37 трагедий науки

Вступление

«… во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь».

Экклезиаст, Глава I

Пройти чрез тернии — мелочная забава. Пусть острые шипы раздирают одежду и кожу, хищно целят в глаза. Пусть разум шалеет от боли. Потеряв осторожность, всем истрепанным телом, всей истерзанной сущностью рвешься к свету… Всё это вскоре заканчивается, омываются и затягиваются раны, штопаются либо меняются одежды, а милосердная память опускает все недавние боль и отчаяние на глубины. А то и превращает тяжелое воспоминание в забавное приключение, словно добрая фея.

Потому вряд ли применимо это простенькое «Per aspera…» к ученым, избравшим свержение незыблемых прежде условностей ради истины. Для многих из этих удивительных людей истина становилась крестом, который они несли всю жизнь. И порой не столько терзала тяжесть этой ноши, хотя на неё постоянно накидывали путы непонимания и отрицания всякие «добродеи», сколько мучило собственное сомнение, предательски вкрадывающееся и разъедающее разум и душу.

Любое противостояние с общественными стереотипами есть трагедия. А особенно в науке, где степенный мозг обывателя, пусть даже обремененного учеными регалиями, всем существом противится обновлению мира. Препятствие, во многом более трудное и опасное, нежели гладкая скала, стоит перед одиночками. Имя ему — непонимание. Осознание нелепости соизмерения пользы человечеству от выстраданного открытия с царствующим невежеством порождает драмы одиночек. Они скрывают от мира свои муки и слезы, пытаются держать горделивую осанку, но жизнь нещадно бьёт их, как океан треплет фрегат об острые рифы.

Остается лишь истина, которую часто не сразу, крадучись, осторожно принимает человечество, как капризное и пугливое дитя раскрывает рождественский подарок. А после, пусть запоздало, склоняется в благодарности перед теми, кто подарил миру новый свет.

Им в поклон и эта книга.

Втоптанный алмаз Александрии

«Сохраняй свое право на размышление, мыслить неправильно лучше, чем не думать совсем».

Гипатия

Огонь, устроенный мракобесами, пожирал не просто свитки, которые стоили многих состояний и хранились бережнее, чем золото — умирал целый пласт мыслей и чаяний лучших людей прошедших веков.

Но для Гипатии эти свитки значили большее — они, словно друзья, развлекали её в детстве, и, будто наставники, давали назидания в юности. С ними она связывала своё будущее. В треске горящих папирусов ей слышались стоны. Гипатия кричала от ужаса. Крепкие руки рабов по приказу отца удерживали её, а она отчаянно вырывалась, чтобы хоть что-то спасти.

Отец был здесь же. В его глазах она читала такое же немыслимое отчаяние. Он едва сдерживал себя от того, чтобы не кинуться на оголтелую толпу и… умереть в тот же миг. Он сопереживал её горю, утешал, но тщетно. Наступающая кровавая эра в лице глумливых религиозных фанатиков зажгла в её сердце боль, которая оставалась с ней до самой смерти. Скорой смерти.

Она родилась в 370 году. Её отец часто с гордостью вспоминал о том, какого почет был оказан ей, едва родившейся — сам император Юлиан Отступник вознес её над своей головой и сказал:

«Никогда этот ребенок не будет носить кроткого христианского имени. Я посвящаю его первому из богов — Зевсу Гипату. И нарекаю Гипатией!»

Гипатия была дочерью астронома, механика и математика Теона. Они жили на территории Мусейона. Так называли академию, жемчужину научной мысли Египта, стены которой помнили Эвклида и Клавдия Птолемея.

В таком месте и с таким окружением одаренная девочка Гипатия заискрилась талантами, приняла познание как судьбу и не искала себе иного будущего, кроме как в служении науке. Александрийцев дочь Теона восхищала:

«Афина по уму, Гера по величественной осанке, Афродита по красоте».

