Дневник Армана Китобоя

Моей жене Алле.

1308 год. Город Назарет.

4 утра. Человек с длинными черными волосами бежит по узкой улице. Его руки по локоть в крови. Глаза не выражают никакой эмоции. Только что он убил двух проституток и теперь пытается уйти от погони. Несколько молодых людей преследуют его. Судя по всему, человеку испачканному кровью не уйти, преследователи моложе.

Беглеца зовут Иосиф.

Он думает, что убив проституток, сделал мир чище.

4:20. Иосиф пойман. Он лежит в пыли у дороги. Преследователи избивают его.

6:00. Подвальное помещение.

8:00. Импровизированный суд. Приговор к заключению в темнице на долгий срок.

Можно продолжать бесконечно, но, пожалуй, это материал для ещё одной книги. Смысл этого предисловия будет ясен в конце романа.

Арман Китобой.

Глава 1 Кофе с привкусом крови

Первые лучи солнца просочились сквозь тяжёлый занавес. Глеб открыл глаза. Новый день гладил его по лицу прохладной ладонью тревоги. Он уже чувствовал что-то подобное в детстве, когда просыпаясь по утру, видел, как родители смотрят на него. Он жутко не любил просыпаться под чьим-то взглядом. Но сейчас, всё было иначе. Во-первых, Глеб понятия не имел, где находится, во-вторых, рядом лежала обнажённая девушка, имя которой, он не вспомнил бы даже под страхом смерти.

Он не любит себя. Он жалкое существо, которое бродит по лабиринтам суррогата свободы, в страхе столкнуться с реальностью. В нем больше нет целостности. Он давно и успешно торгует наркотиками и ему плевать, что происходит с теми, кто принимает их. За пределами его лабиринта живёт маленькая девочка с такими же глазами как у него. Она любит Глеба.

Глава 2 Простите, немного отвлеку вас. Совершим небольшой прыжок в будущее

Когда я познакомился с Глебом, ему оставалось жить 37 дней. Он вызвал во мне смешанное чувство любопытства и жалости. Он рассказал всё. Если человек знает день и час своей смерти — ему нечего скрывать. Глеб вручил мне память, пытаясь освободиться от прошлого. Глыбы каменных слов с грохотом катились по склону воспоминаний.

Я научил его убивать тюленя одним ударом.

Он показал мне, как можно избавиться от головной боли с помощью обычной воды.

Мы были отшельниками, только я, в отличие от Глеба, по собственной воле ушел от людей и день моей смерти был известен только Богу, в то время как о будущей казни моего друга, знали, как минимум, 5 человек.

Постараюсь рассказать всё, что слышал и видел, но за ранее прошу прощения, если начну жонглировать временем и пренебрегать хронологией, всё-таки я китобой, а не писатель. У нас еще будет время познакомиться поближе.

По ходу повествования будем периодически перемещаться во времени…

Не хочу слишком далеко забегать вперед. Возвращаю вас в недоброе утро 3 августа 2014 года.

***

Глеб присел на край кровати, опустив ноги в высокий ворс дорогого ковра, испытывая что-то среднее между тошнотой и головокружением. Руки стали ватными до такой степени, что при желании он не смог бы сжать кулак. Комната была наполнена запахом дорогих духов и выветрившегося шампанского, но над всем этим маячил навязчивый запах мяты. Руки, губы, воздух вокруг, — всё было мятным, как будто Глеб очутился внутри огромного мятного леденца.

Интерьер в африканском стиле, разукрашенные в пёстрые цвета маски. Коричнево-красные тона сливались в одну общую картину чего-то хищного, теплого.

Глеб смотрел на девушку, изо всех сил пытаясь вспомнить события вчерашнего вечера. На какой-то момент, тщеславие скользнуло по его спине, и проникло сквозь кожу в кровеносные сосуды, показывая, насколько она хороша. Равномерный загар покрывал её упругое тело. Коричневый шёлк одеяла лежал на бедрах, напоминая набедренную повязку. Глеб чувствовал её вкус. Казалось, он пропитался этой девушкой насквозь.

На ковре валялся скомканный банный халат бирюзового цвета. Глеб надел его, и отправился на поиски ванной комнаты. Неприятно-яркое освещение ванной ещё больше усилило в нём отвращение к наступившему утру.

Глеб выдавил зубную пасту на указательный палец и начал чистить зубы, если такую процедуру можно назвать чисткой. Ванная комната была для него, чем-то вроде портала перерождения. Просыпаясь после очередной пьянки в компании незнакомых людей, он чувствовал себя существом из животного мира, пусть и прямоходящим. «Пойду, превращусь в человека» — говорил он всегда, перед тем как принять душ и отмыться от ночной оргии, всякий раз пытаясь очистить память при помощи мыла. Сейчас у него было одно желание: как можно скорее убраться отсюда и надеть свежую рубашку, но для этого нужно, как минимум, найти свою одежду.

Когда Глеб вернулся в спальню, девушка уже не спала. Она сидела на кровати, прикрыв грудь одеялом. У нее были холодные глаза и хрустальные плечи.

— Привет, — сказал Глеб, пробегая взглядом по комнате.

— Не беспокойся, я тоже не помню, как тебя зовут, — равнодушно сказала девушка, поправляя волосы.

«Какая красивая», — подумал Глеб. — «И что она нашла во мне. Такие как я и она никогда не просыпаются вместе. Великое изобретение — алкоголь, он стирает неравенства, позволяя человеку потерять себя, своё место в жизни и перебраться в другой социальный пласт.

— Отвернись, я оденусь, — попросила она, вставая с кровати.

Глеб отвернулся, и заметил, что его одежда лежит у дверей, на выходе из спальни. Не оборачиваясь, он сбросил халат, схватил свои вещи и начал быстро одеваться. Одежда пахла ночным клубом и сигаретами.

— Хочется быстрее сбежать? — вопрос, мыльным пузырем приземлился на спину и разорвался на мелкие капли.

— Нет, — соврал Глеб, — уже можно смотреть?

— Можно.

Потихоньку оживала память:

Короткие джинсовые шорты.

Футболка с надписью «люблю Барселону».

Ночной клуб «Гауди».

Девушка у барной стойки и самый глупый подкат в истории человечества:

«Не хотите поцеловать меня?».

И самый неожиданный ответ — «хочу».

— Меня зовут Ника, и если тебе это интересно, я ни о чём не жалею, — сказала девушка, возвращая похмельное сознание Глеба в реальность.

— Глеб. Я тем более…

— Я в душ. Если не уйдёшь в течение десяти минут — можем выпить кофе, если уйдешь — ещё лучше.

