Блудный оборотень

Пять лет назад крупный бизнесмен Лев Подгайнов вложил деньги в странный проект, который не обещал никакой прибыли. Но мало ли диковинных увлечений у богатых людей.

Название загадочной конторы менялось много раз. Бюро аномалий, Лаборатория парапсихологии, Исследовательский центр паранормальных явлений и прочее, прочее… Но даже собранные вместе, названия не могли точно отобразить суть того, чем занимался исследовательский коллектив.

Я работал в нем с самого начала. Мы честно отрабатывали свои деньги и лишь иногда между собой обсуждали разумность всей нашей работы. И делали такие выводы…

Очень интересный и продвинутый проект, но…

Девяносто девять процентов тех чудес, которые мы подробно изучали, оказывались просто информационным мусором. Ничего сверхъестественного. Встречалось всякое. Миражи и галлюцинации, фантазии «очевидцев», секретные военные испытания, необычные атмосферные явления, выдумки и легенды, просто события из области психиатрии — из этого складывалась основная масса «чудес», рассказы о которых кочуют со страниц на страницу бульварных газет и занимательных журналов.

Но девяносто девять процентов — не сто. Был один процент среди «чудес», который и состоял собственно из чудес… Из самых настоящих чудес. И много раз за годы работы мы сталкивались лоб в лоб с явлениями необъяснимыми, загадочными, а порой и просто страшными.

Владелец и спонсор проекта, господин Лев Подгайнов, напоминал о своем существовании раз в год. Он просил подготовить отчет о самых, так сказать, выдающихся чудесах. Мы старательно готовили отчет, отправляли ему и на этом наши контакты заканчивались. Главный бухгалтер раз в год принимала крупную сумму от Подгайнова, и шла в церковь ставить свечку за его здоровье. Заодно она ставила свечки за спасение наших душ, потому что всерьез считала, что мы занимаемся самой настоящей чертовщиной. А нас она считала колдунами и оккультистами. Почему — непонятно. Казалось, за долгие годы совместной работы она должна была понять, что заниматься колдовством и изучать его со стороны — как говорится, две большие разницы. Вроде бы понятно — физик-ядерщик еще не есть сам ядерный взрыв.

Господин Подгайнов пополнял свою диковинную коллекцию чудес, состоявшую из фотографий, описаний и рассказов очевидцев, собранных нами. И всех всё устраивало… Подгайнов не требовал от нас научных открытий. Он просто собирал загадочные истории, без научных обоснований или гипотез.

И конечно, за эти годы мы стали специалистами — насколько это только возможно в этой туманной и неопределенной области бытия.

Но если трое неглупых и образованных людей столько лет занимаются проблемой, то, как вы думаете, может ли быть результат?

И однажды результат появился…

Мы почти научно обосновали природу оборотней. Мы поняли, как они это делают.

Мы поняли сам «механизм» магических превращений, но влезть глубже и понять все до конца пока не получилось… Корни тайны уводили нас в запредельную тьму, и, дойдя до какого-то порога, мы снова натолкнулись на невидимый барьер.

Это одна из самых интересных и романтичных вещей в коллекции чудес… Это потрясающая история о самых настоящих оборотнях. Оборотень из села Виндякино — классический оборотень высшей гильдии…

Впрочем, теперь обо всем по порядку.

Коллектив у нас небольшой. Личности колоритные, как говорится, один раз увидел и уже ни с кем не спутаешь. Всего пятеро.

Главный бухгалтер Татьяна Никифоровна Донская, пожилая женщина, худая и подвижная, как бывшая гимнастка. Она носила спортивную одежду, и если бы не ее седые всклокоченные кудри и морщины на строгом лице, ей все давали бы лет тридцать пять. Это в ее шестьдесят.

Наташа Ладная тоже была по возрасту уже не девочкой. Но ее энергии хватало на все. Маленькая ростом и тоже неполная, она никогда не сидела подолгу на месте. А курила папиросы, как старые прожженные машинистки старых времен, дымившие исключительно «Беломором». Но Наташа была машинисткой только по совместительству. Вообще ее должность и обязанности в нашей странной конторе было трудно четко обозначить. По записи в трудовой книжке она числилась административным директором. Но делала все. Она была похожа на свою фамилию — Ладная. У нее все ладилось, все шло «руном», и мы за ней работали, как за каменной стеной.

Так что вся административно-конторская работа у нас лежала на женщинах. А мы, трое мужчин, занимались собственно исследованиями.

Ваш покорный слуга, Сергей Вязов, я попал в эту лабораторию из журналистики. Потому что много знал по этой теме, вел в газетах как раз эти самые рубрики типа «Очевидное — невероятное», «Хотите — верьте» и так далее. Но главное — я раньше других узнал, что набирается штат в эту лабораторию и вовремя успел устроиться. Точнее, можно даже сказать — пристроиться. Ибо такие должности почему-то называют синекурой.

Впрочем, однажды синекура закончилась и началась, как говорит сегодня молодёжь, «жесть», но обо всём по порядку.

Слава Лигачев — крутой интеллектуал с двумя высшими образованиями. У него умные глаза, высокий лоб и небольшое брюшко. Немного рыхловатая фигура, но ума палата. Сильный энциклопедист и эрудит.

