Бесплатный фрагмент - Дневник человека, который умер

Посвящается воинам-путешественникам
и хакерам безконечности

При-ВеД тебе, искатель, что заплутал в лабиринтах ума! Там, куда ты идешь, я оставил тебе знаки (так делают все добросовестные путешественники). Надеюсь, ты находишься в поганом настроении, когда весь свет не радует и хочется совершить что-нибудь скверное, например суицид. Затея, скажу тебе, дерьмовая. Что, если Там, тоже самое, что и Здесь? Видимо ты неожиданно разочаруешься. Научись быть сильным и тебе станет до лампочки, и по барабану, где быть. А до того момента я побуду для тебя фонариком и картой. В этом мире, часто, дни не проходят без слез и труда, в особенности для искателей, и тогда…, в социальных ролях ты себя часто теряешь. Но продолжает в тебе гореть огонек авантюриста, искателя истины. Если ты в поганом настроении, значит ты на верном пути, с этого все и начинается — с разочарования всем временным, как происходит в диалоге Рамы с Васиштхой. «Да пребудет с тобой сила», говорит Мастер Йода. «Уйти, что бы вернуться», утверждает Будда. Эта книга — симбиоз жизни и вечности в ее абстрактной метафоричности, смерти-перерождения, движения по другой системе глоссов. «Только одинокие волки будут знать дорогу домой» (аниме «Волчий дождь»)

Ник Интроверт

Твоя предыстория

Мы, как человеческие существа, имеем только один выбор — продвигаться по пути знания. Другого нам ни кто не давал, а значит, и выбора у нас никакого нет. Оставаться идиотом, это не выбор.

Мы не имеем даже малейшего представления, что может явиться побудительным мотивом или безвариантной причиной нашего попадания на путь знания. Сила может свалиться нам на голову в виде кирпича, и твой путь начнется в больнице, после многодневной комы, может явиться обрывком случайной фразы, прочитанной в витрине магазина, явив собой твой личный дзен-коан, или же оказаться неожиданным прохожим, вовлекшим тебя в другой мир, дав на время примерить его очки-реальность. Значения не имеет событие, повлекшее за собой смену твоего курса, и перестройку на новый путь. Это означает только одно — время пришло. Такое всегда случается неожиданно, и ты всегда не готов, даже если и ждешь много лет, даже если давно истоптал до мозолей ботинки, в поисках того, не знаю чего. «Что-то» все равно «свалится» тебе на голову именно в самый нежданный момент. И тогда тебе остается принять неизбежное. «Птица свободы пролетает только один раз».

Привет

При-вет

При-веД

При ведах

Ведать — знать

При Знании — обладающий знанием. Ведающий.

Михаил Мак

«Ищущие — это те, кто пытается разрешить кажущийся парадокс между равнодушием Бога и Его любовью. Они смотрят на критические ситуации, от которых большинство людей стараются держаться в стороне, как на возможность в результате повреждения, неудачи или несчастья узнать самую глубокую правду. Эта загадка стоит того, чтобы ее решению посвятить всю свою жизнь».

Д. Чопра

Отзывы

Эта книга не для тех, кто видит в просветлении возможность вкусно пожрать вегетарианских блюд, послушать сладкой лести о всеобщей любви и непрестанно желать непрестанно находиться в блаженстве вечной нирваны как гребаный наркоман. Это для тех, кто читает между строк, это для тех, кто сам идет по пути, это для тех, кто умеет думать, а не только реагировать на обстоятельства, это для тех, кто увлекается йогой как способом самопознания, а не умением завязывать ноги узлом за ушами. Тот увидит структуру и аналогии.

Анатолий Неизвестный

(Ибо пожелал оставаться таковым)

Читаемое, сможет понять только дошедший до пункта назначения «я умер», читатель. Либо изрядно пострадавший в поиске, кому будет созвучно написанное. Вполне очевидно это не для всех. Не для всех «Гора аналог», не для всех Гурджиев «Все и вся», не для всех «Моби Дик» в интерпретации Джеда Маккены. Ловля белых китов, что не существует в природе, только для отчаянных Ахабов, отточивших свое желание в одержимость несгибаемого намерения, про которое говорят и маги и йоги. Что за название такое «Пекод»? ПеКод-Пи-Код, а что такое число «Пи»? Это непризнанная скорость света, которая, если почитать, фигурировала в экспериментах, т.е. код пи, код света. А кто такой мистер Мэпл (мэп), как не карта? Карта скорости света, карта движения света, т.е. подъем энергии кундалини, ибо она является светом, т.е. электричеством, в это время ты ходишь как наэлектризованный и бьешься током как поломанный тостер. Отсюда нам становится понятен Гурджиевский кундабуфер-кунда-буфер-кунда-лини. Я не знаю, откуда я это знаю, мне просто приснилось, как Менделееву таблица. Это написано на других октавах, в целом не праздное чтиво для тех, кто в теме. Добро пожаловать в мою голову! Желаю идущим, приятного путешествия, по запутанным лабиринтам своей жизни. Не останавливайся — ищи выход. Он находится не там, где вы привыкли искать. Если ты ходишь по лабиринтам своего ума, то мы в тех пространствах встретимся. Тебе все написанное встретится. На этих дорогах можно от страха навалить большую кучу и подхватить «приступ индульгирования в добре». От него я постараюсь избавить блуждающих в пустоте. Просто смени памперсы и иди дальше.

Ник интроверт

8-е, четверг

Не открывая глаз, вижу, как по небу несутся серые облака, чувствую своим животом, будильник вот-вот зазвонит. В щели окон тянет пронизывающий сквозняк, прокрадываясь под тонкое одеяло, которым я закутан поверх одежды, но все равно чувствую холод. Осень пришла в город и прокралась до самых косточек. Вставать с кровати не хочется, но и спать больше не могу. Сделав усилие поднялся.

Солнца еще нет, на часах 10 минут до будильника, который я включил, что бы не отвыкать от раннего подъема, я легко предаюсь дневному сну и ночным бдениям, таких людей совами называют. Дядька проснулся с взлохмаченной головой, и бубня сонным голосом сказал: «сильно задувает. Но сегодня зима еще не начнется. Надо куда-нибудь сходить прогуляться».

«Ну и хорошо, что осень», — сказал я сам себе не веря в говоримое, старику до этого нет ни какого дела как будто, а я не люблю холода. «Зима, понимаешь, плохое дело, — продолжил он, нет ни какой работы зимой, и дела будут становиться все хуже».

Портмоне мое, облезлое с обратной стороны, при заглядывании в него, ни чем сегодня не радовало, впрочем, как и последние полгода, а нынче радости все меньше. Только об этом я много дней уже и думаю. Мои мысли, наверное, жалкие и погружают меня во все большее огорчение. Когда концентрируешься на своих проблемах, целый мир вокруг исчезает, ты становишься смешон и глуп. Как мышонок, живущий в аквариуме, каждый раз пытается убежать от руки хозяина, вызывая у него при этом на лице ухмылку и всегда в руку попадаясь. Так и меня настигла с неизбежностью судьба, можно плакать горькими слезами, но она все равно не изменится ни на волосок.

