Добро с кулаками

Часть первая

Добро должно быть с кулаками,
Добро суровым быть должно!
Чтобы летела шерсть клоками,
Со всех, кто лезет на добро…

Станислав Куняев

Глава первая. Начало

Всё началось в зале аудитории новосибирского государственного технического университета. В одной из аудиторий шла лекция по квантовой физике, предмету, мало интересующему большинство легкомысленных студентов и вообще кого-либо, кроме небольшого числа людей на планете. Аудитория была на две трети заполнена, а сама аудитория так устроена, что сверху вниз смотреть удобно и пространства много, а групп по тридцать человек четыре входят.

Так вот: как обычно лекция протекала нудно и большинство молодых людей, почтивших профессора своим присутствием были мысленно далеко за пределами аудитории. Кто в своих фантазиях загорал на пляже, греясь на ласковом весеннем солнышке, кто ходил с подружками по магазинам, а кто и просто пил пиво с сотоварищами в парке отдыха. Владимир Иванович Круговой, профессор физико-технического факультета, видя скуку на лицах студентов, разными способами старался хоть как-то сделать свой рассказ более занимательным, но на практике мало что получалось. Весна брала своё, и молодость стремилась прочь из этих стен, так что завладеть умами аудитории не представлялось никакой возможности.

Примерно за полчаса, до окончания лекции, ни с того ни с сего, профессор заметил, и глаз его начал чаще подмигивать, что за одной из парт, находящихся почти в самом конце аудитории сидит не совсем обычный студент. Первое, что бросилось в глаза это внешность молодого человека. Одет он был в белый костюм явно дорогого покроя, но не только костюм, а и волосы, и брови его были абсолютно белыми, буквально чистый лист бумаги. Но и это бы ещё ничего, ведь и такое, если задуматься, бывает, однако самое главное то — что раньше профессор никогда данного белящего субъекта не видел и готов был побиться на заклад, если бы нашлось с кем, о том, что в течение всей лекции данного молодого человека он не наблюдал. И в тот самый момент, когда сама мысль тревожная влетела в голову профессора со скоростью света, с противоположной стороны повеяло прохладой, а в сердце что-то защемило, и рубашка начала прилипать к спине…

А в это самое время на другом конце нашей планеты в стране, претендующей на мировое господство. Во дворце по-другому его и не назовёшь. В огромном кабинете, украшенном ценнейшими из когда-либо созданных произведений искусства, древнейшими и драгоценными предметами антиквариата, за огромным шикарным столом восседал Джон Рокфеллер. Остановимся на нём поподробнее: Джон принадлежал к богатейшему семейству в этом мире и на данное время был самым старшим из своего рода. К своим девяноста пяти годам он имел и сыновей, и дочерей, а также уйму внуков. За жизнь свою он приумножил и неплохо, состояние своего рода и на покой уходить не собирался по некоторым причинам, о которых станет ясно далее. Сыновья уже давно во всём поддерживали семейный бизнес. Сам бизнес этот помимо заводов, газет, пароходов, производства оружия, банков и так далее охватывал почти любую отрасль в любой сфере. Джон входил в ту золотую группу банкиров, бизнесменов и триллиардеров, владеющих федеральной резервной системой и европейским центральным банком, то есть по-простому эмиссионными центрами, печатающими деньги в любом количестве и буквально создающих деньги из воздуха. Правда секретная группа эта никогда не задумалась ни на секунду об одном из основных законов физики, который гласит: «ничего не берётся из ниоткуда, никогда и ни при каких обстоятельствах». Так вот именно эти самые наднациональные элиты, которые, правда не без основания, считали именно себя хозяевами этого мира и делали всё, чтобы так сохранялось всегда. Именно они, в угоду себе, назначали кризисы, и они происходили, придумывали войны — и те начинались, правда, для всех простых смертных по совсем другим, иногда уж совсем нелепым причинам. Но причина всегда была одна, этим «владыкам мира» было это выгодно в данный момент. Вот и всё, всё просто. И так все они богатели на протяжении многих лет из поколения в поколение. Именно они нанимали нужных им президентов, нужных им политиков и военных. На всех значимых должностях были свои люди, которые готовы были выполнить любой приказ этого одержимого властью и страстью к богатству легиона демонят, состоявшего в основном из кучки стариков и их отпрысков. Вот такой вот человечек, имеющий солидный вес в своей организации и предстал перед нами в тот поздний вечер. И добавить тут можно только лишь одно: «Денег у Рокфеллера, естественно, словно у дурного фантиков. Однако при всём своём богатстве, если Джон Рокфеллер вдруг когда-нибудь случайно прознает, что переплатил прислуге лишних десять центов, то, несмотря на пересаженное молодое сердце — тут же умрёт от горя».