И Саша Гришин — худой и маленький брюнет. В общении прост до примитива, не зная его, примешь за недалекого простачка. Но Саша вовсе не так прост, как может показаться. Он пронзителен умом. Он никогда ничего не принимает на веру. В его уме всегда прокручиваются десятки вариантов, и из них он выбирает самый верный, и его принимает как руководству к действию. Скептик и сильный аналитик. Его скептицизм был очень кстати. Не раз он возвращал нас из «затуманных» сказочных далей к реальности.

Как часто бывает в жизни — все начинается со случайности…

Я никогда не забуду тот день. Мы в очередной раз переезжали в новый офис. Дело было поздней осенью.

Наташа Ладная нашла для переезда на автомобильной бирже самую дешевую машину. Это был старый до неприличия частный «ГАЗ — 53» с открытым деревянным кузовом. Мало того, что машина просто физически не могла ехать быстро, так еще водитель договорился брать плату за время, а не за километры. И теперь это самое время тянул. На затяжном подъеме двигатель закипел, шофер бегал вокруг открытого капота, что-то орал, а мы из кузова кричали на него, что, мол, засекли время простоя по его вине и платить не будем. Шофер, нервный старик, огрызался в ответ.

— Ладно-ладно! — орал шофер. — Сейчас поедем, за простой по моей вине я денег не возьму! Но вы лягте, чтобы вас менты не засекли! А то меня оформят по полной программе! Кузов-то не оборудован для перевозки пассажиров…

Делать нечего, мы легли прямо на конторский ковролин, заботливо застеленным целлофаном, смотрели в серое небо и думали каждый о своем.

— Кажется, дождик собирается… — многозначительно сказал Гришин.

Я осмотрел наше имущество — шкафы, столы, компьютеры, ящики с архивами и сказал:

— Если пойдет дождь — пропала наша контора… Всю жизнь так у нас. Вышла Наташка, глянула — нет дождя, беру, значит, открытую машину. Авось пронесет. А то, что пасмурно и в любую минуту может влить ливень — небось. Авось. Ничего, проскочим…

— Да чего вы переживаете, — успокоил нас Гришин. — Если дождь, накроем половиками самое ценное, остальное пусть мокнет…

— Несолидно, — сказал Лигачев. — Мы, крупные ученые, считай. с мировыми именами… И едем в этой раздолбанной телеге…

— Угу… Нам бы, Нобелевским лауреатам будущего, на лимузинах персональных… — ехидничал Гришин.

Я промолчал, поняв, к чему сейчас сведется разговор. Когда ребята начинали говорить таким тоном, то вскоре обязательно начинали издеваться над нашей работой. Так и вышло.

— Мы, охотники за неизведанным… Открыватели тайн, от которых в страхе разбежалась вся наука… — начал речь Гришин.

— Первопроходцы и первооткрыватели непознанного, лежащего за гранью разумного понимания, в области психиатрии… — подхватил Лигачев. — Должны валяться тут на половиках… Это все экономист Ладная… Нет бы такси нам взять… А если мы простудимся? Оборотни и вампиры так и будут шляться безнаказанно по нашим просторам…

— Не простудимся, — сказал Гришин и накрыл всех оконными шторами. — Мы нужны мировой общественности… Надо беречь себя. Береги себя, Вязов! Ты тоже нужен мировой науке. Немножко.

Я знал, что они, как всегда, немного поиздеваются над собственной работой и перестанут. Но сейчас почему-то меня этот стеб раздражал.

— Ну хватит! — сказал я. — Надо уважать свою работу. Надо уважать себя, в конце концов. Запомните, просто так денег сейчас никто не платит. Давайте сохраним максимально серьезную, так сказать, трудовую атмосферу в нашем коллективе.

Лигачев вздохнув, протянул:

— Ой-й… — и начал читать газету, которую не успел прочитать в старом офисе.

— Что там? — спросил я.

— Очередная лабуда про оборотней. Хочешь посмотреть?

Я хотел и не хотел. Чего смотреть? Очередная перепечатка из других изданий, набившая оскомину, навязшая в зубах история про оборотней, построенная по одной и той же схеме. В 17 веке, к примеру, некто видел оборотня. Не в России, конечно, а где-нибудь в Чехии, Австрии, Франции, да все равно. Потом оборотня видели во время Первой мировой войны, и вот снова опять совсем недавно… Какой-нибудь явно выдуманный загадочный случай… Знать тогда, что не протяни я лениво руку за газетой. все сложилось бы по иному… Эта статья повела меня по пути. По следу блудного оборотня.

Я взял газету и сразу понял, что статья не простая, кочующая по изданиям перепечатка, уже потому, что была основана на местном материале. И речь в ней шла о современных событиях. Не каждый журналист рискнет выдумывать так нагло, когда речь о современных событиях, происходящих недалеко от читателя. Ведь все можно и проверить?

— Ну, значит, ничего определенного. Федя Б. шел ночью с попойки и увидел оборотня. Допился человек, — решил я для себя и начал читать статью.

Но меня поразил снимок. Волк, лежащий в доме на кровати. Волк щерил пасть, скалил зубы и смотрел взглядом, полным звериной ненависти к человеку, прямо в объектив.

И я отнесся к статье серьезнее. Такой материал попадался нам крайне редко. Его надо было изучать.