Делать все так же нечего, попытался читать идиотские книжки, внушающие оптимизм, который только и бывает у людей благополучных… уже почти два года… третья осень, в этом городе! Опять она шебуршит под ногами, а так ничего и не сделано, что бы перевезти сюда жену и мать… возникает чувство стыда — какой же я мужчина и добытчик? Их лица. Они будут смотреть с укоризной, и на меня это давит, мне так кажется. Но в тоже время, красивое и милое, как их не хватает.

Для чего же я решил вести свой дневник? Может, потому что я уже почувствовал приход ее? Может, потому что я никогда бы это не смог сказать своей жене, а узнать об этом ей необходимо? Я ее люблю, но вот так говорить, вот откровенно, всегда что-то людям мешает, они строят заборы и стены между собой. Берлинские… захерачили посреди общего пространства, вместо того, что бы попытаться строить дороги, и даже не пытаться, а брать и делать. Нет, какой же я лжец! Я просто избегаю сам этих разговоров, и не высказанные слова превращаются в кирпичики, кирпичики в стены, и молчание — их цемент. На стене надпись «она меня не понимает». Дурак, — она же зеркало. Бедность вызывает стыд, и не могу в этом признаться глядя в любимые глаза.

Наверное, я просто слабый человек? Но нет же! Все не так, все это навязанные социальные нормы душащей петлей повисшие на шее.

У бильярдистов-«друзей» сегодня праздник, достижение победы на соревнованиях, будет пьянка. Радости этой я уже не разделяю, с тех пор как карман пуст, я многие радости перестал разделять, и даже напиться не вызывает былого энтузиазма. Как паршиво. Они ушли в приподнятом настроении.

Позавтракав, как обычно, манной кашей сваренной на сгущенном молоке, я поехал в хиреющее с каждым днем издательство, нынче захудалой, а некогда известной газеты. Кризис не щадит ни кого, особенно тех, кто продолжает держаться за старое, как бездомная дворняга за последнюю косточку. Не равен ли я той же дворняге? Да, я именно она и отражение мое — загибающаяся газета, которая так же не ведающая, что делать. Отдал свою статью с таким же загнивающим настроем написанную, как и все вокруг, но ее почему-то приняли. Отправляться на поиски рекламодателей не отважился, собачье настроение их только отпугнет.

Возвращаясь домой, зашел в близлежащий магазин, хоть что-то приобрести съедобное. Последние листья слетели с деревьев, осень — предвестник смерти, окончательно вступила в свои права. Гул машин, топот быстрых ног, меня привели в чувство и удивили, — откуда их столько?. Столько людей, разноцветные одежды на них, девушки, юные и красивые студентки, еще сверкающие стройными ножками выглядывающими из под коротких пальтишек, не прячут их в теплые одежды, соблазняют ходят. Почему мне кажется, что всем вокруг весело, и только я из черно-белого немого кино, незаметный кадр в их ленте?

Вспомнил сразу о жене, она не позволяла мне грустить, наверное, мы потому и вместе, что я серьезен, а она вторая моя половина наполненная юмором и смехом, таким внезапным и пленяющим. Она же, наверное, во мне нашла равновесие именно в этой серьезности и основательности. Я говорил, что еще весной тебя сюда привезу, но не смог этого сделать.

О, я смешон именно в своей философии серьезности, но кто-то же должен смотреть драму? Я люблю драму, в ней такой глубокий и жизненный сюжет, он так наполнен именно реальностью, не просто какая-то однобокая комедия, но глубина чувств и всевозможных переживаний так манят, так приковывают взгляды. Я верю, что кто-то там, на верху, смотрит мое кино. Они определенно интеллектуалы, глубокомысленные и вдумчивые натуры, только они могут оценить мою трагедию. Трагикомедию? Скорее всего, да.

Мы отправились с Николаем на фестиваль кино, он пытался рассказывать какие-то свои бытовые истории, покуда мы пешком, добирались до дворца, ради экономии паршивой мелочи, но я его совершенно не слушал, погруженный в мысли. Парты, увиденные при входе, напомнили мне школу, и почему-то именно Виталю за ними сидящего, говорят, он похоронил и мать, и брата, и опустился глубоко на дно, кочуя в поисках работы, на которой успешно продолжают обманывать тех, у кого не сложилась судьба.

Когда я вернулся в свое жилище, по-другому язык не поворачивается назвать это место, соседи бурно шумели спьяну. Меня встретил другой мой сосед, по злополучному року бывший одноклассник, и довольно сносно устроившийся преподавателем в университете, что только напоминало мне о том, какой я неудачник. Мы просидели у меня в комнате, иногда смеялись, оказывается, я на это еще способен, играли в нарды до полвторого ночи.

Он ушел, я же остался лежать в полном одиночестве такого огромного, и безразличного ночного города, и такая же одинокая луна заглядывала в мое грязное окно из покоробившихся деревянных рам. Человек — звучит гордо! Особенно я, лежащий в комнатке три на четыре… Кто-то над нами серьезно насмехается… Полнолуние превращало меня в волка, живущего в моей груди, и желающего с тоской выть, глядя своими холодными глазами в небо.

Я так долго уже здесь живу, в этой комнатке со сквозняками тянущими в старое окно, и скрипящую деревянную дверь, четыреста тринадцать дней, самому не верится. Будоражимый надеждой на лучшее, всегда с какой-то странной усталостью от зацикливания на себе, будто меня это может спасти. Сколько же продолжаться дьявольскому танцу из кривых рож-неудач вокруг меня? Уйдите, сгиньте.

При слабой лампе читаю «Исповедь неполноценного человека».

9-е, пятница

Вероятно, про мое существование все уже давно забыли, да и как могло быть иначе? Сначала ты превращаешься в бедняка, а затем уезжаешь в другой город, в первом случае ты никому не нужен, во втором тебя еще ни кто и не видит…, все это навевает такую невыносимую тоску. Я задумался, ведь раньше мог не обращать внимания на великое множество трудностей, говорит ли это о том, что я оптимистичный и сильный человек? Нет, лишь маска, скрывающая истинные масштабы внутренних бедствий.

Как хорошо было посмотреть в небо — высокое и чистое. А еще хорошо выйти на улицу, и гулять по широким улицам малознакомого города, смотреть на нарядно одетых людей в центре, и гораздо скромнее, и озабоченней на окраинах. Какова вероятность, встретить вот так в чужом городе, в автобусе знакомое лицо — весь деловой, с папочкой и в пиджаке, видно, что не самом дешевом. Устроился хорошо, что собственно удивительного в таких встречах, краевая столица, много вузов, едут сюда молодые с горящими глазами студенты, оторвавшиеся наконец-то от родительского надзора. Едут познавать тяготы жизни, дружбу, предательства, пьянки, зарабатывание первых денег, суициды не выдержавших натиска проблем, однокурсников, и великое множество еще глупостей, находящихся в изрядно концентрированном состоянии больших городов.