В двадцать лет она сменила светлые одежды на тёмный плащ философа-ученого и стала преподавать в Мусейоне учения Платона и Аристотеля. Её замечательные комментарии к лучшим трудам, будь то «Начала» Евклида или «Арифметика» Диофанта, дополняли классические работы свежими рассуждениями и служили лучом, помогающим постичь страждущим величие мудрых. Гипатии внесла целый ряд изобретений и усовершенствований, будь то астролябия для мореходов, планисфера — подвижная карта звёздного неба, дистиллятор или ареометр, измеряющий плотность жидкостей. Об ученых специализациях тогда не было речи, и все существующие академические науки Гипатия знала в совершенстве.

Многострадальная Александрийская библиотека, хранителем которой являлся отец Гипатии, была разграблена во времена Цезаря, восстанавливалась Антонием, горела при Аврелии. И, наконец, разместилась в великолепном храме Серапеуме, который скорее был домом науки, нежели молельней богам.

В 391 году под давлением христианских епископов император Феодосий подписал указ об уничтожении храмов прежней языческой пантеистической религии. Следуя этому закону, александрийский епископ Феофил направил свою пасту на уничтожения Серапеума. Когда за ученых вступились горожане, он обратился за помощью к войскам. Солдаты не могли ослушаться волеизъявления своего императора, они разбили ворота храмового комплекса, впустив внутрь храма толпы христианских фанатиков. Вскоре небольшая горстка защитников была растерзана, статуи порушены, библиотека сожжена.

Казалось, что потрясение вероломством и величина утраты на века остановили движение к свету науки. Однако несломленный Теон в снятой усадьбе открывает в городе школу астрономии и механики. Оказалось, что часть рукописей перед разгромом ученикам удалось вынести под одеждой. Постепенно воссоздаются приборы. Единственным неприятным условием для существования школы становится запрет Теона на преподавание философии.

Помалу прогрессивные преобразования в академические лекции вносит Гипатия. Её слава оставляет позади популярность отца — на обучение приезжают ученики из разных стран. Её бывший подопечный епископ Птолемаиды Синезий выверяет с ней богословские труды. На одной лавке в её школе, как прежде было заведено в Мусейоне, сидят рядом христиане и язычники. Растоптанный огонь знаний не затухает, а находит подобие былому очагу и снова разгорается вопреки окружающей серости.

Тем временем, сокрушение языческих святынь отнюдь не лишает противоречий самих христиан. Среди многочисленных направлений веры начинается внутренняя борьба. Епископу Феофилу неймется, он натравливает безграмотных, но смелых монахов Нитрийских гор на свою оппозицию — аскетичных Длинных братьев. Усиливая свое могущество, епископ создает собственную армию из парабалан. Последние были смелыми добровольцами, которые брали на себя обязанности санитаров, очищая город от трупов во время эпидемий и моров. Однако новые отряды парабалан пополняются отнюдь не сердобольными стариками, как было прежде, а бывшими солдатами и гладиаторами. И цель у них — иная.

В 409 году императоры Гонорий и Феодосий II издали новый указ, ознаменовавший приход времен средневекового мракобесия. В исполнение этого закона всем математикам повелевалось отречься от своих взглядов и принять христианскую веру. Однако смекалистый Феофил не стал настаивать на покаянии Гипатии. Ведь, благодаря её авторитету и стараниям, правитель мог утверждать о превосходстве культуры Александрии над Афинами, Константинополем и даже Римом. Хотя после падения Рима в 410 году от его былого величия осталась лишь память.

В 412 году на смену усопшему Феофилу руководство церковью принял его племянник Кирилл. До этого силами парабалан этот церковник избавился от конкурента — архидиакона Тимофея. После вступления в чин Кирилл разгромил единоверцев — христиан-аскетов новициатов. Следом после череды подлых убийств и разграблений из Александрии были изгнаны иудеи. Самоуправство нового епископа вскоре порядком надоело префекту Египта Оресту, и светская власть вступила в конфликт с властью церковной. Впрочем, жалобы Ореста в Константинополь не были подкреплены взятками чиновникам, в отличие от велеречивых отписок Кирилла. Поэтому положение префекта становилось всё более шатким.

Для расправы над Орестом епископ призвал нитрийских монахов. Они устроили на префекта засаду, окружили его, обвинили в измене христианской вере и повредили голову камнем. От кровавой расправы Ореста спасла помощь горожан, которым удалось схватить зачинщика нападения — некого Аммония. Следуя закону, префект казнил бунтаря. Но Кирилл выкрал тело и объявил Аммония мучеником. Коварство епископа-интригана достигло цели — Орест был подавлен. Более чем управлением городом, он занимался собственной безопасностью.

Гипатии было тяжело видеть то, как епископ натравливает людей друг на друга, как прячется за спинами охранников и стенами дворца её прежде мужественный ученик Орест. Её возмущало самоуправство Кирилла, однако выступить как политик она не могла. Зато смогла бросить вызов как ученый.

Проповеди епископа, который истолковывал в свою пользу учение Платона, заставили Гипатию открыто заняться изобличением любителя вольной трактовки. В ответ на её выступления парабаланы ночью подожгли чудом уцелевшие остатки Александрийской библиотеки. А после напали на сторожа и разбили инструменты для наблюдения за звездами. Было разрушено то последнее, что с таким трудом воссоздавалось Гипатией и её учениками. И всё же, под стать мужеству отца Гипатия продолжает изобличение Кирилла, находит явные противоречия между поступками епископа и христианскими законами. Её постоянно слушают десятки александрийцев, в числе которых достаточно много влиятельных христиан.

Епископ понимает, что каждое слово Гипатии бьет по его авторитету сильнее молота. Он не намерен терять власть, обретенную таким трудом и богатыми подношениями. Кирилл подстрекает своих прирученных парабалан и нитрийцев напасть на свою отважную оппонентку.

Заказная охота на Гипатию завершилась успехом. Жестокая расправа описана Сократом Схоластиком в «Церковной истории»:

«…Когда она возвращалась откуда-то домой, они стащили её с носилок и привлекли к церкви, называемой Кесарион, потом, обнажив её, умертвили черепками, разорвали на части, а куски тела снесли на место, называемое Кинарон, и там сожгли…»

Даже сухие строки летописца вызывают ужас. А если представить как озверевшие фанатики, будто натравленные трусливые гиены, стаей набрасываются на уже убеленную сединами, но красивую и гордую женщину. Как они теряют человеческий облик от страха перед её мудростью и незримой духовной силой. Как они срывают с неё одежды, чтобы видеть её смерть наверняка. Как уже забитую заживо Гипатию кромсают едва заостренными черепками, превращая её тело в груду мяса и костей. Их суеверному страху этого мало и они предают останки женщины огню.

Изуверское убийство Гипатии, совершенное в марте 415 года, так и осталось безнаказанным. Присланный из Константинополя для расследования сановник Эдиссий вернулся в столицу с множеством даров от Кирилла, а потому и без результата. Преступниками были признаны безликие «ненавидевшие мир мятежники». После расправы над Гипатией Орест в обмен на свою жизнь признал безраздельную власть Кирилла. Это обстоятельство отвратило от Александрии все надежды просвещенных людей на возрождение науки. Ученые покинули город.

Позже, канонизировав епископа Кирилла, церковь пыталась представить Гипатию христианкой, погибшей по навету. Тот же Сократ Схоластик, стушевывая роль епископа в гибели женщины-ученого, в качестве инициатора расправы упоминает «некоего чтеца Петра». А в «Житии святого Кирилла Александрийского» о Гипатии пишут следующее:

«Она и замуж не пожелала выйти отчасти из желания беспрепятственно упражняться в любомудрии и изучении книг, но в особенности она хранила свое девство по любви ко Христу».

При этом церковниками как-то забылось, что имя Гипатия носила отнюдь не христианское, что занятие её противоречило канонам христианской морали, которая категорически запрещала женщине идти против воли мужчины. Гипатия была виновна в большем — она отважилась учить. И единственным богом её была наука.

Остановивший Солнце

«Если уж издавать трактат — надо в предисловии сказать все, что я думаю о праве ученого искать истину! И о праве невежд судить ученого!»

Николай Коперник

В старинном доме на улице Столярной в городе Калининграде (который прежде называли Кёнигсбергом) нынче разместился уютный магазин. Большинству покупателей и невдомёк, что стены этого дома видели Николая Коперника — того самого, кто первым возмутил церковь своим дерзким заявлением о том, что вовсе не Солнце движется вокруг Земли, а совсем наоборот. Но Коперник не жил в этом доме, сюда его приводила полудетективная и трагическая история его любви. Он приезжал в Кёнигсберг в тайне, рискуя навлечь на свою седую голову суровые наказания. Между тем, всем своим существом этот не избалованный блаженством каноник при первой же случайной возможности устремлялось к ней — к Анне. Каждая разлука с ней была столь жестокой, что пережить её без малейшей надежды на встречу, он был не в силах…

Четвертый и последний ребёнок в семье Коперников появился на свет 19 февраля 1473 года. При крещении Николаю досталось имя отца. Николай Коперник-старший был купцом, который в 1460 году поселился в польском городке Торунь. Здесь он достиг почета быть избранным судьёй. Здесь он нашел свою любовь в лице Варвары Ватченроде. Когда Николаю Копернику-младшему исполнилось 10 лет, эпидемия чумы унесла жизнь его отца. Растить одной четверых отпрысков Варваре помогали родственники. Но это бремя оказалось слишком тяжким, и, шесть лет спустя после смерти мужа, умерла и она. Страдания несчастных сирот ранили сердце брата матери — Лукаша Ватченроде, и он взял на себя заботу о детях сестры.

Лукаш был великолепно образованным каноником. Позже он стал епископом Вармийской епархии, заклятым врагом ордена крестоносцев. Вполне логично, что племянники столь именитого и авторитетного дяди — братья Андрей и Николай Коперники — пошли по его стопам.

Для становления в церковной карьере в 1491 году их направляют на обучение сначала в Краковский университет, где дядя был магистром, после — в Болонский университет, где вездесущий дядя являлся доктором канонического права. Невзирая на высокую протекцию, к учебе Коперники относились с почтением. Для получения стипендии они заочно были зачислены в каноники. Своё обучение братья окончили на медицинском факультете в Университете города Падуя, ухитрившись при этом выдержать экзамены на докторов богословия и права в университете города Феррара.

В 1506 году всесторонне образованный Николай прибывает в епископский замок Гейльсберг. Уже через год он становится советником епископа Ватченроде. В лице племянника старый Лукаш видел преемника, однако Коперник был не слишком амбициозен для такой должности. В 1512 году после смерти дяди Николаю приходиться вернутся в рыбацкий городок Фромборк. Впрочем, Коперника это ничуть не огорчает. Ведь здесь, с перерывом на проповеди, он может полностью посвятить себя своему любимому увлечению — астрономии, интерес к которой у Николая проснулся благодаря профессору Доминику Мария ди Навара еще в Болонье.

Коперник не открывал новые звезды, не проникал в тайны явлений. Да и о гелиоцентризме до него говорили многие. Однако подтвердить эту гипотезу никто не решался. Николай же при помощи довольно примитивных гороскопия и триквериума пытался математически доказать расстановку планет Солнечной системы. О своем предположении, а после и открытии, он высказывается более чем скромно:

«Мне пришло в голову, наперекор привычному мнению математиков и, можно сказать, наперекор здравому смыслу, осмелиться вообразить себе некоторое вращение Земли».

Несмотря на опасения и сомнения, в 1516 году Коперник пишет «Малый комментарий», в котором излагает своё видение мира.

Осенью 1516 года Коперник был назначен на должность управляющего владениями капитула в Ольштыне и Пененжно. Поначалу здесь ему пришлось вспомнить навыки врача и вступить в борьбу с эпидемией чумы. Как не хотелось Николаю закончить административную деятельность по истечению сроков полномочий в 1519 году и вновь погрузиться с головой в свои астрономические изыскания, но его добросовестность и хозяйская хватка становятся причиной повторного избрания его в 1520 году управляющим.

В те годы Польша героически отбивала напор крестоносцев. Руководство капитула под предводительством епископа предпочло удалиться из Вармии и наблюдать за развитием событий издали, будто с ложи балкона. Отважный Коперник остался самым старшим по чину и оказался единственным, кто мог вылечить раны и изгнать словом страх у напуганной паствы. Кроме того, он так талантливо организовал оборону города Ольштына, что от сурового врага удалось отбиться. Лишь в 1521 году, когда с Тевтонским орденом было заключено перемирие, Николаю дозволили вернуться в «родные пенаты» во Фромборк.