Суть статьи была в следующем. Жители местного села Виндякино несколько раз за последнее время сталкивались со странными животными, которые вели себя очень необычно. Волк зашел в дом, пока хозяева управлялись со скотиной во дворе, и разлегся на хозяйской кровати. Там его и запечатлел на фотокамеру мобильного телефона приехавший из города внук хозяев дома. Журналист резюмировал — по словам местных жителей, такие случаи в окрестных селах не редкость. Другое дело, что не было документальных подтверждений этим историям. Крестьяне не носят с собой фотоаппаратов. А вот сейчас, с появлением мобильной фототехники, оборотни все чаще стали попадать в кадр.

— Ну что? — сказал я тогда. — Поеду я в Виндякино? Поживу там, поспрашиваю местных? Да хватит орать, Гришин!

А Гришин в это время забавлялся по своему. Он встал в кузове во весь рост и на светофорах веселил прохожих, а в первую очередь самого себя. Он размахивал каким-то красным вымпелом, доставшимся нам в наследство от старых хозяев офиса, и орал:

— Голосуйте за радикально-умеренную партию оборотней!! Все на борьбу с нечистью!! Задавим колдовскую гадину!!

— Дурак, ой дурак… — сказал Лигачев. — Ну это нормальный человек? С кем мы работаем…

— А чего? Скоро двинем в областную Думу. Лигачева выставим кандидатом.

— Сядь, елы-палы! — умолял Лигачев. — Ты за шофера штраф будешь платить?

— Это еще что… — сказал я Лигачеву. — Ты видел, что он на борту мелом написал? «Охотники за привидениями».

— Мальчишка. Придурок, — сказал Лигачев. — Нет на него пиар-менеджера. Имидж портит нашей конторе.

И Лигачев повернул разговор к делу: — В Виндякино ехать надо… Но.. Надо сначала убедить нашу Ладную и Донскую, что это надо. А то командировочные не выпишут…

А с этим у нас всегда были проблемы. Бюджет конторы был, конечно, не безразмерный. И Татьяна Никифоровна, как главный по финансам, подходила к тратам, как рачительная хозяйка. Ее очень трудно было убедить, почему обязательно надо ехать в командировку куда-нибудь.

И всегда возникали споры по этому поводу. Татьяна Никифоровна говорила примерно следующее:

— Я не понимаю, какая необходимость ехать в это Бабарыкино (или Мамарыкино, Галкино, Малкино и так далее), когда в это Бабарыкино ехать совсем не надо? Вам что, полтергейстов в городе не хватает? Найдите полтергейсты поближе, и какая будет экономия! Да я вам за эти деньги сама найду полтергейст в соседнем доме. Я вам его даже сама устрою, за эти то деньги!

Очень трудно было возразить против таких доводов. И если командировка была в самом деле не слишком обязательная, то мы отступали, особенно, если Наташа Ладная занимала сторону главбуха.

Мы все еще ехали в допотопном грузовике, а я уже размышлял о том, как уговорить Татьяну Никифоровну на командировку. Да, сейчас это было невероятно трудно. Потому что только что потратились на переезд, и. мало того, Гришин только что съездил в командировку.

Он ездил исследовать столетний дуб, который обладал целительной силой. Материал в той командировке он собрал сильный. Привез с собой шикарные фотографии, и записи рассказов счастливых исцелившихся. На фото красовался огромный дуб в три обхвата взрослого человека, корявый и коренастый, стоящий посреди поля, как в той старинной песне: «Среди долины ровныя на гладкой высоте, один, один бедняжечка в могучей красоте». Все точь-в-точь как в песне, с той разницей, что на бедняжечку колосс никак не похож. На фото прижавшийся к дубу Гришин, жаждавший профилактики, поскольку вроде не ничем не болен, казался просто муравьем.

Но главбуха материалы не убедили. Она осталась при своем мнении и сказала:

— У нас в городском парке есть тополя и пострашнее.

И напрасно Гришин ей доказывал, что искал он дерево не «страшное», а «целебное», что тополя, — это совсем не дубы, и могут вампирить энергию. Оттого после прогулок в тополином парке можно почувствовать слабость и головные боли. Насчет слабости и головных болей Татьяна Никифоровна сказала, что у молодежи сегодня кругом головные боли и слабости, потому что молодежь пошла «дохлая», а тайны природы надо искать поближе и нечего шляться за чудесами за тридевять земель за счет бюджета конторы.

И вот после этого нам предстояло убедить наше женское финансовое начальство в том, что ехать все-таки надо. Как раз тот самый важный случай, когда в самом деле надо.

— Уболтаем финансистов? — спросил я у Лигачева. — Поддержишь?

— Уболтаем, — подумав, уверенно сказал Лигачев.

Мы сами таскали мебель в новый офис, на последний, шестой этаж. И только чтобы затащить самую габаритную и тяжелую мебель, шкафы, пригласили двух помощников — грузчиков с соседнего рынка. Лигачев уже начал обрабатывать Татьяну Никифоровну. Всякий раз, когда мы поднимались с мебелью в офис, Лигачев будто ненароком говорил:

— А какая экономия средств! Ведь чтобы грузчиков нанять на погрузку, на разгрузку, это какие же деньги! А так, смотришь, сэкономим и лишнюю командировочку выкроим.

Главбух все это слышала, но молчала.