И заговорить то не о чем с ним, это я в протертых джинсах и свитере на старый манер, он же всем видом важничает. Какие мелочные душенки у банальных людей, конечно, мне в моей одежке нельзя «рисоваться», но, пожалуй, глубина моей натуры без лишний скромности куда более прекрасна, чем эта напыщенность. «Холодно сегодня в пиджаке наверно?» «да, — отвечает, — но того требует должность», — как то особо подчеркнул он. Чего более банального можно было спросить? Разве мы о чем-то еще можем говорить? Не те приоритеты развития сюжета судьбы у нас, что бы находить общие точки соприкосновения. Его же невозмутимость на лице нарисовала еще и гордость. Вот жеж, удивительно.

Посмотришь так вокруг и удивляешься, не хватает какой-то натуральности, словно все это декорации, да?

Ты о чем это?

Не понял, бедолага, моих одиноких размышлений. У него все хорошо, зачем ему смотреть по сторонам.

Я говорю как у Филиппа Дика в рассказах, не настоящий город, не настоящий автобус, все вокруг является декорациями к какому-то спектаклю, сама реальность кажется нереальной. Решил я его добить своей философией.

А-а, ты все по книжкам, мне некогда, мне надо план выполнять.

Да-да, именно этот план пополняет декорации матрицы, подумалось мне. А мои рассуждения, наверное, пополняют статистику умалишенных.

Я подумал, надо прекращать тратить деньги на что либо, кроме продуктов, но проходя мимо большого книжного магазина, коих я ни когда не видел раньше, конечно, не удержался, зашел. Был бы там стол с кофе, я мог просидеть до утра. Книги — слабость моя, их обложки, их запах, их тайны, стройные ряды букв, разноцветные и манящие. Я читал, смотрел, листал очень долго. И конечно прикупил себе. Как я мог иначе. Хотя бы одну. Экхарт Толле «Практика», черт знает что, меня в ней приманило. А внутренний голос-чертенок нашептывал: «уйди от сюда, иди прочь, сейчас совсем без копейки останешься, и будешь на улице ночевать». Я расстался не только с этими деньгами, но еще и рядом было кафе, а я такой голодный, и такой одинокий, и так еще далеко до дому. Зашел, купил хороший обед, смотрел по сторонам, и на висящий телевизор с клипами — пропаганда хорошей жизни. И купил сигарет… Почувствовал себя виноватым. Этот противный голос в голове, я и без тебя знаю, что нельзя мне так жить, что курить бросить хочу, что экономить деньги надо. Я пускал кольцами дым, сидя на лавочке, и смотрел на окружающие декорации. Почему именно это слово приходит на ум? Декорации!

Человеческая натура вообще двойственная. Нет, ни так поверхностно лицемерна, в маске с улыбкой, как мы знаем, а как-то еще глубже двойственна. Два меня воюют друг с другом уже давно.

11-е суббота

Деревья все облетели и торчат корявыми палками, вокруг серость похожая на мир Джорджа Оруэлла «1984». Небо не просматривается до горизонта, затянутое серой дымкой пожаров, кому-то зачем-то нужным, что ли, почему их не тушат?

Когда мне попалась на глаза открытка гибкой гимнастки, перед глазами возник образ Юльки. Настроение сменилось сентиментальной грустью, кто кроме меня тебя еще вспомнит? Помню, ты в подъезде показывала свои акробатические трюки, что у меня загорелись глаза, ты это уловила и что-то в нас щелкнуло. В то далекое время мы провели новый год вместе, хотя не самый удачный праздник выдался, появился твой бывший. А потом еще были прогулки, и разговоры ни о чем, ты первая уехала в этот город, и нашла в нем это страшное слово — смерть…, а мне осталась только грусть. Теперь я здесь, и она тоже меня ищет. Так нелепо, неожиданно и рано ты умерла, застигнутая врасплох болезнью. Я пытался стереть тебя из памяти, когда ты уехала, но теперь ты в ней поселилась навечно…, о чем этот безжалостный урок вечности? Ты не можешь ждать! Тебе нечего ждать, кроме смерти! Ты живешь только СЕЙЧАС! Завтра — нет.

Сегодня снова ходил на собеседование. Позадавали стандартные вопросы, скомкали беседу и ответили стандартное» «мы вам перезвоним», что по факту означает «мы вам никогда не позвоним». Маркетологом хотел стать. Почему вы у нас хотите работать? — задали мне вопрос. Есть люди, которые ходят на работу, потому что «надо», они ее ненавидят, они находятся не на своем месте, делают не то, что им нравится, соответственно делают паршиво или в лучшем случае по привычке. А мне нравится маркетинг и реклама, поэтому я буду ходить на работу как на праздник. Там сидела милая секретарша, мне захотелось ее обнять.

В постели читал «История его слуги» Лимонова, иногда я тоже «очень люблю мир».

14-е, среда

В этом городе не видно звезды! Кто украл звезды? Кому, и зачем это нужно — красть вечность и небо…? Сегодня суббота, читал допоздна, до трех ночи. За окном кружит снег и безветрие. Раньше я читал одну книгу и последовательно, но потом вспомнил, как в школе у нас было много предметов, и нужно было читать учебники по разным направлениям. С тех пор я читаю по пять-десять книг одновременно, и так мне нравится больше, от одной не хватает впечатлений. Вот Ричард Бах напитывает нас решимостью и вдохновением. Вот юный Вертер заставляет неимоверно страдать от любви. Вот Лолита будоражит воспоминания и воображение. Вот Будда не дает душе превратиться в болото и твердит — ищи, борись, не за деньги, я и царство бросил и власть, есть другое в мире, что-то другое, ты ищи, ты только не предавай сам себя.

Как времена изменились, мы больше не отдаемся во власть философии и пустых размышлений, мы ищем практичности, и мы верим в действие. Действия, что приносят результаты. Писатель больше не является отстраненным наблюдателем. Он не имеет права быть аморфным или критиком громогласным, найдутся крикуны и по-громче. Нынешний писатель — он архитектор жизни, он проектировщик настоящего. Он готов врезать под дых, так что бы искры из глаз посыпались, и звонить, звонить в колокола, что сон окончен, господа, пора пробуждаться, а не заблуждаться. Мы предавались долго своему книжному идеализму, на современный же лад уткнулись «носом в ящик», подглядывая в замочную скважину чужих жизней наполненных адреналином, потому что собственное амебное существование не способно принести хоть сколько-нибудь радости в иллюзию жизни. Да-да, на жизнь это не похоже — мы существуем… но должны жить. Разрушить все, что бы построить заново! Какой вашу мать бред! Давай взорвем землю а потом… О, новую создадим. Ну, создай! Вон, лысая болтается в небе, манит тоской, когда сияет в полную силу. Ничего там нет, пусто на луне. Отстрой там жизнь заново. Тошнотворная философия, Сартр бы обзавидовался.