Глеб проводил Нику взглядом, и какое-то время стоял в полной растерянности. Это утро выбилось из общего сценария. Раньше он уходил до того, как девушки успевали проснуться. Явное безразличие к его персоне успокаивало, и он даже засомневался на секунду, не остаться ли на завтрак, но потом быстро опомнился, и решил уйти. Шум разливающейся воды покинул пределы ванной комнаты. Неожиданно по квартире пронесся завораживающий звук классической музыки. Это был двадцатый ноктюрн Шопена — одно из любимых произведений Глеба. Оригинально — Шопен в дверном звонке.

В зал вбежала Ника обмотанная полотенцем. Она не успела высушиться. Её ступни отпечатались на ковре, примяв ворс, и теперь ковер был похож на небольшую полянку усыпанную снегом, на которой появились первые следы.

— Если это мой муж, то он убьёт нас обоих, — тихо сказала она.

Он даже не понял, отчего усилилась тошнота, от появления мужа или от осознания того, что стал героем заезженных анекдотов.

— Ты замужем?!

— Да умник, я тебе вчера говорила.

— Какой этаж? — спросил Глеб.

— Седьмой.

— Тогда будем надеяться, что это соседка…

Звонок повторился.

— Ладно, слушай меня внимательно, — быстро заговорила Ника, — ты курьер, принес это.

Она подбежала к шкафу и достала из него серебристую коробку.

— Что это?

— Мобильный телефон» Верту», — сказал она.

Глеб держал в руке коробку элитного телефона, постепенно осознавая, в какую неприятную историю он вляпался. Ника за несколько секунд успела нацепить какой-то халат, и теперь они готовы были разыграть эту дурацкую сцену, в случае, если за дверью стоял обманутый муж.

Ника резким движением открыла дверь. Подъезд наполнился приторным запахом измены.

— Не помешал? — послышался мужской голос.

Подойдя к двери, Глеб увидел мужчину пенсионного возраста в чёрном костюме. Выглядел он отвратительно: рост примерно 160 сантиметров, непропорционально длинные руки, поражённые оспой щёки, грязные, причесанные на бок волосы и полное отсутствие подбородка. Словно он был ожившей работой бездарного скульптора.

Скульптура сделала вид, что не заметила Глеба и, перешагнув порог, поцеловала Нику.

— До свидания, — выдавил Глеб, выходя из квартиры. Дверь захлопнулась, но здесь он столкнулся со вторым препятствием.

На лестничной площадке стояли двое мужчин спортивного телосложения, с явными признаками невысокого интеллекта. Когда Глеб хотел протиснуться между ними, один из верзил ударил его маленькой кожаной дубинкой. Глеб почувствовал резкую боль в области затылка. Ноги подкосились, и он уперся лбом в грудь второму громиле, наполнив легкие запахом пота. Получив удар коленом, Глеб упал как подкошенный. Порванная бровь была первым источником ярких красок в это утро. Кровь сочилась из раны, пытаясь смыть гримасу боли.

— Вставай, красавчик, — услышал он сквозь гул.

Поднявшись на ноги, он получил ещё один удар чудовищной силы, и теперь к порванной брови присоединился сломанный нос. Глеб снова свалился, чувствуя, что без помощи уже не в состоянии подняться.

— Бери за ноги, — послышался голос сверху.

Открыв глаза, Глеб увидел, что лежит на ковре в уже знакомой спальне. Сброшенный в спешке бирюзовый халат валялся на том же месте. На кровати сидел обманутый муж в обнимку с Никой, и нежно гладил ее по голове. Ника плакала. При виде Глеба она ещё сильней прижалась к скульптуре.

Возле окна стояли верзилы, не давая дневному свету проникнуть в комнату. Глеб присел на ковер, провел рукой по лицу, для того чтобы стереть кровь и оглядеться. Опухоль от сломанного носа расползлась под глазницы, оставив вместо глаз две узкие щели.

— Ой, смотри, кто вернулся, — сказал пожилой, продолжая гладить Нику.

— Андрей, ничего не было, — всхлипнула она.

— Конечно, не было, — сказал Андрей. — Он просто что-то забыл. Может, ты должна расписаться о доставке?

Теперь уже Ника обнимала Андрея так, словно хотела слиться с ним, став единым организмом.

— Иди, кофе свари, — проревел Андрей, швырнув Нику в сторону кухни.

— Мы не переборщили, Андрей Геннадиевич? — спросил один из верзил.

— Немного… хотя нет, в самый раз. Молодцы, — одобрительно вздохнул Андрей, затем обратился к Глебу:

— Раздевайся.

— Это еще зачем, — спросил Глеб, который к этому времени уже стоял на ногах, посреди зала.

— Или сам, или это сделают мои ассистенты.

Глеб посмотрел на верзил. Тот, который стоял к нему ближе, достал раскладной нож и принялся выковыривать грязь из-под ногтей. Монотонный гул в голове лишил его возможности думать и трезво оценивать ситуацию. Бежать он не может, слишком сильно болит голова, и комната калейдоскопом африканских масок плывет перед глазами. Единственная надежда выжить в подобной ситуации — это, так называемая, милость победителя. Глеб снял рубашку и брюки. Он стоял в трусах посреди комнаты и чувствовал нестерпимый холод. Казалось, что температура здесь ниже ноля. Привидение, которое ещё недавно было Никой, появилось в комнате, двумя руками придерживая чашку.

— Сладкий? — спросил Андрей.

Ника кивнула. Андрей пригубил кофе и разочарованно вздохнул.

— Может тебе…

— Заткнись, — она дернулась в сторону — Почему врёшь? Не сладкий…

— Я, наверно, плохо размешала, сейчас, — сказала Ника, бросившись к чашке, но Андрей схватил её за горло своей уродливой рукой, и отбросил в сторону.

— Сам справлюсь, что я, маленький…

Верзилы засмеялись.

— Чем бы помешать кофе, — наигранно задумался Андрей, затем подозвал к себе опричников и что-то шепнул обоим.

Глеб заметил удивление на лице одного из богатырей, и понял, что сейчас произойдет что-то страшное. Скорее, их глаза говорили» зачем???» — именно так, с тремя восклицательными знаками.

Далее, события стали развиваться куда динамичнее: Один из опричников схватил Глеба за шею и принялся душить, а второй, достал раскладной нож и зафиксировал запястье.

Ещё немного и он потеряет сознание, как это происходит на ринге в боях смешанных единоборств, за исключением того факта, что на ринге можно сдаться и выжить. Всё как положено: первые несколько секунд паника, затем наступает ненормальное спокойствие и человек засыпает. Перед тем как отключиться, Глеб почувствовал тепло, разливающееся от пальцев левой руки до плеча.

— Проснись, Ромео, самое интересное проспишь, — услышал он сквозь туман.

Холодная вода частично смыла кровь с лица. Рядом стояла Ника с чайником. Андрей по прежнему сидел на диване и размешивал кофе каким-то предметом.

Глеб увидел, что пальцы левой руки обмотаны багровым полотенцем. Он освободил руку и почувствовал острую боль.

В горле застрял крик.

Наспех забинтованная рука кровоточила. Срезанный мизинец очерчивал круги в чашке Андрея.