Ходок пять вверх-вниз со стульями да с папками архивов мы молчали, потом продолжили. Расставляли внесенное имущество по местам и переговаривались:

— А дела наши неважны, Слава… — вздыхал я. — Новый офис, это все прекрасно…

Услышав про неважные дела, главбух насторожилась. Она очень трепетно относилась к делам любимой конторы. Но ничего пока не спрашивала.

— У нас нет сильный материалов. Нужен сильный материал. Мы должны отрабатывать свой хлеб, — громко сказал Лигачев. — А сильный материал — только в Виндякино.

Мы не дождались реакции главбуха и ушли вниз.

— Информация закинута, — сказал Лигачев. — Пусть пока бродит у нее в голове. Ей надо время, чтобы смириться с мыслью о неизбежной командировке…

— Ага, — согласился я. — Недели три, и она смирится с мыслью… О неизбежности… И то если каждый день на мозги капать. Но в крайнем случае, раз такое дело, я и на свои деньги съезжу…

Наш новый офис расположился в престижном районе. Почти центр города, рядом транспортная развязка, легко добраться в любой район города. Бывшее здание какого-то проектного института с трудным названием «Гипрометмезмашагромпромконструкции». Или что-то похожее. Сейчас уже трудно вспомнить. Института уже нет, а огромное здание буквально напичкано сотнями больших и малых фирм. Весь холл увешан вывесками и указателями, рекламными плакатами. Да и холла почти не осталось. Его перегородили, и разместили в тесноте, да не в обиде еще с пяток фирм. Такой центр бешеной деловой активности, и мы расположились над всем этим.

Нам досталась комната на бывшем техническим этаже. Когда-то там все было завалено стекловатой, порхали голуби и блудили коты, проходили коммуникации и не было никаких офисов. А сейчас добрались и до этих площадей. Высота потолков на техэтаже была всего метр восемьдесят, но у нас высоких не было, и вроде ничего, постепенно привыкли. Тем более, что сам офис выглядел вполне цивильно. Окон в стенах не было, но владельцы здания нашли выход. Поставили окна прямо на потолке, в кровле, как в классических французских мансардах. Сам офис отделали неплохо, со вкусом. Светленько, уютненько. Такая комнатка площадью примерно тридцать квадратных метров. Очень даже ничего, плохо то, что общий коридор хозяева еще не отделали, и пробираться в наш цивилизованный современный офис надо было по страшному коридору, который как был техэтажом, так им пока и оставался. Голый неоштукатуренный кирпич, тусклые лампочки, кабели и трубы по стенам, какие-то странные шумы то ли из вентиляции, то ли от ливневых стояков, по которым вода сходит с кровли вниз. Но нас это не смущало. Нам тут деловых партнеров не принимать, наш престиж от этих коридоров не страдал никак. Гришин хорошо пошутил. Говорит, да и право, что за дело нашим клиентам, упырям да оборотням, до интерьера нашего коридора…

К вечеру управились с переездом и собрались отметить новоселье. Лигачев шепнул мне, что самое время будет поговорить о командировке, когда Татьяна Никифоровна выпьет. Но главбух за пять лет совместной работы научилась читать наши мысли. Мы накрыли скромный столик, выпили, оттаяли, поговорили о новом офисе, о нашем спаянном коллективе и непростой работе, и Татьяна Никифоровна вытерла губы салфеткой и строго сказала:

— Значит, так. Командировочный лимит на этот год съеден. Единственное, чем я вам могу помочь. Это оформить транспортные расходы по липовым накладным, а мне так и так использовать липовые накладные, потому что частники на автобирже вообще никаких финансовых документов не дают. Вот, оформить транспортные расходы больше, чем они были на самом деле, а разницу отдать вам на эту вашу, на курортную турпоездку. Ага.

— Татьяна Никифоровна, вы честнейший человек, — восхищенно сказал Лигачев. — Вы за пять лет не украли ни одной хозяйской копеечки, все в дело, все на благо бюро… Вы… Подвижница…

Главбух вздохнула и сказала: — Потому и работаю уже пять лет… Это вас проверить невозможно, потому что у вас вся работа призрачная. А меня проверяют каждый год. Аудит от шефа. А как же.

— Ну, Вязов, собирайся в Едреня… — сказал Лигачев. — Возьмем этого оборотня в оборот.

— Я просто счастлив, — сказал я. — Почти зимой, в глухую деревню. в такие едреня… Да, это просто курортная турпоездка.

Но дело затянулось. Переговоры о командировке велись, когда Татьяна Никифоровна была в теплом душевном состоянии от выпитого, а наутро она пошла в категорический отказ. И мне пришлось ждать. Хотя бы зарплаты.

Я не терял времени даром. Забыв на время НЛО и аномальные зоны, я вплотную занялся изучением местных историй и легенд об оборотнях.

За годы у нас выработалась своя технология изучения чудес. Сбор информации надо было начинать в хронологическом порядке. Если находилось первое упоминание о вопросе, датированное, скажем, пятым веком до нашей эры, то с него и начинали. Потом далее, далее, до современности.

Но интерес к оборотням мы проявляли уже не первый раз, и все было давно изучено. Мы уже давно с очень умными лицами обсуждали проблему — как волк из сказки «Иван-царевич и серый волк» мог превратиться в Елену Прекрасную? И мог ли превратиться вообще, в принципе?

