Бесплатный фрагмент - Дердейн: Аноме

Глава 1

В воз­рас­те де­вя­ти лет Мур слы­шал, как гость его ма­те­ри, рас­шу­мев­ший­ся в хи­жи­не от­ды­ха, в шут­ку клял­ся име­нем Че­ло­ве­ка Без Ли­ца. Поз­же, ко­гда гость ушел сво­ей до­ро­гой, Мур об­ра­тил­ся к ма­те­ри с во­про­сом: «Че­ло­век Без Ли­ца — он есть, на са­мом де­ле?»

«Еще как есть!» — ото­зва­лась Эат­ре.

Мур по­раз­мыш­лял не­мно­го и сно­ва спро­сил: «Как он ды­шит — без ли­ца? Как он ест, го­во­рит?»

«Справ­ля­ет­ся как-ни­будь», — Эат­ре все­гда го­во­ри­ла ти­хо и спо­кой­но.

«Ин­те­рес­но бы­ло бы по­смот­реть», — ска­зал Мур.

«Са­мо со­бой».

«Ты его ви­де­ла ко­гда-ни­будь?»

Эат­ре по­ка­ча­ла го­ло­вой: «Че­ло­век Без Ли­ца не вме­ши­ва­ет­ся в де­ла хи­ли­тов, так что и те­бе не­за­чем о нем бес­по­ко­ить­ся». По­мол­чав, она за­дум­чи­во до­ба­ви­ла: «Так уж по­ве­лось — к до­б­ру или не к до­б­ру».

Ре­бе­нок ху­дой и уг­рю­мый, Мур на­хму­рил чер­ные бро­ви, унас­ле­до­ван­ные от не­из­вест­но­го кров­но­го от­ца: «По­че­му так по­ве­лось? По­че­му к до­б­ру или не к до­б­ру?»

«До че­го на­стыр­ный уро­дил­ся — все те­бе нуж­но знать!» — доб­ро­душ­но зая­ви­ла Эат­ре. Гу­бы ее по­кри­ви­лись — да­вал о се­бе знать «чу­сейн». Но она объ­яс­ни­ла: «Тех, кто на­ру­ша­ет за­кон хи­ли­тов, экк­ле­зи­ар­хи на­ка­зы­ва­ют по-сво­ему. Толь­ко ес­ли на­ру­ши­тель бе­жит в дру­гой кан­тон, его на­хо­дит Че­ло­век Без Ли­ца — и бег­лец те­ря­ет го­ло­ву». Под­няв ру­ку, Эат­ре поч­ти при­кос­ну­лась к ошей­ни­ку бес­соз­на­тель­ным жес­том, об­щим для всех оби­та­те­лей Шан­та: «Тем, кто блю­дет за­кон хи­ли­тов, по­те­ря го­ло­вы не гро­зит. Это к до­б­ру. Но то­гда они са­ми ста­но­вят­ся хи­ли­та­ми — а это уже не к до­б­ру».

Мур боль­ше не за­да­вал во­про­сов. От за­ме­ча­ний ма­те­ри вея­ло кра­мо­лой. Ес­ли бы их ус­лы­шал ду­хов­ный отец, ей, по мень­шей ме­ре, объ­я­ви­ли бы стро­гий вы­го­вор. Эат­ре мог­ли пе­ре­вес­ти на ра­бо­ту в сы­ро­мят­ню, а то­гда при­выч­но­му про­зя­ба­нию Му­ра при­шел бы ко­нец. Ему и так ос­та­ва­лось жить «на ма­те­рин­ском мо­ло­ке» (по вы­ра­же­нию хи­ли­тов) все­го три-че­ты­ре го­да… В хи­жи­ну за­шел оче­ред­ной пут­ник. Эат­ре на­де­ла ве­нок из цве­тов, на­ли­ла бо­кал ви­на.

Мур вы­шел по­си­деть на обо­чи­не по дру­гую сто­ро­ну Ал­леи, в те­ни вы­со­ких ро­до­ден­д­ро­нов. Он знал, что обя­зан су­ще­ст­во­ва­ни­ем ко­му-то из гос­тей-про­хо­жих — та­ко­ва пер­во­род­ная ви­на. Ему над­ле­жа­ло стать чис­тым от­ро­ком, ис­ку­пив пер­во­род­ную ви­ну. Мур ни­как не мог уяс­нить та­ин­ст­вен­ный про­цесс по­яв­ле­ния и ис­ку­п­ле­ния ви­ны. Эат­ре ро­ди­ла че­ты­рех де­тей. Ше­ст­на­дца­ти­лет­няя Де­лам­бре уже об­слу­жи­ва­ла кот­тедж на за­пад­ном кон­це Ал­леи. Вто­рой ре­бе­нок, Блинк, на три го­да стар­ше Му­ра, не­дав­но об­ла­чил­ся в бе­лую ря­су чис­то­го от­ро­ка и был на­ре­чен Шаль­­­ре­сом Гар­га­ме­том в честь хи­лит­ско­го ас­ке­та и под­виж­ни­ка Шаль­ре­са, про­си­дев­ше­го всю жизнь и ис­пус­тив­ше­го дух в вет­вях свя­щен­но­го ду­ба, что в шес­ти ки­ло­мет­рах вверх по до­ли­не Су­мрач­ной ре­ки, а так­же в па­мять Бас­ти­на Гар­га­ме­та, ко­же­вен­ных дел мас­те­ра, об­на­ру­жив­ше­го во вре­мя коп­че­ния шкур ахуль­фов ли­тур­ги­че­ские свой­ст­ва галь­ги. Чет­вер­то­го ре­бен­ка, поя­вив­ше­го­ся на свет че­рез два го­да по­сле Му­ра, объ­я­ви­ли де­фек­тив­ным и уто­пи­ли в от­стой­ни­ке сы­ро­мят­ни — вро­ж­ден­ные не­дос­тат­ки де­тей счи­та­лись след­ст­ви­ем чрез­мер­ной сек­су­аль­ной изо­бре­та­тель­но­сти ма­те­ри, в свя­зи с чем Эат­ре по­ри­ца­ли как ви­нов­ни­цу про­ис­шед­ше­го.

Мур си­дел под ро­до­ден­д­ро­на­ми, ри­суя узо­ры в бе­лой пы­ли и кри­ти­че­ски раз­гля­ды­вая про­ез­жих и про­хо­жих — мер­кан­ти­ли­ста в за­пря­жен­ной па­рой бы­ст­ро­ход­цев дву­кол­ке, арен­до­ван­ной на стан­ции воз­душ­ной до­ро­ги кан­то­на Ше­мюс, трех мо­ло­дых бро­дяг, батраков с зе­ле­но­ва­то-ко­рич­не­вы­ми вер­ти­каль­ны­ми по­лос­ка­ми на ошей­ни­ках.

Мур не­хо­тя под­нял­ся на но­ги. По­ру­чен­ные ему де­ре­вья-во­лок­ни­цы тре­бо­ва­ли час­то­го ухо­да — ес­ли ни­ти не­дос­та­точ­но на­тя­ги­ва­лись бо­би­на­ми, шел­ко­вис­тое во­лок­но ста­но­ви­лось уз­ло­ва­тым, гру­бым… Ми­мо про­ез­жа­ла па­ро­ход­ная под­во­да, гру­же­ная раз­де­лан­ны­ми брев­на­ми до­ро­го­го чер­но­го де­ре­ва. По­за­быв о во­лок­ни­цах, Мур дог­нал под­во­ду и про­ка­тил­ся, по­вис­нув на тор­ча­щем из ку­зо­ва брев­не, до мос­та че­рез Су­мрач­ную ре­ку, где он со­ско­чил на зем­лю. Под­во­да, гро­мы­хая, по­ка­ти­лась вдаль по пус­тын­ной вос­точ­ной до­ро­ге. Ка­кое-то вре­мя Мур сто­ял у мос­та и бро­сал го­лы­ши в Су­мрач­ную ре­ку. Чуть вы­ше по те­че­нию кру­ти­лось боль­шое во­дя­ное ко­ле­со — при­вод жер­но­вов, из­мель­чав­ших ду­биль­ные оре­хи, квас­цы, все­воз­мож­ные тра­вы, кор­ни и хи­ми­ка­ты для ко­же­вен­но­го за­во­да.

Мур по­плел­ся на­зад по Ал­лее Ро­до­ден­д­ро­нов. Ко­гда он вер­нул­ся до­мой, гос­тя уже не бы­ло. Эат­ре по­ста­ви­ла на стол мис­ку с су­пом, от­ре­за­ла ло­моть хле­ба. По­ка Мур ел, он за­дал во­прос, тя­го­тив­ший его с ран­не­го ут­ра: «Шаль­рес по­хож на ду­хов­но­го от­ца, а я — нет. Стран­но, прав­да?»

Эат­ре за­мер­ла в ожи­да­нии вос­по­ми­на­ния, всплы­вав­ше­го из глу­би­ны соз­на­ния — чу­дес­ный сти­хий­ный про­цесс! Так цве­тут де­ре­вья, так со­чит­ся упав­ший на зем­лю спе­лый плод.

«Ни­кто из хи­ли­тов — не го­во­ря уже о Ве­ли­ком Му­же Ос­со — не со­сто­ит в кров­ном род­ст­ве ни с то­бой, ни с Шаль­ре­сом. Они не по­зна­ют жен­щин во пло­ти. Кто отец Шаль­ре­са, я не знаю. Твой кров­ный отец — бро­дя­чий со­чи­ни­тель му­зы­ки из тех, что стран­ст­ву­ют в оди­ноч­ку. Жаль бы­ло с ним рас­ста­вать­ся».

«Он боль­ше не при­хо­дил?»

«Нет».

«Ку­да он ушел?»

Эат­ре по­ка­ча­ла го­ло­вой: «Та­кие, как Дай­стар, ни­где не на­хо­дят мес­та. Он по­бы­вал во всех кан­то­нах Шан­та».

«Ты не мог­ла с ним уй­ти?»

«Я в кре­по­ст­ном дол­гу. По­ка он не вы­пла­чен, Ос­со ме­ня не от­пус­тит».

Мур дое­дал суп в мно­го­зна­чи­тель­ном мол­ча­нии.

При­шла Де­лам­бре, в на­кид­ке по­верх пла­тья в зе­ле­ную и си­нюю по­лос­ку — строй­ная и серь­ез­ная, как Мур, вы­со­кая и мяг­ко-сдер­жан­ная, как Эат­ре. Она опус­ти­лась на стул: «Уже ус­та­ла! При­хо­ди­ли три му­зы­кан­та из та­бо­ра. С по­след­ним бы­ло труд­но, да и язык у не­го как с при­вя­зи со­рвал­ся. Без кон­ца буб­нил про ка­ких-то вар­ва­ров-ро­гуш­ко­ев. Го­во­рит, жут­кие пья­ни­цы и раз­врат­ни­ки. Ты про них слы­ша­ла?»

«Слы­ша­ла, — ска­за­ла Эат­ре. — Се­го­дняш­ний гость от­зы­вал­ся о них с поч­те­ни­ем. По слу­хам, они ужас­но по­хот­ли­вы, ле­зут ко всем жен­щи­нам без раз­бо­ра и ни­ко­гда не пла­тят».

«По­че­му Че­ло­век Без Ли­ца не вы­го­нит их из Шан­та?» — стро­го спро­сил Мур.

«Ди­ка­ри не но­сят ошей­ни­ков, Че­ло­век Без Ли­ца им не стра­шен. В лю­бом слу­чае, их за­ста­ви­ли вер­нуть­ся во­своя­си. По­хо­же, на­бе­ги кон­чи­лись».

Эат­ре за­ва­ри­ла чай. Мур взял два оре­хо­вых пе­че­нья и от­пра­вил­ся в сад за хи­жи­ной, где его уе­ди­не­ние ско­ро на­ру­шил ок­рик ду­хов­но­го бра­та Шаль­ре­са.

Мур от­клик­нул­ся без эн­ту­зи­аз­ма. Шаль­рес впри­прыж­ку спус­тил­ся по скло­ну хол­ма и встал у ог­ра­ды, не за­хо­дя в сад — чис­тый от­рок бо­ял­ся ос­к­вер­не­ния. Дол­го­вя­зый Шаль­рес — с мел­ки­ми, за­ост­рен­ны­ми чер­та­ми ли­ца, гри­мас­ни­чав­ше­го в по­сто­ян­ном воз­бу­ж­де­нии — ни­чем не по­хо­дил на Му­ра. Он час­то мор­гал и мор­щил нос, гла­за его то вы­пу­чи­ва­лись, то при­щу­ри­ва­лись, бе­гая из сто­ро­ны в сто­ро­ну. Шаль­рес ух­мы­лял­ся, кор­чил ро­жи, ска­лил зу­бы, об­ли­зы­вал­ся, за­ли­вал­ся блею­щим сме­хом, ко­гда дос­та­точ­но бы­ло про­сто ус­мех­нуть­ся, че­сал в за­тыл­ке, дер­гал се­бя за моч­ки ушей и ши­ро­ко раз­ма­хи­вал ко­ст­ля­вы­ми, не­склад­ны­ми ру­ка­ми. Мур дав­но уже ди­вил­ся пол­но­му не­со­от­вет­ст­вию их внеш­но­сти и ха­рак­те­ров. Раз­ве они не бра­тья — де­ти од­ной ма­те­ри, од­но­го ду­хов­но­го от­ца? В от­ли­чие от Му­ра, Шаль­рес чем-то на­по­ми­нал ду­хов­но­го от­ца, Ве­ли­ко­го Му­жа Ос­со — то­же дол­го­вя­зо­го и ху­до­го, как жердь, с бо­лез­нен­но-зем­ли­стым ли­цом.

«По­шли, — ска­зал Шаль­рес, — яго­ды со­би­рать».

«Яго­ды? С ка­кой ста­ти я дол­жен со­би­рать яго­ды?»

«По­то­му что я так ска­зал. Вот, мне вы­да­ли ос­вя­щен­ные пер­чат­ки, что­бы не ос­к­вер­нять яго­ды жен­ским ду­хом. Смот­ри, не ды­ши на яго­ды! Ды­ши в сто­ро­ну, и все бу­дет в по­ряд­ке. Что ты жу­ешь?»

«Оре­хо­вое пе­че­нье».

«Мм-да… С ут­ра ни­че­го не ел, кро­ме га­ле­ты с во­дой… Нет. Мне нель­зя. Ос­со уз­на­ет. У не­го нюх, как у ахуль­фа. Да­вай, по­шли!» — он пе­ре­бро­сил к но­гам Му­ра кор­зи­ну, и в ней бе­лые пер­чат­ки. Мур по­доз­ре­вал, что сбор ягод по­ру­чи­ли Шаль­ре­су — да­же чис­тый от­рок не смел при­ка­сать­ся к пи­ще без пер­ча­ток. Шаль­рес, по-ви­ди­мо­му, при­да­вал боль­ше зна­че­ния воз­мож­но­сти по­без­дель­ни­чать, не­же­ли опас­но­сти ос­к­вер­нить еду, в лю­бом слу­чае пред­на­зна­чен­ную толь­ко для сто­ла хи­ли­тов.

Не ис­пы­ты­вая при­вя­зан­но­сти к Шаль­ре­су, Мур в ка­кой-то ме­ре со­чув­ст­во­вал бра­ту, вы­ну­ж­ден­но­му слу­жить жре­цам — его са­мо­го жда­ла та же участь, и очень ско­ро. Мур взял кор­зи­ну без даль­ней­ших воз­ра­же­ний: ес­ли под­лог об­на­ру­жат, рас­пла­чи­вать­ся при­дет­ся Шаль­ре­су.

«Так пе­че­нья хо­чешь или нет?» — не­хо­тя пред­ло­жил Мур.

Шаль­рес тре­вож­но обер­нул­ся к скло­ну хол­ма, к бе­лой гро­ма­де Ба­шон­ско­го хра­ма, к длин­но­му ря­ду тем­ных ниш под сте­ной, где уст­раи­ва­ли убо­гие по­сте­ли чис­тые от­ро­ки: «Да­вай — так, что­бы ни­кто не ви­дел».

Спря­тав­шись за ши­ро­кий ствол апа­ра, Шаль­рес с брезг­ли­вой тор­же­ст­вен­но­стью на­тя­нул бе­лые пер­чат­ки. Взяв кон­чи­ка­ми паль­цев оре­хо­вое пе­че­нье, он раз­же­вал и про­гло­тил его во мгно­ве­ние ока, об­ли­зал крош­ки с губ, скор­чил не­сколь­ко сму­щен­ных гри­мас, про­каш­лял­ся, по­мор­щил нос, вы­гля­нул из-за ство­ла и по­смот­рел на холм. Убе­див­шись в сво­ей безо­пас­но­сти, он по­ка­зал ве­ли­че­ст­вен­ным жес­том ру­ки, что по­кон­чил с гряз­ны­ми плот­ски­ми стра­стиш­ка­ми и за­был о про­ис­шед­шем.

Бра­тья от­пра­ви­лись к за­рос­лям кис­лён­ки на за­пад­ном кон­це Ал­леи Ро­до­ден­д­ро­нов. По до­ро­ге Шаль­рес под­черк­ну­то дер­жал­ся по­одаль от еще не про­шед­ше­го об­ряд очи­ще­ния ду­хов­но­го бра­та.

«Се­го­дня ве­че­ром — схо­ла­сти­че­ский конк­лав экк­ле­зи­ар­хов! — объ­я­вил Шаль­рес так, буд­то со­об­щал но­вость пер­во­сте­пен­ной важ­но­сти. — На де­серт они же­ла­ют ягод. Нуж­но со­брать столь­ко, что­бы хва­ти­ло на всех. Пред­став­ля­ешь? Ме­ня од­но­го по­сла­ли раз­до­быть уй­му ягод. Рас­су­ж­да­ют о вы­со­ких идеа­лах и не­пре­клон­но­сти ду­ха, а подъ­е­да­ют все до­чи­ста — все, что по­да­ют».

«Ха! — мрач­но ус­мех­нул­ся Мур, вски­нув го­ло­ву. — Сколь­ко те­бе ос­та­лось до по­стри­же­ния?»

«Год. У ме­ня уже рас­тут во­ло­сы на те­ле».

«На те­бя на­де­нут ошей­ник, и ты боль­ше ни­ко­гда не смо­жешь уй­ти, ку­да гла­за гля­дят, бро­дить по све­ту. Это ты по­ни­ма­ешь?»

Шаль­рес шмыг­нул но­сом: «Ну и что? Де­ре­во рас­тет и боль­ше не мо­жет пре­вра­тить­ся в се­мя».

«Те­бя не тя­нет по­смот­реть на но­вые мес­та?»

Шаль­рес от­ве­тил ук­лон­чи­во и раз­дра­жен­но: «Да­же бро­дя­ги но­сят ошей­ни­ки. Без ошей­ни­ков — толь­ко ино­стран­цы».

Мур не на­шел воз­ра­же­ний, но ско­ро спро­сил: «Ро­гуш­кои — то­же ино­стран­цы?»

«Кто? О чем ты бол­та­ешь?»

Мур, знав­ший не­мно­гим боль­ше Шаль­ре­са, пре­ду­смот­ри­тель­но не про­дол­жал.

Прой­дя ми­мо план­та­ции во­лок­ниц, где Мур еже­днев­но уха­жи­вал за уча­ст­ком с дву­мяс­та­ми бо­би­на­ми, бра­тья спус­ти­лись к гус­тым за­рос­лям яго­ды-кис­лен­ки. Ос­та­но­вив­шись, Шаль­рес обер­нул­ся к свя­ти­ли­щу на хол­ме: «Зна­чит, так. Обой­ди кус­ты и со­би­рай вни­зу, а я бу­ду здесь. Ес­ли что, из хра­ма уви­дят: все де­ла­ет­ся, как по­ло­же­но. Не­пре­мен­но на­день пер­чат­ки! Это ми­ни­маль­ное, не­об­хо­ди­мое тре­бо­ва­ние — не зло­упот­реб­ляй мо­им бла­го­рас­по­ло­же­ни­ем!»

«А что, Ос­со при­ду­мал еще ка­кие-ни­будь тре­бо­ва­ния?»

«Он все­гда что-ни­будь при­ду­ма­ет. Нуж­но со­брать не мень­ше двух пол­ных кор­зин, так что по­то­ро­пись. Не за­будь про пер­чат­ки! Хи­ли­ты чу­ют жен­ский дух, как обыч­ный че­ло­век чу­ет дым по­жа­ра — и реа­ги­ру­ют так же».

Спус­тив­шись до ниж­не­го края за­рос­лей кис­лен­ки, Мур про­шел чуть даль­ше, что­бы взгля­нуть на та­бор му­зы­кан­тов. В этом го­ду прие­ха­ла мно­го­люд­ная труп­па в се­ми фур­го­нах, рас­кра­шен­ных сим­во­ли­че­ски­ми цвет­ны­ми ор­на­мен­та­ми. Го­лу­бой цвет оз­на­чал без­за­бот­ность, ро­зо­вый — не­вин­ность, тем­но-жел­тый — са­ну­шейн, се­ро-ко­рич­не­вый — тех­ни­че­ское мас­тер­ст­во.

В та­бо­ре за­ни­ма­лись по­все­днев­ны­ми де­ла­ми — но­си­ли корм и во­ду тяг­ло­вым жи­вот­ным, на­ре­за­ли ово­щи в по­ход­ные кот­лы, су­ши­ли вы­сти­ран­ные на­кид­ки, вы­би­ва­ли пыль из оде­ял. В це­лом му­зы­кан­ты ве­ли се­бя го­раз­до бес­печ­нее, жи­вее, экс­пан­сив­нее хи­ли­тов — здесь пре­об­ла­да­ли гру­бо­ва­тые, не­сдер­жан­ные ин­то­на­ции и вы­чур­ная, час­то не­ожи­дан­ная жес­ти­ку­ля­ция. Сме­ясь, му­зы­кан­ты за­ки­ды­ва­ли го­ло­вы. Да­же са­мые уг­рю­мые и замк­ну­тые не­дву­смыс­лен­но вы­ра­жа­ли хро­ни­че­ское раз­дра­же­ние крас­но­ре­чи­вы­ми по­за­ми. На зад­них сту­пе­нях фур­го­на си­дел ста­рик, под­го­няв­ший но­вые кол­ки к изо­гну­то­му гри­фу не­боль­шо­го хи­та­на. Ря­дом маль­чик не стар­ше Му­ра прак­ти­ко­вал­ся в иг­ре на гас­тен­ге, по­вто­ряя пас­са­жи и ар­пед­жио. Ста­рик вре­мя от вре­ме­ни по­прав­лял его крат­ки­ми ворч­ли­вы­ми за­ме­ча­ния­ми.