В этот вечер Джон решил задержаться в кабинете и просмотреть несколько статистических отчётов, что и весьма успешно делал, время от времени переводя взгляд с одного монитора на другой. Время подходило к одиннадцати, в кабинете было очень уютно. Рокфеллер умел жить и делал это со вкусом. Прикурив кубинскую сигару от щепки фруктового дерева, старик устало потянулся. Рядом в кресле из чёрного бархата потягивался любимый кот Мартин, точь-в-точь походивший на своего хозяина как внешне, так и манерой поведения. Вдруг в кабинет потянуло запахом какой-то могильной сырости. Часы ударили одиннадцать, и ещё не успел заглохнуть их звон, как дверь в кабинет неожиданно распахнулась, и на пороге появился незнакомый мужчина лет тридцати. У Джона комок подошёл к горлу от негодования. Он даже не заметил, как Мартин пулей вылетел из кабинета. Ещё бы! Даже самые доверенные лица не смели вламываться к нему вот так, а сперва просили разрешения по коммуникатору. Сыновья, и те предпочитали лучше дождаться отца в гостиной или в другом месте, чем вламываться в его святилище. И вот на пороге стоял совершенно незнакомый человек, странный по виду, причём ранее Джон его не видел не среди охраны, не среди обслуги. Правда людей, работавших на него в его поместье, было такое множество, что вряд ли даже при большом желании можно было бы запомнить всех в лицо. Только ни один из них даже в страшном сне не мог бы себя представить на пороге хозяйского кабинета в такой час без приглашения. Потому ситуация была более чем удивительна. Молодой человек был жгучим брюнетом, с приветливым лицом. Одет, правда, он был довольно таки старомодно: такие костюмы тройки носили лет сто назад не менее. Однако и ещё что-то в нём настораживало, но понять Джон этого не успел, так как молодой человек бесцеремонно быстрым шагом направился прямиком к нему и всё также бесцеремонно расселся в кресле, напротив.

— А ты неплохо тут устроился! Я бы сказал очень даже неплохо. В подлинности вон той картины я, правда, усомнился бы. Великолепная копия не более того. Надул твоего батю аукционист как мальчишку, ты уж мне поверь. Но в целом всё заслуживает восхищения. Всё, кроме одной маленькой детали и эта маленькая, но важная деталь Ты Джон. Ну, сам посуди такие прекрасные вещи вокруг, люди в них душу вкладывали, столько сил и времени было вбухано и потрачено. Могу даже навскидку сообщить тебе сколько, — при этом молодой человек бегло огляделся вокруг и продолжил. — Ну, подделку — картину в расчёт не берём, а на всё остальное ушло двести тридцать восемь с половиной лет, что равняется примерно двум миллионам восемьдесят девять тысяч двести шестьдесят человеко-часов. Как ты уже догадываешься, весь этот труд, вся эта красота мысли, всё это идейное вдохновение были потрачены получается только для того что бы украшать кабинет, редкостного бездушного негодяя, прохвоста и свиньи. По-моему, несправедливо как-то. Ну не вяжешься вот именно «Ты» с данными предметами старины и современного гения. От тебя смрадом веет во всех направлениях. Вот собственно, почему я тут и появился. Настало время перемен и весьма значительных, дорогой мой безжалостный и алчный старик.

Незнакомец, произнося эту недвусмысленную фразу, теребил в руках какую-то палочку. Взгляд его был направлен куда-то поверх собеседника, будто тот к делу не имеет никакого отношения, но по окончанию монолога, он пристально взглянул на Джона, и тому на мгновение показалось, что у его глаз нет дна.

Однако старый волк был не так прост, что бы его кто-либо мог надолго смутить. Мигом, придя в себя, он одной рукой потянулся к кнопке вызова. Гнев всё больше закипал в нём, и Джон практически переходя на крик, завопил:

— Кто ты такой молодой мерзавец? Как смеешь ты врываться сюда и нести всякую чушь? Что тебе надо?

Незнакомец ни капли, не смутившись, ответил так:

— Только вот не надо тянуться к кнопочке, пальчик поранить можно. Это ты зря торопишь события, ну да ладно, будь, по-твоему. И кстати, на первые два вопроса ты сам мне ответишь не более чем через три секунды. Подождём, так уж и быть, подождём. А на последний вопрос по поводу того, что мне надо я сообщу тебе немного позднее за бокалом прекрасного вина.

И в этот самый момент произошло следующее: палочка в руках незнакомца немного увеличилась в размерах, раскрутилась и превратилась в плеть. Тот безо всякого труда и взмаха пошевелил ею. Плеть взвилась, рассекая пространство — и это в буквальном смысле. В правой части кабинета образовалась трещина длинною в метр, с абсолютной чернотой внутри. Такой чернотой, что чёрный ворон, с ней сравнившись, стыдливо рыжим оказался бы или блондином на худой конец. От удара плетью у Джона в глазах всё заискрило да засверкало, и он ощутил, как его стало бешено затягивать в этот разрыв. Однако он успел, и обернуться, и увидеть самого себя всё также важно восседавшего на кресле. Правда взгляд был какой-то неживой, да губы скривило, так, как это бывает в момент переселения в мир иной. Это было последнее, что Джон осознал, перед тем как оказался в чёрной пустоте и щель за ним легко захлопнулась. Так неожиданно, так вдруг, что и испугаться не успел.

Перенесёмся на другой континент, но примерно в тоже время.