Мы искали недосказанное в сказке про «Красную Шапочку» и пришли к выводу, что на самом деле все там было куда страшнее. Это потом настоящая жуть выродилась в легкую детскую сказочку, а на самом деле Красная Шапочка увидела на бабушкиной кровати самого настоящего оборотня. Баловалась, видимо, старушка магическим оборотом.

Легенды о превращениях существуют с тех пор, как человечество стало помнить себя. Это сказки и легенды, мифы и предания — говорят ученые. Нет дыма без огня — говорили мы и продолжали накапливать и анализировать информацию.

Этим я занимался более конкретно в ожидании командировки. В книге «Легенда о Тиле Ойленшпигеле» я нашел небольшой эпизод про оборотней и удивился тому, что автор писал про оборотней, как про реальность. Затем Лигачев откопал где-то документальные записи средневекового монаха о том, как противостоять оборотням. Я читал и снова удивлялся всей серьезности втора. Снова написано так, будто речь идет о повседневной реальности.

Лигачев вытащил из самого дальнего угла Черную магию, приведя в ужас Татьяну Никифоровну, и изучал ритуал превращения. Он сосредоточенно и молча читал, иногда произнося отдельные фразы вслух, громко и четко, чем поверг главбуха в еще больший ужас.

— Три раза! — громко сказал Лигачев, — Перепрыгнуть через пенек.

— Хватит колдовать!! — сказала Татьяна Никифоровна. — А вдруг сработает?

— Да что вы, что вы… — успокоил я ее. — Сейчас же вовсе не полнолуние, да и пенька-то в офисе нет.

За многие годы у нас выработался особый тонкий юмор, проще говоря — стеб. Человеку со стороны могло показаться, что мы говорим на полном серьезе. Особенно судя по сосредоточенному лицу интеллектуала Лигачева. Его сдвинутые к переносице брови, изредка многозначительно поднимаемый вверх палец и серьезный основательный тон убеждали всех в особой важности обсуждаемого вопроса.

— Таким образом, мы пришли к выводу, что стать волком — пара пустяков, — заключил Лигачев. — С волками жить, как говорится, по волчьи выть… А теперь серьезно… Легенды об оборотнях — самые древние из известных человечеству. Оборотни появились раньше вампиров, демонов, вурдалаков, упырей и прочих красавцев. Превращение человека в животное получило свое научное название — ликантропия.

Отрешенно дремавший Гришин возразил:

— Ликантропия — это психическое заболевание. Когда человек ассоциирует себя с животным, это и есть ликантропия… Это не мистика, это психиатрия.

— Да, но… Половину психических заболеваний надо лечить с помощью магии, — сказал Лигачев. — Это мое, так сказать, сугубо личное мнение… И не есть ли эта медицинская психиатрическая ликантропия — следствие магии? Известно, что колдуны и шаманы могут не только сами превращаться в зверье, но и превращать других… В зверя превратил, а обратно — не стал. И вот такой плачевный результат… И вроде не человек, но и не волк… Промежуточное состояние…

Я тогда еще не знал, что позже именно это предположение Лигачева послужит ключом к гипотезе, к почти научной версии, открывшей тайну оборотней.

Тогда все только начиналось… И я не знал, что ждет меня в командировке, с каким диким ужасом мне придется столкнуться.

А сейчас мирно шипело что-то в коммуникациях, в офисе было тепло, а за окном уже начиналась зима. Я изучал гравюру Лоренцо Бенедикта на «Датской листовке» от 1951 года, на которой был изображен прием защиты от оборотней. Впрочем, прием был по средневековому прост, и, наверное, действенен. На листовке была изображена группа средневековых «боевиков», стоящих плечом к плечу с дубинами наперевес напротив уже дохлого волка, валяющегося у них под ногами.

— Вот рекомендации специалистов, как бороться с оборотнями. — Я протянул листовку Гришину.

— Забили волка, — оценил Гришин. — Это, поди, и не оборотень вовсе был.

— Да, но это и не фото…

А Лигачев грузил нас дополнительной интересной информацией.

— С 1520 по 1630 годы во Франции была пресечена деятельность тридцати тысяч оборотней.

— Это много или мало? — задумался Гришин.

— Это почти по триста оборотней в год. Один день — один оборотень, по выходным и праздникам, наверное, не ловили.

— А вы не смейтесь! — предупредил Лигачев. — Это, между прочим, исторический факт.

— Серьезная прошла чистка, — оценил Гришин. — Это только во Франции, а в других странах сколько их выловили? Вы представляете, что с нами было бы, если все они бегали бы на воле и плодились… Они же, наверное, бессмертны? Как и вампиры?

— Ну, про вампиров речь отдельная, — сказал Лигачев. — Мы исследует тему оборотней, и пока на территориях, далеких от нас. Статистики про охоту на оборотней на территории России в средние века не сохранилось. А что касаемо бессмертия оборотней…. Что нам известно. Да, оборотни бессмертны, но не абсолютно. У них стремительная регенерация тканей, то есть раны заживают мгновенно. Уничтожить оборотня может только тяжелая травма сердца или мозга.

— То есть, гасить зверюгу надо конкретно, на глушняк… — перевел фразу на жаргон Гришин.

— Ну что за бандитский сленг? — возмутилась Татьяна Никифоровна.

