Бухгалтер 2, или Всё наперекосяк

Глава 1

На столе замурлыкал плоский, как черепаха, телефон. Капитан Василий Барабанщиков поднял глаза, с тихой ненавистью посмотрел на аппарат. Он давно испытывал к телефонам безотчетную нелюбовь. Один только вид этой техники раздражал и был способен испортить настроение на целый день. Наверно, потому, что по телефону, как правило, сообщают одни неприятности.

Василий выждал некоторое время. Мерзкий аппарат не умолкал. Капитан вздохнул, поправил очки, взял трубку:

— Слушаю, капитан Барабанщиков.

— Доброе утро, Василий Иванович, заходите ко мне.

Говоривший не представился, но в этом и нет нужды. Голос подполковника Береговой в отделе и так знали все. « Царица Тамара», именно так звали ее между собой сотрудники, недавно назначена начальником отдела вместо ушедшего на пенсию полковника Левченко. Она пользовалась непререкаемым авторитетом, потому что умница и, вдобавок, очень красивая женщина. Трудно спорить с начальницей, обладающей манерами грузинской царицы и внешностью Кармен.

Василий быстро прошел по коридору.

— Разрешите, Тамара Васильевна?

— Да, садитесь.

Барабанщиков сел за небольшой стол толстого стекла, пальцы привычно раскрыли блокнот. Окинул взглядом присутствующих. Их трое. Напротив Василия расположился солидный господин лет шестидесяти, в толстых очках, на голове клубится седая шевелюра. Костюм сидит так, что сразу видно — у него очень внимательная и заботливая жена, следящая за имиджем мужа. Но сам господин достаточно равнодушен к подобной ерунде и вот дорогой галстук уже висит криво, словно оборванная веревка висельника, волосы растрепаны и вообще заметно, что господин совсем умный. Второй — мужчина за тридцать, высок, силен, ухожен и высокомерен, этакий гетеросексуал американского типа. Хоть щас в ковбои! Третья — женщина. Внешность умещается в двух словах — блондинка в законе. Неодобрительный взгляд пробежал по холеным ногтям, пышным золотым волосам. Василий повернулся к Береговой. «Царица Тамара» заметила взгляд Барабанщикова, едва заметно усмехнулась глазами. Представила присутствующих:

— Каверин Анатолий Петрович — профессор, доктор исторических наук. Орлов Андрей Александрович — кандидат наук, старший научный сотрудник института истории РАН. Дементьева Ольга Борисовна — научный сотрудник института, заканчивает аспирантуру. А это наш сотрудник, капитан Барабанщиков Василий Иванович.

Нудная процедура представления окончилась, вставание, рукопожимание и кивание завершилось и Василий выжидательно посмотрел Тамаре в глаза.

— Дело вот какое, — сказала она, обращаясь к Василию, — ваш отчет о… ну, о проделанной работе, в той части, где вы рассказали о заброшенном храме, очень интересен. Наше руководство ознакомило историков с этой информацией. Правительство Камбоджи тоже заинтересовалось и обратилось к нам за помощью. Одним словом, вам предлагается новая командировка в джунгли.

Василий с непроницаемым лицом выслушал. Поправил съехавшие на нос очки, негромко произнес:

— Там очень опасно, — и выразительно посмотрел на ученых.

— Правительство республики предоставит охрану. Роту солдат, а не полицейских, — ответила Тамара, предупреждая следующий вопрос. Она знала, какую роль сыграла полиция в той операции.

— Хорошо, я готов, — вздохнул Василий. — Когда ехать?

— Завтра. Вы — сотрудник института. Ваша задача — помочь в поиске и исследовании храма нашим и камбоджийским ученым.

Когда дверь за Барабанщиковым закрылась, профессор вежливо обратился к Тамаре:

— Тамара Васильевна, я… э-э, как бы это сказать… немного по-другому представлял себе вашего сотрудника. Я слышал, что он в одиночку толпы врагов побивал, девиц из плена спасал ну и вообще, чуть ли не Джеймс Бонд, а тут…

— Мсье Паганель. Чудак ботаник из « Пятнадцатилетнего капитана». Не удивлюсь, если завтра он явится с сачком для ловли бабочек, — хмыкнул Андрей Орлов. Холеное лицо скривилось, будто случайно хлебнул просроченный кефир вместо пива.

Аспирантка хихикнула, ладошка благовоспитанно прикрыла накрашенный ротик.

— Первое впечатление бывает обманчивым, — предупредила Тамара.

— Согласен, полностью с вами согласен, но все равно какой-то он… словно из него воздух выпустили. Нельзя ли заменить?

— В операции, кроме капитана Барабанщикова принимали участие еще двое. Это гражданские лица, они оказались случайно вовлечены, — сухо произнесла Береговая, — один старик, из местных жителей. У него нелады с властями из-за прошлого. Он не захотел сотрудничать и куда-то исчез. Второй участник — женщина. Вышла замуж, ждет ребенка.

Некоторое время помолчала, потом добавила:

— Капитан Барабанщиков — квалифицированный сотрудник с большим опытом работы.

— Я слышал … — начал опять профессор.

— Вы правильно слышали, — не очень вежливо перебила «царица Тамара», — в задачу капитана входит провести вас к месту находки и все. Он единственный, кто может это сделать. Работать вы будете самостоятельно с местными товарищами под охраной солдат, а капитан Барабанщиков вернется к исполнению повседневных обязанностей. Всего хорошего.

Кожаное сидение ласково приняло в объятия профессорский зад, дверь солидно клацнула замком, салон наполнился запахом дорогого одеколона. Профессор задумчиво произнес:

— Какой-то подозрительный старик, девушка, вышедшая замуж…

— Несчастная любовь! — воскликнула аспирантка.

Орлов закатил глаза, нижняя губа презрительно выпятилась, раздался лошадиный фырк.

Василий устало откинулся на спинку кресла, палец небрежно надавил на кнопку выключения компьютера. Чувствовал, что раздражение постепенно поднимается откуда-то… ну, от стула и заполняет по самые уши. Предстоящая командировка, на недельку, как сказали в кадрах, выбила из колеи. Воспоминания, как растревоженные тараканы, торопливо полезли из темных углов памяти, куда Василий постарался их загнать.

…ощутил жаркий, влажный воздух джунглей, перенасыщенный диковинными запахами. Услышал шум листьев, донеслись крики удивительных птиц. Опять появилось перед глазами лицо той далекой теперь и недостижимой девушки — Алики Карелиной. Она давным-давно, почти три месяца, как замужем. Его тоже приглашали на свадьбу. Как «друга»! Он не стал ссылаться на занятость, как обычно делают, когда не хотят приходить. Ответил — я не приду, положил трубку. Приглашение порвал и выбросил. Он ни в чем не обвинял девушку. Все сложилось именно так, как и должно. Путешествие по диким джунглям, перелеты, бои, драки — все закончилось, стало казаться просто киношным приключением. Наступила обыденная серая жизнь. Нет, они встречались и казалось, что все хорошо. Василий первым почувствовал, что отношения меняются. Позднее назвал несовместимостью мировоззрений, а тогда это были небольшие размолвки. Алика считала, что Василию незачем служить, слишком опасно. Ее родители имеют обширные связи в Москве. Предлагали занять денег у хороших друзей, организовать прибыльное дело. Лояльность властей и налоговой гарантировалась. Выгодные заказы — тоже. Родителей можно понять — они, старые и мудрые, хотели обычного счастья для дочери, спокойной семейной жизни и искренне не понимали, почему Василий уклоняется от ответа. Алика дулась, но прощала. А Василий и сам не понимал, чего отказывается. Ну ведь не всю жизнь служить, когда-то уйдешь со службы и что? Идти в охранники? Или начальники охраны, что, в сущности, одно и то же? Знал немало полковников, которые после службы на очень ответственных постах шли мыть машины или сторожить дворцы торговцев водкой. Не всем удавалось устроиться после службы, далеко не всем. А те, кому посчастливилось пересесть в кресло директора или даже генерального директора… Да чего там! Все знают, каким унижением это достигается.

Чуждая после многолетней службы гражданская жизнь страшнее любых джунглей.

Василий знал, что ждет в будущем. Умом понимал житейскую правоту Алики и родителей. Трудно смотреть в глаза умной, красивой девушки, которая искренне любит и хочет стать твоей женой. И начал потихоньку сдаваться. В самом деле, чего горбатиться? Другие легко и просто идут наверх. Василий знал лейтенантов, пришедших вместе с ним или позже и уже делающих блестящую карьеру. Они не проливали ведрами горячий пот на тренировках, в них не стреляли, их не рвали и не били ни чужие, ни свои. Досрочно получали звания, должности. Откормленные, ухоженные, словно породистые собаки, и так же, как собаки, обвешанные медальками, уверенно переходили из кабинета в кабинет. Только морды становились все мордастее и строжее.

Как-то довелось услышать разговор двух полковников. Один хвастал, что при каждом новом назначении уносит старый стул в новый кабинет. « С лейтенантов на нем сижу, — рассказывал, заливаясь счастливым смехом — так на одном стуле и до генерала досижу, ха-ха»! Обоим полковникам чуть за тридцать…

Горько на душе. Лезут мысли, что раз живем, что никому не нужны, кроме как сами себе. Вон, люди живут, хлеб с черной икрой жуют. Им дают, они дают. Жены у них самые красивые, дома — дворцы. Их уважают, им завидуют, ставят в пример. Тем, что неудачниками считают. Которых за то, что они кровь за Родину проливали, зовут « эй, полковник» и посылают мыть машины тех, кто пил, жрал и предавал. Вот к таким обращаются уважительно — « господин». И почтительно пожимают ручку.

Как-то Василий был в гостях у родителей Алики. Отец говорил по телефону на балконе, кого-то распекал. Мать с дочерью на кухне. Василий сидел в кресле и, скучая, щелкал кнопками пульта телевизора. Полутораметровая плазменная панель светится всеми цветами, послушно меняя картинку. Одна программа тускло загорелась древним черно-белым экраном. Кадры старой военной кинохроники комментировал строгий голос диктора за кадром. Танки, самолеты, взрывы. Василий видел такое много раз и хотел переключить, когда огромный экран показал переправу. Глубокая осень, снег, ветер… В черной, ледяной воде по грудь стоят солдаты, держат на плечах деревянные мостки. Пехота торопливо перебегает на другой берег. У солдат в ледяной воде спокойные лица, будто заняты самой обычной, повседневной работой.

А ведь они совершают подвиг!!!

Солдаты отрешенно-равнодушно смотрят на темную гладь холодной воды. Сто грамм накатить, покурить и можно дальше стоять, вот о чем думают солдаты, а не о подвиге! Плевать им на подвиг!! Побыстрее бы батальон прошел, потом к костру и снова в воду, еще пехота подошла… Василий судорожно вдавил кнопку паузы, замер, напряженно всматриваясь в удивительную картину. Он чувствовал и страшный давящий холод, и желание закурить, и досаду на начальство, не позаботившееся о бревнах на сваи… и зависть! Он остро завидовал простому солдату, стоящему по грудь в ледяной воде! Нужно огромное мужество и презрение к смерти, что бы направить горящий самолет на колонну врага, закрыть грудью амбразуру пулемета, спокойно идти на казнь и не выдать под пытками товарищей. Не все способны. И всякий назовет это подвигом, о таких людях пишут, говорят, слагают песни. Но кем надо быть, что бы вот так, равнодушно, не думая о награде, держать мостки с пехотой, будто Атлант край неба, стоя по грудь в холодной воде! «А я уже оскотинился, — горько и зло подумал Василий. — В тепло захотел, чтоб кусок побольше, а жопа поширше. Проживу, как скот и скотом помру. Ведь не для того же рожден человек, что бы есть да развлекаться, он же что-то совершить должен! А каково будет друзьям в глаза смотреть, когда на суд Божий приду? Эх»!

С того дня Василий под разными предлогами уклонялся от визитов в дом родителей Алики. Девушка недоумевала, сердилась, наконец прямо спросила, в чем дело? Василий мялся, не зная, как объяснить то, что и самому не совсем понятно. Вот чувствует, как надо правильно, а объяснить не может. Потому что такие слова, как честь, Родина, долг, верность и правда вызывают только смех и иронию. Ну как тут объяснишь?

— У меня много работы, — промямлил Василий. — Торговать водкой или сторожить банк я не хочу. И не умею. Мы с тобой все-таки разные. Ты образованная, из богатой семьи. Привыкла к городу, удобствам, к деньгам. А я другой… ну, другая у меня жизнь. Могут вообще из Москвы перевести в глушь…

— Все такие вопросы легко решить, — ответила Алика, — ты чего-то не договариваешь.

— Да нет, я ничего не скрываю, — торопливо заговорил Василий. — Но не могу я так, каждый день в стойло к корыту!…Служить мне надо!

— Так служи, — тихо ответила девушка, — все служат. И не обязательно в глуши. И в Москве офицеры нужны. Не хочешь бросать службу, не бросай. Я не понимаю тебя!

Тягостный разговор кончился тем, что Алика ушла, едва сдерживая слезы. По-женски решила, что Василий ее не любит, но, как и всякий трусливый мужик, не решается об этом сказать. Барабанщиков потом тысячу раз назвал себя дебилом и проклял тот день. Ну дурак, псих, увидел, как кто-то стоит в воде и держит доски. Ну и пусть стоит! Может, он больше ни на что не способен, идиот ты несчастный! Жизнь-то, она вот, реальна, рядом. Упустишь мгновение и будет другой! Ну спустись ты на землю с облаков мечтаний, придурок, ведь ничего потом не исправишь! Алика словно растворилась в воздухе: телефоны молчали, дома никого нет. Невозможно найти человека. Много позже Василий узнал, что Алика срочно поменяла номера телефонов и строго-настрого велела родителям не открывать дверь. Уязвленная гордость женщины способна на все. Впрочем, подобные мелочи не смутили бы Василия, отыскать человека в Москве пустяк, но… Алика вышла замуж уже через неделю. Воздыхателей вокруг нее всегда хватало, только мигнуть. Один оказался рядом в нужный момент… Тут уж Василий опустил руки. Вдобавок, обозлился, решил не терять лицо — он тоже не последний! Так все и закончилось. Сердце долго болело, рвалось и Василий знал, что так будет еще долго. Но что-то в душе перегорело и прежнее ушло. Уже подкрадывалось равнодушие, медленно, маленькими шажками. «Время лечит, — грустно думал Василий, — только почему так долго?»

Утром все четверо встретились в аэропорту. Профессор ухожен, ровно подстрижен, дорожная сумка полна домашних продуктов. Кандидат наук почти с пустыми руками, если не считать элегантно-мужественного рюкзака типа military. Узкие бедра обтягивают черные джинсы, на широких плечах трещит черная рубашка, рукава закатаны по локти. Весь облик кандидата наук дышит отвагой и приключениями в пампасах. Аспирантка украсила пышный бюст гипюровой белой рубашечкой, золотые волосы завязаны в целомудренный узел, длинные ноги словно облиты небесной синью — голубые лосины сидят без единой складки, как вторая кожа, попка похожа на дольки абрикоса. Словом, все трое полностью соответствуют стереотипу, олицетворяют успешность, сексапильность и гармонию с внешним миром.

Василий приехал за пять минут до конца регистрации и был последним в очереди. В дорогу одел свободные брюки из плотного хлопка и большую, не по размеру, толстовку. На лице красуются полукруглые очки в пластиковой дешевой оправе. Волосы торчат, будто только что встал с постели. Поклажи вовсе нет, что вызвало законное подозрение таможенников — как это, без вещей? Наши люди за границу налегке не ездят! Василия тормошили так, что все пассажиры выжидательно смотрели, когда же найдут что нибудь запрещенное? Таможенник вздохнул. Взгляд последний раз хмуро остановился на лице нелепого парня в очках. Несколько шрамов говорили о том, что этот чудак может упасть на ровном месте и серьезно пораниться. Инспектор покачал головой, ладонь брезгливо толкнула воздух, словно завоняло. Выводящая стюардесса повела пассажиров на посадку.

Аспирантка элегантно приземлилась на среднее кресло, мужчины сели по краям, а Василий неловко плюхнулся впереди. Кресло злобно скрипнуло, спинка дернулась к полу. Снял очки, поочередно дохнул на каждое стекло, тщательно протер рукавом. Дурацкие окуляры прописал врач после медицинского осмотра. Вернувшись из Камбоджи, Барабанщиков заметил, что вроде видеть стал хуже. Сначала не обратил внимания, но когда разладилось с Аликой, зрение заметно ухудшилось. Обратился к офтальмологу. Тот осмотрел и объяснил, что это от нервного напряжения. Посоветовал успокоиться, выписал кучу витаминов и корректирующие очки. Василий взял в «Оптике» самую простую оправу, стал регулярно напиваться успокаивающих и тормозящих пилюль. Зрение поправилось, но врач настоял, чтобы очки еще носил. Вот так он и оказался прибитым сутулым очкариком, будто совсем ученый.

Очнулся от дум, когда самолет затормозил в начале взлетной полосы. Лайнер заметно клюнул носом. Возле Василия стоит существо голубого цвета и настойчиво теребит за рукав.

— Пристегните ремень, пожалуйста… ремень пристегните, ну мужчина… — сдержанно бормочет стюардесса, симпатичная мордашка багровеет. Василий спохватывается, замок щелкает. Голубой мундир уплывает.