То, что я тут разоряюсь на все лады совсем не означает важности озвученного, или непоколебимой веры в иллюзии. Более того, это маленький шар, локальная вселенная, и если он решит вдруг совершить коллективный суицид безконечно мериясь межрассовыми яйцами, и доказывая у кого они круче, хотя на деле это все те же яйца, которые есть и у обезьяны. То по факту, ни кто особо во вселенной сожалеть не будет, о кучке идиотов-землян самоуничтожившихся. А потому — ни что не важно. Разве можно считать что-то созданное человеком великим? сам человек ничтожен, не велик!

Глоток только лишь спокойствия, вечного Дао, важен, гармоничного покоя. Душевная гармония и равновесие. Когда не надо волноваться о плате за квартиру, о поиске работы или о куске хлеба. Где этот вкус детства? я уже и забыл…

Последнее время вносит в мою жизнь минуты безмятежности только лишь прогулки, и поездки на автобусе, когда мечтательно можно уставиться в окно, на проносящиеся картинки, вот и жизнь так — сменяется картинками. Беззвучно и быстро. Оставаться длительное время наедине с самим собой в этой крошечной норе похожей на тюремную клетку, это предаваться размышлениям, чтению и записям в дневнике. Но что читать? Все это пустое, надоели нравоучения и чужие жизни. Да и писать совершенно не о чем. Я должен что-то совершить. Что-то сделать. Непременно подвиг совершить достойный Будды, ведь для этого я бросил все и… а что я бросил? Ни чего особого то и не было. Тем не менее, я отправился на поиски, ветер перемен дул мне в паруса, и я отважным путешественником прибыл в неизвестный мир-город. Где, так неизвестным и сдохну с голоду…

Меня преследует это чувство. Я не просто так здесь в этом городе, в этом мире, я должен что-то сделать. Даже когда размышляю о том, что надо пришить пуговицу или беру в руки ножницы, что бы подстричь ногти, я помню это чувство. А читать и писать, это пустое, если же подумать — разве я что-то умею другое?

Я совсем разлагаюсь, и не могу статью написать, и не могу общаться с клиентами, и искать рекламу для газеты, с таким подходом можно и с пустым карманом остаться. Аку-аку толкает, и пинает «сделай что-нибудь, соверши что-нибудь», только, зараза, не говорит, что именно. Не то, что бы мне работа не нравилась, или же провести время в издательстве, но я спешу смотаться от туда быстрей, и найти это желание действовать. Найти предназначение. Не нравится мне это слово. Как будто обязан кому-то, я люблю слово свобода.

Я часто идеализировал этот мир. И тогда он легко возвращал в реальность — кто-то кидал, обманывал, подставлял. В общем как монахи делают — палкой по горбу, что бы ты не забывал, что не в раю.

Как Бакмистер Фуллер готов сесть у реки и заплакать, такая безысходность нападает периодически, такое отчаяние терзает душу. Почему, чем сильнее человек, тем сильней он мучается? Хотя какой я сильный? Слабак, и неудачник. Жертва обстоятельств, ошибка природы, баран с дефектом.

За окном светит яркое солнце, кажется ясно как летом, но уже снег давно укрыл дорожки, заставляет поскальзываться и ходить аккуратно.

Что же такое душевное спокойствие, я уже забыл его, эта безмятежная беззаботность детства, это прекрасное состояние, когда ты живешь текущим моментом, и даже не думаешь, что может произойти через пятнадцать минут. Не то, что забивать голову страхами пятнадцатилетней давности, которые уже прошли, или же пятнадцатилетней будущности, которая еще не наступила. Как это глупо. Как взрослые глупеют с годами. Странно это. Должны с годами приобретать мудрость, а рождают старческий маразм.

Тянут меня, и толкают, терзают чувства, и заставляют куда-то бежать, а я так остро чувствую природу…, и запахи…, вот пахнет хвоей, а вот рядом торчит облезлая палка березы, но я чувствую запах ее горящей коры, ах, как он прекрасен, я вижу, как на ней распускаются сережки, расцветают листья, слышу чириканье воробья, который радуется греющему солнцу и журчащим ручейкам весны. Они снова придут, жизнь снова войдет в эти палки. Вечное перерождение. Жизнь-смерть-жизнь. Так и все вокруг, так и мы. Только мы пляшем свой дьявольский танец самсары, и нам бы остановиться на мгновение, почувствовать этот аромат вечного покоя, но нет в моем уме тишины, нет в нем и намека на покой, черти толкают: «ты должен, беги, кролик, беги». И я чувствую, что должен бежать.

Только чего же я все-таки хочу от себя? Актерской бравады и позирования? Нет. Власти хочу? Для чего она мне сдалась. Признания? Свершений великих? На кресте висеть? Нет-нет и нет. Хотя может все-таки признания? Тихий голосок нашептывает, такого писательского таланта признание, не особый то я писатель, но все же самолюбие тешит, а может это оно и есть — предназначение? Денег! Денег я хочу. Как пошло и меркантильно, как по-современному, как предательски орет алчный чертенок внутри. Да нет, скорее я их хочу как средства, что мне этот мусор? Печь топить. Передвижение к душевному покою, найти тихий дзенский монастырь и созерцать мироздание, наблюдая, как цветет сакура.

Вероятней всего, говорит во мне усталость. Да, дикая, накопленная трехсотдневным, или больше? Пребыванием в индиферентно-враждебном климате окружающего пространства. Еще тогда, давно, я сбежал от потока безысходности, от накопленной грязи, я бы даже поубивал всех вокруг, если бы они вдруг решили помешать моему побегу. Все были врагами, посадившими льва в клетку, и он сбежал, и бродит теперь одиноким волком. Им повезло, что клетка была не надежно заперта, иначе не миновать греха — разорвал бы на части всех вокруг. Голодный волк ходит и воет на луну, он чувствует ее, ее одну, ее зов. Новый мир, новая надежда, новая сила, этот ветер свободы надувал паруса, и я мчался — шерсть дыбом, я верил в свою природу, она не может придать. Она любит своих волков, и слышит их вой с тоской о вечности, и новой земле. Жизнь продолжается. По крайней мере, умереть на свободе, средь каменных джунглей, лучше, чем быть запертым в клетку, в тех серых квадратах домов-квартир, серых пришельцев, без серой бумажки в серую полоску с серой печатью у которых ни чего не двигается с места.