— Я же терплю ваш главбуховский жаргон, — обиделся Гришин. — Все эти ваши дебиты-кредиты, балансы — шмалансы.

Лигачев невозмутимо продолжал:

— Легко убить оборотня могут три — три! — серебряные пули. Или обсидановая пуля. От обсидиановых пуль раны оборотней не заживают. Правда, я не знаю, что это за материал такой — обсидиан. Надо узнать. Ты слушай, слушай, Вязов. Тебе это ох как может пригодиться…

— Где мне взять денег на серебряные пули? Да и собственно ствола у меня нет… Из чего стрелять?

— Теперь, Вязов, ты примерно знаешь, с каким страшным зверем тебе придется столкнуться… — заключил Лигачев. — Если нет денег на серебро, так запасись обсидианом. Но что это такое? Гришин? Узнай, что это такое? А я пока поищу еще материалы…

— Да ну его на фиг, это обсидиан, — отмахнулся Гришин. — Я вообще не в духе сегодня. Ушел бы я давно из этой нашей Кунсткамеры, если бы не свободный график работы. Кто мы? Мы даже не охотники за чудесами, а охотники за рассказами о чудесах…

Но Лигачев знал подход к Гришину. Он просто сказал:

— Гришин, не гуди… Представь, что ты разгадываешь кроссворд, и у тебя вопрос про обсидиан… Или играешь в «Поле чудес», в «Что, где, когда?»

— Я работаю в Поле чудес. Наша контора — это Поле чудес в стране сами знаете какой… — пробурчал Гришин и задумался. — Вспомнил. Обсидиан — это черное вулканическое стекло. Пулю из него сделать можно, но это не свинец. Поцарапает ствол, это точно. Раза три стрельнешь, и ствол выбросишь. Придется тебе, Вязов, рогатку делать. Пращу боевую.

— Так… — размышлял дальше Лигачев. — Как вы думаете… Если в Европе были серьезные гонения на оборотней, что им оставалось делать? Думаю, уходить из обжитых районов.

— К нам, в Россию… — развивал мысль Гришин. — У нас тогда были еще сплошные заповедники. Глушь глушью непроходимая… В средние века-то.

— Правильно, — заключил Лигачев. — Из чего мы делаем теоретическое умозаключение. У нас страна непуганых оборотней.

— Ой, Господь с вами… — снова перепугалась Татьяна Никифоровна.

— И ведьм… Все ведьмы из Европы тоже ушли к нам. Спасались от костров, — добавил Гришин, посмотрел на главбуха и добавил. — Но вами мы займемся отдельно.

Татьяна долго смотрела на Гришина, хлопая глазами, но так и не нашла, что ему ответить. Снова склонила голову над своим отчетом, но ответ Гришину все-таки придумала:

— Еретик! — сказала она.

Был резон перед командировкой встретиться с журналистом, написавшим статью про местных оборотней. Но с местной газетной братией у нас были натянутые отношения. По условиям контракта мы не должны были разглашать сведения о том, чем же мы занимаемся. Чтобы не было утечки информации. Оно и понятно — Лев Подгайнов платил за исследования деньги, а кто-то мог перехватить информацию бесплатно. В нашем Уставе было записано — исследовательская деятельность, народный фольклор, исторически-культурные изыскания и прочая. Но газетчики, конечно, пронюхали, что в архивах нашей конторы — целое неиссякаемое месторождение высококлассного материала для популярной прессы. Да и сама наша контора была прекрасной темой для публикации. И газетчики время от времени с разных сторон пытались прорваться к нашим тайнам. Не получалось. Потому и газетчики тоже не шли охотно нам навстречу, если нам требовалась информация от них. Пришлось связаться с автором статьи, так сказать, частным порядком и даже пойти на небольшой обман. Я позвонил в редакцию, связался с автором и сказал ему многообещающим тоном:

— Нам есть о чем поговорить. Прекрасная тема. Именно ваша. Но это не телефонный разговор.

Таким же тоном заговорщика автор предложил:

— Давайте встретимся сегодня в двенадцать ноль-ноль в кафе «Встреча» на проспекте Мира.

— Хорошо, — ответил я. — Я буду в рыжей дубленке и меховой шапке черного цвета.

— А я в черном пуховике… До встречи.

И я отправился в кафе. Встретились в договоренное время.

Журналист долго не мог понять, как это так? Он ждал получить от анонима интересную информацию. А выходит, что ему самому приходится рассказывать о его командировке к оборотням. Встреча чуть не сорвалась. Поняв, в чем дело, он встал и почти ушел, и мне пришлось идти на компромисс.

— Хорошо, — признался я. — Я сотрудник лаборатории метафизики…

Журналист замер и сразу вернулся на место.

— Елки-палки, «охотники за привидениями»… Бартер! — сразу возбудился он. — Баш на баш. Инфу на инфу, историю на историю.