Турбины взвыли так, словно собрались оторваться и лететь самостоятельно. По самолету бежит мелкая дрожь, огромная алюминиевая труба с крыльями мчится по взлетной полосе. Короткий разбег обрывается, самолет взмывает в небо. Земля уходит, растворяется в дымке. Округлый нос машины пробивает облака и вот уже машина не летит, а медленно плывет над бескрайней заснеженной равниной. Привычный мир исчез, осталось солнце и толстая вата сплошных облаков. Опять появился щем в груди. Завозился, рука опустилась в карман за таблетками. Пара маленьких кругляшей падает на язык. Андрей Орлов и Ольга Дементьева переглянулись. Орлов брезгливо кривится. Ольга жмет плечами, глаза опускаются. Вспомнила слова красивой черноволосой женщины, начальницы капитана, о какой-то девушке, принимавшей участие в той операции и недавно вышедшей замуж. «Все равно, нельзя так переживать, — думает Ольга сочувственно, — и у меня была безответная любовь, но таблетки я не глотала, справилась. А тут мужчина все-таки»! Глаза презрительно сощурилась, лицо повернулось к окну. Василий откинулся на спинку кресла, закрыл глаза. Память снова вернула на полгода назад. Только что вернулся из того странного отпуска, в котором причудливо перемешались морские пираты, бандиты, партизаны и удивительная девушка по имени Алика…

Военный атташе посольства, он же — начальник военной разведки в этой стране, сразу связался с Москвой. Немедленно пришло подтверждение кода и имени. Атташе торопливо вышел во двор, успокоительно кивнул охране:

— Быстренько проходите внутрь, все подтвердилось, — сказал он, обращаясь ко всем троим. Василий и Алика сразу направились в дом. Хо немного помялся, но решил войти. Не оставаться же на улице, тем более, что за оградой начали собираться любопытные.

Когда Василий немного привел себя в порядок, вызвали к послу. Тот уже знал, кто перед ним и предложил Василию коротко рассказать о путешествии.

Выслушал молча, нахмурился. Постукивая карандашом по столу, произнес:

— Хреново у вас с полицией получилось, Василий Иванович. Ваша информация уже ушла, а вот вам придется задержаться. Будет разбор полетов, вы же понимаете?

— Да, понимаю, — ответил Василий. — Я вынужден был защищаться, потому что нас хотели убить, а не задержать для выяснения обстоятельств. Почему так — пусть выясняет местная власть.

— Выяснит, конечно. На время разборов вы будете жить на территории посольства. Из посольства — никуда, иначе никаких гарантий.

Вся следующая неделя прошла в разборках и нервотрепке. Камбоджийские власти жутко оскорбились, когда выяснили, что один иностранец, незаконно проникнувший в их суверенную страну, разгромил полицейский участок, половину там поубивал, а остальные со страху попрятались и теперь требуют денежной компенсации от правительства за пережитый стресс и особо сложные условия службы. Полицейское начальство сгоряча потребовало немедленно выдать злодея для предания суду и казни. На что российское посольство резонно ответило, что в деле есть странности и очень серьезные нестыковки фактов, так что тропиться не следует, а давайте разбираться. Постепенно в ходе следствия стало выясняться, что полиция действовала, мягко говоря, неадекватно возникшей угрозе. Начальник полицейского участка принял решение о захвате группы «ученых» и уничтожении, не имея на то ни веских оснований, ни полномочий. Выживший заместитель (в тот день у него был выходной) утверждал, что имелось указание сверху, но никаких письменных распоряжений не обнаружили. Вообще, допрашиваемые полицейские часто путались, противоречили сами себе. Стало ясно, что надо копнуть глубже. К делу привлекли контрразведку. Выяснили, что начальник полицейского участка, того самого, который разгромил Василий, был связан с наркоторговцами и какими-то религиозными фанатиками. Какими именно, установить не удалось, следствие сосредоточилось на наркоторговцах. Через них вышли на недобитых маоистов и дело закрутилось. Начались аресты, громкие судебные дела и о секте фанатиков как-то забыли.

Василий подозревал, что дело все-таки не в наркотиках. Его группа и близко к наркоте не подходила. Ну разве что сели не совсем удачно, прямо на поле и охрану побили, но это так, случайно. Можно сказать, маленькие издержки процесса. Дело-то очень прибыльное, потому опасное, так что не стоит обращать внимания на трех-четырех прибитых. А может — двадцать-тридцать? Василий уже не помнил… Из головы не уходило воспоминание о трехголовом боге. Слишком хорошо охраняли и заботились. Видимо, о его существовании знали многие и поклонялись, как божеству. Полиция городка, возможно, лишь второй, внешний рубеж охраны. Должны быть другие. Когда следствие окончательно ушло в сторону и переключилось на своих, старый Хо забеспокоился, решил тихонько удрать. Всю неделю сидел тихо, как мышь, понимая, что ему достанется больше всех; русские не отдадут своих, а вот его, как здешнего, вернут родине-матери. Власти шкуру спустят, но узнают все, что им нужно и не нужно. Особенно о буйной молодости. Хо переговорил с Василием. Тот объяснил дело послу. Посол секунду подумал, махнул рукой — он за старика не отвечает. Хо попрощался с Василием и Аликой в тот же вечер. Пожелал счастья, обнял по очереди и исчез в темноте. Охрана посольства ничего не заметила.

Через два дня после побега Хо в посольство пришла официальная бумага из МИДа. В ней сообщалось, что у правительства Камбоджи нет претензий к господину Барабанщикову В. И. и госпоже Карелиной А. С. Они действовали по сложившимся обстоятельствам, не превысили установленных законом пределов необходимой обороны. Выразило благодарность за уничтожение, помощь в разоблачении, содействие следствию и т. д. и т. п.

Когда Василий дочитал длинный документ до конца, то вытер платком вспотевший лоб:

— Уф, слава Богу, что орденом не наградили с опубликованием портрета героя в центральных газетах.

— А что, — усмехнулся атташе, — зато орден был бы редкий. Какая нибудь Звезда Белого Слона в алмазах. Можно хвастаться и врать до конца жизни.

— Да ладно вам, — улыбнулся Василий, — нам бы домой побыстрей с такого отпуска!

Через два дня сходили по трапу самолета в Москве.

Равномерный гул турбин действует успокаивающе, многие пассажиры дремлют. Василий тоже незаметно отключился, проснулся, когда самолет пошел на снижение. Через полчаса колеса коснулись бетонной полосы, полет окончился. «С возвращеньицем, Василий Иваныч»! — бодро сказал сам себе Барабанщиков, полной грудью вдыхая теплый воздух. Пассажиры вышли из самолета, дисциплинированно погрузились в старенький автобус. Драндулет неторопливо пополз к зданию аэропорта, раскачиваясь на ходу, словно лодка. Последовала обычная процедура розыска багажа, таможенные формальности и лихорадочный поиск встречающих. Делегацию встретили ученые историки из местной академии наук и представитель посольства, тот самый второй секретарь. Всех снова посадили в автобус, повезли в гостиницу. Оба камбоджийских историка когда-то учились в Москве, еще помнили русский и сразу завязалась беседа о студенческом прошлом. Василий скромно сидит в сторонке, в общей беседе участия не принимает. Второй секретарь старательно делает вид, что незнаком. Один из встречающих вежливо спросил:

— А вы какой институт закончили?

— Я практикант, — буркнул Василий.

Больше ни о чем не спрашивали.

Весь день, этот и следующий, безвылазно сидел в скромном однокомнатном номере. Скучища невероятная! Телевизор показывал только местные программы, кабаки Василий не переносил. Местные проститутки, писклявые и уныло плоские, вызывали понятное чувство отвращения. Сидел в номере и смотрел в окно, как старик, на чужую жизнь, пока не стемнеет, а потом ложился спать. На третий день коридорный разбудил ни свет ни заря и на корявом английском сообщил, что ждут. Василий быстро оделся, спустился вниз. У гостиницы тарахтит мотором небольшой автобус, рядом группа людей, наверно ученые, о чем-то оживленно беседуют. Василий молча протиснулся через кучку галдящих, сел на самое последнее сиденье. На него никто не обратил внимания. Наверно, приняли за носильщика. Даже ссутулившийся, с поникшими плечами, выглядит все-таки внушительно. Вскоре появились наши, все расселись и началось нудное путешествие по раздолбанной дороге. На окраине к автобусу присоединились два грузовика с солдатами.

На очередной остановке, когда « мальчики налево, девочки направо», а потом общий перекур, окликнули:

— Василий Иванович, будьте добры, подойдите к нам!

Зовет профессор Каверин. Он и его здешний коллега развернули карту.

— Взгляните, Василий Иванович. Коллега утверждает, что нам сюда? — спросил Каверин.

Василий всмотрелся. Сразу вспомнил карту Хо, сопоставил координаты. Получилось почти точно, только правее километра три.

— Почти правильно, — вяло ответил Василий, — но можно подъехать ближе.

— Ближе нельзя, — ответил Чжоу, так, кажется, звали этого ученого, вспомнил Барабанщиков, — там транспорт не пройдет. От этого места пешком рукой наддать.

— ??

— Ошибся, э-э… подать!

— Тогда правильно, — равнодушно кивнул Василий и вернулся в автобус. Чжоу вопросительно посмотрел на Каверина. Тот махнул рукой.

Василий плюхнулся на сиденье. Что-то из увиденного зацепило сознание, начало раскручивать клубок мыслей. Еще раз вспомнил координаты на американской военной карте старика. Они не совпадали с координатами на карте Чжоу. Немного, в два — три километра, но надо знать, что такое два или три километра в непроходимых джунглях! Расхождение получалось серьезное. Откуда-то снизу начал подниматься знакомый холодок. Разогнал сонную одурь, мозг заработал ясно и четко. Этот ученый грабитель могил явно врет. Зачем? Василий всмотрелся в окружающих. Наши крутят головами, во все глаза смотрят на диковинный лес, обо всем расспрашивают. Камбоджийцы охотно показывают. Им нравится говорить, вспоминать знакомый с молодости язык. Люди как люди. Первой идет машина с солдатами. Равнодушно поглядывают на лес, некоторые дремлют. В посольстве предупредили, что район спокойный, бандитов нет. «Может, зря я распсиховался, — подумал Василий, — ближе, дальше — какая разница? Может, это у старика карта неточная или я напутал»? Мысленно махнул на все рукой. Но беспокойство все-таки зацепилось внутри и тихо царапалось…

Утомительное путешествие продолжалось еще двое нескончаемых суток. По дороге несколько раз попадали под ливень, машины вязли в грязи, особенно автобус. Положение спасали военные грузовики. Большие колеса и все ведущие мосты позволяли им более-менее уверенно преодолевать размытые дороги, вытаскивать автобус. Путешественники устали, но радостное возбуждение от предстоящей работы не оставляло ученых. Наконец, под вечер второго дня добрались до предпоследней стоянки. Решили заночевать, а с утра пораньше отправляться в путь. Василию не спалось. Смутно удивляло, что так долго добирались до места раскопок.

«Все-таки вертолет — это вещь! Час, полтора — и на месте, — думал, — а тут два дня плюхались и еще не добрались».

Слушал, как постепенно затихал лагерь. С самого начала путешествия не понравились солдаты. Распущенные, не соблюдающие субординации, они не вызывали никакого доверия. И сейчас робкие попытки офицеров угомонить болтунов после отбоя были встречены смешками или руганью. Один солдат, растрепанный, с сигаретой на нижней губе, выбрался из палатки, решил помочиться на соседнюю, где спали ученые. Василий вышел из темноты, железные пальцы сдавили шею придурка. Глаза вылезли из орбит, солдат захрипел. Толчок и голова дурака оказалась в луже собственной мочи. Затем приподнял, ноги беспомощно дернулись, тапочки шлепнулись на мокрую землю. Бросок, солдат влетает в палатку, как мешок с травой. Раздается шум, ругань, несколько человек выбегает наружу. Василий стоит, руки в карманах, сгорбленный и унылый, как бездомная собака под дождем. Заметил обозленных солдат, спина выпрямляется, плечи твердеют. Хищно оскалившись, шагает навстречу. Шум как обрезало. Солдатешки горбатенькими мышками растворяются в темноте. Василий разочарованно плюет, грустно бредет к автобусу… Раннее утро. Барабанщиков заметил, как солдаты обступили офицера и что-то рассказывают. В середине стоит солдат. Когда повернулся, Василий видит опухшее сине-желтое лицо. Вспомнил, что когда учил уму разуму этого болвана — совал мордой в землю — чувствовал, что земля вроде как слишком жесткая. Наверно, на корень попал. Их тут много, корней. Джунгли все-таки.

Дорога пропетляла по равнине, нырнула в чащу. Машины сбросили скорость, осторожно поползли по лесной дороге. Деревья обступили со всех сторон, некоторые улеглись поперек, другие угрожающе наклонились и ждут удобного момента, чтобы свалиться прямо на головы проезжающим. Подлесок стоит непроницаемой стеной. Дорога постепенно сузилась, словно усохла, стала щербатой, кривой и наконец вовсе исчезла в чаще. Колонна остановилась. Все вышли из машин размяться и решить, что делать дальше. Солдаты без разрешения попрыгали на землю, разбрелись. Василий тоже выбрался из автобуса, настороженно огляделся. Бросилось в глаза напряженное, бледное лицо Чжоу. Отошел дальше всех от автобуса и словно к чему-то прислушивается. Раздается негромкий хлопок, из кустов вылетает нечто маленькое и круглое. Рефлекс бойца срабатывает за доли секунды — Василий бросается прочь, сгребая по пути Каверина и Дементьеву. Женщина только открыла рот для возмущенного «что такое!», как раздался оглушительный грохот, затем еще и еще. Гранаты рвутся одна за другой, в безмолвном лесу взрывы бьют по нервам как молот. На мгновение стихает. Затем тишина разрывается автоматными очередями и одиночными выстрелами. Кажется, что стреляют отовсюду. Люди упали на влажную землю, ничего не соображая. Кто-то, самый храбрый из солдат, дал несколько ответных очередей. Его поддержало еще несколько стволов и все… Неизвестные поливают колонну длинными очередями непрерывно. Листья, срубленные сучья и комья земли вертятся бешеным круговоротом в воздухе, даже не думая падать. Василий уловил краткую заминку в непрерывном огне, метнулся в лес. Видит за толстым стволом какой-то местной березы человека, безуспешно пытающегося заменить пустой магазин автомата. Молниеносный бросок, неизвестный с переломанной шеей летит в кусты. Василий одним движением выбивает заклинивший магазин, вставляет новый, запасные сует за пояс. Оглядывается. Лицо искажает свирепая радость — справа и слева видны спины и головы нападающих. Василий встает на одно колено, автомат поднимается, раздаются короткие очереди. Меньше чем за полминуты в пределах видимости остаются только трупы. Правее слышатся частые выстрелы. Василий опускается на землю, быстро ползет, словно гигантская змея. Пуль солдат не опасался — те совсем скисли и палят в белый свет, как в копеечку. На небольшом возвышении, за выворотнем, устроился самый умный из нападавших и старательно поливает огнем колонну из пулемета. Так увлекся, что не заметил, как сзади появился здоровенный детина…

Василий не стал тратить патроны. Ладони сжимают голову пулеметчика, руки рвут вверх с выворотом. Хрустят позвонки, трещат жилы, в воздухе мелькают ноги. Мертвое тело с неестественно вывернутой головой летит на дорогу. С холмика хорошо видно остальных бандитов. Не теряя времени, подстреливает еще пятерых. Опустевший магазин летит в траву. Василий прислушался — с его стороны вроде не стреляют. Пять или шесть стволов плюют огнем впереди, от дороги. Огненные снопы длинных очередей летят из-за бревна поперек дороги. Василий трясет убитого, по влажной земле катятся гранаты. С радостной волчьей улыбкой швыряет за бревно. Высоко в воздух взлетают щепки, клочья одежды и шматки мяса. Василий выкатывается из кустов на дорогу, раздается рык:

— Не стрелять, болваны!

«Болваны» и не думали стрелять. Они стонали, кряхтели и молились, лежа в грязи. Барабанщиков плюнул и громко, на весь лес, выругался. Колонна представляла жалкое зрелище. Первой машине досталось больше всех. Мотор и кабину изрешетило в клочки. Кузов, колеса, брезентовый тент превратились в лоскуты. В кузове кто-то еще стонал, на пробитые колеса капает кровь. Вторая машина выглядит чуть лучше. У автобуса пробито лобовое стекло, насквозь продырявлен салон, но остальное на удивление, цело. Василий понимающе хмыкнул — хотели в первую очередь уничтожить солдат. Ученые зачем-то нужны. Вещи, понятно, тоже. В кустах зашуршало. Василий разворачивается и… еще горячий от стрельбы ствол опускается — за густой листвой бледно-серым цветом светится чья-то тощая задница. Шагнул в кусты, пальцы сжали что-то пискнувшее, трепещущее тело летит на дорогу. Неизвестный с трудом переворачивается на спину. Это оказался профессор Чжоу. Белое, исцарапанное лицо, трясущиеся синие губы… Барабанщиков удовлетворенно рычит, пальцы сжимают шею тщедушного археолога. Василий тащит ученого словно куль с мукой к первой машине. Каверина и Дементьева смотрят с раскрытыми ртами — вчерашний лох выглядит, как сказочный герой. От нелепой толстовки остались клочья, изорванная в лесу майка не скрывает груды каменных мышц. Пальцы сжимают пулемет, как игрушечный, в левой руке трепыхается человек. По дороге Василий пинает лежащего в грязи Орлова:

— Поднимайся, ковбой Мальборо, ходить мешаешь!

Доцент охнул от мощного пинка, торопливо уполз. Василий подходит к искореженной машине, взгляд скользит по раненым и убитым солдатам. Без усилий поднимает Чжоу, цепляет за кусок острого железа. Профессор археологии виснет, как дохлый червяк. Пулемет уютно устраивается за спиной, срывая последние клочья толстовки. Дементьева невольно ахнула, а мужчины замерли с открытыми ртами — спина и плечи « месье Паганеля» покрыта буграми крупных, как речные валуны, твердых мускулов. Мощные руки перевиты жилами толщиной в канат. И торчащие в разные стороны волосы на голове уже не казались нелепыми — это вздыбленная шерсть на загривке зверя! Голова медленно поворачивается, рычащий голос, словно у сказочного чудовища, раздельно произносит:

— Отверните рыла, грамотные!