— Это называется синдром фрезеровщика, — сказал он, отложив палец в сторону.

Боль обезличила все остальные чувства. Глеб прекрасно понимал, что его жизнь сейчас ничего не стоит, но при этом не испытывал страх.

— Она не причем. Я напоил её.

Он уже мысленно простился со всеми. Глеб никогда не отличался особой религиозностью, но сейчас, перед его глазами мелькали картины страшного суда, на котором помимо прочих грехов, придётся отвечать ещё и за Нику.

— Это правда? — спросил Андрей.

Ника сидела на ковре у ног Андрея. Её лицо не выражало эмоций. В кармане обманутого мужа пикнул телефон. Он посмотрел на дисплей, затем на Глеба, снова на дисплей, как будто сравнивал изображение на телефоне с внешностью своей жертвы.

— Я тебя спрашиваю, — протянул Андрей, схватив ее за волосы.

— Да. Ты убьёшь его?

— А что, тебе разве не плевать, он же незнакомый курьер?

Голова Ники превратилась в маятник.

— Тогда заткнись и вали отсюда. Если через пять минут не исчезнешь, — пристрелю. Квартиру забираю. Здесь всё мое. Кроме одежды ничего не бери.

Ника медленно поднялась и направилась к выходу.

Часто вспоминая то утро, он, практически, ничего не говорил об избиении и отрезанном пальце. Всё это стало для него фоном малодушия. Когда Ника уходила из квартиры, ему хотелось быть на её месте. Уйти, и пусть Андрей сделает с ней всё, что угодно, но только так, чтобы он, Глеб, был к этому не причастен.

После того как она ушла, воцарилось минутное молчание, показавшееся Глебу вечностью. — Скорее всего, обманутый муж избавился от свидетеля, — «думал Глеб», но тут, поведение Андрея изменилось, он как будто бы даже проникся жалостью к своей жертве.

— Ждите за дверью, — обратился он к опричникам,

Снова тишина, словно мир за окном вымер. Немного полежав на диване, Андрей неторопливо встал, потянулся, издал какие-то нечленораздельные звуки и вышел из зала. Через несколько минут он снова появился, неся поднос, на котором стояли два стакана наполненные напитком коньячного цвета.

— Встань, сколько можно на ковре валяться.

— Ты псих, — выдавил Глеб и сделал попытку подняться на ноги, но сразу потерял равновесие и грохнулся на край дивана, разбив рукой светильник на ночном столике.

— Ну, ладно, не хочешь, тогда приляг, я не заставляю. Ты устал, ночь была тяжелая, — сказал Андрей, поставив поднос на пол.

— Ты всё равно убьёшь меня, тварь, чего тянешь, — выкрикнул он в отчаянии, с трудом подавляя в себе желание молить о пощаде.

— Тсссс, — Андрей приложил указательный палец к губам, и помог Глебу принять сидячее положение, подперев его со всех сторон подушками.

Теперь Глеб находился в таком состоянии, когда уже нет сил ни сражаться, ни кричать, ни даже разговаривать. Он просто смотрел на Андрея, точнее, сквозь него, и частично воспринимал информацию поступающую из внешнего мира. Он был уверен, что исчерпал лимит болевых ощущений, и если Андрей выстрелит ему в голову, он ничего не почувствует.

— Вот почему мне вечно снится всякая фигня? — как ни в чём не бывало, спросил Андрей, продолжая культивировать идиотизм создавшейся ситуации. — Понимаешь, Казанова, мне уже тошнит от всякого рода кошмаров. Как же хочется увидеть какой-нибудь удивительный сон, от которого осталось бы послевкусие на долгие годы. Увидеть бы во сне — он на секунду задумался, затем продолжил, — что-нибудь такое — например, я бегу по радуге вслед за единорогом, у которого грива состоит из сладкой ваты и не могу догнать, но иногда мне удается отщипнуть кусочек его гривы и я наслаждаюсь её вкусом на бегу. Кошмары, только кошмары, — это не справедливо, не правда ли — Казанова? — что делать?

— Для начала перестань размешивать кофе человеческими конечностями, — сказал Глеб, с удивлением обнаружив в себе способность шутить.

— Ты мне нравишься, Казанова, — рассмеялся Андрей. — Может, я и не убью тебя… Хотя нет, скорее всего, убью.

Глеб хотел сказать что-то важное, то, что обычно говорят перед смертью. Ничего не придумал, только спросил:

— Позвонить можно? Дочке?

— Аааа, вспомнил про семью, гуляка. А что же ты про жену ничего не говоришь? С ней не хочешь попрощаться?

— Нет.

Андрей достал из кармана мобильный телефон и бросил его Глебу. Сенсорный дисплей вспыхнул ярким светом от прикосновения, и на экране появилась девочка лет девяти, со смешными косичками и большими карими глазами. На мгновение, Глеб окаменел, словно не мог поверить своим глазам, затем на лице у него появилась гримаса злости, которая лавиной прокатилась по мимическим мышцам и застыла в маске ненависти. Глеб ловким движением метнул телефон в Андрея, разразившись проклятиями. Андрей, видимо не ожидавший такого поворота, даже не успел увернуться, и довольно объемный телефон угодил ему в лоб, оставив красную полоску на морщинистой коже.

— Откуда у тебя ее фото?

— Страшно? — спросил Андрей, проводя рукой по лбу.

От бессилия Глеб заплакал. Беззвучно, как плачут потерявшие надежду. Слёзы текли по рассеченному лицу, обжигая ссадины.

— Пожалуйста, не трогай её. Сделай со мной все что хочешь. Ей всего девять лет, не надо…

— Вот, теперь можно и поговорить, — сказал Андрей, протирая шелковым платком ссадину на лбу.

— Я приму любые условия, только…

— Да хватит тебе суетиться, конечно примешь, куда тебе теперь деваться.

Слушай внимательно и не перебивай, я буду объяснять подробно, чтобы даже такой тупица, как ты, понял, что нельзя лезть в постель к чужим женам.

Глеб кивнул.

— Скучно мне. Проблема в деньгах. Видишь ли, я богат, умён, а это страшное сочетание. Деньги умножают печаль — это закон, который работает всегда и везде. Но если человек тупой, к примеру, такой как ты, — он не чувствует умножения. А я вот умный, и с этим надо как-то жить.

Глеб, молча, вслушивался в каждое слово, не рискуя перебить, теперь он думал только о дочери.

— Я понятно объясняю?

Глеб снова кивнул.

— Тебе повезло, сразу убивать не стану. Есть для тебя кое-что интересное. Я, видишь ли, человек со вкусом. Застрелить кого-то и закопать в лесу — это признак дурного вкуса. Ты станешь участником одного эксперимента. Я давно уже ищу подходящего человека.

— Дай слово, что не тронешь дочь, — выдавил Глеб сквозь слезы.