На улицах Амстердама было тепло как-то даже не по сезону. Солнце дольше обычного задерживалось и никак не спешило скрыться, радуя приятным вечерним светом местных жителей. Вот — вот должны были загореться фонари и многие из горожан после трудового дня направлялись провести досуг кто куда: кто в местные бары, кто в кино, а кто просто шатался по улицам. Приезжие туристы предвкушали этот вечер за употреблением лёгких наркотиков, алкоголя и местных женщин. В общем, всё как обычно, как и в любой другой вечер, Амстердам жил своей насыщенной, красочной и беспутной жизнью.

На одной из улиц, недалеко от знаменитой аллеи красных фонарей прогуливались два молодых человека, по внешнему виду которых можно было сразу сказать, что они неместные. Очень похоже на то, что они русские или, по крайней мере, что-то около того. Тот, что был повыше ростом и крепче в плечах, зевая от скуки, обратился к попутчику:

— Знаешь Миша, чего-то я устал пробовать местные весёлые штуковины. Хоть сутки охота провести с трезвой головой, — вяло промусолил первый из них, на что Миша также со скучающей физиономией человека, которому, несмотря на свой молодой возраст всё в жизни надоело, ответил:

— Тогда давай просто рванём к девочкам и оценим их мастерство без дурмана в голове, — оба хихикнули.

— Через два дня домой Олег, а так неохота. Я бы тут остался на всю жизнь.

Олег, тот, что повыше ростом понимающе кивнул, и парочка продолжила прогуливаться безо всякого смысла, с одним лишь намерением убить поскорее время до наступления темноты. Так не спеша, прогуливаясь и мило беседуя, приятели не заметили, как солнце окончательно ушло за горизонт, а на столицу Нидерландов плавно опустилась ночь. Небо было ясным и настолько чистым, что человеку, задумавшемуся над этим фактом, даже показалось бы странным видеть столь чистое небо над большим городом. Друзья шли по узкой улице, и цель их маршрута уже маячила впереди, она опьяняла молодые и страстные сердца своими искушениями. Цель эта — знаменитая аллея красных фонарей.

Внезапно задрав голову вверх, Олег дёрнул Михаила за рукав.

— Смотри, вроде бы как спутник летит, только, по-моему, низко как-то…

— Ага, и светится ярче. Да и скорость явно повыше будет, чем у спутников. Я часто вижу в небе разные непонятные явления, да и любой бы видел, нужно лишь почаще в небо это смотреть.

Проводя взглядами удаляющуюся яркую точку, друзья продолжили прерванный путь, каждый размышляя о своём. Олег думал о своей возлюбленной, с которой не так давно судьба злодейка разлучила его, и вот теперь милый образ частенько всплывал в памяти в самые неподходящие моменты, принося душевные муки и грусть. О чём размышлял Михаил, история умалчивает. Скорее всего, просто потому что, это были размышления примитивного уровня, связанные с резким скачком тестостерона в крови, растущим в геометрической прогрессии по мере приближения к улице, знаменитой своими борделями. Конец улицы, по которой двигались приятели, был уже метрах в ста, не более, как на неё со стороны, куда направлялась наша парочка, свернул пожилой мужчина и остановился, облокотившись о стену. При этом правая рука его держалась за сердце. Поравнявшись с ним, стало очевидно, что пожилому господину нездоровится, и Михаил спросил его на английском (он владел языком в значительной мере лучше Олега)

— Здравствуйте мистер, вам нужна помощь?

Пожилой человек окинул беглым мутным взглядом молодых людей и на чистейшем русском как бы сам себе буркнул под нос.

— Как знать, как знать, сейчас помощь нужна мне, через мгновение понадобиться ещё кому-нибудь, — но спохватившись, на чистом английском ответил молодым людям, что дело всё в душном дне и глоток холодной воды вернёт его к жизни.

Друзья очнулись от замешательства, и первым нарушил молчание Олег.

— Так вы наш соотечественник? — дружище, сбегай, раздобудь воду, мы своих в беде не бросаем. — Михаил побежал за водой.

— Не могу обрадовать вас раньше времени, заявив вам, что мы из одной страны пока не знаю, откуда вы сами родом, — сообщил тем временем пожилой мужчина.

Тут Олег пригляделся к нему повнимательней. Было похоже, что это просто старичок на пенсии, путешествующий по миру, но всё, же что-то в нём казалось неестественным. Почему-то ощущалось это самое неестественное только на интуитивном уровне, никак не проявляясь визуально.

— Ну, тут ничего нет проще, мы с другом из Москвы. Его звать Михаилом, а меня Олегом.

— Очень приятно, молодой человек, Москва прекрасный город. Сам я из мест несколько более дальних, ну это и не так важно. Пересохло во рту, и сердце давит, а звать меня можете Николаем Фёдоровичем.

Тем временем прибежал сотоварищ Олега с бутылочкой чистейшей минеральной воды, запотевшей от холода. Бутыль протянули старику, и тот трясущимися руками откупорил её, приникнув к горлышку. Пока Олег представлял их друг другу, бутылочка опустела, а друзья в очередной раз с удивлением переглянулись. Что за странное начало ночи подумали, оба разом не сговариваясь.