Рука приблизилась к висящему ученому, железные пальцы сжимают одно место. Совсем было обмякший профессор выдает такую ноту «ля» хрен знает какой тональности, что Паваротти, будь рядом, повесился бы от зависти. От диких, непереносимых воплей аспирантка лишается чувств. Мужчины бледными тенями замирают на месте, не в силах пошевелиться. Только солдаты на миг подняли головы. Отвернулись, занялись своими делами. Слишком много товарищей убито и искалечено, чтобы жалеть предателя. Василий разжимает пальцы, вопль обрывается.

— Ну! — рычит он.

Сильно воняющий дерьмом, с черным лицом и вытаращенными глазами, профессор начинает торопливо мявкать.

— Переводи! — рявкнул Барабанщиков археологу из тех, что учился в Москве.

Запинаясь, сильно дрожа от страха, начинает кое-как переводить. Чжоу сообщил, что некий богатый и могущественный человек не хочет, что бы велись исследования в древнем городе. Он то ли сам хочет рыться там, то ли желает что-то забрать оттуда, Чжоу не знает точно. Этот человек нанял партизан из « красных кхмеров» за хорошие деньги, чтобы они уничтожили экспедицию. Их много, целый отряд, в засаде сидели не все. Солдат и ученых убить, русских захватить и получить выкуп.

— А тебе что?

— Деньги, — пролепетал археолог.

— Уже получил?

— Да.

— Значит, в долгу не остались, — удовлетворенно кивнул Василий. — Молодцы. Ну, и я рассчитаюсь.

Каменный кулак врезается в профессорский лоб. Череп громко хрустит, плющится. Кровь и мозги веером разлетаются по остаткам машины. Василий вытирает руки о куртку профессора. Что-то твердое стукнуло по пальцам. Разрывает подкладку, в ладони оказывается плоский кожаный футляр. Внутри, один возле другого, лежат два небольших ножа. Вытащил один, понимающе хмыкнул: длинное острое лезвие заканчивается маленькой, на два пальца, рукоятью. Вложил нож на место, сунул кожаный футляр в карман.

— Рядом! — приказал Василий переводчику, направился к солдатам.

— Командиры есть?

Вопрос понял один, с нашивками, махнул рукой.

— Собери людей, — приказал Василий через переводчика, — выкиньте барахло из автобуса. Сложить туда мертвых, разместить раненых. Назначить охрану и отправить в тыл. Все понял?

Сержант кивнул.

— Не тряси башкой! — заревел Василий. — Руку к черепу и отвечай, как положено!

От командирского рыка сержанта как электроток пробил — вытянулся, выпучил глаза. Секунду неподвижно глазел на свирепого великана, козырнул, мявкнул по своему «есть!». Повернулся через левое плечо, с места начал выкрикивать команды. Солдаты засуетились, опасливо поглядывая на злого Барабанщикова, побежали, как бешеные муравьи, выполнять команды.

— Василий Иванович, — раздался неуверенный голос.

— Ну! — обернулся Василий.

Профессор Каверин смотрит снизу вверх:

— Наверно, нам надо…

— Не надо, — пренебрежительно обрывает профессорское блеяние, — до города предков, или как он там, отсюда рукой подать. Быстро сбегаем туда, заберем все ценное; я знаю, где лежит, и вернемся. Зря что ли жопы отбивали двое суток? Впрочем… хм … — презрительно посмотрел на бледных и усохших аспирантку Дементьеву и доцента Орлова, — обосравшиеся могут сесть в машину. К мертвым. И ехать в тыл.

Униженный Орлов криво дернул лицом, не то соглашаясь, не то наоборот, отказываясь. У Дементьевой трясутся щеки, взгляд не отрывается от луж крови. Подбежал сержант, громко доложил.

— Хорошо, пусть едут, — махнул рукой Василий. Он и без переводчика понял.

Автобусный мотор зафырчал, с душераздирающим скрежетом включилась передача и машина стала неуклюже разворачиваться. Барабанщиков огляделся — с ним осталось десяток солдат. Не дожидаясь, пока автобус уедет, скомандовал:

— Марш! — и пошел первым. На ходу развернул карту Чжоу, хмыкая, рассмотрел. Скомкал, швырнул в кусты.

Глава 2

Василий шагал широко, совершенно не заботясь, смогут ли остальные так идти. Остатки экспедиции торопливо топают сзади, каждый видит широкую спину и развернутые плечи настоящего вожака. Его уверенность постепенно передается и остальным. Солдаты идут с оружием наизготовку, настороженно осматривая каждый кустик. Стволы двигаются синхронно с направлением взгляда. Каждый готов стрелять в любой подозрительный предмет, на шорох или крик. Через два часа непрерывного марша сквозь джунгли вышли к развалинам. Василий приказал всем укрыться в кустах и отдыхать. Отобрал троих, самых крепких, коротко объяснил, что надо сделать. Еще раз подозрительно осмотрел временный лагерь, повел троих солдат в лес. Хорошо помнил, где располагались полуголые стражи трехголового бога, повел группу туда. Осторожно, стараясь не шуметь, пробрались по зарослям, вплотную приблизились к поляне. Василий поднял руку, приказывая замереть, внимательно всмотрелся. Никаких следов проживания людей не видно. Пещера выглядит совершенно нежилой. Но многочисленные следы на песке указывают, что люди были здесь совсем недавно. Василий вышел из укрытия, внимательно рассмотрел следы.

— Вот заразы! — прошептал.

Следы начинались с той стороны, где расположились остатки экспедиции, а заканчивались за пещерой. Неопытного это смутило бы, навело на самые нелепые и фантастические предположения. Василий еще раз внимательно всмотрелся, усмехнулся: глубина следа и наклон ясно говорили, что здесь прошли в обратную сторону. Группа недоумков старательно топталась задом наперед, намереваясь обмануть таких же придурков, как сами. Выпрямился, отряхнул ладони, губы растягиваются в жесткой улыбке.

— Жить станет лучше, жить станет веселей! — пробормотал тихонько. Ведет солдат в сторону, противоположную той, куда ведут следы…

Песок быстро кончился, но обнаружить следы на траве так же легко, как и на земле. Солдаты уже догадались, в чем дело, осторожно крадутся сзади. Постепенно лес редеет. Прогалы стали попадаться чаще, вскоре деревья вовсе исчезли. Василий вывел группу так, что ветер дует в лицо. Взмахом руки приказал затаиться, вести наблюдение. Стал за дерево, замер. Ноздри расширяются и сужаются — окружающие запахи могут многое рассказать. Запах имеет любой зверь, даже самый чистоплотный. Человек, грязный от табака, водки, плохой еды и косметики, вовсе воняет. Охрана святилища состоит не из чистоплотных охотников на дикого зверя, а из немытых фанатиков. Запах кислой псины и табака ясно указал Василию, где они. Совершенно не зная языка, жестами и мимикой объяснил солдатам, что надо делать. И они поняли его, как воины воина. Осторожно ставит пулемет на земле. Пальцы сжимают нож. Извиваясь, как змей, ползет, замирая, чтобы вслушаться в чужие звуки и внюхаться в чужие запахи. Напоминает гигантского ящера с острова Комодо на охоте. Запах немытого тела то усиливался, то ослабевал под порывами ветерка. Вонь пошла мощным потоком. Василий замирает, осторожно приподнимается на руках, точно, как ящер. Доносится чмоканье и чавканье, потом видит — сидящий на корточках человек в лохмотьях что-то торопливо пожирает, давясь от жадности. Барабанщиков сделал три бесшумных шага, вытянул руки. Быстрое движение, будто руль повернул на крутом повороте, страж утыкается лицом в землю. Василий осмотрелся — оружия нет. Решил, что дурак отложил автомат в сторону, чтобы не мешал есть. Пинком перевернул труп, видит на поясе мешочек с маленькими стрелами и длинную трубку. Точно, как была у Хо. Холодок запоздалого страха царапнул под ложечкой — от ядовитой стрелы спасения нет! «Хорошо, что дурак проголодался, — подумал Василий, — а то бы хреново получилось». Отцепил мешочек со стрелами, тщательно вытер оба конца трубки. Осмотрелся, снова втянул воздух. Знал, что в таком густом лесу стража или солдаты, все равно, располагаются на удалении зрительной связи друг с другом. Проще говоря, чтобы видеть товарища. Чем гуще лес, тем ближе. В таком месте, прикинул он, шагов пять, не больше. Второго обнаружил не сразу. Стражнику надоело сидеть неподвижно, пошевелился и Василий уловил движение. Вгляделся, увидел желто-коричневое тело и лохматую башку. Осторожно достал ядовитую стрелу, вставил в трубку так, как это делал Хо. Скривился от брезгливости, что есть силы дунул. Стрела с едва слышным хлопком вылетела, наконечник впился в бок стражника. Василий опасался, что заорет или начнет трепыхаться, но напрасно. Стражник дернулся и как замороженный свалился. Барабанщиков облегченно вздохнул, сплюнул, ядовитое оружие лесных дикарей прячется в карман. Снова, как варан, медленно поплыл над камнями, непрерывно осматриваясь во все стороны.

Убрать тихо третьего не получилось. Василий полз, поднимался на руках и осматривался. Запахи перемешались и уже не помогали. Поднявшись в очередной раз, наткнулся прямо на стражника. Сидел в полутора метрах, как солдат новобранец на очке и таращился на незнакомца. Все решило мгновение — пока страж разевал пасть для крика, Василий без размаха швырнул булыжник, случайно попавший под руку. Смачно хрястнул проломленный череп, кровь и мозги выплеснулись на траву, стражник без звука свалился на землю. В тишине звук удара прозвучал, как гром с ясного неба. Из кустов, вопя и размахивая руками, выскочили полуголые дикари. За спиной загрохотали автоматы солдат, стражники падают один за другим. Совершенно не ожидали отпора, растерялись. Три ствола расстреливают в упор без промаха и бой заканчивается за секунды. Солдаты, разгоряченные скоротечной схваткой, осмотрели заросли, добили раненых. Один принес пулемет, уважительно протянул Василию. Тот кивком поблагодарил, отправил за остальной экспедицией. Осмотрелся. Почти ничего не изменилось с тех пор, когда он, Алика и Хо прошли здесь, только зелени добавилось.

Задолго до появления основной группы ученых и солдат Василий услышал хруст, треск и голоса. Из леса вышли люди, остановились на краю поляны. Трое солдат, что уже были здесь, громко хвастали, как перебили толпу злобных стражей. Ученые встревожено разглядывали убитых, удивленно качали головами. Василий сидел на плоском камне, в руках очки. Они немного великоваты и постоянно сползали на нос или вовсе спадали. Чтобы закрепить, нужна резинка. Недолго думая, подошел к убитым, достал нож. Выбрал какого почище, склонился. Начал аккуратно резать что-то на животе. Ученые ошеломленно замерли… Аспирантка не выдержала, заверещала:

— Что вы собираетесь делать?

— Да вот отрежу одну штуку. Надо мне. А то очки спадают, — пояснил Василий, деловито распарывая лохмотья.

Солдаты понимающе ухмылялись.

— Причем здесь очки? — пролепетала белая аспирантка.

— Я же сказал, спадают! — раздраженно буркнул Василий.

Все замирают… С треском распарывает чуть ниже пупка, сует пальцы. Что-то нащупывает и, довольный, тянет серое, тонкое и длинное… Археологи отворачиваются, не в силах видеть такое. Аспирантка издает странный горловой звук, зажимает рот ладонями, стремглав бросается в кусты… Василий недоумевающе оглядывается, негромко произносит:

— Во дура!

В пальцах болтается… резинка от трусов. Привязывает к дужкам, надевает. Теперь очки держатся хорошо, не спадают. Археологи переглянулись. Профессор Каверин поправил свои, хмыкнул и засмеялся. Василий Барабанщиков, огромный и мускулистый, с пулеметом на плече, выглядел настолько чудно в обыкновенных пластмассовых очках, что профессор просто ржал от хохота, как конь. Остальных тоже понемногу отпустило и вскоре вся экспедиция покатывалась со смеху.

Когда все наконец успокоились, Василий оглушительно хлопнул в ладоши:

— Ну, все, пора! Теперь идем в развалины и быстро там работаем! — зычно провозгласил он и пошел первым.

Его догнал запыхавшийся профессор:

— Почему же быстро? — спросил Каверин. Он все время оступался на камнях и поэтому шел, как обезьяна, помогая руками.

— Мы перебили не всех, — объяснил Барабанщиков, — предатель сказал, что есть еще бандиты. Они вернутся. Нам надо успеть забрать изваяние трехголового бога и уйти. Вернемся с батальоном пехоты.

Профессор вынужден был согласиться.

К удивлению Василия, дыра, в которую он провалился, исчезла. На ее месте растет трава, маленькие кустики. Каменных плит нет вовсе.

— Ага, фокусники сраные! — презрительно зарычал. Наклонился, пошарил по земле. Что-то нашел, ухватился, уперся ногами и начал медленно, с хрустом выворачивать из земли здоровенный кол. Вместе с ним от земли отделился большой кусок дерна с травой и кустиками. Дыра оказалось закрытой бамбуковой плетенкой. Верх обложили землей, посадили кустики. В теплой и влажной атмосфере джунглей растительность буйно разрослась и получилась отличная маскировка. Василий выворотил бамбуковый кол, приказал солдатам разбросать остальное. Когда отверстие полностью очистили, закрепили веревочную лестницу. Солдаты заняли круговую оборону, археологи торопливо полезли вниз. Василий не захотел спускаться в темноту. Объяснил профессору Каверину, как идти и остался наверху. Прошло уже полчаса. Василий начал беспокоиться. Пора убираться отсюда, а то точно явиться какой нибудь отряд «красных кхмеров» и тогда всем тут кранты.

Подошел к яме, солидно прокашлялся. Раздался зычный рев:

— Э-эй, матема… тьфу! … археологи! Давай наверх, пора!

Его услышали. Через минуту снизу послышался голос Орлова:

— Бросайте веревки!

Василий сбросил самую толстую веревку. Внизу долго возились, пыхтели и даже поругивались. Наконец крикнули:

— Тяни!

Василий позвал троих солдат, вчетвером потянули. Радостные и возбужденные археологи быстро, как мартышки, вылезли из пещеры и бросились помогать. Общими усилиями выволокли наверх золотое изваяние на мраморном постаменте, осторожно поставили на землю. Скоренько соорудили носилки из бамбука. Василий только уважительно поднял брови, когда увидел, как впряглись и резво понесли тяжелые носилки археологи. Люди торопились выйти к дороге засветло. Туда должен вернуться транспорт с охраной и забрать их и найденное сокровище. Мраморный постамент с хрусталем весит не меньше пятидесяти килограмм, а три головы — семьдесят килограммов чистого золота! Да еще огромные глаза из драгоценных камней! Все это стоит астрономическую сумму. Долго держать такое в джунглях очень опасно. Археологи быстро выдохлись и носилки подхватили солдаты. Так, меняя друг друга, несли около получаса. Все устали, взмокли. Василий послал самого юркого солдатика вперед, на дорогу. Он скоро вернулся, привел с собой сержанта и десять солдат. Новые руки взяли носилки. Солдаты с изумлением и страхом смотрели на золотое божество, тихо переговаривались. Вышли на дрогу. Водитель и солдат охранник при виде грозного Барабанщикова вытянулись, как суслики у норок и даже моргать перестали. Василий мотнул головой, мол, нечего тянуться, бегом помогать! Солдаты бросились на помощь. С большим трудом и великими осторожностями загрузили божество в кузов. Археологи не пожелали расставаться с бесценной находкой и расселись на уцелевшие лавочки в машине. На засыхающие лужи крови старались не смотреть. Тихонько тронулись в путь. Чувство тревоги стало расти, грызть изнутри. Василий покрикивал, торопил водителя, но понимал, что быстро по лесной дороге не поедешь. Водитель и так давил на газ, машину нещадно трясло на ухабах, но никто не жаловался. Постепенно дорога становилась лучше, лес редел. Наконец, выбрались на открытое место. Василий нахмурился, снял дурацкие очки на резинке — до придорожных кустов шагов сто, с другой стороны заросшее травой болото. Орлов, давно растерявший весь свой гонор, вдруг повернулся:

— Так вам гораздо больше идет! Можно купить очки лучше, я знаю хороший магазин, — начал лебезить, но раздавшийся грохот бросил на дно кузова. Василий молча метнулся прочь, кубарем укатился в кусты. Напавшие знали, что везут и стреляли только по колесам и кабине. Покрышки разлетаются в клочья, машина заваливается на бок. Кабину изрешетили в драбадан, она буквально рассыпалась на куски. Василий заорал:

— Огонь! — и стал длинными очередями расстреливать нападающих, укрывшихся за кустами. Его сразу заметили и весь огонь сосредоточился на нем. Это дало возможность остальным укрыться за машиной. Солдаты быстро заняли позицию, открыли ответный огонь. Вокруг Василия пули ложились так густо, что пришлось откатиться за придорожный булыжник. Не имея возможности даже поднять головы, он с бессильной злостью наблюдал, как погибают один за другим солдаты. На него непрерывно сыпется трава, комья земли, какая-то труха, так что смотреть невозможно. Дотянуться до пулемета нельзя. Видит, как из кустов выбегают люди, тащат изваяние божества из машины в лес. Огонь сразу пропал, как обрезал. Весь в земле и древесной трухе, Василий поднимается в полный рост, отряхивается, как пес после купания. Непрерывный грохот стих, вокруг оглушающая тишина, только что-то тоненько пищит в ухе. Оглядывается: вокруг трупы, перепаханная земля и догорающая машина.

— Да, — вздохнул, — лихо нас уделали.

