Предисловие
Я родился на Урале в 1981 году на стыке времен, изменений, тектонических сдвигов. Детство у меня было вполне среднестатистическим, нельзя сказать, чтобы я был избалован, но и люмпен-пролетарской простоты и убогости я никогда не ощущал. Родители у меня обычные служащие: папа работал в системе минобороны, мама в сфере здравоохранения — все как у всех, семья, двое детей, жизнь от зарплаты до зарплаты, квартира по распределению в Москве, перестройка, гласность, развал СССР, капитализм, угарные 90-е, периодические кризисы в стране и обществе. Мы выживали, как могли, местами лелея надежду, что еще чуть-чуть и все наладится, и непременно все будет отлично!
Фото дома в Екатеринбурге (Свердловске) по адресу по адресу улица Блюхера, 55А, где я прожил свои первые 3 года. Там мало, что изменилось 40 лет спустя.
Источник: https://ekaterinburg.domclick.ru
Сейчас мне под 40 лет и, в связи с накрывающим меня кризисом среднего возраста, я начинаю копаться в себе и искать причины моих жизненных турбулентностей. Именно так психологи работают со своими клиентами, пытаясь вытащить в воспоминаниях детские травмы, ставшие основой для девиантного поведения. А оно во мне, разумеется, есть и довольно часто мешает в повседневной жизни. Отмотав половину (хотелось бы надеяться, что не меньше) своего жизненного срока, я бы хотел поделиться своей историей с читателем, у которого, возможно, есть дети.
Мой совет общего характера: не калечьте собственных отпрысков, разговаривайте с ними, будьте им друзьями, пресекайте любые попытки психологического насилия и унижения в детском саду, в школе, в институте, иначе в их взрослой жизни (тем, кто доживет) придется очень туго.
Несправедливости вокруг очень много, и каждому человеку полезно узнавать это с раннего детства, разрабатывая навыки противостояния лжи, унижению, насилию. Если сравнивать с вакцинопрофилактикой, то каждому индивидууму необходима прививка для выработки пожизненного иммунитета от зла и ненависти. Но каждая вакцина должна иметь строгую дозировку, иначе организм может и не справиться от побочных явлений.
В принципе, я очень благодарен жизни за то, что она меня потрепала, не сильно, но очень запоминающе. Все-таки судьба меня оградила от изнасилований, надругательств и серьезных побоев, не совместимых с жизнью. Мне удалось не сломаться и справиться с поворотами судьбы, чего не скажешь о многих моих одноклассниках, некоторые из которых спились, обдолбались наркотиками, шагнули вниз с балкона квартиры, опустились на самое днище. Им не удалось выжить, а обидчикам, которые нас изничтожали морально, удалось, что не представляется мне безупречно справедливым. В этой книге я буду назвать реальные имена и фамилии, чтобы эта ответка довела их до инсульта, вот прямо как в восхитительном английском фильме «Смерть Сталина». Я посвящаю этот сборник вам, уважаемые работники образования, повстречавшиеся на моем пути, я желаю вам закончить вашу жизнь на полу в собственной моче и кале, ровно так, как это было с Иосифом Виссарионовичем, которому вы ловко подражали в своем самоутверждении за наш счет.
Дисклеймер: иллюстрации к книге взяты из открытого доступа и свободной лицензией в сети интернет. Все персонажи в этой книге являются вымышленными, и любое совпадение с реально живущими или жившими людьми совершенно случайно.
Дело, как вы понимаете, в том, что в полицейском государстве статью 137 УК РФ никто не отменял! Погуглите на досуге, отличная, забористая статья!
Приятного прочтения!
Глава 1. Детский сад и моя первая и последняя воспитательница
В 1986 году мы получили трехкомнатную квартиру в Крылатском. В те времена это была окраина Москвы без метро, застроенная типовыми панельными 17-этажными домами, в нашем случае серии п-44. Мне досталось место в детском саду в 200 метрах от нашего дома, тоже типовой панельной постройки высотой в 2 этажа.
Фото нашего дома в Крылатском, квартиру в котором мы получили в 1986 году.
Источник: https://krylatskoe.com
Козлова Екатерина Григорьевна, воспитательница нашего детского сада — человек отчаянно жестокий по отношению и к чужим детям, и к своему собственному сыну. Сына ее звали Сашей, он учился в школе и после занятий приходил к нам в сад делать уроки и ждать, когда его мама освободиться от воспитания нас. Каждый раз Екатерину Григорьевну что-то раздражало в собственном сыне, она обзывала при нас его идиотом и дебилом, грозилась, что из него ничего путного не выйдет, что он тупой, и в назидание нам, очень просила не быть такими же как он. Еще Саша не выговаривал «р», и каждый раз коряво произнесенное им слово «литература», вызывало просто приступ бешенства у нашей воспитательницы. Позже я выяснил, что Саша вынужден был приходить в сад, так как он воспитывался без папы, и идти после школы ему было просто некуда, кроме как в адский котел маминой нечеловеческой ненависти.