— Это уже зависит от тебя. Будешь выполнять все правила эксперимента, — никто не умрёт, а начнёшь выпендриваться…

— Всё сделаю.

— К делу. Ты отправишься на необитаемый остров, и проживешь там 60 дней. Климат суровый, гостиниц нет, с едой туговато. В общем, все, что поймаешь в океане, — твое.

— Какой еще остров? Зачем тебе это?

— «Мак Мердо» — так называется остров, а зачем мне это — не твоё собачье дело.

— Как я попаду туда?

— Тебе сделают укол, уснёшь, а когда проснёшься, пойдёт отчёт твоего времени.

— А что будет потом.

— Когда время истечёт, я приплыву чтобы убить тебя. Считай, что твоя казнь отсрочена на некоторое время. Правда здорово? На острове нет деревьев, так что построить плот и слинять — не получится. Представляешь, ты будешь ждать приговор, считая дни и выживая в суровых условиях. Ух… какой же я выдумщик… обожаю себя. Чуть не забыл. Если придумаешь способ слинять, я убью всю твою семью. Так что будь мужиком, раз уж вляпался.

За дверью раздался хохот.

— Заходите, — крикнул Андрей, и дверной проём разродился слугами-великанами. — Всё помните?

Новорожденные синхронно подтвердили.

— Тогда действуйте, но предупреждаю, если он умрет раньше времени, я вас собакам скормлю.

Глеб уже не пробовал оказывать сопротивление. Он наблюдал за происходящим со стороны, будто не с ним всё это произошло. Правую руку перетянули ремнём, и толстая игла плавно вошла в вену. Тепло разлилось по всему телу. Невесомость… все болевые ощущения смыло волной удовольствия… Сейчас он любит всех, даже громил, которые только что избивали его. Ковер превратился в сочную весеннюю траву и воздух в квартире наполнился запахом чабреца и мяты. Свет, пробивающийся сквозь занавески, становится тоненькой полоской, а затем, и вовсе исчезает.

Глава 3 Семь дней без света

Всю последующую неделю, Глеб прожил в холодном, плохо освещённом помещении. Сильнодействующие психотропные препараты заглушили боль и стерли понятие о времени. Чтобы исключить возможность побега, люди Андрея надели на ноги Глеба железные кандалы, скрепленные между собой короткой цепью. Каждые 8 часов, железная дверь со скрипом открывалась и на пороге появлялись «опричники» с очередной дозой. Так было проще, находясь в наркотическом опьянении, Глеб не чувствовал боли, практически не притрагивался к железной миске, в которую раз в день подливали какую-то баланду, и не поднимал шума. Во второй железной миске была вода. В один из коротких проблесков сознания, Глеб осмотрел свою камеру: Бетонный пол, кирпичные стены, высокая железная дверь. По всей видимости, это был старый гараж. Естественного освещения не было. С потолка свисала маленькая лампочка, мощность которой была примерно такой же, как экран мобильного телефона. На одной из стен были прикреплены полки с различными банками. Тщательно обшарив каждый угол, Глеб нашел старый, пропахший бензином бушлат, и теперь, использовал его как матрас. Туалетом служило небольшое пластмассовое ведро без ручки.

Несколько раз, стены гаража становились прозрачными, и яркий дневной свет, лавиной обрушивался на Глеба, затем, кандалы теряли вес, и ему казалось, что это и есть реальность, а всё что случилось с ним недавно, всего лишь ночной кошмар.

Часто в памяти короткими вспышками мелькали дни, когда он жил с женой и дочерью. Вспоминал, как дочка встречала его с работы, с порога извиняясь за непослушание перед мамой.

В один из дней, Глебу показалось, что двери открылись и дочь бежит к нему раскинув руки, как в старые времена, но очнувшись, он увидел, что прижимается к радиатору отопления.

Привожу отрывок из воспоминаний Глеба, практически цитата

«В те дни я был счастлив, но не знал об этом. Это была настоящая жизнь, но у меня хватило глупости, чтобы все испортить. Ни алкоголь, ни бесконечный поток женщин не помогли забыть семью. Как же это глупо — быть счастливым и не понимать, что ты счастлив». Потом был суд. Мне разрешили видеться с Кирой только раз в неделю, по субботам. В последний раз мы гуляли в парке, а потом, когда возвращались домой, она попросила купить кукольный дом, но у меня не было с собой необходимой суммы. Идиот, ну почему я не поехал домой за деньгами? Почему не купил этот домик? Это была последняя встреча. Последняя».

Седьмой день в гараже отличался от предыдущих, полным отсутствием пищи и наркотиков. Андрей испугался, что психика Глеба не выдержит такой нагрузки и решил вернуть свою жертву в реальность. Глеб, к тому времени уже окончательно утратил человеческий облик: грязная, местами порванная одежда, распухшее от побоев лицо, две узкие полоски вместо глаз, неаккуратно намотанная повязка на руке.

С прекращением наркотического сна, боль вернулась. Рука пульсировала и невыносимо болела, особенно, когда он случайно прикасался к ней.

После многочасового приступа боли, железная дверь в очередной раз открылась, и Глеб увидел Андрея в сопровождении тех самых верзил. В руках у Андрея был стакан с водой. Он протянул Глебу воду и большую красную таблетку.

— Пей, не бойся, это снотворное.

Глеб проглотил таблетку и облокотился спиной на холодную стену. Андрей с верзилами о чём-то совещались, периодически поглядывая на Глеба. Постепенно боль начала угасать и Глеб почувствовал, что отключается. «Ребята, вы всё знаете. Как оставите, сразу звоните» — это была последняя фраза, которая глухо прозвучала под белым, непроницаемым покрывалом сна.

Глава 4 Мак Мердо

Постепенно приходя в сознание после недельного наркотического сна, Глеб пытался составить картину из обрывков последних воспоминаний. Красная таблетка и маниакально-спокойная улыбка Андрея отпечаталась у него на сетчатке, память же, упорно не желала восстанавливаться.

Глеб открыл глаза, стараясь не создавать шума, слегка приподнял голову и огляделся. Хватило нескольких секунд, чтобы понять, что находится он в каюте. Узкая кожаная кровать заскрипела, когда Глеб сделал попытку присесть. Каюта представляла собой пространство из двенадцати-пятнадцати квадратных метров. Напротив кровати, на которой сидел Глеб, чернела лакированная дверь. Слева от двери стоял стол, на котором были разбросаны навигационные карты. Судя по размерам каюты, лодка была небольшой.

Глеб с интересом рассмотрел свою одежду: растянутый свитер на пять размеров больше, бесформенные штаны с армейской раскраской. На ногах — тяжёлые сапоги. Только сейчас он заметил, что рука аккуратно перебинтована.

За дверью несколько голосов о чём-то спорили. Глеб прислонился к дверному полотну. Один из них говорил с сильным акцентом, двое других, не располагая большим словарным запасом, почти каждое предложение удобряли матом. Глеб узнал голоса, это были люди Андрея.