Мур вздох­нул, от­вер­нул­ся и стал под­ни­мать­ся по скло­ну к ягод­ным за­рос­лям. Впе­ре­ди из-за кус­тов про­гля­ды­ва­ло свет­ло-каш­та­но­вое пят­но. В за­рос­лях кто-то ше­ве­лил­ся — ше­ле­сте­ли по­тре­во­жен­ные ли­стья. Мур за­мер, ос­то­рож­но при­бли­зил­ся. Всмат­ри­ва­ясь в ли­ст­ву, он об­на­ру­жил де­воч­ку лет один­на­дца­ти, уди­ви­тель­но лов­ко и бы­ст­ро со­би­рав­шую яго­ды, сы­пав­шие­ся в ви­ся­щее на лок­те лу­кош­ко.

Воз­му­щен­ный втор­же­ни­ем на свою тер­ри­то­рию, Мур ре­ши­тель­но на­пра­вил­ся к на­ру­ши­тель­ни­це, спо­ткнул­ся о тор­ча­щий пет­лей ко­рень и с трес­ком по­ва­лил­ся на ко­лю­чую коч­ку ведь­мов­ни­ка. Де­воч­ка бро­си­ла ис­пу­ган­ный взгляд че­рез пле­чо, уро­ни­ла кор­зи­ну, по­доб­ра­ла юб­ку и при­пус­ти­ла, не раз­би­рая до­ро­ги, че­рез за­рос­ли кис­лен­ки. Чув­ст­вуя, что сва­лял ду­ра­ка, Мур под­нял­ся на но­ги и рас­те­рян­но смот­рел вслед уди­рав­шей дев­чон­ке. Во­об­ще-то он не со­би­рал­ся ее пу­гать — но что сде­ла­но, то сде­ла­но! Те­перь у нее все но­ги в ца­ра­пи­нах. Так ей и на­до! Не­че­го тут де­лать, в ягод­ни­ке хи­ли­тов! Мур по­доб­рал бро­шен­ное бег­лян­кой лу­кош­ко и со зло­рад­ной со­сре­до­то­чен­но­стью пе­ре­сы­пал его со­дер­жи­мое се­бе в кор­зи­ну. Вот и де­серт для конк­ла­ва!

За­су­нув пер­чат­ки в кар­ман, он еще не­ко­то­рое вре­мя со­би­рал кис­лен­ку, по­сте­пен­но под­ни­ма­ясь по скло­ну. На­ко­нец Шаль­рес по­звал: «Эй! Где яго­ды? Опять от­лы­ни­ва­ешь?»

«Вот, смот­ри», — ото­звал­ся Мур.

Шаль­рес за­гля­нул в кор­зи­ну, под­черк­ну­то не за­ме­чая то­го, что Мур не на­дел пер­чат­ки: «Гм. Не­пло­хо. Да­же стран­но. Ну что же, да­вай сю­да — мож­но ска­зать, я со­брал все, что на­шлось… Пре­крас­но. Ах да, пер­чат­ки! Слиш­ком чис­тые». Шаль­рес на­дел пер­чат­ку, раз­да­вил яго­ду паль­ца­ми: «Так-то оно луч­ше. Смот­ри, ни­ко­му ни сло­ва». Он уг­ро­жаю­ще на­гнул­ся, при­бли­зив то­щее ко­ст­ля­вое ли­цо к ли­цу Му­ра: «Пом­ни — ко­гда ты ста­нешь чис­тым от­ро­ком, я уже бу­ду хи­ли­том. То­гда не рас­счи­ты­вай на по­блаж­ки! Я-то знаю, ку­да ду­ет ве­тер!» Шаль­рес по­вер­нул­ся и по­спе­шил к хра­мо­во­му хол­му.

Мур ре­шил со­брать еще кис­лен­ки для ма­те­ри — про­сто что­бы чем-ни­будь за­нять­ся. Ес­те­ст­вен­но, по­ло­ви­на ягод по­па­да­ла не в кор­зи­ну, а к не­му в рот. Его смут­ное ожи­да­ние ско­ро оп­рав­да­лось — ни­же по скло­ну поя­ви­лась блед­но-каш­та­но­вая коф­та бро­дя­чей дев­чон­ки. Убе­див­шись в том, что она его за­ме­ти­ла и не бо­ит­ся, Мур мед­лен­но дви­нул­ся на­встре­чу. Дев­чон­ка и не по­ду­ма­ла убе­гать — на­обо­рот, бы­ст­ро по­до­шла. Ли­цо ее рас­крас­не­лось от зло­сти: «Эй ты, вы­кор­мыш из­вра­щен­цев! Ша­ра­ха­ешь­ся по кус­там, за­гра­ба­стал мои яго­ды! Где они? От­да­вай сей­час же, а то уши ото­рву, да­ром что рас­то­пы­рен­ные!»

Слег­ка оша­ра­шен­ный та­ким об­ра­ще­ни­ем, Мур ста­рал­ся со­хра­нить не­воз­му­ти­мость, по­до­баю­щую уче­ни­ку хи­ли­тов: «Ты че­го об­зы­ва­ешь­ся?»

«А как еще те­бя на­зы­вать? Вор не­сча­ст­ный!»

«Са­ма ты во­ров­ка — яго­ды не твои, а хи­лит­ские!»

Дев­чон­ка раз­дра­жен­но взмах­ну­ла ру­ка­ми, топ­ну­ла но­гой: «Ха! Еще ты бу­дешь рас­су­ж­дать, кто тут вор, а кто не вор! Все рав­но да­вай яго­ды — ка­кая раз­ни­ца?» Вы­хва­тив кор­зи­ну у Му­ра из рук, она с по­доз­ре­ни­ем за­гля­ну­ла внутрь и не­до­умен­но спро­си­ла: «Это все, что я со­бра­ла?»

«Бы­ло боль­ше, — с дос­то­ин­ст­вом при­знал Мур. — Ос­таль­ное взял ду­хов­ный брат. Не оби­жай­ся — яго­ды по­да­дут на конк­ла­ве хи­ли­тов. За­бав­но, од­на­ко! Хи­ли­там при­дет­ся вку­шать пи­щу, ос­к­вер­нен­ную жен­щи­ной!»

Дев­чон­ка сно­ва ра­зо­зли­лась: «Ни­че­го я не ос­к­вер­ня­ла! За ко­го ты ме­ня при­ни­ма­ешь?»

«Те­бе, на­вер­ное, не­вдо­мек, что…»

«Ни­че­го не знаю и знать не хо­чу! Слы­ша­ли — и про хи­ли­тов тво­их, и про их мерз­кие штуч­ки! На­ку­ри­вае­тесь вся­кой дря­нью и бре­ди­те раз­врат­ны­ми сна­ми. Бо­лее ду­рац­кой сек­ты мир не ви­дел!»

«Хи­ли­ты — не сек­та, — на­ста­ви­тель­но воз­ра­зил Мур, по­вто­ряя слы­шан­ное от Шаль­ре­са. — Все­го я не мо­гу объ­яс­нить, по­то­му что я еще да­же не чис­тый от­рок и нау­чусь пол­но­стью под­чи­нять по­роч­ное жи­вот­ное на­ча­ло толь­ко че­рез три-че­ты­ре го­да. Но хи­ли­ты — един­ст­вен­ный ду­хов­но не­за­ви­си­мый и вы­со­ко­раз­ви­тый на­род на Дер­дей­не. Все ос­таль­ные жи­вут эмо­цио­наль­ной жиз­нью. Толь­ко хи­ли­ты спо­соб­ны вес­ти аб­ст­ракт­ное, ин­тел­лек­ту­аль­ное су­ще­ст­во­ва­ние».

Дев­чон­ка на­гло рас­хо­хо­та­лась: «Мо­ло­ко­сос! Что ты зна­ешь о дру­гих на­ро­дах? Ты от из­бы-то сво­ей не от­хо­дил даль­ше, чем на две­сти ша­гов!»

Уяз­влен­ный Мур не мог оп­ро­верг­нуть это ут­вер­жде­ние: «Все рав­но, я мно­го­му нау­чил­ся от гос­тей, от­ды­хаю­щих в хи­жи­не ма­те­ри. А еще мой кров­ный отец был му­зы­кан­том — да бу­дет те­бе из­вест­но!»

«Не­у­же­ли? И как его зва­ли?»

«Дай­стар».

«Дай­стар… По­шли в та­бор! Я те­бя вы­ве­ду на чис­тую во­ду. Уз­на­ем, что за му­зы­кант был твой отец».

Серд­це Му­ра час­то ко­ло­ти­лось, он от­сту­пил на шаг: «Я не уве­рен… что мне нуж­но… знать».

«По­че­му нет? Стру­сил?»

«Ни­че­го я не стру­сил! Я хи­лит, а по­это­му…»

«По­нят­но, по­нят­но — то­гда по­шли».

На не­по­слуш­ных, по­ры­ваю­щих­ся пус­тить­ся нау­тек но­гах Мур по­сле­до­вал за бро­дяж­кой, ли­хо­ра­доч­но при­ду­мы­вая убе­ди­тель­ный по­вод от­ка­зать­ся от при­гла­ше­ния. Дев­чон­ка обер­ну­лась с дерз­кой, вы­зы­ваю­щей ух­мыл­кой. Мур, на­ко­нец, раз­гне­вал­ся. Ах, так? Зна­чит, его счи­та­ют лже­цом? Зна­чит, при­ни­ма­ют за без­род­но­го уб­люд­ка? Те­перь его ни­что не ос­та­но­вит… Они спус­ти­лись в та­бор. «Азу­ка! Азу­ка! — по­звал жен­ский го­лос. — Где яго­ды? Да­вай сю­да!»

«Ягод нет! — с от­вра­ще­ни­ем зая­ви­ла Азу­ка. — Вот этот пар­ши­вец их ук­рал и спря­тал. Вздуй­те его, чтоб не­по­вад­но бы­ло!»

«Что та­кое? — жен­щи­на по­до­шла бли­же. — Ты яго­ды при­нес­ла или нет?»

Ка­приз­но-об­ви­ни­тель­ным жес­том дев­чон­ка пе­ре­да­ла ей поч­ти пус­тую кор­зи­ну: «Я же го­во­рю — по­га­нец их при­сво­ил. Да еще хва­ста­ет­ся, что отец его был му­зы­кант — Дай­стар ка­кой-то».

«А по­че­му нет? Му­зы­кан­ты не лю­ди, что ли? Все му­жи­ки оди­на­ко­вы — об­рю­ха­тил и смыл­ся». На­гра­див Му­ра лег­ким под­за­тыль­ни­ком, она до­ба­ви­ла: «Твоя ма­туш­ка, ви­дать, жен­щи­на ак­ку­рат­ная, за­пи­си ве­дет».

Мур ос­ме­лил­ся вы­сту­пить с роб­ким во­про­сом: «Вы зна­ли мое­го от­ца, Дай­ста­ра?»

Мать Азу­ки ткну­ла в сто­ро­ну боль­шим паль­цем: «С рас­спро­са­ми при­ста­вай к ста­ро­му чур­ба­ну — он знал­ся с ка­ж­дым пья­ни­цей в Шан­те, рву­щим стру­ны на по­те­ху пуб­ли­ке. Азу­ка! Ты всю жизнь со­би­ра­ешь­ся ля­сы то­чить, чу­че­ло ты чу­ма­зое? Ни­ка­ко­го про­ка от те­бя нет. При­не­си пруть­ев, раз­ве­ди огонь по­силь­нее!» Жен­щи­на ото­шла, что­бы пе­ре­ме­шать со­дер­жи­мое буль­каю­ще­го кот­ла. Дев­чон­ка на­смеш­ли­во за­дра­ла нос и скры­лась за фур­го­ном. Мур ос­тал­ся один. Ни­кто его не за­ме­чал. В бро­дя­чей труп­пе ка­ж­дый тру­дил­ся с на­пря­жен­ным вни­ма­ни­ем, буд­то вы­пол­не­ние по­все­днев­ных обя­зан­но­стей бы­ло важ­ней­шей за­да­чей жиз­ни. Са­мым не­то­ро­п­ли­вым и не­при­ну­ж­ден­ным ка­зал­ся ста­рик на сту­пе­нях фур­го­на, но да­же он са­мо­заб­вен­но ко­вы­рял и вер­тел ин­ст­ру­мент на ко­ле­нях, во­оду­шев­лен­но под­ни­мая лок­ти, то и де­ло на­ги­ба­ясь и при­щу­ри­ва­ясь, что­бы оце­нить дос­тиг­ну­тые ре­зуль­та­ты. Мур опас­ли­во, шаг за ша­гом, под­би­рал­ся к ста­ри­ку. Тот бро­сил на не­го хо­лод­ный взгляд и при­нял­ся про­де­вать стру­ну в ко­лок хи­та­на с вы­чур­но изо­гну­тым гри­фом.

Мур на­блю­дал в поч­ти­тель­ном мол­ча­нии. Ста­рик на­тя­ги­вал и по­прав­лял стру­ны, на­сви­сты­вая ме­ло­дию сквозь зу­бы. Он уро­нил ши­ло. Мур под­нял от­ка­тив­шее­ся ши­ло, по­дал ста­ри­ку, удо­сто­ил­ся еще од­но­го взгля­да, по­до­шел еще на шаг.

«Ну, что ска­жешь? — стро­го и вы­зы­ваю­ще про­из­нес ста­рый му­зы­кант, под­ни­мая хи­тан. — Хо­ро­шо сра­бо­та­но?»

По­ко­ле­бав­шись, Мур ска­зал: «Вы­гля­дит не­пло­хо. Но у нас в Ба­шо­не ма­ло му­зы­каль­ных ин­ст­ру­мен­тов. Хи­ли­ты пред­по­чи­та­ют „про­зрач­ную хо­лод­ную ти­ши­ну“ — так они вы­ра­жа­ют­ся. Мой ду­хов­ный отец, Ос­со Хи­гад­жу, не вы­но­сит да­же чи­ри­ка­нья стре­кад».

Ста­рик ото­рвал­ся от ра­бо­ты: «Лю­бо­пыт­ное об­стоя­тель­ст­во, не­че­го ска­зать. А ты? То­же хи­лит?»

«Нет, еще нет. Я жи­ву с ма­те­рью, Эат­ре, по­сре­ди Ал­леи. Ка­жет­ся, я не хо­чу быть хи­ли­том. Не знаю».

«По­че­му нет? В хра­ме лег­кая жизнь — дни про­хо­дят в „про­зрач­ной хо­лод­ной ти­ши­не“, по­ка жен­щи­ны де­ла­ют всю ра­бо­ту».

Мур по­ни­маю­ще кив­нул: «Так-то оно так… Но сна­ча­ла я дол­жен стать чис­тым от­ро­ком, а я не хо­чу ухо­дить от ма­те­ри. К то­му же мой кров­ный отец был му­зы­кан­том. Его зва­ли Дай­стар».

«Дай­стар… — ста­рик на­тя­нул но­вую стру­ну, слег­ка ущип­нул. — Слы­хал я о Дай­ста­ре, был та­кой друи­дийн».

Мур по­до­шел бли­же: «Кто та­кой друи­дийн?»

«Друи­дийн не ез­дит с труп­пой, а бро­дит сам по се­бе с хи­та­ном, та­ким вот, как этот. Ино­гда с гас­тен­гом. Иг­рая, умуд­ря­ет дру­гих сво­ей муд­ро­стью, на­пол­ня­ет их жизнь сво­ей жиз­нью».

«Друи­дийн по­ет?»

«Ни в ко­ем слу­чае! Ни­ка­ко­го пе­ния. По­ют ме­не­ст­ре­ли и бар­ды. По-на­ше­му, пе­ние — не му­зы­ка. Это дру­гая ста­тья. Хе-хе, пред­став­ляю, что бы ска­зал Дай­стар, ес­ли бы при нем пе­ние на­зва­ли му­зы­кой!»

«Дай­стар — ка­кой он че­ло­век?»

Ста­рик не­ожи­дан­но по­смот­рел Му­ру пря­мо в гла­за. Мур слег­ка от­пря­нул. В го­ло­се се­до­го вор­чу­на поя­вил­ся при­звук осу­ж­де­ния: «А за­чем те­бе знать? Сту­пай се­бе очи­щай­ся, по­стри­гай­ся!»

«Я час­то ду­маю об от­це, но не мо­гу се­бе его пред­ста­вить».

«Да. Ну лад­но, так и быть. Дай­стар был че­ло­век вы­со­кий, силь­ный, не­лю­ди­мый. Иг­рал стра­ст­но — все по­ни­ма­ли, о чем он иг­рал, со­мне­ний не ос­та­ва­лось. Зна­ешь, как он умер?»

«Я не знал, что он умер».

«Та­кая вы­шла ис­то­рия. Од­на­ж­ды ве­че­ром он на­пил­ся и при­шел в ярость. Он иг­рал на гас­тен­ге — иг­рал так, что все слу­шав­шие бы­ли по­тря­се­ны. Го­во­рят, не за­кон­чив, он вы­бе­жал на ули­цу, кри­ча, что ошей­ник ду­шит. Ви­де­ли, как он пы­тал­ся ра­зо­рвать его. Мо­жет быть, ему это уда­лось, и он сам ли­шил се­бя го­ло­вы — а мо­жет быть, не по ду­ше при­шлись его сло­ва Че­ло­ве­ку Без Ли­ца. Кто зна­ет? Толь­ко на сле­дую­щее ут­ро на­шли его те­ло, а го­ло­вы, пол­ной чу­дес­ных ме­ло­дий, уже не бы­ло. Вот та­ким об­ра­зом».

Ста­рик раз­дра­жен­но по­тя­нул се­бя за ошей­ник. Мур за­ме­тил цве­та эмб­ле­мы — две вер­ти­каль­ные по­лос­ки, ли­ло­вая и ро­зо­вая, оз­на­ча­ли от­сут­ст­вие кан­то­наль­ной при­над­леж­но­сти, а го­ри­зон­таль­ные, се­рую и ко­рич­не­вую, но­си­ли все му­зы­кан­ты. Лич­ный код ста­ри­ка со­сто­ял из си­ней, тем­но-зе­ле­ной, тем­но-жел­той, алой, вто­рой си­ней и ли­ло­вой по­ло­сок. Мур по­тро­гал свою шею, еще го­лую. Как он по­чув­ст­ву­ет се­бя в ошей­ни­ке? Ни­кто не при­вы­кал к ошей­ни­ку сра­зу — лю­ди ме­ся­ца­ми, да­же го­да­ми ис­пы­ты­ва­ли при­сту­пы стра­ха, ис­те­ри­че­ско­го уду­шья. Рас­ска­зы­ва­ли, что «на­дев­шие яр­мо» ино­гда до­хо­ди­ли до ис­сту­п­ле­ния, раз­ры­ва­ли ошей­ник — и бу­к­валь­но те­ря­ли го­ло­ву. Мур под­жал гу­бы. Без ошей­ни­ков бы­ло нель­зя, но по­рой ему хо­те­лось на­все­гда ос­тать­ся ре­бен­ком, жить с ма­те­рью в при­ят­ной про­сто­рной хи­жи­не где-ни­будь по­даль­ше от Ба­шо­на и ни­че­го не знать об ошей­ни­ках и хи­ли­тах, о Че­ло­ве­ке Без Ли­ца и су­ма­сшед­ших, те­ряю­щих го­ло­ву.

Ста­рик на­стро­ил хи­тан, на­брал тоск­ли­вую по­сле­до­ва­тель­ность ак­кор­дов. Мур за­во­ро­жен­но на­блю­дал за про­вор­ны­ми, точ­ны­ми дви­же­ния­ми паль­цев. Темп ус­ко­рил­ся — поя­ви­лась ме­ло­дия то в од­ном, то в дру­гом го­ло­се… Хи­тан вдруг за­мол­чал — ста­рик от­ло­жил его: «Под эту джи­гу тан­цу­ют в пор­ту Бар­ба­до, на юге кан­то­на Эн­тер­ланд. Те­бе нра­вит­ся?»

«Очень».

Ста­рик кряк­нул: «Возь­ми хи­тан. Зав­тра ук­ра­ди мне ку­сок хо­ро­шо вы­де­лан­ной ко­жи, при­не­си вед­ро ягод или про­сто по­же­лай сча­ст­ли­во­го пу­ти — как хо­чешь, мне все рав­но».

«И то, и дру­гое, и третье! — за­пры­гал от ра­до­сти Мур. — Сде­лаю все, что ска­же­те! А как я нау­чусь иг­рать?»

«Не­ве­ли­ка нау­ка. Глав­ное при­леж­но за­ни­мать­ся, ка­ж­дый день. Что­бы сме­нить то­наль­ность, на­кло­няй шей­ку гри­фа — она по­во­ра­чи­ва­ет­ся, вот так. Ос­нов­ные ак­кор­ды вы­учить не­труд­но. Смот­ри, схе­мы ак­кор­дов вы­ре­за­ны на ниж­ней де­ке. Как поль­зо­вать­ся ак­кор­да­ми? Это дру­гое де­ло. Мас­тер­ст­во да­ет­ся толь­ко дли­тель­ным опы­том, му­зы­каль­ным и жиз­нен­ным». Ста­рик мно­го­зна­чи­тель­но под­нял ука­за­тель­ный па­лец: «Ко­гда ста­нешь зна­ме­ни­тым друи­дий­ном, пом­ни, что пер­вый хи­тан те­бе по­да­рил не кто иной, как Фельд Май­дже­сто!»

Мур не­лов­ко взял ин­ст­ру­мент: «Я не знаю ме­ло­дий. В Ба­шо­не не бы­ва­ет ни­ка­кой му­зы­ки».

«Сам со­чи­няй ме­ло­дии! — от­ре­зал Фельд Май­дже­сто. — Кро­ме то­го, смот­ри, что­бы ду­хов­ный отец Ос­со не слы­шал, как ты за­ни­ма­ешь­ся. И не пред­ла­гай экк­ле­зи­ар­хам петь и пля­сать под му­зы­ку — уз­на­ешь, по­чем фунт ли­ха!»

Мур бе­жал впри­прыж­ку из та­бо­ра му­зы­кан­тов — ок­ры­лен­ный, пре­об­ра­жен­ный не­ве­ро­ят­ным чу­дом, вы­пав­шим на его до­лю.

До­б­рав­шись до обо­чи­ны Ал­леи, од­на­ко, он тут же при­шел в се­бя и ос­та­но­вил­ся, не вы­хо­дя из-за де­ревь­ев. Не­сти хи­тан до­мой у всех на ви­ду зна­чи­ло по­ло­жить на­ча­ло слу­хам. Ра­но или позд­но слу­хи дос­тиг­ли бы ушей ду­хов­но­го от­ца Ос­со. Ос­со не­мед­лен­но при­ка­зал бы унич­то­жить ин­ст­ру­мент — как пред­мет, про­ти­во­ре­ча­щий ас­ке­ти­че­ско­му уче­нию.