— Премного благодарен вам, молодые люди, — прервал молчание новый знакомый. — Не уделите ли вы мне ещё немного вашего драгоценного времени? Дело в том, что появился я тут совсем недавно, а в последний раз был в этой стране так давно, что всё жутко переменилось. Не могли бы вы рассказать мне про город, ввести, так скажем, в курс дел. Хлопот я вам доставлю мало, а быть может, и пользу принесу какую, кто знает…

При последней фразе новый знакомый так уверенно и многозначительно оглядел друзей, что показалось и сомнений быть не может в том, что пользу эту самую он принесёт всенепременно. Отказывать хоть и предполагаемому соотечественнику было неудобно, да и дел то особых не было, в связи с этим троица вышла на широкую улицу в поисках какого-нибудь более или менее приличного уличного кафе.

Глава вторая. По ту сторону реальности

Холод, пустота и чернота — вот то, что ощутил в первые секунды пребывания непонятно где, бедняга Джон. От ужаса, как ему показалось, спёрло дыхание, но, немного собравшись, он осознал, что дыхания этого вовсе и в помине нет. Только, несмотря на это, он не бьётся в конвульсиях от удушья, а беспомощно парит в абсолютной пустоте. Джон попытался собраться с мыслями. Мысли вертелись в голове хаосом, и ничего вразумительного на ум не приходило. Почему-то всплывала в голове дурацкая попойка, закончившаяся дракой с участием Джона, произошедшая ещё в студенческие годы. Ещё в винегрете мыслей мелькало, что это конец и конец весьма печальный. По крайней мере, ворот рая и встречающих его архангелов не наблюдалось, откуда напрашивался сам собою трагический, но очевидно наиболее верный вывод, говоривший Джону, что он ни больше, ни меньше, как в аду или где-то совсем уж рядом с ним. Болтался он так довольно долго, по крайней мере, Джону так казалось, подумывая уже над тем, чтобы смириться и пропадать, как спустя какое-то время в момент, когда владыка мира беспомощно нарезал колесо за колесом вокруг своей собственной оси, краем глаза он заметил светлую, едва различимую точку. Снова стало страшно. Джон по мере своих сил, а хватало их лишь на то, чтобы крутить головой, начал следить за приближающимся объектом. По мере приближения объект стал проявлять форму и издавать звуки, похожие на разговор. И вот, наконец, приблизившись почти вплотную, движение света прекратилось и Джон, сделав очередной кувырок, оказался перед двумя странными субъектами, размерами, втрое превышающими человеческий рост.

Перед Рокфеллером предстал толстяк с рыжей бородой в белой тунике и с толстенной книгой под рукой. Второй же был и вовсе ненормален — тело его было человеческое, но почему-то с головой шакала. Почти как древнеегипетская статуя. Джон, молча, смотрел на них. Оба визитёра излучали бледный свет и плавно покачивались перед стариком. Сам же Джон перестал крутиться и как будто замер в одном положении. Первыми нарушили молчание странные визитёры.

— Ба! Ты только посмотри, какая фигура к нам залетела! Кто же этот впечатляющий и весьма солиднейший господин?! Не может быть, да это же сам Джон Рокфеллер! Вот так удача, милости просим, дражайший вы наш, — молвил толстяк и при этом добродушно улыбнулся да подмигнул Джону.

— Да, да! В кои-то веки ты прав, он самый. Так сказать, неожиданно и тут! Собственной персоной. Не поленился и прилетел. Только вот что-то радости и восторга в глазах не вижу, — ответил получеловек-полушакал, критически посмотрев на беспомощного владыку мира.

— А это потому, дорогой мой Аметис, что радоваться-то ему и нечему. Поставь себя на его место. Оторвали от любимой сигары и мягкого кресла. Оказался в незнакомом месте. Черти пойми где, да с огромным горбом плохих дел за плечами. И всё-то намекает на то, что вот-вот начнётся разбор полётов. Любой бы на его месте раскис, — оба хохотнули, смех рокотом и эхом понёсся вдаль в пустоту.

— А знаешь милейший мой друг, мне надоело то, что в нашу сферу только и делают, что пихают всяких проходимцев, негодяев и тупиц. Что мы им няньки или воспитатели, в конце-то концов? Этот последний, дальше я умываю руки. Как хорошо бы тут не было, но не хватает общества подобранного со вкусом, — при этом Аметис попытался состроить на физиономии шакала нечто подобное сожалению, однако вышло это нелепо.

Толстяк снова разразился хохотом, и почему-то тыкал пальцем в сторону Джона. Просмеявшись, он, однако заметил, что и сам был бы более рад видеть у себя в гостях ну, к примеру, Моцарта, или Ньютона, да что там, саму Джессику Альбу! Вот было бы здорово и интересно.

— Возьми и скажи ему, Оршан, при встрече. Пусть хоть раз за многие века порадует настоящей личностью, а то складывается впечатление, что у нас тут вытрезвитель, а нам только того и надо, что вразумить и направить на путь истинный очередного беспутного пьянчугу. Небось, у себя-то в своих сферах только и делают, что развлекаются в приличном обществе.

Закончив, шакал гневно посмотрел на Рокфеллера слушавшего данный диалог с открытым ртом.

— Ага, сам скажи ему! Ты же знаешь его. Не нравится — определит тебе место, а где и что, и гадать не приходится. Уж лучше тут ещё пару тысячелетий пить вино да нежиться на пляже.

— Однако мы заболтались, мудрейший Оршан. Гость явно нервничает и не понимает, что происходит, а это по законам гостеприимства как минимум невежливо.