Писк усиливается. Сообразил, что это не в ухе, негромко приказывает:

— Эй, вылазь, кто живой!

Из травы выползает аспирантка. Это она пищала. Зашевелилась грязь, поднимается Орлов. Из-за горящей машины выходит профессор. С него дождем сыпется мелкое стекло. Профессор отряхивался, топал и так ругался, что Василий сразу зауважал ученого человека. Уцелело еще несколько солдат. При первых звуках стрельбы они вслед за Барабанщиковым бросились с кузова сломя голову и потому остались живы. Теперь нервно посмеивались и оглядывали друг друга.

— Отняли все-таки, заразы! — произнес Василий, ни к кому не обращаясь. — Что теперь делать?

Профессор уже отвел душу и, почти успокоившись, неожиданно ответил:

— Надо бы вернуть вещицу, стыдно возвращаться с пустыми руками.

Василий вытаращил глаза — он спросил просто так, не ожидая ответа, а тут профессор выдал такое!

— Господин проф… э-э… Анатолий Петрович, вы предлагаете отбить статую?

— Конечно! А что вас так удивляет? Я не всегда был профессором и археологом. В свое время я отслужил в ВДВ старшиной, — с металлом в голосе ответил Каверин.

— А-а, ну да… хм… тогда да, конечно, — пробормотал Барабанщиков.

Повернулся к солдатам и жестами показал, что надо догнать напавших, оторвать им все, что отрывается и вернуть изваяние. Солдаты без колебаний согласились. Василий почувствовал, как тяжелеет челюсть и смещается вниз.

— Чудны дела твои, Господи! — тихо пробормотал, не веря глазам и ушам. — Что деется!

При себе оставили только оружие и патроны, лишнее бросили. Сторожить оставили аспирантку. Профессор Каверин пообещал, что если она будет вести себя хорошо и сохранит вещи (в смысле, никуда не удерет), то поможет защититься.

— Кандидатская — железно будет! — рыкнул он.

Друг за другом, по-волчьи, группа солдат и ученых бросается в погоню. Расчет на то, что похитители уверены в безнаказанности и далеко с таким грузом не уйдут. Так и вышло. Уже через полчаса бега по джунглям открылась прямо-таки идиллическая картинка: на живописной полянке, на берегу озера, расположилось человек сорок. Кто сидит, кто лежит, четверо вовсе залезли в воду и беззаботно плещутся. Василий расположил людей короткой полукруглой цепью. Профессор оглушительно свистнул, с пятидесяти шагов солдаты и археологи открыли ураганный огонь. Растерявшиеся бандиты вскакивали, хватали оружие, но пули безжалостно секут всех подряд, на землю падают мертвые и тяжело раненные. Кто поумнее, пытается отползти. На изумрудно-зеленой траве всех отлично видно. Бандитов расстреливают на выбор — по одному и пачками. Как только автоматы стали замолкать, Василий крикнул:

— В атаку, вперед! — и первым побежал на противника, на ходу достреливая последнюю ленту.

Рукопашный бой получился коротким — ободренные успешным нападением, солдаты опрокинули остатки банды в озеро, добили штыками и короткими очередями. Ученые тоже вспомнили, чему учились в далекой молодости, дрались не хуже. Стихли последние выстрелы. Василий огляделся. Его люди не получили ни одной царапины. На поляне валяются десятки трупов, раненые. Озлобленные гибелью товарищей, солдаты добивали бандитов. Василий поморщился, но вмешиваться не стал — это местные разборки. Но солдаты собрались покончить и с живыми. Согнали к берегу, приготовились топить.

— Не надо! — крикнул Барабанщиков и показал на изваяние, — тащить будут.

Солдаты сразу заулыбались, закивали и погнали пленных к статуе.

— Теперь надо быстренько уходить, Анатолий Петрович, — обратился к профессору Василий.

— Разумеется, Василий Иванович, они же вертолет ждали.

Солдаты быстро обшарили карманы убитых, собрали трофеи, группа тронулась в путь. Теперь носилки с тяжелой статуей тащило восемь человек и двигались куда быстрее. Остановок на отдых не делали, пленные помалкивали — понимали, что иначе пристрелят. По пути прихватили аспирантку. Вся зеленая от страха, стойко несла службу по охране имущества археологов. Через полтора часа первый привал. Пленные уже шатались и едва не падали с ног. Вышли на опушку и Василий сразу завертел головой, высматривая вертолет. Профессор заметил его беспокойство, подошел:

— Думаете, прилетят?

— Обязательно, — уверенно ответил Василий, — такую ценную вещь надо вывезти из страны. Нам пытались помешать в прошлый раз с использованием вертолета. И сейчас будет что-то подобное.

— Тогда надо где-то спрятаться, занять оборону и послать гонца за помощью.

— Так уже послали, — напомнил Василий, — но еще один не помешает, лучше двое. Пошлите Орлова с аспиранткой.

Каверин сморщился, но согласился. По команде пленные подняли носилки и группа снова отправилась в путь. Шли недолго, несколько минут. Далекий гул моторов возник в небе, стал приближаться.

— Накаркал! — сплюнул Василий. — К роще бегом! — крикнул он и рукой показал, куда бежать. Ученые и солдаты побежали. Пленные сделали попытку саботажа, мол, тяжело, не можем и все такое… Сержант молча пристрелили двоих. Остальные подхватили носилки и вприпрыжку помчались к зарослям. На горизонте нарисовались две темные точки, медленно вырастая в белые вертолеты. Машины прошли прямо над головами, разошлись в разные стороны. Одна пошла на посадку, вторая с боевого разворота открыла пулеметный огонь. Пленные бросили носилки, разбежались. Все залегли. Василий заметил, что пулеметчик стреляет так, что бы не повредить носилки со статуей. От приземлившейся машины уже бегут черные фигурки, стреляя на ходу. Барабанщиков ткнул профессора в бок, махнул рукой. Пригибаясь и падая, бросились прочь от носилок. Василий понял, что нападающие ввязываться в бой не станут — им изваяние нужно. План в голове созрел мгновенно. Используя кусты, ямы и просто густую траву, по широкой дуге бегут к вертолету.

Рев второй машины усилился, стал приближаться к земле. Вертолет садился прямо на носилки, как показалось Василию. Взглянул на профессора, тот кивнул — пора! Оба изо всех сил бросаются к вертолету. Все были заняты погрузкой и никто не обратил внимания на бегущих людей; наверняка свои, чужие попрятались. За считанные секунды добегают до вертолета, влетают в салон. Через мгновение оба пилота с воплем выпадают из машины на землю. Грохнул захлопнутый люк, двигатель мощно ревет, набирая обороты. Только пилот первой машины заметил неладное. Заорал в салон, начал поднимать машину в воздух. Двое не удержались, с криком выпали из салона. Оставшиеся захлопнули люк. На земле растерянно мечутся фигурки в черном. Опомнившиеся солдаты начали стрелять, завязывается бой. Василий окинул глазами кабину, выругался — на его машине не установлено оружие, это простой транспортник. А на другой есть пулеметы! Не раздумывая, направляется к взлетающей машине с расчетом зайти в хвост. Пилот заметил и сразу понял маневр — у него оружие только спереди. Начал отчаянно маневрировать, но высоты слишком мало, ничего не получилось. Василий намертво вцепился в хвост и ни за что не хотел подставляться под пулемет. Вскоре бесполезное кружение прекратилось и первая машина с набором скорости пошла прочь. Теперь начиналось соревнование на скорость — кто отстанет, тот погиб. Пилоты выжимали из машин все, на что способны. Обе машины на предельной скорости несутся над землей, едва не сшибая верхушки деревьев. Василий кивнул профессору на рацию. Попытка включить окончилась ничем — аппарат незнакомой конструкции. Летели долго. Василий окончательно успокоился и твердо держал двадцать метров дистанции. Топлива полные баки, он проверил и потому спокойно повис на хвосте. В первой машине поняли, что от них не отстанут. Вести с собой наглого свидетеля экипажу вовсе не хотелось. Пилот занервничал, стал бросать машину в стороны, подниматься вверх и на бреющем уходить почти вплотную к земле. Василий, сцепив зубы, точно повторил все выкрутасы первой машины. Двигатель работал на пределе и он всерьез стал опасаться, как бы не отказал. Первая машина ничем не лучше, Василий видел, и ее пилот тоже перестал прыгать, как полоумный. Так и летели, словно привязанные.

Лес расступился, перед глазами открылась огромная ровная площадка. Узкая полоса лысой земли пересекает точно посередине и утыкается в зеленую стену джунглей. На краю одиноко белеет маленький самолет. «Аэродром, где хозяин ждет»! — с недоброй ухмылкой понял Василий. Повернулся к профессору, подмигнул. Пилот первой машины делает последнюю попытку зайти в хвост преследователям. Начинает кружиться, бросать машину туда-сюда, по спирали подниматься и опускаться, но потом плюет на это дело и заходит на посадку. С земли несколько человек с удивлением наблюдали, как две неуклюжие машины внезапно начали какие-то странные танцы, вроде брачных игр летающих бегемотов. Пулемет на первой машине затарахтел, пули легли рядом с самолетом, вверх летят палки, листья. Люди бросаются, кто куда. Один на бегу достал рацию, истошно заорал в микрофон. Споткнулся, с размаху шлепнулся на землю, как раз лбом на пластмассовую коробочку. Громко хрустнуло, от радиостанции осталась кучка пластмассы. Оглушенный падением человек медленно поднимается на четвереньки, ошалело смотрит в небо… прямо на него с истошным ревом несется вертолет и бледно-серое брюхо вот-вот раздавит. Человек сделал попытку встать, не получилось, так на четвереньках и побежал по траве, разинув пасть и беззвучно вопя от страха в оглушающем реве падающей машины. Василий отчаянно пытался что нибудь придумать. Обернулся к Каверину, крикнул:

— Посмотри в салоне, что можно швырнуть на винт!

Профессор пробежал по салону и вернулся — ничего. Василий громко выругался и застонал сквозь зубы от бессильной злости — сейчас статую погрузят в самолет, он улетит, а вертолет поднимется в воздух и беспрепятственно расстреляет их. Или просто улетит, куда ему надо и Василий ничем не сможет помешать. Крикнул Каверину:

— Сядьте и пристегнитесь! — и повел машину резко вниз. К приземлившемуся вертолету уже подбежали люди, открыли входной люк, когда машина Василия зависла в трех метрах над ней. Воздух от работающего винта бьет по земле с силой урагана. Профессор и Барабанщиков со злорадным удовлетворением наблюдали, как подбегающих людей расшвыривает, словно сухой мусор. Опустил вертолет чуть ниже. Экипаж в панике кинулся прочь, ураган подхватил, покатил по земле вместе с травой и вырванными с корнями кустами. Долго держать тяжелый вертолет в таком положении очень трудно. Василий немного не рассчитал, опустился еще ниже. Лопасти несущего винта нижней машины задели шасси, вертолет сильно затрясло и начало закручивать вокруг оси. Василий вцепился в штурвал, дал обороты и стал подниматься вверх. Вертолет по крутой спирали подбросило в небо, вращение замедлилось, но земля еще крутится перед глазами. Тем временем на земле опомнились, открыли огонь по взбесившемуся вертолету. Несколько пуль ударило по лобовому стеклу, едва не попали профессору в голову. Барабанщиков вынужден поднять вертолет выше и уйти в сторону. Вдвоем с Кавериным бессильно наблюдали, как завернутую в брезент статую погрузили в самолет. Он торопливо вырулили на старт и после короткого разбега взлетел.

— Улетел-таки, зараза! — с чувством сказал старшина ВДВ запаса, профессор Каверин.

— И нам пора, — глухо произнес капитан Барабанщиков. — Ладно, сделали, что могли… тьфу!

На следующее утро встретились в фойе гостиницы. Тихие, скромные и какие-то даже усохшие, Орлов и Дементьева сидят рядышком на диванчике. Потускневшие золотые волосы завязаны в кукиш, рубашка болтается, как на вешалке, голубые лосины сморщились под коленями, сидят криво, на туфле не хватает каблука. Черные джинсы кандидата наук топорщатся грубо пришитыми заплатками, рубаха в пятнах, карманы оторваны.

— Что будете делать, Василий? — спросил Каверин.

— Вернусь в Москву, — ответил Барабанщиков, — мне ведь было приказано только отвести вас к месту раскопок и все. Да и командировка моя как раз закончилась.

— А мы остаемся, — вздохнул профессор. — С бандитами пусть разбирается правительство, это их дело. Покопаемся в храме, может, найдем что-нибудь интересное.

— Ну, успеха. Приятно было работать с вами, профессор, — протянул руку Василий.

— И вам успеха, капитан, — ответил рукопожатием бывший старшина ВДВ Каверин.

Вернувшись, Василий на следующее утро прибыл на доклад. Пока воевал в Камбодже с неведомыми злодеями, кабинет подполковника Береговой волшебно преобразился. Исчезли дубовые панели, стол под зеленым сукном а ля Феликс Эдмундович… «Царица Тамара» восседала на роскошном кожаном троне эргономичного дизайна. Мебель и обстановка в стиле хай-тек превосходно гармонировала с мундиром старшего офицера и царственным выражением лица кавказской владычицы. Василий в который раз подивился вкусу и необыкновенной красоте женщины. Подробно рассказал обо всем. Береговая ни разу не задала вопросов, молча выслушала.

— Хорошо, к вам претензий нет. Разве только… не стоило так рисковать. Вам следовало только проводить экспедицию к месту обнаружения статуи.

— Да так получилось, — стал оправдываться Василий, — налетели внаглую, начали палить, шуметь, драться… Ну, не сидеть же сложа руки! Да и защищать надо наших граждан, обязан…

— Да, слышала, — усмехнулась Береговая. — Трупы из леса машинами вывозили, как дрова.

— Это преувеличение, — скромно потупил глазки Василий.

— Ну хорошо, Василий Иванович, — поднялась с места Береговая. — Пока вы там упражнялись в стрельбе по бегущим… или бегающим? … кабанам на пару с господином профессором, мы тоже этим делом занимались. Нам помогли коллеги из отдела по розыску и возврату предметов искусства МВД. Открылись очень интересные обстоятельства…

Жили-были на берегу теплого моря старик со старухой. Старички не простые, а потомственные дворяне. Предки бежали из России в революцию и более не родину не возвращались. Старик со старухой были урожденными французами и сын тоже был француз по имени Андре и русской фамилией Бибикофф. Небогатым родителям удалось дать сыну приличное образование в Сорбонне. Но на протяжении всей учебы склонности к наукам так и не появилось, хотя учился мальчик хорошо. Получив диплом, молодой Бибикофф оказался на распутье, ибо скучная государственная служба его тоже не привлекала. Однако зарабатывать как-то надо. И Андре, вняв уговорам престарелых родителей, поступил на службу в муниципалитет небольшого городка, в котором проживали. Около семи лет перебирал бумажки, принимал входящие и отправлял исходящие. Исправно получал скромное жалование, тратил исключительно на содержание родителей. Повышения по службе ожидалось не ранее, чем к годам к сорока. Жениться и тем самым поправить дела Андре решительно не желал, так как был убежденным холостяком и не доверял женщинам, особенно блондинкам с голубыми глазами. Иногда позволял себе сыграть партию в покер в местном казино. Немного выигрывал, немного проигрывал, но не деньги были главным. Он изучал психологию. Андре достаточно наслушался придурошных профессоров в университете. Их заумные разглагольствования и глупое жонглирование именами Юнга, Фрейда и прочих светил наводили хандру. Куда больше нравилось наблюдать и делать выводы самому.

В игре, когда душу сжигает огонь азарта, человечка видно насквозь. В казино Андре не столько играл, сколько наблюдал и анализировал поступки людишек. Стал разбираться в механизме человеческих суеверий, разного рода примет и знаков. Научился точно распознавать блеф игроков. Это помогло несколько раз крупно выиграть. Отдал деньги престарелым родителям. От интереса к психологии и суевериям один шаг к изучению религии. Заново перечитал Библию, познакомился с Кораном. Одно время посещал сборища сатанистов, но быстро разочаровался — слишком примитивно и полная антисанитария. Андре хотел понять, что влечет человека к вере. Наблюдал, сопоставлял факты и анализировал. Постепенно начали вырисовываться некоторые закономерности. Например, выяснил, что наиболее восприимчивы к внушению люди слабохарактерные, что легко поддаются гипнозу и вообще внушению. Такие даже рекламе верят. Особенно легко ломаются те, кто недавно перенес трагическую гибель близких. Изломанная душа висит в пространстве, не имея опоры и буквально кричит от страха. Вот такую душу надо найти и поддержать, утешить, да так, что бы утешение стало повседневной потребностью. Как наркотик. И привяжется к тебе сломленный человечек, и будет он тебя почитать и слушаться больше, чем мужа, жену или отца с матерью. Одиноких да надломленных вокруг много. Еще больше тех, кто боится жизни, свободы, боится ответственности за поступки. Такие сами хотят стать рабами. Духовными рабами, ибо только такое состояние освобождает от необходимости мыслить, отвечать на проклятые вопросы «что делать» и «как быть». А самое главное — от совести освобождает. Зачем она? Пусть отец и хозяин небесный (или подземный, кому как!) разбирается.

Так постепенно в голове Андре начал складываться план, как стать… богом. Много раз обдумывал, что и как надо делать и каждый раз откладывал исполнение. Пугала простота, смехотворная простота задуманного! Окружающие оказались настолько глупы и примитивны, что не верилось! И тем не менее пришлось исполнить задуманное. Проклиная себя в душе, называя авантюристом и дураком, приступил к работе. Кстати, план заключался в следующем: создать маленькое общество, где люди станут в доверительной обстановке делиться своими горестями и совместно решать проблемы. В непринужденной, дружеской обстановке. Вместе проводить свободное время, развлекаться, — этакий клуб общения. Самое главное, что бы у каждого было горе — смерть близкого, ушел муж (жена), болезнь, неудачи на работе и т. д.