Мур вер­нул­ся в хи­жи­ну ма­те­ри за­мы­сло­ва­тым пу­тем, пря­чась за ро­до­ден­д­ро­на­ми. Эат­ре не уди­ви­лась при ви­де хи­та­на — Мур и не ожи­дал, что она уди­вит­ся. Он рас­ска­зал ей обо всем, что слу­чи­лось, и со­об­щил весть о смер­ти Дай­ста­ра. Эат­ре смот­ре­ла в су­ме­реч­ную даль — солн­ца уже за­шли, не­бо ста­ло тем­но-ли­ло­вым: «Так ему и су­ж­де­но бы­ло уме­реть. В кон­це кон­цов мог­ло быть го­раз­до ху­же». Она при­кос­ну­лась к ошей­ни­ку, от­вер­ну­лась и по­шла го­то­вить ужин для Му­ра. На этот раз она по­ста­ра­лась уго­дить сы­ну, как мог­ла.

Не­смот­ря на празд­нич­ный ужин, Мур рас­стро­ил­ся: «По­че­му мы обя­за­ны но­сить ошей­ни­ки, вез­де и все­гда? Раз­ве лю­ди не мо­гут до­го­во­рить­ся и вес­ти се­бя хо­ро­шо — так, что­бы их не нуж­но бы­ло на­ка­зы­вать?»

Эат­ре пе­чаль­но по­ка­ча­ла го­ло­вой: «Го­во­рят, ошей­ник не­на­ви­дят толь­ко на­ру­ши­те­ли за­ко­на. Так это или нет, не мо­гу ска­зать. Ко­гда на ме­ня на­де­ли яр­мо, мне бы­ло душ­но, ка­за­лось, что внут­ри что-то сло­ма­лось, что со мной сде­ла­ли что-то не­пра­виль­ное, про­тив­ное при­ро­де. На­вер­ное, и без ошей­ни­ков мож­но как-ни­будь жить — не знаю. Те­бя ско­ро за­бе­рут хи­ли­ты. Ка­кой бы путь ты ни вы­брал в жиз­ни, я те­бе не по­ме­шаю. Бла­го­да­ря­щий Сак­кар­да про­кли­на­ет Сак­ку­ме. Что тут по­со­ве­ту­ешь? Кто я та­кая, что­бы да­вать со­ве­ты?»

За­ме­тив на ли­це Му­ра ис­пу­ган­ное за­ме­ша­тель­ст­во, Эат­ре ска­за­ла: «Ну хо­ро­шо, слу­шай. Я со­ве­тую, пре­ж­де все­го, про­яв­лять на­ход­чи­вость. Пре­одо­ле­вай пре­пят­ст­вия, не сми­ряй­ся с по­ра­же­ния­ми! Стре­мись к со­вер­шен­ст­ву! Ты дол­жен пы­тать­ся пре­взой­ти не­пре­взой­ден­ных, да­же ес­ли на это уй­дет вся жизнь и в кон­це ее не бу­дет удов­ле­тво­ре­ния!»

Мур кри­ти­че­ски по­вто­рил в уме ска­зан­ное: «Зна­чит, я дол­жен луч­ше всех знать об­ря­ды и свя­щен­ные тек­сты? Луч­ше, чем Шаль­рес? Луч­ше, чем тол­стый Нич, ко­да он ста­нет чис­тым от­ро­ком? Зна­чит, нуж­но пре­взой­ти всех хи­ли­тов и стать вер­хов­ным экк­ле­зи­ар­хом?»

Эат­ре дол­го не от­ве­ча­ла: «Зна­чит, так — еже­ли те­бе не тер­пит­ся быть экк­ле­зи­ар­хом».

Мур, умев­ший рас­по­зна­вать тон­чай­шие ин­то­на­ции в го­ло­се ма­те­ри, мед­лен­но кив­нул.

«А те­перь по­ра спать, — ска­за­ла Эат­ре. — Будь ос­то­ро­жен, за­ни­ма­ясь на хи­та­не! При­глу­ши стру­ны сур­ди­ной, не гро­хо­чи гре­муш­кой. Ина­че Ос­со от­пра­вит ме­ня в сы­ро­мят­ню рань­ше вре­ме­ни».

В тем­но­те Мур пе­ре­би­рал стру­ны, дро­жа вме­сте с ти­хи­ми зву­ка­ми. Он не по­стри­жет­ся в чис­тые от­ро­ки ни за что! Убе­жит с ма­те­рью, ста­нет му­зы­кан­том! Они… нет, они не мо­гут бе­жать — Эат­ре в кре­по­ст­ном дол­гу, Эат­ре по­те­ря­ет го­ло­ву. А без нее он не уй­дет — не­мыс­ли­мо! Что то­гда? Что де­лать? Мур за­снул, при­жи­мая к гру­ди хи­тан.

Ут­ро при­нес­ло ужас­ные из­вес­тия. В от­стой­ни­ке ко­же­вен­но­го за­во­да на­шли ле­жав­ший нич­ком труп Шаль­ре­са Гар­га­ме­та. Ни­кто не по­ни­мал, по­че­му и как он умер — но ру­ки и но­ги его бы­ли не­ес­те­ст­вен­но вы­вер­ну­ты в сус­та­вах, как у тан­цо­ров на древ­них ба­рель­е­фах.

Чуть поз­же от хи­жи­ны к хи­жи­не ше­по­том по­полз­ли слу­хи. Ока­зы­ва­ет­ся, вче­ра Шаль­рес со­би­рал яго­ды для конк­ла­ва. Уже от­ве­дав ягод, Ве­ли­кий Муж Ос­со об­на­ру­жил сре­ди них длин­ный чер­ный жен­ский во­лос. Сплет­ни­ки, бор­мо­тав­шие друг дру­гу на ухо, чув­ст­во­ва­ли про­хлад­ную дрожь, про­бе­гав­шую по те­лу — лю­бо­пыт­ное ощу­ще­ние, вы­зван­ное не столь­ко стра­хом, сколь­ко по­ни­ма­ни­ем чрез­мер­ной, не­ле­пой жес­то­ко­сти про­ис­шед­ше­го. Уз­нав об­стоя­тель­ст­ва смер­ти бра­та, Мур по­блед­нел бе­лее смер­ти, за­брал­ся в са­мый тем­ный угол хи­жи­ны и при­жал­ся к по­лу ли­цом вниз, за­крыв го­ло­ву ру­ка­ми. Так он ле­жал, не ше­ве­лясь, до на­сту­п­ле­ния тем­но­ты. Толь­ко ред­кое нерв­ное по­дер­ги­ва­ние ло­па­ток на­по­ми­на­ло, что он еще жив.

В су­мер­ках Эат­ре на­кры­ла Му­ра пле­дом и ос­та­ви­ла ле­жать. Всю ночь они не мог­ли за­снуть, но мол­ча­ли. На­ут­ро мать при­нес­ла Му­ру мис­ку с ка­шей. Он по­вер­нул к ней то­щее ли­цо с дро­жа­щи­ми гу­ба­ми. Во­ло­сы его по­блек­ли, сле­жа­лись. Эат­ре сморг­ну­ла сле­зы, об­ня­ла его. Мур на­чал ти­хо выть — низ­ким груд­ным го­ло­сом, мед­лен­но по­вы­шав­шим­ся и все боль­ше на­по­ми­нав­шим плач с при­чи­та­ния­ми и уг­ро­за­ми. Эат­ре ос­то­рож­но встрях­ну­ла его за пле­чи: «Мур, не на­до, Мур!»

Поз­же, в тот же день, Мур при­кос­нул­ся к хи­та­ну — вя­ло, без ин­те­ре­са. Он не мог про­брать­ся на склад сы­ро­мят­ни и ук­расть ку­сок ко­жи, не мог на­брать кор­зи­ну ягод. Мур пы­тал­ся мыс­лен­но пе­ре­дать ста­ри­ку-му­зы­кан­ту наи­луч­шие по­же­ла­ния, но да­же мыс­ли, блед­ные и вяз­кие, не слу­ша­лись.

К за­хо­ду солнц Эат­ре при­нес­ла го­ря­чий фрук­то­вый ком­пот и чай. Мур сна­ча­ла от­ка­зы­вал­ся, тряс го­ло­вой, по­том при­нял­ся рав­но­душ­но хле­бать ком­пот. Эат­ре стоя­ла ря­дом и смот­ре­ла свер­ху — так дол­го, что Мур в кон­це кон­цов под­нял гла­за. Она ска­за­ла: «Ес­ли ты уй­дешь из Ба­шо­на, не до­ж­дав­шись ду­хов­но­го по­стри­же­ния, у них не бу­дет ос­но­ва­ний для до­но­са Че­ло­ве­ку Без Ли­ца. Я мо­гу най­ти по­кро­ви­те­ля за гра­ни­цей, те­бя возь­мут в уче­ни­ки».

«За на­ми вы­шлют ище­ек-ахуль­фов».

«Все мож­но уст­ро­ить».

Мур от­ри­ца­тель­но мо­тал го­ло­вой: «Без те­бя я не уй­ду».

«Нас все рав­но раз­лу­чат, ко­гда ты ста­нешь хи­ли­том — бу­дет ху­же».

«Да­же то­гда не уй­ду! Пусть ме­ня убь­ют — не уй­ду!»

Эат­ре по­гла­ди­ла его по го­ло­ве: «Ес­ли те­бя за­бе­рет смерть, мы уже точ­но не уви­дим­ся. По­стри­же­ние не ху­же смер­ти — раз­ве не так?»

«Я бу­ду при­хо­дить к те­бе тай­ком. Я смо­гу до­го­во­рить­ся, и те­бе не нуж­но бу­дет тя­же­ло ра­бо­тать».

«В ра­бо­те нет ни­че­го страш­но­го, — ти­хо ска­за­ла Эат­ре. — Жен­щи­нам по­всю­ду при­хо­дит­ся гнуть спи­ну».

«Че­ло­век Без Ли­ца — чу­до­ви­ще!» — хри­п­ло за­кри­чал Мур.

«Нет!» — вос­клик­ну­ла Эат­ре, на­столь­ко воз­бу­ж­ден­но, на­сколь­ко по­зво­лял ее тем­пе­ра­мент. Она по­ду­ма­ла па­ру се­кунд, со­би­ра­ясь с не­по­слуш­ны­ми, по­лу­за­бы­ты­ми мыс­ля­ми: «Как те­бе объ­яс­нить? Ты еще ма­лень­кий! Лю­ди ме­ня­ют­ся с ка­ж­дой ми­ну­той! Че­ло­век, до не­бес вос­хва­ляю­щий Сак­кар­да, го­тов ра­зо­рвать на кус­ки его от­ра­же­ние, Сак­ку­ме — с ры­ча­ни­ем и во­пля­ми, как бе­ше­ный ахульф. По­ни­ма­ешь? Лю­ди — из­вра­щен­ные, не­пред­ска­зуе­мые су­ще­ст­ва. Что­бы не гиб­нуть в бес­ко­неч­ных раз­до­рах, они свя­за­ли се­бя пра­ви­ла­ми. В ка­ж­дом из шес­ти­де­ся­ти двух кан­то­нов Шан­та — свой на­бор пра­вил. Ка­кой луч­ше, ка­кой ху­же? Ни­кто не зна­ет; на­вер­ное, это да­же не важ­но. Важ­но то, что все жи­те­ли кан­то­на со­блю­да­ют од­ни и те же пра­ви­ла. На­ру­ши­тель рис­ку­ет — цве­та его эмб­ле­мы со­об­ща­ют Че­ло­ве­ку Без Ли­ца. Или тай­ный кор­рес­пон­дент пред­став­ля­ет от­чет о под­ры­ве ав­то­ри­те­та вла­стей. Ино­гда Че­ло­век Без Ли­ца, не­уз­нан­ный, бро­дит из кан­то­на в кан­тон и вос­ста­нав­ли­ва­ет по­ря­док — или по­сы­ла­ет вме­сто се­бя бла­го­тво­ри­те­лей, та­ких же не­за­мет­ных, как он сам. Те­перь по­ни­ма­ешь? Че­ло­век Без Ли­ца про­сто-на­про­сто обес­пе­чи­ва­ет вы­пол­не­ние за­ко­нов, ус­та­нов­лен­ных жи­те­ля­ми Шан­та для са­мих се­бя».

«Мо­жет быть, так оно и есть, — ска­зал Мур. — Но, будь я Че­ло­ве­ком Без Ли­ца, я за­пре­тил бы страх и ус­та­лость, и те­бе ни­ко­гда не при­шлось бы ра­бо­тать в сы­ро­мят­не!»

Эат­ре по­гла­ди­ла его по го­ло­ве: «Да, мой ма­лень­кий Мур, я знаю. Ты за­ста­вил бы лю­дей быть до­б­ры­ми и хо­ро­ши­ми, и все это, как все­гда, кон­чи­лось бы кро­ва­вой ба­ней и все­об­щим ра­зо­ре­ни­ем. Иди спать. Зав­тра мир бу­дет не луч­ше и не ху­же, чем се­го­дня».

Глава 2

Про­хлад­ным осен­ним ут­ром чис­тый от­рок по­до­шел к ог­ра­де и по­звал Му­ра: «Те­бя же­ла­ет ви­деть ду­хов­ный отец — в пол­день, у вхо­да в ниж­ний по­кой. Не за­будь тща­тель­но очи­стить­ся».

Мед­лен­но, че­рез си­лу, Мур вы­мыл­ся, на­дел чис­тую ру­ба­ху до ко­лен. Эат­ре си­де­ла в дру­гом уг­лу ком­на­ты, что­бы не ос­к­вер­нять жен­ским ду­хом и так уже нерв­ни­чав­ше­го Му­ра.

В кон­це кон­цов она не вы­дер­жа­ла и по­до­шла при­че­сать ему уп­ря­мые чер­ные во­ло­сы: «Пом­ни — он все­го лишь хо­чет про­ве­рить, на­сколь­ко ты вы­рос, и по­бе­се­до­вать о хи­лит­ском уче­нии. Пус­тя­ки, ни­че­го страш­но­го».

«Мо­жет быть, — ска­зал Мур. — Все рав­но бо­юсь».

«Че­пу­ха! — ре­ши­тель­но воз­ра­зи­ла Эат­ре. — Ты не бо­ишь­ся, ты у ме­ня са­мый храб­рый. Слу­шай вни­ма­тель­но, точ­но вы­пол­няй ука­за­ния, на во­про­сы от­ве­чай ос­то­рож­но, без лиш­них слов, и не ста­рай­ся по­ка­зать, что ты ум­нее всех».

Она вы­не­сла на по­рог го­ря­щий уголь из оча­га и слег­ка про­коп­ти­ла ды­мом оде­ж­ду и во­ло­сы Му­ра, что­бы пер­вое впе­чат­ле­ние Ос­со не бы­ло свя­за­но, по край­ней ме­ре, с жен­ским ду­хом.

За де­сять ми­нут до по­луд­ня Мур, одо­ле­вае­мый не­до­б­ры­ми пред­чув­ст­вия­ми, от­пра­вил­ся по до­ро­ге в храм. По­пут­чи­ков не бы­ло, на­встре­чу то­же ни­кто не шел. Об­лач­ка бе­лой пы­ли под­ни­ма­лись из-под ног и клу­би­лись в блед­но-си­ре­не­вых сол­неч­ных лу­чах. Над ним груз­но воз­вы­шал­ся храм — по­сте­пен­но за­сло­няв­шее не­бо ско­п­ле­ние при­зе­ми­стых срос­ших­ся ци­лин­д­ров. С хол­ма дул про­хлад­ный ве­те­рок, по­ва­ни­вав­ший жже­ной галь­гой.

Мур обо­шел бе­ле­ное ос­но­ва­ние хра­ма и ока­зал­ся пе­ред так на­зы­вае­мым «ниж­ним по­ко­ем» — вы­со­кой, глу­бо­кой ни­шей с ароч­ным вхо­дом, по­лу­оп­ро­ки­ну­тым на­встре­чу не­бу. По­ме­ще­ние пус­то­ва­ло. Мур по­вер­нул­ся спи­ной к сте­не, на­пря­жен­но вы­пря­мил­ся и стал ждать.

Шло вре­мя. Солн­ца под­ни­ма­лись к зе­ни­ту: ма­лень­кий, сле­пя­щий бе­лый диск Са­сет­ты сколь­зил на сли­во­во-крас­ном гор­бу Эзе­лет­ты, а го­лу­бой За­эль кру­жил­ся чуть по­одаль — три кар­ли­ко­вых звез­ды тан­це­ва­ли в не­бе­сах, как вол­шеб­но уве­ли­чен­ные, сон­ные свет­ляч­ки.

С хол­ма от­кры­вал­ся об­шир­ный пей­заж, дро­жа­щий в по­лу­ден­ном све­те. За ближ­ней да­лью на­чи­на­лась дру­гая, си­ре­не­вая даль до го­ри­зон­та. На за­па­де вид­нел­ся кан­тон Ше­мюс, на се­ве­ре — лес Шим­ро­да, а за ним кан­тон Фер­рий, где на крас­ных скло­нах ов­ра­гов чу­гу­но­ва­ры пле­ли же­лез­ные кру­же­ва.

Мур вздрог­нул — за спи­ной по­слы­шал­ся шо­рох. По­вер­нув­шись, он уви­дел Ос­со, хму­ро взи­рав­ше­го с вы­со­кой ка­фед­ры. Мур про­из­вел пло­хое пер­вое впе­чат­ле­ние — вме­сто то­го, что­бы ждать, сми­рен­но пре­кло­нив ко­ле­ни пе­ред ка­фед­рой, он сто­ял ли­цом к вы­хо­ду, от­вле­чен­ный по­лу­ден­ной па­но­ра­мой.

Не мень­ше ми­ну­ты Ос­со при­сталь­но раз­гля­ды­вал Му­ра свер­ху. Ши­ро­ко от­крыв гла­за, за­во­ро­жен­ный Мур ус­та­вил­ся на не­го сни­зу. Ос­со про­из­нес с за­мо­гиль­ной тор­же­ст­вен­но­стью: «Под­да­вал­ся ли ты не­при­стой­ным за­иг­ры­ва­ни­ям жен­ских де­тей?»

Не­смот­ря на рас­плыв­ча­тость фор­му­ли­ров­ки, Мур при­мер­но уло­вил смысл во­про­са. У не­го пе­ре­со­хло в гор­ле — он сглот­нул, пы­та­ясь при­пом­нить эпи­зо­ды, ко­то­рые мож­но бы­ло бы ис­тол­ко­вать как «не­при­стой­ные за­иг­ры­ва­ния». Мур ска­зал: «Нет, ни­ко­гда».

«Пред­ла­гал ли ты жен­ским де­тям всту­пать с то­бой в под­лую вза­им­ную связь, пре­да­вал­ся ли гнус­но­му сои­тию?»

«Нет, — дро­жа­щим го­ло­сом от­ве­чал Мур, — ни­ко­гда».

Ос­со ко­рот­ко кив­нул: «В тво­ем воз­рас­те не­об­хо­ди­мо уже при­ни­мать ме­ры пре­дос­то­рож­но­сти. Не­да­лек тот день, ко­гда ты ста­нешь чис­тым от­ро­ком, нач­нешь го­то­вить­ся к по­свя­ще­нию в хи­ли­ты. Гре­хо­па­де­ние при­ве­дет к ос­лож­не­нию об­ря­дов очи­ще­ния, и без то­го дос­та­точ­но су­ро­вых».

Мур про­бор­мо­тал не­что дол­жен­ст­во­вав­шее оз­на­чать со­гла­сие.

«Ты спо­со­бен ус­ко­рить свое пре­про­во­ж­де­ние в храм, — про­дол­жал Ос­со. — Не ешь жир­ной пи­щи, не пей си­ро­пов, сто­ро­нись бак­ла­вы. Силь­ны пу­ты, при­тя­ги­ваю­щие ре­бен­ка к ма­те­ри: на­ста­ло вре­мя при­вык­нуть к мыс­ли об ос­во­бо­ж­де­нии. От­стра­няй­ся спо­кой­но, не уни­жа­ясь! Ес­ли мать пред­ло­жит ле­ден­цы или по­пы­та­ет­ся при­ста­вать с жен­ски­ми неж­но­стя­ми, го­во­ри: „Ува­жае­мая, я на по­ро­ге очи­ще­ния — будь­те до­б­ры, не усу­губ­ляй­те тя­го­ты пред­стоя­ще­го мне пре­об­ра­же­ния“. Ты вне­млешь?»

«Да, ду­хов­ный отец».

«Го­товь­ся ко всту­п­ле­нию в силь­ней­шую из свя­зей, к всту­п­ле­нию на сте­зю ду­хов­но­го со­при­ча­стия к хра­му. По срав­не­нию с плот­ским вле­че­ни­ем к сам­ке зов Га­лек­си­са, нерв­но­го сре­до­то­чия Все­лен­ной, по­до­бен ме­до­вой сла­до­сти ун­ме­ля по­сле во­ню­че­го от­стоя сы­ро­мят­ни! В уроч­ный час те­бе от­кро­ет­ся ис­ти­на. Тем вре­ме­нем ук­ре­п­ляй се­бя!»

«А как я дол­жен се­бя ук­ре­п­лять?» — ос­ме­лил­ся спро­сить Мур.

Ос­со гроз­но воз­зрил­ся на ре­бен­ка. Мур съе­жил­ся. Ос­со из­рек: «Те­бе из­вест­на при­ро­да жи­вот­ных вле­че­ний. С фи­ло­соф­ской точ­ки зре­ния, гру­бо го­во­ря — ты еще не го­тов вос­при­нять уче­ние во всей пол­но­те — жи­вот­ные вле­че­ния да­ют удов­ле­тво­ре­ние пер­во­го, низ­ше­го по­ряд­ка. Твой же­лу­док пуст — ты на­би­ва­ешь его хле­бом до от­ка­за: при­ми­тив­ное уто­ле­ние при­ми­тив­но­го ин­стинк­та. Че­ло­век, уме­рен­но упот­реб­ляю­щий раз­но­об­раз­ную, здо­ро­вую пи­щу, под­ни­ма­ет­ся на сле­дую­щую сту­пень. Гур­ман, на­стаи­ваю­щий на при­го­тов­ле­нии скуд­ных, но изы­скан­ных блюд в стро­гом со­от­вет­ст­вии с тра­ди­ци­он­ны­ми ре­цеп­та­ми, по­лу­ча­ет удов­ле­тво­ре­ние третье­го по­ряд­ка. На чет­вер­том уров­не низ­мен­ные тре­бо­ва­ния же­луд­ка иг­но­ри­ру­ют­ся, вку­со­вые нерв­ные окон­ча­ния сти­му­ли­ру­ют­ся эс­сен­ция­ми и экс­трак­та­ми. Удов­ле­тво­ре­ние пя­то­го по­ряд­ка при­но­сят ощу­ще­ния, вы­ра­ба­ты­вае­мые и вос­при­ни­мае­мые ис­клю­чи­тель­но моз­гом, без ка­кой-ли­бо сти­му­ля­ции вку­со­вых или обо­ня­тель­ных ре­цеп­то­ров. Хи­лит, ис­пы­ты­ваю­щий удов­ле­тво­ре­ние шес­то­го по­ряд­ка, пе­ре­хо­дит в со­стоя­ние бес­соз­на­тель­ной эк­заль­та­ции — ду­ша его воз­но­сит­ся к пре­чис­то­му Га­лек­си­су Ахи­лиа­ни­ду. Вне­млешь? Для по­яс­не­ния я при­вел про­стей­ший, са­мый оче­вид­ный при­мер».

