второй — чуть постарше. Жека, вошедший во главе этой нежданной процессии, оказался угрюмым молодым человеком, лет 28—30, стриженным практически под ноль и просторным в плечах, обтянутых красной спортивной курткой с надписью «Adidas». Классический типаж братка. Да еще лицо такое правильное и гладкое, зацепиться не за что.

Андрюха притащил с кухни табуретку, на которую тут же уселся Жека, парни примостились у стены на корточки и беззастенчиво уставились на девиц. Девки испуганно переглянулись.

— Это Жека с друзьями, — указал Андрюха ладонью на троицу. — А это мои друзья. Девушки — Люся, Лена, Таня, юноши — Санек и Мишаня.

Жека чуть наклонил голову вперед и едва растянул губы: то ли улыбнулся, то ли ухмыльнулся. Парни вообще уткнулись в пространство и на внешние раздражители не реагировали.

— Водку будете? — предложил Андрюха.

— Я за рулем, — твердо отказался Жека. — Надо еще в магазин заехать. Выручку забрать.

Парни вслед за ним тоже покачали головой.

— Дай пару дисков на вечер. Поиграть, — сказал Жека, обводя жестким взглядом стол. По Люське скользнул, практически не задерживаясь, усмехнулся, остановившись на Ленке, на Таньке — откровенно зевнул. Та потупилась и часто заморгала.

— Гонки или стрелялки? — стал копаться в дисках Андрюха.

— Давай и то, и другое, — переводя глаза с девиц на Андрюху, Жека подмигнул. Кому и с какой целью он адресовал это подмигивание, я так и не понял. — Что за телки? — через губу бросил Жека Андрюхе.

Андрюха настороженно застыл с диском в руках.

— Подруги, — пожал он плечом.

— Ну мне пора, — поднялась вдруг Танька. Следом за ней заголосила и Ленка:

— Ой, я тоже пошла. Мне завтра рано вставать. На работу в первую смену. К семи. А ехать через весь город.

— Да вы что?! Куда — пора?! Только за стол сели! — засуетился Андрюха.

— Не, мы уходим, — в один голос заявили Танька с Ленкой. — Люсь, ты с нами?

Люська неопределенно дернула головой: понимай, как хочешь.

— Да мы уйдем сейчас, — усмехнулся Жека.

— А вы здесь не причем, — осмелела Ленка. — Нам, правда, пора уже.

Танька схватила ее за руку и повела к выходу.

— Ну и валите, к черту! — крикнул Андрюха. — Халявщицы!

— Я тоже пойду, — поднялась следом за подругами Люська.

— Ты-то — куда? — попытался остановить ее я.

— А что мне тут с вами делать? — искренне удивилась она.

— Поболтаем, — неуверенно предложил я.

— Рыбкин, наболталась уже. С вами так скучно, что спать хочется. Пока.

Я пошел следом, надеясь отговорить ее. Танька с Ленкой стояли на лестничной площадке, опасливо заглядывая в приоткрытую дверь.

— Люсь, ну, может, останетесь?! — заканючил я, приторно улыбаясь.

— Рыбкин, — сказал Люська. — Тебе никто не говорил, что у тебя улыбка чеширского кота?

— Это хорошо или плохо? — я растерялся.

— Не знаю. До сих определиться не могу. Ты как эта улыбка: то появляешься ниоткуда, то опять исчезаешь. И не знаю — верить тебе или нет? Банальное, конечно, сравнение, Рыбкин, я понимаю. Это как если бы я сейчас призналась, что мой любимый роман «Мастер и Маргарита». Но тебя, правда, сравнить больше не с чем. Ладно, пока. Иди бухай свою бухашку, — вымученно улыбнулась Люська. — Да, знаешь, — повернулась она на выходе, — ты не звони мне больше. Ладно? Надоело. С одной стороны хорошо, что ты появляешься неожиданно — скучать не даешь. Но мне, по-моему, пора бы некоей стабильности в жизни. Все-таки 29 скоро исполнится.

Она сделала странный жест, который можно было расценить и как приглашение пойти следом, и как отмахивание. Понять ее всегда было невозможно.

— Ну что, посидели? — сказал Санек, когда я вернулся. — По домам теперь?

Андрюха стоял посреди комнаты и зачитывал Жеке аннотации к дискам. Тот сосредоточенно жевал бутерброд с колбасой, играя при этом всеми мышцами своей скуластой физиономии.

— Левые телки, что ли? — спросил Жека, дожевав бутерброд. — Чего свалили так быстро?

— Правые! — разозлился Андрюха. — Что берешь — гонки или пальбу? А ты, Санек, сядь и успокойся, — перехватил он намылившегося к выходу Санька. — Сейчас что-нибудь придумаем.

— Что рекомендуешь-то? — зевнул Жека. — Мне по барабану.

— Возьми стратегию, — протянул диск Андрюха. — Тут наши с фашистами мочатся. И пострелять, и подумать.

— Не сильно напряжная? — снова зевнул Жека. — Голову ломать не хочется.

— Не сломаешь, не переживай, — успокоил Андрюха. — Держи.