Он давно уже оставил мысли о побеге. Сейчас Глеб внимательно вслушивался в разговор своих похитителей, чтобы понять, наконец, что происходит.

Сводило с ума отсутствие информации. Глеб никак не мог понять мотивацию Андрея. Почему тот не убил его сразу, и что ещё за эксперимент? Андрей сослался на скуку, но где это видано, чтобы ради развлечения, человека забрасывали на край света, для того, чтобы тот считал дни до собственной казни? Бред какой-то. Отбросив все мысли в сторону, Глеб старался уловить каждое слово:

— Это моя последняя вылазка, все, хватит, ухожу из Назарета, — жаловался голос с акцентом.

— Не понял…

— Что непонятного? Ухожу! Тошнит от этой работы, от этой лодки, от вас.

— Следи за базаром, капитан, за такие слова можно и отхватить, — возмутился один из опричников.

— Андрей вас уничтожит, если хоть пальцем меня тронете, тупоголовые бараны.

Наступила тишина. Видимо в голове у опричников закрутились мыслительные процессы. После минутной паузы, человек, которого называли капитан, сказал:

— Ладно, мы почти у цели. Пора будить нашего Ромео.

После этих слов, Глеб слегка толкнул дверь, переступил порог своей каюты, и оказался в просторном помещении: стены ржаво-оливкового цвета, хорошее освещение, посреди комнаты стол с признаками недавнего веселья, над столом висит неоправданно большой портрет Хемингуэя.

Верзилы Андрея и седой мужчина с аккуратно подстриженной бородой замерли. Глеб не стал подходить близко, дабы не искушать похитителей. Спина покрылась холодным потом, во рту пересохло, и Глеб почувствовал пульс в районе сонной артерии.

Верзилы были одеты в тёплые меховые куртки коричневого цвета, ватные штаны и высокие армейские ботинки со шнуровкой. Капитан был в черном пальто. Лицо его было сплошь исполосовано морщинами. Мужественные черты, волевой подбородок, безупречная осанка — блекли от соседства с двумя громилами. На их фоне, капитан выглядел, как сурикат, осматривающий свои владения. На безымянном пальце правой руки капитана, Глеб заметил крупный золотой перстень, на котором была выгравирована большая латинская «Н». Очередная вспышка памяти вернула Глеба в комнату Ники, и он отчетливо вспомнил, что точно такой же перстень был на руке Андрея. На ногах капитана блестели лакированные ботинки с острыми носами. После недолгой немой сцены, капитан спросил:

— Связывать, или будешь нормально себя вести?

— Где мы? — спросил Глеб.

— Наручники наденьте на него, — сказал капитан.

— Не надо. Слово даю, убегать не буду. Вы же сами должны знать, у меня уговор с вашим главным.

— А хрен тебя знает, вдруг тебе эти олухи голову отбили. Ладно, верю твоему слову. Пойдём.

Они поднялись по узкой лестнице. Впереди шёл капитан, за ним, Глеб и два опричника. Поднявшись на палубу, Глеб понял, что ошибался насчёт размеров лодки. Это была довольно большая яхта, длиною примерно 30 метров.

Бесконечный океан очерчивал линии горизонта, а слева по борту, чернел небольшой остров, южный берег которого был защищен скалами.

— Вот он, твой остров безнадежности, — сказал капитан, показывая пальцем на скалистый берег.

Опричники отошли в сторону и закурили.

— Что дальше? — спросил Глеб.

— Спустите лодку, — крикнул капитан.

Задание выполнили молниеносно. Надувная лодка с пластиковыми веслами ожидала Глеба.

— Андрею позвоните и сообщите, что мы на месте.

— Зачем вдвоем идти? — спросил один из верзил.

— Чтоб не заблудится.

Опричники скрепя зубами скрылись за тяжелой стальной дверью. Глеб услышал, что они бормотали под нос проклятия.

— Грести умеешь?

— Немного.

— Это тебе, — сказал капитан, протягивая белый конверт.

Молча положив письмо в карман, Глеб спустился по узкой железной лестнице к надувной лодке. На одном из весел, скотчем была прикреплена зажигалка.

— Мой подарок тебе, Робинзон, — шепнул капитан.

— Спасибо, — сказал Глеб, и крепко ухватившись за весла, начал грести в сторону скалистого берега.

Погода отражала его внутреннее состояние. Небо было затянуто тяжелыми тучами, от этого вода в океане казалась черной бездной. Порывистый ветер атаковал в спину, продувая свитер насквозь. Руки онемели, но Глеб не переставал грести.

Никогда в жизни он не был так собран, как сейчас. Вокруг бесконечный океан. Ледяные брызги слетавшие с весел, стекали по онемевшим рукам. Прямо по курсу остров, о котором ничего не известно. Нет надежды, нет будущего, есть только казнь, отсроченная казнь, до которой нужно дожить, чтобы спасти тех, кого он любит.

Когда до острова оставалось не более пятидесяти метров, лодку начало сносить прибрежным течением. Глеб уже отчетливо мог разглядеть скользкие скалы. Нужно было доплыть по береговой линии, но течение забрало последние силы. Теперь, в каждый взмах веслами он вкладывал крик. В какой-то момент, Глеб потерял надежду, подумал, что не справится с течением. Совсем не осталось сил, и он почувствовал приторный вкус отчаяния. Но тут случилось чудо: то ли океан сжалился над ним, то ли небесные силы вмешались, но течение заметно ослабело, и Глеб, приложив последние силы, подплыл к более низкому участку скалы, по которой можно было забраться на сушу.

Глава 5 Хижина китобоя

Оказавшись на скале, он увидел множество маленьких островов, рассыпанных угревой сыпью по лицу океана. Сложно было определить расстояние между ними, да и смысла в этом не было никакого.

Практически вся поверхность земли была покрыта низко стелящейся травой бледно-зеленного цвета. Остров был похож на заброшенное поле для гольфа гигантских размеров. Примерно в метрах пятидесяти от себя, Глеб увидел небольшое озеро, представлявшее собой идеальный круг.

Прибрежные скалы были высшей точкой над уровнем моря, и выглядели как инородное тело. Плешивое тело острова вступало в конфликт с каменистым берегом. Примерно в полукилометре от скал, Глеб увидел некое подобие железного вагончика. С такого расстояния невозможно было понять, вагончик это или огромный валун, но и проверить возможности не было. Глеб окончательно обессилил. Сейчас ему хотелось присесть куда-нибудь и перевести дух.

Ветер тем временем усилился настолько, что невозможно было устоять на ногах.

Спускаясь, Глеб поскользнулся, скатился по скользким камням, разодрал плечо и порвал ветхий свитер. У подножия было абсолютно безветренно. Защищенный от ветра скалами, Глеб прошел вдоль прибрежной линии. «Нужно проверить пресная ли вода в озере, собраться с мыслями и решить, что делать дальше» — говорил он себе.