Неистовые схватки с судьбой подразумевает философия воина. Он выбирает себе образ жизни, окружающее пространство, в котором собирается действовать, так я покинул старый образ жизни, исчерпавшее себя поле битвы, и нашел новое, в новом городе, более суровые испытания одиночки, и занимаюсь изучением окружающей обстановки. Это сделало меня совершенно простым, и позволило отсечь все лишнее, и ни чего не усложнять. Вся сосредоточенность вступила в действие в этом незнакомом, и одиноком месте, все чувства обострились, и превратились в борьбу за жизнь, каждая битва может стать последней, в счет идет даже мгновение, но нет необходимости бездумно оголять свой меч. И ты готов действовать здесь и сейчас. Упираясь в стену собственного непонимания, непробиваемости антуража, что окутал в этой схватке, интуиция гласит отойти в сторону от самого себя, и перестать бояться, довериться текущей силе, и тогда она откроет дальнейшие шаги. Путь зовет и некогда колебаться, и медлить, нечего ожидать, сидя на лавочке и щелкая семечки. Мы принимаем на себя ответственность и действуем. Что еще будет ждать впереди? Только дух приключений, манящий аромат осознания, и желания проснуться. Отбросить всю ненужную шелуху банальности въевшейся в кожу и проникающей в душу, но еще слышится голос сердца, и он не позволит дурману матрицы окончательно закоротить круг мыслей. И даже находясь на распутье, сталкиваясь с необъяснимым, неожиданным и непонятным, воин знает лучшее решение. Он отступает, отходит в сторону, и перестает давить на ситуацию, занимаясь чем-то другим. Он живет с полным самообладанием. И даже выходит за пределы человеческих возможностей. Иногда и сам не знает: зачем? Но он дойдет, и его цели станут целями человечества. И в расчет идут уже секунды, превращающиеся в вечность, в борьбе за собственную жизнь время останавливается. Ты нацелен на успех, и кубический сантиметр шанса открывается, когда ты не теряешь ни мгновения. И когда ты, закаленный в боях, дух игры позволяет тебе быть арлекином, и не выходить вперед, не выставлять себя на показ, на первое место. Только пройдя суровую школу, и запомнив, и умея применять все принципы изящного искусства жизни, ты постигнешь этот последний момент искусства сталкинга (Стал-Кинг, король сам себе).

А может я всего лишь гримасничаю и изображаю из себя того кем не являюсь? Сто дней, двести дней, триста дней войны, кого я победил? Наверное, это отголоски все той же усталости. Два пути нам суждено в борьбе пройти. Один из них путь дурака — сражаться со всеми. Победить или умереть. Умерев победить? И тогда откроется второй — без борьбы, без побед и поражений. Но нам это не понятно. Как это? Нас всегда воспитывали в духе соревновательном. Как это? В этом нет ни какой радости. Но мне и предстоит познать, ведь об этом говорят достигшие высот духа, им наверное видней с вершины, чем мне у подножия.

Но я грустный. У меня несносный характер зацикливающийся на печали. Я неудачник и слабак. Мне открыли глаза, но я прячусь в скорлупу своих надежных как кирпич стен, в три кладки, через которые не проходит дух на свободу.

Дух воина заставляет меня сражаться, а дух неудачника не дает победить. И мне останется только умереть. Хочу ли я этого? А может уже и все равно…

Хочется жить просто — в единстве и гармонии природы, а нас заставляют вести какую-то чужую войну. Я даже завидую простакам. Такой божий дурачок, простой как одуванчик — ветер подул, он и полетел. Улыбается. Что же порождает мою печаль? Я бы даже мечтал забыть о том, что умею думать, о том, что пишу, закинуть книги в воду и предаться ветру, и солнцу, звездам и морю. Почему они меня забыли? Сердце наполнено таким, таким огромным желанием как сама луна, уйти туда, где ни голоса, ни звука, ни кого нет, поселиться на лысой макушке луны, обнять ее и погладить, она знает, она одна знает, она давно за нами наблюдает. «На своей луне, я всегда один…» (Мертвые дельфины). Там ни кто не будет смотреть на меня, спрашивать, почему я один, а не с женой? Почему я не найду себе хорошую работу? Еще бы сказали, где такая работа. И там, на моей луне, я сам буду на всех смотреть в полном одиночестве, и тишине молчания, и не надо воевать… ну хотя бы на один день поставили бы лестницу до луны.

17-е, суббота

Кто мы? Куклы или люди? Машины или животные? Живые или мертвые? Реальность это или сон? Так должно быть или может быть как то иначе? Кто я? Откуда я пришел? Куда я иду? Реальна ли реальность или это все матрица? Нельзя столько много выпивать за раз, иначе может съехать кукушка, и в голове появляется всякий бред. Нео, я Нео, где моя таблетка, черный друг? А то я от этого бухла совсем всякую фигню надумаю. Точно, еще пришельцев забыл, ха-ха, зеленые ли мы человечики или двуногие, розовенькие, ха-ха, шоколадненькие некоторые. Инопланетян, я, пьяный инопланетян. Или землян. От гоню. Зажигаю сигарету, выпускаю кольцами дым, жизнь хороша, когда бухаешь не спеша, ха-ха. Пролил баночку пивка… ручка и бумага, какое самое гениальное творение человечества? Да, это ручка и бумага, я же писатель, писатель мать его. Я же напишу, что-то такое эдакое, что-то такое… ведь не даром… Москва сожженная угаром… перегаром, скажи-ка дядя ведь не даром, появилась пьяная страна? Ведь кто-то же навез сюда немеряно бухла? я столько выпил… ха-ха. Зовет меня, что-то зовет, внутренний зов, я тебя слышу, он мне говорит ты для чего-то создан, сделай для чего ты создан. Да, какой внутренний зов может быть сильней позыва белого брата после пива… надеюсь я прочитаю завтра то, что тут накарякал. А может оно и нахрен никому не нужно, пьяный бред неудачника.

Все, я пошел спать, каруселька в голове.

Утро

«И ответил им Иисус: Не ищите Закона в вашем Писании, ибо Закон — это жизнь, а в Писании мертво. Поистине говорю Я вам: Моисей не получал свои законы от Бога написанными, а от Живого Слова.

Закон — это Слово Жизни, изречённое Богом Жизни, переданное живым пророком для живых людей. Во всём сущем записан Закон. Вы найдёте его в траве, в дереве, в реке, в горе, в птицах, в небе, в рыбах, в озерах и морях, но особенно ищите его в самих себе».

Иисус Христос

Опять этот голос, он говорит: «ты должен смотреть без идей, просто наблюдать. Быть наблюдателем без мыслей». Да что наблюдать! Да как без мыслей? Я же писатель! Писатель, черт тебя дери! Выйди из моей головы. Кто ты?

Я — это ты. Я часть тебя. Наблюдай меня тоже, наблюдай себя, наблюдай свои мысли. Ты просто должен знать, что это возможно. Ты сам все увидишь и поймешь. Ты должен знать, что мы — воспринимающие существа. Мы ни чего не генерируем, ни какие мысли не генерируем. Мы наблюдаем и воспринимаем, то что наблюдаем. Тебе этого достаточно.