Начал с немолодой вдовы. Муж недавно разбился на собственном самолете, детей нет — горе дамы безутешно. Симпатичный, обаятельный Андре быстро вошел в доверие женщины. Мило беседовали вечерами у камина. Он рассказывал о студенческих годах, о милых родителях и несчастной любви. Она сочувствовала, как старший товарищ делилась опытом и наставляла. Андре не делал малейших попыток соблазнить даму или дать понять, что нравится. Умная женщина сразу догадалась бы о корыстных побуждениях молодого человека. Именно бескорыстие и неподдельное внимание к чужому горю — вот главный козырь в игре. Нашлись подруги, замученные неудачным замужеством, непослушными детьми и болячками. И со всеми Андре мил и обаятелен. Вначале трудно было слушать однообразные истории о неудачах и расстройствах. Просто надоело и по-человечески противно. Как во внутренностях копаешься. Но со временем привык, душа загрубела и, как вид крови не пугает опытного хирурга, так и Андре с печальной улыбкой выслушивал чужие горести. Обиженных жизнью, (но не материальным благополучием!) оказалось достаточно. Для встреч вдова предоставила свой немалый дом. Андре, как единственный мужчина, оказывался в центре внимания. В беседах совершенствовалось искусство оратора, проповедника и утешителя. Библия цинично использовалась как справочник. На любой вопрос находил ответ, цитировал псалмы. Евангелие очень скоро знал почти наизусть. В беседах мягко намекал на грехи отцов церкви, но оправдывал их слабостью и изначальной греховностью человека. Когда почувствовал, что его не просто слушают, а внимают, стал меньше обращаться к Библии, больше говорил сам. Начал сеять семена сомнения. Они скоро дадут всходы неверия и тогда души этих убогих — его! Андре продолжал строго придерживаться главного принципа — бескорыстия. Состоятельные люди очень неглупы, сразу увидят обман. Надо подождать, сами дадут. Но прошло несколько лет, прежде чем Андре получил то, ради чего все затевалось. По-прежнему избегал подарков, предложений соединить жизнь с экзальтированной богатой дамой — ей еще и родить непременно хочется! — жил исключительно на жалованье служащего. И вот… Однажды в дом пришел адвокат. Вежливый господин в безупречном костюме разложил на столе бумаги, из которых следовало, что господин Бибикофф является единственным наследником одинокой вдовы, с миром почившей в бозе, той самой, с которой все начиналось. Сумма в миллион франков и дом переходят в его собственность. В завещании выражалась надежда, что деньги пойдут на благотворительность и помощь страждущим, в доме поселятся бездомные старики. Андре подписал все бумаги. После короткого размышления решил, что пожелания усопшей следует непременно исполнить. В ее доме поселил престарелых родителей — бездомные старики! — а сам, как страждущий, купил дом в пригороде Парижа. Именно там и началась основная деятельность. Андре быстро обзавелся знакомыми, появились поклонники и поклонницы. На одной, лет семнадцати, женился, так как времена изменились и теперь равнодушие к женщинам вызывало нездоровый интерес. Подрыва авторитета Андре допустить не мог. Продолжил активное пастырское служение, организовал несколько благотворительных проектов по облегчению участи бездомных, детей сирот и эмигрантов из Африки. Деньги потекли такой широкой рекой, что пришлось большую часть финансов направить на покупку недвижимости в разных странах и ценных бумаг нефтяных компаний, а то бездомным и детям сиротам слишком жирно будет. Интерес к духовности пропал, долго скрываемая страсть к наживе пересилила. Да и люди оказались на удивление примитивными, изучать психологию приматов оказалось и то интересней. Андре съездил в Вашингтон на встречу с главой общества « Сторожевая башня». Доверительная беседа двух мошенников закончилась подписанием договора о сотрудничестве в смысле спонсорстве, и вскоре общество Андре Бибикоффа целиком вошло в общество свидетелей Иеговы. Избавившись таким образом от надоевших «агнцев», Андре занялся тем, что захватило по настоящему — коллекционированию предметов культа. Собрал огромную коллекцию религиозных раритетов. Иконы, статуи, картины и всевозможные изображения богов и божков разных народов и времен.

Пришлось купить огромный кусок земли в Африке, обозвать национальным парком и разместить там коллекцию. Когда продажный режим в стране пал и на смену одним жуликам пришли другие, Андре решил, что устроить настоящий заповедник будет дешевле, чем каждый раз платить очумелым вождям новой революции. Пригласил ученых, привезли животных, территорию закрыли для посторонних. Для чудаков ботаников-биологов это был настоящий рай. Они безвылазно паслись в парке в естественных условиях саванны, сочиняли диссертации и делали открытия. Андре получил кучу благодарностей от ЮНЕСКО, разных академий наук и прочих гринписов. Лучший участок парка занимала коллекция, частью под открытым небом, частью в помещениях. В центре высился дворец. Вооруженная до зубов охрана сторожила днем и ночью собрание истуканов, среди которых действительно было немало бесценных произведений искусства. Эта же охрана вместе с полицией охраняла и национальный парк. Работал Андре с размахом — храмы покупались целиком, разбирались по бревнышку и собирались на новом месте. Ставить отдельно царские врата или алтарь он считал дурным тоном. Через полтора года на площади в несколько гектаров разместились церкви, скульптурные изображения богов, языческие капища и целые рощи идолов. Не забыл Андре и историческую родину. Весь пантеон языческих богов древних славян расположился в роще кленов в натуральную величину. Даже Баба-Яга, богиня смерти с домом домовиной на толстых ногах птицы Рух. Коллекция пополнялась. Для этого создана мафиозная сеть в разных странах. В Камбодже для сбора информации и изъятия ценностей использовали «красных кхмеров». Одичавшие коммунисты были рады любым деньгам. Под видом религиозного «общества Иисуса» она существовала и в России. Главная задача — контрабанда предметов искусства религиозного содержания. Заодно одурачивание простофиль и вытягивание из них денег. Не за свои же оплачивать услуги воров!

Либеральный закон о свободе вероисповедания очень способствуют такому бизнесу в России.

Глава 3

Когда Василий закончил чтение дела, за окном уже был полдень. Сдал папку в архив и отправился в кабинет Береговой. Она подробно объяснила, что предстоит сделать и, прощаясь, сказала:

— Надеюсь, из этой командировки вы вернетесь еще более загорелым, бодрым и поздоровевшим. Драки влияют на вас хорошо, но не переборщите. Успеха!

В кресле самолета Василий еще раз вспомнил задание. Суть проста — проникнуть внутрь парка, выяснить, куда делся трехголовый бог, какие предметы искусства там вообще находятся еще и все, вернуться. Вроде просто, но как попасть внутрь хорошо охраняемой территории, в которой, вдобавок, полно диких зверей? По саванне бродят сотни беспризорных львов, носорогов и слонов. К охране парка привлечены даже племена дикарей, мигрирующие вдоль границ парка. «Опять жара, пыль, мерзкое ослепляющее солнце в глаза, — расстроено думал Василий, — ну почему, как в Африку, так всегда я? Вот бы в Гренландию попасть»! Руководство сразу отвергло предложение нелегально пробраться на участок, где расположил коллекцию Бибикофф — слишком опасно и практически невыполнимо. По легенде Василий Барабанщиков богатенький коллекционер и сочувствующий обществу «Свидетелей Иеговы». На его имя открыт счет в крупном российском банке, имеющем отделения почти по всему миру. Сумма просто астрономическая для простого капитана российской армии, но удачный результат операции принесет стране в тысячу раз больше и потому затраты оправданы.

Колеса касаются бетона посадочной полосы, «Боинг» трясет, как телегу на проселке. Василий который раз подивился несоответствию рекламы и действительности. Тряска прекращается, самолет останавливается. Пассажиры торопятся к выходу, будто опасаются, что лайнер дальше полетит. Барабанщиков подождал, пока вышли почти все и солидно спустился по трапу. Как бизнесмен, имел респектабельный вид: короткий ежик, летний костюм песочного цвета с белой рубашкой. Бежевая дорожная сумка дополняет облик делового человека. В сумке дорогой несессер, планшетный компьютер, DVD-плеер, бутылка коньяка и банка черной икры. В джентльменский набор также входят упаковка таблеток для повышения потенции и презервативы. Любой проверяющий или любопытный сразу поймет, что владелец этих вещей приехал совместить приятное с полезным. Беспрепятственно пройдя таможенный контроль, Василий выходит из аэропорта. Свободных такси оказалось много, выбрал поновее и велел шоферу отвезти в местный «Хилтон». Водитель решил схитрить, повез через окраины. Василий не возражал. За стеклом поплыл знакомый еще с детства пейзаж. Однообразные коробки лачуг бедняков, полуголые дети, без дела сидящие на разбитом асфальте и взрослые, угрюмые и равнодушные ко всему на свете. Стало противно, достал десятку, сунул водителю и приказал:

— Короче!

В номере велел принести завтрак и самые популярные местные газеты. За чаем просмотрел колонки объявлений, быстро нашел, что хотел — предложение тура по заповеднику. Выбрал фирму, принадлежащую Андре Бибикоффу — он не брезговал и мелкими заработками. Офис нашел в паре сот метров. Медленно прошел мимо, внимательно разглядывая через стекло, что внутри. За столом сидит девица, белая, с прической по последней моде (так решил Василий), в очень короткой, да еще с разрезом, юбке. Чрезвычайно высокая грудь, словно артиллерийские снаряды особо крупного калибра, готова к бою. Казалось, что шея девицы произрастает прямо из бюста. Кроваво-красные ногти, такого же цвета пухлые губы и огромные крашеные ресницы ясно сказали Василию, как следует себя в обществе приличной дамы. Следовало немедленно сменить имидж. Зашел в магазин, купил белую майку на размер меньше, чем надо и голубые стрейчевые джинсы. Тоже на размер меньше. В номере переоделся, глянул в зеркало и аж лицо перекосило: майка подчеркивает и без того большие рельефные мускулы, а в голубых джинсах спереди выпирает так, будто обладатель сунул туда пару апельсинов. «Ну натуральный конь с яйцами, срамота одна, — хмыкнул Василий, — но сейчас самое то»! С непривычки защемляло. Морщился и злился на весь белый свет, особенно на Африку. Перед дверью делает лицо «нуждающегося» мужчины и осторожно (жмет в штанах, зараза!) входит.

Прохладный кондишен приятно освежает. На лице девицы профессионально расцветает улыбка, ресницы идут вверх, за ними поднимаются глаза. Прозвучало «добрый день». Глаза девицы против воли крутнулись вниз, задерживаются на груди, мучительно медленно опускаются ниже и ниже, намертво заморозились в центре и Василий увидел сверху только прикрытые ресницами белки. Лицо безглазо смотрит на него! Рот полуоткрылся, голые колени шевельнулись, непроизвольно раздвигаясь…«О Господи! — пронеслось в голове, — никак перебор! Надо сдать назад». Громко кашлянул в могучий кулак. Девица даже не дрогнула, только глаза закатились под лобик, потом вернулись в исходное положение и наконец сфокусировались на лице удивительного посетителя.

— Да-а… — проблеяла девица. Интонация такая, что могла означать все, что угодно, начиная от «чего желаете» до «как изволите».

— Я хочу… — начал Василий бархатным, с сексуальной хрипотцой, голосом и осекся… (Боже, что говорю!) — э-э… я прочитал объявление о предоставлении индивидуальных туров по национальному парку. Хотел бы узнать условия и расценки. — Василий замолк и перевел дух.

Девица, совсем было обалдевшая от «я хочу», огромным усилием воли возвращается в реальный мир. Громко сглотнула, колени схлопнулись, взгляд тускло осветился мыслью. Рука с кровавыми ногтями вытягивается — Василий едва удержался, чтобы не отпрыгнуть — пальцы сжимают рекламный проспект на краю стола. Хруст лощеной бумаги окончательно привел девицу в себя и она начала заученно рассказывать, что и как.

— Минутку, мисс, — вежливо прервал Василий, — я слышал от знакомых, что можно попасть на экскурсию по осмотру частной коллекции. За хорошие деньги, разумеется, — многозначительно закончил он.

У девицы заметно крутнулся счетчик в голове.

— У меня тоже есть коллекция и есть, что предложить хозяину парка, — вкрадчиво говорил Василий, — с вашей помощью это легко сделать.

С этими словами достал пачку долларов, положил под руку девице. Рука метнулась с быстротой атакующей кобры, деньги исчезли. Из дальнейших расспросов выяснилось, что хозяин иногда бывает в ресторане (кстати, завтра вечером). Ресторан называется… э-э… (еще сотня), ах, да, как я забыла, «Виндзор», ну конечно! У них как раз какое-то мероприятие семейного характера и в такие моменты господин Андре бывает добр и отзывчив. Можно побеседовать о культуре, искусстве. Но это будет только завтра! «Так, — задумался Василий, — а сегодня, похоже, придется защитить честь Родины». Тут же предложил встретиться после работы и продолжить интересный разговор, можно в том же «Виндзоре». Девица опустила ресницы, демонстрируя мучительное колебание и сомнения (ах, я вас не знаю!), но взгляд предательски остановился на голубых джинсах и со словами «ну, я подумаю» она согласилась. По пути в отель Василий ни разу не поднял глаз от земли, но все равно чувствовал радостные взгляды женщин и раздраженные мужчин. «Хорошо, что солистом балета не работаю, а то бы совсем хана»! — раздраженно думал он, почти вбегая в номер.

Проводить девицу из отеля на следующее утро не составило труда — торопилась на работу. Зная, что это навсегда, Василий простился как можно нежнее и договорился созвониться. До вечера куча времени, надо обдумать церемонию знакомства. Андре осторожен и умен, фальшь раскусит сразу. Василий включил компьютер, занялся просмотром сайтов коллекционеров.

Портреты венценосных особ подозрительно провожали взглядом каждого вошедшего в «Виндзор», особенно этого русского с манерами дворянина в светлом костюме. Король Георг внимательно смотрел, как сел за стол, рука небрежно подхватила картонку меню. Одна только королева Виктория ободряюще подняла на мгновение уголки губ. Или это игра света от хрустальной люстры? Василий счел, что улыбнулась. Публика в зале сидит чинная, под стать обстановке. Официанты в камзолах и париках невозмутимо принимают заказы и растворяются в воздухе. Администратор величаво двигается по залу, словно герцог обходит владения. Прислуга от властного взгляда разлетается, как семена одуванчика порывами ветра и слетаются вновь по мановению длани. Секстет музыкантов приглушенно играет что-то «чисто английское» и меланхолическое, отчего хотелось немедленно отпустить бакенбарды и вкусить овсянки без масла. Подчиняясь обстановке, Василий напускает на себя строго-отрешенный вид, разглядывает портреты. Иногда, опуская глаза в зал, ловит себя на мысли, что неплохо бы вон того старичка с внешностью лорда хранителя печати сунуть постной рожей в суп, а тому толстячку с сигарой а ля Черчилль засунуть за шиворот смокинга горячий стейк, да еще по спине похлопать. «Что-то я шаловливый сегодня, — озабоченно подумал Василий, — наверно, к драке». Драка в планы не входила. Постарался отогнать ненужные мысли, стать серьезным. Время идет быстро, вот-вот появится Андре. Василий еще раз взглянул на портрет королевы Виктории… Двери распахнулись!

Администратор склонился в церемонном поклоне — господину Бибикоффу и супруге. Если на фотографии Андре Василий насмотрелся, то даму видел впервые. Одного возраста с Василием, даже моложе, ведь женщин не сразу разгадаешь, маленького роста, пропорционального сложения. Разрез больших глаз, густые черные волосы сразу напомнили Алику. Василий отвернулся. Опомнился, снова посмотрел. Крупные бриллианты в ушах, на шее сверкают на смуглой коже, свет хрустальной люстры заливает гладкую кожу. Женщина на мгновение словно оказалась в потоке белого света. Василий почувствовал, как дрогнуло лицо, поспешно опустил глаза. Залпом выпил минеральной воды. «Да у нее глаза, как у ящерицы, — начал убеждать сам себя, — и вообще вся крашеная и холодная. Муж и жена — одна сатана». У Андре действительно бесстрастное холодное лицо аристократа, но умные глаза светятся сдержанной радостью. Пара в сопровождении администратора проследовала к столику под портретом здравствующей королевы. Послышался тихий приказ, плавный полет камзолов официантов резко ускорился. Василий в раздумье осматривал зал — да, просто так не подойдешь, нужен серьезный повод. Хорошо, что заранее побеспокоился, но полной уверенности все же нет.

Виртуозно балансируя огромным тортом на руке, официант подплывает к паре молодых людей. Ловко опускает на середину стола. Девушка восхищенно смотрит на чудо кулинарного искусства, в глазах жалость, что-то шепчет парню. Тот осторожно берет торт…

Василий встает из-за стола, медленно идет к туалетной комнате. Проходит мимо столика, за которым Андре беседует с дамой. Молодой человек с тортом идет навстречу Василию. Девушка раскрывает сумочку…

Василий резко поворачивается и почти прыгает навстречу парню. Тот уже замахнулся тортом, а девушка торопливо разворачивает плакат с лозунгом в защиту беззащитных соболей и прочих грызунов. Администратор, официанты, охрана — все замирают…

Андре, словно чуя неладное, поднимает глаза…

Василий ловко перехватывает торт, изворачивается и кулинарный шедевр оказывается на голове парня. Скомканный транспарант летит под стол. Василий разворачивается к обалдевшему администратору, раздается команда:

— Полицию!