— Не желаете ли чашечку кофе? Быть может сигару или бокал виски? Вы ведь к такому обращению привыкли мистер Рокфеллер, не так ли? — обратился к Джону получеловек именуемый Аметисом

— Кто вы, и где я? — только и смог выдавить Рокфеллер, при этом сам он себя не услышал.

— О, ты посмотри мой друг! Рассудок не полностью покинул нашего уважаемого дедушку, — с полу смехом пропел толстяк и продолжил, — ты у нас в гостях, так сказать по принуждению, а вопросы задавать тут будем мы.

И тут же добавил:

— Ты зачем развязал войны на востоке и на Украине? Денег и власти тебе мало, сукин сын, и где теперь твои деньги? Доллар спасти хочешь? Долги списать, уничтожив кредиторов? Где твоя власть? Оглянись вокруг, нет её, да и магазинов валютных, как видишь, не держим за ненадобностью. Манипулировать людьми нравилось? Забавно, не правда ли? Сам теперь болтаешься тут как паяц картонный. За какую бы верёвочку дёрнуть, а Аметис?

— Да погоди ты, — Аметис обратился к Рокфеллеру. — А ведомо ли тебе, пустая твоя голова, что есть несколько планов в отношении вашего племени и один из них, кстати, наиболее вероятный в настоящее время — это стереть вас и заменить другим семенем более светлым и менее кровожадным. А кто всему виной? Ты и тебе подобные! Ну, куда это годится: держать в планах почти поголовное истребление своего собственного вида, ради сомнительного блага кучки проходимцев, считающих себя лучше остальных. Только ненормальному, дефективному социопату такое может прийти в голову, не так ли Оршан?

— Согласен с тобой на все сто процентов. И чем только они там, на земле думают? Лично мне сдаётся что задницей. А ну, дамка я ему хорошую затрещину, вреда не будет, а вот польза, может какая и случится, — с этими словами толстяк мгновенно подлетел к старику и огромной ручищей, огрел последнего по затылку.

Всё в глазах Джона обвалилось. Да и сам он, закрутившись, кубарем полетел в непонятном направлении. Однако, когда вращения прекратились, он вновь предстал перед ужасной парочкой.

— Пощадите! — полу плача прогнусавил Джон, а затем, уж совсем по-детски добавил:

— Я больше не буду, честное слово!

— Ты только посмотри, как хорошая затрещина влияет на негодяев. Нам с тобой не помешало, испросить бы прибавку к жалованию. Уж больно лихо у нас, получается, перевоспитывать грешников, — заметил толстяк, потуже затянув разболтавшийся пояс на своей тунике.

— Как всегда согласен с тобой, однако скучнее занятия просто не придумать. Очень надеюсь, что этот, — Аметис показал указательным пальцем в сторону беспомощного старика, — будет последним.

— Эх, да не пройдут твои слова мимо нашего Отца! Создателя всего сущего! Вечная слава ему!

— Только на это и приходится рассчитывать. Меж тем, Отец наш мудр и бесконечно добр, и я просто не сомневаюсь в том, что в дальнейшем он избавит двух несчастных путников, как мы с тобой, от подобной публики, — голова шакала мечтательно закатила вверх глаза.

— За всем тем, мы опять заговорились, — и, обращаясь к Рокфеллеру, Аметис спросил:

— Итак! Что прикажешь делать с тобой «О, величайший из людей»?

На сей раз, Джон собрал всю оставшуюся волю в кулак. Всё-таки он был далеко неглупым человеком и, понимая, что решается его судьба, решил притворить раскаяние, тем самым испросить для себя участь, как можно менее суровую. Сделав изо всех сил более жалостливое лицо, Джон ответил:

— Отпустите меня! Я всё исправлю! Я всё понял! Я прозрел! — старик смотрел вниз на кончики своих носков. Один раз он уже встречался взглядом с одним из посетивших его друзей. От встречи этой взглядами, внутри Джона всё закипело, так что тот едва не лопнул.

— Отпустить? Всё понял? Очень сомневаюсь. Хоть тут бы не лукавил. Ты ведь нам насквозь виден Рокфеллер, — злобно прошипел Оршан.

— Ну да ладно, ему всё объяснят и без нас с тобой. Мы здесь, кажется, за другим находимся, — заметил Аметис своему спутнику. — Только, что делать с ним далее вот в чём вопрос. Лично у меня множество идей, как новых, так и уже проверенных, в связи с чем, просто теряюсь какую выбрать.

— Никто не сомневается в твоей фантазии любезный друг. Я и сам могу бегло предложить десяток — другой вариантов, только как бы ни получилось, как в прошлый раз. Вспомни сколько времени, мы потратили, споря, кому отдать предпочтение тигру или бензопиле, — оба странника снова расхохотались.

— Так вот, — спустя несколько секунд продолжил Оршан, — есть блестящая идея, предоставить это дело случаю. Пускай первый встреченный прохожий подскажет нам решение, тем самым мы избавимся от долгих пререканий.

Аметис молчаливо согласился и тут, как по заказу, невдалеке появился огонёк, который с приближением увеличивался в размерах, а по прибытию к нашей троице, обратился в милейшего вида старушку — божий одуванчик. В очках и с сумочкой-авоськой, правда, источающую слабый свет.