«Все по­нят­но, — ска­зал Мур. — Од­но толь­ко не­яс­но. Ко­гда хи­лит кла­дет еду се­бе в рот, как это со­гла­су­ет­ся с уче­ни­ем?»

«Мы под­дер­жи­ва­ем энер­ге­ти­че­ский за­ряд ор­га­низ­ма, — гну­са­во, на­рас­пев от­вет­ст­во­вал Ос­со. — При этом тип за­ря­жаю­щей суб­стан­ции, при­вле­ка­тель­ность или не­при­вле­ка­тель­ность ее вку­со­вых ка­честв не име­ют прин­ци­пи­аль­но­го зна­че­ния. Будь тверд, не жа­лей се­бя. От­вра­щай по­мыс­лы от плот­ских во­ж­де­ле­ний, най­ди от­вле­чен­ное за­ня­тие, по­мо­гаю­щее со­сре­до­то­чить вни­ма­ние на воз­вы­шен­ном. Я вя­зал в уме ге­раль­ди­че­ские уз­лы из во­об­ра­жае­мых ве­ре­вок. Дру­гой экк­ле­зи­арх, под­виж­ник шес­ти спаз­мов, за­по­ми­нал па­ры про­стых чи­сел. Есть мно­же­ст­во мыс­ли­тель­ных экс­пе­ри­мен­тов, по­зво­ляю­щих ог­ра­дить празд­ный ум от низ­мен­ных со­блаз­нов».

«Я знаю, что мне де­лать! — Мур изо­бра­зил не­что вро­де эн­ту­зи­аз­ма. — Бу­ду раз­мыш­лять о со­че­та­ни­ях му­зы­каль­ных зву­ков».

«Поль­зуй­ся лю­бым сред­ст­вом, об­лег­чаю­щим по­дав­ле­ние ис­ку­ше­ний, — ска­зал Ос­со. — Ты по­лу­чил ука­за­ния: ру­ко­во­дствуй­ся ими. Я мо­гу на­прав­лять, ука­зы­вать на ошиб­ки, но ду­хов­ное раз­ви­тие не­воз­мож­но без внут­рен­не­го уси­лия. Ра­бо­тай над со­бой. Ты уже вы­брал се­бе муж­ское имя?»

«Еще нет, ду­хов­ный отец».

«Те­бе сле­до­ва­ло бы об этом по­ду­мать. Над­ле­жа­щее имя вдох­нов­ля­ет и воз­вы­ша­ет. В свое вре­мя я пе­ре­дам те­бе спи­сок ре­ко­мен­дуе­мых имен. На се­го­дня все».

Мур спус­тил­ся с хол­ма. Эат­ре бы­ла за­ня­та в хи­жи­не, и он ре­шил про­гу­лять­ся по Ал­лее Ро­до­ден­д­ро­нов на за­пад, к сто­ян­ке, дав­но по­ки­ну­той бро­дя­чи­ми му­зы­кан­та­ми. По­чув­ст­во­вав го­лод, Мур за­брал­ся в за­рос­ли кис­лен­ки, со­би­рая яго­ды. На­став­ле­ния Ос­со о поль­зе воз­дер­жа­ния и аб­ст­ракт­ных раз­мыш­ле­ний уже вы­вет­ри­лись у не­го из го­ло­вы. Тем не ме­нее, от­пра­вив в рот оче­ред­ную яго­ду, он не­на­ро­ком под­нял гла­за к бе­лею­щим строе­ни­ям на хра­мо­вом хол­ме — и за­стыл ми­нут на пять, так и не опус­тив ру­ку. Что-то про­изош­ло у не­го в го­ло­ве, что-то со­еди­ни­лось. Он не пы­тал­ся осоз­нать поя­вив­шие­ся мыс­ли, не мог про­сле­дить их по­сле­до­ва­тель­ность, но их бы­ло дос­та­точ­но для не­про­из­воль­но­го со­кра­ще­ния мышц — из его гру­ди вы­рвал­ся звук: пре­зри­тель­ный сме­шок, по­хо­жий на фыр­ка­нье чи­хаю­щей кош­ки.

Ко­гда он вер­нул­ся в хи­жи­ну, Эат­ре пи­ла чай. Она по­ка­за­лась Му­ру ус­тав­шей и блед­ной. Эат­ре спро­си­ла: «Ну что, как про­шло со­бе­се­до­ва­ние с ду­хов­ным от­цом Ос­со?»

Мур скор­чил гри­ма­су: «Го­во­рит, нуж­но ду­мать чис­тые мыс­ли. За­пре­тил иг­рать с дев­чон­ка­ми».

Эат­ре мол­ча при­хле­бы­ва­ла чай.

«Еще го­во­рит, нель­зя есть, что хо­чет­ся. И что я дол­жен вы­брать имя».

С по­след­ним за­ме­ча­ни­ем Эат­ре со­гла­си­лась: «Ты уже боль­шой, мо­жешь при­ду­мать се­бе имя. Как ты на­зо­вешь­ся?»

Мур уг­рю­мо по­жал пле­ча­ми: «Ос­со со­ста­вит ка­кой-то спи­сок».

«Он уже при­слал спи­сок сы­ну Гли­нет, Ни­чу».

«Нич вы­брал имя?»

«Те­перь его зо­вут Ге­ак­лес Во­нобль»

«Хм. Это в честь ко­го?»

Эат­ре рав­но­душ­но по­яс­ни­ла: «Ге­ак­лес был ар­хи­тек­то­ром хра­ма. Во­нобль со­чи­нил „Ди­фи­рам­бы Ахи­лиа­ни­ду“».

«Хм. Зна­чит, тол­сто­го Ни­ча на­до ве­ли­чать Ге­ак­ле­сом?»

«Зна­чит, так».

Че­ты­ре дня спус­тя чис­тый от­рок про­толк­нул че­рез ог­ра­ду длин­ную пал­ку с бу­ма­гой в рас­ще­п­лен­ном кон­це: «По­сла­ние Ве­ли­ко­го Му­жа Ос­со».

Мур при­нес по­сла­ние в хи­жи­ну и кое-как ра­зо­брал пись­ме­на — впро­чем, не без по­мо­щи Эат­ре. По ме­ре то­го, как он чи­тал, ли­цо его все боль­ше вы­тя­ги­ва­лось: «Бу­го­зо­ний, экк­ле­зи­арх, под­виж­ник се­ми спаз­мов. Нарт Хо­манк, по­гло­щав­ший не бо­лее од­но­го оре­ха и од­ной яго­ды в день. Хи­гад­жу, ре­ор­га­ни­зо­вав­ший про­цесс обу­че­ния чис­тых от­ро­ков. Фа­ман Ко­силь, охо­ло­щен­ный раз­бой­ни­ка­ми в ле­су Шим­ро­да за от­каз от­верг­нуть идеа­лы люб­ви к ми­ру и не­про­тив­ле­ния злу. Бор­гад Поль­вейтч, об­на­жив­ший па­губ­ность ере­си ам­би­сек­суа­ли­стов». Мур от­ло­жил спи­сок.

«Что ты вы­бе­решь?» — спро­си­ла Эат­ре.

«На­до по­ду­мать. Не знаю».

Че­рез три ме­ся­ца Му­ра вы­зва­ли на вто­рое со­бе­се­до­ва­ние с ду­хов­ным от­цом, сно­ва в ниж­нем по­кое. Ос­со про­дол­жал на­став­лять Му­ра на путь ис­тин­ный: «Те­бе по­ра учить­ся вес­ти се­бя так, как по­до­ба­ет чис­то­му от­ро­ку. Ка­ж­дый день от­ка­зы­вай­ся от той или иной дет­ской при­вя­зан­но­сти. Изу­чай „От­ро­че­ский прин­ци­па­рий“, те­бе его вы­да­дут. Ты вы­брал имя?»

«Да», — ска­зал Мур.

«Кто из под­виж­ни­ков и му­че­ни­ков удо­сто­ил­ся твое­го вни­ма­ния?»

«Я ре­шил на­зы­вать се­бя: Гас­тель Этц­вейн».

«Гас­тель Этц­вейн! Во имя все­го чрез­вы­чай­но­го и не­ве­ро­ят­но­го, где ты раз­до­был сию но­менк­ла­ту­ру?»

В го­ло­се Му­ра поя­ви­лось ис­пу­ган­но-уми­ро­тво­ряю­щее усер­дие: «Ну… я про­смот­рел ре­ко­мен­до­ван­ный спи­сок, ко­неч­но, но не смог… я по­ду­мал, что мне луч­ше бы­ло бы на­звать­ся как-ни­будь по-дру­го­му. Че­ло­век, про­хо­див­ший по Ал­лее Ро­до­ден­д­ро­нов, по­да­рил мне книж­ку „Ге­рои древ­не­го Шан­та“, и в ней я на­шел свои име­на».

«И кто же та­кие — Гас­тель и Этц­вейн?»

Мур — или Гас­тель Этц­вейн, ибо та­ко­во бы­ло те­перь его муж­ское имя — не­уве­рен­но смот­рел на воз­вы­шав­ше­го­ся за ка­фед­рой ду­хов­но­го от­ца. Он ду­мал, что ле­ген­дар­ные лич­но­сти, по­ра­зив­шие его во­об­ра­же­ние, об­ще­из­ве­ст­ны: «Гас­тель по­стро­ил зна­ме­ни­тый пла­нер из ло­зы, пруть­ев и же­лез­ных кру­жев. Он стар­то­вал с Ведь­ми­ной го­ры, что­бы об­ле­теть весь Шант, но вме­сто то­го, что­бы при­зем­лить­ся на мы­су Ску­пой Сле­зы, под­ни­мал­ся все вы­ше и вы­ше над Пур­пур­ным океа­ном — уже в об­ла­ках ве­тер стал от­но­сить пла­нер к Ка­ра­зу, и боль­ше его ни­кто ни­ко­гда не ви­дел… А Этц­вейн был ве­ли­чай­ший му­зы­кант, ко­гда-ли­бо бро­див­ший по Шан­ту!»

Ос­со по­мол­чал пол­ми­ну­ты, по­дыс­ки­вая сло­ва. На­ко­нец он за­го­во­рил — ве­со­мо, с уяз­влен­ной не­пре­клон­но­стью: «Свих­нув­ший­ся аэ­ро­навт и по­про­шай­ка, брен­чав­ший на по­те­ху пья­ни­цам! Та­ко­вы, по-твое­му, об­раз­цы для под­ра­жа­ния? Я по­срам­лен. Я не су­мел вну­шить над­ле­жа­щие идеа­лы, пре­неб­рег обя­зан­но­стя­ми. Яс­но, что в тво­ем слу­чае при­дет­ся при­ло­жить до­пол­ни­тель­ные уси­лия. Гас­вейн и Эт­цель — или как их там — не­по­до­баю­щие име­на. От­ны­не те­бя зо­вут Фа­ман Бу­го­зо­ний! Му­че­ник и под­виж­ник — при­ли­че­ст­вую­щие от­ро­ку, не­срав­нен­но бо­лее вдох­нов­ляю­щие при­ме­ры. На се­го­дня все».

От­ка­зы­ва­ясь ду­мать о се­бе как о «Фа­ма­не Бу­го­зо­нии», Мур спус­тил­ся с хра­мо­во­го хол­ма. Про­хо­дя ми­мо сы­ро­мят­ни, он за­дер­жал­ся, празд­но на­блю­дая за ра­бо­той ста­рух, по­том мед­лен­но вер­нул­ся до­мой.

Эат­ре спро­си­ла: «Что слу­чи­лось на этот раз?»

Мур от­ве­тил: «Я ему объ­яс­нил, что ме­ня зо­вут Гас­тель Этц­вейн. А он го­во­рит: нет, ме­ня зо­вут Фа­ман Бу­го­зо­ний!»

Эат­ре рас­смея­лась; Мур смот­рел на нее с пе­чаль­ным уко­ром.

Улыб­ка ис­чез­ла с ли­ца Эат­ре. Она ска­за­ла: «Имя ни­че­го не зна­чит; пусть на­зы­ва­ет те­бя, как хо­чет. Ты бы­ст­ро при­вык­нешь — и к но­во­му име­ни, и к хи­лит­ско­му рас­по­ряд­ку жиз­ни».

Мур от­вер­нул­ся, дос­тал хи­тан, при­кос­нул­ся к стру­нам. Он по­про­бо­вал сыг­рать ме­ло­дию, под­чер­ки­вая ритм шо­ро­ха­ми гре­муш­ки. Эат­ре слу­ша­ла с одоб­ре­ни­ем, но Мур ско­ро ос­та­но­вил­ся и не­до­воль­но по­кру­тил ин­ст­ру­мент в ру­ках: «Ни­че­го я не умею, вы­учил па­ру наи­гры­шей, и все. Для че­го бо­ко­вые стру­ны? Вот эти пу­гов­ки при­жи­ма­ют к стру­нам, что­бы они зве­не­ли — как это де­лать, ес­ли паль­цев и так не хва­та­ет? Глис­сан­до и виб­ра­то то­же не вы­хо­дят».

«Мас­тер­ст­во не да­ет­ся лег­ко, — вздох­ну­ла Эат­ре. — Тер­пе­ние, Мур, тер­пе­ние…».

Глава 3

Ко­гда ему ис­пол­ни­лось две­на­дцать лет, Мур, Гас­тель Этц­вейн, Фа­ман Бу­го­зо­ний — име­на сме­ша­лись у не­го в го­ло­ве — про­шел об­ря­ды очи­ще­ния в ком­па­нии трех дру­гих под­ро­ст­ков: Ге­ак­ле­са, Ил­­ла­на и Мор­лар­ка. Его об­ри­ли на­го­ло и оку­ну­ли в ле­дя­ную во­ду свя­щен­но­го род­ни­ка, ок­ру­жен­но­го ка­мен­ной ку­паль­ней под хра­мом. По­сле пер­во­го по­гру­же­ния от­ро­ки на­тер­лись пе­ня­щей­ся аро­ма­ти­че­ской на­стой­кой и сно­ва под­верг­лись про­ни­зы­ваю­ще­му до кос­тей хо­лод­но­му ку­па­нию. Озяб­шие, го­лые, дро­жа­щие, они про­шле­па­ли в коп­тиль­ню, на­пол­нен­ную ды­мом го­ря­ще­го ага­фан­т­у­са. Из от­вер­стий в ка­мен­ном по­лу под­ни­ма­лись струи па­ра — в ядо­ви­той ат­мо­сфе­ре ды­ма, сме­шан­но­го с го­ря­чим па­ром, маль­чи­ки за­ды­ха­лись, по­те­ли, каш­ля­ли. Сте­ны кру­жи­лись, пол ухо­дил из-под ног. Один за дру­гим они по­ва­ли­лись на ка­мен­ные пли­ты. Ко­гда от­во­ри­ли две­ри, Мур ед­ва мог при­под­нять го­ло­ву.

Про­зве­нел го­лос хи­ли­та, от­прав­ляв­ше­го об­ря­ды очи­ще­ния: «Вста­вай­те! На­зад, в чис­тую во­ду! Со­бе­ри­тесь с ду­хом — из ка­ко­го тес­та вас ис­пек­ли? Из бо­лот­ной гря­зи? По­смот­рим, кто из вас спо­со­бен стать хи­ли­том!»

Мур с тру­дом вска­раб­кал­ся на но­ги. Дру­гой от­рок, тол­стяк Ге­ак­лес, то­же под­нял­ся, но по­шат­нул­ся и ух­ва­тил­ся за Му­ра — оба упа­ли. Мур сно­ва встал, дер­жась за сте­ну, под­тя­нул за со­бой Ге­ак­ле­са. Рас­пря­мив­шись, тот от­толк­нул Му­ра пле­чом и, гор­до шле­пая за­пле­таю­щи­ми­ся но­га­ми, про­ше­ст­во­вал в ку­паль­ню. Мур сто­ял, ото­ро­пев от ужа­са, не в си­лах от­вес­ти гла­за от двух дру­гих маль­чи­ков. Мор­ларк ле­жал с не­под­виж­но вы­пу­чен­ны­ми гла­за­ми — у не­го изо рта тек­ла струй­ка кро­ви. Ил­лан со­вер­шал кон­вуль­сив­ные оди­на­ко­вые дви­же­ния, как при­дав­лен­ное на­се­ко­мое. Мур на­гнул­ся бы­ло, но его ос­та­но­вил бес­стра­ст­ный го­лос на­став­ни­ка: «В ку­паль­ню, бы­ст­ро! За то­бой на­блю­да­ют — те­бя оце­ни­ва­ют».

Мур до­б­рел до ку­паль­ни, плюх­нул­ся в ле­дя­ной бас­сейн. Ко­жа его оне­ме­ла, по­мерт­ве­ла, ру­ки и но­ги ста­ли тя­же­лы­ми и же­ст­ки­ми, как чу­гун­ные бол­ван­ки. Хва­та­ясь за ка­мень, Мур по­сте­пен­но, сан­ти­метр за сан­ти­мет­ром, вы­полз на жи­во­те из ку­паль­ни, ка­ким-то чу­дом встал и, за­пи­на­ясь, до­б­рал­ся по вы­ло­жен­но­му бе­лой плит­кой ко­ри­до­ру до ком­на­ты со скамь­я­ми вдоль стен. Там уже си­дел Ге­ак­лес, за­ку­тан­ный в бе­лую ря­су и не­ве­ро­ят­но до­воль­ный со­бой.

На­став­ник бро­сил Му­ру та­кую же ря­су: «По­верх­ность пло­ти из­бав­ле­на от сквер­ны — впер­вые по­сле не­из­беж­ной мер­зо­сти жи­вот­но­го ро­ж­де­ния. По­ма­зан­ные мла­ден­цы, вы ро­ж­де­ны за­но­во. Вне­мли­те пер­во­му ар­гу­мен­ту хи­лит­ско­го Про­то­хи­зи­са! Че­ло­век по­яв­ля­ет­ся на свет че­рез клоа­ку пер­во­род­но­го гре­ха. Усерд­но очи­ща­ясь те­лес­но и ду­хов­но, хи­лит от­вер­га­ет не­из­беж­ность, ос­во­бо­ж­да­ет­ся, сбра­сы­вая грех, как змея — ста­рую ко­жу. Не­по­свя­щен­ные же, за­клей­мен­ные ис­ча­дия тьмы, вла­чат бре­мя сквер­ны до кон­ца дней сво­их. Пей­те!» На­став­ник вру­чил ка­ж­до­му из от­ро­ков кув­шин с гус­той жид­ко­стью: «Ва­ше пер­вое внут­рен­нее очи­ще­ние…»

Мур про­вел три дня в ка­ме­ре, где ему не да­ва­ли ни­че­го, кро­ме хо­лод­ной свя­той во­ды. На чет­вер­тый день его за­ста­ви­ли прой­ти в ку­паль­ню, сно­ва на­те­реть­ся тинк­ту­рой и оку­нуть­ся в бас­сейн. По­лу­мерт­вый, он вы­брал­ся на сол­неч­ный свет — чис­тым от­ро­ком.

На­став­ник дал крат­кие ука­за­ния: «Нет ну­ж­ды пе­ре­чис­лять ус­тав­ные ог­ра­ни­че­ния — они те­бе из­вест­ны. Ос­к­вер­нив­ших­ся очи­ща­ют за­но­во, рис­ко­вать не со­ве­тую. Твой ду­хов­ный отец, Ос­со Хи­гад­жу — вы­даю­щий­ся хи­лит, не склон­ный к по­пус­ти­тель­ст­ву. Са­мый ми­мо­лет­ный кон­такт с по­роч­ным жен­ским на­ча­лом вы­зы­ва­ет в нем горь­кое со­жа­ле­ние. Пом­ню, как он по­сра­мил чис­то­го от­ро­ка, ню­хав­ше­го цве­ток. „Ты­чин­ки суть ни­что иное как рас­ти­тель­ный жен­ский ор­ган раз­мно­же­ния, — вос­клик­нул Ве­ли­кий Муж Ос­со, — а ты сто­ишь, за­су­нув в не­го нос!“ Ос­со Хи­гад­жу про­сле­дит за тем, что­бы ты знал на­зу­бок свя­щен­ные тек­сты. Хра­ни по­мыс­лы в чис­то­те, со­дер­жи в чис­то­те те­ло. Пре­вы­ше все­го, сни­ски­вай одоб­ре­ние Ве­ли­ко­го Му­жа Ос­со! Те­перь сту­пай — твой аль­ков в ниж­нем об­ще­жи­тии. Там най­дешь об­лат­ки и ка­шу. Ешь уме­рен­но — се­го­дняш­ний ве­чер по­свя­ти мо­лит­вен­ным раз­мыш­ле­ни­ям».

Мур на­пра­вил­ся к аль­ко­ву — од­но­му из мно­гих в ос­но­ва­нии ши­ро­кой, глу­бо­кой ни­ши под хра­мо­вой сте­ной — и ра­зом про­гло­тил все съе­доб­ное, что на­шел. Солн­ца про­тан­це­ва­ли за го­ри­зонт — не­бо ста­ло тем­но-фио­ле­то­вым, по­том чер­ным с рос­сы­пя­ми звезд. Мур ле­жал на спи­не, не по­ни­мая, как он те­перь бу­дет жить. Он пре­бы­вал в стран­ном, при­под­ня­то-на­пря­жен­ном со­стоя­нии бди­тель­ной чут­ко­сти. Ка­за­лось, с по­мо­щью не­кое­го не­из­вест­но­го ор­га­на он спо­со­бен был точ­но оп­ре­де­лить, что ду­мал и чув­ст­во­вал в эти ми­ну­ты ка­ж­дый из оби­та­те­лей Ба­шо­на.

