Дина Гусейн-Заде: «После катастрофы происходит переосмысление»

Книга Дины Гусейн-Заде «Пуговицы» напоминает лоскутное одеяло, она состоит из отдельных историй, которые будто уводят от последовательного повествования, но в конце становится понятно, куда они вели и почему соединены именно так в этом причудливом, иносказательном покрывале текста. Литературный критик Мария Хмара в рецензии на книгу отмечает: «Дина обрамляет книгу двумя авторскими, честными и прямыми, обращениями к читателю, и эти обращения, не лишая нас окончательной свободы, все же направляют и подсказывают, чего именно от такого чтения ждать, какие смыслы считывать, какие надежды взращивать. Есть в этом кое-что ценное. Развивать в себе искусного читателя – значит воспитывать в себе вдумчивого и чуткого человека, способного направлять внимание на то, что внимания достойно. И, на мой взгляд, истории Дины Гусейн-Заде – истории о внутренней силе, о подъеме после падения, о мире во всех смыслах этого слова – достойны, поскольку целительны и актуальны в любых условиях. Всегда». Книга вошла в рекомендованный «Список литературы» и предлагается всем любителям жанра Young Adult.

– Дина, давайте знакомиться, расскажите о себе, пожалуйста. Кто вы по профессии и как начали писать?

– Добрый день! Начну, пожалуй, почти с самого начала. С детства я увлеклась природой, рассматривая зверюг в научных книжках и гоняясь за жуками в бабушкином огороде. Почти параллельно я зачитывалась историей и мифологией Древнего мира. Да и вообще, мифы и сказки разных времен и народов манили меня как мотылька на лампочку Ильича. В природе я видела хрупкую монументальность, в сказках — вековые секреты человечества. Все хотелось познать и разгадать! Впоследствии я окончила МГУ, географический факультет, кафедру биогеографии. Там выбрала себе специализацию «герпетология» (наука, изучающая рептилий и амфибий). Ну, потому что милашки они!

После работала и по образованию, и журналистом, и волонтером на острове Комодо, а затем нашла себя в профессии горного гида. Но случился момент, когда у меня произошел нервный срыв, после которого я и начала писать книгу. Можно попытаться собрать вокруг товарищей типа Фрейда, Юнга и прочих и долго обсуждать, как же так получилось. Но часть из этого вкратце такова: мне раньше казалось, что должно произойти исключительно что-то волшебное и вот тогда заживу! Но волшебство не наступало, а все больше начинали топтать приземленные обязательства, и волшебники оказывались обычными людьми. Вместо того чтобы выйти из того, что меня приводило в уныние, я решила попытаться приспособиться к этому болоту. Несмотря на безусловную красоту болот с их ягодками и росяночками, сложно из трясины вылезти и пойти вершить свои великие дела. В итоге меня затянуло, и я чуть так не потопла. Но где-то уже на уровне торфа на меня нашло вдохновение сесть и начать писать! Разные сюжеты, где все переплетено со всеми, люди из этих историй как будто вытягивали меня. А как только я встала на твердую землю (теперь-то у меня было с чем сравнить), то поняла, как важно самой себе быть волшебницей и создавать свое волшебство. С тех пор так и живу: путешествую автостопом, лазаю по горам, джунглям, барханам, городам и, если позволяют, с уважением захожу «на чай» в души людей. В мире столько всего интересного! Это ли не волшебство!

– В предисловии к книге «Пуговицы» вы говорите, что написали ее для тех, кто «готов копнуть глубже внутрь себя», что ее цель расшевелить в человеке воображение, и приглашаете читателя к сотворчеству. Поделитесь, как возник замысел собирать коллекцию ваших историй-пуговиц?

– Открою вам секрет. Хоть я и не очень похожа на свою основную героиню Надежду, но чувствую с ней родство и передала ей свое маленькое хобби! Да, я тоже собираю пуговицы с дорог. Однако в книге хотелось этим предметам придать больше значения, одарить их кусочками душ своих владельцев и добавить символизма. Пуговицы в моем произведении  — это аллегория на чувства, истории, наследие или целые жизни.

По поводу моего замысла. Есть мнение, что готовые продукты телевидения не оставляют места для воображения. Мне нравится смотреть на чужие реализации, но хочется иметь самостоятельность, иметь свое видение. Книги помогают этому больше. Однако я задумалась и тут, а так ли далеки в этом смысле книги от фильмов? Ведь зачастую и в тексте напрочь утопаешь в описаниях. Это тот тип воображения, который ориентируется на автора, но не на читателя. Например, зеленый цвет можно представить миллионами оттенков, но он худо-бедно остается все же зеленым. И я подумала, а что если пойти дальше? Поэтому я и создала таким свое произведение «Пуговицы». Так, чтобы читатель сам многое решал. Ведь если копнуть вглубь воображения, то так можно же докопаться до чего угодно: и до костей неведомого зверя, и до сокровищ забытой цивилизации!