— Вечного здравия тебе мудрейшая Азза, хранительница равновесия и покоя, — поприветствовали друзья новое явление.

— И вам радости и благополучия во все века, — вежливо ответила старушка.

— Куда держишь путь и почему в столь странном облике? — спросил Аметис.

— Ну что касаемо моего нового облика, то ничего странного я в нём не вижу. Он говорит о житейской мудрости, и возраст только подчёркивает это. А направляюсь я в нижние сферы, дабы обсудить с их жителями кое-какие неприятные ситуации, происходящие в некоторых микромирах вот прямо вот сейчас. Но вам нечего волноваться, каждое ведомство должно отвечать за свой участок, и я пока справляюсь со своим как нельзя лучше.

— Да будет и дальше так всю вечность прекрасная Азза, — ответил ей толстяк. — Между тем, мы с Аметисом просим тебя уделить нам пару минут своего драгоценного времени. Речь идёт о мире по величине несколько большем, чем микромиры и вот у нас с другом возникла загвоздка: что делать, например, вот с этим румяным рябчиком? — при этом Оршан кивком показал в сторону Рокфеллера. — А делать, безусловно, что-то нужно, да чем скорее, тем лучше.

— Так вот, не окажешь ли ты нам услугу, любезная Азза, и не подскажешь ли тот единственный верный вариант, который мы и претворим в жизнь без всяких замедлений? — продолжал развивать глубокую мысль Оршан.

— Вот в хитрости вашей парочке нет равных в этой сфере. Да что там в этой, и в других ещё поискать нужно таких прохвостов. Хотите всю ответственность переложить с себя на другого.

Со стороны смотрелось так, как будто бабушка отчитывает внуков за мелкое хулиганство, но вид тем временем у неё был таким благодушным, что любому наблюдателю стало бы ясно, что делает она это исключительно в воспитательных целях и внуков своих любит.

— Ничего не скроется от тебя, мудрейшая заступница сирых и убогих, покалеченных и разбитых, но что делать нам? Боюсь, мы можем выбрать наказание слишком суровое, и потом долгие годы раскаяние будет мучить наши сердца, в то время как ты бы посоветовала, как раз то, что нужно. Я просто убеждён в этом, — ответил Аметис.

— А я готов поставить свой золотой пояс на то, что лучшего решения мы не услышим ни от кого на свете, — добавил Оршан.

— В умении лить лесть потоками, будто вода падает с водопада, вам также мало равных. Впрочем, лесть и хитрость часто ходят рука об руку, — говоря это, старушка поглядела на Джона, слегка приподняв очки.

— Рокфеллер, раньше думать надо было, — обратилась она к Джону, и, секунду поразмыслив, отвечала так мучителям несчастного старика:

— Да отправьте его на остров, право, ну чего тут думать. Они же так любят всей своей бандой на острове собираться, так к чему ломать устои и привычки.

Друзья переглянулись, и в самых восторженных оборотах речи поблагодарили мудрую Аззу, после чего произошло не менее галантное прощание, и старушка в долю секунды просто испарилась.

— Эх, и до чего же умна эта Азза! Ну, как нам самим не пришла такая простая, и вместе с тем замечательная идея, — недоумевал толстяк. — От себя лишь остаётся добавить самую малость: пускай он сидит на табурете, весь срок не вставая, голым задом на перцовом горчичнике. Ну вот, пожалуй, и всё от меня! — Заключил Оршан.

— Ну и я в долгу не останусь: ноги будет мочить в тазике с ледяной водой, — добавил Аметис, явно желающий, чтобы последнее слово в этом важном деле было за ним.

— Так тому и быть! Всё слышал Рокфеллер? Приговор окончательный и обжалованию не подлежит!

Обжаловать приговор, да и вообще, что-либо возразить, об этом и речи не могло быть. Джон лишь глупо моргал глазами и слушал всю эту чушь. Ему даже снова пришли мысли в голову, что всё это дурной сон, но заветного пробуждения не наступало, кошмар не растворялся подобно туману, ничего не исчезало, так что приходилось и далее внимать всему происходящему и дивиться.

— Вот и всё, Джонушка, гран мерси за проявленное мужество и терпение, но как говорится хорошего понемножку. Ты и так отнял у нас уйму времени, которое, не будь ты таким злодеем, и тебя не доставили бы сюда под наше попечительство, я бы лично тратил совсем по-другому и уж поверь не здесь, совсем не здесь, — заключила голова шакала.

— Я просто уверен, что сердобольный виночерпий и пивовара Сезильдор, который всякий раз прежде, чем продать этилового спирта, разведённого водой и пивным порошком, справляется о здоровье, а в особенности интересуется, не шалит ли печень, уже откупорил свежую кегу прекрасного ледяного Майского эля. А мы тут бездарно тратим своё драгоценное время, — подтвердил Оршан.

— И напоследок,… не влепить ли ему волшебного пендаля?.. Так сказать для ума и закрепления материала, а Аметис, как думаешь?

— Да я-то только за, да боюсь, Джон будет против. А, Джон? Не желаешь ли пендаля? Волшебного? — рыкнул Аметис в сторону бледного как смерть Рокфеллера.