Черт, я сойду с ума, похмелье это такая гадость. Рассол, хорошо есть волшебный огуречный рассол, настоящий, по бабушкиному рецепту, купил вчера у старушки на рынке, она знает видимо толк в похмелье. Я налил стакан, и уставился тупым, отсутствующим взором на этот стакан. И застыл, зрение помутнело, расфиксировалось, расфокусировалось, стакан раздвоился, я, я, я… но, что за я? Кто за я? Кто находится за я? что-то щелкнуло, я испугался увидев блеск тьмы и пустоты без богов, людей и чертей. Включился в реальность, выпил залпом стакан и закурил дорогих сигарет. Какой я отвратительный дурак, денег нет, а я ведусь на эти понты, и взял дорогие сигареты, мне пожрать толком нечего.

Что ты делаешь со мной, ты идиот живущий в моей голове, а-а-а-а! что это сейчас было? Со стаканом? Нет, не думай об этом. Нет, думай, думай наоборот, черт, я чуть не обосрался. Думал вот щас концы то и отброшу, вот так безвестным, и помру с похмелуги. Спросить бы у кого, что это за херня. Белая горячка? Нет. Она не такая, там белочка должна появиться. Ха-ха. Юмарю, значит не все так плохо, значит — жив еще. Да и дым этот… какой-то отвратительный стал, раньше я испытывал удовольствие, а сейчас что? Отвращение! Хотя после пьянки, всегда хочется курить бросить.

«Он потушил сигарету, единственным смятым бычком в чистой стеклянной пепельнице, и шлепая сланцами, пошел к чайнику, заварить свой любимый зеленый китайский чай с жасмином, плевать что он дорогой, зато вкусный», — подумал он. Подумал Я. Кто подумал? Подумал мой герой. Герой моей книги, моего дневника, но я же герой своего дневника? Ладно. Этот голос — это Аку-аку, такой как был у Тура Хейердала, его помощник. Он тоже мой внутренний писатель.

Подумал Я. Кто подумал? Подумал мой герой. Герой моей книги, моего дневника, но я же герой своего дневника? Ладно. Этот голос — это Аку-аку, такой как был у Тура Хейердала, его помощник. Он тоже мой внутренний писатель.

Кажется, я повторяюсь, повторяюсь… меня два, два… вообще-то писателя должно быть еще больше. Но остальные герои, а этих два, два…

19-е, понедельник

«Будь писатели хорошими бизнесменами,

им бы хватило ума не быть писателями.»

Эрвин Кобб

Традиции причесывают под свою гребенку. Ищешь ли ты гребенку или осознание? Нужны ли твоему пути другие пути и чужие путы? Они еще не поняли, что ветер дует один, танец вечности хочет единения, такова его тихая песня. «Имеющий уши, да услышит».

Одевай батискаф, с этого дня ты будешь все глубже погружаться в свои пучины, так говорит он, который я, которых два, или это голос других миров?! Это хорошо, когда он у писателя есть, хорошо — это муза. Ариадны нить в лабиринтах ума.

20-е, вторник

Ты, наверное, ищущий? а как же иначе, кто еще это мог прочитать знаки на стенах, указатели на дорогах, здесь наследили те кто шел раньше, так поступают все путники, от них может ничего не остаться, если они того пожелают. Могут же и облегчить дорогу последующим путешественникам, что бы им было веселее. Когда ты это прочитаешь, то разразишься смехом самой вечности — ты осознаешь, что знали и до тебя, и возрадуешься, поняв — ты не один. Да эта единственная разъедающая душу истина — страшный холод вечного одиночества на глубине безмерных пространств. Спящий дух не откликается на крик о помощи, но проснувшийся начинает игру. Может, пройдут десятки лет с момента моего здесь пребывания и до твоего появления, и до твоего чтения, в горькие минуты отчаяния, когда испытал сначала дикий смех осознания, а затем погрузился в бездну холодного ужаса. Просто знай, что так бывает, и ты не один, лишь временно. Ты же путешественник, на что тебе сетовать? Радуйся обретению С-часть-Я (быть с частью я, с частью себя, быть цельным, не отдельным фрагментированным эго, быть единым, странные русские слова, они знали то, что сейчас говорит Экхарт Толле, и до него говорили люди достигшие знание). Мы когда-то оставили знаки, и вернулись по ним, и собираем мозаику по крупицам. Ее еще долго собирать. И ты часть пазла. Верь себе, верь духу, борись, ты нужен. Потому я тебе и пишу. Ты слышишь голос дона Хуана? Он говорит: «новые видящие выбрали свободу». Ты еще поймешь, какие они юмористы были, если изберешь путь воина.

21-е, среда

Я — новое! За пределами пределов, за концепциями концепций, за осознанием осознания, за паутиной сна.

Ты, осознанно действующий на пути с сердцем, не должен принимать на себя какую либо ответственность за действия других субъектов вольно или не вольно вступающих с тобой в контакт.

Урок номер один

Жизнь как медитация

Пребывание в сути без концепций. Вне традиций. Для ума не понятно, как это находиться вне конструкций, которых он выдумал уже столько, что даже забыл, сколько и зачем. Так ум сам приходит в точку понимания, что он — дурак, и что-то здесь не так. Побывав в этих лабиринтах заблуждения, вы готовы познать нечто большее, заглянуть за облака, туда, ввысь, дальше звезд и узреть их пространство. То, в котором пребывают звезды.

После прикосновения к таким промежуткам, все вокруг начинает вИдеться иначе. И мы можем пребывать в своей медитации. Даже когда находимся в пробках, а что плохого в пробках? И не важно, в своей ты машине или в общественном транспорте. Чем это плохое место для медитации? Только не надо садиться на пол пытаясь запихать ноги за голову. Мы рассматриваем жизнь с практической точки зрения. Создаем разрывы сна повседневности. Да, в автобусе толкаются, нервничают, едут с работы усталые, играет музыка, воняет и черт знает еще какие раздражающе-отвлекающие факторы нас пытаются сбить с толку. Но это лишь вопрос внимания. Энергия следует за вниманием. Таков постулат вселенной. Направляйте свое внимание внутрь себя. Не на обмозговывание — как бы пихнуть этого хмыря, чтобы он на меня не заваливался, и на умственный онанизм по поводу нежелания пребывать в этой пробке: «а еще надо зайти купить пельменей в магазин, уже и в животе урчит, долбанная пробка, и нахрена водитель врубил эту дурацкую музыку, ему-то там весело, его ни кто не толкает и деньги еще за то, что он тут в пробке стоит, платят. А меня уже бесит все вокруг я устал (а), и хочу домой». Вот эту вот болтовню превратите в медитацию. Энергию, от заезженной пластинки, перенаправьте в другую сторону. На верхнем конце позвоночного столба, что расположен внутри вашей головы, как утверждает Мерелин Аткинсон, находится ваш рептильный мозг. Его функция — это защита и выживание. Он реагирует моментально. Это от него движется волна вашего раздражения в подобной искусственно концентрированно-неприятной обстановке. Вы уже визуализировали этот шарик-мозг в своей голове, и сконцентрировались на нем. Теперь представьте, что это энергия и опустите ее по позвоночному столбу на уровень середины грудной клетки. Импульс энергии спустился из центра в вашей голове в центр — середину груди, это маленький энергетический шарик зеленого цвета-света, такого, который вам приятен. Вы даже почувствовали его как тепло в груди. И шарик этой прекрасной зеленой располагающей энергии живой, он дышит вместе с вами, вы чувствуете, как дышите, легко и естественно, вдох и выдох. И шар энергии на вдохе увеличивается в объеме, на выдохе уменьшается, вы дышите и представляете, как шар энергии тоже дышит и растет, легко и естественно. С каждым вдохом он становится больше и уже достигает размера от пяток до макушки, а затем вы окутываете им весь автобус. Так можно дойти до района, города, земли, вселенной. Только остановку свою не провороньте. Пробка незаметно закончилась, правда? А вы говорите: когда мне медитировать? Как надоело в пробках стоять по два часа! Все дело в фокусе вашего внимания — бесит пробка, и вы за два часа истреплите все нервы себе. А предадитесь вышеупомянутому упражнению, так и не захотите из автобуса выходить, скажете, чего это сегодня так быстро закончилась пробка?