На­про­тив в сво­ем аль­ко­ве си­дел Ге­ак­лес Во­нобль, при­тво­ряв­ший­ся, что не за­ме­ча­ет Му­ра. Во­круг боль­ше ни­ко­го не бы­ло. Ил­лан и Мор­ларк еще не за­кон­чи­ли очи­ще­ние. Чис­тые от­ро­ки, по­стри­жен­ные рань­ше, уш­ли слу­шать ве­чер­ние за­по­ве­ди бла­жен­ст­ва. Мур со­брал­ся бы­ло по­дой­ти к аль­ко­ву Ге­ак­ле­са и по­бол­тать, но его от­пуг­ну­ла хан­же­ски-бла­го­чес­ти­вая мо­лит­вен­ная по­за со­при­ча­ст­ни­ка. Лу­ка­вый и на­блю­да­тель­ный Ге­ак­лес от­ли­чал­ся не­по­сто­ян­ным, раз­дра­жи­тель­ным ха­рак­те­ром, но при не­об­хо­ди­мо­сти умел быть лю­без­ным. С тол­сты­ми ту­ги­ми ще­ка­ми и груз­ным ко­рот­ким тор­сом на длин­ных то­щих но­гах, он про­из­во­дил не­при­ят­ное, не­склад­ное впе­чат­ле­ние. Круг­лые, жел­то­ва­то-ка­рие пти­чьи гла­за его на все смот­ре­ли не­под­виж­но, в упор, как ес­ли бы Ге­ак­лес ни­как не мог на­сы­тить­ся пред­став­шим пе­ред ним зре­ли­щем. По­раз­мыс­лив, Мур твер­до ре­шил не от­кро­вен­ни­чать с Ге­ак­ле­сом.

Он вы­шел по­си­деть под ос­но­ва­ни­ем хра­мо­вой сте­ны. На пол­пу­ти к зе­ни­ту ту­ман­но бе­ле­ло боль­шое бес­фор­мен­ное пят­но, ис­кря­щее­ся пя­ти­де­ся­тью звез­да­ми пер­вой ве­ли­чи­ны — са­мый за­мет­ный объ­ект в ноч­ном не­бе. Пят­но со­чи­лось блед­но-мо­лоч­ным све­том, от­бра­сы­вав­шим те­ни чер­нее но­чи: Скиа­фа­ри­лья, звезд­ное ско­п­ле­ние, иг­рав­шее зна­чи­тель­ную роль в ис­то­рии Дер­дей­на. Го­во­ри­ли, что Зем­ля, ле­ген­дар­ный пер­во­род­ный мир лю­дей, на­хо­ди­лась за Скиа­фа­риль­ей, но мне­ние это мно­ги­ми ос­па­ри­ва­лось.

Из ни­ши, уси­лен­ный гул­ким эхом, буб­нил го­лос Ге­ак­ле­са, дек­ла­ми­ро­вав­ше­го вслух оду Ахи­лиа­ни­ду. Мур не­воль­но при­слу­шал­ся. Не­смот­ря на ус­та­лость, не­смот­ря на пре­ду­пре­ж­де­ния на­став­ни­ка, во­пре­ки во­ле Ве­ли­ко­го Му­жа Ос­со Мур про­крал­ся бы вниз по хол­му, что­бы на­вес­тить мать — ес­ли бы не Ге­ак­лес. Ге­ак­лес все ви­дел, все по­ни­мал. Не бы­ло, од­на­ко, ни­че­го пре­ступ­но­го в том, что­бы не­мно­го раз­мять но­ги — не так ли?

Мур на­пра­вил­ся ши­ро­ки­ми ша­га­ми, чуть под­пры­ги­вая, на про­гул­ку во­круг хол­ма. Он про­шел ми­мо сы­ро­мят­ни, уже тем­ной и ти­хой, на­пол­нен­ной сот­ня­ми со­рев­но­вав­ших­ся за­па­хов. Ему по­ка­за­лось, что сза­ди, на тро­пе, раз­дал­ся ти­хий ос­то­рож­ный звук. Мур ог­ля­нул­ся и ныр­нул в тень, под на­вес, где хра­ни­лись хи­ми­ка­ты. Он ждал. Сно­ва ос­то­рож­ный звук, ша­ги — кто-то спе­шил, при­та­ил­ся, опять за­то­ро­пил­ся. Ми­мо, вгля­ды­ва­ясь впе­ред с озор­ной бди­тель­но­стью, не су­лив­шей ни­че­го доб­ро­го, трус­цой про­бе­жал Ге­ак­лес.

Мур не ше­ве­лил­ся, по­ка сле­до­пыт-доб­ро­во­лец не скрыл­ся за уг­лом сы­ро­мят­ни. Со­мне­ний не бы­ло — Ге­ак­лес ру­ко­во­дство­вал­ся тем прин­ци­пом, что лю­бые об­стоя­тель­ст­ва, чре­ва­тые не­при­ят­но­стя­ми для дру­гих, мож­но ис­поль­зо­вать с вы­го­дой для се­бя, и на­де­ял­ся из­влечь бла­го­да­ря слеж­ке не­кое еще не оп­ре­де­лив­шее­ся пре­иму­ще­ст­во. Мур ти­хо сто­ял в тем­ной глу­би­не на­ве­са, не слиш­ком удив­лен­ный, да­же не за­та­ив оби­ду — че­го еще мож­но бы­ло ожи­дать от Ге­ак­ле­са?

Не­по­да­ле­ку на­хо­ди­лась ча­сов­ня, где мо­ло­дые хи­ли­ты со­би­ра­лись пе­ред вхо­ж­де­ни­ем в храм для ноч­но­го при­час­тия с Га­лек­си­сом. Дер­жась в те­ни, Мур ти­хонь­ко про­крал­ся к ча­ну для про­пит­ки кож. На­брав в лег­кие воз­ду­ха, что­бы не ды­шать зло­вон­ны­ми па­ра­ми, он стал про­щу­пы­вать дно ос­тав­лен­ны­ми в ча­не длин­ны­ми уз­ки­ми ви­ла­ми, и в кон­це кон­цов су­мел под­це­пить и вы­та­щить од­ну из шкур. Брезг­ли­во удер­жи­вая скольз­кую, со­ча­щую­ся ду­биль­ным рас­тво­ром шку­ру на кон­це от­став­лен­ных в сто­ро­ну вил, Мур вска­раб­кал­ся по скло­ну хол­ма и под­бе­жал на цы­поч­ках к сте­не ча­сов­ни.

Из ок­на до­но­си­лись бор­мо­чу­щие го­ло­са: «…Га­лек­сис, вез­де­су­щий в бес­чис­лен­ных бла­жен­ных ипо­ста­сях, люб­ве­о­биль­ный, близ­кий, но бес­ко­неч­ный и все­объ­ем­лю­щий, от­кры­тый всем и дос­туп­ный ка­ж­до­му, сми­рен­ный, но ве­ли­че­ст­вен­ный в бес­пре­стан­ном по­ис­ке и улов­ле­нии душ, мы от­вра­ща­ем очи на­ши, те­лес­но и ду­хов­но, от мер­зо­сти и сквер­ны низ­мен­ных ма­те­рий, от чув­ст­вен­ных ося­зае­мо­стей пер­во­го по­ряд­ка!»

За мо­лит­вой сле­до­вал ан­ти­фон, на квин­ту ни­же: «Ноч­ной по­кой снис­хо­дит в на­ши ду­ши хо­лод­ной, чис­той, све­жей ти­ши­ной — ноч­ной по­кой, ноч­ной по­кой».

На­чи­на­лось сле­дую­щее тор­же­ст­вен­ное чте­ние: «Га­лек­сис, пе­ре­ли­ваю­щий­ся спек­тром бес­чис­лен­ных цве­тов, не­ис­чер­пае­мый ис­точ­ник доб­ро­де­те­ли…»

Мур раз­мах­нул­ся ви­ла­ми и за­ки­нул шку­ру в от­кры­тое ок­но. Чте­ние пре­рва­лось удив­лен­ным про­кля­ти­ем. Мур ти­хонь­ко при­пус­тил к сво­ему аль­ко­ву. Че­рез не­сколь­ко ми­нут три мо­ло­дых хи­ли­та за­гля­ну­ли в об­ще­жи­тие. Мур при­тво­рил­ся спя­щим в по­ло­жен­ной мо­лит­вен­ной по­зе. С про­ти­во­по­лож­ной сто­ро­ны ни­ши раз­дал­ся низ­кий хри­п­лый го­лос: «Од­но­го нет — чис­то­го от­ро­ка Ге­ак­ле­са. Ищи­те, ищи­те!»

Хи­ли­ты убе­жа­ли в ночь, оза­рен­ную блед­ным све­том звезд, и ско­ро об­на­ру­жи­ли Ге­ак­ле­са, пря­тав­ше­го­ся на скло­не под сы­ро­мят­ней. Ге­ак­лес ли­хо­ра­доч­но за­яв­лял о сво­ей не­ви­нов­но­сти, при­бе­гая ко все­воз­мож­ным до­во­дам, клял­ся, что, дви­жи­мый ис­клю­чи­тель­но стрем­ле­ни­ем к пра­во­вер­ной бди­тель­но­сти, сле­до­вал за чис­тым от­ро­ком Му­ром, при­влек­шим его вни­ма­ние по­доз­ри­тель­ным по­ве­де­ни­ем. Разъ­я­рен­ные хи­ли­ты не слу­ша­ли его — один чис­тый от­рок, пой­ман­ный на мес­те пре­сту­п­ле­ния, был луч­ше дру­го­го, чью ви­ну еще тре­бо­ва­лось ус­та­но­вить. Ге­ак­ле­са по­ко­ло­ти­ли и вы­по­ро­ли, по­сле че­го за­ста­ви­ли уда­лить шку­ру из ча­сов­ни и под­верг­нуть мо­лит­вен­ный зал ри­ту­аль­но­му очи­ще­нию.

Про­цесс очи­ще­ния за­нял три но­чи и два дня. За­тем Ге­ак­ле­са при­ве­ли на за­се­да­ние Ко­ми­те­та раз­ви­тия и со­вер­шен­ст­во­ва­ния, где ему пред­ло­жи­ли от­ве­тить на ряд во­про­сов, при­зван­ных вы­яс­нить об­стоя­тель­ст­ва де­ла. Ге­ак­лес к то­му вре­ме­ни не спал уже три но­чи и два дня, при­леж­но от­мы­вая и об­ку­ри­вая ка­ж­дый уго­лок ча­сов­ни. В по­лу­об­мо­роч­ном со­стоя­нии он ис­те­ри­че­ски, бес­связ­но ле­пе­тал пер­вое, что при­хо­ди­ло в го­ло­ву. Ис­те­ри­ка про­из­ве­ла на чле­нов Ко­ми­те­та ско­рее по­ло­жи­тель­ное, не­же­ли от­ри­ца­тель­ное впе­чат­ле­ние. Бы­ло ре­ше­но, что Ге­ак­лес в це­лом пред­став­лял со­бой доб­рот­ный ма­те­ри­ал, тре­бо­вав­ший до­ра­бот­ки. По­ра­зи­тель­ный про­сту­пок его объ­яс­нял­ся, по всей ви­ди­мо­сти, пред­рас­по­ло­жен­но­стью к экс­та­ти­че­ско­му юрод­ст­ву. Ге­ак­лес от­де­лал­ся пре­неб­ре­жи­тель­ным вы­го­во­ром — ему стро­го при­ка­за­ли, од­на­ко, сдер­жи­вать склон­ность к лег­ко­мыс­лен­но­му ба­лов­ст­ву.

На до­про­се Ге­ак­лес ука­зал на Му­ра как на ис­точ­ник ос­к­вер­не­ния. Ко­ми­тет от­нес­ся к этой ин­фор­ма­ции с без­раз­лич­ным скеп­ти­циз­мом. Тем не ме­нее, про­из­не­сен­ное имя бы­ло за­не­се­но в про­то­кол. Ге­ак­лес ка­ким-то об­ра­зом по­чув­ст­во­вал об­щее рас­по­ло­же­ние к не­му Ко­ми­те­та и при­обод­рил­ся, хо­тя по­кры­вал­ся гу­си­ной ко­жей от от­вра­ще­ния к Му­ру. Тор­же­ст­вую­ще хи­хи­кая и в то же вре­мя под­вы­вая от яро­сти, Ге­ак­лес вер­нул­ся в об­ще­жи­тие чис­тых от­ро­ков, где бур­но об­су­ж­да­лись все­воз­мож­ные ас­пек­ты скан­да­ла. При по­яв­ле­нии Ге­ак­ле­са на­сту­пи­ла гро­бо­вая ти­ши­на. Он пе­ре­сек по­ме­ще­ние и лег на со­ло­мен­ный тю­фяк — не в си­лах за­снуть от ус­та­ло­сти, пе­ре­би­рая в уме раз­но­об­раз­ные сце­на­рии воз­мез­дия. Из-под при­кры­тых век он на­блю­дал за Му­ром, пред­вку­шая сла­дость мще­ния, но не на­хо­дя под­хо­дя­ще­го пред­ло­га к дей­ст­вию. Что-ни­будь под­вер­нет­ся, так или ина­че на­сту­пит удач­ный мо­мент…

Ге­ак­лес ки­пел, на­ли­ва­ясь зло­бой. Не­на­висть ду­ши­ла его — он за­дро­жал всем те­лом, не­про­из­воль­но всхлип­нул и бы­ст­ро по­вер­нул­ся ли­цом к сте­не, что­бы дру­гие не за­ме­ти­ли дра­го­цен­ной не­на­вис­ти, не вос­поль­зо­ва­лись ею, на­сме­ха­ясь над его по­зо­ром… Не­на­висть долж­на быть со­кро­вен­ной, не­за­пят­нан­ной! Ге­ак­ле­сом ов­ла­де­ло лю­бо­пыт­ное со­стоя­ние: те­ло его спа­ло, но ум, ка­за­лось, про­дол­жал бодр­ст­во­вать. Вре­мя ле­те­ло не­за­мет­но. Со­глас­но внут­рен­не­му ощу­ще­нию про­шло ми­нут де­сять. По­вер­нув­шись, од­на­ко, он об­на­ру­жил, что солн­ца уже кру­жи­лись вы­со­ко в не­бе, скло­ня­ясь к за­па­ду. Он про­спал пол­день, про­пус­тил обед! Еще один про­вал, опять уни­же­ние!

Ге­ак­лес за­ме­тил Му­ра, си­дев­ше­го на ска­мье у вхо­да в ни­шу об­ще­жи­тия. Мур дер­жал в ру­ках эк­зем­п­ляр «Ана­ли­ти­че­ско­го ка­те­хи­зи­са», но вни­ма­ние его бы­ло от­вле­че­но со­зер­ца­ни­ем да­лей. Он ка­зал­ся рас­стро­ен­ным, без­утеш­ным, го­то­вым при­нять от­ча­ян­ное ре­ше­ние. Ге­ак­лес при­под­нял го­ло­ву, пы­та­ясь пред­ста­вить се­бе, что про­ис­хо­ди­ло в во­об­ра­же­нии Му­ра. По­че­му по­дер­ги­ва­лись его паль­цы, по­че­му он то и де­ло хму­рил бро­ви? Мур не­ожи­дан­но вздрог­нул и вы­пря­мил­ся, буд­то про­бу­ж­ден­ный под­соз­на­тель­ным сти­му­лом, под­нял­ся на но­ги и, ни­че­го не за­ме­чая, как лу­на­тик, по­брел ку­да-то, скрыв­шись за уг­лом.

Ге­ак­лес за­ры­чал в со­мне­нии и не­ре­ши­тель­но­сти. Он ус­тал, у не­го еще ло­ми­ло во всем те­ле. Но по­вад­ки Му­ра не по­хо­ди­ли на по­ве­де­ние чис­то­го от­ро­ка. Ге­ак­лес тя­же­ло под­нял­ся с тю­фя­ка, по­до­шел к вы­хо­ду, вы­гля­нул за угол. Мо­жет быть, Мур от­пра­вил­ся при­смот­реть за бо­би­на­ми на план­та­ции во­лок­ниц? До­пус­ти­мо. Но опять же — по­ход­ка Му­ра ни­чем не на­по­ми­на­ла сте­пен­ную то­ро­п­ли­вость чис­то­го от­ро­ка, пра­во­вер­но ис­пол­няю­ще­го обя­зан­но­сти. Ге­ак­лес вздох­нул. Лю­бо­пыт­ст­во уже при­нес­ло ему уй­му огор­че­ний при­мер­но в та­ких же об­стоя­тель­ст­вах. От­рок по­та­щил­ся об­рат­но в аль­ков и по­гру­зил­ся в изу­че­ние «Ана­ли­ти­че­ско­го ка­те­хи­зи­са»:

«Во­прос. Во сколь­ких ипо­ста­сях пре­бы­ва­ет Га­лек­сис?»

«От­вет. Га­лек­сис мно­го­об­ра­зен и еди­но­ро­ден, как свер­каю­щий, вол­ную­щий­ся лик океа­на…»

Про­шла не­де­ля. Ге­ак­лес со все­ми вел се­бя сер­деч­но, по-при­ятель­ски; чис­тые от­ро­ки от­ве­ча­ли сдер­жан­ной по­доз­ри­тель­но­стью. Мур во­об­ще не за­ме­чал его. За­то Ге­ак­лес по­свя­щал зна­чи­тель­ную до­лю вре­ме­ни тай­но­му на­блю­де­нию за Му­ром.

Од­на­ж­ды, по­ка Ге­ак­лес си­дел в аль­ко­ве, за­учи­вая наи­зусть про­воз­гла­ше­ния сим­во­лов ве­ры, Мур сно­ва вы­шел по­си­деть на ска­мье у от­кры­то­го вхо­да ни­ши. Ге­ак­лес не­мед­лен­но за­ин­те­ре­со­вал­ся и сле­дил за ка­ж­дым дви­же­ни­ем Му­ра, при­крыв ли­цо ка­те­хи­зи­сом. Су­дя по все­му, Мур раз­го­ва­ри­вал сам с со­бой. «Гм, — ду­мал Ге­ак­лес, — он все­го лишь по­вто­ря­ет ли­та­нию или сим­вол ве­ры. Но по­че­му его па­лец с та­кой ре­гу­ляр­но­стью по­сту­ки­ва­ет по ко­ле­ну? Стран­но». Ге­ак­лес уд­во­ил бди­тель­ность. Мур вер­нул­ся к аль­ко­ву. Ге­ак­лес вни­ма­тель­но скло­нил­ся над спи­ском сим­во­лов ве­ры. По­ло­жив ка­те­хи­зис в уг­луб­ле­ние над тю­фя­ком, Мур вы­шел под от­кры­тое не­бо, за­дер­жал­ся на па­ру се­кунд, рас­смат­ри­вая что-то под хол­мом, бро­сил бы­ст­рый взгляд че­рез пле­чо и на­пра­вил­ся вниз по скло­ну. Ге­ак­лес тут же вско­чил и под­бе­жал к вы­хо­ду. Мур це­ле­на­прав­лен­но мар­ши­ро­вал по тро­пе на се­вер. «К план­та­ции во­лок­ниц», — ре­шил Ге­ак­лес, пре­зри­тель­но шмыг­нув но­сом. Мур — точ­нее го­во­ря, Фа­ман Бу­го­зо­ний — все­гда при­леж­но уха­жи­вал за де­ревь­я­ми. И все же: по­че­му, ухо­дя, он ог­ля­нул­ся?

«Ин­те­рес­но, ин­те­рес­но!» — ду­мал Ге­ак­лес, по­ти­рая ла­до­нью блед­ные пух­лые ще­ки. Что­бы уз­нать, нуж­но уви­деть — круг­лы­ми жел­то-ка­ри­ми гла­за­ми. Что­бы уви­деть, не­об­хо­ди­мо не упус­тить пред­мет на­блю­де­ния из по­ля зре­ния. В кон­це кон­цов, ему то­же сле­до­ва­ло при­смот­реть за бо­би­на­ми — уже не­сколь­ко не­дель Ге­ак­лес пре­неб­ре­гал по­ру­чен­ным ему уча­ст­ком план­та­ции. Ему не нра­ви­лось по­прав­лять лип­кие бо­би­ны, вы­па­лы­вать сор­ня­ки, ус­та­нав­ли­вать под­пор­ки под отя­же­лев­шие вет­ви, ос­то­рож­но про­тя­ги­вать но­вые ни­ти — но те­перь уто­ми­тель­ные обя­зан­но­сти ка­за­лись удоб­ным пред­ло­гом по­сле­до­вать за Му­ром, не опа­са­ясь не­при­ят­но­стей.

Ге­ак­лес стал спус­кать­ся по од­ной из тро­пи­нок, пау­ти­ной по­кры­вав­ших вы­жжен­ный солн­ца­ми склон хра­мо­во­го хол­ма. Он ста­рал­ся при­дать по­ход­ке спо­кой­ную раз­ме­рен­ность и це­ле­уст­рем­лен­ность, в то же вре­мя ос­та­ва­ясь не­за­ме­чен­ным — не­про­стая за­да­ча. Ес­ли бы Мур не был пол­но­стью по­гру­жен в не­ве­се­лые ду­мы, Ге­ак­ле­су при­шлось бы ли­бо пря­тать­ся, ли­бо об­на­ру­жить се­бя.

Но Мур, не за­ме­чая слеж­ки, уг­лу­бил­ся в те­ни­стую ро­щу во­лок­ниц. Ге­ак­лес, при­гнув­шись и пе­ре­бе­гая от ство­ла к ство­лу, не от­ста­вал.

С вось­ми лет Мур уха­жи­вал за во­сем­на­дца­тью ста­ры­ми де­ревь­я­ми, сле­дя за на­мот­кой во­лок­на на бо­би­ны — их бы­ло боль­ше сот­ни. Он пом­нил на­клон ка­ж­дой вет­ки, уз­на­вал фор­му ка­ж­до­го лис­та, мог пра­виль­но пред­ска­зать ко­ли­че­ст­во и вяз­кость жи­ви­цы, со­чив­шей­ся из то­го или ино­го над­ре­за. У ка­ж­дой бо­би­ны бы­ли свои по­вад­ки и при­чу­ды. В од­них, ес­ли стек­лян­ная пру­жи­на бы­ла взве­де­на слиш­ком ту­го, за­еда­ло хра­по­вик. Дру­гие ис­прав­но вра­ща­лись толь­ко под оп­ре­де­лен­ным уг­лом. Лишь не­сколь­ко бо­бин ра­бо­та­ли бес­пе­ре­бой­но — та­кие Мур ис­поль­зо­вал для на­мот­ки во­лок­на, тя­нув­ше­го­ся из са­мых вы­со­ких над­ре­зов.