— Прошу вас не нужно пендаля. Я, правда, извините, не знаю, что это такое, но догадываюсь что весьма пренеприятная штука, — взмолился старик.

— Эх, Джон! Эх, Джон! — покачивая головой, рассуждал толстяк. — Ты напрасно недооцениваешь полезность и закрепляющие свойства волшебного пендаля. Заодно бы и словарный запас расширил немножко, да и внукам было бы что рассказать. Ну да ладно, нет, так нет, уговаривать не станем. Заколебал ты меня! Нудный ты какой-то. Просто наискучнейшее утомляло! Нет, чтобы отчаянно спорить, дерзить. Доказывая свою правоту, сыпать фактами, клясться богами, что всё делал только из лучших побуждений, так нет. Нытик ты и зануда, небось, на земле сидя в своём кресле не так себя вёл! — Закончил Оршан, многозначительно смотря на Рокфеллера.

— Спасибо, — боязливо нашёлся Джон поблагодарить за отмену пендаля.

— Пожалуйста! — отвечал Аметис.

— И последнее, так сказать утешительный приз! Ответственно заявляю тебе старик, что надежды у тебя никто не отнимал. Верь и терпи, и думай, тысячу раз думай, почему ты там, где ты есть. А теперь, — и тут Оршан вдруг визгливо крикнул:

— Алле оп! Пошёл вон!

Затем мгновенно подлетел, обогнув Рокфеллера сзади, и пендаля всё-таки от всей души влепил. И снова всё вокруг Джона закружилось, завертелось, перемешались все цвета и краски.

— Как здорово мы его расписали, аж самому понравилось. Ха! Ха! Ха!

— Точно так, особенно фокус со старухой удался на славу.

Занавес. Наступила полнейшая тишина.

Глава третья. Дар миру

Вернёмся в далёкий сибирский город, где мы оставили растерявшегося профессора теоретической физики. К слову сказать, сердце у Владимира Ивановича защемило совсем не зря, было чему удивляться. Оглянувшись вокруг, профессор зрительным и слуховым нервами уловил для себя одну странную особенность. А именно: вся обстановка, окружавшая преподавателя, в один миг замерла, студенты сидели без движения, замерев кто как, как будто на фотоснимке. В просторном окне было видно, как в небе в одной точке висит ворона. Звуки также пропали, вместе со всяким движением.

И всё-таки профессор ощутил себя явно не одиноким в постигшем его горе. Подняв глаза кверху, он увидел и между тем снова испытал сильное волнение, что сверху аудитории к нему спускается тот самый странный молодой человек. В этом своём спуске, он как бы переливался в весеннем солнечном свете, исходившем из окон. Первой мыслью профессора было то, что он болен и всё происходящее не иначе как галлюцинация. Впрочем, он быстро отогнал такую вредную мыслишку. Все дело в том, что ощущал он себя вполне нормально, живым и здоровым, а главное, вполне нормально мыслящим. Подойдя почти вплотную к столу, за которым восседал Владимир Иванович, молодой человек вежливо кивнул головой и начал беседу с приветствия:

— Да-да, дорогой профессор, вы тысячу раз правы! Всё происходящее не плод вашего воображения, не галлюцинация, а также смею вас заверить, что вы здоровы, по крайней мере, теперь, когда я здесь. Да и в будущем подобного рода расстройства вам не грозят, — продолжал после приветствия, приятным, но немного металлическим голосом, молодой человек.

— Кстати, забыл представиться, называйте меня Уриил.

— Но что происходит, и кто вы такой? — почти прошептал профессор сдавленным голосом, на что молодой человек знаком руки остановил его и сказал:

— Ни слова более, уважаемый Владимир Иванович, ни слова, пока вы не придёте в себя, а поможет вам глоток прекрасной воды из вашего графина. Я, видите ли, обладаю кое-какими способностями, в кои входит и освящение воды, так что смело пейте. Вам легче станет, уверяю.

Во время этой речи графин сам собой поднялся в воздух и наполнил стакан, который в свою очередь тоже не пожелал оставаться в стороне, и в один миг влетел профессору прямо в руку. Круговой сделал пару глотков и на самом деле почувствовал некое облегчение. Волнение стало убывать. Перестали дрожать руки. Пульс замедлился и выровнялся, а самое главное: страх мучавший его исчез почти мгновенно.

— Ну вот, совсем другое дело, — снова заговорил именующий себя Уриилом. — Теперь можно и поговорить. Сначала отвечу на ваш вопрос. Происходит следующее: меня послали к вам для того, чтобы донести до людей кое-какие знания, важность которых сопоставима, пожалуй, лишь с самой жизнью, ведь защитить эту самую жизнь, эти знания и призваны. Но об этом чуть позже. Что касаемо меня, то я «Дух Света», люди же обычно называют нас «Ангелами».

— Но что происходит со всеми остальными? — спросил после небольшой паузы изумлённый профессор.

— О, как раз тут нет ничего удивительного! Просто побеседовать с вами мне необходимо с глазу на глаз, так сказать, инкогнито. Посторонние нам ни к чему, вот и пришлось остановить время.

— Как же такое возможно? — продолжал задавать вопросы всё ещё не до конца пришедший в себя профессор, которому, кстати, необходимо отдать должное, ведь происходящее событие явно не из рядовых.