Екатерина Григорьевна сразу показала нам, что она нас ненавидит от всей души. Любой косяк с нашей стороны — будь то нежелание лежать с закрытыми глазами во время тихого часа, или разглядывание писек в туалете, заканчивался экзекуцией, в большинстве случаем ударом по копчику.
Процедура была проста и незатейлива: провинившийся должен был повернуться задом и получить смачный удар по попе прямой наводкой вытянутой ноги, на которой было надето сабо московского производственного объединения «Заря». Если кто не в курсе, то это объединение производило много товаров народного потребления, включая женскую обувь на высокой деревянной подошве.
Откуда я это помню? — спросите вы. Отвечу: я не раз получал от Екатерины Григорьевны прямо в копчик, она, признаться, обладала отличной меткостью. Было это очень больно, и кондовый деревяный материал, из которого ее тапки были сделаны, мне близко знаком с самого детства. Ну, а логотип «Заря» красовался сбоку подошвы этой обучи и отлично бросался нам всем в глаза в качестве инструмента наказания. А когда, значительно позже, на мой день рождения мне подарили шагомер того же объединения «Заря», со мной случилась страшная истерика.
Фото шагомера того же брэнда «Заря», что и обувь воспитательницы в детском саду, которой она прицельно нас была по копчику. Фото обуви, увы, я не нашел.
Источник: https://pikabu.ru
Екатерина Григорьевна всем давала клички, и, как я уже упоминал, ее сын Саша был дебил и идиот, остальные же сравнивались с дикими животными. Прозвища своих товарищей по несчастью я помню смутно, но моя кликуха мне отложилась в памяти навсегда: я, по версии Екатерины Григорьевны, почему-то был «ехидной». Мне пришлось быть свидетелем, как она меня распекала, передавая свою смену другой воспитательнице, приговаривая, показывая на меня: «вот этот вот — ехидна, вот прям вылитый, ехидны такие». Уже с детских лет я имел полное представление, как выглядит этот милый зверек. В принципе, с высоты прожитых лет, я понимаю, что какое-то сходство есть.
Фото ехидны, с которой меня сравнивали в детском саду.
Источник: https://nat-geo.ru
Однажды зимой, когда было очень много снега, мы всей детсадовской группой лепили снеговика. Получился он у нас выше, чем мы сами. После чего, акварельками мы стали раскрашивать снеговика в разные цвета. Старались, как могли, под чутким руководством Екатерины Григорьевны, в тот день находящейся в отличном расположении духа. Вдруг, неожиданно для себя, я поскальзываюсь и падаю, рефлекторно, хватаясь за снеговика. Все наше произведение искусства моментально разрушается, дети страшно расстроены, а Екатерина Григорьевна, даже не уточнив, все ли со мной в порядке, обвинила меня, что упал я специально, разрушив вдрызг коллективное творчество, нагнетая это все фразами, обращенными другим детям: «вот он виноват, он, ехидна поганая».
Эта же версия была озвучена моему папе, который пришел меня вечером забирать. Так как доверия мне было больше, папа убедился, что я не обманываю, утверждая, что падение было случайным. Но для этого пришлось показать на месте разрушенного снеговика реконструкцию того, что произошло. Своего рода мой первый и, надеюсь, последний следственный эксперимент. Порицания никакого не последовало, но уже с детских лет я сторонюсь коллективного творчества, дабы не быть незаслуженно обвиненным во всех смертных грехах. Кстати, снеговик Олаф из мультика, мой самый нелюбимый персонаж.
Примерно так выглядела картина, когда я, поскользнувшись, грохнулся на снеговика, которого мы лепили и раскрашивали акварельными красками всей нашей группой.
Источник: https://www.tatar-inform.ru
Однажды после тихого часа, Екатерина Григорьевна выстроила нас кругом возле деревянного шкафа. По воцарившейся томительной тишине, мы понимали, что будет серьезнейший разговор. «Вы знаете, что это?» — спросила она, указывая на непонятный знак, нарисованный синей шариковой ручкой прямо на боковой панели шкафа. Никто из нас, конечно же, этого не знал. «Это свастика» — загробным голосом сообщила нам Екатерина Григорьевна, — «фашистский знак, который нельзя рисовать ни при каких обстоятельствах. Узнаю, кто это сделал — по стенке размажу». В этой тишине мы разошлись, ничего не поняв, что именно это за знак и почему его нельзя рисовать. Время было идти на прогулку, и мы благополучно забыли об инциденте со шкафом.