Ге­ак­лес ос­та­вал­ся в ук­ры­тии, по­ка Мур об­хо­дил бо­би­ны, взво­дя пру­жи­ны ме­ха­низ­мов, за­ме­няя отя­же­лев­шие ка­туш­ки но­вы­ми, унич­то­жая при­со­сав­ших­ся к ство­лам дре­вес­ных пия­вок. На дю­жи­не вет­вей над­ре­зы вы­со­хли и ос­тек­ле­не­ли. Мур сде­лал но­вые за­руб­ки — из них сра­зу же вы­сту­пи­ла смо­ли­стая жи­ви­ца. Мур вы­тя­ги­вал ее в ни­ти, бы­ст­ро твер­дев­шие и пре­вра­щав­шие­ся в шел­ко­вис­тое во­лок­но. На­мо­тав кон­цы ни­тей, Мур про­ве­рил рав­но­мер­ность вра­ще­ния бо­бин. Ге­ак­лес на­блю­дал с мрач­ным раз­оча­ро­ва­ни­ем: про­кля­тый Мур вел се­бя как не­вин­ный, тру­до­лю­би­вый, от­вет­ст­вен­ный чис­тый от­рок.

Мур, од­на­ко, стал дви­гать­ся за­мет­но бы­ст­рее, как ес­ли бы ему не тер­пе­лось по­ско­рее за­кон­чить ра­бо­ту. Ге­ак­лес, сле­див­ший из-за ство­ла, от­дер­нул го­ло­ву и при­сел на кор­точ­ки ме­ж­ду ши­ро­ки­ми кор­ня­ми — Мур вни­ма­тель­но ос­мат­ри­вал ок­ре­ст­но­сти и со­би­рал­ся по­вер­нуть­ся в его сто­ро­ну. Ли­цо Ге­ак­ле­са рас­плы­лось в улыб­ке: не­вин­ные чис­тые от­ро­ки так се­бя не ве­ли.

Мур по­бе­жал вниз по скло­ну — так бы­ст­ро, что Ге­ак­ле­су стои­ло боль­шо­го тру­да за ним по­спе­вать. Спус­тив­шись до тро­пы, тя­нув­шей­ся за ог­ра­да­ми зад­них дво­ров хи­жин па­рал­лель­но Ал­лее Ро­до­ден­д­ро­нов, Мур на­пра­вил­ся на вос­ток. Ге­ак­лес не ос­ме­ли­вал­ся по­ка­зать­ся на от­кры­той пря­мой тро­пе. Тол­стяк стал ла­ви­ро­вать по за­рос­лям кис­лен­ки и за­брел в кра­пи­ву. Ру­га­ясь и ши­пя, он вы­брал­ся из кус­тов и спря­тал­ся сре­ди ро­до­ден­д­ро­нов. Мур уже поч­ти скрыл­ся из ви­да. При­ги­ба­ясь, Ге­ак­лес по­спе­шил за ним пе­ре­беж­ка­ми от при­кры­тия к при­кры­тию. На­ко­нец он ока­зал­ся там, от­ку­да мож­но бы­ло ви­деть всю тро­пу.

На тро­пе Му­ра не бы­ло. Ге­ак­лес по­раз­мыш­лял не­мно­го, по­сле че­го вы­шел на Ал­лею Ро­до­ден­д­ро­нов, тем са­мым всту­пив на тер­ри­то­рию, с точ­ки зре­ния чис­то­го от­ро­ка весь­ма со­мни­тель­ную — не то что­бы ос­к­вер­нен­ную, но тре­бо­вав­шую со­блю­де­ния осо­бых мер пре­дос­то­рож­но­сти. На ал­лее Му­ра то­же не бы­ло. Не на шут­ку оза­да­чен­ный Ге­ак­лес вер­нул­ся на тро­пу за хи­жи­на­ми. Где про­кля­тый Мур? Не за­брал­ся же он в од­ну из хи­жин? Ге­ак­лес в ужа­се об­ли­зал­ся, сглот­нул, по­бе­жал трус­цой к хи­жи­не Эат­ре. При­бли­зив­шись, он ос­та­но­вил­ся, при­слу­шал­ся — Эат­ре раз­вле­ка­ла му­зы­кан­та. Но где же Мур? Ге­ак­лес ози­рал­ся по сто­ро­нам. Ко­неч­но, он не мог быть внут­ри вме­сте с ма­те­рью и му­зы­кан­том. Тол­стяк про­шел ми­мо хи­жи­ны, обоз­лен­ный, не­до­воль­ный со­бой. Ка­ким-то не­ве­ро­ят­ным об­ра­зом Мур его оду­ра­чил…

Му­зы­ка пре­рва­лась. По­слы­ша­лись бес­по­ря­доч­ные ак­кор­ды, пас­са­жи, ар­пед­жио. Ме­ло­дия во­зоб­но­ви­лась. Су­дя по все­му, зву­ки до­но­си­лись не из хи­жи­ны, а из са­да за хи­жи­ной. Ге­ак­лес по­доб­рал­ся бли­же, за­гля­нул в сад че­рез ли­ст­ву, ти­хонь­ко ото­шел — и, под­пры­ги­вая, как за­яц, пом­чал­ся со всех ног вверх по хра­мо­во­му скло­ну. Эат­ре, вы­гля­нув­шая в ок­но, хо­ро­шо его ви­де­ла.

Про­шло пят­на­дцать ми­нут. С хол­ма, вы­тя­ги­вая нос­ки, длин­ны­ми ша­га­ми со­шел Ве­ли­кий Муж Ос­со, со­про­во­ж­дае­мый дву­мя хи­ли­та­ми. Все трое щу­ри­лись сле­зя­щи­ми­ся гла­за­ми, по­крас­нев­ши­ми от вы­зван­ных галь­гой спаз­мов. За ни­ми се­ме­нил Ге­ак­лес. Груп­па про­ше­ст­во­ва­ла по Ал­лее Ро­до­ден­д­ро­нов.

Про­цес­сия ос­та­но­ви­лась на­про­тив хи­жи­ны Эат­ре. Сто­ял жар­кий пол­день — солн­ца кру­жи­лись вы­со­ко в не­бе, от­бра­сы­вая в до­рож­ной пы­ли те­ни с трой­ны­ми, мед­лен­но кра­ду­щи­ми­ся края­ми. В душ­ной ти­ши­не мож­но бы­ло слы­шать жуж­жа­ние спи­ра­ле­тов в кро­нах де­ревь­ев и да­ле­кие глу­хие уда­ры, до­но­сив­шие­ся с ко­же­вен­но­го за­во­да.

Не под­хо­дя к две­ри бли­же, чем на пять ша­гов, Ос­со по­до­звал ру­кой маль­чи­ка, гла­зев­ше­го не­по­да­ле­ку: «Вы­зо­ви жен­щи­ну Эат­ре».

Маль­чик ис­пу­ган­но по­бе­жал к вы­хо­ду на зад­ний двор. Ско­ро от­кры­лась пе­ред­няя дверь. Эат­ре вы­гля­ну­ла и мол­ча вста­ла на по­ро­ге в скром­ной, вни­ма­тель­ной по­зе.

Ве­ли­кий Муж Ос­со гроз­но во­про­сил: «Чис­тый от­рок Фа­ман Бу­го­зо­ний — внут­ри?»

«Его здесь нет».

«Где он?»

«На­сколь­ко я по­ни­маю, где-то в дру­гом мес­те».

«Его здесь ви­де­ли пят­на­дцать ми­нут то­му на­зад».

Эат­ре ни­че­го не от­ве­ти­ла. Она жда­ла в двер­ном про­еме.

Ос­со при­дал го­ло­су уг­ро­жаю­щую зна­чи­тель­ность: «Жен­щи­на, пре­пят­ст­во­вать нам не­ра­зум­но».

Ли­цо Эат­ре по­дер­ну­лось ед­ва за­мет­ной ус­меш­кой: «Раз­ве я пре­пят­ст­вую? Ищи­те сколь­ко хо­ти­те, где хо­ти­те. В хи­жи­не маль­чи­ка нет — его здесь не бы­ло ни се­го­дня, ни в лю­бой дру­гой день по­сле по­стри­же­ния».

Ге­ак­лес за­бе­жал за хи­жи­ну и стал при­зыв­но ма­хать ру­кой из-за уг­ла. Брезг­ли­во под­би­рая ря­сы, хи­ли­ты по­шли по­смот­реть, что там де­ла­ет­ся. Ге­ак­лес воз­бу­ж­ден­но ука­зы­вал на ска­мей­ку в са­ду: «Он там си­дел! Жен­щи­на ук­ло­ня­ет­ся».

Ос­со над­мен­но вы­пря­мил­ся: «Жен­щи­на, так ли это?»

«Что из то­го? Ска­мья не ос­к­вер­ня­ет».

«Те­бе ли су­дить о та­ких ве­щах? Где от­рок?»

«Не знаю».

Ос­со по­вер­нул­ся к Ге­ак­ле­су: «Про­верь, вер­нул­ся ли он в об­ще­жи­тие. При­ве­ди его сю­да».

Ге­ак­лес с ве­ли­ким усер­ди­ем бро­сил­ся к хра­му, на­пря­жен­но ра­бо­тая ру­ка­ми и но­га­ми. Че­рез пять ми­нут он вер­нул­ся, ух­мы­ля­ясь и час­то ды­ша, как со­ба­ка: «Идет, уже идет!»

Мур мед­лен­но вы­шел на до­ро­гу.

Ос­со от­сту­пил на шаг. Ши­ро­ко рас­крыв гла­за и слег­ка по­блед­нев, Мур спро­сил: «Вы хо­те­ли ме­ня ви­деть, ду­хов­ный отец?»

«Вы­ну­ж­ден об­ра­тить твое вни­ма­ние, — ска­зал Ос­со, — на тот при­скорб­ный факт, что ты празд­но око­ла­чи­вал­ся у до­ма ма­те­ри, как мо­лоч­ное ди­тя, и празд­но брен­чал на ка­бац­ком ин­ст­ру­мен­те».

«К со­жа­ле­нию, ду­хов­ный отец, вас не­пра­виль­но про­ин­фор­ми­ро­ва­ли».

«Вот сви­де­тель!»

Мур по­ко­сил­ся на Ге­ак­ле­са: «Он ска­зал не­прав­ду».

«Раз­ве ты не си­дел на ска­мье, на жен­ской ска­мье? Раз­ве ты не взял му­зы­каль­ный ин­ст­ру­мент из жен­ских рук? Ты ос­к­вер­нил­ся жен­ским ду­хом, те­бе нет оп­рав­да­ния!»

«Эта ска­мья, ду­хов­ный отец, рань­ше стоя­ла под хра­мом. Ее вы­бро­си­ли, я пе­ре­нес ее сю­да. За­меть­те, она сто­ит да­ле­ко от хи­жи­ны, за са­до­вой ог­ра­дой. Хи­тан — мой соб­ст­вен­ный, его сде­лал и по­да­рил мне муж­чи­на. Пе­ред по­стри­же­ни­ем я про­коп­тил его в хра­ме ды­мом ага­фан­ту­са — от не­го до сих пор во­ня­ет. По­сле это­го я хра­нил его в ша­ла­ше для уп­раж­не­ний. Ша­лаш я по­стро­ил свои­ми ру­ка­ми — вот он, ви­ди­те? Я не ви­но­вен ни в ка­ком ос­к­вер­не­нии».

Ос­со воз­вел к не­бу сле­зя­щие­ся очи, со­би­ра­ясь с мыс­ля­ми. Два чис­тых от­ро­ка ста­ви­ли его в смеш­ное по­ло­же­ние. Фа­ман Бу­го­зо­ний с изо­бре­та­тель­но­стью, за­слу­жи­вав­шей луч­ше­го при­ме­не­ния, из­бе­жал дей­ст­вий, при­во­див­ших к от­кро­вен­но­му ос­к­вер­не­нию, но са­ма изо­бре­та­тель­ность его ука­зы­ва­ла на раз­вра­щен­ность и ис­пор­чен­ность… Ге­ак­лес Во­нобль, бу­ду­чи не­то­чен в ут­вер­жде­ни­ях, сде­лал пра­виль­ное за­клю­че­ние о не­чис­то­те по­мы­слов дру­го­го от­ро­ка. Как бы то ни бы­ло, не­взи­рая на со­фис­ти­че­ские уверт­ки Фа­ма­на Бу­го­зо­ния, под­рыв ав­то­ри­те­та ор­то­док­саль­но­го уче­ния был аб­со­лют­но не­до­пус­тим. Ос­со про­из­нес: «Сад за хи­жи­ной ма­те­ри — не­по­до­баю­щее убе­жи­ще для чис­то­го от­ро­ка».

«Не ху­же лю­бо­го дру­го­го, ду­хов­ный отец. Здесь, по край­ней ме­ре, я ни­ко­му не ме­шаю, пре­да­ва­ясь от­вле­чен­ным раз­мыш­ле­ни­ям».

«От­вле­чен­ным раз­мыш­ле­ни­ям? — хри­п­ло спро­сил Ос­со. — Ра­зу­чи­вая джи­ги и ке­ст­ре­ли, по­ка дру­гие чис­тые от­ро­ки рев­но­ст­но пре­да­ва­лись мо­лит­вам?»

«Нет, ду­хов­ный отец, му­зы­ка по­мо­га­ла со­сре­до­то­че­нию мо­их мыс­лей, в точ­ном со­от­вет­ст­вии с ва­ши­ми ре­ко­мен­да­ция­ми».

«Что та­кое? Ты ут­вер­жда­ешь, что я ре­ко­мен­до­вал по­доб­ные за­ня­тия?»

«Да, ду­хов­ный отец. Вы го­во­ри­ли, что вам на сте­зе ас­ке­ти­че­ско­го са­мо­от­вер­же­ния по­мог­ло за­вя­зы­ва­ние в уме во­об­ра­жае­мых уз­лов, и раз­ре­ши­ли мне ис­поль­зо­вать с той же це­лью му­зы­каль­ные зву­ки».

Ос­со сно­ва от­сту­пил на шаг. Два хи­ли­та и Ге­ак­лес смот­ре­ли на не­го с ожи­да­ни­ем. Ос­со ска­зал: «Я под­ра­зу­ме­вал дру­гие зву­ки, в дру­гих об­стоя­тель­ст­вах. От те­бя ра­зит лу­ка­вой мир­ской сквер­ной! А ты, жен­щи­на? О чем ты ду­ма­ла? Не­у­же­ли ты не зна­ла, что та­кое по­ве­де­ние дос­той­но су­ро­во­го по­ри­ца­ния?»

«Я на­дея­лась, Ве­ли­кий Муж, что му­зы­ка по­мо­жет ему в бу­ду­щей жиз­ни».

Ос­со су­хо ус­мех­нул­ся: «Мать чис­то­го от­ро­ка Шаль­ре­са! Мать чис­то­го от­ро­ка Фа­ма­на! Два са­по­га па­ра! Те­бе не при­дет­ся боль­ше пло­дить чу­де­са при­ро­ды. В сы­ро­мят­ню!» Ос­со рез­ко по­вер­нул­ся на мес­те, ука­зы­вая паль­цем на Му­ра: «Рас­су­ж­дать ты го­разд — а твои ус­пе­хи в свя­щен­ной эру­ди­ции мы про­ве­рим».

«Ду­хов­ный отец! По­жа­луй­ста! Я толь­ко стре­мил­ся к со­вер­шен­ст­во­ва­нию зна­ний!» — кри­чал Мур, но Ос­со уже ухо­дил. Мур обер­нул­ся к Эат­ре — та с улыб­кой по­жа­ла пле­ча­ми и за­шла в хи­жи­ну. Мур яро­ст­но на­пра­вил­ся к Ге­ак­ле­су, но хи­ли­ты пре­гра­ди­ли ему до­ро­гу: «В храм, сту­пай в храм! Ты что, не слы­шал ду­хов­но­го от­ца?»

Мур уп­ря­мы­ми ша­га­ми под­нял­ся к хра­му и уе­ди­нил­ся, на­сколь­ко это бы­ло воз­мож­но, на тю­фя­ке в сво­ем аль­ко­ве. Ге­ак­лес не за­мед­лил по­сле­до­вать за ним, сел в аль­ко­ве на­про­тив и стал смот­реть на Му­ра.

Про­шел час, про­зву­чал удар ко­ло­ко­ла. Чис­тые от­ро­ки гурь­бой на­пра­ви­лись в тра­пез­ную. Мур вы­шел за ни­ми, ос­та­но­вил­ся в не­ре­ши­тель­но­сти, обер­нул­ся, по­смот­рел за до­ро­гу, за хи­жи­ны — в си­ре­не­вую даль.

Ге­ак­лес не сво­дил с не­го глаз. Мур тя­же­ло вздох­нул и стал спус­кать­ся к тра­пез­ной.

У вхо­да в тра­пез­ную сто­ял на­став­ник-хи­лит. Он от­вел Му­ра в сто­ро­ну: «Те­бе сю­да».

На­став­ник про­вел Му­ра во­круг хра­ма, ко вхо­ду в ред­ко ис­поль­зо­вав­шее­ся по­лу­под­валь­ное по­ме­ще­ние. Рас­пах­нув ветхую до­ща­тую дверь, он жес­том при­ка­зал Му­ру вой­ти. Вы­со­ко под­няв над го­ло­вой стек­лян­ный све­тиль­ник, на­став­ник про­шел впе­ред по длин­но­му ко­ри­до­ру, про­коп­чен­но­му жже­ной галь­гой, в боль­шую круг­лую ка­ме­ру в са­мой глу­би­не хра­мо­во­го под­зе­ме­лья. Сы­рые из­вест­ня­ко­вые сте­ны от­да­ва­ли пле­се­нью, пол был вы­ло­жен тем­ным кир­пи­чом. С по­тол­ка сви­сал на ве­рев­ке един­ст­вен­ный све­тиль­ный шар.

«За­чем мы здесь?» — с дро­жью в го­ло­се спро­сил Мур.

«Здесь те­бе пред­сто­ит учить­ся в уе­ди­не­нии вплоть до по­втор­но­го очи­ще­ния».

«По­втор­ное очи­ще­ние? — вскри­чал Мур. — Но я же не ос­к­вер­нил­ся!»

«Пол­но, пол­но! — по­ка­чал го­ло­вой на­став­ник. — За­чем при­тво­рять­ся? Не­у­же­ли ты ду­ма­ешь, что ду­хов­но­го от­ца Ос­со — или ме­ня — так лег­ко пе­ре­хит­рить? Да­же ес­ли ты не ос­к­вер­нил­ся те­лес­но, ты со­вер­шил сот­ню про­ступ­ков, рав­но­цен­ных ос­к­вер­не­нию ду­хов­но­му». На­став­ник по­мол­чал, но Мур ни­че­го не от­ве­тил. «За­меть: на сто­ле кни­ги, — про­дол­жал хи­лит. — „Док­три­ны“, „Про­воз­гла­ше­ния сим­во­лов ве­ры“, „Ана­ли­ти­че­ский ка­те­хи­зис“. Они уте­шат и умуд­рят те­бя».

Мур хму­ро ог­ля­дел­ся: «Сколь­ко ме­ня здесь про­дер­жат?»

«Столь­ко, сколь­ко по­тре­бу­ет­ся. В шка­фу еда и пи­тье, ря­дом — от­хо­жее ме­сто. А те­перь по­след­ний со­вет: по­ко­рись, и все бу­дет хо­ро­шо. Ты вне­млешь?»

«Вне­млю, на­став­ник, вне­млю».

«На пе­ре­кре­ст­ках жиз­ни не раз при­хо­дит­ся вы­би­рать до­ро­гу. Не вы­би­рай оп­ро­мет­чи­во — ты мо­жешь ни­ко­гда не вер­нуть­ся к раз­вил­ке. Га­лек­сис те­бе в по­мощь!»

На­став­ник ушел по ко­ри­до­ру. Мур смот­рел вслед, ему то­же ужас­но хо­те­лось уй­ти… Но его при­ве­ли сю­да зуб­рить свя­щен­ные тек­сты. Ес­ли он уй­дет, с ним сде­ла­ют что-ни­будь по­чи­ще по­втор­но­го очи­ще­ния.

Мур при­слу­шал­ся: ни­че­го, кро­ме тай­ных ше­по­тов под­зе­ме­лья. Он встал в от­кры­том двер­ном про­еме, вгля­дел­ся во тьму ко­ри­до­ра. Ко­неч­но же, за ним сле­ди­ли. Или при­го­то­ви­ли ка­кую-ни­будь ло­вуш­ку. По­пы­тав­шись вы­брать­ся на­ру­жу, он мог уго­дить в за­пад­ню ху­же под­зем­ной ка­ме­ры. Он мог уме­реть. «По­ко­рись, — ска­зал на­став­ник. — По­ко­рись, и все бу­дет хо­ро­шо».

Впол­не воз­мож­но, что по­кор­ность бы­ла наи­луч­шим вы­хо­дом из по­ло­же­ния.

Трез­во оце­нив об­стоя­тель­ст­ва, Мур от­вер­нул­ся от вы­хо­да, по­до­шел к сто­лу, сел и про­смот­рел кни­ги. «Док­три­ны» бы­ли на­пе­ча­та­ны на руч­ном стан­ке ли­ло­вы­ми бу­к­ва­ми на пе­ре­ме­жаю­щих­ся зе­ле­ных и крас­ных стра­ни­цах. Пись­ме­на с тру­дом под­да­ва­лись про­чте­нию, текст со­дер­жал мно­же­ст­во не­при­выч­ных, не­по­нят­ных вы­ра­же­ний. «Тем не ме­нее, — по­ду­мал Мур, — бу­дет по­лез­но вни­ма­тель­но их изу­чить». «Про­воз­гла­ше­ния сим­во­лов ве­ры», про­из­но­сив­шие­ся на­рас­пев во вре­мя ноч­ных служб, не име­ли боль­шо­го зна­че­ния, так как лишь при­да­ва­ли «бла­го­чин­ность», по вы­ра­же­нию хи­ли­тов, экс­та­ти­че­ским спаз­мам.

Мур вспом­нил, что еще не обе­дал, вско­чил и по­до­шел к шка­фу. В нем он на­шел дю­жи­ну па­ке­тов с су­ше­ны­ми яго­да­ми — дос­та­точ­но, что­бы про­дер­жать­ся дней две­на­дцать или, ес­ли эко­но­мить, да­же доль­ше. Сле­до­ва­ло ру­ко­во­дство­вать­ся здра­вым смыс­лом. Тут же стоя­ли три боль­ших кув­ши­на с во­дой, из тол­сто­го тем­но-зе­ле­но­го стек­ла. Ни тю­фя­ка, ни ку­шет­ки не бы­ло — пред­стоя­ло спать на ска­мье. Мур вер­нул­ся к сто­лу, взял «Ана­ли­ти­че­ский ка­те­хи­зис» и стал чи­тать:

«Во­прос. Ко­гда от­кро­ве­ние Га­лек­си­са сни­зош­ло на хи­ли­тов?»