— И снова это самое меньшее из всего сложного! В ваш век всякому школьнику известно, что время статично. Остаётся лишь добавить, что время — субъективная категория, привнесённая человеком. Далее, всего лишь, необходимо знать, на какие рычаги воздействовать, да и способности иметь это самое воздействие осуществлять. Тогда фокус с остановкой времени и вам, мой новый друг, покажется сущей безделицей. Однако я здесь не за этим, — закончил Уриил свой монолог.

— Итак, к делу! Разговоры оставим на потом. У нас будет немного времени побеседовать после, а пока о самом важном. Разрешите профессор воспользоваться вашим мелом и доской.

Не дожидаясь ответа, мел сам начал выводить на доске различные формулы мелкими, но достаточно-читаемыми символами.

— Здесь, — Ангел указал рукой на доску, — будет теоретическое обоснование и объяснение некоторых вещей, главными из которых является объяснение природы и свойства тёмной материи и тёмной энергии. Также не позабыта формула гравитационной энергии квазара, затем описание анизотропии мира и пространства. Всё это даст человечеству необъятный источник чистой энергии, энергии связывающей всю вашу материальную вселенную. Сами понимаете, что это значит, но прежде этот дар должен вывести ваш род на совершенно другой уровень мышления. Мир и любовь должны преобладать в обществе, где не останется нужды и голода, болезней и нищеты. Тяга к знаниям, стремление к совершенству, к звёздам, вот что должно заменить пороки и страсти. Однако мы не гарантируем успеха. Человечество и далее свободно в своих поступках и желаниях. Мы всего лишь снова и снова даём вам шанс, а как им воспользоваться выбирать вам самим. Всему своё время: две тысячи лет назад Иисус Христос пожертвовал жизнью, сейчас я открываю вам преждевременно одну из загадок вашей вселенной. Как видите, Отец наш любит вас и не оставляет во все дни. Можно было бы конечно просто засунуть эти знания вам в голову из информационного поля, тем не менее, тут вот в чём дело: всё, что будет записано на этой доске, намного опережает существующее мировоззрение, и вы, профессор, попросту не поняли бы, или не так истолковали бы, всё явленное вам. А главное у вас не было бы того стремления донести знания до остальных, ведь согласитесь наверняка вы и сами сомневались бы в своей правоте. И вот поэтому я тут.

Уриил говорил, а мелок тем временем исписал уже пол доски. Профессор же слушал так, как дети слушают на ночь интересную сказку — с огромным вниманием и приоткрытым от удивления ртом.

— Так вот! — продолжал молодой человек и Ангел в одном лице. — Почему именно сейчас? Видите ли, профессор, будущее разделено на бесконечные сектора вариантов и меняется каждую секунду, но в целом, на небольшой срок его можно спрогнозировать, исходя из того, на каком варианте находится настоящее. Многие пророки, умеющие подключаться к информационному полю так и делали. Так были предсказаны войны, катастрофы и так далее, и заметьте, что прогнозы более и менее сбывались. Однако сейчас люди зашли на такой вариант, из которого есть только два пути, два из бесконечного множества вариантов, созданных для вас любящим Отцом. И как вы, надеюсь, уже догадываетесь, первый вариант означает жизнь, второй же — конец всему. Так вот, мы за первый вариант. Счастье вам, Отец также на вашей стороне. Только, мы неединственные и есть силы, которые считают, что наиболее разумным и подходящим был бы вариант номер два. Ну, тут пока всё ограничивается дискуссией. Вот здесь профессор и наступает ваш выход. Следуя далее моим указаниям, и с помощью знаний, любезно предоставленных вам, мы вместе попытаемся отодвинуть ужасный вариант номер два подальше, к чёртовой бабушке, где ему самое и место.

Владимир Иванович продолжая сидеть за столом, переваривал полученную им информацию. Переваривалась она, к слову сказать, с большим трудом. Все же профессор недаром занимал свой пост, а также был доктором технических наук. Мысли всё-таки сложились в ряд в голове профессора. Он сообразил, что столкнулся с неизведанным. С силой, которой поклонялись все религии мира. С силами, создавшими всю окружающую действительность. Сам собою в голове возник вопрос: но почему я? Смогу ли я? Предстоящие резкие изменения в ближайшем будущем пугали.

— Ну а кто как не вы, драгоценный вы наш, — улыбаясь, прервал размышления профессора Уриил. — Не одну сотню кандидатов пришлось отсеять, прежде чем выбор остановился на вашей персоне. Объясню: во-первых, вас уже многие годы интересуют те области науки, которые большинством учёных и всерьёз-то не воспринимаются. В частности тёмная материя не давала вам покоя последние пару лет. Во-вторых, вы обладаете необходимым набором качеств, чтобы пройти весь путь до конца. В-третьих, вы порядочный и глубоко верующий человек, а значит человек высокой морали и принципов. Ну и наконец, с вами произошла трагедия, ваша жена и дочь погибли в автокатастрофе (что бывает, однако, никогда, неслучайно), и вы одиноки. Вот собственно и все! Не задумывайтесь о будущем. Жить нужно настоящим. Вы справитесь, и награда будет соответствующей.