Дойдя до озера, он свалился на колени, окунул голову в ледяную воду, и пил до тех пор, пока не почувствовал боль в горле. Потом он присел у подножия скалы, обтер лицо рукавом и начал молиться. Впервые в жизни, Глеб обращался к Богу за помощью. Он не знал ни одной молитвы наизусть. Отчаяние сделало его косноязычным, неспособным мыслить и трезво оценивать ситуацию. Глеб произносил слова не связанные друг с другом по смыслу. Он был не в состоянии озвучить всё, о чем думал, он дрожал от холода, злился на себя, на этот остров, на Андрея, но молиться не переставал. Ко всему прочему присоединился дикий животный голод, он сворачивал кишки, заполнял собой сознание, бил в колокол, поднимая тело на бунт.

«… Если выживут, если они только выживут, — согласен, на всё согласен…»

Впервые в жизни, Глеб был уверен, что Господь слышит каждое слово.

***

Настало время прочитать письмо капитана. Онемевшими пальцами, Глеб надорвал край белоснежного конверта и достал из него вдвое сложенный листок в клеточку. Автор размашистого почерка сообщал:

Поздравляю, Глебушка, ты на необитаемом острове Мак Мердо. Видишь, как здорово, у острова есть название, так что тебе не придется придумывать свой неинтересный вариант. Наверное, успел уже заметить вокруг множество таких же уродливых островов, как твой? А, Глебушка, успел? Так вот, сообщаю тебе, что все эти острова являются частью архипелага Кергелен. Это место еще называют «остров безнадежности».

Дай угадаю, ты сейчас думаешь — да на хрен мне эта информация? Правильно думаешь, какая тебе разница, где умирать… Идем дальше: огромное количество воды вокруг — это Индийский океан. Ветер здесь — явление постоянное, не простудись. У тебя теперь будет много забот, выживание, и прочие трудности, но я не хочу, чтобы в этой суете ты забыл о своем старом друге. Помни обо мне всегда, перед сном, во время сна, когда будешь с голоду жрать траву и, когда тебя будут мучить запоры.

Запускаю обратный отчет.

P.S. Ты, скорее всего, думаешь, что я подонок. Не сомневайся, подонок, а еще: убийца, неисправимый сладкоежка, создатель благотворительного фонда «Милосердие», сутенер, президент клуба любителей современной поэзии, фанат Фредерика Бегбедера, садист, отец четверых детей, обладатель межпозвоночной грыжи и довольно солидного геморроя, и патологически честный человек. Будешь соблюдать наш договор — твои близкие в безопасности.

До встречи.

Какое-то время, Глеб душил письмо, будто пытался выдавить буквенный сок. Он был защищен от ветра, но не от холода. По ощущениям, температура была примерно +5 градуса по Цельсию. Разорвав письмо, он поднялся на ноги, соединил между собой порванную ткань свитера на плече, сделав узелок, и направился в сторону вагончика.

Ветер в буквальном смысле сбивал с ног. Понадобились неимоверные усилия, для того чтобы преодолеть эти пол километра, но результат стоил того.

***

Еще одно маленькое чудо — вагончик, посреди необитаемого острова. «Вряд ли это счастливая случайность», — подумал Глеб. Скорее всего, вагончик, является частью мести.

Глеб окинул взглядом ржавую конструкцию. Вагончик, сиротливо сутулясь в тусклом вечернем свете, представлял собой довольно ветхую постройку. Маленькое окно, придавало ему вид одноглазого железного монстра.

Обстановка внутри довольно аскетическая: стены обшиты разнокалиберными досками, на которых проглядывали следы плесени. Посреди комнаты стояла примитивная дровяная печь с вертикальной трубой. У окна, расположилась железная кровать на трех опорах. Недостающую ножку заменял камень, на котором был высечен силуэт рыбы. Под кроватью прятался деревянный сундук внушительных размеров. Над дверью висел светильник, по форме напоминающий церковную лампадку. На прогнившем деревянном полу валялись грязные тряпки, с помощью одной из них, Глебу удалось закрыть дверь. Один конец тряпки он привязал к ручке, другой намотал на гвоздь, торчащий из короба.

Содержимое сундука: длинная старинная дубленка с добротным мехом и отвратительным запахом, мачете с деревянной рукояткой, глиняный горшок, несколько железных кастрюль, две вилки с погнутыми зубцами, мешочек с солью и сковорода без ручки. Глеб сразу же надел дубленку, почувствовав приятную тяжесть на плечах. Продрогшее тело понемногу согревалось. Отодвинув сундук в сторону, он забрался на растянутую сетку кровати, плотно укутался в дубленку и оценил свои шансы на выживание: деревьев нет, стало быть, печь растопить не чем. Есть светильник, но нет расходного материала, лампадного масла или растопленного жира. Океан под носом — но рыбу ловить нечем. Вода в озере питьевая, но на одной воде долго не протянешь. Благо есть теплая одежда, которая не даст ему умереть от переохлаждения.

Значит, Андрей что-то скрыл. Остров необитаем, но здесь все-таки разворачивалась какая-то серьезная деятельность, иначе, зачем вести на «край географии» материалы и строить жилище.

Необходимо согреться и тщательно обследовать остров. Надо продержаться 60 дней, но для начала, нужно не сойти с ума в эту ночь, возможно, самую сложную ночь в его жизни.

***

Лунный свет просачивался сквозь окно вагончика. Глеб пытался уснуть, зная, что понадобятся силы для дальнейшего выживания, но его мучил голод. Есть хотелось настолько сильно, что даже вид чугунной печи вызывал ассоциации с пищей. Глеб изучил все трещины на прогнивших полах, пока лежал неподвижно. Свернувшись под вонючей дубленкой, он чувствовал себя защищенным от внешнего мира. И в момент, когда увидел огромную крысу, которая по-хозяйски разгуливала возле печи, он даже не шевельнулся. Было приятно увидеть живое существо. В другой ситуации, он схватил бы какой-нибудь тяжелый предмет, чтобы размозжить голову незваной гостье, но сейчас он увидел в ней друга. У них одна цель — выжить. Крыса заметила нового жильца. Несколько секунд она рассматривала Глеба, потом оббежала печь и протиснулась в щель у плинтуса. Глеб удивился, увидев, как огромное тело крысы поместилось в такое маленькое отверстие.

По началу, Глеб не мог понять, почему допотопная чугунная печь завладела его вниманием. Странного рода дежавю пробуждало приятные воспоминания на чувственном уровне. Память не воспроизводила картины прошлого, но чувственное восприятие согревало и успокаивало.

Только под утро он вспомнил, что всё это было. И железная койка, и печь, и прогнившие полы, и крыса, — все это было 28 лет назад, но тогда ему было 7, и родители были рядом.

Обстоятельства требуют небольшого перемещения во времени. Вернемся чуть больше, чем на четверть века назад.