— Хорошо, — тем же тоном ответил я. — Я сдам вам историю про нехороший дом. Но сначала…

— Ладно, договорились… Теперь слушайте… У меня самое тяжелое впечатление от той поездки. Там страшно. Просто страшно. Там этих историй на целую книгу. Но, сами понимаете, газетный формат — полоса жути, да и то неполная, внизу реклама. И все. Семь тысяч знаков. Я ограничился рамками статьи. А на самом деле там… О-о-о… Жуть. Я потом еле отошел. В церковь ходил и ходил, чтобы выправить душевное состояньице. Жуть…

Журналист приумолк, вспоминая пережитое. Я заказал кофе и терпеливо ждал. Но он по своей профессиональной привычке начал задавать вопросы, хотя и не ждал на них ответа:

— Вы верите в оборотней? Вы в них поверите, если столкнетесь с тем, с чем я столкнулся. Оно там и само расположение села необычное. Там петух по утрам поет на три области.

— Как это так? — не понял я.

— А оно, Виндякино, как раз на стыке трех областей. Вроде числится на территории нашей, а огороды уходят к реке, а река уже по другой области. И на другом конце села, за полем — третья соседняя область… Карту посмотри. Там такая глухомань, просто тундра! Даром что центральная европейская часть и у нас под боком. Тайга-тундра! Река, за ней сразу лес. И лес, и лес… Такая тишина, такая глухомань… Хоть и от Москвы всего семьсот километров…

Ничего конкретного он, пока, похоже, рассказывать не собирался.

— Главное, думаю, вы в статье прочитали. Чего пересказывать? А остальное… Да чего там… Лучше один раз увидеть. Езжай туда, и все узнаешь… Острые впечатления гарантирую. Та есть настоящий колдун, несколько ведьм, оборотни считаются делом обычным, как бродячие дворняжки. Все помешаны на порчах-сглазах и на способах защиты. Они там, похоже, в основном только этим и заняты — наводят порчу да снимают потом. А историй сколько рассказали, это ужас…

Я был немного разочарован. Ничего конкретного журналист не сказал. Так, общие фразы. Только в конце он мне посоветовал:

— Ты так просто туда не езди. Подстрахуйся, защиту какую-нибудь обязательно надо иметь. Магическую, — вполне серьезным тоном посоветовал он мне. — Сам понимаешь, во что ввязываешься, небось специалист уже. Если будут конкретные вопросы, звони, я отвечу… А больше мне пока добавить нечего. Но история за вами.

— Попозже, — пообещал я. — Если живым вернусь из Виндякино… Раньше никак.

— Потом и встретимся. Тогда мы с вами поговорим на равных. А так… Боюсь, вы меня неправильно поймете… Это надо там побывать… Я просто не хочу выглядеть странным, потому помалкиваю. Езжайте, езжайте. И поговорим после, как люди сведущие. Угу…

На этом и расстались. И я ехал назад еще больше озадаченным. Как это мы раньше не добрались до этого Виндякино. Впрочем, понятно. Отдаленное село жило своей скрытной, тихой, почти засекреченной жизнью. И если бы не эта статья, никто и ничто со стороны не потревожило бы тамошнюю жизнь.

Ехать надо обязательно. Завтра же. И я начал собираться.

Но назавтра уехать не получилось. Я приехал на автовокзал в восемь часов утра, но оказалось, что на Виндякино всего два рейса — один уже ушел в шесть утра, второй будет в шестнадцать пятьдесят. Ехать к вечеру было неразумно. Приедешь — уже темно. Где ночевать в чужом селе?

Я вздохнул с некоторым облегчением, потому что уже чувствовал — командировочка будет непростой, и вернулся домой. До завтра.

Кошмар начался на следующий день с утра. По закону подлости, вместе с командировкой подошла и лютая зима. С утра стоял мороз градусов под двадцать, а еще вчера на улице было сыро и тепло, как весной. Вчерашнее тепло обмануло меня, и я оделся слишком легко.

Я уезжал в неизвестность, будто с разбега нырнул в темный омут. Ничего не известно. На сколько уезжаю, что меня там ждет…

На слабо освещенном перроне автовокзала толпились пассажиры до Виндякино. Человек пять. Три плотно укутанные в зимние одежды бабушки, в своих толстых одеждах они казались мощными, как боевые машины пехоты. Впрочем, так и оказалось. Когда из темноты выполз старенький автобус, они рванули к нему и чуть не сбили меня с ног. Они ломились в автобус так, будто в автобусе было спасение от неминуемой погибели, а мест в нем на всех не хватало. Два других пассажира, — взрослый мужик, одетый по деревенски, и симпатичная девушка, — заходили в автобус не спеша. Чего спешить, когда салон пуст? Я поднялся вслед за ними, но садиться на ледяное сиденье не хотелось.

С воем и треском включилась передача. И автобус пополз, подвывая и скрипя всеми стыками. Двигатель у «Лаза» сзади, там теплее. Я прошел назад, сел и пригрел местечко у окна.

За окном было темно. В городе еще что-то было видно в желтом свете фонарей, а за городом — полная тьма. Местами автобус притормаживал, я проходил вперед и смотрел в лобовое окно — что там? А там поземка в поле переметала дорогу. Водитель вел автобус молчаливо и напряженно, думая, наверное, о том, как бы совсем не замело дорогу на обратном пути.