«От­вет. Че­ты­ре ты­ся­чи лет на­зад Не­пре­взой­ден­ная Сис­те­ма бы­ла вы­ра­бо­та­на Хак­си­лем, при­ну­ж­ден­ным к ку­ре­нию галь­ги зло­во­ни­ем суп­ру­ги, не­вы­но­си­мой и в дру­гих от­но­ше­ни­ях».

«Во­прос. Во сколь­ких ипо­ста­сях пре­бы­ва­ет Га­лек­сис?»

«От­вет. Га­лек­сис мно­го­об­ра­зен и еди­но­ро­ден, как свер­каю­щий, вол­ную­щий­ся лик океа­на, при­ем­лю­щий от ка­ж­до­го и воз­даю­щий всем».

«Во­прос. Где пре­бы­вал Га­лек­сис до от­кры­тия хи­ли­та­ми свя­щен­но­го ку­ре­ния?»

«От­вет. Га­лек­сис из­веч­ный, вез­де­су­щий, яв­лял­ся смут­ной те­нью ас­ке­там всех вре­мен и на­ро­дов, но толь­ко хи­ли­ты, стро­го сле­дуя прин­ци­пу аб­со­лют­ной ди­хо­то­мии, во­очию уз­ре­ли Га­лек­си­са».

«Во­прос. В чем за­клю­ча­ет­ся прин­цип аб­со­лют­ной ди­хо­то­мии?»

«От­вет. В ду­хов­ном под­ви­ге са­мо­от­ре­че­ния, ве­ду­щем к по­зна­нию лжи­во­сти и сквер­ны по­роч­но­го жен­ско­го на­ча­ла. Бла­жен­ст­ву Га­лек­си­са, под­виж­ни­ки, воз­ра­ду­ем­ся!»

«Во­прос. В чем со­сто­ит на­зна­че­ние Жи­во­тво­ря­ще­го Мо­ще­при­ем­ни­ка?»

«От­вет. В не­по­роч­ном за­ча­тии Со­вер­шен­но­род­но­го Сы­на — да свя­тит­ся имя Его! — Га­лек­си­сом и чис­ты­ми му­жа­ми в экс­та­зе спаз­ма­ти­че­ско­го сре­те­ния. Гря­дет Сын Со­вер­шен­но­род­ный!»

«Во­прос. Ка­ко­ва роль Со­вер­шен­но­род­но­го Сы­на в гря­ду­щей судь­бе че­ло­ве­че­ст­ва?»

«От­вет. Он не­сет бла­гую весть о Га­лек­си­се от ми­ра к ми­ру, в га­лак­ти­че­ские сон­мы — и го­ре, о, го­ре жен­ским ис­ча­ди­ям на чис­той сте­зе Его, ибо Его есть му­же­ская си­ла, и сла­ва во­ве­ки…»

Мур от­ло­жил ка­те­хи­зис, на­хо­дя его не­вы­ра­зи­мо скуч­ным и бес­смыс­лен­ным. Он за­ме­тил над­пи­си, вы­ца­ра­пан­ные на сто­ле — де­сят­ки над­пи­сей. Име­на, вы­ре­зан­ные в де­ре­ве, по­тем­нев­шие, по­лу­стер­тые от вре­ме­ни — и не­дав­ние, еще вы­де­ляв­шие­ся свет­лой жел­тиз­ной дре­ве­си­ны… Что это? «Шаль­рес Гар­га­мет»! У Му­ра ду­ша уш­ла в пят­ки. Зна­чит, сю­да при­ве­ли Шаль­ре­са. Как он умер? С ужа­сом ози­ра­ясь, Мур мед­лен­но под­нял­ся на но­ги. По­тай­ной ход? Он обо­шел ка­ме­ру, ощу­пы­вая, рас­смат­ри­вая сте­ны. Во влаж­ном из­вест­ня­ке не бы­ло за­мет­ных ще­лей.

Мед­лен­но вер­нув­шись к сто­лу, Мур встал под све­тиль­ным ша­ром, дро­жа, как от хо­лод­но­го вет­ра. Толь­ко те­перь он осоз­нал всю бе­зыс­ход­ность по­ло­же­ния. Об­ря­ды по­втор­но­го очи­ще­ния обе­ща­ли быть стро­же и му­чи­тель­нее, чем в пер­вый раз. Тем­ный от­кры­тый вы­ход при­об­рел ог­ром­ную при­тя­га­тель­ную си­лу. Ко­ри­дор вел на­ру­жу — Мур ни­че­го не хо­тел боль­ше, чем сно­ва ока­зать­ся под от­кры­тым не­бом. Тот же ко­ри­дор, од­на­ко, та­ил в се­бе уг­ро­зу страш­но­го на­ка­за­ния. Мур вспом­нил Шаль­ре­са — мерт­во­го, изу­ве­чен­но­го, пла­вав­ше­го ли­цом вниз в жи­же от­стой­ни­ка сы­ро­мят­ни.

От­чая­ние ох­ва­ти­ло Му­ра. Шар оза­рял не­при­яз­нен­но-рав­но­мер­ным све­том жал­кие ка­ра­ку­ли на сто­ле. Ос­та­ва­лось толь­ко по­ко­рить­ся.

Про­шло вре­мя, боль­ше ча­са. Мур без­раз­лич­но зуб­рил вслух тек­сты из ка­те­хи­зи­са — во­про­сы ни о чем, от­ве­ты, ни­че­го не объ­яс­няв­шие. Он изу­чил пер­вую из «Док­трин»: «Пер­во­на­чаль­ные ис­тол­ко­ва­ния от Хак­си­ля». Древ­ний том с ис­тре­пан­ны­ми стра­ни­ца­ми яв­но ни­ко­гда не вы­но­си­ли из ка­ме­ры. Пле­сень сма­за­ла пись­ме­на, стра­ни­цы сли­па­лись. Блед­но-ли­ло­вые бу­к­вы сли­ва­лись с крас­ной и зе­ле­ной бу­ма­гой.

Мур от­ло­жил «Док­три­ны» и си­дел, по­вер­нув­шись к вы­хо­ду — же­лан­но­му, уг­ро­жаю­ще­му. До­пус­тим, он про­бе­жит по ко­ри­до­ру — бы­ст­ро, лег­ко, как на крыль­ях, в при­сту­пе храб­ро­сти вы­рвет­ся на сво­бо­ду, на све­жий воз­дух… Вряд ли все так про­сто. Без под­во­ха не обой­дет­ся. На­руж­ная до­ща­тая дверь мог­ла быть за­пер­та. За не­по­слу­ша­ние ему уго­то­вят участь Шаль­ре­са. Че­го еще ждать от хи­ли­тов? Толь­ко уни­зив­шись, без­ус­лов­но по­ко­рив­шись, рас­про­стер­шись пе­ред ду­хов­ным от­цом Ос­со с пыл­ки­ми за­ве­ре­ния­ми в не­за­пят­нан­но­сти по­мы­слов, рев­но­ст­но от­вер­гая лю­бую при­вя­зан­ность к ма­те­ри в про­шлом, на­стоя­щем и бу­ду­щем, он мог на­де­ять­ся на со­хра­не­ние ста­ту­са чис­то­го от­ро­ка.

Мур об­ли­зал пе­ре­со­хшие гу­бы. Уни­же­ние луч­ше смер­ти в от­стой­ни­ке. Он на­гнул­ся над «Док­три­на­ми», при­леж­но за­по­ми­ная наи­зусть це­лые па­ра­гра­фы, на­пря­га­ясь, по­ка не за­кру­жи­лась го­ло­ва, по­ка не ста­ли го­реть гла­за. На чет­вер­той стра­ни­це се­рый пу­ши­стый гри­бок пол­но­стью по­кры­вал верх­нюю по­ло­ви­ну тек­ста, на пя­той и шес­той то­же кра­со­ва­лись боль­шие пят­на пле­се­ни. Мур ус­та­вил­ся в кни­гу с бес­силь­ным раз­дра­же­ни­ем — как мож­но вы­учить «Ис­тол­ко­ва­ния», ес­ли текст не­воз­мож­но ра­зо­брать? Ос­со да­же слу­шать не ста­нет ни­ка­ких бла­го­вид­ных оп­рав­да­ний: «Раз­ве ты не взял из об­ще­жи­тия свой эк­зем­п­ляр Хак­си­ля? Ко­гда я был чис­тым от­ро­ком, я не рас­ста­вал­ся с этим кла­де­зем муд­ро­сти!» Или: «По­ло­же­ния, при­ве­ден­ные на по­вре­ж­ден­ных стра­ни­цах, эле­мен­тар­ны. Ты дол­жен был дав­но вы­учить их наи­зусть». С дру­гой сто­ро­ны, по мне­нию Му­ра, ис­пор­чен­ный том да­вал ему за­кон­ный пред­лог по­пы­тать­ся вый­ти че­рез ко­ри­дор. Ес­ли кто-ни­будь его сто­ро­жил, он мог ука­зать на за­плес­не­вев­шие стра­ни­цы и по­про­сить том «Ис­тол­ко­ва­ний» в луч­шем со­стоя­нии. Мур при­под­нял­ся. Вы­ход в ко­ри­дор зи­ял зло­ве­щим чер­ным пря­мо­уголь­ни­ком.

Мур сно­ва опус­тил­ся на ска­мью. На­вер­ня­ка уже на­сту­пи­ла ночь. Ни­ка­кой хи­лит не ос­та­нет­ся но­чью на стра­же — еще че­го! Чис­тые от­ро­ки то­же спят. Сиг­на­ли­за­ция? Ма­ло­ве­ро­ят­но. Во вре­мя спаз­ма­ти­че­ских ноч­ных бде­ний хи­ли­ты не вы­но­си­ли ни ма­лей­ше­го бес­по­кой­ст­ва.

Ко­гда его ве­ли в ка­ме­ру, на на­руж­ной две­ри не бы­ло зам­ка. Мо­жет быть, ос­во­бо­ж­де­нию ни­что не пре­пят­ст­ву­ет, кро­ме стра­ха? Мур под­жал гу­бы. Ско­рее все­го, в ко­ри­до­ре при­го­то­ви­ли ло­вуш­ку: кап­кан, вол­чью яму, си­лок. С по­тол­ка мог­ла упасть лип­кая сеть или клет­ка с ост­ры­ми стек­лян­ны­ми ши­па­ми. Хи­ли­ты мог­ли за­ме­нить один про­ход дру­гим так, что­бы он вел в ту­пик или за­мы­кал­ся пет­лей, и по­крыть пол пес­ком или гря­зью, что­бы впо­след­ст­вии про­ве­рить, пы­тал­ся ли плен­ник вы­брать­ся из за­пад­ни. Лож­ный ко­ри­дор мог при­вес­ти на край ко­лод­ца, от­ку­да ут­ром дос­та­нут крючь­я­ми хо­лод­ный труп с пе­ре­ло­ман­ны­ми ру­ка­ми и но­га­ми.

Мур бо­яз­ли­во ко­сил­ся на чер­ный про­ем в сте­не. Ка­за­лось, мрак смот­рел на не­го не­ви­ди­мы­ми гла­за­ми. Вздох­нув, он вер­нул­ся к за­плес­не­вев­шим кни­гам, но ни­как не мог со­сре­до­то­чить­ся. От­ло­мив от сте­ны ку­со­чек из­вест­ня­ка, он ста­ра­тель­но на­ца­ра­пал на сто­ле свое имя, ря­дом с дру­ги­ми. Толь­ко за­кон­чив это ув­ле­ка­тель­ное за­ня­тие, он с ис­пу­гом за­ме­тил, что на­пи­сал: «Гас­тель Этц­вейн». Еще од­но сви­де­тель­ст­во уп­рям­ст­ва и не­по­ви­но­ве­ния — ес­ли кто-ни­будь за­ме­тит. Мур уже при­го­то­вил­ся бы­ло со­скоб­лить на­пи­сан­ное, но вне­зап­но, в при­сту­пе гне­ва, швыр­нул ка­ме­шек в сте­ну. Он с вы­зо­вом гля­дел на вы­ре­зан­ное имя. Его зва­ли Гас­тель Этц­вейн! Пусть его убь­ют ты­ся­чу раз, он не ста­нет ни­кем дру­гим, по­то­му что это он и есть!

Вспыш­ка от­ва­ги бы­ст­ро по­мерк­ла. Об­стоя­тель­ст­ва не из­ме­ни­лись. Ему пред­стоя­ло про­вес­ти в ка­ме­ре не­из­вест­ное вре­мя, а за­тем под­верг­нуть­ся по­втор­но­му очи­ще­нию — или, во­пре­ки стра­ху, хо­лод­ком про­бе­гав­ше­му по спи­не, нуж­но бы­ло ис­сле­до­вать ко­ри­дор.

Мед­лен­но под­няв­шись на но­ги, он стал шаг за ша­гом при­бли­жать­ся к вы­хо­ду. Све­тиль­ный шар туск­ло оза­рял ко­ри­дор на три-че­ты­ре мет­ра — даль­ше ни­че­го не бы­ло вид­но. Мур обер­нул­ся: шар ви­сел вы­со­ко, при­мер­но в трех мет­рах над сто­лом. По­ста­вив ска­мью на стол, Мур взо­брал­ся на нее. Все рав­но он не до­тя­ги­вал­ся до ша­ра, ос­та­ва­лось не мень­ше мет­ра. Не­ук­лю­же, как ста­рик, ща­дя­щий сус­та­вы, Мур спус­тил­ся на пол и сно­ва по­до­шел к вы­хо­ду — по­смот­реть в тем­ный ко­ри­дор.

Без со­мне­ния, ко­ри­дор был пе­ре­крыт или со­дер­жал за­пад­ню. Мур пы­тал­ся вспом­нить, как на­став­ник вел его в ка­ме­ру. На­став­ник шел впе­ре­ди и нес над го­ло­вой лам­пу, ос­ве­щав­шую влаж­ный ка­мень свод­ча­то­го по­тол­ка. Мур не ви­дел под по­тол­ком ни кле­ток, ни се­тей — хо­тя, ко­неч­но, их мог­ли ус­та­но­вить поз­же. Па­де­ние се­ти или клет­ки мог­ло вы­зы­вать­ся при­кос­но­ве­ни­ем к ни­ти, про­тя­ну­той по­пе­рек ко­ри­до­ра, или за­мы­ка­ни­ем элек­три­че­ско­го кон­так­та — хо­тя хи­ли­ты очень ма­ло зна­ли об элек­три­че­ст­ве и от­кро­вен­но не до­ве­ря­ли ни элек­три­че­ским уст­рой­ст­вам, ни био­ме­ха­низ­мам. Та­ким об­ра­зом, ло­вуш­ка, ес­ли она су­ще­ст­во­ва­ла, ско­рее все­го бы­ла про­сто уст­рое­на и, ве­ро­ят­но, при­во­ди­лась в дей­ст­вие ме­ха­низ­мом на по­лу или в ниж­ней час­ти ко­ри­до­ра.

Поч­ти не ды­ша, Мур ис­под­ло­бья смот­рел в тем­ный ко­ри­дор. В его жиз­ни на­сту­пал ре­шаю­щий мо­мент. Вер­нув­шись к сто­лу и вы­учив на­зу­бок ка­те­хи­зис и все, что мож­но бы­ло про­честь в то­ме «Док­трин», Мур ос­та­вал­ся Фа­ма­ном Бу­го­зо­ни­ем, с карь­е­рой рев­но­ст­но­го хи­ли­та в пер­спек­ти­ве. Про­би­ра­ясь по ко­ри­до­ру в на­де­ж­де вдох­нуть све­же­го воз­ду­ха и рас­тво­рить­ся в но­чи, он ста­но­вил­ся Гас­те­лем Этц­вей­ном.

Жал­кое, ис­пач­кан­ное те­ло Шаль­ре­са мая­чи­ло пе­ред гла­за­ми. Мур пи­ск­нул, как ко­те­нок, от стра­ха и от­чая­ния. Дру­гое ви­де­ние яви­лось внут­рен­не­му взо­ру — длин­ное ли­цо ду­хов­но­го от­ца Ос­со: мас­сив­ная ниж­няя че­люсть, вы­со­кий лы­сею­щий лоб с ред­ки­ми пря­дя­ми во­лос на ма­куш­ке, сле­зя­щие­ся, по­крас­нев­шие гла­за, пыт­ли­во вы­ис­ки­ваю­щие кра­мо­лу. Мур еще раз пи­ск­нул, опус­тил­ся на чет­ве­рень­ки и по­лез в тем­ный ко­ри­дор.

Ос­ве­щен­ный вы­ход из ка­ме­ры ту­ск­нел да­ле­ко по­за­ди. Мур тща­тель­но изу­чал тем­ный пол, ос­то­рож­но пе­ре­ме­щая ла­до­ни впе­ред и ощу­пы­вая паль­ца­ми, как бе­гаю­щи­ми ан­тен­на­ми на­се­ко­мо­го, ка­ж­дую пыль­ную не­ров­ность в по­ис­ках на­тя­ну­той ни­ти, стру­ны, про­ва­ла, лю­ка. На­сколь­ко он пом­нил, ко­ри­дор дол­жен был сна­ча­ла по­вер­нуть на­ле­во, по­том сно­ва на­пра­во. По­это­му Мур дер­жал­ся бли­же к ле­вой сте­не.

Те­перь его ок­ру­жал не­про­гляд­ный мрак. Пе­ред тем, как чуть про­дви­нуть­ся впе­ред, Мур во­дил пе­ред со­бой ру­ка­ми, буд­то в по­ис­ках пау­ти­ны. Ни­че­го не ощу­тив в воз­ду­хе, он так же вни­ма­тель­но про­ве­рял по­верх­ность по­ла, и толь­ко по­сле это­го по­зво­лял се­бе слег­ка пе­ре­дви­нуть ко­ле­ни.

Му­чи­тель­но мед­лен­но он за­вое­вы­вал метр за мет­ром. Чер­ная ти­ши­на да­ви­ла, как ве­ще­ст­во, со­про­тив­ляю­щее­ся вы­тес­не­нию. Мур был слиш­ком на­пря­жен, что­бы бо­ять­ся. Про­шлое и бу­ду­щее не су­ще­ст­во­ва­ли, яв­ным бы­ло толь­ко на­стоя­щее: опас­ность, ве­яв­шая из тем­но­ты лег­ким влаж­ным сквоз­ня­ком. Суе­ти­лись чут­кие паль­цы-ан­тен­ны — от них за­ви­се­ла жизнь.

Впе­ре­ди, сле­ва, не бы­ло сте­ны — пер­вый по­во­рот! Мур ос­та­но­вил­ся, ощу­пы­вая уг­лы с обе­их сто­рон, про­ве­ряя со­еди­не­ния ка­мен­ных бло­ков. Он по­вер­нул за угол, за­став­ляя се­бя дви­гать­ся даль­ше, но со­жа­лея об ос­тав­шей­ся по­за­ди безо­пас­ной, про­ве­рен­ной тер­ри­то­рии. Он все еще мог вер­нуть­ся в ка­ме­ру, к бла­го­нрав­ным за­ня­ти­ям. Впе­ре­ди был пе­ре­ход ме­ж­ду дву­мя длин­ны­ми час­тя­ми ко­ри­до­ра — са­мое удоб­ное ме­сто для за­пад­ни. Уд­во­ив вни­ма­ние, Мур мно­го­крат­но про­ве­рял воз­дух, пол и сте­ны, уг­луб­ля­ясь в тем­но­ту не­из­вест­нос­ти с не­за­мет­ной на­стой­чи­во­стью рас­те­ния.

Паль­цы его ощу­ти­ли стран­ное из­ме­не­ние тек­сту­ры по­верх­но­сти по­ла — что-то мор­щи­ни­стое, во­лок­ни­стое, не та­кое хо­лод­ное, как ка­мень. Де­ре­во! Де­ре­во на по­лу. Мур на­щу­пал стык ме­ж­ду кам­нем и де­ре­вом. Стык, пер­пен­ди­ку­ляр­ный про­хо­ду, до­хо­дил до ос­но­ва­ния стен с обе­их сто­рон. Опи­ра­ясь ко­ле­ня­ми на ка­мень, Мур про­ве­рил ру­ка­ми воз­дух: ни­тей не бы­ло. Де­ре­вян­ный пол впе­ре­ди ка­зал­ся проч­ным и на­деж­ным, без по­доз­ри­тель­ных со­чле­не­ний. Он не по­да­вал­ся, ко­гда Мур на­жи­мал на не­го ла­до­нью. Мур лег на жи­вот и по­полз впе­ред, вы­тя­ги­вая ру­ки как мож­но даль­ше. Ни­че­го, кро­ме де­ре­ва. Он про­полз еще не­сколь­ко сан­ти­мет­ров, сно­ва ощу­пал пол впе­ре­ди. Де­ре­во. По­сту­чав ку­ла­ком по де­ре­ву, од­на­ко, он ус­лы­шал гул­кий от­звук, не ха­рак­тер­ный для до­сок, ле­жа­щих на зем­ле или скре­п­лен­ных це­мент­ным рас­тво­ром. Опас­ность, опас­ность! Мур про­дви­нул­ся еще чуть-чуть впе­ред. Пол на­чал на­кло­нять­ся — его но­ги под­ни­ма­лись! Мур па­ни­че­ски от­полз на­зад. Пол со сту­ком вер­нул­ся на преж­нее ме­сто. Де­ре­вян­ная сек­ция по­во­ра­чи­ва­лась на шар­ни­рах, ус­та­нов­лен­ных чуть даль­ше, чем на пол­пу­ти че­рез пе­ре­кры­тый про­вал. По­ло­ви­на под­лин­нее, об­ра­щен­ная к пре­одо­лен­ной Му­ром час­ти ко­ри­до­ра, опи­ра­лась на ка­мен­ный ус­туп. Дру­гая по­ло­ви­на, чуть ко­ро­че, сво­бод­но опус­ка­лась. Ес­ли бы Мур шел, об­ша­ри­вая сте­ны, он не ус­пел бы от­сту­пить на­зад. Вес, пе­ре­не­сен­ный на но­гу, сту­пив­шую за по­пе­реч­ную ось, за­ста­вил бы зад­нюю по­ло­ви­ну лю­ка рез­ко под­нять­ся в воз­дух, и Мур, со­скольз­нув по де­ре­ву, по­ле­тел бы, раз­ма­хи­вая ру­ка­ми, в шах­ту, за­бот­ли­во при­го­тов­лен­ную хи­ли­та­ми.