Громкий уверенный голос всех приводит в чувство — администратор рявкнул и камзолы бросились к молодым людям, от дверей ломанулась охрана, утащила нарушителей спокойствия. Остатки торта на полу стремительно исчезают под ловкими руками уборщиц. Под шумок Василий незаметно скрылся в туалетной комнате и оставался там, пока все не успокоилось. Вышел, как ни в чем небывало направился на свое место. Проходя мимо, вежливо поклонился, с улыбкой произнес:

— Я решил, что десерт подают слишком рано и позволил себе на секунду стать администратором.

— И правильно сделали, — смеясь, ответил Андре. Махнул официанту, тот подлетает со стулом в зубах.

— Садитесь, — предложил Бибиков, — я не могу быть неблагодарным к земляку.

— Неужели мой английский так плох? — удивился Барабанщиков.

— Нет, произношение прекрасно. Дело в другом — только русский может рявкнуть «полиция!», а эти зовут, — презрительно улыбнулся Бибиков. — Андре… э-э… Андрей Бибиков, бизнесмен и меценат, моя жена — Элеонора.

— Очень приятно, господа, — наклонил голову Василий, — Василий Барабанщиков, бизнесмен, но пока не меценат.

— Это ничего, Василий, — ответил Андре, — меценатство дело наживное. Когда денег некуда будет девать, станете …ха-ха! … меценатом!

— Тогда нескоро, — отшутился Василий, — у меня хороший аппетит.

Поговорили еще немного для соблюдения приличия. Вставая, Василий вежливо улыбнулся Элеоноре. Та одарила такой же улыбкой — все-таки спаситель ее соболей! Андре вручил визитку и пригласил в гости, провести субботу в загородном доме, среди дикой африканской природы и коллекции древностей. Василий поблагодарил и откланялся. Уходить сразу нельзя и пришлось еще минут сорок делать вид, что наслаждается дорогим вином и виртуозными исполнителями джаза. Он не увидел, как Бибиков подозвал охранника и произнес несколько слов. На улице Василий спросил в телефон:

— Как дела?

Получил ответ, удовлетворенно кивнул. Звонил тому самому парню, который хотел надеть торт на голову Андре. Это его с подругой нашел Барабанщиков по Интернету на сайте студенческих объявлений о поиске работы. За три тысячи долларов парень с подругой согласились сыграть небольшой спектакль. Василий машет рукой, такси лихо тормозит у кромки тротуара. Только протягивает руку к двери, как раздается топот, чья-то рука с накрашенными ногтями грубо отталкивает, раздается крик:

— Отвали, козел, это моя тачка!

Какой-то придурошный негр, в ярко-розовом тюрбане, бусах и браслетах плюхается на сиденье и дико ржет, показывая белые зубы. Еще двое с гоготом лезут в салон. Один поворачивается, с ухмылкой говорит:

— Не открывай пасть, беложопый, береги здоровье.

Другой больно пинает по ноге. Василий не был расположен к драке после удачного вечера, но такой наглый наезд вывел из себя. Пнувший немедленно получает сокрушительный удар в челюсть. Фонарный столб звенит, словно рельс, по которому влупил ломом испуганный пожарник, когда голова придурка врезается в стойку. Второй оказался настороже, из сжатой ладони выглядывает узкий нож. Василий перехватил руку в замахе, проворачивает, словно техник винт самолета. Владелец ножа ляпается на асфальт спиной и затылком так, что больше не шевелится. Рука неестественно торчит, нож выпадает из омертвевших пальцев. Обладатель бус и браслетов выскакивает с переднего сиденья, со скоростью бешеного хорька бросается прямо на Барабанщикова. Василий не мешкает. Левая рука молниеносно опускается на шею, пальцы давят на позвонки. Резкий толчок и негр пулей летит в витрину. Розовый тюрбан спас дураку жизнь — клубок ткани смягчил удар, стекло спружинило и негр отлетает метра на два. Стремительный полет больного на голову обладателя бус останавливает мусорная урна. Василий садит в такси, свирепый рык заполняет салон. Звучит название отеля.

— Да, господин! — блеет таксист откуда-то из-под руля, машина мягко трогается.

Омерзительно жарким солнечным утром Василий вышел из отеля. Кожа моментально покрывается маленькими капельками пота. «Опять проклятая жара! — тоскливо подумал Барабанщиков, — ну почему все негодяи и злодеи живут на юге, а? Хоть бы один где ни будь в Лапландии поселился»! Дверь белого кадиллака гостеприимно распахивается, Василий поспешно ныряет в темную прохладу салона. Белое кожаное кресло ласково обнимает, автомобиль бесшумно трогается. Стакан ледяной минеральной воды немного охлаждает тоску по сугробам и метелям. Василий рассматривает плывущий за окном пейзаж. Город с утра раскален, редкие прохожие спешат поскорее попасть в кондиционированное нутро белых зданий. Только полицейские регулировщики на перекрестках никуда не торопятся. Машут палочками, свистят и весело блестят черными физиономиями под белыми фуражками. Мягко качаясь на поворотах, кадиллак миновал центр. Потянулись окраины, унылые и пыльные. Здесь никто не улыбался. Все смотрели угрюмо и прицельно, словно ожидая часа мщения всем удачливым и состоявшимся за то, что им, черным жителям края цивилизации, не досталось ничего. Только обширные помойки и мусор. Дорога перестает вилять, вытягивается в струну. Прикидывается германским автобаном. Словно темно-серое лезвие меча легло на пыльную саванну и только автомобилям, порождениям железа и огня, разрешается ползать по лезвию, людей и животных беспощадное солнце гонит прочь. Местные жители гонят худой скот вдоль края дороги, не приближаясь к асфальтовому полотну. Смотрят на бескрайнюю равнину, чаще просто под ноги и никто не оглядывается на белый автомобиль, словно летящий на воздушной подушке. Это часть другого, чуждого мира. Он никогда не станет доступным. Тоскливая полупустыня уступает место низеньким, неуверенным кустам. На смену приползли деревья. Заросли становятся выше, гуще. Пропали грязные туземцы со своими тощими козами. Природа за стеклом буйно расцветает. Мелькнули белые распахнутые ворота, редкие столбики ограды и тропический лес, праздничный и яркий, как новогодняя елка, обступает дорогу. Чувствовалось, что здесь нет места тупым и жадным людям. Их сюда вообще не пускают. Природе предоставили полную свободу и она ей воспользовалась. Проходит еще несколько минут, автомобиль замедляет ход, словно лайнер у входа в гавань. Распахиваются высокие створки ворот, машина снова летит по асфальтовой полосе. Бросилось в глаза, что дорога сузилась. По ней может ехать только один автомобиль — хозяина и больше ничей.

Деревья окончательно захватили дорогу, сомкнулись кронами, заслонили небо и солнце. Кадиллак идет по зеленому тоннелю. Изредка пронизывают белые столбики солнечного света. Впечатление, словно роскошная подводная лодка арабского шейха под толщей изумрудной воды Средиземного моря. Движение замедлилось, ощущение подводного плавания усилилось. Деревья расступаются, белый дворец из восточной сказки закрывает полнеба. Василий выходит из машины, замирает — красота дворца завораживает. Белый мрамор холодно сверкает на солнце. Вкрапления кварца блестят всем спектром цветов. Гениальный архитектор так расположил крупные куски кварцевого камня, что грани дворца словно осыпаются искрами. Все белого цвета — стены, лестницы, двери, окна и крыша. Только золотые (или позолоченные?) дверные ручки и тонкий узор на стенах из золотых крапинок. Вход во дворец на высоте третьего этажа. К нему ведет широкая мраморная лестница. По обе стороны раскинулся водяной сад тремя уступами. На каждом фонтан по обе стороны, уступы соединяются искусственными водопадами и ручьями. Очень хороший садовник расположил растения так, что на ум невольно приходит сравнение с висячими садами Семирамиды. Под рукой едва заметно вздрагивает гладкая поверхность автомобиля. Василий спохватывается, захлопывает дверь. Кадиллак бесшумно исчезает. Медленно идет по лестнице, взгляд не отрывается от чудесного сада. Холодный мрамор, гранит, сумасшедшая африканская природа и вода создали удивительный мир искусства. За спиной раздается тихий смех. Василий оборачивается. Белый электромобиль для гольфа останавливается возле ступеней. Из открытого салона легко выпрыгивает Элеонора. Без макияжа, соболиной накидки белом коротком платье выглядит намного моложе, чем в «Виндзоре». Только огромные сверкающие бриллианты остались на месте. Они, похоже, были повседневными безделушками, женщина их просто не замечала.

— Ну, здравствуйте, спаситель чести Бибиковых. Как добрались?

— Доброе утро, — коснулся губами кончиков пальцев Элеоноры Василий, — с трудом. Роскошные салоны автомобилей убаюкивают, засыпаю.

— А-а, тогда в следующий раз поедете верхом. В седле не заснете. Идемте.

Оба улыбнулись, белые ступени мраморной лестницы двинулись навстречу. Мелкие брызги воды от фонтанов и водопадов окутали влажной прохладой.

— Вы занимались спортом одна, изнеможенный хозяин не в силах шевельнуть рукой? — спросил Василий.

— Мой муж не играет в теннис, я занимаюсь сама. А он сутками сидит за компьютером, — ответила Элеонора. — С утра не вылезает из сайтов аукционов, коллекционеров и собирателей старья. Для него нет дела важнее.

— Это благородная страсть, — осторожно заметил Василий.

— О, бросьте! Страсть, да еще благородная, у мужчины может быть только к женщине. Страсть к старым горшкам и уродливым чудовищам — это блажь!

Василий не нашелся, что ответить.

Подошли к белым, с позолотой, дверям с хрустальными стеклами, лакей с поклоном распахнул створки.

— Располагайтесь здесь, — сказала женщина, указывая на широкий диван, покрытый шкурами леопардов, — а я напомню Андре о вас.

Василий поблагодарил, стал с любопытством (когда еще попадешь в гости к миллиардеру!) осматриваться. Гостиная тоже белая с золотым. Вся мебель изготовлена в стиле Людовика 14 с добавлением восточной роскоши: снежная белизна, золото и ледяное сверкание хрусталя. По мнению Василия, ненавидевшего жару, на экваторе — самое то! Сверху раздался веселый голос Андре:

— Простите, господин Барабанщиков, что не встретил. Охота пуще неволи, как говорят в России. Здравствуйте!

— Добрый день, господин Бибиков. — пожал руку Василий и уже открыл рот, собираясь начать светскую беседу, но Андре бесцеремонно перебил:

— Да, да, я знаю, вам очень понравилось. Такое не может не нравиться! — уверенно провозгласил он, — только все это — фигня. Мы сейчас перекусим, как говорится, чем бог послал, и я покажу вам настоящие сокровища.

Бибиков подвел Василия к столу и бесшумные лакеи один за другим поплыли вокруг с серебряными подносами. На столе появилась стерляжья уха, пироги с белыми грибами, запеченная в золотой фольге форель, черная икра на хрустальном блюде и запотевший графин водки.

— Я всегда и везде остаюсь русским, — сказал Бибиков, — хотя никогда не жил в России. Чужие привычки ко мне не пристают.

Василий поднял рюмку. Андре заметил мелькнувшее колебание в глазах:

— Пейте, — с улыбкой сказал он, — это не та водка, что продается в магазинах. Настоящая, она не дурманит голову, а очищает.

Василий выпил, с удовольствием позавтракал. Принесли сигары. Хозяин предложил Василию, тот отказался, объяснив, что не курит. Андре одобрительно посмотрел.

— У вас во всем отличный вкус, господин Бибиков — и в кулинарии, и в архитектуре, — сказал Василий.

— А вы подхалим, господин Барабанщиков, — засмеялся Андре. — Но не буду спорить, вам видней. Идемте, я буду хвастаться по-настоящему.

Спустились вниз, на лужайку перед дворцом.

— Прошу! — указал Андре на роскошный белый автомобиль с откидным верхом, садится за руль.

Мерседес мягко покатил по дорожке к лесу. Быстро пересекают открытое пространство, дорога приводит в густой тропический лес. Еще несколько десятков метров и взору открывается дивная картина — на искусственных полянах по одному и группами расположились прекрасные статуи древних богов и богинь самых разных народов. Больше европейских, азиатские и африканские слишком уродливы на взгляд человека, воспитанного на греческом и римском искусстве. Не уныло-серые, из выщербленного камня, как показывают на фотографиях. Белые, розовые, нефритово-голубые, из черного и красного гранита — они сверкали на солнце и будто действительно светились божественным светом. Особенно прекрасны боги древних эллинов. Могучие торсы соседствуют с изящными женскими фигурами. Словно живые замерли на мгновение. Золото доспехов хлещет нестерпимым светом.

— Это же… Венера?! — вскрикнул Василий, указывая на всем известную скульптуру, — но почему…

— С руками? — закончил вопрос Андре. — Потому что подлинник, а то, что всем показывают — неудачный эскиз. Тоже старый и того же мастера, но только эскиз. Запомните, Василий, в музеях давно нет настоящих шедевров, а только остатки прежней роскоши!

Статуи Зевса, Афродиты, изваяния других богов, которых Василий не знал, стоят в божественной красе и бесстрастно смотрят сквозь людей. Он и раньше догадывался, что не все лучшее сохранили какие-то жалкие музеи, но такого увидеть не ожидал. Андре снизил скорость, машина чуть движется. Он улыбался на все зубы и гланды, просто нет лица, одна улыбка. Для настоящего коллекционера нет выше счастья, чем видеть, как его сокровища повергают другого в священный трепет. Машина миновала статуи богов, за живой изгородью кустов открывается другая, не менее потрясающая картина — в искусственной пещере расположился огромный иконостас. Стены покрыты иконами в роскошных золотых рамах. Иконы самых разных размеров и форм, большие и маленькие, сверкающие всеми цветами радуги от драгоценных камней и темные, почти черные от древности. Под иконами светильники, в полумраке каждая подсвечивается белым снизу. В центре золотом и алмазами сверкают царские врата. Лик Христа, написанный неизвестным художником, смотрит прямо в душу добрыми всепрощающими глазами. Василий никогда не видел такого и вряд ли, он догадывался, увидит еще. Опомнился, когда тихий голос произнес:

— Здесь нет позолоты и стекла. Все настоящее.

Только кивнул, не отрывая глаз от неземной красоты.

— Наши боги лучше и потому красивы, — продолжал тихо говорить Андре. — А сейчас вы увидите других.

Свернул на узкую боковую дорожку, проехал несколько метров. Вдоль дороги стоят мрачные боги неведомых народов. Из темного камня, клыкастые и когтистые полулюди-полузвери. Один особенно поражал: до пояса змея, выше — человеческий скелет. Толстое змеиное туловище выросло из огромной груды черепов, вошло в грудную клетку, полностью заполнило. Ребра охватывали его, как обручи бочку. Безобразные наросты на плечах и спине укрыты костяными пластинами, образующими горбатый панцирь. На спине выступ вроде капюшона, наползающий на страшную голову. Из толстых костяных плеч торчат длинные руки, хищно согнутые в локтях, словно неземное существо готовиться схватить кого-то. Вместо ладоней стальные клинки, загнутые назад, ломаные, шишкастые, с выщербленными концами, как две косы смерти. Между плеч торчит голова на короткой толстой шее, как у черепахи. Голова — широкий получеловеческий череп с огромными челюстями. Частоколом торчат длинные острые зубы. Низкий лоб, мощные надбровные дуги и близко посаженные глазные ямы. Искусный мастер вставил в середину черных провалов глаза из янтаря. Они горят тусклым желтым огнем, словно чудовищный бог дремлет и ждет своего часа. Белые черепа под толстым туловищем змея недобро глядят на людей черными дырами бывших глаз. Барабанщиков наклонился, взгляд различил тонкие трещины, сколы.

— Настоящий?

— Здесь все настоящее, я же говорил вам, — ответил Андре, пристально глядя в глаза.

Проехали еще немного. Василий, наконец, увидел то, к чему уже готовился: облакоподобную глыбу белого мрамора с кусками горного хрусталя и трехголовое золотое божество на вершине камня. Вот где встретились! Ни один мускул не дрогнул на лице Барабанщикова, продолжает так же таращиться и всматриваться, будто видит все в первый раз. Проехали дальше, как бы невзначай оглянулся — голова, смотрящая в преисподнюю, словно злобно зыркнула в след кровавым глазом и снова уставилась в землю. Дальше пошли храмы, целиком привезенные из других стран и собранные здесь заново: католические и православные часовни и даже целые деревянные церкви.

— Здорово, никогда в жизни не видал такого! — искренне признал Василий, когда повернули обратно.

— Это не все, — загадочно ответил Андре, — то ли еще будет.

— У вас есть еще что-то необыкновенное?

— Позже узнаете, — ответил Андре. Поднялся по лестнице, крикнул:

— А пока мучайтесь неизвестностью, мучайтесь! — засмеялся и скрылся за дверью.

Когда стемнело, раздался стук. Вошел лакей, сообщил, что хозяин ждет господина Барабанщикова в зале. Василий немедленно спустился, застал там Андре в самом лучшем расположении духа.

— Добрый вечер, Василий. Идемте со мной, я покажу вам самое интересное!

Увлек к автомобилю. Сели, машина плавно тронулась по знакомому маршруту. Василий спокойно смотрел на статуи богов и богинь, но маленький червячок беспокойства зашевелился. Подъехали к капищу бога — змеечеловека. Андре вышел из машины, подошел к изваянию.

— Итак, господин Барабанщиков, перед вами древнейшее божество — змеечеловек, дракон, — обратился к Василию. — Сказать по правде, чей это бог и за что отвечал, не знаю. Не представляю, какие жертвы приносили ему и за что. Зато знаю — как! Обратите внимание, там сзади есть отверстие в теле змея, — подошел ближе и показал рукой. — Вот здесь.

Василий увидел, что змей в середине толще, будто кого-то уже сожрал и теперь переваривает. Сверху дверца, под утолщением пустое пространство, выложенное камнем.