Постепенно багровый рассвет окрасил половину морозного неба. И еще слабый. неуверенный свет раннего утра высветил окрестности, будто проявил фотопленку. Черные корявые лесопосадки по обеим сторонам дороги, неприютные и страшные. Местами посадки прерывались, шли села. Маленькие домики, заваленные снегом и от этого похожие на берлоги. В селах встают рано, и над избами белыми столбами стоял дым от печек. Заснеженные скирды, в которых хозяева с утра пораньше дергают сено для своего скота. Лошадки, запряженные санями, уже бегут по улице. Седоков не видно. Закутанные в тулупы, с поднятыми воротниками, в шапках ушанках по глаза, они норовят спрятаться от встречного колючего ветра в сене, постеленном в санях.

Километр-другой, и снова дикое промерзшее поле… Поле, поле и поле на многие километры. Мелькнет село, и снова поле…

Куда я еду? Кто меня там ждет? Я смотрел на пустынные зимние пейзажи и все эти промерзшие равнины казались совершенно непригодными для жизни человека, будто это пейзажи чужой планеты, где жизнь невозможна. Здесь, по большому счету, тоже невозможна жизнь без одежды и теплого крова. Об этом думал я, разглядывая суровые равнины по пути.

На промежуточных остановках входили и выходили новые пассажиры, солнце поднялось выше, и скоро белоснежные равнины заискрились под солнцем. Стало веселее. «Мороз и солнце, день чудесный, пора, красавица, проснись», — вспомнились стихи классика.

Возле меня оказался разговорчивый шустрый дедушка.

— Вчера тепло, сегодня зима… — сказал он. — Скачет погода, скачет… Климат попеременился…

— До Виндякино далеко, дедушка? — спросил я.

— До Виндякино? До Виндякино далеко… — призадумался он. — Это конечная. От области девяносто верст, вот и считай…

— Километров?

— Ну да, километров… Я по старому, так складнее — верст… Хотя верста она и длиньше была, чем километра то… До Виндякино. стало быть, как сто верст до небес, и все лесом, лесом… — закончил он прибауткой. — Скоро вот лес начнется. Государственный заповедник. Вот в этот лес если зайти и идти к восходу, так можно прямо лесом до самого Владивостока пройти. Тут в лес зашел, под Японией вышел. Десять тысяч верст и все лесом.

— Ну дед ты не заливай! — скептически сказал соседний пассажир, мужчина, по виду местный, сельский. — Владивосток — где? От нас десять дней поездом…

— А ты карту страны посмотри, темнота Хомутовская, — огрызнулся дед. Но спорить никому не хотелось, и все замолкли.

Автобус выл, ныл, но исправно тащился по заснеженной дороге. И чем дальше он ехал, тем становилось все более жутко. Последние полчаса мы ехали по нескончаемому лесу, и по пути — ни одного села. Всю ночь на лес сыпались снежные хлопья и сейчас он стоял, заботливо укрытый белым одеялом. Зима, сон, глубокий сон природы… Не видно зверя, нет ветра, не колышутся ветви, только автобус, как инопланетный корабль, ползет среди глухого леса.

Куда я еду… Я на всякий случай подошел к водителю и спросил:

— А во сколько ты будешь в Виндякино вторым рейсом?

Шофер посмотрел на небо, на дорогу и сказал:

— Если рейс не отменят… Если не отменят, то буду часов в семь вечера.

— А что, могут отменить?

— Еще как… Село самое дальнее, переметет дорогу — не скоро чистят. Да и автобус может сломаться. Другой то ли дадут, то ли нет… Что-то скорость плохо включается, боюсь, как бы коробка не рассыпалась…

— А тут можно по другому уехать… — посоветовал какой-то пассажир. — От Виндякино через лес двенадцать верст, там железная дорога… Три раза в день ходит электричка.

— Спасибо… — ответил я. — У меня лыж и компаса с карабином нет, чтобы по лесу зимой двенадцать верст… Тут, поди, и волки есть…

Пассажиры переглянулись как-то многозначительно, но промолчали.

«Наверное, подъезжаем», — решил я, увидев на поляне бревенчатую избу за забором из слег. На столбе у ворот сидел огромный деревянный филин, а под ним доска с вырезанными вязью буквами «Виндяковский кордон». Возле дома лесничего сидели две огромные белые собаки непонятной породы. «Начинается», — удивился я. «Волки, что ли? Или сибирские лайки, но у нас не Сибирь… У лаек хвост кольцом… У этих хвост опущен»…

— Белые волки. Лесниковы выкормыши, — будто прочитав мой немой вопрос, сказал кто-то из пассажиров. — Сколь просили, сколь требовали — привяжи или закрой, опасные же звери! Нет, говорит… Не шляйтесь по заповеднику, говорит, и не тронут. Он сам леший-то, как волк одичалый. Живет один, зверь зверем со своими белыми волками… В лесу каждую паутинку знает, где висит, ветром колышется. Зверь лесной, а не человек…

Лесник, видимо, был фигурой непростой. Только речь зашла о нем. как в автобусе поднялся гул.

— Сколько его ни хотели убрать — бесполезно! Начальник районной милиции хотел поохотиться. в его угодьях… Со своими друзьями, районными боссами. Так Леший их чуть не перестрелял. И ничего ему не сделаешь — у него начальство не в районе и даже не в области, а в заповеднике, в соседней области и в столице. А тут ему начальства нет.

— Один весь лес обороняет. Ни один новый русский сюда охотиться не суется. Все зверье кругом перестреляли, карабины с лазерным прицелом да снегоходы, а сюда не лезут. Боятся Лешего, боятся его волков.