Глава 6 Баку, Узун, Предатель

28 лет назад родители Глеба были вынуждены покинуть родной Баку. Семилетний Глеб не до конца понимал, что происходит. Всё было похоже на большую игру с непонятными правилами. Например, гоняет Глеб мячик с друзьями на улице и вдруг во дворе появляются какие-то хмурые типы. Тут же на балконе вырастает отец и движением головы показывает, чтобы он, Глеб, быстро шел домой, а перед сном, отец совершал странный ритуал: возле порога ставил топор, а под подушку прятал железную трубу.

Квартира была выставлена на продажу. Почти каждый день, кто-то из друзей семьи покидал город. Выходить на улицу становилось небезопасно. Родители Глеба перестали ходить на работу. Надо сказать, что продать квартиру в Баку в разгар известных событий, было совсем нелегко. Милиция закрывала глаза на любые правонарушения со стороны коренного населения, и зачастую происходили самозахваты. Появлялись бравые ребята с оружием и уже от их настроения зависело, по лестнице ты покинешь свою квартиру или через балкон.

Оставалось надеяться, что скоро объявится клиент с символической суммой, втрое ниже реальной стоимости. Почти каждый вечер в маленькой двушке собирались самые близкие, пили чай и строили планы на будущее.

Некоторые моменты из детства, мелкими искрами вспыхивали в памяти Глеба. Он вспоминал, как сидел на коленях у отца и слушал взрослые разговоры в эти тревожные вечера, ровным счетом ничего не понимая. Вспоминал нежные руки мамы. Сердце его сжималось от мысли, что он никогда больше не увидит родителей. Почему память возвращает его в далекий 1989 год? Почему его преследует прошлое? У Глеба не было ответа на этот вопрос, как в 89 году, у отца не было слов, для того чтобы отреагировать на предательство друга.

Среди самых близких, был человек по имени Валера Тониян. Человек небольшого роста, с испугано-выпученными глазами. Мама говорила, что он похож на жука, за которого сватали дюймовочку. Так вот, когда объявился клиент на квартиру родителей, Валера Тониян, как особо приближенный, узнал об этом и за спиной у папы предложил Ахлиману, (так звали клиента), свою трешку по той же цене, по которой отец договорился продать двушку. Время было опасное, Тониян боялся. Боялись и родители, обеспокоенные исчезновение клиента. Тониян, по-прежнему приходил в гости, пил чай, виновато ел печенья, купленные на последние деньги, и в один из вечеров признался, что увел клиента. Отец Глеба в буквальном смысле онемел. Он был настолько обескуражен, что не смог выговорить даже элементарного матерного слова. Потом уже, спустя много лет, он компенсировал своё молчание в тот вечер, каждый раз прибавляя к имени Валера, заветное слово из четырех букв.

Клиент был потерян, какое-то время никто не интересовался квартирой. Потом появился человек по имени Узун, ростом 2 метра 10 сантиметров, самый большой человек в Закавказье. Его появление, само по себе уже было событием. Отец Глеба на фоне Узуна выглядел лилипутом. Когда Узун садился на диван, его ноги занимали всё оставшееся пространство в зале. Дядя Стёпа умер бы от зависти, увидев его.

Цена Узуна устроила, сделка состоялась, чемоданы были собраны. Наступало время больших перемен. Семья Глеба покинула Баку навсегда. Пучеглазый предатель и азербайджанская версия Гулливера остались в прошлом. Для родителей эта ситуация была апокалипсисом в миниатюре, в отличие от Глеба, которому все происходящее, по-прежнему казалось интересной игрой.

Вот теперь можно вернуться в вагончик, у меня всё.

Последнее воспоминание о Баку проскользнуло сквозь железную сетку кровати и просочилось под доски прогнившего пола. «Всё закономерно» — сказал Глеб, глядя на чугунную печь, и удивился собственным словам.

Когда Глеба перестало трясти, взгляд у ржавого вагончика стал куда дружелюбнее. Теперь в нем есть уют. Там, за стенами, дует ветер чудовищной силы. Эта ветхая конструкция теперь больше чем дом.

Ни рана на руке, ни ободранное плечо не давали о себе знать. Где-то южнее сердца появился теплый свет, который за несколько секунд разлился по всему телу. Глеб точно знал цвет своего спокойствия — ярко оранжевый. Железная сеть кровати умножилась в несколько тысяч раз, превратившись в безграничное поле. Дубленка слетела с плеч и заняла собою всё помещение, застилая потолок и стены. Пространство вокруг Глеба увеличивалось с невероятной скоростью, как будто невидимая рука художника дорисовывала новые комнаты и бесконечные коридоры. Глеб встал с кровати, но не успел сделать и нескольких шагов, как старые доски проломились под ногами, отдавая тело в легкие руки свободного падения. Казалось, он падал целую вечность, и в этом падении была свобода. Затем, изменилась плотность воздуха. Полет в бездну сменился медленным погружением ко дну. Неприятно-теплый ветер обволакивал тело Глеба невидимым саваном. Когда он, наконец, упал, ни боли, ни страха больше не было. Исчезла иллюзия необъятности пространства. Глеб лежал на бетонном полу и отчетливо почувствовал запах гаража, в котором прожил неделю. Это было пространство, огороженное железными прутьями. Воздух к тому времени стал настолько вязким, что практически лишил Глеба возможности двигаться. С трудом повернув голову, он увидел в нескольких метрах от себя крысу, ту самую крысу. Близко посаженные глаза брызгали зеленым светом. Крыса легкой поступью направилась к Глебу. Она приближалась, беззвучно ступая по холодному бетону. Глеб уже не мог шевелиться. Когда крыса подошла практически вплотную, Глеб заметил, что из ее пасти торчит какой-то продолговатый предмет. Это была посиневшая фаланга мизинца. Крыса выронила палец, и Глеб отчетливо увидел, как она улыбается.

Улыбающаяся крыса — теперь он не сомневался, что сошел с ума. Глеб из последних сил прорвался сквозь вязкое пространство и схватил крысу за горло. Жилистое тело затрепетало в крепкой хватке, и Глеб был уверен, что придушит её, но внезапно, рука стала разжиматься из-за того, что шея крысы увеличилась в размерах.

В зажатом кулаке остался огромный клок шерсти. Глеб с ужасом наблюдал, как крыса перерождается в другое существо.

Всё началось с удлинения конечностей. Лопнула кожа, оголив сухожилия и мышечные волокна. За какие-то несколько секунд, крыса превратилась в существо из картин Иеронима Босха. Морда стала более плоской, шея вытянулась, позвоночник угловатыми дисками плавно переходил в короткий хвост. Глеб слышал, как она громко дышит. Когда тело крысы перестало извиваться в судорогах, перед ним стояло уже совсем другое создание. «Такая тварь могла бы родиться в случае союза бойцовской собаки с демоном» — подумал Глеб, уже окончательно убеждённый в своем безумии.