— Вот здесь, — показал Андре, — крышка. Через нее внутрь кладут живого человека и разводят огонь. Под брюхом змея. Человек заживо запекается.

Андре перевел дух, хитро посмотрел на Василия:

— Фишка в том, что жертва начинает кричать. Специальные приспособления в горле змея преобразуют крик в рев. Рев дракона! И чем громче ревет дракон, тем угоднее жертва, вот так!

Вокруг уже сгустились сумерки. Глаза бога змея ярко светятся в полумраке. Под брюхом змея Василий видит приготовленные дрова. Посмотрел на Андре:

— Вы собираетесь провести ритуал?

— Да, — ответил улыбающийся Бибиков, — сегодня же ночью.

— И кто…

— Вы, кто ж еще? — не дал договорить усмехающийся Андре.

Василий не успел ничего сказать, тело пронзила боль, мышцы скрутила судорога…

Сознание возвращается медленно, будто всплываешь из глубокой воды. Сначала ощутил боль во всем теле, потом восстановился слух и осязание. Почувствовал себя сидящим на стуле. Ноги, руки, спина плотно привязаны к подлокотникам и спинке. Резкий запах нашатыря заставил дернуться, откинуть голову. Краем глаза видит исчезающую в темноте руку с белой ваткой. Запах нашатыря пропадает. Тело ноет, каждая мышца дрожит. Покрутил головой, разминая шею, осмотрелся. Большое темное помещение. Вокруг черные люди, глаза и зубы сверкают (тьфу, черт, это же негры!) Напротив, в кресле с высокой прямой спинкой, восседает Андре. Справа и слева горят толстые свечи в высоких, в рост человека, подсвечниках. Тусклое пламя освещает только голову. Одет в черное и бесформенное, кажется, что голова сама по себе висит в темноте. Глаза моргнули, черная щель рта приоткрылась, раздался голос:

— Надо ли объяснять, почему вы?

— Надо, — хрипло, будто после сна, ответил Василий, — вдруг сведения ошибочны или неточны?

— Сведения верные, — бесстрастно ответила голова, — вас опознал пилот вертолета. Сколько вы разбили моих белых вертолетов, пять или шесть?

— Четыре. Из них два угнал, а разбил потом.

— Тоже неплохо, — кивнула голова, — но первое подозрение появилось в ресторане. Тот парень с тортом и девка с плакатом — они же были на мушке, как только задницы оторвали от стульев. Да и вы, кстати, когда подошли. Наивно полагаете, что если рядом нет тупорылых бодигардов, то меня не охраняют? А это приглашение провести выходные в загородном доме… Вы всерьез думаете, будто я стану приглашать к себе первого встречного только за то, что он защитил меня от тортика?

У Василия немного кружилась голова.

— В ресторане вас сфотографировали во всех ракурсах, — продолжал Андре, — прогнали по базе данных Интерпола, ФБР, вообще по всем базам данных государственных чиновников, бандитов, воров и террористов. Вас нигде нет. И только пилот опознал вас. Это, кстати, спасло ему жизнь, а то уж слишком неправдоподобно выглядели его рассказы.

— И теперь за четыре старых вертолета вы меня казните? Для вас это же мелочь! — удивился Василий.

— И еще полторы сотни верных мне людей, — тихо добавила голова. — Но это мелочь для меня, а не для вас! Слишком много всего для одного Васи Барабанщикова, простого русского паренька. Да, чуть не забыл! Драка возле ресторана тоже была не просто так. Ее засняли, видеозапись показали специалистам. Так вот, они все в один голос заявили, что так дерутся только сотрудники спецслужб, диверсанты-убийцы. Аппаратура зафиксировала, что у вас даже пульс не изменился — так, на двенадцать ударов увеличился.

— Брешут! Дрался, как умею!

— Вот, вот, именно как умеете. Разумеется, приемов бесконтактного боя вы не показывали и одним пальцем не убивали, но постановка рук, корпуса, точность движений и абсолютное хладнокровие говорит о многом.

Василий вздохнул:

— И вы даже не спросите, на кого я работаю?

— А не все ли равно? — хмыкнул Андре. — За свою жизнь я приобрел столько врагов, что нет смысла их считать.

— Да-а, — сказал Василий и покрутил головой, — и когда меня… э-э… того…

— На рассвете, — любезно ответила голова, — мои чернокожие друзья проведут церемонию рано утром. У них почему-то так положено. Я буду спать, посему прощайте.

Андре бросил несколько слов на незнакомом языке. Василия подхватили сильные руки, понесли, не давая коснуться земли. Через несколько минут торопливой ходьбы оказался рядом с капищем языческого бога. С Василия сняли веревки, втолкнули в каменную нору, в которой можно только сидеть. Громко лязгнула железная решетка, вход закрылся. Шаги стихли. Василий принялся ощупывать решетку, замок в слабой надежде найти изъян. Бесполезно. Вдруг в могильной тишине раздалось хриплое мяуканье, мощный рык. Василий шарахнулся от решетки, затылок больно врезается в камни. Видит горящие в темноте глаза, ноги инстинктивно поджимаются. В тот же момент громадная когтистая лапа бьет по тому месту, где секунду назад была его нога. «А-а, хитрый черт, потому и не сторожит никто! — подумал Василий. — Голодный тигр самый лучший часовой». Положение складывается уж совсем плохое. Тут не знаешь, как решетку сломать, так тебе еще и зверюгу подсунули. Тварь ложится перед решеткой, жуткие глаза плотоядно смотрят на человека.

У Василия уже зад занемел от неподвижного сидения, когда послышались тихие шаги. Тигр насторожился, встал, почему-то замурлыкал и бросился в темноту. Барабанщиков приготовился услышать душераздирающий вопль, кровожадное рычание. Вместо этого из тьмы появилась фигура в черном одеянии. Приблизилась, луна осветила страшное лицо в язвах или наростах. Тигр спокойно идет рядом, будто дорогу показывает.

— Это еще что? — насмешливо спросил Василий, — ожившие боги джунглей или местный цирк?

Человек в черном хихикнул. Голос показался странно знакомым, Василий настороженно всмотрелся. Человек неторопливо снимает маску и встает так, что бы луна осветила лицо.

— Элеонора! — ахнул Василий, — вы что же, по ночам злым духом работаете?

— Нет, я во плоти, — смеясь, ответила женщина. — И почему злым духом? А может, добрым?

— С такой ро… э-э… А почему вас тигр не ест?

— Потому что это — моя Мурка. Это тигрица. Я вырастила ее из маленького тигренка. Она моя самая верная подруга, — сказала Элеонора, обнимая «Мурку» размером с годовалого бычка.

— Да-а… ну, блин, дела! — окончательно растерялся Василий.

— Моя Мурка всегда гуляет по ночам, — продолжала рассказывать женщина, — она лучше всякой охраны.

— В вас пропал талант укротителя, — пробормотал Барабанщиков.

— Не пропал, а воплотился в Мурке! — возразила Элеонора. — А за что вас сюда? Вы тоже бандит?

— Нет, здесь другие бандиты.

— Ну как же, — не унималась она, — я слышала, как вас опознал пилот Андре. Рассказывал про вас какую-то фантастику, будто вы голыми руками убили сто человек, вооруженных до зубов, а его вертолет и вовсе камнем сбили. Неужели правда?

— Да нет, что вы! Конечно, не камнями и не голыми руками. И вертолетов было четыре, а не один. Бандитов не считал, помню только, что их в большую кучу собрали. Вы им верьте больше, не такое наврут.

— Ну вы и нахал, господин Барабанщиков, — изумилась Элеонора. — Я видала врунов, но такого еще нет… А как у вас это получилось?

— Мадам, я с удовольствием рассказал бы вам, но в другой раз. Меня казнить собрались, как-то не до рассказов.

— Ну да, — спокойно сказала Элеонора, поглаживая тигрицу за ушами, — вы же бандит.

— Нет! — зашипел Барабанщиков, — я не бандит. Я наоборот, защищал людей от бандитов вашего мужа и не давал им выкрасть ценную вещь. И здесь я для того, чтобы вернуть украденное.

Элеонора молча гладила свою Мурку, та довольно урчала и поглядывала на Василия: сиди, мол, и не чирикай, а то съем!

— Да, вы правы, — нарушила молчание женщина, — мой муж действительно… это самое. А то, что вы сделали там, в Камбодже, бандит делать не станет. Как мне вам помочь?

От неожиданности Василий подпрыгнул и больно стукнулся макушкой. Мурка предостерегающе рыкнула, женщина засмеялась.

— Ух, е …у-у… Принесите мой чемоданчик, — горячо зашептал он, — и подержите свою кошечку полчаса.

— И все? — удивилась Элеонора.

— Нет, конечно, но и на этом спасибо.

Через несколько минут бесконечного ожидания, когда уже стало казаться, что над ним подшутили, послышались легкие шаги. Женский силуэт медленно приблизился, изящная рука одним движением сняла безобразную маску, оказавшуюся всего лишь прибором для ночного наблюдения.

— Я люблю по ночам гулять, — со вздохом сказала Элеонора. Достала из рюкзачка чемоданчик и через решетку передала Василию.

— Почему вы решили мне помочь?

Женщина не ответила. Она снова вернулась к своей тигрице и стала чесать и гладить ее. Вздохнула:

— Я замужем пять лет. Вначале он мне нравился, был внимателен, мил. Но потом Андре перестал обращать внимание и я поняла, что он женился на деньгах. Свои растратил на какие-то авантюры. Первая жена умерла при странных обстоятельствах. Даже детей не хотел, а для женщины это очень важно. Он стал последнее время слишком… ладно, не стоит. Он творит много зла и часть этого зла попадает и на меня. Я не знаю вас, но мне кажется, вы хороший человек. Уж во всяком случае, бросать живым в железного змея точно не за что. Может быть, вам удастся уйти…

Женщина встала:

— Пока я сделала хорошее только тигрице Мурке и теперь вот вам.

Нацепила поводок на шею тигрице, повела по дорожке.

— Поторопитесь! — бросила Элеонора через плечо.

Василий вздрогнул, опомнившись, схватил чемоданчик. Достал банку черной икры, открыл и налили из коньячной бутылки. В банке зашипело, черная масса превратилась в серую густую кашицу. Отщипнул комочек, раскатал в ладони и налепил на замок. Вытащил из упаковки таблетку, осторожно вдавил в серую массу на замке. Отодвигается как можно дальше, берет DVD-проигрыватель, палец до отказа жмет кнопку play. Яркая вспышка на мгновение освещает все вокруг, раздается хлопок и чисто срезанный замок падает на землю. Василий выкатился из пещеры, торопливо надел прибор ночного наблюдения, осмотрелся — кругом тихо, на вспышку и хлопок не обратили внимания. Через прибор сад отлично видно, только все зеленое. Бежит к дому прямо по дорожке. Выждал, когда охранник скроется за углом, перелез через ограду, быстро забирался по стене наверх. На террасе останавливается, снова открывает чемоданчик. В ладони появляется шариковая ручка. Палец жмет на колпачок, с другого конца высовывается тонкое жало. Вставляет в замок. Раздается тихое жужжание. Василий осторожно поворачивает рукоять, дверь бесшумно открывается. По коридору поднимается наверх, останавливается возле кабинета Андре. Повторяет операцию с отмычкой, открывает дверь…

Комнату пересекают тонкие лучи лазерной сигнализации. Василий в который раз поблагодарил Элеонору за ночной прибор. Медленно подходит к столу, перешагивая и наклоняясь. Из чемоданчика появляется планшет, подключается к компьютеру Андре. Василий дает команду ломать защиту и качать файлы. Программа, словно ледокол, взламывает все коды и собирает информацию, оставляя после себя беспорядочный набор бессмысленных символов. За такую работу ее так и прозвали — «ледокол», хотя разработчики назвали совсем по-другому. Передатчик сразу отправляет всю собранную информацию на спутник-шпион. Василий нетерпеливо ждет. За окном уже наметилась едва заметная полоска рассвета. Наконец, программа пискнула, высветилось меню окончания работы. Схватил планшетку и, также осторожно кланяясь, приседая и глупо задирая ноги, выбирается из кабинета. Спустился вниз, остановился на террасе, прижимаясь к стене. За спиной слышатся шаркающие шаги. Оборачивается, видит охранника. Тот медленно бредет навстречу, взгляд направлен в сторону парка. До охранника слишком далеко. Василий хватает какой-то горшок с пучком травы, швыряет в голову. Глиняная емкость на первой космической скорости вырывается из ладони, с громким треском врезается в лоб охранника. Горшок от столкновения разлетается в пыль темным облачком, голова от могучего удара откидывается за спину, охранник по инерции шагает назад. Василий подхватывает падающее тело, осторожно опустил в цветы. Отключает рацию, забирает пистолет и бежит в сторону гаража. Уже рассвело, побег вот-вот обнаружится. Надо торопиться. Из-за угла наблюдает, как суетится охрана. Из парка примчался какой-то потный дурак в черном балахоне и заорал, показывая рукой за спину. «Значит, обнаружили, — понял Барабанщиков, — надо пошевеливаться». Перебежал за гараж. Еще днем заметил там большую емкость для хранения бензина. Очень разумно с точки зрения человека, имеющего полтора десятка роскошных лимузинов, но чрезвычайно глупо с точки зрения безопасности. Василий сунул планшетный компьютер за пазуху, открыл чемоданчик, немного повозился и черный прямоугольник летит под емкость. За гаражом лег за дерево и опять нажимает кнопку play…

…грохнул такой взрыв, что стекла в доме вылетели вместе с рамами. Черно-красный гриб атомного взрыва поднимается в рассветное небо на высоту десятиэтажного дома, на землю проливается огненный дождь. Языки пламени бегут по крыше дворца, постройкам, автомобилям… Люди живыми факелами мечутся по зеленой травке парка, бросаются на землю, бешено катаются, пытаясь сбить огонь. Треск горящего дерева и вопли сгорающих заживо сливаются в одну страшную музыку…

Паника поднялась такая, что никто уже не соображал, что делать. Именно на это и рассчитывал Барабанщиков. Побежал, почти не скрываясь. Легко, от избытка энергии перепрыгивает через ямы, поваленные деревья и кусты. Только раз появилась опасливая мысль — а вдруг и Мурка где-то здесь гуляет?

На следующий день Василий уже летел домой. Дремал в кресле, иногда открывал глаза и лениво смотрел на плывущие далеко внизу облака. Снова закрывал глаза и дремал, не думая ни о прошлом, ни о будущем…

…несколькими часами позже поэтому же маршруту встречным курсом пролетел транспортный ИЛ 76. На борту две сотни мужчин в военной форме непонятного государства, без знаков различия и нашивок. Летят издалека. Многие уже успели выспаться и теперь кто играет в карты, кто рассказывает соседу что-то смешное. Гул двигателей изменился, самолет стал снижаться. По рядам прошелестело — «приготовиться»! Мужчины отставили посторонние дела, без лишних движений проверили парашюты, оружие. Загорелись цветные лампочки, хвост самолета раскрылся, словно огромная пасть доисторического чудовища. Мужчины по очереди кидаются в грохочущую пустоту за бортом, как в воду. Далеко внизу серыми одуванчиками расцветают парашюты. Солдаты спустились на ровную, как стол поверхность саванны, погасили купола парашютов. Снесли в одно место. Получилась большая бесформенная куча белья. Вдруг вспыхнула синим пламенем, огонь с шумом поднялся, через секунду опал и погас. Вместо белой кучи шелка осталось выжженное пятно, легкий ветерок поднял в воздух пепел, закружил и унес в саванну. Звучит короткая, как выстрел, команда. Солдаты бегут, на ходу перестраиваясь в три длинные колонны по одному. Если смотреть с высоты, получилось, что одна толстая змея разделилась на три тонких и они быстро ползут вперед. Вскоре три змейки делятся еще по три и вот уже девять коротких змеек быстро ползут навстречу густому лесу, проникают внутрь и пропадают. Раздаются первые выстрелы, сыпется труха с пробитых деревьев. В ответ солдаты стреляют короткими злыми очередями, из кустов валятся люди, кричат раненые. Некоторые бросают оружие, со всех ног бросаются бежать. Солдаты в форме неизвестной страны спокойно шагают по лесу, пули с визгом отлетают от закованных в броню тел. Никто не упал, не потребовал помощи. Только пошатываются от прямого попадания тяжелых пуль Калашникова. Впереди показались белые стены роскошного дворца. Земля вокруг сильно обгорела, в неподвижном воздухе тяжело пахнет гарью. Из развалин неподалеку поднимается к небу столб черного дыма. Солдаты разбегаются по дворцу, подсобным помещениям. Стрельба становится чаще. Из дверей и проломов выбегают люди с поднятыми руками. Их отводят на теннисный корт. Во дворце гремит несколько взрывов, из окон повалил густой дым. Стрельба вспыхивает с новой силой и тут же стихает. Слышится нарастающий грохот мощных моторов. На большую поляну перед горящими развалинами дворца один за другим садятся большие вертолеты без опознавательных знаков и номеров. Солдаты быстро запрыгивают в салоны, люки захлопываются, машины поднимаются в воздух. Последний вертолет скрывается за деревьями, настает тишина, нарушаемая треском догорающего дворца…

Слышится далекий вой сирены. Многоголосое завывание приближается, вот на дороге показываются сверкающие разноцветными огнями полицейские машины. Не останавливаясь, разъезжаются по краям теннисного корта, двери распахиваются, полицейские разбегаются во все стороны. Подъезжает большие фургоны. Всех, кто был на поле, быстро загоняют внутрь. Мигалки сверкают с новой силой, сирены воют нечеловеческими голосами. Фургоны в сопровождении полицейских машин уносятся в город. Навстречу показалась целая колонна автомобилей и автобусов, полных людьми. Визжат тормоза, хлопают двери, выбегают люди с видеокамерами и микрофонами. Поднимается невообразимый галдеж, шум. Все разом начинают говорить, кричать, снимать развалины и размахивать руками. Вскоре все собираются в неровный круг. В середине толстый важный господин начинает что-то рассказывать в направленные прямо в рот микрофоны. Через минуту информационные агентства сообщили об уничтожении еще одного гнезда мафии и международных террористов. Правительство страны в растерянности запрашивало ООН, что делать с национальным парком, потому что финансировался он, как выяснилось, международной мафией и террористами. Из ООН ответили, чтоб не беспокоились, парк теперь национальное достояние международного значения и большую часть расходов берет на себя ЮНЕСКО. А заодно и проверят, что там за коллекция древностей. Возможно, очень многое возвратят законным владельцам — частным лицам и государственным музеям.