— ты опять пришел?

— да. Хорошая практика получилась для проживания пробок?

— насмехаешься?

— я дал тебе благо — пользуйся, результаты не заставят долго себя ждать. Это практика присутствия. Практика для «здесь и сейчас».

— какие результаты?

— узнаешь.

Я уже перестал понимать, радуюсь этому явлению, этому голосу, жду его или безразличен или боюсь, но явно перестал сходить с ума по этому поводу. Просто факт. В моей голове родился персонаж не от мира себя, и он говорит со мной. По медицинским терминам это шизофрения. Ладно, пусть будет так. Во всяком случае, книга пишется, а практика пригодиться, в пробках и в самом деле нечего делать, кроме как умственной мастурбацией заниматься.

23-е, пятница

Подобного рода психические атаки должны быть дозированными, пусть и банальные мысли роятся в голове, так привычней, так безопасней. Немного захотелось отдохнуть на безлюдном пляже, подставляя свое тело для приятной неги, для солнечных ванн, так максимально свободно, что бы даже без одежд прикоснуться к простым радостям — солнцу, морю, песку и легкому ветерку. Совершенно не боясь быть застигнутым кем-то врасплох, не думая, какая маска на моем лице и что за внешний вид имею сегодня. Заорал бы во всю глотку и исполнил сумасшедший танец «джиггу-дрыггу» как Джонни Депп.

Выкинуть эту неосуществимую мысль из головы можно только в общественном месте, например, посмотреть в кинотеатре, среди огромного количества людей на упомянутый танец в фильме «Алиса в стране чудес», погрузится вместе с ней во внутренний мир своих монстров. Да, вспоминаются благодаря кинотеатру, который я называю машиной времени, вспоминаются детские переживания и впечатления. Можно совершенно забыть обо всем на свете, но дождавшись титров и вспыхнувшего света, возвращается осознание реальности. Мимолетный запах духов, этот смех молодых женщин, помогает снова отстраниться от своих мыслей. Хочется прижать ее упругое тело, подержаться за ручку, и тогда я вспоминаю пустоту моего бумажника, и грязную халупу, ухожу домой с сильным чувством разочарования, и не потому, что я не смог погулять с красивой, и насладиться сполна ее голосом или же получить более глубокое физическое удовлетворение. Но от неосуществимости и безысходности, от недоступности таких простых жизненных банальностей. Отчаяние, порожденное невозможностью достичь желаемого.

У меня обязательно появятся еще свободные деньги, и тогда я не премину воспользоваться услугами студенток, которые тоже хотят красивой жизни, и в обмен они могут отдать только свое тело.

Некоторые из них познали страдание, оно читается в их глазах, хотя они еще имеют способность вспыхивать искрой, но жизненная сила потихоньку уходит из тела, растраченная на сотни таких же неудачников как я, нормальные женщины таких обходят за версту, при этом, будучи сами же несчастными. Я благодарен обычным, проходящим мимо, не нужна мне ваша жалость и благодарен легко доступным, вы даете вкусить наслаждение тела и испытать отключение разума. Так не на долго, но так необходимо. В них быстро угасают чувства, и ты можешь обнаружить только тела, такие японские максимально живые куклы. Страшно.

Я не в силах уже переносить одиночество и лишения своей жизни. Но что могу с ней поделать? Разве мной порождены все эти страдания, разве я выбрал жить в таком дерьме? Но разве не сам выбираю страдание, своим же собственным мышлением, этим бракованным механизмом, что бубнит «какой же я несчастный, какой же одинокий»? Будда говорит, мы можем освободиться от страдания. Но разве ни сам выбрал приехать в этот город? Я хожу одиноким призраком по серым улицам. Вспоминаю «юного Вертера». Ах, ты был так свободен, так одинок и так влюблен. А я так банален. Иногда хочется сделать твой выбор.

Сидхартха! Но разве может такой человек как я отказаться от своих страданий? Ты сознательно выбрал бедность, а я не вкусил богатства, я же поэт, я должен страдать. А как хочется покоя. Что это за чудесное слово — покой? «живи хоть триста лет…» наверное, мне не суждено его постичь.

Нет, не хочу я твоей участи, Вертер, «все умрут, а я останусь». Ни кто меня все равно не любит, уже ни осталось ни кого, кто мог бы меня любить, уже даже сам я себя не в состоянии любить. Выживу из вредности, как Гренуй. Да и мне было бы невыносимо, если меня любили, какая несправедливость — тебя любят, а ты не можешь… «Душа любимая, но не любящая обнажает свои подонки».

Или я просто слабак, который даже прикончить себя не может? У Пушкина был хотя бы благородный способ умереть, а как умру я? Как вошь!

Вечером шел снег и за окошком мела метель. А я целый день не выходил из дома, кутаясь в одеяла. Темнеет рано. Если бы у меня была милая сестренка, мы бы болтали с ней ночи напролет. И, какие ужасные мысли лезут в голову, она бы тоже стала проституткой от безысходности? Или же, вышла успешно замуж? За кого? Кого бы она тут нашла? Город, как прокисшие щи.

24-е, суббота
Сталкинг себя

Стал-Кинг. Неопровержимый закон хищнической вселенной: кто сильнее — тот и прав. В людских отношениях кто-то может быть осознанно сильнее, тогда считай его своим учителем, одномоментно или насколько сочтешь нужным. Но чаще всего сильнее оказываются неосознанные, тогда ты можешь использовать ситуацию для самообучения и извлечения личной силы. Можно взять один факт за основу: «жизнь борется со смертью», из него вытекают все постулаты, которые твой осознанный пустотный ум может извлечь (безсознательный извлечет все в искаженной форме), но путь должен быть с сердцем, что бы сохранять баланс между ужасом и чудом жизни. Воин, как канатный плясун у Ницше, должен сохранять равновесие ума и баланс воли, иначе можно размазать мозги по базарной площади, и тогда другие потаскаются с твоим трупом для назидания, поучения или кому, что еще в голову взбредет.