Мур ти­хо ле­жал, об­на­жив зу­бы в вол­чь­ем ос­ка­ле. Он пом­нил, что рас­стоя­ние от края ка­мен­но­го по­ла до во­об­ра­жае­мой по­во­рот­ной оси бы­ло не боль­ше дли­ны его те­ла, то есть по­лу­то­ра мет­ров. Мож­но бы­ло до­пус­тить, что дли­на вто­рой, опус­кав­шей­ся по­ло­ви­ны де­ре­вян­ной сек­ции то­же со­став­ля­ла мет­ра пол­то­ра. Ес­ли бы у не­го был све­тиль­ник, Мур, на­вер­ное, ри­ск­нул бы пе­ре­ско­чить вто­рую по­ло­ви­ну с раз­бе­га. Но толь­ко не в тем­но­те: что, ес­ли он не рас­счи­та­ет и пе­ре­сту­пит че­рез ро­ко­вую ось? Нерв­ный ос­кал Му­ра рас­тя­нул­ся так, что у не­го за­ны­ло в вис­ках. Нуж­на бы­ла дос­ка, ле­ст­ни­ца, что-ни­будь.

Мур вспом­нил о ска­мье в ка­ме­ре, дли­ной не мень­ше трех мет­ров. Под­няв­шись на но­ги и дер­жась за сте­ну, он вер­нул­ся в ка­ме­ру — на об­рат­ный путь уш­ло го­раз­до мень­ше вре­ме­ни. Ти­хая, ос­ве­щен­ная ка­ме­ра ус­по­каи­ва­ла, да­же убаю­ки­ва­ла. Мур под­нял ска­мью и по­нес ее по тем­но­му ко­ри­до­ру, уже про­ве­рен­но­му и безо­пас­но­му. Дой­дя до по­во­ро­та, он сно­ва опус­тил­ся на чет­ве­рень­ки, по­ло­жил ска­мью си­день­ем вниз и по­та­щил ее ря­дом с со­бой. На­чал­ся де­ре­вян­ный пол. Мур про­толк­нул ска­мью впе­ред и вы­тя­нул­ся во весь рост на пер­вой по­ло­ви­не де­ре­вян­ной сек­ции — так, что­бы ближ­ний ко­нец на­хо­дил­ся пря­мо у не­го пе­ред но­сом. Он на­де­ял­ся, что даль­ний ко­нец уже опи­рал­ся на ка­мень. С ве­ли­чай­шей ос­то­рож­но­стью и вни­ма­ни­ем он пе­ре­нес свой вес на ска­мью, го­то­вый от­ско­чить на­зад при ма­лей­шем ко­ле­ба­нии.

Ска­мья дер­жа­лась проч­но. Мур по­полз впе­ред и, еще не дос­тиг­нув даль­не­го кон­ца, на­щу­пал паль­ца­ми ка­мень. Он сно­ва ос­ка­лил зу­бы — на этот раз с ра­до­стью и об­лег­че­ни­ем.

Но ко­ри­дор еще не кон­чил­ся. Дви­га­ясь на ко­ле­нях с преж­ней ос­то­рож­но­стью, Мур до­б­рал­ся до вто­ро­го по­во­ро­та. В не­сколь­ких мет­рах впе­ре­ди го­ре­ла ма­лень­кая жел­тая лам­поч­ка, блед­ным по­лу­кру­гом ос­ве­щав­шая дверь — ста­рую до­ща­тую дверь, вы­ход! За­ды­ха­ясь от вол­не­ния, Мур по­до­шел бли­же. Дверь за­пер­ли на за­мок — по всей ви­ди­мо­сти толь­ко для то­го, что­бы пре­дот­вра­тить па­де­ние в шах­ту ни­че­го не по­доз­ре­ваю­ще­го хи­ли­та или чис­то­го от­ро­ка, слу­чай­но за­шед­ше­го в под­зе­ме­лье.

Мур из­дал уны­лый звук, рас­смот­рел и по­тро­гал дверь, из­го­тов­лен­ную из су­хих, но доб­рот­ных до­сок, сби­тых клинь­я­ми и скле­ен­ных… Дверь ви­се­ла на пет­лях из спе­чен­ных же­лез­ных кру­жев. Двер­ная ра­ма, то­же де­ре­вян­ная, вы­гля­де­ла бо­лее по­дат­ли­вой и слег­ка про­гнив­шей. По­доб­рав­шись, Мур толк­нул дверь пле­чом, на­ва­ли­ва­ясь всем ни­чтож­ным ве­сом то­ще­го, еще не ок­реп­ше­го те­ла. Дверь не ше­лох­ну­лась. Мур опять на­бро­сил­ся на дверь. Ему по­ка­за­лось, что за­движ­ка по­да­лась. Сно­ва и сно­ва он бил­ся о дверь — ста­рое де­ре­во тре­ща­ло, но не ус­ту­па­ло. Мур по­крыл­ся си­ня­ка­ми и сса­ди­на­ми, но боль ни­че­го не зна­чи­ла. Он вспом­нил про ска­мью и по­бе­жал на­зад, до по­во­ро­та. За уг­лом он рез­ко за­мед­лил­ся, и, опи­ра­ясь на од­ну ру­ку, дру­гой ос­то­рож­но на­щу­пал ко­нец ска­мьи. Под­та­щив ска­мью к се­бе, он при­нес ее к на­руж­ной две­ри, при­це­лил­ся, раз­бе­жал­ся — и уда­рил кон­цом ска­мьи по де­ре­вян­ной за­движ­ке. Ра­ма рас­ще­пи­лась, дверь рас­пах­ну­лась. Мур вы­шел из гул­ко­го под­зе­ме­лья, еще пе­ре­кли­кав­ше­го­ся от­зву­ка­ми уда­ра.

По­ста­вив ска­мью по­одаль у сте­ны хра­ма, где бы­ло еще не­сколь­ко та­ких же, Мур вер­нул­ся к две­ри и за­крыл ее. Вста­вив на ме­сто от­ско­чив­ший ку­сок ра­мы, он плот­но при­жал его. Те­перь за­мок мож­но бы­ло от­крыть, не об­на­ру­жив по­лом­ки. Мур зло­рад­но пред­ста­вил се­бе хи­ли­тов, че­шу­щих в за­тыл­ках.

Че­рез ми­ну­ту Мур сто­ял, за­драв го­ло­ву к тре­пе­щу­щим бле­ст­кам звезд в мут­ной оп­ра­ве Скиа­фа­ри­льи. «Я — Гас­тель Этц­вейн! — воз­бу­ж­ден­но бор­мо­тал он. — Гас­тель Этц­вейн сбе­жал от хи­ли­тов, Гас­тель Этц­вейн еще на­ло­ма­ет дров!»

Но празд­но­вать ос­во­бо­ж­де­ние бы­ло преж­де­вре­мен­но. По­бег ра­но или позд­но об­на­ру­жи­ли бы, ско­рее все­го уже на сле­дую­щее ут­ро, но ни­как не поз­же, чем че­рез два-три дня. Ос­со не мог при­бег­нуть к по­мо­щи Че­ло­ве­ка Без Ли­ца, но ему ни­че­го не стои­ло от­пра­вить по­сыль­но­го в Деб­ри за ищей­ка­ми-ахуль­фа­ми. Ахуль­фы бра­ли лю­бой, са­мый ста­рый, вы­вет­рив­ший­ся след, и не сби­ва­лись с не­го до тех пор, по­ка бег­лец не са­дил­ся в ко­лес­ный эки­паж, в лод­ку или в гон­до­лу воз­душ­ной до­ро­ги. Гас­тель Этц­вейн дол­жен был сно­ва по­ло­жить­ся на свою изо­бре­та­тель­ность. Ос­со пред­по­ло­жит, ко­неч­но, что бег­лец по­ста­ра­ет­ся как мож­но ско­рее ока­зать­ся как мож­но даль­ше от Ба­шо­на. Сле­до­ва­тель­но, ес­ли Гас­тель Этц­вейн ос­та­нет­ся не­по­да­ле­ку от хра­ма, по­ка ахуль­фы ры­щут по ок­ре­ст­но­стям в бес­плод­ных по­ис­ках, и вый­дет из ук­ры­тия, ко­гда ище­ек с про­кля­тия­ми от­пра­вят во­своя­си, он смо­жет спо­кой­но уй­ти. Ку­да? Это уже дру­гой во­прос.

В ста мет­рах ни­же по скло­ну на­хо­ди­лась сы­ро­мят­ня с са­рая­ми и при­строй­ка­ми, где мож­но бы­ло най­ти де­сят­ки ук­ром­ных угол­ков. Гас­тель Этц­вейн сто­ял в те­ни под ар­кой ниж­не­го по­коя, при­слу­ши­ва­ясь к шо­ро­хам но­чи. Он чув­ст­во­вал се­бя стран­но, как бес­те­лес­ный при­зрак. На­вер­ху, в хра­ме, рас­про­стер­шись в клу­бах ды­ма ку­ря­щей­ся галь­ги, при­ча­ща­лись к Га­лек­си­су хи­ли­ты. Их ред­кие не­чле­но­раз­дель­ные воз­гла­сы по­гло­ща­лись глу­хи­ми сте­на­ми, поч­ти не на­ру­шая ти­ши­ну.

Гас­тель Этц­вейн не спе­шил вы­хо­дить из-под ар­ки. То­ро­пить­ся бы­ло не­ку­да. Пер­во­оче­ред­ная за­да­ча за­клю­ча­лась в том, что­бы сбить с тол­ку ахуль­фов, спо­соб­ных улав­ли­вать за­па­хи, не­дос­туп­ные че­ло­ве­че­ско­му обо­ня­нию. В том, что Ос­со уст­ро­ит об­ла­ву, он не со­мне­вал­ся. По­ис­кав в глу­би­не ниж­не­го по­коя, он об­на­ру­жил в уг­лу ста­рую ря­су, слу­жив­шую ве­то­шью для уда­ле­ния пы­ли с ка­фед­ры. Он ра­зо­рвал ее по­по­лам. Бро­сая на ка­ме­ни­стую поч­ву то од­ну, то дру­гую по­ло­ви­ну ря­сы и пе­ре­пры­ги­вая с од­ной на дру­гую, он по­ки­нул храм и спус­тил­ся с хол­ма, не ос­тав­ляя ни сле­дов, ни за­па­ха, спо­соб­но­го при­влечь ахуль­фов. До­б­рав­шись до бли­жай­шей при­строй­ки сы­ро­мят­ни, Гас­тель Этц­вейн ти­хо сме­ял­ся.

Он ук­рыл­ся в за­ко­ул­ке са­рая. По­ло­жив го­ло­ву на свер­ну­тую рва­ную ря­су, он ус­нул.

Са­сет­та, Эзе­лет­та и За­эль вы­ка­ты­ва­лись из-за го­ри­зон­та ка­ру­се­лью, стре­ляв­шей под­виж­ны­ми раз­но­цвет­ны­ми лу­ча­ми. С хол­ма до­нес­ся пуль­си­рую­щий звон ко­ло­ко­ла, со­зы­ваю­щий чис­тых от­ро­ков в хра­мо­вые кух­ни, где они еже­днев­но ва­ри­ли зер­но­вую ка­шу хи­ли­там на зав­трак. На вос­точ­ный двор ста­ли вы­хо­дить хи­ли­ты — из­мо­ж­ден­ные, крас­но­гла­зые, с бо­ро­да­ми, про­коп­чен­ны­ми ды­мом галь­ги. До­б­рав­шись до ска­мей, они рас­се­лись, под­сле­по­ва­то щу­рясь на раз­го­рав­ший­ся рас­свет, все еще не окон­ча­тель­но оч­нув­шись. Жен­щи­ны, ра­бо­тав­шие в сы­ро­мят­не, уже по­лу­чи­ли хлеб и на­пи­лись чаю. Те­перь они вы­страи­ва­лись на пе­ре­клич­ку — од­ни в уг­рю­мом мол­ча­нии, дру­гие с шут­ка­ми и при­ба­ут­ка­ми. На­ряд­чи­цы вы­кри­ки­ва­ли име­на ра­бот­ниц, по­лу­чив­ших осо­бые за­да­ния — эти вы­шли из строя и раз­бре­лись в раз­ные сто­ро­ны. Не­сколь­ко ста­рух, мат­ри­ар­хи «се­ст­рин­ской об­щи­ны», на­пра­ви­лись к на­ве­сам с хи­ми­ка­та­ми, что­бы при­го­то­вить смесь трав, по­рош­ков, кра­си­те­лей и вя­жу­щих до­ба­вок. Дру­гие ок­ру­жи­ли ча­ны для вы­скаб­ли­ва­ния, вы­ма­чи­ва­ния, про­пит­ки и вы­жим­ки шкур. Еще од­на бри­га­да об­ра­ба­ты­ва­ла све­жие шку­ры, дос­тав­лен­ные ахуль­фа­ми из Деб­рей.

По­сле сор­ти­ров­ки шку­ры рас­кла­ды­ва­ли на круг­лых де­ре­вян­ных сто­лах, где их под­вер­га­ли пред­ва­ри­тель­ной очи­ст­ке, об­рез­ке и рас­тяж­ке. При­го­тов­лен­ные шку­ры спус­ка­ли по же­ло­бу в чан со ще­ло­ком. Эат­ре по­ру­чи­ли ра­бо­тать за сто­лом для очи­ст­ки шкур — ей вы­да­ли щет­ку, стек­лян­ный нож и ма­лень­кий ост­рый скре­бок с де­ре­вян­ной руч­кой. Джа­та­лья, вы­со­кая над­смотр­щи­ца, хо­ди­ла во­круг сто­ла и по­ну­ка­ла ра­бот­ниц. Эат­ре ра­бо­та­ла ти­хо, спо­кой­но, поч­ти не под­ни­мая глаз. Она ка­за­лась вя­лой, по­те­ряв­шей ин­те­рес к жиз­ни. Эат­ре стоя­ла не даль­ше, чем в три­дца­ти мет­рах от уг­ла са­рая, где пря­тал­ся Этц­вейн. Про­тис­нув­шись сре­ди меш­ков и при­жав­шись ли­цом к зем­ле у ши­ро­кой ще­ли под до­ща­той сте­ной са­рая, он ви­дел двор сы­ро­мят­ни, склон хол­ма и об­ра­щен­ную к сы­ро­мят­не часть хра­ма. За­ме­тив мать, он чуть бы­ло не по­звал ее: Эат­ре, та­кую до­б­рую, та­кую ак­ку­рат­ную, за­ста­ви­ли за­ни­мать­ся гру­бой гряз­ной ра­бо­той! Этц­вейн ле­жал, по­ку­сы­вая гу­бы и час­то мор­гая. Он да­же не мог ска­зать ей па­ру слов в уте­ше­ние!

Со сто­ро­ны хра­ма по­слы­ша­лись воз­бу­ж­ден­ные го­ло­са. Чис­тые от­ро­ки ве­се­ло вы­бе­жа­ли из кух­ни, ра­зо­шлись кто ку­да и ста­ли с по­каз­ным вни­ма­ни­ем раз­гля­ды­вать скло­ны и до­ли­ну под хол­мом. На верх­ней тер­ра­се поя­ви­лись хи­ли­ты в бе­лых ря­сах, что-то ожив­лен­но об­су­ж­дав­шие, по­ка­зы­вав­шие ру­ка­ми в раз­ные сто­ро­ны. Этц­вейн по­нял, что его от­сут­ст­вие об­на­ру­жи­ли — чуть рань­ше, чем он рас­счи­ты­вал. Он на­блю­дал со сме­шан­ным чув­ст­вом ужа­са и зло­рад­ст­ва. При­ят­но бы­ло ви­деть хи­ли­тов рас­те­рян­ны­ми и раз­до­са­до­ван­ны­ми — при­ят­но и страш­но! Ес­ли его вы­сле­дят и пой­ма­ют… У не­го му­раш­ки по­бе­жа­ли по спи­не.

Вско­ре по­сле по­луд­ня он за­ме­тил при­бы­тие ахуль­фов — двух сам­цов с мох­на­ты­ми кри­вы­ми но­га­ми, оп­ле­тен­ны­ми крест-на­крест, по­верх чер­ной шер­сти, крас­ны­ми лен­та­ми зна­то­ков-сле­до­пы­тов. Ве­ли­кий Муж Ос­со, су­ро­во сто­яв­ший на пло­щад­ке воз­вы­ше­ния сре­ди ши­ро­ких сту­пе­ней хра­мо­вой ле­ст­ни­цы, разъ­яс­нил свои по­треб­но­сти на язы­ке да­ду. Ахуль­фы слу­ша­ли, дер­гая го­ло­ва­ми и за­ли­ва­ясь хи­хи­каю­щим ли­сичь­им тяв­кань­ем. Ос­со бро­сил на зем­лю дет­скую ру­ба­ху — по-ви­ди­мо­му, при­не­сен­ную из хи­жи­ны Эат­ре или при­па­сен­ную на этот слу­чай. Ахуль­фы схва­ти­ли ру­ба­ху ру­ка­ми, по­хо­жи­ми на че­ло­ве­че­ские, по­оче­ред­но при­жа­ли ее к обо­ня­тель­ным ор­га­нам на ступ­нях и не­бреж­но под­бро­си­ли вы­со­ко в воз­дух — с бес­ша­баш­ным пре­зре­ни­ем к тор­же­ст­вен­ной стро­го­сти хи­ли­тов, раз­бе­гав­ших­ся от па­даю­щей ру­ба­хи с не­го­дую­щи­ми ок­ри­ка­ми. Под­ско­чив бли­же к Ос­со, ахуль­фы ста­ли од­но­слож­но, но яро­ст­но уве­рять его в сво­ей ком­пе­тент­но­сти и уве­рен­но­сти в ус­пе­хе с по­до­бо­ст­ра­ст­но­стью, сма­хи­вав­шей на из­де­ва­тель­ст­во. Ос­со не­тер­пе­ли­вым жес­том при­ка­зал им при­сту­пить к ис­пол­не­нию обя­зан­но­стей. Шу­ст­ро ози­ра­ясь по сто­ро­нам (ахуль­фы та­щи­ли все, что пло­хо ле­жа­ло) ищей­ки от­пра­ви­лись к ни­ше об­ще­жи­тия чис­тых от­ро­ков. Там они взя­ли след Этц­вей­на, о чем и опо­вес­ти­ли Ос­со, бе­ше­но тяв­кая и час­то под­пры­ги­вая.

Ис­пу­ган­ные, воз­бу­ж­ден­ные чис­тые от­ро­ки смот­ре­ли во все гла­за. Смот­рел во все гла­за и Этц­вейн, бо­яв­ший­ся, что ве­тер до­не­сет его за­пах до ахуль­фов.

Но ве­тер, как все­гда, дул вниз по скло­ну. Этц­вейн об­лег­чен­но вы­дох­нул, ко­гда уви­дел, что ищей­ки, рыс­кав­шие во­круг хра­ма, про­шли ми­мо то­го мес­та, от­ку­да он спус­тил­ся, и ни­че­го не об­на­ру­жи­ли. Обес­ку­ра­жен­ные, с уны­ло ви­ся­щи­ми уша­ми, ахуль­фы спус­ти­лись к быв­шей хи­жи­не Эат­ре, но и там по­тер­пе­ли не­уда­чу. То и де­ло на­бра­сы­ва­ясь друг на дру­га и щел­кая че­лю­стя­ми, уг­ро­жаю­ще вы­пус­кая бе­лые ког­ти из мяг­ких чер­ных ступ­ней и още­ти­ни­ва­ясь спи­раль­ны­ми вит­ка­ми шер­сти, ищей­ки вер­ну­лись к ожи­дав­ше­му Ос­со и объ­яс­ни­ли на да­ду, что бег­лец скрыл­ся в ко­лес­ном эки­па­же. Ос­со раз­дра­жен­но по­вер­нул­ся на мес­те и под­нял­ся в храм. Ахуль­фы убе­жа­ли на юг, вверх по до­ли­не Су­мрач­ной ре­ки, в Хван­ские Деб­ри.

Вы­гля­ды­вая че­рез щель, Этц­вейн ждал, по­ка во­круг вос­ста­нав­ли­вал­ся по­все­днев­ный по­ря­док об­щин­ной жиз­ни. Чис­тые от­ро­ки, раз­оча­ро­ван­ные тем, что не до­ж­да­лись ужас­но­го зре­ли­ща, вер­ну­лись к сво­им за­бо­там. Ра­бот­ни­цы в сы­ро­мят­не без­у­ча­ст­но суе­ти­лись во­круг сто­лов, ча­нов и про­мы­воч­ных ванн. Хи­ли­ты си­де­ли на скамь­ях вдоль верх­ней тер­ра­сы хра­ма, как ко­ст­ля­вые бе­лые пти­цы на жер­доч­ке. Сол­неч­ный свет, ок­ра­сив­ший­ся по­лу­ден­ным ли­ло­вым от­тен­ком, рас­ка­лял бе­лую пыль и сухую, обож­жен­ную поч­ву.

Ко­же­вен­ные ра­бот­ни­цы по­бре­ли в тра­пез­ную. Этц­вейн мыс­лен­но звал свою мать: «По­дой­ди, бли­же!» Но Эат­ре уш­ла, да­же не по­вер­нув го­ло­вы.

Че­рез час она вер­ну­лась к чис­тиль­но­му сто­лу. Этц­вейн от­полз от ще­ли и по­смот­рел во­круг. Са­рай за­ва­ли­ли меш­ка­ми, бо­чон­ка­ми хи­ми­ка­тов, ин­ст­ру­мен­та­ми, ут­ва­рью, вся­кой вся­чи­ной. Он на­шел ку­сок мыль­ной со­ды и, ос­то­рож­но под­крав­шись к вы­хо­ду, бро­сил его к са­мым но­гам Эат­ре. Та, ка­за­лось, ни­че­го не за­ме­ти­ла. По­том, буд­то вне­зап­но ото­рвав­шись от не­ве­се­лых раз­мыш­ле­ний, взгля­ну­ла на зем­лю.

Этц­вейн бро­сил еще ку­сок со­ды. Эат­ре под­ня­ла го­ло­ву, по­смот­ре­ла вдаль, обер­ну­лась к са­раю. Этц­вейн от­ча­ян­но жес­ти­ку­ли­ро­вал в те­ни. Эат­ре на­хму­ри­лась и от­вер­ну­лась. Этц­вейн сто­ял, ни­че­го не по­ни­мая. Раз­ве она его не ви­де­ла? Чем она не­до­воль­на?