Фото свастики в детском саду. Как потом оказалось наш сад был далеко не единственным с подобными узорами на стенах, шкафах и т. д.
Источник: http://infoliepaja.lv
Вывалили мы на прогулку всей гурьбой, стоял зимний морозец, снега навалило много. У меня была подружка Анечка, с которой я уселся рисовать узоры прямо на снегу. Черт меня дернул изобразить тот же знак, что мы все видели на шкафу, ведь интересно, что же будет, если его изобразить — земля перестанет вертеться, почва уйдет из-под ног, воспитательница телепортируется на Луну…
А дальше было неожиданное появление Екатерины Григорьевны со спины с криками: «понятно теперь, кто на шкафу это нарисовал». Мое сердце просто ушло в пятки, я думал, что после такого преступления мне точно не жить. Своими сапогами той же фирмы «Заря» она остервенело стрела мои художества, меня силой посадила на веранду, и сказала: «Все, ехидна, доигрался ты!».
Фото свастики на снегу. Я, конечно, нарисовал ее в гораздо меньших масштабах, но скандал был вселенский.
Источник: http://www.russianweek.ca
Я понимал, что не отмажусь, хотя в голове крутились спасительные версии, что это была, например, попытка нарисовать окошко домика, и я просто не успел закончить рисунок. Ощущение духа НКВД, судейских троек и неминуемого расстрела, без права обжалования, я тогда почувствовал в полной мере, даже теоретически не предполагая, что это такое.
Пока я сидел на веранде, презираемый всеми, я задавался вопросом, зачем черт меня дернул это нарисовать, ведь предупреждали же, что нельзя ни при каких обстоятельствах, а я вляпался прямо на ровном месте. В конце того тяжелейшего дня, то ли Екатерина Григорьевна забыла, то ли момента подходящего не было, но мой папа, пришедший меня забирать вечером, об этом инциденте не узнал. Тогда меня очень удачно пронесло, хоть я и мысленно попрощался с собственной никчемной жизнью.
Детский сад я не любил и всячески мечтал о школе. Как-то из сада меня забирал мой старший брат и, по пути домой, я попросил его, чтобы его школьный портфель нес я, дабы все вокруг думали, что я уже школьник. Брат с огромным нескрываемым удовольствием передал мне свой тяжеленный багаж, плотно забитый увесистыми учебниками. Тащил я это до дома, изнемогая от мышечной боли и пытаясь вглядываться в лица редких прохожих, что встречались на нашем пути. Надо ли пояснять, что никто не оценил мой порыв, собственно, даже и не обратив никакого внимание на малолетнего глупыша.
Годы шли, настал момент прощаться с детским садом и фотографироваться на общей фотографии. Нас расставили в ряды, Екатерину Григорьевну разместили в самом центре. Все прошло, как по маслу, без ее лишних оскорблений в наш адрес и ударов тапком по копчику. Если бы не один момент: пачку фотографий, групповых и индивидуальных, выдали Екатерине Григорьевне, чтобы она их вклеила в красную папку каждому из детей: задумка была сделать что-то типа диплома на память.
Работа у Екатерины Григорьевны ну никак не получалась: фотобумага, на которой отпечатали фотографии оказалась загнутой с двух сторон по бокам. Она пыталась и так наляпать и сяк, силикатный клей предательски прилипал к ее пальцам, что оставляло следы на фотографиях и видно было, что она жутко нервничает. В итоге она обратилась к нам: «Я должна сходить и забрать кастрюлю с вашими помоями, которые вы будете есть на обед, к моему столу никому не подходить и ничего не трогать, иначе наказания не избежать». И ушла.
Я, самонадеянно полагая, что у меня есть минут пять в запасе, просто привстал с детского стульчика, чтобы разглядеть, что ж там у нее не клеится, даже в мыслях не имея подходить к этой аномальной зоне близко и, уж тем более, не собираясь что-либо там трогать. Повернув в голову, я увидел Екатерину Григорьевну с кастрюлей с нашими помоями на обед. Она взглянула на меня своим пугающим взглядом прямо на ходу, я сделал вид, что встал вынужденно, чтобы поправить колготки, она ничего не говоря проследовала на кухню, чтобы поставить кастрюлю. Я на какой-то момент даже подумал, что меня пронесло, хотя тот разъяренный взгляд не сулил ничего хорошего. Разумеется, я ошибся, она подлетела ко мне, схватила за грудки, и как начала трепать, я думал мозги мои просто вылезут из ушей в виде серой жижи, так как перегрузки я тогда почувствовал космические, прямо как Гагарин в 1961 году. Сквозь сомкнутые зубы Екатерина Григорьевна сменяла мне в вину, что я ее не послушался, а она предупреждала, а я встал, чем заслужил трясучую экзекуцию.