Глава 4

«Царица Тамара» сказала: «Войдите», подняла голову — на пороге стоит Василий Барабанщиков.

— Вижу, вы хорошо поработали, Василий, — с улыбкой заметила Береговая. — Уезжали, как на похороны, а вернулись, как со свадьбы.

— Скорее, развелся, — уточнил Василий. Подробно доложил обо всех обстоятельствах операции в Кении.

Береговая внимательно выслушала доклад, помолчала. Потом прямо взглянула в глаза:

— Этот Бибиков удрал. Все бросил и удрал. Спецназ никого в доме не нашел. Только охрана и слуги.

— А его коллекция? Там экспонаты по миллиону долларов каждый!

— Цела, — махнула рукой Береговая, — или почти цела. Это не почтовые марки, так просто не увезешь.

Встала из-за стола, прошлась по кабинету:

— Побег Бибикова все усложнил. Сейчас полиция проводит аресты, но наверно возьмет не всех. Кто-то предупрежден и скроется. А кто-то и вовсе будет продолжать работать как ни в чем ни бывало. В том компьютере, что вы вскрыли, было не все.

— Других компов у него не было, — развел руками Василий.

— Он мог не хранить все на диске, вашей вины нет, — успокоила Береговая.

— Вы знаете, куда он мог спрятаться?

— Предположительно, где-то в Индии.

— Далековато!

— Да уж! — ответила « царица Тамара», пристально глядя в глаза Барабанщикову.

— Что это вы так смотрите, товарищ подполковник? — подозрительно спросил Василий.

— Индия — страна чудес, жаркая и экзотическая, — мечтательно произнесла Береговая.

— Я жару не люблю, — как бы между прочим сказал Барабанщиков, — и вообще, почему опять я? — не выдержал он.

— А кто же еще, дорогой Василий Иванович? — обрадовалась « царица Тамара», — вы у нас самый опытный по таким делам. Здоровье крепкое, адаптированное к тропикам, прививки делать не надо.

Василий недовольно отвернулся к окну:

— Надоели мне эти потные страны, — сообщил он. — Жарко там, гадость всякая водится.

— Ничего, — утешила Береговая, — это всего лишь тяготы и лишения, которые легко переносятся, если стойко… э-э… и непреклонно… ну, если наплевать на все и положить.

— Чего? — подозрительно уточнил Василий.

— Ваше, Василий Иванович, непоколебимое мужество на чашу весов. Оно перевесит все! — торжественно сообщила « царица». Помолчала, потом уже серьезно сказала:

— Василий, вы действительно наиболее опытный и умелый. Самая подходящая кандидатура для проведения таких операций. У вас правда хорошо получается.

Села за стол и тихо добавила:

— Уже двоих туда послали. Никто не вернулся. И никаких следов, как в воду канули.

— Когда ехать? — со вздохом спросил Василий.

— Ориентировочно, через неделю. Надо кое-что уточнить. Пока отдыхайте.

В этот день служба в храме прошла, как обычно. Отец Сергей обошел зал, еще раз посмотрел на большую икону Божьей матери в позолоченной раме. Икона старинная, середины 16 века. Долго хранилась в семье сельского дьячка. Как туда попала, никто уже не помнит. В революцию дьячка расстреляли, церковь разграбили, устроили склад овощей. Икону спрятали на чердаке дома дьяка. Его семью тоже расстреляли, а детей отправили в приют. В доме поселился председатель колхоза, бывший сельский дурачок. Воевал в гражданскую, был контужен. Вернулся в деревню и его райком партии назначил председателем. Этот контуженный быстро понял, как надо работать — составил список зажиточных крестьян и предложил расстрелять их, а имущество объявить колхозным. Райком оценил инициативу — ведь так одним махом убивали двух зайцев: ликвидировали классовых врагов и создали материальную базу коллективного хозяйства. Дурачку отдали дом деревенского дьяка. Председатель женился пролетарским браком на бывшей городской проститутке и воровке, ставшей на путь исправления при новой власти и зажил счастливой семейной жизнью. Новые владельцы дома никогда не осматривали чердак и не интересовались старым барахлом; зачем оно, когда так много всего от раскулаченных? На чердаке сухо и икона лежала в пыли, никем не замеченная. Началась война, председатель с семьей сбежал. Дом заняли немцы. Они пользовались кровом недолго. Однажды ночью кто-то бросил в окно гранату. Дом загорелся, немцы кое-как потушили. В отместку сожгли всю деревню и ушли. По иронии судьбы, именно этот дом, хоть и не весь, остался целым. От других остались только печные трубы. Время и непогода делали свое. Крыша прохудилась, потекла и иконе досталось. Когда немцев прогнали, в село неожиданно вернулась старшая дочь расстрелянного сельского священника. Она поселилась в старом родительском доме. Вскоре с фронта домой начали возвращаться мужики. Только не все. Меньше половины из тех, что уходили. В селе уже мало кто помнил, чей это дом и чья дочь в нем живет. А если и помнили, то молчали — люди видели столько горя, что многие потянулись к Богу. Дочь священника вышла замуж за фронтовика и жизнь с трудом, не сразу, но начала налаживаться.

Как-то раз решили навести порядок на чердаке и сжечь старый хлам. Муж разобрал завалы наверху, обнаружил икону. Хотел спалить, но жена не дала. Вытерла от пыли, спрятала. Икона еще долго хранилась в чулане. Жизнь шла своим чередом, сменяли друг друга генсеки, власти. Мир менялся стремительно и кардинально. Вернее, возвращался к нормальному состоянию. И однажды уже сильно постаревшая дочь сельского священника вытащила из чулана икону. Внимательно осмотрела, подумала и собралась в город. Зять погрузил большую семейную реликвию в багажник « Жигулей», усадил тещу на заднее сиденье и повез в город, к батюшке. Старуха все ему рассказала, отдала икону и вернулась восвояси. Батюшка осмотрел привезенное и взяло его сомнение. Пригласил ученого из местного краеведческого музея и директора художественной школы. Те внимательно рассмотрели икону и в один голос заявили, что икона старая, даже очень старая. Руку мастера узнать невозможно, надо отправить в Москву, на реставрацию. Батюшка связался со своим московским начальством, икона отправилась на омоложение. Реставраторы нескоро занялись ей, много других дел. Наконец, дошли руки и до нее. Долго возились, чистили, снимали грязь и слои посторонней краски, а когда разобрались, то ахнули — таких икон осталось всего ничего, несколько штук на всю Россию. Сообщили руководству Русской Православной Церкви, приехали иерархи, осмотрели и дали добро на реставрацию по высшему разряду. Полтора года прошло, прежде чем засветилась Божья матерь небесным светом в золотом обрамлении. Икона словно расцвела, будто яблоня весной. По решению Священного Синода ее вернули в храм тому батюшке, которому икону отдала дочь священника.

Отец Сергей еще раз осмотрел церковь, вышел. Тяжелая дверь без скрипа затворилась, раздался легки стук щеколды, кованый ключ легко повернулся в замочной скважине. Опустилась темная ночь. Храм неярко освещается уличными фонарями. Шумит листьями ночной ветер. Торопятся запоздалые прохожие, изредка проезжает одинокая машина. Тьма становится гуще, почти осязательной. Во двор соседнего дома медленно въезжает автомобиль. Водитель глушит двигатель, свет гаснет. Через несколько секунд негромко хлопают двери, из салона выходят двое. У каждого за плечами горбом торчит сумка. Бесшумно идут темной стороной улицы к храму. Ловко перепрыгивают через низенькую ограду. Проходят вдоль стены, останавливаются у электрокабеля. В руках появляются большие кусачки. Щелчок, короткая вспышка. На храме и в соседних домах гаснет свет. Двое выждали минуту, другую. Подходят к железным дверям, достают из сумки большой сверток. Собирают прямоугольную конструкцию из тонких пустотелых трубок, натягивают темную непрозрачную материю, придвигают так, чтобы с улицы двери на две трети были невидны. Достают из сумки небольшой баллон, прикручивают к горловине тонкий шланг с резаком. Раздается негромкий хлопок, на кончике резака загорается пронзительно голубой огонек. Человек подносит пламя горелки к двери, медленно ведет по кругу. Железо плавится, желто-красные тяжелые капли падают на черную землю. Когда осталось совсем чуть-чуть до конца, неизвестный сжимает плоскогубцами вырезанный кусок, осторожно кладет на порог. Газовый резак возвращается в сумку. Дверь осторожно приоткрывается, оба заходят внутрь.

Лица закрывают уродливые черные маски с короткими толстыми трубками вместо глаз. Через эти трубки оба хорошо видят в темноте всю церковь. Проходят прямо к большой иконе Божьей матери. Осторожно снимают, кладут на пол. Ножами отделяют стекло и деревянную с позолотой раму. Икону заворачивают в заранее приготовленный кусок материи, обматывают скотчем. Один бережно берет на руки, идут к выходу. Сняли темную материю с каркаса, сложили обратно в сумки. Неизвестные уже подошли к ограде, как вдруг заметили синий пульсирующий отблеск. Визжат тормоза, из-за поворота вылетает полицейская машина, тормозит возле церковной ограды. Трое полицейских перепрыгивают через ограду и направляются к дверям. Неизвестные с иконой шарахаются в сторону. Полицейские, подсвечивая фонариками, остановились возле дверей. Увидели следы взлома, двое сразу побежали вокруг храма, третий берет радиостанцию. Раздается хлопок. Рация падает на асфальт, полицейский молча сползает по стене. Один из двоих в масках тихо выругался и ударил второго, с пистолетом. От неожиданности тот отшатнулся, чуть не упал, молча замахнулся свободной рукой. Из-за угла выбегает двое полицейских. Фонари освещают неизвестных. Звучит команда:

— Бросить оружие, руки за голову!

В ответ дважды хлопнуло, оба сотрудника полиции падают. Громко лязгают автоматы о камни. Неизвестный в маске кричит:

— Что наделал, идиот!

— Да пошел ты! — отмахнулся второй.

— Я-то пойду… — процедил сквозь зубы второй, опуская руку в карман.

С черной земли гремит автоматная очередь. Мужчина с пистолетом странно задергался всем телом, опрокинулся навзничь. Второй припал к земле, замер. Полицейские не двигаются. Мужчина хватает сверток с иконой и, пригибаясь, бежит за храм, к ограде. Икону сунул между прутьев, перелез сам и бросился к машине. Автомобиль тихо урчал включенным мотором. Едва мужчина плюхнулся на сиденье, машина срывается с места…

На следующий день все местные СМИ сообщили, что похищена старинная и очень дорогая икона из главного городского храма. О случившемся доложили, как положено, в Москву, в главк. Неожиданно оттуда пришло указание немедленно найти, бросить все силы, мобилизовать имеющиеся резервы, а не то будет так, разтак и эдак! Начальник райотдела полиции, и без того злой, потому что погибло трое сотрудников, обозлился еще больше. Он обругал матом всех, кто попался на глаза, включая ни в чем не повинную уборщицу и клятвенно пообещал начальнику уголовного розыска, что гнусно надругается над ним, если тот не найдет преступников и украденную икону к завтрашнему обеду. К обеду не нашли, к ужину тоже. Зато, отрабатывая все возможные версии, вышли на квартиру, в которой недавно поселился постоялец очень подозрительного вида. Подозрение он вызвал у соседки по лестничной площадки тем, что не обратил на нее ну никакого внимания. Пышная дама позднего бальзаковского возраста напрасно забывала застегивать короткий халат на три нижние и две верхние пуговицы. Молодой, полный сил мужчина игнорировал все, что ему показывали. Мало того, когда бизнес-вумен (дама работала на рынке) попросила наладить ей пылесос (ой, в одиннадцать вечера!), он нахально посоветовал вызвать телемастера (каков подлец!) на дом. Озлобленная отказом неоднократно замужняя дама наябедничала участковому на подозрительного соседа. Участковый, зная взбалмошную бабу, все же решил проверить. Так как квартира расположена на первом этаже, он, недолго думая, взял бинокль и, как стемнело, отправился наблюдать. Операция длилась три минуты. Участковый, вдоволь насмотревшись, как подозреваемый ужинает возле телевизора, собрался идти домой. В этот момент гражданин встал, из-за дивана достал большой плоский предмет, завернутый во что-то темное. Аккуратно отвернул угол — сверкнуло золотом! Участковый заволновался, мысли заметались, как тараканы под яркой лампой. Оступился, потерял равновесие и с грохотом свалился с лавки, приспособленной под наблюдательный пункт. Быстро вскочил и, не отряхиваясь, побежал звонить. Впопыхах не заметил, что в комнате сразу погас свет…

Через полчаса пятеро сопящих от волнения мужиков вылезли из полицейского УАЗа. Дружно ухватили машину, на руках подкатили к окну. Двое ушли к дверям. Третий осторожно зацепил трос за решетку на окне, второй конец — за буксирный крюк автомобиля. Старший махнул рукой, сдавленно крикнул:

— Давай!

УАЗ рванул, с шумом и звоном вывернул решетку вместе с оконной рамой. Одновременно двое начали вышибать входную дверь, еще двое кинулись в окно. Эти первыми попали в квартиру и в растерянности остановились — она совершенно пуста. Только посредине комнаты стоит большое пластиковое ведро с белой массой, вроде обойного клея. Из темного коридора раздался страшный грохот и матюги. Это вторая пара захвата вышибла дверь. Все в пыли, с выпученными глазами, кинулись в квартиру и не заметили, как зацепили тонкую рыболовную леску, протянутую поперек комнаты. Раздался щелчок, что-то булькнуло, зашипело, раздался громкий хлопок. В замкнутом пространстве комнаты получилось очень похоже на взрыв. Из ведра во все стороны разлетелось нечто белесое, липкое и без запаха. Не успевших сообразить оперов залило с головы до ног густым киселем. Кинулись, кто откуда появился — двое прыгнули в окно головой вперед, как в воду. Оставшиеся рванули обратно в дверь. На входе сшибли с ног, упали на глупую соседку, что вышла посмотреть, как ловят злодея. Бабу вывозили в липкой белесой дряни и сильно защемили. Она завопила дурным голосом. На крик распахнулись остальные двери на площадке и обалдевшие соседи увидели лежащую на полу пышнотелую соседку с задранным до шеи халатом, двух мужиков сверху и все трое обляпаны какой-то липкой густой жидкостью. Соседям сделалось дурно…

Через несколько дней на таможне Шереметьево задержали молодого мужчину. Он пытался незаконно вывезти за рубеж дорогую старинную икону. О случившемся доложили Береговой. Сопоставление ранее известных фактов и результатов допросов позволили сделать вывод, что украденная икона предназначалась все тому же Андре Бибикову. Василий Барабанщиков снова стоит в кабинете начальника отдела.

— Присаживайтесь, Василий, — предложила Береговая.

Василий молча сел.

— Придется вам все-таки ехать в командировку на юг, — с улыбкой произнесла « царица Тамара». — На этот раз недалеко, в Турцию.

— Задача?

— Найти человека, которому предназначена икона. Подчеркиваю, только найти. Есть очень серьезные подозрения, что это тот же человек, что гонит в страну наркоту и продает оружие всем подряд.

— Опять Бибиков?

— Да, видимо он. И будьте очень осторожны, ведь вы знакомы.

Василий помолчал, потом уточнил:

— Моя легенда?

— Жулик, — с любезной улыбкой ответила «царица Тамара», — жулик, укравший икону и спасающийся бегством от преследования милицией. Еще вопросы?

— Нет.

— Тогда готовьтесь и в путь. И поосторожнее с иконой. Мне с большим трудом удалось уговорить не менять ее на копию — фальшивка легко обнаружится.

Белоснежный круизный лайнер только что пришвартовался в порту Стамбула. Одним из первых сошел высокий господин в дорогом светло-сером костюме строгого покроя. Густая черная шевелюра и короткая шкиперская бородка украшают крупное породистое лицо. Холеная внешность, маникюр и холодный взгляд серых глаз ясно говорили всем встречным, что это богатый господин, имеющий вес в обществе. Услужливый носильщик тащит тележку с сумкой и большим кофром. Кофр блестит от многочисленных клепок, стальных уголков и никелированной ручки. Вид кофра наводил на мысли о чем-то монументальном, железно-рыцарском и благородном. Господин небрежно сует «на чай». Носильщик метнулся за такси. Через секунду лихо подлетает «Мерседес — универсал» и вещи плавно переместились в багажник.

— В приличный отель! — буркнул господин.

Таксист, чувствуя хороший бакшиш, благовоспитанно наклонил бритую башку и мерседес мягко тронулся. В отеле спектакль под названием «приезд очень важного господина» повторился. Осчастливленный громадными чаевыми, таксист поспешно вытащил вещи и передал с рук в руки коридорному. Когда все занесли в номер и коридорные убежали, на бегу рассовывая деньги по карманам, Василий запер дверь и почти побежал в ванную принять ледяной душ. Но вода оказалась не ледяной, а только прохладной. Немного раздраженный, Василий решил все же не беспокоить администрацию отеля — ну где они возьмут столько ледяной воды? Накинув легкий халат на мокрое тело, выходит на лоджию.