Когда чудовище взобралось к нему на грудь, Глеб уже не сопротивлялся. Он закрыл глаза. Почувствовал на себе тяжесть крысы.

Запах.

Крыса пахла болью и безысходностью.

Противно-сладкий запах уныния.

Это же… Точно так… Глеб отчетливо вспомнил утро, как ворвался запах страха в квартиру Ники, когда вошел Андрей.

Вспышки из детства: отец берет его с собой на футбольный матч.

Резкий переход на середину книги жизни…

Дом.

Кира крепко обнимает его за шею.

Крещение. Священник спрашивает» отрекается ли он от сатаны?»

Последняя надежда.

Господипомоги.

Пожалуйстапомоги.

Господи.

Вторая мотива в его жизни.

Что-то тяжелое падает на лицо. Глеб слышит собственный крик и видит себя сначала со стороны и уже после помещается в пределы собственного тела.

Кровать сломана. Он лежит на деревянном полу вагончика, накрытый железной спинкой. Рядом валяется насквозь пропитанная потом дублёнка. Печь по-прежнему на месте. Вагончик дрожит под натиском ветра. Первое утро стучит в окно. Сквозь тонкий слой облаков, на остров стекает новый день.

Глава 7 Первая охота

Вчерашний ветер сменил настроение, теперь он бережно поглаживал траву. Небо цвета медного купороса повисло над островом.

Картина запустения.

Если бы не скалы, можно было сойти с ума от однообразия плоского ландшафта.

Наспех починив койку, Глеб направляется к озеру. Брюки заправлены в сапоги, наглухо застегнутая дубленка. Небольшое головокружение и тремор — но это норма, когда голоден. Холодная вода сдавила внутренности, уменьшила в размерах гортань и сменила жажду на тошнотворное состояние.

Вскарабкавшись на скалы, Глеб смотрел на остров. Он казался ему намного меньше, чем вчера. Остров хорошо просматривался. На противоположной стороне, у береговой линии, виднелись черные валуны. Океан был спокойным. Глеб чуть было не упал со скалы, когда заметил, что валуны двигаются. Ему было не важно, что там шевелится на берегу, если это живое существо, значит можно попробовать его убить и съесть. Чувство голода наполнило воздух запахом свежего мяса. Сейчас, он готов был впиться зубами в сырой кусок плоти любого животного.

Крепко сжимая рукоятку мачете, он медленно шел в направлении двигающихся валунов. Глеб не помнил, как вернулся в вагон за оружием. Подойдя на довольно близкое расстояние, он увидел, что валуны — это небольшая группа тюленей, лениво развалившихся на берегу. Ситуация осложнялась тем, что в этой части острова не было скал. Глеб считал шаги,

20, 21, 22

Это скорее был навязчивый невроз, нежели способ успокоиться и постараться не вспугнуть жертву.

23, 24, 25,

Еще немного. Осталось буквально несколько десятков метров.

26, 27, 28, 29.

Неимоверными усилиями он сдерживал себя, чтобы не побежать на тюленя.

Их было восемь. Тюлени огромными черными кляксами валялись на берегу. У них была маслянистая кожа и огромные черные глаза.

30, 31, 32

Они никак не реагировали на появление Глеба. Видимо, впервые столкнувшись с человеком, не видели в нем угрозы. Один из тюленей медленно пополз к воде. Животные лениво перекатывались по песку и теперь, Глеб был уверен, что успеет нанести несколько ударов.

Только бы мачете не подвел.

34,35…

Последнее что он запомнил, это взгляд тюленя. Влажные глаза. Полное смирение перед смертью. Глеб отчаянно наносил удары, а когда устал и остановился, то увидел, как кровь втекает в надрезы, окрашивая жировые прослойки тюленя в темно-красный цвет. Голова животного была уничтожена, как если бы в нее выстрелили разрывной пулей.

***

Небольшой фрагмент тюленя был отрезан от туши. Слизистая масса приятно отягощала руки. Теперь в его вагончике будет свет. Нужно поместить жир в светильник, сделать фитиль и поддерживать огонь. Тюлень огромный, расходного материала хватит надолго.

***

На пороге вагончика он разрубил добычу на мелкие куски, засыпал солью и, поместив в кастрюлю, оставил на улице. При такой погоде мясо не испортиться, тем более, засоленное. Емкостью для жира послужил глиняный горшок. Затем он распустил нитку от свитера, продел её сквозь кусочек жира, поместил всё это в светильник, и поджог зажигалкой кончик нити.

В комнате появился робкий язычок пламени. Казалось, он стесняется своего присутствия, виновато прижимаясь к стенкам светильника.

Глава 8 Из воспоминаний Глеба

Когда разделал мясо, умылся на озере, принес две кастрюли воды и соорудил светильник — я был счастлив.

Буквально на секунду.

У меня была вода, еда, свет. Кусочек мяса, обожженный пламенем, я съел, практически, не прожевывая. Затем, вопреки здравому смыслу выпил ледяной воды, за что через несколько часов заплатил болью в желудке.

Инородное тело в иммунной системе острова — вот как можно было охарактеризовать существование Глеба. Необходимо адаптироваться, иначе остров выработает антитела, и он будет отторгнут.

Все эти медицинские термины выбросило волной ретроспективной памяти из далекого 1999 года, когда он проходил обучение в медицинском колледже. Это было интересное время…

Ну вот, опять я тороплю события. Глеб-студент появится на страницах этой книги чуть позже. Сейчас его ждет интересная находка.

Победив голод, он торжественно расхаживал внутри узкого брюха вагончика, постоянно посматривая на пламя, обуреваемый гордостью первобытного человека, которому удалось разжечь костер и накормить себя.

глава 9 Дневник китобоя

Ненависть ослепляет? — нет, по-настоящему ослепляет голод, иначе, как можно объяснить появление толстой тетради на подоконнике. Только сейчас Глеб заметил её. Казалось бы, нужно несколько часов, чтобы изучить каждый прыщик этого пространства, но когда ты голоден, внимание привлекают только те объекты, которые можно съесть.

Кожаная обложка тетради была исполосована морщинами, сквозь которые проглядывала надпись «Дневник китобоя». 102 пронумерованные страницы. Глеб принялся спешно листать дневник, но потом остановился. Это ведь единственная и последняя книга в его жизни, нельзя спешить. Осталось 59 дней до казни. Сегодня он прочитает первую страницу.

Это мой дневник, через несколько глав я появлюсь, и мы познакомимся с Глебом.

«Отец любит меня. Он может убить за меня» — эта надпись большими буквами занимала всю страницу.

Глеб отложил дневник в сторону.

Включаю машину времени, чтобы объяснить степень влияния фразы «Отец любит меня…» Летим…

Глава 10 1990 год. Забытая деревня в Армении. Песок. Змеи. Школа. Первый нокдаун

Помните, я говорил, что всё это (вагон, печь, крыса) уже происходило с Глебом? Теперь подробнее: