Дарья Месропова: мне интересен человек прямоходящий после этого всего

Повесть о пятнадцатилетней шахматистке с расстройством пищевого поведения, которая не верила в себя, но легко поверила в злой рок — «Мама, я съела слона» — принесла Дарье Месроповой третье место в седьмом сезоне премии для молодых авторов «Лицей» и специальный приз журнала «Юность». А блогерское жюри присудило ей победу в специальной номинации партнера премии Rideró «Выбор книжных блогеров». По просьбе редакции книжная активистка и член жюри блогеров Евгения Власенко поговорила с Дарьей Месроповой о шахматах, мультиках, янг эдалте и реальности, которая бессовестнее литературы.

---

— Расскажи, откуда столько знаешь про шахматы?

— Шахматы окружали меня с детства, благодаря папе. ­Он шахматист и детский тренер, но меня почему-то играть не научил. Возможно, я горячо сопротивлялась. Так что до начала работы над текстом знала очень немного: фамилии чемпионов мира и что конь ест буквой «Г». Остальное — систему жеребьевки и присуждения очков, маты и паты — пришлось осваивать по ходу дела. Зато теперь при желании смогу написать положение о проведении турнира.

— Готовясь к нашему интервью я наткнулась на новостную заметку о несчастном случае, произошедшем весной прошлого года в Краснодарском крае с участницей шахматного турнира. Был ли у героини твоей повести реальный прототип? И как в целом выбираешь темы для своих произведений?

— Реального прототипа не было. В моем представлении шахматисты-подростки ничем не отличаются от просто подростков, а про них я знаю по личному опыту и по наблюдениям за сестрой (ей 16). Она же поставляет мне интересные образцы разговорной речи. Моё любимое на сегодня: «элпэшка», от сокращения лп — лучшая подруга.

Это забавно, но на тему «Мама, я съела слона» меня натолкнул мультик «Кунг-фу панда». Помнишь, там все гоняются за свитком Дракона, который дает невероятную силу. И вот главный герой открывает заветный свиток и видит только своё отражение. Потому что не бывает никаких сил, кроме внутренних. «Ложки нет, Нео». Есть только то, вот что мы верим.

Когда решила, что хочу написать об этом, поняла, что для фона лучше всего подойдет спорт. А про какой спорт я знаю больше, чем ничего? Конечно, шахматы. А в шахматах, как и в любом спорте, пик карьеры приходится на подростковый возраст — вот и определилась героиня. Примерно так в моей голове разворачивается будущее произведение. На идеи некоторых других рассказов меня натолкнули газетные заголовки, разговоры с таксистами и случаи в электричке. Общественный транспорт вообще неисчерпаемый источник вдохновения.

— Сложно ли писать о подростках? В чем вообще на твой взгляд особенность янг эдалта как направления? И почему он тебе интересен?

— О подростках писать не сложнее, чем о людях вообще. Уверена, что текст, написанный со смыслом и с вниманием к деталям, может найти отклик и у молодых читателей, и у немолодых, и даже у пожилых. О том, что я пишу янг эдалт, узнала от издателя. Конечно, слышала и раньше про такое направление, но его рамки так сильно размыты, что как будто вовсе не существуют. Ну или я не улавливаю. Кажется, что определять книгу по аудитории важнее для книготорговли, чем для творчества.

— Можно ли сделать текст достоверным для молодых взрослых и не раздражающим для взрослых взрослых? На чьей ты стороне как автор и к кому, прежде всего, обращаешься в своей повести?

— Предположу, что раздражающим для не-молодых взрослых становится не язык и не атрибутика текста, а полное отсутствие смысла. Если этот вопрос решен, то как будто и проблем не возникнет. Любят же взрослые детские мультики. Мой любимый «Пластилиновая ворона», к примеру. Малыши хватают с поверхности, взрослые черпают из глубины, но все находят для себя подходящий уровень. В общем, я хочу сказать, что не ориентирую текст на молодых взрослых или взрослых взрослых, поэтому мне сложно выбрать «главного» адресата.

— В повести есть немало травмирующих событий. Прочитав ее, у меня сложилось впечатление, что подростки куда менее болезненно переживают опыт физической травмы, чем взрослые. И наоборот: эмоциональные травмы, невидимые, витающие в воздухе внутри семьи, переносятся молодыми взрослыми сильно тяжелее, в то время как взрослые их вытесняют. Так ли это на твой взгляд? И почему?

— Могу сказать только о себе. Я не знаю, какой опыт пережила легче, какой тяжелее, какой выбрала бы, будь у меня выбор. Я даже не знаю, пережила ли. Но знаю, что шансы есть. Что касается книги, то я больше сосредоточилась на психологическом и эмоциональном состоянии героев, так как с физическим насилием всё более-менее ясно: это плохо, это непорядок, общество с этим борется. А вот с эмоциональным насилием всё гораздо сложнее. Недавно я прочитала исследование по социально-психологической реабилитации, и узнала, что безразличие к ребенку и пренебрежение к его нуждам тоже считается жестоким обращением. Смысл, конечно, не в категории, а в том, как легко мы на самом деле ранимы. В книге мне хотелось на примере показать, как кажущиеся невинными слова могут кого-то разрушить до основания. И это тоже работа со словом, и эту работу обязан делать каждый из нас.

— Я успела прочитать твой рассказ «Портфель», опубликованный в «Юности». Этого мало для обобщения и формулирования темы творчества, конечно, однако и этот рассказ, и повесть «Мама, я съела слона» затрагивают темы поведенческих и психических расстройств. В повести это — РПП у героини и неназванное расстройство у ее отца, в рассказе — как будто шизофрения. Почему ты идешь в эту сторону?

— Мне интересны покореженные люди. Кажется, что на самом деле мы все именно такие, а вовсе не такие, как в рекламе зубной пасты. И пора уже признать, что для печали и сумасшествия не нужны большие потрясения. Достаточно жить, ходить на работу и исправно платить за свет. В каком-то смысле мы все тяжело больны.

— Ты занимаешься литературной критикой. Как это отражается на твоей писательской работе и творческой идентичности? Как ты разводишь эти максимально разные ипостаси?

— Влияния не ощущаю, а вот разницу между этими двумя видами литературного творчества отмечаю. Критика требует постоянного включения в инфополе, хороший критик должен знать, что о предмете сказали вчера в литературной гостиной, позавчера в таком-то журнале и год назад на пьянке в Липках. Занявшись созданием художественного текста, я максимально отошла от чужих голосов. И наконец услышала свой голос. В этом плане, конечно, проза ощущается гораздо свободнее. Но от критики я ни в коем случае не отрекаюсь, просто исследую новые возможности слова.

— Назови три темы, проблемы или вопроса, которые тебе сегодня наиболее интересно исследовать через письмо?

— Мне интересно всё про человека и его внутренний мир. Пусть будет такой ответ: мне интересен человек странный, человек травмированный и человек прямоходящий после этого всего.

— Что мотивирует тебя сейчас писать? Я намеренно ухожу от слова «вдохновляет», поэтому уточню: на чем ты сейчас работаешь, из чего черпаешь?

— Обожаю всяческую жизнь, и работаю на материале сегодняшнего дня. Меня в меньшей степени интересуют истории народов и в большей частные истории людей. Абсолютно у каждого человека есть история, которая может стать книгой. Вижу свою задачу в том, чтобы написать таких книг побольше.

— Расскажи о первом опубликованном произведении и о публикации, которой на текущий момент больше всего гордишься?

— Вообще я люблю все свои тексты, но первое, наверное, всегда особенное. Первый рассказ «Плод» опубликовали по опен-колу в журнале «Незнание». Когда увидела свое имя в списке обрадовалась так, что даже «Лицей» меркнет. Потому что до этого я прозу не писала и не была уверена, что это кому-то интересно. Отбор показал — интересно, можно продолжать. Ну вот я и продолжаю.

С гордостью пока напряженка. Я человек самокритичный (недаром критик) и старые тексты как будто уже переросла. Ощущаю себя пока на стадии больших надежд. Жду много от самой себя в романе, над которым работаю. Если все получится, то этот текст определенно даст мне повод для гордости.

— Можно чуть подробнее про роман, над которым сейчас работаешь?

— Повесть «Мама, я съела слона» на самом деле роман и задумывалась как роман. Просто на момент старта приема рукописей на «Лицей» у меня была готова только одна линия. Я довела её до логического завершения, назвала повестью и отправила на конкурс. Дальше вы знаете. Параллельно со всеми этими потрясающими событиями я продолжала и продолжаю писать. В романе появится еще один голос, еще один взгляд, чтобы показать многомерную картину мира. Рассчитываю, что роман «Мама, я съела слона» превзойдет повесть.

— Насколько я знаю, у романа уже есть издатель. Когда планируется выход книги?

— Да, это правда. Роман выйдет в издательстве Альпина.Young Adult. Планируем, что до конца этого года. Сама жду не могу!

— Насколько сложным был твой путь к изданию? И вообще с какими трудностями ты чаще всего сталкиваешься как писательница?

— Самое сложное в написании книги для меня — держать удар. Причем это не одноразовая акция, а может длиться годами. Всё время хочется сдаться, пока не открывается второе, или третье, или десятое дыхание. И в этих условиях отсутствия кислорода ты должна оставаться креативной, позитивной, а еще на работе не отставать, да и домашним время уделять. Честно, это сложно. Реальная писательская жизнь оказалась далека от её экранной версии Керри Брэдшоу.

​​Внешний мир никаких преград не чинил. Первую главу я написала на курсах по писательскому мастерству, куда пошла за поддержкой комьюнити, так как Литинститут к этому моменту уже закончила. В конце курса был питчинг с издателями, где мою работу отметила Татьяна Соловьева — редактор Альпина.Проза. Татьяна передала мои контакты направлению Young Adult, со мной связались, я презентовала свою задумку и спустя время подписала контракт на роман. Всё произошло быстро и приятно.

Считаю, что в моём случае сработал эффект синергии: и решение пойти на курсы, и хороший текст, который выдвинули на питчинг, и, конечно, внимательный издатель. Большой сердечный привет Татьяне Соловьевой!

— Кто твои литературные идолы? На чье творчество тебе хочется равняться?

— Люблю Евгению Некрасову, Оксану Васякину. Не перечисляю конкретные книги, потому что все великолепны. С трепетом отношусь к творчеству Кати Манойло. Мы дружим, но не только поэтому. Восхищаюсь смелостью ее художественного высказывания, да и смелости в целом.

— Как относишься к критике и отзывам на свои тексты? Что писали блогеры про повесть?

— Грех жаловаться, блогеры выбрали меня из остальных финалистов. Но вообще хотелось старой-доброй критики: подробный анализ сюжета, композиции, геров, языка. Такая обратная связь помогает понять: ага, вот эту задумку в тексте считали, а вот это не сработало, не докрутила.

А вот отзывы читателей попали в самое сердечко! Одна девушка нашла меня в соцсетях и поблагодарила за точность в описании эмоций, мыслей и даже запахов, которые сопровождали ее в детстве на турнире. Напомню, я не была ни на одном турнире, поэтому воспринимаю как комплимент своему писательскому мастерству. Очень здорово получать живой отклик, бесценная обратная связь для автора.

Появились у меня, кстати, и хейтеры, но пока все такие интеллигентные, что даже обидеться сложно.

— Как оцениваешь опыт участия в премии «Лицей»? Насколько важна для тебя была победа? Считаешь ли ты себя победительницей? Что для тебя победа в блогерской номинации?

— Опыт участия в «Лицее», кажется, можно сравнить разве что с церемоний вручения «Оскара». Стоять на сцене под вспышками фотокамер — не думаю, что в моей жизни будет что-то подобное снова.

На победу я изначально не рассчитывала, но по мере развития событий входила во вкус и с каждым новым списком внутренне претендовала на большее. То, что получилось в итоге (1 место в жюри блогеров, 3 место в основной номинации и спецприз журнала «Юность») меня вполне устроило. Отвечая на вопрос, чувствую ли я себя победительницей, ответ да, чувствую. При чем это никак не отменяет заслуг коллег. Для себя я победитель.

Почему именно жюри блогеров выбрало меня затрудняюсь ответить, ведь, судя по отзывам, фавориты были другие. Кажется, что это как на спортивных соревнованиях. Каждый достоин победы, но у кого-то одного всё совпало ­— и ветер подул попутный, и ноги не подвели, и группа поддержки кричала громче. Кстати, у меня была самая большая группа поддержки на церемонии награждения, и это круто!

— Читала ли ты кого-то из коллег по короткому или длинному списку «Лицея» и какие произведения можешь отметить?

— Да, я читала коллег-прозаиков. Для себя отметила рассказы Анны Шипиловой и Анны Лужбиной, начала роман «Полунощница» Нади Алексеевой. Будет время после окончания своего романа — займусь этими текстами всерьез.

— Третий приз премии «Лицей» полмиллиона рублей. На что потратишь эти деньги?

— Ждала, когда же наконец спросят. Хотела придумать остроумный ответ, но не придумала. Потрачу на семейные нужды. У меня три кота, сами понимаете, деньги всегда нужны.