При прочтении у читателя возникнет закономерный вопрос, а что она всегда так психопатично вела себя? У меня остались в памяти мои детские наблюдения, дающие основания полагать, что не всегда. Один раз моя мама пришла забрать меня пораньше, во время тихого часа. Екатерина Григорьевна была добра как никогда, называла маму по имени, что очень располагало к себе, рассказывала, как все замечательно в саду и группе, как ей нравится ее работа, и как она любит детей. Я спросил у мамы, могу ли я забрать понравившуюся игрушку, на что Екатерина Григорьевна, не дожидаясь реакции мамы выпалила: «конечно, бери! Пусть берет, сад не обеднеет!» Честное слово, у меня был разрыв шаблона, я полагал, что ее подменили, что не может человек одновременно так явно нас всех ненавидеть и проявлять такую безграничную доброту. О характерном для таких абьюзеров двуличии, я, разумеется, не знал, и даже не догадывался.
Хотя, детские наблюдения о том, что люди бывают с двойным дном, все-таки отчетливо засели в моей памяти. На последнем дне в родном саду в форме выпускного утренника, Екатерина Григорьевна, сидела на детском стульчике среди детишек, как назло, прямо рядом со мной. В процессе стихов и благодарственных речей, я заметил, что у нее льются слезы прямо градом. Она даже попросила у меня носовой платок, который мне мама бережливо положила в кармашек. Я отчетливо помню, что тогда ни разу не поверил ее слезам, мне показалось, что все осчень наиграно и по счастью, скоро этот адский утренник закончится, и я ее больше никогда не увижу. Надо ли пояснять, что носовой платок так и не вернулся ко мне обратно, хоть и я и пожаловался маме, которая не стала этот вопрос поднимать.
Екатерина Григорьевна — это несчастный человек, одинокий, неустроенный жизни, воспитывающая одна непутевого сына, из которого толком ничего не получилось. Позднее я узнал, что Саша стал злоупотреблять спиртным, с трудом закончил 9 классов и стал зарабатывать на жизнь, копая могилы на кладбище, тут же пропивая свои более чем скромные доходы. Наверное, корни ее оскотинивания находятся в этой плоскости, что, разумеется, не оправдывает ее жестокости по отношению к детям, которые были не в состоянии ответить и даже толком пожаловаться родителям. Я не знаю откуда, но в моем детском сознании было отчетливое понимание того, что воспитатель всегда прав, даже когда бьет по копчику деревяным тапком и обзывается обидными словами,: заслужил, значит! Юру ведь не бьет, вот он хороший мальчик, а я, значит, довел прекрасную своспитательницу своим поганым поведением, ехидна вонючая. Только спустя годы, уже учась в школе, я смог рассказать маме, как со мной и всеми нами обращалась Екатерина Григорьевна. Мама только спросила с горьким сожалением: «почему ты мне об этом не сказал раньше?»
Интересуйтесь у своих детей, как у них дела, никто ли их не обижает, задавайте прямые вопросы, не проявляют ли агрессию воспитатели. Даже если у вас железобетонное впечатление, что все в порядке, когда вы отдаете и забираете ребенка, очень часто бывает, что промежуток в 8 часов превращается для вашего малыша в каждодневный ад, состоящего из насилия психологического и физического. Ваш ребенок не сможет самостоятельно оценить правильность и справедливость всего происходящего, поэтому сделайте все возможное, чтобы контролировать процесс, даже в момент, когда вас нет рядом. Иначе, будет поздно и вам останется сокрушаться и сожалеть.
Глава 2. Начальная школа и учительница первая моя
Итак, мои страдания в детском саду были завершены, и я пошел в первый класс в незабвенном 1988 году. Так получилось, что я родился в конце года, в ноябре, и начал свое 10-летние путешествие (по существу, тюремный срок) с 6 лет, будучи самым мелким в классе, беззубым и самым слабым.
Мои родители провели большую подготовительную работу со мной, мама сказала, чтобы я непременно сел за первую парту, полвечера мы обсуждали, как нам лучше всего этого добиться. Сказать, что я переживал — ничего не сказать, я полночи не спал, рисуя себе картины, как меня затопчет толпа и все 10 лет я просижу «на камчатке» без права приближения к знаниям.
Фото школы 63, в которой я учился с 1988 по 1998 годы.
Источник: https://yandex.ru/maps