– Если бы вам нужно было представить вашу книгу в двух-трех предложениях, что бы вы рассказали, о чем она?

– Аннотацию к книге я писала и переписывала почти год! А потом еще раз переписала. Потому что я не знала, как уместить все свои задумки в триста знаков! Да и в четыреста, да и даже если в пятьсот – не могла представить. Наверное, это произведение про разные судьбы, которые ведут человека к тому, что он для себя видит. Иногда это про то, что человек сам себе кузнец, иногда это про то, как сложно выйти из привычки жить определенным образом. Некоторые живут прошлым, некоторые – будущим и редко – настоящим.

– Вторая часть книги – постапокалиптические интервью с теми, кто выжил после Удара, она не связана с первой? Когда вы ее писали и почему обратились к этой теме?

– В моей книге, что такое «Удар», не сообщается. Это абстрактная катастрофа и больше походит на падение метеорита или взрыв бомбы или хим- или биооружия, а может нервный срыв в голове одного взятого человека. Я попыталась написать так, чтобы вы сами для себя представили и решили, что же произошло.

Наверное, в первую очередь, оно навеяно военными действиями в такой близкой моему сердцу стране, как Сирия. С первого посещения я полюбила ее гостеприимных людей бесконечно сильно. Собственно говоря, до начала всех этих событий я была там несколько раз, в основном жила в необычном христианском монастыре. Чарующая старинная церковь с пристройками в виде женского и мужского крыльев келий находилась в горах каменистой пустыни, и чтобы туда попасть, надо было долго-долго подниматься по ступеням виляющей из стороны в сторону лестницы. Уникальность заключалась не только в том, что это был монастырь смешанного типа, но в этом месте под патронажем Ватикана верили в некоторые – сейчас будет неожиданно – пророчества Мухаммеда! А еще там каждый день была практика медитации. Да, и тут вы тоже не очитались. Воистину нестандартное место! Там я начала свой долгий путь более глубокого изучения Библии и Корана, а затем меня заинтересовали и некоторые другие религии, например, буддизм. Тогда, практически пятнадцать лет назад, я сидела на скале и все думала, а готово ли новое общество и нужно ли ему теперь найти нового пророка? Наверное, век для новых мировых религий прошел, но если нет, то в следующий раз им определенно должна быть женщина!

А потом в Сирии началась эта бойня. Сначала казалось, что это должно быстро закончиться, так как внутри страны не было никаких тотальных предпосылок в это играть. Люди жили своей жизнью: ели хумус, выбирали цвет наволочек, мечтали о классном автомобиле, ходили на свидания, женились, растили детей. Но у провокаторов были свои планы. Большинство моих знакомых уехали из страны, один друг окончательно для всех исчез. Говорят, до сих пор там опасно. Не могу утверждать. Больше я туда не ездила.

Но война где-то там разыгралась и в моей голове. Особенно, когда мне сказали, что закроются границы и начнутся войны. Я задумалась, а что, если и на мой порог придет война, что я должна буду сделать для себя и близких? История пишется победителями, но есть явные факты, что она полна жестокости одних людей по отношению к другими. Какой урок я могу из этого вынести? Как реагировать? Отдаться страху и потерять себя? Поддаться панике и стать животным? Я решила, что знания мне помогут в случае чего остаться в себе и остаться Человеком.

И потом произошел мой собственный «Удар», удар в моей голове. Он поменял мою жизнь кардинально, как и жизнь всех героев этой части книги. Сначала персонажи зародились как неясные силуэты, как будто близоруким взором смотришь на далекие фигуры, сотканные из букв. Но совсем скоро после я начала активно путешествовать, встречать разных людей, и каждый герой стал для меня живым, другом и даже учителем. Я знаю про них намного больше, чем то, что написала в этих поверхностных интервью «на словах». Ведь параллельно с их наполнением я работала над собой, чтобы в случае чего быть готовой выжить, защищаться и защищать. Возможно, что мне это и не пригодится, но знания помогают не бояться неизвестности. И эту внешнюю уверенность, но внутренние сомнения я постаралась вложить в главную героиню. Через глаза и слова разных людей нам видится, что она не та, кем многим представляется, и она не притворяется, что знает все. Мы даже, наверное, не до конца понимаем, как же быстро и тяжело ей приходится принимать решения там, где не хочется принимать их совсем. Но не это ли быть человеком, а не деревянным идолом, от которого однажды останется только пепел на страницах истории?

Это произведение еще и написано под впечатлением от книг и статей про свойство человека меняться после сильных потрясений. Например, было интересно узнать про новый взгляд на мир у некоторых людей, которые пережили ужасы Второй мировой войны. Были те редкие люди, которые рассказывали, что до – назовем это «Ударом» – они просто бессмысленно жили, плывя по течению. Во время же и после катастрофы у них произошло некоторого рода осознание, переосмысление, просветление. Человек вдруг познал более глубинный смысл своей жизни, чем просто быть высшим животными. Конечно, такое происходило очень у малого количества людей, и все же они были.

При параллельном интересе к различным верованиям для меня стало любопытным, что многие секты, часть из которых переросли в религии, в свое время получили распространение и развитие совсем не от легкой жизни их последователей. Сам Будда утверждал, что путь познания лежит через страдания.

Структура всей этой книги (вместе с «Пуговицами» и «Миром после Удара») порой напоминает пилообразную схему адаптации поднятия на высокую гору: постепенно книга ведет вверх, периодически возвращая обратно. Картинки к частям книги представляют собой стадии развития бабочки/мотылька. Немного приоткрою завесу тайны, почему на обложке, а также в тексте я повторяю эту идею. Бабочка — символ души, бессмертия, возрождения и воскрешения, способности к превращениям, к трансформации, так как это крылатое небесное существо появляется на свет, преображаясь из мирской гусеницы. Поэтому «Пуговицы» – это прохождение от стадии яйца до стадии бабочки. «Мир после Удара» начинается картинкой как бы изображения удара, а заканчивается картинкой бабочки, окруженной этим же изображением удара, но теперь как ореолом просвещения.

Постапокалиптический рассказ был ранее даже не в конце «Пуговиц», но его место сейчас после основного произведения, это намек, что для большего осознания своей жизни необходим какой-то толчок, или «Удар». Порой только страшная катастрофа, только сильный удар в жизни может заставить откинуть мишуру и возвыситься над самим собой. Отдельно взятый «Удар» может быть шансом для отдельно взятого человека; масштабный «Удар» может быть шансом для всего человечества.

– В послесловии вы рассказываете, что через несколько лет начали встречать описанных вами людей и истории в реальной жизни. Например, как это было?

– Я собирала своих персонажей из качеств моих знакомых. Были и те, чей прототип я ранее не встречала в жизни. Но потом я действительно встречала людей, которые говорили или даже вели себя как мои персонажи. Так я встретила фарфорового мальчика, женщину-маугли, мужчину с усами, очередного бродягу по имени Мира, уникального для меня Пи и некоторых других. Про все эти встречи я рассказывать не буду, иначе получится отдельная книга, которую я пока не планирую выпускать. Поделюсь одной из самых вкусных историй. 

Помню, как, разговаривая с человеком, никак не могла отогнать мысль, как же мужчина похож на моего персонажа! Того самого, у которого даже есть свое имя, в отличие от массы других! И совсем вскоре я слышу от него: «Кстати, когда я был маленьким, меня другие дети называли Пи». Сказать, что мне стало не по себе, – не то. Меня прошиб пот, и я уставилась на него, как если бы он только что превратился в дракона, пуляющегося треской!

Он смутился:
– Что такое?

А я замямлила:
– А с чего бы тебя так называли? И почему ты вообще решил мне это рассказать?

– Ну, просто решил поделиться подробностью из детства. А называли меня так не помню почему. Наверное, шибко умный был. Да и имя ведь мое начинается на «П».

Очень странно встречать персонажей из своего воображения в жизни. Начинаешь активно верить во все возможное, вплоть до единорогов и реинкарнации Ванги. Cтранные делишки творятся в этом мире!:)

– Что для вас значит эта книга?

– Однажды, когда я с гигантским рюкзаком за плечами бродила в ночи где-то в трущобах Азии, то придумала этакую «Философию наследия и наследников». Она про то, что в большинстве своем человек хочет что-то оставить после себя, как-то обессмертиться. Кто-то оставляет наследников: детей, внуков, воспитанников, в которых вкладывает генетику и/или воспитание. Кто-то наследие: научные работы, теоремы, фильмы, книги, картины, корзины, картонки, посты в интернете. Кто-то и то и другое. Я не очень видела себя счастливой матерью, которая блаженно выдохнет, что вот теперь-то будет кому стаканы носить в старости. Но скорее той, кто оставит что-то из мира науки или искусства, надо только нащупать для себя, что именно. Книга «Пуговицы» – это и есть одно из моих наследий. Эта книга – мое дитя. И я, как мать, которая создала ее в первую очередь для себя, мать как по Фромму, люблю ее безусловной любовью. Люблю за то, что она моя, что она вышла из меня на свет. Люблю безусловно, потому что ничего от нее не ожидаю, не мучаюсь вопросом, понравится ли мое дите другим, не жду от нее великих или плохих дел. Просто люблю и радуюсь, что она есть! Она – мое чудо Жизни! 

Искренне,
Дина Гусейн-Заде