«У вас в России ужасное положение вещей». Опять этот голос.

Что значит у вас в России, а ты кто такой, что бы нас критиковать? «Твоя задача воспринимать. Твоя задача довериться, отстраниться от себя, впустить силу и записывать. Осуждать, размышлять и заниматься другими видами умственного онанизма будешь в другое время, в вашей стране говорят: «каждый дрочит как он хочет». Этого мы тебе не запрещаем делать, но занимайся подобными вещами в свободное время. Считай, что ты уже мастер, выполняющий свое задание в этой вселенной, на этой планете, это твоя трудовая должность. Используем именно это слово, ведь «труд из обезьяны сделал человека», а РАБотать, ты можешь ради денег по собственной воле или нужде, кому как повезет. Считай что ты Люк Скай Вокер, перевод, думаю, знаешь? Люк, кстати тоже хорошее имя. Что у вас означает люк? Ну, означает какой то, как назвать, ход, дверь, в общем, колодезный люк. Да, ты прав, Люк, космический люк, дверь из космического пространства, а дальше переводится как небесный работник. Ты и есть Люк Скай Вокер. Космический люк для прохода, дверь вселенной, небесный работник. Ну ладно, труженик (смех)? Не раб.

Я очнулся, лежащим на полу. Я лег или упал, или потерял сознание? Я здесь был вообще? Что за бредни? Что это еще за мысли в моей голове? Какой еще Люк? Со звездных воинов? Он его имел введу? Мама дорогая, я с пришельцами общаюсь? Меня забирали на космический корабль, а потом вернули на землю? Вроде нет, лежу, гляжу в потолок, «я на Солнышке лежу и на Со-л-Н-ышко гляжу, все лежу и гляжу…». Это еще откуда? Я не буду, я не буду больше бухать. Господи! Боже великий, прости, прости окаянного, раба твоего, ибо согрешил. Я в юродивого превращаюсь? Нет, пожалуйста, нет. Я выучу, я выучу «отче наш», что бы эти мысли, не посещали мою голову. Я же православный. ПРАВОславный. правоСЛАВный. «Право», быть правым. Нет, это какой-то сон, наваждение, «С-лав (ь)» (Лав — любовь) В Ра с Лав. В Россию с любовью?. Вот русский язык вспоминается, однокоренные слова, чтение по слогам, сло-гаМ, сло-вам. «улыбок вам дед макар», читай назад. Нет, все помню, все хорошо, я здесь, я «здесь и сейчас», говорит Экхарт Толле, почему бы мне его и не послушать в эту кризисную минуту. «Не бойся, ибо я с тобой». Да, Иисус, БлагоДарю тебя, за поддержку. Вот, все нормально. Я по-прежнему Я.

26-е, понедельник

Проснулся я около восьми утра. Кругом все завалило пухлым белым снегом. Пятница. Нужно сходить на собеседование. Позавтракал манной кашей с цукатами и финиками. Поставил вариться кусок баранины, который в прошлый раз приобрел со скидкой на рынке.

Вроде никакого праздника сегодня нет, радоваться особо нечему, а настроение приподнятое. И следа нет от вчерашних переживаний и столкновений со вторжением чужих мыслей в мою голову. Но, наверное, так и должно быть у писателей, они же многогранные личности, в их головах живет много персонажей.

Вспоминалось лето. День города. И не сказал бы, что общая масса людей выглядела радостными, но было их много, разноцветные шли длинным потоком по главным улицам, шумно. Радовалась больше молодежь, но в целом все чего-то ожидали. Я же спустился на пруды и взял на прокат велосипед, так будет быстрей, видно дальше и интересней. Кружился вдоль и поперек везде, иногда приходилось идти пешком т.к. улицы были перекрыты, и страшная толпа пыталась куда-то прорваться. На площадь не пройти, кругом множество народа и перекрытые дороги, праздник вроде и есть, но он вроде и не для нас. Потом с грохотом неслись танки по улицам, гусеницами уродуя асфальт и так находящийся в плачевном состоянии. Но ни кто еще не отменял в России две беды «дураки и дороги». Эти жуткие железные монстры, будто созданные чьим-то злым и не земным гением, созданные внушать ужас и сеять страдание. Посаженные на них кукольного вида солдатики, пережитки второй мировой, улыбались и махали рукой. Типа едут победители с войны. Но выглядело как-то убого на фоне проезжающих лексусов и мерсов. Вернул велосипед и пообедал в кафе, один день живем, плевать на то, что завтра предстоит питаться только одной перловкой. Мы привыкшие к суровостям жизни. Был вкуснейший салат и вкуснейший запеченный баклажан с сыром, свежевыжатый апельсиновый сок и наблюдение за прохожими в огромное окно кафе. Конечно, встречались совершенно ангельской красоты девушки, понятно, почему боги спускались раньше к ним на землю. Я шел и улыбался им, и всем подряд, праздник же все-таки, хоть и провожу его один. Как это странно — ходить и радоваться одному. Но порода у меня такая, мне вообще лучше одному, что может быть лучше, чем гулять и наблюдать, покататься на велосипеде и, усевшись возле воды, наблюдать за солнечными бликами накатывающихся волн, отдаленный смех людей, обрывки фраз; и ты уже погрузился в медитативное состояние, ты уже наблюдатель, ты уже писатель, который впитывает каждый вдох, каждый аромат, тень от листочка, редкие крики чаек, шепот воды и ее всплеск. Ты уже в новой волшебной реальности. И даже рождаются стихи. Но я их пишу экспромтом и не запоминаю, потом внесу в записи. Да, нашу душу переполняют вот такие простые вещи и тогда тебе хочется делиться со всем миром, и даже танцевать.

Хотя нет. Вот. Помню:

***

Странник дорог снежных,

Забытых древности снов.

Вечный скиталец безмятежный,

Одинокий волк безбрежных миров.

Очень часто находиться среди других представляется мне пустой тратой времени и может ли вообще нравится беседа ни о чем? Конечно я одиночка, это принцип моего бытия. Бывают моменты, в которые хочется разделить с кем-то свое одиночество, желательно женского пола кто-то, и не обязательно разговаривать, лишь вместе насладиться отрешенной наблюдательностью, но разве такие бывают? Все бегут от одиночества. Не дай бог, телевизор — вот спасение, когда рядом нет ни кого. Ни когда не имел этого ящика. Наверное, моя душа так же наполнена скрытой радостью авантюризма и путешествий, только вот приходится даже на городском транспорте экономить.