Памятуя боевые заслуги, в 1523 году его назначают канцлером (генеральным администратором) всей Вармии. В 1531 году папа делает Коперника своим представителем — нунцием в Ольштыне. В 1535 году Николай уже смотритель храмов и монастырей, или визитатор. После, в 1538 году — он снова нунций. Эти высокие назначения говорят о том, что при жизни Коперника церковь не осуждала его учение. Напротив — просвещенный папа римский Климент VII в 1533 году собрал кардиналов в Ватиканском саду, где все заслушали доклад папского секретаря Коперника о гипотезе гелиоцентризма. Его учение одобрили и даже позволили ему прочесть в Риме серию лекций. И лишь в 1616 году теория гелиоцентризма была признана противоречащей священному писанию. Последовало включение книги Коперника «О вращении небесных сфер» в «Индекс запрещённых книг», из которого эта работа была исключена лишь в 1835 году.

В 1528 году в довольно почтенном возрасте Коперник встречает свою любовь. Анна была дочерью знаменитого резчика по металлу Матца Шиллинга, который, по одной из версий, приходился Копернику дальним родственником по линии матери. Юная Анна настолько очаровала ученого, что заглавие столбца на астрономической таблице, предназначенного для планеты Венеры, Николай обвил рисунком листьев плюща, которые составляли герб семейства Шиллингов. Коперник разрывается между желанием сердца и голосом разума: ведь ему все-таки уже 55 лет и, как каноник, он держал обет безбрачия. Позволить себе разрушить тот уклад, в котором он прожил всю жизнь, сломать свою беспрекословную репутацию — для Николая такой шаг был не из легких. Поначалу он пытается противостоять нахлынувшим чувствам, но увы — это выше его сил. Он не может скрывать свою любовь от возлюбленной и… вскоре Анна Шиллинг переезжает в его дом в качестве экономки.

До поры, до времени коллеги-церковники переносили такое положение вещей с ворчанием, но и со стоицизмом. Однако в 1537 году избранный Вармийским епископом Ян Дантишек, получив донос от неугомонных доброжелателей, прервал идиллию в доме Коперника и повелел Анну выселить. Ей вменялось то, что она «свела с ума почтенного астронома». Кроме того, несчастной девушке было запрещено проживать в Фромборке. Ей пришлось уехать в Кёнигсберг, будто в ссылку.

Следует отметить, что в юности Коперник и Дантишек бывало, что и дружили. Но Николая не радовали интриги и загулы приятеля, и он прервал отношения. Прошли годы, и гуляка Ян превратился, как часто бывает, в оголтелого моралиста. Дантишек лицемерно мстил, угрожая Копернику взысканиями даже за тайную заботу об Анне. Неслыханная подлость епископа отразилась на здоровье Николая, ранее не знавшего болезней.

А с посещением Кёнигсберга великим астрономом была связана целая история. Чтобы церковники без вопросов выдали канонику Копернику разрешение в 1541 году дважды покинуть Фромборк, подключился его приятель — кёнигсбергский герцог Альбрехт. Он сочинил историю с болезнью своего друга Георга фон Кунгейма, которого, якобы, мог вылечить лишь ученый-универсал Коперник.

На деле же Николай приезжал на встречу с возлюбленной — Анной Шиллинг. В связи с переживаниями о таком несправедливом положении вещей его здоровье продолжает увядать. Он начинает себя винить в том, что с его возлюбленной обошлись так бесчеловечно. Вскоре после путешествий в Кёнигсберг, летом 1542 года у Коперника открывается легочное кровотечение и его охватывает паралич правой стороны тела. Смерть подбиралась долго и мучительно.

Она настигла Коперника лишь 24 мая 1543 года. По легенде перед смертью в руки увядающего ученого вложили только что вышедшую книгу «О вращении небесных сфер».

О дальнейшей судьбе его возлюбленной, увы, ничего не известно.

«Пора в путь, душа моя!»